Незнанский Фридрих Евсеевич. Гейша

   - Так и запишем, - решил он. - А зовут как? Что придумаем? Иван Иванович?
   - Скорее Никита, - ответил Петя. - У него татуировка на плече "Никита".
   - Ну ты Шерлок Холмс! Точно профессором скоро станешь, - с уважением посмотрел в его сторону капитан. - Ладненько, пусть будет Никита. Никита Сергеевич Мухтолов.
   - Почему Сергеевич?
   - А как Хрущев. Или Михалков.
   Пока капитан писал протокол, Семушкин уселся на стул и снова задремал.
   - Вот уже и проверка скоро, - посмотрев на часы, сказал капитан. Этот обоссанный до часа проспится, а новый не проспится, будет у нас до утра.
   "Проспавшегося" до часа ночи клиента разрешалось отпускать домой.
   Петя подумал, что новоприбывший Мухтолов точно не очухается до этого времени и его придется оставить в вытрезвителе на ночь, а это означало бессонное дежурство. А спать уже очень хотелось...
   Капитан, по всей видимости, тоже не был в восторге от такой перспективы.
   - Может, ты ему укольчик какой сделаешь, чтобы прочухался скорей? предложил он Пете, когда патрульные ушли. - Только не сейчас, а после проверки, когда ответственный домой уйдет, а?
   В принципе Петя знал способы, как поставить на ноги пьяного до потери сознания человека минут за тридцать, но такое "ускоренное вытрезвление" теперь запрещалось, и он немного сомневался. Капитан соблазнял его разными многообещающими посулами.
   - Подумаешь, всего один укольчик! Хочешь, я тебе сегодня матрац уступлю? А?
   - Посмотрим, - уклончиво отвечал Петя.
   Наконец пришел ответственный, проверил, как у них обстоят дела, сделал запись в журнале нарядов и, пожелав всем спокойной ночи, отчалил домой.
   По мере того как приближалась ночь и возрастало желание прилечь и закрыть глаза, сомнения в душе Пети таяли с геометрической прогрессией. Бороться со сном он не мог, оставлять пьяного без присмотра на ночь опасно (вдруг вены вскроет зубами? Такие случаи уже были), а тут такая соблазнительная перспектива - всего один укольчик! Немного повздыхав, он наконец решился.
   Петя ввел спящему беспробудным сном гражданину "фирменный коктейль" из смеси сердечных и дыхательных аналептиков, а для стимуляции головного мозга - кофеин. Через пару минут бледный, с зеленоватым отливом цвет лица у спящего пьянчуги стал приобретать нормальный розовый оттенок. Дыхание стало более ровным и спокойным. Минут через пятнадцать спящий открыл глаза, поднялся с койки в палате, немного походил взад-вперед, видимо соображая, где он и как сюда попал, и стал стучаться в дверь, прося, чтобы его выпустили.
   - О! - немедленно среагировал капитан. - Видишь, как оживился? Сейчас немного побуянит, успокоится и заснет, и мы тоже сможем поспать.
   - Эй, выпустите меня! - кричал гражданин. - Я в сортир хочу! Слышите? Выпустите меня!
   Семушкин поднялся со стула.
   - Ладно, иди!
   Он вывел пьянчугу из палаты в коридор, довел до двери туалета, а сам вернулся обратно в кабинет дежурного за сигаретой. Из туалета донесся шум слива в унитазе, потом все затихло, а клиент все не появлялся.
   - Эй! Скоро ты там? Выходи, - окликнул его Семушкин.
   - Чего он так долго? Скоро второй час, выпускать пора. Выводи обоссанного пока, - сказал капитан.
   Семушкин сходил в палату и привел протрезвевшего гражданина, спавшего до этого связанным на полу в кабинете дежурного. Пока капитан выписывал ему квитанцию на штраф, Семушкин пошел к двери туалета.
   - Долго ты еще? Выходи, отпускать пора! - крикнул он.
   Никакой реакции со стороны клиента не последовало.
   Семушкин толкнул дверь и заглянул в помещение сортира. Клиента внутри не было, зато над унитазом зияло черным провалом в ночь распахнутое настежь окно.
