Страница:
Ну а потом ведь был еще и Костя, у которого в друзьях один из заместителей директора Федеральной службы безопасности, и Костя бесполезных антимоний тоже не любит. Ох, нарветесь, ребята!
Но как к ним ни обращайся, к этим «топтунам», на душе не легче, когда у тебя у самого нет полной уверенности. Потому и остерегался всякий раз Турецкий, закладывая лишний крюк по пути в Чертаново.
Там, в старом уже районе, который со всех сторон начали теснить высотные новостройки, в одном из домов на пятом этаже была неприметная конспиративная квартира Генриха Хайдеровича, где он мог без помех общаться со своей агентурой, встречаться с нужными людьми и быть уверенным, что место его дислокации остается тайной для остальных. Туда сейчас и мчал Турецкий.
Прием его был старый и не раз уже испытанный. Александр Борисович останавливал машину напротив здания почты, затем, якобы идя к почтовому начальству, проходил служебные помещения насквозь и выбирался на улицу с противоположной стороны здания — на зеленый, заросший деревьями и густым кустарником, старый и узенький Балаклавский проспект, на котором уже не первый год постоянно шли землеройные работы — прокладывали подземные коммуникации для заметно приблизившихся новостроек.
Постепенно сносили пятиэтажки хрущевского времени, а их место занимали разноцветные высотки. Но тот дом, который нужен был Турецкому, по-прежнему скрывался в зелени высоких деревьев.
Ровно без двух минут Александр Борисович поднялся пешком на пятый этаж и нажал кнопку неслышного на лестничной площадке дверного звонка. Тотчас распахнулась дверь. Турецкий шагнул в темную прихожую. Дверь за ним бесшумно затворилась, и вспыхнул свет. Чингисхан стоял посреди тесноватой прихожей и улыбался.
Время не отражалось на этом скуластом и словно загорелом лице.
Они приветствовали друг друга так, будто не виделись сто лет. А если посмотреть правде в глаза, то, пожалуй, так оно и было. Только здесь ведь и встречались. А если происходила случайная встреча в каком-нибудь ведомстве, оба подчеркивали, что незнакомы друг с другом. Иначе в этой жизни нельзя. Недаром же говорят: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
— Ну проходи. — Генрих приветливо хлопнул Александра по плечу. — Чай, кофе? Или?
— Я без водителя.
— Значит, маленькую рюмочку принять можешь, — тоже традиционно заметил Генрих, провожая Турецкого к стеклянному журнальному столику, возле которого стояли два кресла.
Буквально через минуту Генрих принес из кухни графинчик с коньяком и две маленькие рюмки, которые он держал в одной руке, а в другой у него парила «дымком» полная турка. Чашки для кофе были уже приготовлены на столе. Как и маленькие пирожные в простой стеклянной вазочке, также, можно сказать, традиционные в этой квартире. Они просто тают на языке и при этом совершенно не мешают даже самому серьезному разговору.
Генрих как-то мимоходом заметил, что это — изобретение личных переводчиков великих мира сего. Ведь тем приходится постоянно переводить слова патрона и его собеседника, даже во время обедов и ужинов, когда ж тут успеть подкрепиться? А эти пирожные — маленькие, вкусные, питательные, и, главное, рот для основной «работы» свободен. Традиционно пошутив и по этому поводу, Турецкий перешел к делу.
Оказалось, что про убийство генерала, бывшего руководящего сотрудника КГБ, а в последние годы перед отставкой — видного фээсбэшника, ему уже было все, или почти все, известно. Ну в том смысле, в котором о происшествии на Оранжевой улице знал теперь и сам Турецкий. Имелись у него также и свои версии этого демонстративно наглого преступления.
Первая могла быть связана с прошлой деятельностью фигуранта. Как известно, расцвет его деятельности пришелся на первые годы правления прошлого российского президента. А что за люди его окружали, кто ему давал советы и «помогал» управлять государством, которое благодаря этим хлопотам разваливалось на глазах, было ясно. Значит, и некоторые концы могли отыскаться в том времени.
Другая версия связывалась с последующей, после выхода в отставку, деятельностью генерала, возглавившего службу безопасности одной из фирм, быстро превратившейся в крупнейшую в стране финансовую группу «Анализ». И здесь он не только занимался проблемами безопасности от действий конкурентов, но и сам являлся консультантом по ряду «закрытых» вопросов. Его среди сотрудников называли Консультант, и это тоже говорило о многом.
По поводу убийцы Генрих высказался в том смысле, что это был, скорее всего, профессионал, не исключено, из спецслужб, возможно, даже однажды пострадавший от деятельности того же Порубова. А убийство женщины, точнее, попытка убийства — этот факт Генрих расценил именно так — могла произойти по той простой причине, что, если верить отдельным показаниям свидетелей, о чем уже известно даже от телевизионщиков, женщина с криком бросилась на убийцу, и тот не мог рисковать тем, что она его попросту запомнит и поможет затем правоохранительным органам составить фоторобот преступника. Другими словами, он не хотел оставлять свидетельницу.
Версии семейного типа, о чем кратко рассказал Генриху Александр — со слов сестры Татьяны, — тот не то чтобы не принял, но отнесся к ним скептически. Шекспировские страсти, по его мнению, тут были ни при чем. Его больше беспокоили те организации, которые «консультировал» Порубов. Обо всем этом, а также в краткой, но достаточно емкой справке о жизни и деятельности генерала, было рассказано в том небольшом досье — всего несколько печатных страничек, — которое Генрих приготовил для Александра. Вот она, эта папочка. Генрих протянул ее Турецкому.
Александр мельком пробежал только первую страничку глазами и, сложив папочку вдвое, сунул в свой внутренний карман.
— Спасибо, век не забуду… А как у вас отреагировали, если не секрет?
— Реакция была ожидаемой: дыма без огня не бывает, — усмехаясь, ответил Генрих, и Турецкий понял, что больше он не скажет, а допытываться — дело совершенно пустое и лишнее.
Немного поговорили о жизни в Генеральной прокуратуре, о Косте Меркулове, пошутили по поводу его постоянной присказки — вот уйду на пенсию, что вы тут без меня натворите, одному Богу известно! А ведь оно действительно так. Генрих и сам относился почти с сыновней любовью к дяде Косте и желал ему только добра. А также тем близким людям, кто его окружал. Турецкий, естественно, входил в это окружение.
