Страница:
А Гордеев уселся за столом поудобнее, достал белоснежный носовой платок, засунул краешек за воротничок рубашки. И с хрустом отломил ножку.
Яковлев сглотнул. И безотчетно присел рядом…
Когда курица была безжалостно обглодана (в чем Гордеев участия не принял вовсе), удовлетворенный адвокат принялся за своего тепленького клиента, в глазах которого появилось какое-то бессмысленное выражение – как у кота, неожиданно для себя самого поймавшего мышь. За все время трапезы не было произнесено ни звука, кроме причмокивания, издаваемого оголодавшим зэком.
– Игорь Алексеевич, меня зовут Юрий Петрович Гордеев, теперь я ваш адвокат, меня нанял ваш дядя. – Фраза была произнесена нарочито официальным тоном.
Яковлев– младший осоловело повращал глазами.
– Надеюсь, вы сможете сообщить нечто такое, что позволит серьезно пересмотреть сложившееся положение вещей и подать апелляцию…
– Я подавал! Подавал…
– То, что вы делали, и то, каков оказался результат этих действий, не вызывает у меня никаких эмоций. Это в порядке вещей. Как ваша реакция на заключение, так и реакция различных инстанций – и судебных и прокурорских – на ваши жалобы. Еще раз повторю, что все это в порядке вещей. Но вы обратились за помощью к своему родственнику, который, кстати, долгие годы проработал в органах, уже спустя значительное время после суда. И с которым уже долгое время не поддерживали никаких отношений. О чем это говорит? Либо вам стало здесь совсем невмоготу, либо у вас появились какие-то доказательства своей невиновности. Если не ошибаюсь, на суде вы же как будто признали себя виновным. Статья 109, пункт 2 Уголовного кодекса Российской Федерации. «Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей, а равно причинение смерти по неосторожности двум или более лицам – наказывается ограничением свободы на срок до пяти лет либо лишением свободы на тот же срок с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового». За неосторожное обращение с оружием, приведшее к смерти одного человека, полагается такой же срок. Все правильно? Сразу оговорюсь, что с материалами дела я еще не знаком, поэтому, не исключено, буду задавать вопросы, которые могут показаться слегка наивными или которые вы слышали уже много раз. Вопрос первый. Вы стреляли в Вершинина?
– Нет.
– Вы стреляли по проезжающей машине?
– Нет. То есть да. Я же не знал, кто…
– Стоп! Нужно, чтобы вы уяснили. Не нужно мне повторять то, что вы говорили следователю или на суде. Я хочу, чтобы вы отвечали на мои вопросы так, словно еще ни с кем об этом не говорили. Понимаете?
– Легко сказать! Да. Сказать – легко…
– Тогда, может быть, будет легче, если вы сами скажете, что считаете нужным?
– Я не убивал Вершинина! – выпалил Игорь Яковлев.
Ну еще бы, подумал Гордеев. Конечно, ты его не убивал. Это сделали такие маленькие зелененькие человечки, один из которых оставил отпечатки пальцев на твоем автомате. А вслух спросил:
– То есть вы оговорили себя?
Яковлев судорожно кивнул, схватил открытую бутылку минеральной воды и, запрокинув голову, высосал ее всю. Вытер тыльной стороной ладони губы и добавил:
– Я стрелял. Стрелял! Я же не спорю. У меня был автомат, из него я и стрелял. Вот. Признаю. Да.
– Да подождите, Игорь! Почему вы оговорили себя?
– Так получилось, – выдавил Яковлев. – Так получилось… да вот именно. Так получилось…
Повторишь еще раз, подумал Гордеев, дам по шее. Нет, лучше что-то вставить самому.
– Вам угрожали во время следствия? Вы писали, что испытывали давление.
– Давление, да, – задумался заключенный. – Давление…
О господи, подумал Гордеев.
– Это можно назвать давлением. Давлением! – Он неожиданно наставил на Гордеева палец. – Или не давлением. Буду говорить только то, что захочу. Не было никакого давления!
– То есть как? – слегка оторопел Гордеев. – Давление было или его не было?
Игорь вдруг визгливо и неприятно захохотал.
Полный псих, подумал Гордеев. Ай да Дениска, ну удружил!
– А у вас там больше ничего нет? – вдруг застенчиво спросил Игорь.
– Где? – растерялся Гордеев.
– В сумке? На предмет поесть.
– Увы. В следующий раз обязательно захвачу побольше. Вас плохо кормят?
– Кормят хорошо. Хорошо кормят. Но мало. Мало кормят, – укоризненно покачал головой Игорь. – Чуть-чуть. Мало-мало. – Он красноречиво взялся рукой за горло, и Гордеев увидел на левом предплечье заключенного татуировку – синий щит с красной окантовкой и три слова внутри: «Свобода. Закон. Отечество».
– Это что? – машинально заинтересовался Гордеев. В конце концов, надо же о чем-то с клиентом разговаривать.
– Да, – отмахнулся Игорь. – Не люблю об этом. Ошибки молодости.
