Нестерова Наталья. Позвони в мою дверь

   Потапыч, Миша Потапов, приятель и коллега, с которым Петров поехал в командировку, недавно стал дедом. Свою дочь, как говорил Петров, Потапыч родил в детском саду и там же оставил на попечение государства. Она пошла по стопам родителей и в девятнадцать лет родила девочку. Сорокалетний Потапыч и его жена весь неизрасходованный родительский запас обрушили на внучку Анечку, которую им с удовольствием подсунули молодые.
   В большом универсальном магазине они бродили три часа, и Потапыч скупал товары для своей любимицы в таких количествах, что на таможне, уверял Петров, их примут за челноков.
   Мысль прихватить что-нибудь для близнецов пришла Петрову, когда они добрались до отдела детского трикотажа. Петров сделал покупку за компанию, хотя ему больше хотелось за компанию удавиться или удавить Потапыча. Петров купил две вязаные пестрые шапочки с помпонами, их упаковали в яркий пакет и еще в придачу дали две маленькие мягкие игрушки.

* * *

   Зина открыла Петрову дверь и тут же побежала в ванную.
   — Проходите, мы купаемся, извините, — проговорила она на ходу.
   Петров остался с пакетами в прихожей. «Как дурак, — подумал он. — Скажу, что зайду позже. Нет, минутное дело, отдам и привет».
   — Можно? — Он приоткрыл дверь ванной.
   — Проходите, — разрешила Зина.
   В наполненной на треть ванне Ваня с Саней сидели в окружении игрушек и колотили ладошками по воде.
   — О, как ребята выросли. Богатыри.
   — Правда? — Зина довольно улыбнулась. — А я вот не замечаю, только тяжеленные стали.
   Они услышали звонок телефона. Зина просительно посмотрела на Петрова:
   — Наверное, сестра. Бабушке сегодня вызывали врача. Вы не побудете здесь три минуты?
   — Никаких проблем.
   — Спасибо, главное, смотрите, чтобы они не утонули.
   Зина вышла, а Петров присел на корточки и положил локти на бортик ванны.
   — Ну что, орлы? Куда плывем?
   Один из малышей подхватил игрушку и запустил ею в Петрова. Попал прямо в глаз.
   — Ты что буянишь? Как тебя? Саня? Ваня?
   И тут же получил от второго удар в другой глаз.
   — Ребята, прекратите хулиганить! Давайте лучше гули-гули.
   Близнецы ответили дружными шлепками ручек по воде. Через секунду в ход пошли и их ножки.
   Петрова забрызгало по пояс. Он встал на ноги.
   — Вы просто специалисты по мокрым делам.
   Вдруг один из малышей так высоко поднял ножки, что спина откинулась назад и затылком он плюхнулся в воду. Петров бросился к нему и быстро вытащил. Тут же тем же манером ушел под воду второй.
   Петров достал и этого.
   — Спокойно! Дети подводника утонуть не могут, — уговаривал он прежде всего себя, потому что оцепенел от страха за детишек.
   Петров держал малышей за плечи, они явно пытались заплакать, но пока только чихали и выплевывали воду. Испуг у Петрова не проходил. Вдруг он слишком крепко сжимает им плечи, еще синяки останутся? Но близнецы корчились у него в руках, попки их скользили по дну ванны, и они снова норовили нырнуть.
   — Ребята, давайте жить дружно, — бормотал Петров. — Возьмите себя в руки! Кто это пытается плакать? А где у нас равновесие? А где у нас игруу-шечки? — елейно просипел он.
   Вопрос неожиданно заинтересовал не то Ваню, не то Саню. Он взял резиновую рыбку и протянул ее. Петров руки не убрал, дар он принял зубами.
   Второй малыш тоже протянул игрушку — пластмассового зайца. Петров выплюнул рыбку и закусил зайца.
   — Хорошие детки, — прогундосил он, не разжимая зубов. — Чем еще дядю покормите?