Наконец они приняли по рюмочке отменного коньяку, допили остывший кофе, и Генрих поднялся, чтобы проводить Турецкого. Произошло все то же самое, что при появлении его в квартире, но только в обратном порядке.
Они попрощались. В прихожей погас свет, затем открылась дверь и неслышно закрылась за уже вышедшим на площадку Турецким.
Александр Борисович сделал небольшой круг мимо затянутого ряской пруда, затем вернулся на Балаклавку и через школьный двор вышел к почте. Обратил внимание, что рядом с его «Жигулями» пристроилась темно-синяя «мазда» с затемненными стеклами.
Турецкий не стал разглядывать, был ли там водитель: «мазда» не мешала ему отъехать. Случайность это или нет? Попытался вспомнить, видел ли уже эту машину? Вроде нет…
Дальше раздумывать не стал, оставив загадку действительно случаю. Он сел за руль, включил фары, ибо становилось уже темно, и неспешно поехал из двора на проспект через узкий проезд, оставленный для машин строителями, который был ограничен бетонными блоками с красными лампочками, установленными на них. Оглянулся. «Мазда», не включая фар, на одних подфарниках, тронулась следом.
Если это был «хвост», то зачем им такая примитивная демонстрация? А может, это делалось специально, нарочно? Чтобы пощекотать следаку нервы? Показать ему, что он находится «под колпаком»? Но у кого — вот вопрос.
И еще. Турецкий мог бы поклясться, что, когда заезжал сюда, «мазды», наблюдавшей за ним, и в помине не было. Она появилась позже, когда он уже ушел на почту. И где-то в стороне она стоять не могла, потому что он внимательно оглядел двор, в котором стояло с десяток машин, но «мазды» точно не было. Значит, она появилась позже, определенно зная, что коричневые «Жигули», на которых приехал Турецкий, уже здесь, рядом с почтовым двором.
Или все это бред воспаленного воображения? Просто никто давно не гонялся за ним, Турецким, вот и примстилось, как говорится. Да и кто мог знать, что Славка именно для него пригнал в Генпрокуратуру оперативную машину?
Турецкий выезжал к Варшавскому шоссе, наблюдая, как «мазда» двигалась следом — причем так же неторопливо, как он.
И тут Александр Борисович резко повернул, но не налево, к выезду на шоссе, а, нарушив все правила, из второго ряда, под красный свет, свернул направо, на новый Балаклавский проспект, и понесся в ряду сверкающих под оранжевыми фонарями машин в сторону Калужской заставы, то есть в противоположном направлении. Убедиться успел только в одном: преследователь, если это был он, попытался было сделать то же самое, повторить его ход, но отчаянно загудели стоявшие на поворот машины, и «мазда» остановилась в ожидании, когда на светофоре вспыхнет зеленый свет.
«Они могли где-то „маячок“ прицепить», — подумал Турецкий, опасно маневрируя в потоке машин и стремясь поскорее проскочить очередной светофор. Удалось. Он свернул на Симферопольский бульвар и помчался вдоль трамвайных путей в сторону центра города. Выезды отсюда он хорошо знал, не впервые был здесь, и не впервые, кстати, вот примерно так же удирал от преследователей.
Если это простой маячок, еще ничего страшного — ну догонят они его где-нибудь, в конце концов. В районе той же Серпуховской площади. А если они еще и слушают, о чем может идти разговор в салоне? Вот это гораздо хуже. И Турецкий решился.
Он снова сменил направление и повернул на Нахимовский проспект, а потом помчался наискосок через район Черемушек и перед Загородным шоссе сделал наконец остановку. Вышел из машины, отошел от нее подальше в сторону и вызвал по мобильнику номер Славы Грязнова.
Тот отозвался так скоро, будто держал телефонную трубку в руках:
— Ну что у тебя?
— Есть подозрение, что нашелся «хвост». Пока оторвался, но, что будет дальше, не знаю. Темно-синяя «мазда», номер тебе ничего не скажет, но я запомнил. Как провериться?
— Ты из машины говоришь? — деловито осведомился Грязнов.
— Славка, что с тобой, ты спал? Я тебя разбудил? Конечно нет.
— Тогда так. Ты где сейчас?
— Перед Малой Тульской.
— Ага, понял. Дуй по Дубининской до Садового кольца и по нему до Таганской площади. Там, под мостом, наш гараж. Я сейчас позвоню, тебя немедленно примут. А уже оттуда, на другой машине, привезут ко мне. Диспозиция ясна?
— Так точно! Разрешите исполнять?
— Исполняйте, государственный советник, — засмеялся Грязнов…
Механик, который принял коричневые «Жигули», быстро загнал машину на подъемник, работал с ней недолго. Скоро он позвал еще одного «специалиста», и тот подошел к Турецкому, держа в руке небольшую металлическую шайбочку — «радиомаяк». Вот за ней-то и следовал наблюдатель, не боясь потерять своего «клиента» даже в густом автомобильном потоке. Нет, микрофона здесь не было, передавался только сигнал, ничего больше. Такие вот «фиговины» можно купить за гроши даже на Митинском рынке.
А вот как «маячок» попал на днище «Жигулей», подумать стоило. Эту загадку уже разрешил сам Вячеслав Иванович, когда один из служащих гаража доставил Турецкого к генералу Грязнову, на Енисейскую улицу.
— Ты в пробках стоял, Саня?
— Ну было, а как же, правда, старался избегать.
— И я тоже пару раз стоял, пока к тебе ехал. Как тебе известно, слухи в наших прекрасных учреждениях иногда опережают даже полет пули. Наверняка уже знают о нашем с тобой вступлении в дело. А тут кто-то мог подглядеть, что генерал Грязнов почему-то отъехал на этих самых «Жигулях». Возник вопрос, а с ним и пристальный интерес. Нет, я ничего не усложняю. Но точно так же любопытствующие могли догнать и тебя, застрявшего в пробке. Вот и вся загадка. Мы же не в пустоте живем, а под перекрестными и даже прицельными взглядами. «Мазда», говоришь?
