Незнанский Фридрих Евсеевич. Последняя роль

   — Стало быть, дочь осуществила его мечту, — сказал Турецкий. — А что насчет ее матери? Она такая же одержимая театралка?
   — Увы, — грустно произнес Иван Максимович, — мать Екатерины Сергеевны умерла два года назад. Поскользнулась на льду и упала. Перелом позвоночника. Сейчас у Сергея Николаевича другая жена.
   — Надо полагать, молодая и красивая?
   — Угадали. — Прокофьев едва заметно усмехнулся. — Они вместе уже полтора года. Нинель — очень хорошая женщина.
   — Екатерина с ней ладит?
   Иван Максимович улыбнулся:
   — Еще как! Молодая мачеха стала ей лучшей подругой. Хотя… Нинель не очень любит театр. Однако они вместе ходили в фитнесс-клуб, регулярно всей семьей выезжали за город на пикники. Несколько раз втроем ездили за границу. Так что, в этом плане у них было полное взаимопонимание.
   «Как всегда, — подумал Турецкий. — В таких семьях всегда всё в порядке, пока не копнешь поглубже».
   Прокофьев поднял руку и глянул на часы.
   — Кстати, через пару минут Сергей Николаевич будет здесь, — сообщил он.
   — Ясно, — сказал Турецкий. — Вы у него, вроде как, «на разогреве». Ввели меня в курс дела, чтобы он сразу взял быка за рога.
   Прокофьев улыбнулся.
   — Можно сказать и так. А, вон и он идет!
   Турецкий глянул в окно. От стоянки к двери бара уверенной походкой шагал высокий, широкоплечий мужчина в коричневом пальто. Он был смугл и черноволос, но на висках уже серебрилась седина.
   — Всегда точен, как часы! — с улыбкой сказал Прокофьев.
   Не прошло и минуты, как Шиманов оказался возле стола.
   — Сергей Николаевич Шиманов, — представился он густым басом, пожимая руку Турецкому.
   — Александр Борисович Турецкий.
   — Очень приятно.
   Он сел за столик, подозвал официанта и сказал:
   — Двойной эспрессо. Только быстро. — Затем повернулся к Турецкому. — Иван Максимович уже рассказал вам о нашей проблеме? — спросил он.
   «Проблема, — подумал Турецкий. — Он называет это „проблема“. Любой другой на его месте сказал бы „горе“.
   — Да, я уже в курсе.
   — Когда вы можете выехать в Лебедянск?
   — Если мы договоримся насчет гонорара, то прямо сегодня, — ответил Александр Борисович.
   Прокофьев поднялся со стула.
   — Прошу прощения, но мне пора идти, — сказал он с вежливой улыбкой. — Чрезвычайно рад был с вами познакомиться, Александр Борисович! И еще раз спасибо вам за моего Славика. Как выяснилось, вовремя «сесть» — это тоже удача.
   Дождавшись, пока Прокофьев уйдет, Шиманов пробасил:
   — Итак, обговорим вопрос гонорара. Сколько вы хотите, Александр Борисович?
   — Тридцать тысяч долларов, — ответил Александр Борисович, спокойно глядя бизнесмену в глаза.
   — Это большие деньги, — сказал Сергей Николаевич.
   — Я знаю. Но речь идет о вашей дочери.
   Шиманов подумал и кивнул:
   — Да, вы правы. Но, кроме того, что я отец, я еще и бизнесмен. Как бы дико и неуместно это ни звучало. А потому давайте договоримся так: в случае, если моя дочь найдется и с ней все будет в порядке, вы получите… пятьдесят тысяч долларов. Если нет, я покрою ваши расходы и выпишу вам чек на пять тысяч. Как вам такие условия?
   Турецкий склонил голову набок и задумчиво посмотрел на бизнесмена. В лице Шиманова, в его блестящих глазах, в цвете его лица, манере дергать уголком губ — было нечто такое, что безошибочно выдавало… «А может быть, я и не прав, — подумал Александр Борисович, осаживая себя. — Бизнесмен подобного уровня не может быть кокаинистом. Хотя почему нет? Втянуть носом дорожку кокаина — отличный способ снять стресс после тяжелого трудового дня».