   Когда вернулась Зина, у них царила полная идиллия: во рту Петрова уже по третьему кругу побывали все игрушки. Особенно ему не понравился красный кубик, который никак не удавалось захватить зубами. Ребятам его шлепание губами, напротив, пришлось по душе. Они по очереди толкали в него этот кубик и весело хохотали.
   — Я вас не задержала? Спасибо большое, вы меня очень выручили. Вообще-то они очень спокойные, но иногда шалят.
   — На редкость тихие дети, — сказал Петров, поднимаясь.
   Зина не почувствовала его иронии, но Петров все-таки извинился:
   — Да нет, правда, симпатичные ребята.
   — А почему вы мокрый? Они вас забрызгали!
   — Ничего подобного, это я сам.
   Зина рассмеялась: Петров сказал это как мальчишка, который выгораживает приятелей. Мокрое и слегка растерянное лицо соседа впервые показалось ей симпатичным.
   — Вы что-то хотели? — спросила Зина. — Ванечка, не балуйся.
   Она забрала у Ванечки синего крокодильчика, которого тот пытался засунуть брату в рот. Петров; понимал недовольство Сани: крокодил горчил.
   — Я был в командировке и привез вашим малышам сувениры — там, в прихожей, пакеты.
   — Зачем? Спасибо, конечно, большое. Если вам что-нибудь будет нужно, не стесняйтесь и обращайтесь к нам. Я ведь целыми днями дома.
   Выходя из квартиры соседки, Петров улыбался Здорово он струхнул, когда ребята вздумали тонуть И как ловко они заставили его плясать под свою дудочку.

* * *

   Предложением Зины Петров воспользовался через несколько дней. Утром он занес ей ключ от своей квартиры и попросил отдать его симпатичной даме по имени Таисия.
   Когда Зина в семь вечера открыла дверь на звонок и увидела Таисию, она почувствовала себя размытым черно-белым снимком какой-то полевой травки напротив цветного фото пламенеющей розы.
   У Таисии были гладкие и блестящие черные волосы до плеч, большие продолговатые глаза, фарфоровая кожа и пухлые, подкрашенные алой помадой губы. Из-под воротника розового кожаного пальто двумя элегантными полосами на грудь спускался белый шарф.
   Они общались секунд двадцать: поздоровались, Зина отдала ключ, попрощались. Из этого времени одна секунда потребовалось Таисии, чтобы оценить соседку Павла, — замарашка. Вспыхнувшее в ее глазах любопытство тут же погасло и сменилось равнодушным презрением, нисколько не скрываемым.
   Зина вернулась в комнату и подошла к зеркалу. Сколько месяцев она в него не смотрелась? Конечно, по утрам и перед выходом на улицу причесывалась. Но с вопросом «Как я выгляжу?» — очень давно. Может быть, сделать стрижку? Нет, дорого, и хвостик на затылке удобнее, никаких укладок. Она посмотрела на свои руки. Пальцы от стирки покраснели и распухли, ногти с детским маникюром, то есть коротко стриженные.
   — Игорек, но ведь ты все равно меня любишь? — спросила она вслух.
   Отражение в зеркале могло претендовать только на любовь слабовидящего мужчины, если у него украсть очки. С таким лицом только в очереди стоять да у корыта со стиркой.
   — Ни-чи-во, — сказала Зина по слогам, отходя от зеркала. — Подумаешь, Таисия. Лицо с обложки.
   Кукла. Кукол с черными волосами не бывает. — Зина вздохнула и повторила:
   — Ни-чи-во! Вот мы вырастим, кренделей на голове накрутим, ногти накрасим и на шпилечках запрыгаем.

* * *

   Таисии исполнилось сорок пять лет, но даже самые злобные завистники не могли дать ей больше тридцати. Муж Таисии был президентом крупного банка. Несмотря на экстравагантную красоту банкирши, мужики подваливать к ней опасались, берегли головы. Петров не побоялся. Они познакомились на банкете в ресторане «Националь».