— Чего ты вдруг о ней вспомнил? — удивился Турецкий. — Или знакома?
— Может, и знакома, а может, и нет. Надо будет потом проверить. Номерочек-то ее черкни мне вот здесь. — Грязнов подвинул Турецкому листок бумаги. — Хотя это ничего не даст. У них сотня подобных — на каждый случай.
— Кого подозреваешь?
— А кто больше всех заинтересован, чтоб убийство так и осталось нераскрытым, как ты думаешь?
Александр Борисович хотел бы и сам найти ответ на этот вопрос. Но для этого надо было хорошо знать, чем в последние годы занимался генерал-полковник Порубов. Надо было, по существу, все знать о нем, о каждом его шаге. А до этого дело еще не дошло. Турецкий даже не успел внимательно посмотреть на те документы, которые вручил ему «общий друг». Они, все еще свернутые, лежали в его кармане. В целлофановом прозрачном файле.
— Ну что ж, Славка, — сказал Турецкий, — давай тогда не будем терять времени и займемся делом. Материалы у меня здесь. — Он хлопнул себя по карману.
— Вот это мужской разговор, — согласился Грязнов. — А рюмочки не хочешь? Или вы там уже?
— Ну ты же знаешь его! Микродоза, исключительно ради вкуса во рту, не больше. Да… — задумчиво продолжил Турецкий. — Вот и прошел день охоты. Интересно, только один день, а хищники уже вышли на след охотника.
— Так сразу и хищники, — пробурчал Грязнов, открывая дверцу холодильника и звякая стеклянной посудой. — Вполне может быть, что и не хищники никакие, а просто туполобые «соседи», которые сами…
— Что «сами»?
— Ну разве случай с Порубовым не показал, что они и сами становятся легкой добычей?
— Это когда они сталкивались с подобными себе, — возразил Турецкий. — А если все иначе? И, кстати, гораздо проще?
— Ты что имеешь в виду? — насторожился Грязнов.
— Вспомни, сколько раз в своей практике мы сталкивались с фактами, когда причиной убийства становились, казалось бы, столкновения высших каких-то интересов, глобальные переделы собственности, словом, конфликты на уровне чуть ли не мировых проблем? А что на поверку? Нередко же оказывалось, что за всеми этими страстями стоял самый обыкновенный, даже банальный, треугольник. Шлюху там не поделили, еще что-нибудь подобное. Жена неверного мужа заказала. Муж нанял киллеров, чтобы те убрали его жену, которая мешала ему в его шашнях с любовницей. Еще нужны примеры?
— Я вижу, к чему ты клонишь, Саня, — сказал Грязнов, доставая бутылку коньяку. Из холодильника. Словно какую-то мерзопакостную водку!
— Ты до чего дошел, Вячеслав?! — возмущенно воскликнул Турецкий. — Какой же псих держит коньяк в холодильнике?! Тебе нехорошо?
— А-а, ты про это? — даже и не удивился Вячеслав и нахмурился. — Я просто тоже думал весь вечер об этом деле. Сопоставлял, что ребятки рассказали. У них есть толковые мысли по поводу, да… Но мы и эту твою версию тоже обязательно проверим. Здесь ничего упускать из виду нельзя… Только у меня вот никак не получается…
— Что конкретно?
— Ну, предположим, это был заказ. Мадам наняла кого-то, чтобы одним махом развязать узел и с подлым мужем, и с проклятой его любовницей. Скажем, вспышка такая произошла в ее сознании. Но ведь это же состояние у них длилось не один месяц или там год, а целых шесть лет! Вполне могли бы уже и привыкнуть.
— Мне сегодня сестра молодой супруги, так сказать, кое-что рассказала об этом, как ты говоришь, состоянии. Порубов не был официально расписан с Копыловой, это нам уже известно. Но он и не разводился со своей первой женой. Он помогал той семье, в которой, между прочим, вполне взрослые уже дети. Но помогал и родственникам новой своей жены. Квартиру им купил, то, другое. То есть, я вижу, в чем-то был он человеком очень бескорыстным и щедрым. Имея при этом большие, или очень большие, деньги. Так, во всяком случае, его характеризует Таня, младшая сестра Копыловой. Они там вообще, как я думаю, все были если не влюблены в Порубова, то что-то в этом духе все-таки было. Так какой же смысл его первой жене убивать Виктора Альбертовича, если с его смертью кончалась и его помощь? Нет логики. Хотя… женская душа — потемки…
— Ладно, и эту версию проверим, — сказал Грязнов. — И откуда у него такие деньги — тоже. Прошу к столу! День охоты, говоришь? — Он покачал пегой своей головой с блестящей плешью посредине темени и засмеялся. — Ну-ну…
Глава вторая По следу генеральского досье
Но как к ним ни обращайся, к этим «топтунам», на душе не легче, когда у тебя у самого нет полной уверенности. Потому и остерегался всякий раз Турецкий, закладывая лишний крюк по пути в Чертаново.
Там, в старом уже районе, который со всех сторон начали теснить высотные новостройки, в одном из домов на пятом этаже была неприметная конспиративная квартира Генриха Хайдеровича, где он мог без помех общаться со своей агентурой, встречаться с нужными людьми и быть уверенным, что место его дислокации остается тайной для остальных. Туда сейчас и мчал Турецкий.
Прием его был старый и не раз уже испытанный. Александр Борисович останавливал машину напротив здания почты, затем, якобы идя к почтовому начальству, проходил служебные помещения насквозь и выбирался на улицу с противоположной стороны здания — на зеленый, заросший деревьями и густым кустарником, старый и узенький Балаклавский проспект, на котором уже не первый год постоянно шли землеройные работы — прокладывали подземные коммуникации для заметно приблизившихся новостроек.
Постепенно сносили пятиэтажки хрущевского времени, а их место занимали разноцветные высотки. Но тот дом, который нужен был Турецкому, по-прежнему скрывался в зелени высоких деревьев.
Ровно без двух минут Александр Борисович поднялся пешком на пятый этаж и нажал кнопку неслышного на лестничной площадке дверного звонка. Тотчас распахнулась дверь. Турецкий шагнул в темную прихожую. Дверь за ним бесшумно затворилась, и вспыхнул свет. Чингисхан стоял посреди тесноватой прихожей и улыбался.