Ну и ну. Что человека застрелил – чепуха на постном масле. А вот татуировка – это да, это у него ошибка молодости.
– Расскажите тогда о воронах.
– О ком?
– Да о воронах же! Ну такие большие черные птицы, которых вы отстреливали, когда попали в Яковлева.
– Какие вороны?! Не стрелял я ни в каких ворон. Сигареты есть?
Гордеев достал пачку «Парламента».
– То есть как – не стреляли, а что же вы делали?
– Возвращался из увольнения в свое подразделение.
– А! В то время как остальные стреляли в ворон? – догадался Гордеев.
– Кто – остальные?
– Ну… ваше подразделение. ОМОН.
– Да никто не стрелял никаких ворон! Ни я, ни кто-то еще. Что за чушь, откуда вы взяли?!
Это утка была, понял Гордеев. В газете написали намеренную чушь про отстрел ворон. Зачем?
– Значит, вы возвращались из увольнения. С автоматом.
– Да.
– Это вообще законно?
– Я откуда знаю. Вы же юрист, не я.
– Ладно. Вы были один?
– С приятелем. В смысле – с шурином.
– Расскажите подробнее. Как вообще произошло, что вы начали стрелять?
– Я был в увольнении. В увольнении! – мечтательно повторил Игорь. – Поссорился с женой. Встретил шурина. Поехали к нему на дачу. Мы поддали. Ох и поддали.
– Много выпили?
– Нет. Но потом добавили, и вышло много. Отрубились. Когда пришли в себя, оказалось, что много времени – надо спешить. У шурина машина сломалась. Пошли пешком через лес. Вышли на дорогу, стали голосовать.
Хорошенькое дело, подумал Гордеев. Пьяный омоновец, шатающийся по лесу с автоматом, застрелил полпреда президента. Час от часу не легче. Вот откуда взялся «отстрел ворон». Еще и не такое могли придумать. Ну, например, полпред приехал посмотреть на чемпионат города по стендовой стрельбе. Выполнялся норматив «стрельба по бегущему кабану». Ну ладно…
– Долго вы с шурином шли до дороги?
– Не помню. Наверно, недолго. Часа полтора. Сигареты есть?
– Вот же лежат на столе, – подавил в себе раздражение Гордеев.
– Не слепой. Еще, спрашиваю, есть?
– Я больше одной пачки с собой не ношу, извините. Значит, вы были пьяны и с автоматом?
– Когда мы вышли на дорогу, я уже скорее протрезвел, чем был пьян… Ну а потом появилась эта машина. В которой ехал этот хрен. С горы. Полпред.
– Почему с горы? – машинально спросил Гордеев, вытирая платком лоб.
– Это фигура речи. Книжки надо больше читать, – посоветовал зэк. – Расширять кругозор. Там можно встретить много новых слов. Вот, например…
– Что за машина? Марка, модель?
– Не знаю. «Волга», кажется.
– Какого цвета была «Волга»?
– Что? – удивился Игорь Яковлев.
– Цвета какого была машина? Красного, желтого? Вы цвета различаете?
– А… Ну, допустим, черного.
– Как это – допустим?
– Да какая разница – какого цвета?
– Это не ваше дело, – разозлился Гордеев. – Раз я спрашиваю, может пригодиться. – «А в самом деле, зачем я спросил?!» – Значит, черная «Волга» проехала мимо вас, и вы выстрелили по ней? Но зачем?
– Да нет, все не так было. Я голосовал. Пытался остановить какую-нибудь тачку, мне же надо было в город вернуться. Я же опаздывал из увольнения. И кроме того, я хотел сперва зайти домой и помириться с женой, пацана повидать.
– Пацана?
– У меня сын.
– Как зовут мальчика?
– Алексей. Алексей Игоревич. Отчество дурацкое, конечно, но что поделаешь. У Игорей и Олегов дети носят самые дурацкие отчества, вам не кажется? Хотя и у Юриев не лучше.
– Не думал об этом. А вам не пришло в голову, что ваш вид – с автоматом – мог бы напугать любого водителя?
– Я автомат за спину убрал.
– Как же тогда он выстрелил?
– Да что за черт! Я же объясняю, я голосовал! Перед «Волгой» машин десять пытался остановить. Никто не отреагировал. А один гад даже грязью облил.
– Дождь шел?
– Ну. Ночью перед этим.
– Сколько времени вы голосовали?
– Полчаса, не меньше. А может, больше. Может, час.
– Не помните разве?
– Уже не помню. В суде что-то говорил, об этом спрашивали, почитайте протоколы, что ли…
– А шурин ваш помнит?
– У него и узнаете.
– Ладно. Значит, десять машин не остановилось, одна вас грязью облила, вы с похмелья, обозлены и, когда проехала «Волга», выстрелили ей вслед. Так?
– Не.
– Что – не?
– Это она меня грязью и облила. «Волга». Я сорвал автомат, бахнул вслед.
– Очередью?
– Одиночным. Один раз.
– Но прицелившись.
– Какой там. Навскидку.
– С какого расстояния?
– Да метров четыреста, может, и больше.