   Улучив минутку, он подошел к ней и заговорил просительным тоном тяжелобольного:
   — У меня очень слабые мышцы шеи. Народ крепится и старается на вас не пялиться, а я не могу.
   Я еще не окривел? Ведь у вас добрая душа? Вы не хотите, чтобы у меня развился печальный дефект?
   Вас будет мучить совесть, если вы не протянете руку страждущему.
   Крепость сдалась на удивление легко.
   — И где я могу вас подлечить?
   Лишаться жизни Петрову все же не хотелось, показываться в ресторанах с банкиршей он не собирался.
   — У меня дома вполне госпитальная обстановка.
   — Позвоните, — обронила Таисия и отошла.
   Занятая светской жизнью и заботами о своей внешности, Таисия выкраивала для Петрова одно-два свидания в месяц.

* * *

   Если сложить все время, которое Зина провела с Игорем за полтора года замужества, то получится чуть больше трех месяцев. Прошлым летом они познакомились в Севастополе, куда Зина приехала с подругой на каникулы после третьего курса художественного училища. Ей казалось потом, что в Игоря она влюбилась с первого взгляда, как только увидела на пляже в Херсонесе. Да в него и нельзя было не влюбиться. Внешности его могли бы позавидовать голливудские актеры: высокий, стройный, черты лица правильные — ни штриха не требуется, чтобы добавить мужского обаяния.
   В Москве, обнаружив, что беременна, Зина вначале испугалась. Но постепенно ошеломляющая мысль обернулась предвкушением чуда. Чудо сотворили они с Игорем. Зина позвонила в Севастополь и сообщила Игорю новость уже в восторженном настроении-. Ее не обидела его растерянность и отсутствие бурной радости, она помнила свои недавние страхи. Это пройдет, знала она. Любовь Игоря тоже усилится от сознания предстоящего отцовства. Разве не удивительно — появится человек, сотканный из их клеточек!
   Медовый месяц съежился до десяти дней — Игорь спешил в Североморск, куда получил распределение. Он тогда все время с удивлением рассматривал ее плоский живот и спрашивал, не ошиблись ли врачи. Начало семейной жизни омрачало решительное неприятие родителями Игоря его женитьбы.
   Они и на свадьбу не приехали. Игорь ушел в долгий поход, приехал на неделю уже после рождения близнецов, а затем на месяц в отпуск летом.
   Зина отчаянно скучала без мужа, но насладиться его присутствием мешали заботы, связанные с детьми. На Игоря в последние приезды сваливались обязанности няни, Зининой помощницы. К вечеру они оба выматывались, и на душевное общение, о котором так мечтала Зина, не хватало сил. Разговоры в основном касались главной проблемы: где взять денег и как распределить те крохи, что получал Игорь.

* * *

   Наступил октябрь, холодный и дождливый.
   У Зины не было теплой обуви, и она гуляла с детьми в стареньких кроссовках. Совершенно не думала, что может простудиться, заболеть. Нелепо и предположить — кто же тогда позаботится о детях?
   И все-таки она заболела. Началось с першения в горле, потом добавился кашель, озноб.
   Как назло, близнецы тоже плохо чувствовали себя, отказывались есть, капризничали и много плакали. Зина сбилась с ног, успокаивая их. Дважды после тяжелых ночей она вызывала детского врача, но та велела больше вызовов не делать.
   — У них режутся зубки, все нормально.
   — Знаете, ночью они так кричали! Мне страшно стало.
   — Так у всех. Вы сами заболели? Наденьте марлевую маску, чтобы детей не заразить.
   В третью бессонную ночь Зина стала терять чувство реальности. То она обнаружила себя спящей на стуле и едва не выронила детей, которых держала на руках, то не помнила, где ванная, и никак не могла попасть в нужную дверь. Когда она услышала запах гари и увидела, что зачем-то включила утюг, испугалась и решила позвонить сестре.
   И тут же зазвонил телефон.
   — Зиночка, — плакала на том конце Валя, — бабушке очень плохо. Я вызвала «скорую», ее отвозят в больницу, мы сейчас едем.