Время не отражалось на этом скуластом и словно загорелом лице.
Они приветствовали друг друга так, будто не виделись сто лет. А если посмотреть правде в глаза, то, пожалуй, так оно и было. Только здесь ведь и встречались. А если происходила случайная встреча в каком-нибудь ведомстве, оба подчеркивали, что незнакомы друг с другом. Иначе в этой жизни нельзя. Недаром же говорят: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
— Ну проходи. — Генрих приветливо хлопнул Александра по плечу. — Чай, кофе? Или?
— Я без водителя.
— Значит, маленькую рюмочку принять можешь, — тоже традиционно заметил Генрих, провожая Турецкого к стеклянному журнальному столику, возле которого стояли два кресла.
Буквально через минуту Генрих принес из кухни графинчик с коньяком и две маленькие рюмки, которые он держал в одной руке, а в другой у него парила «дымком» полная турка. Чашки для кофе были уже приготовлены на столе. Как и маленькие пирожные в простой стеклянной вазочке, также, можно сказать, традиционные в этой квартире. Они просто тают на языке и при этом совершенно не мешают даже самому серьезному разговору.
Генрих как-то мимоходом заметил, что это — изобретение личных переводчиков великих мира сего. Ведь тем приходится постоянно переводить слова патрона и его собеседника, даже во время обедов и ужинов, когда ж тут успеть подкрепиться? А эти пирожные — маленькие, вкусные, питательные, и, главное, рот для основной «работы» свободен. Традиционно пошутив и по этому поводу, Турецкий перешел к делу.
Оказалось, что про убийство генерала, бывшего руководящего сотрудника КГБ, а в последние годы перед отставкой — видного фээсбэшника, ему уже было все, или почти все, известно. Ну в том смысле, в котором о происшествии на Оранжевой улице знал теперь и сам Турецкий. Имелись у него также и свои версии этого демонстративно наглого преступления.
Первая могла быть связана с прошлой деятельностью фигуранта. Как известно, расцвет его деятельности пришелся на первые годы правления прошлого российского президента. А что за люди его окружали, кто ему давал советы и «помогал» управлять государством, которое благодаря этим хлопотам разваливалось на глазах, было ясно. Значит, и некоторые концы могли отыскаться в том времени.
Другая версия связывалась с последующей, после выхода в отставку, деятельностью генерала, возглавившего службу безопасности одной из фирм, быстро превратившейся в крупнейшую в стране финансовую группу «Анализ». И здесь он не только занимался проблемами безопасности от действий конкурентов, но и сам являлся консультантом по ряду «закрытых» вопросов. Его среди сотрудников называли Консультант, и это тоже говорило о многом.
По поводу убийцы Генрих высказался в том смысле, что это был, скорее всего, профессионал, не исключено, из спецслужб, возможно, даже однажды пострадавший от деятельности того же Порубова. А убийство женщины, точнее, попытка убийства — этот факт Генрих расценил именно так — могла произойти по той простой причине, что, если верить отдельным показаниям свидетелей, о чем уже известно даже от телевизионщиков, женщина с криком бросилась на убийцу, и тот не мог рисковать тем, что она его попросту запомнит и поможет затем правоохранительным органам составить фоторобот преступника. Другими словами, он не хотел оставлять свидетельницу.
Версии семейного типа, о чем кратко рассказал Генриху Александр — со слов сестры Татьяны, — тот не то чтобы не принял, но отнесся к ним скептически. Шекспировские страсти, по его мнению, тут были ни при чем. Его больше беспокоили те организации, которые «консультировал» Порубов. Обо всем этом, а также в краткой, но достаточно емкой справке о жизни и деятельности генерала, было рассказано в том небольшом досье — всего несколько печатных страничек, — которое Генрих приготовил для Александра. Вот она, эта папочка. Генрих протянул ее Турецкому.
Александр мельком пробежал только первую страничку глазами и, сложив папочку вдвое, сунул в свой внутренний карман.
— Спасибо, век не забуду… А как у вас отреагировали, если не секрет?
— Реакция была ожидаемой: дыма без огня не бывает, — усмехаясь, ответил Генрих, и Турецкий понял, что больше он не скажет, а допытываться — дело совершенно пустое и лишнее.
Немного поговорили о жизни в Генеральной прокуратуре, о Косте Меркулове, пошутили по поводу его постоянной присказки — вот уйду на пенсию, что вы тут без меня натворите, одному Богу известно! А ведь оно действительно так. Генрих и сам относился почти с сыновней любовью к дяде Косте и желал ему только добра. А также тем близким людям, кто его окружал. Турецкий, естественно, входил в это окружение.
Наконец они приняли по рюмочке отменного коньяку, допили остывший кофе, и Генрих поднялся, чтобы проводить Турецкого. Произошло все то же самое, что при появлении его в квартире, но только в обратном порядке.
Они попрощались. В прихожей погас свет, затем открылась дверь и неслышно закрылась за уже вышедшим на площадку Турецким.
Александр Борисович сделал небольшой круг мимо затянутого ряской пруда, затем вернулся на Балаклавку и через школьный двор вышел к почте. Обратил внимание, что рядом с его «Жигулями» пристроилась темно-синяя «мазда» с затемненными стеклами.
Турецкий не стал разглядывать, был ли там водитель: «мазда» не мешала ему отъехать. Случайность это или нет? Попытался вспомнить, видел ли уже эту машину? Вроде нет…
Дальше раздумывать не стал, оставив загадку действительно случаю. Он сел за руль, включил фары, ибо становилось уже темно, и неспешно поехал из двора на проспект через узкий проезд, оставленный для машин строителями, который был ограничен бетонными блоками с красными лампочками, установленными на них. Оглянулся. «Мазда», не включая фар, на одних подфарниках, тронулась следом.
Если это был «хвост», то зачем им такая примитивная демонстрация? А может, это делалось специально, нарочно? Чтобы пощекотать следаку нервы? Показать ему, что он находится «под колпаком»? Но у кого — вот вопрос.