   Красный, как помидор, Семушкин вбежал в дежурку.
   - Сбежал! Голый в окно выскочил и убежал!
   Капитан и Петя вытаращились на Семушкина.
   - Ну придурок! Ну придурок! - протянул капитан, и неясно было, про кого это он: про сбежавшего в одних трусах клиента или про Семушкина.
   - А я знал? - обиделся на всякий случай нерадивый сержант.
   - Ну не увидишь ты в этом месяце премиальных! - погрозил ему кулаком капитан. - Напишу я на тебя докладную начальнику!..
   Повисла неловкая пауза. Даже забулдыга повесил нос и сидел тише воды ниже травы.
   - А может, и черт с ним? - переменил вдруг решение дежурный.
   - Далеко он в одних трусах не уйдет, - робко предположил Семушкин. Патруль увидит и все равно сюда привезет.
   - А! Хрен с ним! - махнул рукой капитан. - Протокол я на него не успел оформить, деньги его тут остались, пусть бежит. Если за одеждой явится, то пускай пока одежда в каптерке полежит. На всякий случай надо проверить, может, он в розыске? Чего это он вдруг драпанул?
   Капитан достал из ящика стола замусоленный список разыскиваемых и прошелся по нему указательным пальцем, высматривая фамилию Мухтолов. Но такой фамилии в списке не оказалось.
   - Нет, ну и хрен с ним! Пошли спать!
   Но не успели они разложить на полу матрац и оторванную спинку от дивана (обычно на ней спали Петя или Семушкин, а матрацем безраздельно владел капитан), как под окном взвизгнули тормоза патрульной машины.
   - Ну я же говорил привезут! - обрадовался Семушкин.
   По ступенькам затопали ботинки. Уже приезжавший этой ночью наряд тридцать пять - семнадцать снова появился на пороге вытрезвителя.
   - Забыли отдать! - вваливаясь в кабинет дежурного, гаркнул сержант-пэпээсник, обладатель бодрого баса.
   Он положил на стол капитана небольшой спортивный рюкзачок.
   - В машине под сиденьем валялся, - объяснил он. - Как хозяин? Спит еще?
   - Ага, - вяло пробормотал капитан, глядя на сумку.
   - Там вещички его, но документов мы не нашли. Проверяли, нет вроде, сказал сержант. - Ну пока! Нас в отдел вызывают. Поехали...
   Когда патрульные ушли, капитан, Семушкин и Петя склонились над неожиданно свалившимся на их головы багажом беглого алкаша. Никто из них не обратил внимания на слова патрульных, а зря, потому что пару минут назад патруль номер тридцать пять - семнадцать получил по рации сообщение о странном ограблении, произошедшем в их районе. Пожилая тетенька, выгуливавшая своего мопсика во дворе соседнего многоэтажного дома, была застигнута врасплох неизвестно откуда выскочившим голым гражданином безумного вида. Тетенька только ахнуть успела, как гражданин толкнул ее в подъезд, заткнул рукой рот и стал стаскивать с нее спортивные брюки. Женщина принялась кусаться, лягаться и визжать, но неизвестный маньяк успел-таки завладеть ее спортивными штанами "адидас" пятьдесят восьмого размера и домашними шлепанцами, после чего растворился в ночи...
   ...Но всей этой ужасной истории наряд вытрезвителя, к своему счастью, так и не узнал.
   - Что с ним делать? - Семушкин полез в рюкзачок и извлек из него увесистый металлический цилиндр. - На термос похоже, - сказал он, подхалимски заглядывая в глаза дежурному.
   - Термос, термос! - передразнил его капитан. - Вместо башки у тебя термос! Умник...
   Капитан взял цилиндр в руки, повертел, попытался открыть крышку, подковырнув ее ногтем. Крышка не поддавалась. На цилиндре виднелись следы от выгравированных по металлу цифр и букв, но они были тщательно сбиты молотком и затерты, отчетливо виднелся лишь стоящий в конце строчки жирный восклицательный знак.
   - Это не крышка, товарищ капитан, - снова вмешался Семушкин. - Это этикетка. Видите, она по краям маленькими заклепочками крепится?