   — Очень хорошо, поцелуй их.
   — Кого «их»?
   — Поцелуй тебя и бабулю.
   — Зина, с тобой все в порядке? Что ты делала?
   — Я спала. Я очень устала. Ты мне позвони потом.
   Комната стала медленно кружиться и оплавляться, словно карамельная. Зина услышала, как снова заплакали дети, но пошла не к ним, а к входной двери.
   Петров, сонный, в трусах, открыл дверь на непрерывный звонок и не узнал Зину. Лицо ее закрывала белая марлевая маска, глаза закрыты.
   — Чего надо? — грубо спросил он.
   — Надо что-то делать, — пробормотала Зина и стала медленно оседать.
   Он едва успел ее подхватить.
   — Зина? Что с вами?
   Она висела в его руках бесчувственной куклой.
   Петров взял соседку на руки и отнес в комнату, положил на постель, с которой только что вскочил.
   Он понятия не имел, как надо обращаться с обморочными женщинами.
   — Зина, очнитесь, — тормошил он ее. — Хотите воды?
   Петров сбегал на кухню, принес стакан воды и побрызгал ей на лицо. Безрезультатно. Он вытирал с нее воду и почувствовал пальцами горячую кожу.
   — Я вызову «скорую», — сказал он. — Вы вся горите.
   — Дети и бабуля — это сейчас самое важное, — прошептала Зина, не открывая глаз. — Им плохо.
   — Что? Что вы сказали?
   Но она опять отключилась. Дети? Наверное, что-то случилось с близнецами. Петров представил себе пухлых карапузов Саню и Ваню. А почему нет? На его глазах они едва не утонули. Но тут он услышал плач за стеной и облегченно вздохнул — по крайней мере живы.
   Петров быстро натянул спортивные штаны, майку и побежал в квартиру соседки.
   Ваня с Саней плакали так исступленно, что казалось, еще один вздох — и они замолкнут навсегда. Петров не помнил, когда он последний раз слышал детский плач, но этот дуэт нагнал на него страху больше, чем Зинин обморок.
   — Тише, ребята. Все хорошо, все спокойно, — уговаривал он их.
   Петров брал близнецов на руки по очереди, но они плакали еще сильнее, корчились, вырывались.
   Через пять минут Петров почувствовал, что больше не может этого выдержать: голова звенела, словно собиралась взорваться.
   — Молчать! — рявкнул Петров. — Вы не можете затихнуть, чтобы я обдумал ситуацию? Вот так. Взяли по игрушке в руки и мирно их грызем.
   Выходя из комнаты, он еще погрозил близнецам:
   — Чтоб мне!
   Со «Скорой помощью» у Петрова были связаны очень неприятные воспоминания. На тренировке он поранил ногу, приехали бравые ребята, вкололи ему укол от столбняка, а заодно запустили вирус гепатита. Потом он месяц провалялся в больнице и уже не вернулся в секцию тяжелой атлетики.
   Петров набрал номер Потапыча:
   — Старик, мне нужен детский врач.
   — Тебе нужно проспаться, — буркнул сонный Потапыч.
   — Это ты приди в себя. Есть у вас хороший врач?
   — Есть. Козлов Александр Владимирович. Когда у Анечки появилась сыпь, мы…
   — Ты можешь его попросить приехать ко мне? — перебил его Петров.
   — У тебя гости?
   — Вроде того.
   — Не знаю, поедет ли он среди ночи.
   — Сколько он берет?
   — Пятьдесят долларов за визит.
   — Начинай со ста, только пусть прибудет.
   — Я слышу, как ребеночек плачет.
   Дети действительно опять заплакали.
   — Потапыч, если он заартачится, поезжай к нему, свяжи и доставь сюда. Ты понял?
   Петров не услышал ответа, потому что бросил трубку и помчался к малышам.