И еще. Турецкий мог бы поклясться, что, когда заезжал сюда, «мазды», наблюдавшей за ним, и в помине не было. Она появилась позже, когда он уже ушел на почту. И где-то в стороне она стоять не могла, потому что он внимательно оглядел двор, в котором стояло с десяток машин, но «мазды» точно не было. Значит, она появилась позже, определенно зная, что коричневые «Жигули», на которых приехал Турецкий, уже здесь, рядом с почтовым двором.
Или все это бред воспаленного воображения? Просто никто давно не гонялся за ним, Турецким, вот и примстилось, как говорится. Да и кто мог знать, что Славка именно для него пригнал в Генпрокуратуру оперативную машину?
Турецкий выезжал к Варшавскому шоссе, наблюдая, как «мазда» двигалась следом — причем так же неторопливо, как он.
И тут Александр Борисович резко повернул, но не налево, к выезду на шоссе, а, нарушив все правила, из второго ряда, под красный свет, свернул направо, на новый Балаклавский проспект, и понесся в ряду сверкающих под оранжевыми фонарями машин в сторону Калужской заставы, то есть в противоположном направлении. Убедиться успел только в одном: преследователь, если это был он, попытался было сделать то же самое, повторить его ход, но отчаянно загудели стоявшие на поворот машины, и «мазда» остановилась в ожидании, когда на светофоре вспыхнет зеленый свет.
«Они могли где-то „маячок“ прицепить», — подумал Турецкий, опасно маневрируя в потоке машин и стремясь поскорее проскочить очередной светофор. Удалось. Он свернул на Симферопольский бульвар и помчался вдоль трамвайных путей в сторону центра города. Выезды отсюда он хорошо знал, не впервые был здесь, и не впервые, кстати, вот примерно так же удирал от преследователей.
Если это простой маячок, еще ничего страшного — ну догонят они его где-нибудь, в конце концов. В районе той же Серпуховской площади. А если они еще и слушают, о чем может идти разговор в салоне? Вот это гораздо хуже. И Турецкий решился.
Он снова сменил направление и повернул на Нахимовский проспект, а потом помчался наискосок через район Черемушек и перед Загородным шоссе сделал наконец остановку. Вышел из машины, отошел от нее подальше в сторону и вызвал по мобильнику номер Славы Грязнова.
Тот отозвался так скоро, будто держал телефонную трубку в руках:
— Ну что у тебя?
— Есть подозрение, что нашелся «хвост». Пока оторвался, но, что будет дальше, не знаю. Темно-синяя «мазда», номер тебе ничего не скажет, но я запомнил. Как провериться?
— Ты из машины говоришь? — деловито осведомился Грязнов.
— Славка, что с тобой, ты спал? Я тебя разбудил? Конечно нет.
— Тогда так. Ты где сейчас?
— Перед Малой Тульской.
— Ага, понял. Дуй по Дубининской до Садового кольца и по нему до Таганской площади. Там, под мостом, наш гараж. Я сейчас позвоню, тебя немедленно примут. А уже оттуда, на другой машине, привезут ко мне. Диспозиция ясна?
— Так точно! Разрешите исполнять?
— Исполняйте, государственный советник, — засмеялся Грязнов…
Механик, который принял коричневые «Жигули», быстро загнал машину на подъемник, работал с ней недолго. Скоро он позвал еще одного «специалиста», и тот подошел к Турецкому, держа в руке небольшую металлическую шайбочку — «радиомаяк». Вот за ней-то и следовал наблюдатель, не боясь потерять своего «клиента» даже в густом автомобильном потоке. Нет, микрофона здесь не было, передавался только сигнал, ничего больше. Такие вот «фиговины» можно купить за гроши даже на Митинском рынке.
А вот как «маячок» попал на днище «Жигулей», подумать стоило. Эту загадку уже разрешил сам Вячеслав Иванович, когда один из служащих гаража доставил Турецкого к генералу Грязнову, на Енисейскую улицу.
— Ты в пробках стоял, Саня?
— Ну было, а как же, правда, старался избегать.
— И я тоже пару раз стоял, пока к тебе ехал. Как тебе известно, слухи в наших прекрасных учреждениях иногда опережают даже полет пули. Наверняка уже знают о нашем с тобой вступлении в дело. А тут кто-то мог подглядеть, что генерал Грязнов почему-то отъехал на этих самых «Жигулях». Возник вопрос, а с ним и пристальный интерес. Нет, я ничего не усложняю. Но точно так же любопытствующие могли догнать и тебя, застрявшего в пробке. Вот и вся загадка. Мы же не в пустоте живем, а под перекрестными и даже прицельными взглядами. «Мазда», говоришь?
— Чего ты вдруг о ней вспомнил? — удивился Турецкий. — Или знакома?
— Может, и знакома, а может, и нет. Надо будет потом проверить. Номерочек-то ее черкни мне вот здесь. — Грязнов подвинул Турецкому листок бумаги. — Хотя это ничего не даст. У них сотня подобных — на каждый случай.
— Кого подозреваешь?
— А кто больше всех заинтересован, чтоб убийство так и осталось нераскрытым, как ты думаешь?
Александр Борисович хотел бы и сам найти ответ на этот вопрос. Но для этого надо было хорошо знать, чем в последние годы занимался генерал-полковник Порубов. Надо было, по существу, все знать о нем, о каждом его шаге. А до этого дело еще не дошло. Турецкий даже не успел внимательно посмотреть на те документы, которые вручил ему «общий друг». Они, все еще свернутые, лежали в его кармане. В целлофановом прозрачном файле.
— Ну что ж, Славка, — сказал Турецкий, — давай тогда не будем терять времени и займемся делом. Материалы у меня здесь. — Он хлопнул себя по карману.
— Вот это мужской разговор, — согласился Грязнов. — А рюмочки не хочешь? Или вы там уже?
— Ну ты же знаешь его! Микродоза, исключительно ради вкуса во рту, не больше. Да… — задумчиво продолжил Турецкий. — Вот и прошел день охоты. Интересно, только один день, а хищники уже вышли на след охотника.
— Так сразу и хищники, — пробурчал Грязнов, открывая дверцу холодильника и звякая стеклянной посудой. — Вполне может быть, что и не хищники никакие, а просто туполобые «соседи», которые сами…
— Что «сами»?