   — Видимо, вы очень хладнокровный человек, — сказал Турецкий. — Что ж, ваши условия кажутся мне справедливыми.
   Сергей Николаевич кивнул:
   — Вот и отлично. Должно быть, я кажусь вам чудовищем?
   — Почему?
   — Ну… вы, вероятно, ожидали, что я скажу что-нибудь вроде: «Я согласен на любые деньги, только найдите мне мою дочь!»
   — Признаться, обычно родители пропавших детей говорят именно так, — заметил Турецкий.
   Шиманов помолчал. Затем сказал — тихо и спокойно:
   — Я очень люблю свою дочь, Александр Борисович. И я сделаю всё, чтобы найти ее. Однако вам я плачу не за дочь, а за вашу работу. Как любому наемному служащему. Полагаю, это справедливо?
   — Вполне, — согласился Турецкий.
   — Значит, мы договорились. Чек на пять тысяч я выпишу вам прямо сейчас. Плюс — две тысячи на расходы. Этого ведь достаточно?
   — Увидим, — ответим Александр Борисович.
   — В случае, если ваши усилия окажутся бесплодными, аванс останется у вас.
   — Вы настоящий делец, — сказал Александр Турецкий, едва сдерживаясь, чтобы не усмехнуться. — Если вы не против, мы подпишем договор прямо сейчас.
   Шиманов не возражал. Александр Борисович достал из сумки бланки договора и протянул их Сергею Николаевичу. Тот всё внимательно прочел, заполнил пустые графы и затем размашисто расписался.
   — Дело сделано, — сказал он, протягивая Александру Борисовичу его вариант договора. — Осталось вручить вам деньги и получить от вас расписку.
   Шиманов достал из кармана чековую книжку и авторучку. Проставил сумму, неторопливо расписался и протянул чек Турецкому. Взамен Александр Борисович быстро набросал расписку, украсил ее своим стремительным автографом и передал Шиманову. Сделка, таким образом, была совершена.
   — Да, я забыл сказать вам еще про одно условие, — заговорил Сергей Николаевич странным голосом, который показался Турецкому зловещим.
   — Что за условие?
   — Если моя дочь погибнет, и я не найду виновных, за ее смерть ответите вы. Лично.
   Брови Турецкого взлетели вверх.
   — Это что, шутка? — холодно спросил он.
   Сергей Николаевич покачал головой.
   — Нет, я не шучу. Если Катя погибнет, я буду считать, что в ее смерти виноваты вы. Это будет для вас хорошим стимулом. И вы будете знать, что, рискуя ее жизнью, вы рискуете своей.
   — Мне ваше условие кажется идиотским, — сказал Турецкий раздраженно. — Вы, похоже, не до конца понимаете, с кем имеете дело. При необходимости я могу привлечь к делу МУР и Генпрокуратуру.
   Шиманов усмехнулся и кивнул.
   — Да, я наводил о вас справки, и знаю, что у вас богатые связи. Но меня это не остановит. Ради дочери я пойду на всё. Надеюсь, что то же самое вы готовы сделать ради безопасности жены.
   — При чем здесь моя жена? — насторожился Турецкий.
   — Вашу жену зовут Ирина Генриховна Турецкая, — медленно и четко произнес Шиманов. — В данный момент она направляется в офис компании «Ти Джей Электроникс», чтобы провести с сотрудниками психологические тренинги.
   — Что это значит? — сухо спросил Александр Борисович.
   — Это значит, что пока вы ведете следствие, я буду следить за каждым шагом вашей жены, — спокойно пробасил Шиманов. — Если мне не понравится ваша работа, я оставляю за собой право наказать вас так, как посчитаю нужным.
   Турецкий побледнел.
   — Вы угрожаете моей семье?
   Шиманов качнул большой головой:
   — Нет. Но я хочу, чтобы вы знали: отныне жизнь вашей супруги зависит от того, насколько успешно вы проведете расследование. Мы совершили сделку. Вы получили аванс и теперь работаете на меня.
   Некоторое время Александр Борисович молча и угрюмо разглядывая Шиманова. Потом вздохнул.