   - Сам вижу, - раздраженно ответил дежурный.
   Он уже успел обломать ноготь и теперь был зол, как сто чертей.
   - Думаешь, самый умный?
   Петя Трофимов в этот ученый спор не лез, он сидел в сторонке и с интересом наблюдал за капитаном и сержантом.
   - Какой же это термос, если он не открывается? - тем же злым и раздраженным тоном спросил капитан. - Через что в него чай наливают? Из какого железа он сделан? Тяжелый...
   - Может, это немецкий трофейный? - предположил Семушкин. - Мой дед с войны принес похожий, потом с ним на рыбалку ездил, пока не потерял. Или наш, армейский? По оборонной технологии?
   - Может, это космический термос? - подлил масла в огонь Петя. - У моего сокурсника авторучка была из куска металла, побывавшего на станции "Мир". На футляре от ручки тоже специальная бирка была и сертификат, что все честно, ручка сделана из куска космического железа.
   - Ну хватит, - прекратил споры капитан, утомленный бесполезными попытками развинтить загадочный цилиндр. - Пускай лежит. Раз хозяин все свое добро тут оставил, значит, еще появится.
   Он забросил цилиндр обратно в рюкзак.
   - Если до утра хозяин не объявится, то я протокол заводить не буду. У него в протоколе только подписи патрульных, это не страшно. А если появится, то отдайте ему шмотки и сумку. Я их пока в каптерке сложу.
   Ночь выдалась спокойная. Пьяных больше не привозили, и Пете почти удалось выспаться. Утром он уже собирался домой, когда к нему вбежал, ошалело вытаращив глаза, дежурный капитан.
   - Начальник звонил! Проверка идет!
   - Из медицинского отдела будут? - поинтересовался Петя.
   - Нет. Только по мою душу. А у нас шмотки в каптерке и сумка! Еще подумают, что мы людям вещи не возвращаем. Петя, будь другом, возьми их с собой и выкинь по дороге в мусорный бак, а? Только подальше от нас. Ты все равно домой идешь. Выкинь, а? Мне еще все написать надо успеть.
   - Ладно, - пожал плечами Петя. - Давайте.
   Одежду сбежавшего клиента сложили в его же спортивный рюкзачок, и нагруженный поклажей Петя отправился домой.
   По пути к троллейбусной остановке через дворы жилого микрорайона он высматривал подходящий мусорный бак. Завидев неподалеку от ограды детского сада ряд притаившихся в кустах ржавых мусорных контейнеров, он подошел к ним и хотел было уже зашвырнуть все вместе с рюкзаком, но в последний момент соблазнился загадочным трофейным-космическим-немецким термосом. Открыв сумку, он вытащил цилиндр и принялся его разглядывать. Таинственная штуковина состояла из двух почти одинаковых по величине долек, линия разреза опоясывала цилиндр ровно по центру. На верхней дольке (или крышке?) цилиндра когда-то была проштампована надпись и нарисован неразборчивый значок в кружке, похожий на Знак качества (хотя Знак качества вообще-то стоит в пятиугольнике, а не в круге). Разобрать стертую надпись не представлялось возможным. Петя хотел было забросить цилиндр в помойный бак, но рука не поднялась. А вдруг это что-нибудь ценное и редкостное? Вдруг правда космический термос, герметично закрытый? Или вообще инопланетный предмет с НЛО? Или просто болванка из чистой меди, ее в скупку цветных металлов сдать можно? Мало ли...
   Петя сунул цилиндр под куртку, решив, что дома с ним разберется. А выбросить всегда успеет. Одежду беглого клиента он запихнул в рюкзак, но не стал выбрасывать его в помойку, а поставил рядом с баком - пускай подберет бомж или нищая бабуля-пенсионерка. Вещи-то вполне приличные...
   Утром я созвонился со следователем, ведущим дело. Мы договорились с ним встретиться только в начале первого дня, хотя я рассчитывал закончить все дела с самого утра и сразу из Бутырок поехать в стоматологическую клинику. Зуб заныл еще вчера днем, но боль, зараза, то затихала, то усиливалась, то снова затихала, так что вчера до самой ночи я почти не обращал на нее внимания. Зато ночью прихватило так, что смог уснуть только после двух таблеток анальгина и теплого полоскания с содой.