   Второй заход был уже легче. Теперь Петрову не казалось, что через минуту они помрут. Он сумел поменять мокрые ползунки, напоил водой из бутылочки, все время разговаривал с ними, даже песни пел. Он взял одного на руки, крепко прижал к груди и стал укачивать, пресекая попытки вырваться.
   Потом сообразил, что их лучше разлучить, чтобы не заводили друг друга. Он вышел в другую комнату и затряс малыша с новой силой. Кажется, мальчик отключился. Петров положил его на диван и пошел за вторым. Этого он тоже утряс, опустил в кроватку, сходил за первым и положил рядом — побоялся, что, проснувшись, малыш может скатиться с дивана. Теперь навестить мамашу.
   Спала соседка или пребывала в обмороке — он определить не мог. Она часто дышала, на щеках пунцевел румянец. Петров дотронулся до ее лба.
   Горячий. Что делать дальше?
   — Зина, очнись! — пытался он растолкать ее. — Зина, открой глаза. Черт подери, да приди ты в себя!
   С таким же успехом он мог будить манекен. Похоже, она не очнется, даже если резать ее на части.
   Позвонили в дверь. Петров пошел открывать — здоровый детина, выше Петрова на голову, с ручищами коновала.
   — Я врач Козлов.
   — Ага, — умно ответил Петров.
   — Вы просили меня приехать. Где ребенок?
   Козлов пребывал в большом раздражении. Его подняли среди ночи, позади сутки дежурства. А теперь он стоит перед мужиком, который держит его на пороге и хлопает глазами.
   Петров думал о том, что этот бугай сейчас разбудит детей, а успокаивать не будет. А если он, Петров, снова устроит им укачивание — сотрясение мозга ребятишкам гарантировано.
   — Послушай, — Петров сразу начал на «ты», — они только уснули. Может, чуть позже или вообще…
   — Что «вообще»? Какого лешего я тащился через всю Москву в три часа ночи? Ребенок болен или нет?
   — Их двое, близнецы. Пошли.
   Козлов шагнул ему навстречу.
   — Не сюда, туда. — Петров показал на квартиру соседей.
   Врач мыл руки и задавал Петрову вопросы.
   — Что с детьми?
   — Они орут.
   — Температура есть?
   — Не знаю.
   — Сколько им лет?
   — Не знаю, месяцев десять.
   — Что они сегодня ели?
   — Не знаю.
   — Стул был?
   — Наверно, то есть не знаю.
   Козлов выразительно посмотрел на Петрова. Тот не успел ничего объяснить, врач пошел в комнату, склонился над детьми.
   — Карточки дайте.
   «Ну, Потапов, сволочь, — разозлился Петров, — экстрасенса прислал. Сейчас по фотографии диагноз будет устанавливать. Убью сумасшедшего деда».
   — Извините, не знаю, где хранится фотоальбом, — процедил Петров.
   — То, что вы вообще мало знаете, я уже понял.
   Мне нужны медицинские карточки детей.
   — А! А где их хранят?
   Козлов, ничего не ответив, стал осматривать комнату. На стеллаже лежали стопки ползунков, пеленок, распашонок, выше — бутылочки, скляночки, какие-то кремы, на самом верху обнаружились карточки.
   — Так, значит, зубки режутся, — проговорил он, читая записи, — посмотрим, посмотрим. Памперсами не пользуетесь? — Козлов показал на кучу мокрых штанишек.
   — У нас от них яички перегреваются.
   — У кого это «у нас»? — удивленно спросил Козлов.
   — У нас — это у Вани и у Сани, — сказал Петров и указал на близнецов.
   — Так, значит, яички. Больше ничего не перегревается?
   Козлов явно издевался.
   — Послушай, — зашипел Петров, — я тебе объясню ситуацию. Я их сосед. Ясно? Сосед. Среди ночи их мать позвонила ко мне в дверь и тут же свалилась в обморок. Она, между прочим, до сих пор там бесчувственная лежит. Дети орут. Я чуть с ума не сошел. Попросил друга найти хорошего врача. — Последние слова Петров проговорил с ехидцей. — Что я не правильно сделал?