   — Похоже, вы действительно, не шутите, — сказал он. — Хорошо, я возьмусь за это дело. Но имейте в виду: если с головы моей жены упадет хоть один волос, я достану вас из-под земли.
   — В этом я не сомневаюсь, — спокойно ответил Сергей Николаевич. — И я запомню всё, что вы сказали. Приступайте к работе, господин Турецкий. Время не на нашей стороне, и мы не должны медлить.

7

   — Ну, как? — с тревогой и любопытством спросила Ирина, когда Турецкий переоделся и сел за стол.
   Александр Борисович откусил кусок пирога с рыбой и похвалил:
   — Вкусно!
   Ирина улыбнулась.
   — Дурень, я не об этом. Как твое новое дело. Ты взялся за него?
   — Слушай, Ир, а не слишком ли мало в пироге лука?
   — Турецкий, не заговаривай мне зубы.
   — Ладно. — Александр Борисович отхлебнул чаю и сказал: — Завтра утром я вылетаю в Лебедянск.
   — О, Господи! Где это?
   — Там! — неопределенно махнул рукой Турецкий. — С Плетневым я уже переговорил. Дело Митрохина они доведут до конца без меня.
   Ирина прищурила голубые глаза.
   — Ты же говорит, что тебе этот Митрохин не нравится. Собирался сам его контролировать.
   — Ну, мало ли кто мне не нравится, — пожал плечами Александр Борисович. — Ты же знаешь, я часто склонен преувеличивать. Дело, в общем, пустяковое. Плетнев справится и без меня.
   — Ну, допустим, — согласилась после паузы Ирина. — А что за дело в Лебедянске? Надолго?
   — Не думаю, что надолго. У одного мецената пропала дочь. Актриса местного театра. Ехала на спектакль, да так и не доехала.
   Веки Ирины дрогнули.
   — Бедная девочка, — проговорила она. — Милиция ищет?
   Александр Борисович покачал головой:
   — Нет.
   — Почему?
   — Отец не хочет огласки.
   — Глупости какие, — поморщилась Ирина. — Какая разница — огласка или нет. Главное, дочь найти!
   Турецкий усмехнулся:
   — У богатых свои причуды. Кстати, если я ее найду, этот лебедянский Рокфеллер готов заплатить пятьдесят тысяч долларов.
   — Пятьдесят? — Лицо Ирины вытянулось. — Ну… хотя бы понятно, что он любит свою дочь, если готов платить такие деньги. А если не найдешь?
   По лицу Турецкого пробежала тень, и это не укрылось от внимательного взгляда жены.
   — Что? — с тревогой в голосе спросила она.
   Он через силу улыбнулся.
   — В этом случае я оставлю у себя аванс. Пять тысяч. Это, конечно, не пятьдесят, но тоже кое-что.
   Ирина задумалась.
   — Ты знаешь… — тихо произнесла она. — Мне почему-то не нравится эта история.
   — Она и не должна тебе нравиться, — пожал плечами Александр Борисович. — Это работа. И не самая приятная работа.
   — А… — начала было Ирина, но осеклась.
   — Что? — спросил Турецкий.
   Она покачала головой:
   — Да нет, ничего. — Ирина положила руку на ладонь мужа. — Ты там береги себя, хорошо?
   — Хорошо.
   — И не лезь на рожон. Прошлый год был тяжелым для нас обоих. Я не хочу, чтобы он повторился.
   Александр Борисович улыбнулся и погладил жену по волосам.
   — Не волнуйся, малыш, я воробей стреляный, и в обиду себя не дам.
   Он наклонился и поцеловал жену в губы.
   — Где ты там будешь жить? — спросила Ирина.
   — В гостинице. Президентский номер уже заказан, — с улыбкой сказал Александр Борисович.
   — О! — Ирина засмеялась. — В таком случае, думаю, ты там надолго задержишься! Полагаю, обеды и ужины в ресторане твой клиент тоже оплатит?
   — А как же! Разве «крутой московский сыщик» может питаться в какой-нибудь дешевой забегаловке? Нам подавай французскую кухню. В крайнем случае — китайскую!
   — Балда ты, Турецкий! — весело сказала Ирина и чмокнула мужа в нос. — Ладно, пойду соберу тебе чемодан. Сам-то ты наверняка что-нибудь забудешь.