   Утром, бреясь, посмотрел на себя в зеркало и сморщился: что за вид! Рожа мятая, глаза в красных прожилках, под глазами мешки... Тьфу! Будто встал с похмелья.
   Утром зуб уже не просто болел: казалось, что вся голова превратилась в гудящий колокол. "Бум! Бум! Бум!" - пульсировала кровь в висках, причиняя неимоверные муки. А еще эта жара!.. В восемь утра градусник за окном кухни уже показывал плюс двадцать два в тени, предупреждая, что часам к трем пополудни Москва превратится в настоящее дымящееся пекло. Как на вулкане... Можно себе представить, что чувствуют те немцы, что ездят по всему миру и следят за извержениями вулканов. Видел я тут по телевизору... Стоишь эдак в ботинках на раскаленной докрасна земле, подошвы под тобой дымятся, а ты ковшиком черпаешь раскаленную, как расплавленное железо, лаву и кайфуешь...
   Я проглотил горячий черный кофе без сахара. Утренняя доза: четыре чайные ложки на полстакана воды. Перед глазами сразу же заплясали зеленые мотыли.
   Раскаленная лава... И не боятся эти немцы спать в палатке на вулкане? Интересно, слышно, как под коркой земли лава перекатывается? Звук, наверное, как от нашей подземки.
   Нет, надо срочно прекращать по ночам смотреть кабельное телевидение, так и с катушек съехать недолго... Хотя зачем подключаться к кабельному, если ничего не смотреть?
   Елки-палки, ну что за жизнь?!
   Садясь в машину, я поднял голову и взглянул на небо. Ни облачка! Серенькое, цвета выгоревшего ситца, небо над столицей не обещало в скором времени ни капли дождя.
   По дороге на работу я то и дело поглядывал на свою физиономию в зеркало заднего вида. Десна вспухла, и я время от времени ощупывал щеку, проверяя, не распухла ли она тоже, так что под конец мне уже стало казаться, будто одна щека у меня больше другой от самого рождения.
   Нет, нужно сосредоточиться. Так, что там по клиентке? Обвинение в убийстве. Документы в папке лежат, но вчера я только бегло просмотрел их, все из-за этого зуба. И что с ним? Вроде недавно каналы пломбировали, нерв удален, чему там болеть - не понимаю? А ведь с ума сходишь от боли. И анальгин уже не берет. Что там по телику рекламировали против боли?.. Солпафлекс?.. Солпадеин?.. Опять отвлекся.
   Притормозив возле аптечного киоска, я обогнул старушек в очереди. Глаза горят, как у голодной собаки, в голосе дрожащие нотки: люди добрые, помогите, погибаю! Провизорша посмотрела на меня с сочувствием, как та добрая аптекарша Мария из рекламного ролика, которая всех соседей травила своим аспирином. На мою просьбу дать что-нибудь обезболивающее она долго перечисляла незнакомые названия препаратов, которые мне казались абсолютно одинаковыми. Старушки сзади наперебой советовали попробовать свои любимые. Да мне все равно, что угодно давайте, только чтобы не болело!
   Прямо у входа дрожащими руками я распечатал пакетики и бросил в рот пригоршню разноцветных таблеток, запил все это шипучей минералкой, прислушался к внутренней деятельности организма. Кажется, все препараты попали по назначению, прямо в пустой желудок. Нет, не совсем пустой, я забыл про четыре ложки кофе...
   Через полчаса, подъезжая к воротам Бутырок, я уже не чувствовал никакой боли. В голове - легкий туман, во рту гадкий аптечный привкус. Зато боль как рукой сняло. Жить сразу стало лучше и веселей.
   Развалившись на стуле в прохладной комнате для допросов, бросив папку с адвокатским досье перед собой на стол - надо же наконец прочитать! - я допил теплую минералку.
   - Как там сегодня? Снова печет? - вступил в беседу дежурный СИЗО, лицо которого было мне знакомо.