   — Все правильно, — потеплел Козлов. — Извини, мужик. Ну, давай-ка посмотрим этих молодцов.
   Козлов действовал очень ловко. Он достал одного младенца и положил на столик. Толстые большие пальцы нежно мяли животик малыша, а когда врач перевернул младенца на спинку, его грудка уютно поместилась в медвежьей лапе. При этом что-то приговаривал, задавал вопросы и сам же на них отвечал.
   — Замечательно здоровый парень, — заключил он и передал сонно вякаюшего младенца Петрову. — Поноси его немного.
   Козлов устроил мальчика на груди Петрова так, что головка оказалась у Петрова на плече, одну руку Петрова врач завел под попу малыша, а другую положил на спинку. Младенец оказался припечатанным к Петрову как осьминожка. Петров чувствовал легкое тепло ребенка, его молочно-кисловатый запах. В том, как ребенок прильнул к нему, было столько беспомощной доверчивости, что у Петрова возникла странная мысль: если бы сейчас кто-то покусился на мальчика, он бы перегрыз обидчику глотку.
   Козлов осмотрел второго мальчика, тоже взял его на руки, и они ходили по комнате, тихо переговариваясь и укачивая младенцев.
   — Я согласен с тем, — сказал Козлов, — что дети беспокоились из-за режущихся зубок. Десны у них распухли, но в остальном все в норме. Можно им, конечно, сделать укольчики, анальгин с димедролом, но я бы не стал. Мне кажется, что до утра они проспят спокойно.
   Петрова едва не передернуло, когда он представил, как в малышей всаживают иглы.
   — Не надо никаких уколов, — сказал он.
   — Вот и я так думаю. Все, клади. Где их мама?
   Петров, обрадованный тем, что дети не погибнут, забыл о Зине. «Еще одна морока», — подумал он и расстался то ли с Ваней, то ли с Саней почти с сожалением.
   Зина лежала в той же позе. Козлов склонился над ней, раздвинул веки и посмотрел, как реагируют на свет зрачки, потом посчитал пульс.
   — Это не обморок, — сказал он. — Ты температуру мерил? Нет? Достань градусник из моей сумки.
   Козлов расстегнул блузку на Зининой груди и неожиданно выругался:
   — Ешкин корень! Она что, до сих пор их кормит?
   — Понятия не имею, — пожал плечами Петров.
   Козлов ловко снял с бесчувственной женщины джинсы, блузку и лифчик. Петрова поразило ее почти детское, как у подростка, тело. Неужели это тело могло произвести на свет таких здоровых пацанов? Могло. И даже их выкормить — на сосках виднелись белые капельки молока. Это не вызвался у Петрова отвращения. Наверное, потому, что грудь была потрясающе красива.
   — Ну-ка, давай посадим ее, — сказал Козлов, убирая раковинку фонендоскопа от Зины.
   Петров держал ее за плечи, врач прикладывал фонендоскоп к спине.
   — Все, клади обратно, — сказал Козлов. Скверно. По-моему, воспаление легких. Надо бы в больницу.
   Петров плохо знал Зину, но почему-то был уверен, что уехать от детей она не согласится. Он по делился своими сомнениями с Козловым.
   — У нее есть родственники? Кто-нибудь, кто ухаживал бы за ними?
   — Понятия не имею. Кажется, есть сестра и бабушка. Муж лег на дно. В том смысле, что он моряк и сейчас в плавании.
   — Судя по записям в карточках, близнецы дают жару уже дня три. Она просто обессилела, плюс болезнь, температура тридцать девять и восемь.
   Скверно. Элементарная логика подсказывает, что ей просто некого было позвать на помощь.
   «Надеюсь логика тебе не подсказывает, — подумал Петров, — что единственное спасение — я, сосед». Но вслух он ничего не сказал.