   — Заботушка ты моя, — ласково и насмешливо произнес Александр Борисович. — Что бы я без тебя делал?
   — Нашел бы себе другую жену, — пожала плечами Ирина. — У «крутого московского сыщика» с этим не может быть проблем.
   — Ты права, — кивнул Турецкий. — Надо будет попрактиковаться в Лебедянске.

8

   Это был обычный московский двор. Темный — по причине позднего часа, влажный — по причине прошедшего недавно дождя, и довольно тесный — по причине того, что находился почти в центре Москвы, а здесь особо не разгуляешься — каждый метр земли на весь золота.
   Плетнев вспомнил двор своего родного дома, двор, в котором прошло всё его детство, за сотни километров отсюда — большой, неухоженный, поросший сиренью и чахлой рябиной, с длинными рядами белья, вывешенного для просушки предприимчивыми жителями первых этажей. Двор, больше похожий на пустырь, чем на площадку для игр, и тем не менее оставшийся в памяти как лучшее место на земле. Плетнев вспомнил свой двор и улыбнулся.
   — Чего вы улыбаетесь? — поинтересовался Митрохин с заднего сидения машины.
   — Так, вспомнил кое-что.
   Митрохин проворчал что-то невразумительное и снова уставился в окно автомобиля.
   — Вон тот подъезд его. Угловой. Он как раз отсюда виден.
   Дом был шикарный. Или, как нынче принято говорить, элитный. Эркеры, арки, изящные и просторные балконы, даже что-то вроде классических портиков на торцах здания. Несмотря на бросающуюся в глаза роскошь, всё это выглядело довольно безвкусно.
   — Сейчас я ему позвоню и всё уточню, — сказал Митрохин доставая из кармана телефон.
   — Алло, Иван Палыч? — забубнил он в трубку. — Да, Митрохин беспокоит… Нет-нет, всё остается в силе… Конечно… Нет, время и место остаются те же. Только постарайся не опаздывать, ладно?… Есть за тобой такой грешок, не спорь… Ладно… Хорошо. До встречи.
   Митрохин убрал телефон и хрипло вздохнул.
   — Ну, что там? — спросил Плетнев.
   — Сейчас он выйдет, — угрюмо произнес Митрохин. — Он подтвердить встречу. Через полчаса в казино «Мемфис». Знаете, где это?
   — Знаю.
   — Я еду туда первым, а вы следите за ним… Вот его фото.
   Плетнев взял снимок из толстых пальцем Митрохина и взглянул на него. С глянцевой фотографии на него глянуло худое, самодовольное и довольно добродушное лицо.
   — На вид благообразный, — заметил Плетнев равнодушным голосом.
   Митрохин сзади злобно хохотнул.
   — Этот благообразный должен мне огромные деньги, — сказал он. Помолчал и добавил: — И ему проще прикончить меня, чем вернуть долг.
   — Странно. В наше время так проблемы уже не решают, — заметил Плетнев.
   — Решают, — веско возразил Митрохин. — Это всегда лучший способ. Всегда, везде и в любое время. А я… — Он сглотнул слюну. — Я больше не могу жить в страхе. И не хочу. Мы разрубим этот узел сегодня же.
   Плетнев спрятал фотографию Симонова в карман и задумчиво проговорил:
   — Если взрывное устройство при нем, мы можем вызвать наряд и взять его прямо сейчас. Это будет намного проще и безопасней, вам не кажется?
   Говоря это, Плетнев вгляделся в темную глубину двора. Над подъездом горела лампочка, но сам двор был почти не освещен. «Довольно странно для элитных домов», — подумал Плетнев, еще больше мрачнея.
   — Так как? — переспросил он. — Вызвать наряд?
   — И дать ему два года, или сколько там у вас за хранение, а то и вообще отпустить? — Митрохин хрипло рассмеялся. — Ну, уж нет! Мы будем действовать наверняка. По-взрослому. Возьмите его с поличным, когда он будет крепить взрывчатку к моей машине. Я не хочу рисковать.
   Плетнев глянул в зеркальце заднего обзора на толстую, потную физиономию Митрохина и спросил:
   — Скажите, Митрохин, с чего вы, вообще, взяли, что это произойдет сегодня?