— Ну разве случай с Порубовым не показал, что они и сами становятся легкой добычей?
— Это когда они сталкивались с подобными себе, — возразил Турецкий. — А если все иначе? И, кстати, гораздо проще?
— Ты что имеешь в виду? — насторожился Грязнов.
— Вспомни, сколько раз в своей практике мы сталкивались с фактами, когда причиной убийства становились, казалось бы, столкновения высших каких-то интересов, глобальные переделы собственности, словом, конфликты на уровне чуть ли не мировых проблем? А что на поверку? Нередко же оказывалось, что за всеми этими страстями стоял самый обыкновенный, даже банальный, треугольник. Шлюху там не поделили, еще что-нибудь подобное. Жена неверного мужа заказала. Муж нанял киллеров, чтобы те убрали его жену, которая мешала ему в его шашнях с любовницей. Еще нужны примеры?
— Я вижу, к чему ты клонишь, Саня, — сказал Грязнов, доставая бутылку коньяку. Из холодильника. Словно какую-то мерзопакостную водку!
— Ты до чего дошел, Вячеслав?! — возмущенно воскликнул Турецкий. — Какой же псих держит коньяк в холодильнике?! Тебе нехорошо?
— А-а, ты про это? — даже и не удивился Вячеслав и нахмурился. — Я просто тоже думал весь вечер об этом деле. Сопоставлял, что ребятки рассказали. У них есть толковые мысли по поводу, да… Но мы и эту твою версию тоже обязательно проверим. Здесь ничего упускать из виду нельзя… Только у меня вот никак не получается…
— Что конкретно?
— Ну, предположим, это был заказ. Мадам наняла кого-то, чтобы одним махом развязать узел и с подлым мужем, и с проклятой его любовницей. Скажем, вспышка такая произошла в ее сознании. Но ведь это же состояние у них длилось не один месяц или там год, а целых шесть лет! Вполне могли бы уже и привыкнуть.
— Мне сегодня сестра молодой супруги, так сказать, кое-что рассказала об этом, как ты говоришь, состоянии. Порубов не был официально расписан с Копыловой, это нам уже известно. Но он и не разводился со своей первой женой. Он помогал той семье, в которой, между прочим, вполне взрослые уже дети. Но помогал и родственникам новой своей жены. Квартиру им купил, то, другое. То есть, я вижу, в чем-то был он человеком очень бескорыстным и щедрым. Имея при этом большие, или очень большие, деньги. Так, во всяком случае, его характеризует Таня, младшая сестра Копыловой. Они там вообще, как я думаю, все были если не влюблены в Порубова, то что-то в этом духе все-таки было. Так какой же смысл его первой жене убивать Виктора Альбертовича, если с его смертью кончалась и его помощь? Нет логики. Хотя… женская душа — потемки…
— Ладно, и эту версию проверим, — сказал Грязнов. — И откуда у него такие деньги — тоже. Прошу к столу! День охоты, говоришь? — Он покачал пегой своей головой с блестящей плешью посредине темени и засмеялся. — Ну-ну…
Глава вторая По следу генеральского досье
1
Искать причину в той поре, когда генерал был молодым, показалось неразумным. Типичная биография человека, родившегося в последний год войны в семье сотрудника органов безопасности. Родитель служил в Смерше, был награжден, затем уволен на пенсию и скончался более двух десятков лет назад. В скором времени умерла и мать Виктора Порубова. Сам же он закончил военное училище, затем служил на Дальнем Востоке, там же был переведен в систему госбезопасности, учился в Высшей школе КГБ и стал медленно подниматься по служебной лестнице. В середине восьмидесятых переведен в Москву, в центральный аппарат Комитета государственной безопасности. Перестройку встретил в звании полковника. В девяносто первом — девяносто третьем годах выступил на стороне молодых демократических сил России. Во время известного «стояния» у Белого дома — даже тут не могли обойтись без «американской помощи» — находился рядом с первым российским президентом, что определенно зачлось ему при дальнейшем служебном повышении. Возглавлял УФСБ по Москве и области, а в девяносто шестом году вместе с группой бывших ближайших «соратников» этого президента был с треском отправлен в отставку. После чего начался совершенно новый этап его жизни. И об этом этапе шел отдельный разговор.
Еще, как следовало из досье, в семьдесят пятом году Порубов женился на бывшей сотруднице своего же ведомства, от которой имел двоих детей. В настоящее время им исполнилось двадцать девять лет — старшему и девятнадцать — младшей. Сын Юрий занимался бизнесом, владел небольшой, но известной фирмой «Радамес» по продаже импортных изделий из кожи и металла. Не ширпотреба из Турции, а действительно дорогих вещей от крупнейших европейских домов моделей. Дочь Светлана была студенткой Института международных отношений. Ясно, что и тут не обошлось без помощи родителя.
Связь с Копыловой была обозначена фактически одной строчкой. Но весьма красноречивой и многозначительной. Суть же заключалась в том, что, оказывается, Настя Копылова чуть более десятка лет назад поступила в закрытую академию ФСБ — как и почему, об этом досье умалчивало, — где тогда читал лекции уже к тому времени генерал-лейтенант Порубов. Вероятно, там они и познакомились, преподаватель со студенткой. Но только четыре или пять лет спустя Порубов оставил свою семью и стал жить с Копыловой гражданским браком. А еще через год у них родилась дочь.
Может быть, в этом факте следовало искать разгадку? Во всяком случае, Турецкий с Грязновым особо акцентировали это место в документе. А ну как и здесь всплывет нечто, напоминающее пресловутый треугольник?
Дальнейшие материалы касались исключительно служебной деятельности Виктора Альбертовича Порубова после его так называемого выхода на пенсию, а точнее, громкого, как это ни странно, увольнения в отставку.
То, что первый президент России отличался строптивым и, мягко говоря, часто непредсказуемым характером, уже давно ни для кого не секрет. Однако был момент, он пришелся на девяносто шестой год, когда «трон», что называется, качнулся, и довольно основательно, вызвав в определенных рядах сущий переполох. И как также известно, в самый ответственный момент для удержания власти действующему президенту, добивающемуся своего переизбрания на новый срок, пришлось пойти на некоторые жертвы. Лишился своего поста директор ФСБ Роман Воронов, начальник Службы безопасности президента Николай Коротков — большой шутник и любитель мемуарной литературы, а также начальник УФСБ по Москве и области Виктор Порубов.