   Наверное, он меня тоже помнил по прежним визитам.
   - Страшное дело, - подтвердил я, попутно размышляя, сколько, интересно, автокатастроф в день происходит в Москве из-за того, что у водителя в крови подозрительная смесь кофеина, анальгина и антибиотиков? Градусов под тридцать. Может, и больше.
   - А у нас тут хорошо, прохладно, - сказал дежурный. - Стены толстые.
   - Да, у вас тут просто санаторий.
   Дежурный, довольный шуткой, раскатисто засмеялся.
   Ему лет двадцать пять, наверное, и ему кажется, что мы ровесники, вот он и решается заговорить. Скучно ему. Сейчас бы на пресловутое Химкинское водохранилище, да с пивком, да с девушкой, да не с одной... А не торчать тут. Это только Довлатов мог прикалываться с должности "вертухая". Да и то, когда служил, навряд ли прикалывался.
   Дверь открылась, и в комнату вошел высокий сухощавый тип в роговых очках, похожий на достопамятного члена Политбюро Суслова. Только помоложе.
   - Дроздов. Павел Ильич, - проскрипел он, протягивая мне узкую и длинную как вобла ладонь, - я следователь по делу...
   Он мельком глянул на обложку папки, которую держал другой рукой.
   - ...По делу об умышленном убийстве, в совершении которого обвиняется Елена Бирюкова.
   - Гордеев, - отозвался я, пожимая его руку, которая и на ощупь напоминала излюбленный у нас дар Каспия.
   "Суслов" сел за стол и немедленно закурил. Я с интересом наблюдал за ним. Все-таки забавно представлять себе чужую жизнь, чужие побуждения, привычки, ценности. Вот этот, например, следователь. Ведь наверняка вызвал его начальник и строго-настрого наказал что-то типа: "Не затягивай с делом, Ильич". И Ильич послушно кивнул и пошел домой к своим детям, которых наверняка учит не обманывать. А впрочем, чего это я? Разве Розанов не то же самое мне сказал? А я? Возмутился? Нет, наоборот. Пошел на поводу. Из-за денег. Ну, конечно, я не следователь, я адвокат, мне можно. И потом, если бы не я взял это дело, то Генрих поручил бы его кому-нибудь другому, Славину например. А уж он точно не рефлексировал бы. Хотя чего рефлексировать, если девица действительно укокошила Осепьяна. Сейчас посмотрю дело...
   - Сейчас вашу эту... барышню... приведут, - сказал дежурный, сделав паузу перед "барышней", словно специально вспоминал это слово, приготовленное заранее.
   Дроздов даже не повернул головы.
   - Угу, - промычал я в ответ, пробегая глазами напечатанные на машинке строчки скопированных документов по делу. Посмотрим, что это за убийца бакинских комиссаров...
   "Елена Александровна Бирюкова, 1975 года рождения, русская, образование высшее юридическое..."
   Коллега? Это уже интересно.
   Обвиняется по статье... так-так... УК РФ... часть вторая... убийство при отягчающих обстоятельствах... гр-на Осепьяна С. И.
   М-да, здорово влипла. От десятки до пожизненного. Покойный был ее любовником. За что убивают любовников? Из ревности. Покойному было пятьдесят два, ей двадцать четыре... Нет, ревность тут не припишешь. Может, решила обокрасть? Самозащиту тоже трудно будет притянуть за уши. Судя по материалам дела, она стреляла в покойного, когда тот спокойно спал в своей кровати.
   - Стойте здесь! - донесся из коридора голос конвоира-контролера.
   Дверь открылась, и в комнату ввели обвиняемую. Я спешно дочитывал материалы дела, стараясь побороть охватившее чувство, что мне всучили полный тухляк и безнадегу. Хотя зачем бороться? Я с самого начала знал об этом. Судя по интонациям шефа, от меня требовалось в этом деле только одно - присутствие и формальная защита. Все остальное решили без меня.
   На свою подзащитную сразу я почти не обратил внимания, только кивнул ей и снова поглядел на Дроздова. Тот, напротив, с интересом взглянул на вошедшую.