   Митрохин встретился с Плетневым взглядом и угрюмо пробурчал:
   — Господин Плетнев, у вас свои информаторы, а у меня свои. И я им доверяю.
   — И все-таки… — гнул свое Плетнев. — Почему вы не обратились в милицию?
   Толстая щека Митрохина нервно дернулась, словно невидимая рука дала ему пощечину.
   — У этого сучонка там… — Он показал пальцем наверх. — Есть влиятельные друзья. И вообще, что за вопросы такие? Вам что, мало денег?
   — Просто не люблю сложностей, — небрежно ответил Плетнев. — Чем проще схема, тем надежнее.
   — Зато за сложные схемы дороже платят. И хватит об этом.
   — Хватит так хватит, — пожал плечами Плетнев.
   Около минуты они сидели молча.
   — Вон он! — воскликнул вдруг Митрохин и ткнул толстым пальцем в окно.
   Плетнев увидел, как из дома вышел высокий худой человек в куртке. Человек неторопливо зашагал к лимузину, припаркованному прямо возле подъезда.
   — Это Симонов! — хрипло и возбужденно прошептал Митрохин. — Мой партнер. И сегодня он сделает попытку меня убить.
   «Дай Бог, чтобы это произошло именно сегодня», — подумал Плетнев. Ему до тошноты надоел и Митрохин, и всё это «дело», от которого — по неизвестной, впрочем, причине — Плетнева с души воротило. Что-то тут было нечисто. Но что?
   Митрохин, тем временем, прижал толстый нос к окну и внимательно наблюдал за худым мужчиной, который забирался в лимузин.
   — Он не сразу поедет в казино, он заедет к своей любовнице. Он всегда так делает — на счастье.
   — На счастье?
   — Да. Он считает, что эта дура приносит ему удачу. Так что у меня будет время оказаться в казино раньше его. Вы следуйте за ним, а я поеду в «Мемфис».
   — Хорошо, — небрежно ответил Плетнев, которого стал уже раздражать командный тон Митрохина.
   — И постарайтесь ничего не испортить, — едко проговорил Митрохин, выбираясь из машины.
   Плетнев глянул через плечо на его грузную фигуру и испытал жгучее желание дать бизнесмену хорошего пинка. Но, к сожалению, не все желания можно удовлетворить.
   Плетнев вздохнул и повернул ключ зажигания.

9

   Полчаса спустя Плетнев позвонил Митрохину.
   — Ну, что там? — немедленно отозвался Митрохин.
   — Он только что вышел от любовницы и сел в машину. Вы уверены, что он направится в казино?
   — Уверен. Следуйте за ним. План действий помните?
   «Разумеется», — хотел ответить Плетнев, но не успел, потому что Митрохин затараторил вновь:
   — Я буду всё время с ним! Когда это произойдет, я не знаю, но он обязательно улучит момент чтобы выйти к моей машине. И в этот момент вы должны быть рядом. Смотрите, не провороньте!
   Плетнев отключил связь и сунул телефон в карман.
   Митрохин раздражал его все больше. Во всем его облике, в его манере улыбаться, смеяться, сморкаться и вести разговор было что-то нечистое… лживое, что ли.
   Есть такой разряд людей: поговоришь с ними пять минут, и чувствуешь, словно тебя макнули головой в ведро с помоями. Хотя ничего такого сказано в разговоре не было. Но… есть субъекты, глядя на которых, испытываешь стыд за человеческую расу. Перед кем? Перед Господом Богом, наверное.
   Плетнев двигался за лимузином, стараясь не потерять его из виду. В кармане зазвонил мобильный телефон. При мысли о том, что он сейчас услышит голос Митрохина, Антон Плетнев поморщился. Но работа есть работа.
   — Слушаю, — сказал он в трубку.
   — Антон, это я.
   — Саша! — Плетнев был рад услышать Турецкого. — Как ты?
   — Нормально. Сажусь в самолет. Что там с делом Митрохина?
   — Да вот, еду за его партнером к казино. Митрохин по-прежнему уверен, что покушение произойдет именно сегодня.
   — Упрямый.
   — Не то слово.