   — Но сейчас главное не это, — продолжал рассуждать Козлов. — Главное — сцедить молоко. Она, видно, пропустила кормление. Температура, возможно, вирус — мастит обеспечен. Придется потом резать грудь, операция, боль страшная и все такое прочее. Неси два стакана и помой руки. Будем сцеживать.
   Петров не очень хорошо понял ход мысли доктора, но ему стало жаль Зину, чью замечательную грудь мог изуродовать скальпель хирурга. Он отправился на кухню и принес два стакана для коктейлей.
   Козлов усадил Зину на край тахты, укрыл ей ноги одеялом, сам устроился так, что одно Зинино плечо опиралось на его грудь. Петрова он заставил сесть рядом с Зиной и поддерживать другое ее плечо.
   — Смотри, — командовал педиатр, — вот так нажимаешь на сосок и сцеживаешь молоко. В две руки мы быстрее управимся.
   — Быстрее? — ошеломленно переспросил Петров.
   Он попробовал повторить действия врача, пальцы его дрожали.
   — Соски у нее необычного цвета — розовые, — отметил Козлов. — Красиво, как у рембрандтовской Данаи.
   — Самое время о живописи поговорить. Черт, все равно не выходит.
   Наконец Петров приспособился, и его стакан тоже стал наполняться.
   — Нет, у меня, конечно, богатая фантазия, — бормотал Петров, — но чтобы с этим органом такое проделывать…
   — Ты думаешь, я специалист? Это второй раз в жизни. В первый раз я вот так женился.
   — Что ты «вот так»? — не понял Петров.
   — Подрабатывал на «Скорой». Приезжаем по вызову. Мать с ребенком. Только мы вошли, она бултых в обморок. Ребенку три месяца. Мы ее привели в чувство, никакого диагноза, кроме переутомления, я поставить не мог. Идем к соседям — присмотрите, мол. Но там пьянь сплошная. Звоним на станцию — помощь оказали, говорят, уезжайте. Плюнул я на все и остался. Кажется, на всю жизнь. Так что ты берегись. А со «Скорой» меня поперли.
   «Бред! — подумал Петров. — Рождественская сказочка».
   — Ну, я-то с морячком тягаться не смею, — сказал он. — Слушай, помнишь у Мопассана рассказ: едут в купе мужик и кормящая мать, поезд запаздывает, молоко у нее убегает, и он выручает страдалицу, заменив младенца?
   — Самое время о литературе поговорить, да поздно вспомнил. Мы уже закончили. Но у тебя еще будет возможность — утром, часов в семь, надо снова сцедить. И так четыре раза в день. Молоко поставишь в холодильник. Утром его надо прокипятить и дать детям.
   Петров не нашелся что сказать.
   Они уложили Зину на кровать, и Козлов принялся ковыряться в своем саквояже, доставать шприцы, бутылочки.
   — Она очень истощена, — вздохнул врач. — Сейчас мало кто кормит, а до девяти месяцев — вообще редкость. Питается, видно, неважно, опять-таки болезнь. Ей бы витамины поколоть, глюкозу и прочее.
   — Где я буду искать ее родственников? Послушай, у тебя есть кто-нибудь, сиделка, или как там?
   Мне завтра, то есть сегодня, на работу нужно кровь из носу.
   Козлов не отвечал. Он наполнил шприц, повернул Зину на бок, спустил ей трусики и всадил укол в ягодицу. Петров не мог не отметить, что ягодицы у соседки такие же крепенькие, как у младенцев, только покрупнее.
   — У меня есть, — сказал Козлов задумчиво. — Наша старшая медсестра, Тамара Ивановна, недавно ушла на пенсию. Надежна, как Эверест, и подрабатывает по уходу за младенцами. Но это стоит денег.
   — Деньги — не проблема.
   — Для тебя, может быть, и не проблема, а для этой девчушки, — Козлов кивнул на Зину, — очень даже проблема.
   — Сколько она берет, Тамара Ивановна?
   — Обычно за одного ребенка пять долларов в день. А тут близнецы и мать, — с сомнением проговорил врач.
   — Ты можешь ее уговорить?