Но что любопытно: это только казалось, что все трое уволены одновременно, на самом деле все было далеко не так.
Порубов оставил свой пост в самом начале года. И причину этого составитель справки видел в том, что годом раньше был, как известно, убит — застрелен в своем подъезде — один из крупнейших российских журналистов, ведущий многих телепрограмм и он же — генеральный директор одного из телевизионных каналов Владлен Кедров. Президент, по следам первоначального расследования, дал личное обещание раскрыть преступление. Это обещание затем многократно повторялось во всех средствах массовой информации и в России, и за рубежом. Однако данное слово выполнено не было. Фактически год прошел, а следствие топталось на том же самом месте, с которого и началось. И вот это «топтание», судя по всему, и стало причиной «царского гнева».
Но «боевые друзья», которым и самим уже оставались считаные недели пребывания у власти, не бросили товарища. Порубова назначили консультантом финансовой фирмы «Анализ», которая скоро превратилась в финансовую группу, в акционерную компанию под тем же названием, где Порубов был назначен уже на более высокую должность — начальник службы безопасности. Еще высказывалось предположение, что в этой компании имели свой интерес и директор ФСБ, и начальник Службы безопасности президента.
Странное дело — генерал КГБ-ФСБ и консультант. Но что он может, вообще, консультировать? В чем должна состоять деятельность консультанта в финансовой фирме? Вот служба безопасности — понятно, это ее прямое дело, но экономика? Тут потребуются специальные знания, какими обладают опытные узкопрофильные юристы, финансисты, экономисты и прочие «узкие» специалисты. На этот конкретный вопрос могли бы ответить разве что сотрудники того самого «Анализа». Как, впрочем, и на следующий вопрос, который касался фирмы «Московский транспорт».
Оказалось, что «Анализ» тесно сотрудничал, точнее, контролировал эту фирму, специализировавшуюся на перевозках такси. Больше того, фирма «Новое синее такси», совершавшая свои перевозки исключительно на иномарках фирмы «Рено», входила в холдинг финансовой группы «Анализ» — настолько тесными были контакты. Оказалось также, что Порубов особенно пришелся здесь ко двору еще и по той причине, что за ним тянулся след еще из времен его прямой деятельности в ФСБ. Это именно он в самом начале девяностых годов помог становлению другой компании — «Дорожные перевозки», в которой имел в ту пору и свои собственные интересы. А значит, и опыт такого рода деятельности у него уже имелся. Вот и здесь придется крепко порыться, покопать. Не исключено, что конфликты могут потянуться и отсюда.
Одновременно в справке указывалось, что между фирмами «Московский транспорт» и «Дорожные перевозки» шла затянувшаяся междоусобная война с переменным успехом. Причина — освоение новых рынков и передел уже имеющихся. Кстати, именно с этой длительной войной, в которой, не исключено, с обеих сторон были задействованы даже организованные преступные группировки — для преодоления конфликтов, — связывают убийство исполнительного директора дочерней фирмы «Дорожных перевозок» — «Комфорт-такси» Арнольда Фиштейна. Эта фирма заключила соглашение с администрацией аэропорта Шереметьево о своем монопольном праве на обслуживание пассажиров обоих аэропортов. По некоторым непроверенным данным, к этому убийству якобы имел отношение Порубов, ибо «Дорожные перевозки» контролировали бывшие его коллеги из ФСБ, а нынешний его интерес был связан уже с «Московским транспортом».
Так это что значит? Он против своих же пошел? Но все это было на уровне предположений, потому что у следствия на этот счет не имелось ровным счетом никаких доказательств.
Словом, намеков всякого рода было высказано в справке, как говорится, выше крыши. Оставалось только разгрести эту гору в поисках того самого жемчужного зернышка. Совсем, надо понимать, немного, просто начать и… кончить.
Было уже поздно, да и коньяк выпит, и основные темы обсуждены. И даже прикинут, пока в общих чертах, на словах, план дальнейших следственных действий.
Грязнов уже откровенно зевал. И Турецкий, раз проку от товарища в ближайшей перспективе никакой, предложил ему отправляться спать, а сам еще хотел посидеть с карандашом и листом бумаги, чтобы, пока слишком свежи в мыслях факты этого дела, попытаться изложить свой план расследования на бумаге. Тот же Грязнов всегда ведь утверждал, что даже самые слабые чернила все-таки лучше и крепче самой твердой и изощренной памяти. Вот и следовал завету друга. И пить больше не хотел.
Искать причину в той поре, когда генерал был молодым, показалось неразумным. Типичная биография человека, родившегося в последний год войны в семье сотрудника органов безопасности. Родитель служил в Смерше, был награжден, затем уволен на пенсию и скончался более двух десятков лет назад. В скором времени умерла и мать Виктора Порубова. Сам же он закончил военное училище, затем служил на Дальнем Востоке, там же был переведен в систему госбезопасности, учился в Высшей школе КГБ и стал медленно подниматься по служебной лестнице. В середине восьмидесятых переведен в Москву, в центральный аппарат Комитета государственной безопасности. Перестройку встретил в звании полковника. В девяносто первом — девяносто третьем годах выступил на стороне молодых демократических сил России. Во время известного «стояния» у Белого дома — даже тут не могли обойтись без «американской помощи» — находился рядом с первым российским президентом, что определенно зачлось ему при дальнейшем служебном повышении. Возглавлял УФСБ по Москве и области, а в девяносто шестом году вместе с группой бывших ближайших «соратников» этого президента был с треском отправлен в отставку. После чего начался совершенно новый этап его жизни. И об этом этапе шел отдельный разговор.
Еще, как следовало из досье, в семьдесят пятом году Порубов женился на бывшей сотруднице своего же ведомства, от которой имел двоих детей. В настоящее время им исполнилось двадцать девять лет — старшему и девятнадцать — младшей. Сын Юрий занимался бизнесом, владел небольшой, но известной фирмой «Радамес» по продаже импортных изделий из кожи и металла. Не ширпотреба из Турции, а действительно дорогих вещей от крупнейших европейских домов моделей. Дочь Светлана была студенткой Института международных отношений. Ясно, что и тут не обошлось без помощи родителя.