   — Ты там будь осторожнее. Мне кажется, дело нечисто. В любом случае, ни во что не впутывайся. Будь сторонним наблюдателем. Сунешь голову в петлю, — и она затянется на твоей шее.
   Плетнев усмехнулся.
   — Саш, ну, чего ты меня «лечишь»?
   — Потому что волнуюсь. Чутье мне подсказывает, что мы ещё нахлебаемся грязи с этим Митрохиным. Впрочем, если будем действовать осторожно…
   — За это не волнуйся. Я буду осторожен, как девственница на первом свидании.
   — Хорошее сравнение, — усмехнулся Александр Борисович. — Ладно, не буду тебя отвлекать. Держись. Да, и не вздумай сам соваться к машине! Обязательно дождись саперов.
   — Александр Борисович… — с упреком проговорил Плетнев.
   — Ну, всё, всё. Удачи!
   После разговора с Турецким на душе у Антона стало чуточку полегче.
   Между тем, лимузин въехал на стоянку казино «Мемфис» и остановился. Дверца открылась, худой мужчина выбрался из салона, пискнул сигнализацией и направился к двери казино.
   Машина Плетнева остановилась неподалеку. Он заглушил мотор и проводил худого мужчину прищуренным взглядом, пока тот не скрылся за дверью казино. Плетнев быстро набрал номер Митрохина.
   — Илья Иванович, Симонов только что вошел в казино.
   — Ясно. Если план изменится, я вам позвоню.
   Плетнев убрал телефон и приготовился ждать. Пожалуй, самой неприятной частью работы детектива были вот эти бесконечные ожидания. Минуты текут неспешно. Час проходит за часов с мучительной медлительностью. Начинающему наблюдателю эти минуты и часы кажутся пыткой. Опытный наблюдатель умеет расслабиться и как бы выпасть из времени, впасть в какой-то странный, не определенный наукой вид анабиоза, и при этом — не уснуть, не потерять внимания и сосредоточенности.
   Ты словно переключаешь в сознание какой-то рычажок, и заставляешь мозг работать в особом режиме.
   Думая об этом Плетнев всегда вспоминал один случай из детства. Когда Антону было лет одиннадцать, двоюродный дед впервые взял его с собой на охоту. В воображении Антона охота представлялась чем-то вроде увлекательной игры. Ты вступаешь в схватку с разъяренным зверем, напрягаешь все физические и душевные силы и выходишь из схватки победителем.
   За этим следует приятный ужин в деревянном доме с потрескивающим камином, охотничьи байки и огромная звериная шкура, расстеленная на полу.
   На деле все оказалось иначе. Около четырех часов Антон и его двоюродный дед сидели в засаде. За это время восточный ветер успел смениться северо-западным, прошел дождь, выпал первый снег… А они все сидели и ждали. Час-второй-третий-четвертый… И казалось, этому унылому занятию не будет ни конца, ни краю.
   А когда зверь появился, у Антона уже не осталось ни сил, ни желания, чтобы продолжать охоту. Он просто отупело смотрел, как дед стреляет из ружья, кричит кому-то, куда-то бежит…
   — Ну, как? — спросил потом дед. — Тебе понравилась охота?
   — Да, — соврал Антон, опасаясь, как бы дед не назвал его слабаком.
   — В следующий раз поедешь со мной?
   — Да, — снова сказал Антон, совсем падая духом. — А мы опять будем сидеть в засаде?
   — А как ж! — пристально вглядываясь в лицо Антону и усмехаясь, ответил дед. — В охоте засада — первое дело. Ничего, в следующий раз будет легче. Это я тебе обещаю.
   Но следующего раза не случилось. Через пару дней выяснилось, что на охоте дед подхватил крупозную пневмонию легких. Деда увезли в городскую больницу, где он и умер спустя неделю.
   С тех пор Антон Плетнев не любил охоту. И терпеть не мог сидеть в засаде.
   И всё-таки работа есть работа. И если уж взялся за работу, будь добр, сделай ее на совесть.
   В ожидании прошло около получаса. Наконец, из казино — без куртки, в рубашке и пиджаке — вышел Симонов. Он быстро зашагал к автостоянке.