   Она сидела напротив: одна рука теребит длинные локоны, другая подпирает щеку, - и скучающе изучала мою физиономию, так что я почти физически ощущал на себе ее взгляд. Странно, но от этого мне сделалось вдруг жарко. Хотя замечу в скобках, что еще жарче бывает только в сауне. Чтобы как-то отвлечь ее внимание от собственной персоны, я молча протянул ей сигарету, выбив щелчком одну из пачки. Она взяла, сама щелкнула моей зажигалкой, прикурила и стала выпускать дым колечками, следя глазами, как они поднимаются к высокому побеленному потолку.
   Как только она появилась в комнате, я уже не мог сосредоточиться.
   Дроздов зачитал обвинительное заключение, дал Бирюковой подписать и удалился.
   Наконец, с трудом вникнув в смысл двух последних бумаг, находящихся в моем адвокатском досье, я поднял голову и откинулся на спинку стула.
   - Здравствуйте еще раз. Я ваш защитник. Меня зовут Гордеев Юрий Петрович. Я защищаю вас по назначению суда, который обязан обеспечить вас защитой. Мы с вами будем встречаться по мере необходимости. Елена Александровна, ознакомившись со следственными материалами вашего дела, я пришел к предварительному заключению, что во время следствия имели место некоторые нарушения. Пока предлагаю ухватиться за это...
   Взгляд... Ее взгляд моментально заставил меня позабыть и о зубной боли, и вообще обо всем на свете. Я вообще-то гипнозу не поддаюсь, но тут... Что-то странное было во взгляде Лены Бирюковой, завораживающее и таинственное. Я тряхнул головой и снова уставился в бумаги. Лена тонко улыбнулась и села.
   - Так вот, исходя из того, что...
   - А вы чего такой кислый, Юрий Петрович?
   Ее вопрос, а еще больше - тон, которым он был задан, ошарашили меня. Я запнулся на полуслове, моментально забыв, что собирался сказать, и уставился на клиентку, пытаясь вспомнить, где и когда мы с ней познакомились? Таким тоном могла говорить одноклассница, сокурсница, соседка по двору, которую знаешь с детства, но никак не незнакомый человек.
   - Нет, серьезно, вы какой-то смурной, - улыбаясь и глядя на меня широко открытыми голубыми глазами, повторила она. - Вы от моего дела так скисли или у вас зубы болят?
   - Да. Болит зуб, - промямлил я, все еще напрягая память.
   Нет, мы с ней никогда прежде не встречались, даже мельком, теперь я в этом был уверен.
   Лицо Лены Бирюковой исказила сочувственная гримаска.
   - Ой, бедненький. Я вас понимаю. Вы у врача были?
   - Сегодня собираюсь.
   - Хочешь, я дам телефончик моей врачихи? Она классно лечит. У нее свой кабинет на Никитской. Она мне все зубы делала, во, посмотрите...
   Она придвинула ко мне свое лицо и широко распахнула рот, демонстрируя действительно идеальные, как в рекламе зубной пасты, ровные жемчужные зубы.
   - Блеск, правда?
   Я вяло пробормотал что-то в ответ.
   - Она пломбирует вообще без боли, у нее бормашинка то ли кислородом сверлит, то ли воздухом, я не помню точно, но в общем здорово. Дайте ручку, я вам запишу адрес и ее номер. Скажете, что от Ленки Бирюковой, она без записи примет. К ней очередь расписана на месяц вперед, она всем нашим спортсменам зубы делает, но вас она примет без очереди и лишнего не возьмет.
   Продолжая болтать, она взяла у меня из рук шариковую ручку и потянула на себя мою записную книжку. Спохватившись, я вежливо отнял у нее ручку.
   - Извините, не положено. Я сам запишу.
   Она назвала номер телефона и адрес.
   - Спросите Аллу.
   - Просто Аллу? А как ее фамилия, отчество?
   Девушка искренне удивилась:
   - Понятия не имею. А зачем? Просто Алла, и все. Скажите ей, что от меня.
   Контролер за дверью загремел стулом. Я спохватился. Черт, время-то летит, а мы тут зубы друг другу заговариваем.