Связь с Копыловой была обозначена фактически одной строчкой. Но весьма красноречивой и многозначительной. Суть же заключалась в том, что, оказывается, Настя Копылова чуть более десятка лет назад поступила в закрытую академию ФСБ — как и почему, об этом досье умалчивало, — где тогда читал лекции уже к тому времени генерал-лейтенант Порубов. Вероятно, там они и познакомились, преподаватель со студенткой. Но только четыре или пять лет спустя Порубов оставил свою семью и стал жить с Копыловой гражданским браком. А еще через год у них родилась дочь.
Может быть, в этом факте следовало искать разгадку? Во всяком случае, Турецкий с Грязновым особо акцентировали это место в документе. А ну как и здесь всплывет нечто, напоминающее пресловутый треугольник?
Дальнейшие материалы касались исключительно служебной деятельности Виктора Альбертовича Порубова после его так называемого выхода на пенсию, а точнее, громкого, как это ни странно, увольнения в отставку.
То, что первый президент России отличался строптивым и, мягко говоря, часто непредсказуемым характером, уже давно ни для кого не секрет. Однако был момент, он пришелся на девяносто шестой год, когда «трон», что называется, качнулся, и довольно основательно, вызвав в определенных рядах сущий переполох. И как также известно, в самый ответственный момент для удержания власти действующему президенту, добивающемуся своего переизбрания на новый срок, пришлось пойти на некоторые жертвы. Лишился своего поста директор ФСБ Роман Воронов, начальник Службы безопасности президента Николай Коротков — большой шутник и любитель мемуарной литературы, а также начальник УФСБ по Москве и области Виктор Порубов.
Но что любопытно: это только казалось, что все трое уволены одновременно, на самом деле все было далеко не так.
Порубов оставил свой пост в самом начале года. И причину этого составитель справки видел в том, что годом раньше был, как известно, убит — застрелен в своем подъезде — один из крупнейших российских журналистов, ведущий многих телепрограмм и он же — генеральный директор одного из телевизионных каналов Владлен Кедров. Президент, по следам первоначального расследования, дал личное обещание раскрыть преступление. Это обещание затем многократно повторялось во всех средствах массовой информации и в России, и за рубежом. Однако данное слово выполнено не было. Фактически год прошел, а следствие топталось на том же самом месте, с которого и началось. И вот это «топтание», судя по всему, и стало причиной «царского гнева».
Но «боевые друзья», которым и самим уже оставались считаные недели пребывания у власти, не бросили товарища. Порубова назначили консультантом финансовой фирмы «Анализ», которая скоро превратилась в финансовую группу, в акционерную компанию под тем же названием, где Порубов был назначен уже на более высокую должность — начальник службы безопасности. Еще высказывалось предположение, что в этой компании имели свой интерес и директор ФСБ, и начальник Службы безопасности президента.
Странное дело — генерал КГБ-ФСБ и консультант. Но что он может, вообще, консультировать? В чем должна состоять деятельность консультанта в финансовой фирме? Вот служба безопасности — понятно, это ее прямое дело, но экономика? Тут потребуются специальные знания, какими обладают опытные узкопрофильные юристы, финансисты, экономисты и прочие «узкие» специалисты. На этот конкретный вопрос могли бы ответить разве что сотрудники того самого «Анализа». Как, впрочем, и на следующий вопрос, который касался фирмы «Московский транспорт».
Оказалось, что «Анализ» тесно сотрудничал, точнее, контролировал эту фирму, специализировавшуюся на перевозках такси. Больше того, фирма «Новое синее такси», совершавшая свои перевозки исключительно на иномарках фирмы «Рено», входила в холдинг финансовой группы «Анализ» — настолько тесными были контакты. Оказалось также, что Порубов особенно пришелся здесь ко двору еще и по той причине, что за ним тянулся след еще из времен его прямой деятельности в ФСБ. Это именно он в самом начале девяностых годов помог становлению другой компании — «Дорожные перевозки», в которой имел в ту пору и свои собственные интересы. А значит, и опыт такого рода деятельности у него уже имелся. Вот и здесь придется крепко порыться, покопать. Не исключено, что конфликты могут потянуться и отсюда.
Одновременно в справке указывалось, что между фирмами «Московский транспорт» и «Дорожные перевозки» шла затянувшаяся междоусобная война с переменным успехом. Причина — освоение новых рынков и передел уже имеющихся. Кстати, именно с этой длительной войной, в которой, не исключено, с обеих сторон были задействованы даже организованные преступные группировки — для преодоления конфликтов, — связывают убийство исполнительного директора дочерней фирмы «Дорожных перевозок» — «Комфорт-такси» Арнольда Фиштейна. Эта фирма заключила соглашение с администрацией аэропорта Шереметьево о своем монопольном праве на обслуживание пассажиров обоих аэропортов. По некоторым непроверенным данным, к этому убийству якобы имел отношение Порубов, ибо «Дорожные перевозки» контролировали бывшие его коллеги из ФСБ, а нынешний его интерес был связан уже с «Московским транспортом».
Так это что значит? Он против своих же пошел? Но все это было на уровне предположений, потому что у следствия на этот счет не имелось ровным счетом никаких доказательств.
Словом, намеков всякого рода было высказано в справке, как говорится, выше крыши. Оставалось только разгрести эту гору в поисках того самого жемчужного зернышка. Совсем, надо понимать, немного, просто начать и… кончить.
Было уже поздно, да и коньяк выпит, и основные темы обсуждены. И даже прикинут, пока в общих чертах, на словах, план дальнейших следственных действий.
Грязнов уже откровенно зевал. И Турецкий, раз проку от товарища в ближайшей перспективе никакой, предложил ему отправляться спать, а сам еще хотел посидеть с карандашом и листом бумаги, чтобы, пока слишком свежи в мыслях факты этого дела, попытаться изложить свой план расследования на бумаге. Тот же Грязнов всегда ведь утверждал, что даже самые слабые чернила все-таки лучше и крепче самой твердой и изощренной памяти. Вот и следовал завету друга. И пить больше не хотел.