   — Так-так, — сказал себе Плетнев, встрепенувшись. — Кажется, началось.
   Он взял с сидения цифровую видеокамеру и, нажав на зум, быстро поймал Симонова в объектив. Теперь Плетнев мог разобрать даже выражение его лица. Симонов подошел к джипу Митрохина, открыл дверцу ключом, но забираться внутрь не стал.
   Вместо этого Симонов нагнулся к бардачку.
   — Оп-па, — усмехнулся Плетнев, еще больше приближая изображение. — Кажется, Митрохин не ошибся, и ты впрямь собираешься…
   Договорить он не успел. Яркая вспышка ослепила Плетнева — так, что он едва не выронил видеокамеру. В то же мгновение автостоянку потряс оглушительный взрыв. Яркие языки пламени вырвались из салона и заплясали на капоте джипа.
   Немного оправившись от шока, Плетнев швырнул камеру на сидение, а сам выскочил из машины. И тут он увидел Симонова. Вернее, — то, что от него осталось. Взрыв отбросил его метра на четыре от машины. Пиджак и брюки сорвало взрывной волной. Тело Симонова представляло собой охваченную пламенем груду человеческого мяса.
   Плетнев покачнулся и вдруг перегнулся пополам — его мучительно и шумно вырвало.
   — Что? — услышал он над ухом вопль Митрохина. — Что вы наделали?
   Плетнев выпрямился, вытер рот рукавом и сказал, глядя на толстое, покрытое пылающими бисеринками пота лицо Митрохина.
   — Ваша машина только что взорвалась. Вместе с объектом.
   Митрохин затрясся от ярости.
   — Вы что, идиот? — заорал он. — Вы понимаете, что вы сделали?
   Плетнев поморщился и посмотрел рассеянным взглядом на сбегающихся со всех сторон людей.
   — Я ничего не делал, — проговорил он тихо. И повторил: — Ничего.
   — Ничего не сделали? — продолжал орать Митрохин. — Да из-за вашего непрофессионализма я потерял машину и партнера!
   — Вы не…
   — Какого черта! Как мне теперь разбираться с его долей?
   Плетнев посмотрел на догорающий труп и через силу усмехнулся.
   — Теперь он вас не убьет, это точно.
   — Это что, шутка? — рявкнул Митрохин. — Он всего-навсего должен был сесть в тюрьму! — Толстяк посмотрел на пылающую машину, достал из кармана платок и промокнул мокрое от пота лицо. — Хорошо, что хоть я жив остался, — пробормотал он.

10

   В тот же вечер между ними состоялся телефонный разговор. Плетнев сидел в баре и приканчивал третью кружку пива. Однако все никак не мог прийти в себя после увиденного. Митрохин позвонил сам.
   — Вы провалили дело, — сказал он грубым, злым голосом. — Я жалею, что обратился именно в ваше агентство.
   — Всё случилось слишком неожиданно, — попробовал оправдаться Плетнев.
   — Мне плевать, как это случилось. Вы не сделали свою работу. Причины меня не интересуют.
   Плетнев кисло усмехнулся.
   — Я полагаю, с оплатой проблем не…
   — Оплата? — рявкнул Митрохин. — Вы что, издеваетесь? Я еще должен вам платить? Да вы меня под монастырь подвели!.. Ладно, черт с вами. Я не в первый раз плачу идиотам. Аванс оставьте себе и больше никогда не появляйтесь мне на глаза!
   — Но…
   — А будете спорить, я не только заберу аванс, но и пущу ваше поганое агентство по миру! — продолжил орать Митрохин. — У меня для этого достаточно денег и связей!
   Лицо Плетнева помрачнело.
   — В этом я не сомневаюсь, — угрюмо сказал он. — Но мы действовали по согласованному плану. И не наша вина, что план не сработал.
   — Что-о? И вы еще обвиняете меня?
   — Я никого не обвиняю. Я просто пытаюсь вам объяснить, что…
   — Только попробуйте попасться мне на глаза, — холодно и внятно произнес Митрохин. И вдруг рявкнул, да так громко, что Плетневу пришлось отодвинуть телефонную трубку от уха: — Я вас уничтожу! Вместе с вашим гадюшником под названием «Глория»!