   Я постарался вернуться к более официальному тону.
   - Алла, то есть Елена Александровна, мы с вами должны...
   Она снова меня перебила:
   - Ой, давайте перейдем на "ты", просто Лена. Я конечно, понимаю, не положено...
   Она озорно подмигнула.
   - Да, Юра, и еще, пока не забыла, я тебе список вещей приготовила, которые мне тут понадобятся. Договорись, пожалуйста, со следователем, пусть разрешит мне их передать. Возьми листок, запиши.
   - Я запомню.
   - Нет, ты забудешь! - убежденным голосом сказала она. - Пиши: шампунь "Шаума" с витаминами для нормальных волос, дневной крем для сухой кожи, зубная паста "Бленд-а-мед", зубная щетка, дезодорант...
   Она продиктовала еще с десяток наименований различных косметических изделий.
   - Я не имею права передавать сюда вещи. Пусть родственники передадут передачу официально, - с сомнением покачал я головой, старательно выписывая под ее диктовку все подробности, что, с каким витамином и для какой кожи.
   - Какие родственники? Нет у меня никого. Ну придумай же что-нибудь! хлопая длинными ресницами, ответила Лена. - На то ты и адвокат. Насчет денег не волнуйся, я все возмещу. Деньги у меня есть, пять штук на кредитной карточке "Виза", я все время откладывала на черный день. Я бы тебе с удовольствием саму карточку сейчас отдала, но только она осталась в доме Сурика, со всеми моими вещами. Ты ведь не сможешь ее забрать?
   Я покачал головой - нет, это уж точно.
   - Жалко, но когда все кончится, я смогу ее забрать и все тебе верну, до копейки. Можешь чеки сохранить. В этом смысле я человек надежный, не сомневайся. Чужого не возьму, но и своего не дам, это мой принцип. Договорились? Ты купишь и передашь как передачу, ладно? А лучше сюда принеси во время свидания. Хорошо?
   Наверное, что-то в моем лице ее насторожило.
   - Ты ведь не сомневаешься, что меня выпустят? - Она посмотрела на меня, и в ее глазах впервые промелькнул... не страх еще, но испуг. - Я ведь его не убивала. Правда. Нет, серьезно, не убивала. Ты мне не веришь?
   Я не слишком ей верил, но что делать? Работа такая.
   - Как тебе тут вообще? Плохо? - неожиданно для себя спросил я.
   С этой девчонкой невозможно было разговаривать иначе, другим тоном.
   Я думал, что Лена станет жаловаться на режим, на плохое питание, на сокамерниц, на тесноту и духоту... Перечень проблем всегда и у всех одинаков. Помочь ей в этом я бы не смог, разве что дал бы отвести душу...
   - Почему? Нормально, везде люди есть, - поражая меня стоическим отношением к жизни, ответила Лена.
   - Может, родителям твоим сообщить? Пусть приедут. Им свидание разрешат.
   - Родителям? Нет, не стоит, зачем их волновать? Они люди простые, мне все равно ничем помочь не могут. Зачем им вообще знать, что я здесь? Им ведь не сообщат без моего ведома?
   - Не сообщат, - подтвердил я.
   - Город у нас маленький, - объяснила Лена.
   - Тула?
   - Тверь, - поправила она. - Сплетни пойдут. Мама расстраиваться будет. Нет, лучше не надо.
   "Интересно, - думал я, возвращаясь из Бутырок в юрконсультацию, - она и в самом деле такая или только прикидывается дурочкой?"
   Хотя почему дурочкой? Нет, Лена Бирюкова, несомненно, дурочкой не была. Инфантильной, наивной, легкомысленной - может быть. Излишне непосредственной... Экзальтированной. Провинциальная простота. Та простота, что хуже воровства... Хм, вот никогда не думал, почему так говорится? Может, потому, что из-за такой вот простоты попадешь в передрягу похуже, чем за воровство? Что ж, в случае с Леной так оно и было. Если бы она обокрала своего любовника, имела бы сейчас от трех до пяти, получила бы три условно и освободилась в зале суда...