– Ну да, тут не прицелишься, – пробормотал Гордеев. – Но попали точно в печень.
– Как – в печень? – удивился Игорь. – Кому – в печень?
– Полпреду Вершинину, – терпеливо, как душевнобольному (хотя кто знает), объяснил Гордеев. – Полпреду Вершинину из своего автомата попали в печень.
– Да вроде ж голову я ему разнес, – не слишком уверенно предположил Игорь.
– Машина остановилась после выстрела?
– Не.
– Так откуда вы знаете?
– В суде сказали. И следователь – еще раньше.
– Резонно. – Значит, еще одна газетная плюха. – Что было дальше?
– Да ничего. Мы еще пошлялись по дороге какое-то время, никто так и не остановился, а через час нас задержали. Какой-то гад повалил лицом в грязь, ты, кричит, паскуда, стрелял, так я же не отпирался, сразу сказал – еще не знал, что Вершинин умер. Я слышал, его вроде даже наградили потом…
– Кого?! – поразился Гордеев. – Вершинина? Посмертно, что ли? И за что же?
– Да нет, этого охранника, который меня скрутил.
– Понятно. Кстати, кто был вашим адвокатом?
– Адвока-аатом? – еще больше удивился Игорь.
– Это такой специальный человек, который защищает ваши интересы в суде.
– Вроде вас?
– Вроде меня.
– У меня его не было.
– Если вас судили, то у вас был адвокат, – устало возразил Гордеев. – Должен был быть. Или вы сюда попали без суда? В 1937 году такое еще можно было представить…
– Ну да, был такой тип. Мне его назначили в суде.
– Вот те раз. Значит, вы не хотели брать адвоката? Но почему, если считаете себя невиновным? Или тогда не считали? – Так-так, подумал Гордеев, все же ключевой момент именно здесь.
– А зачем? И так ведь все ясно было. Только деньги бы из меня вытягивал. Которых и так нет.
– Значит, вы решили сэкономить на защитнике, потому что вам и так все было ясно?
Молчание.
– Кто вам подсказал эту мысль?
Вместо ответа Игорь подпрыгнул.
Гордеев только голову почесал.
– Ну что, все узнали, что понадобится? А то мне пора, надо актовый зал в порядок привести: у нас сегодня концерт.
– В самодеятельности участвуете? Похвально.
– Какая там самодеятельность, настоящие гастроли! – похвастался Игорь. – Бард к нам известный приезжает, Собакин, слыхали? Он и сам сиживал. – И вдруг шлепнул себя по коленкам и гнусаво завыл:
Вечер за решеткой догорает.
Солнце тает, словно уголек.
На тюремных нарах напевает
Молодой уставший паренек.
И тут же нормальным голосом:
– Ну ладно, вы вот что, господин Кони, лучше поскорее вытащите меня отсюда, а то я за себя не ручаюсь, – пообещал Игорь.
– Что значит – не ручаешься? Только не говори мне, что твоя любимая книжка – «Граф Монте-Кристо», – вставая, попросил Гордеев. «Оказывается, менты тоже блатные песни уважают, кто бы мог подумать? Хотя какие они теперь менты…» – Кстати, вот что, гражданин библиотекарь, а вы можете мне нарисовать схему происшедшего?
26 августа. Н. И. Яковлев
26 августа. Юрий Гордеев
28 августа. Юрий Гордеев
Яковлев сглотнул. И безотчетно присел рядом…
Когда курица была безжалостно обглодана (в чем Гордеев участия не принял вовсе), удовлетворенный адвокат принялся за своего тепленького клиента, в глазах которого появилось какое-то бессмысленное выражение – как у кота, неожиданно для себя самого поймавшего мышь. За все время трапезы не было произнесено ни звука, кроме причмокивания, издаваемого оголодавшим зэком.
– Игорь Алексеевич, меня зовут Юрий Петрович Гордеев, теперь я ваш адвокат, меня нанял ваш дядя. – Фраза была произнесена нарочито официальным тоном.
Яковлев– младший осоловело повращал глазами.
– Надеюсь, вы сможете сообщить нечто такое, что позволит серьезно пересмотреть сложившееся положение вещей и подать апелляцию…
– Я подавал! Подавал…
– То, что вы делали, и то, каков оказался результат этих действий, не вызывает у меня никаких эмоций. Это в порядке вещей. Как ваша реакция на заключение, так и реакция различных инстанций – и судебных и прокурорских – на ваши жалобы. Еще раз повторю, что все это в порядке вещей. Но вы обратились за помощью к своему родственнику, который, кстати, долгие годы проработал в органах, уже спустя значительное время после суда. И с которым уже долгое время не поддерживали никаких отношений. О чем это говорит? Либо вам стало здесь совсем невмоготу, либо у вас появились какие-то доказательства своей невиновности. Если не ошибаюсь, на суде вы же как будто признали себя виновным. Статья 109, пункт 2 Уголовного кодекса Российской Федерации. «Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей, а равно причинение смерти по неосторожности двум или более лицам – наказывается ограничением свободы на срок до пяти лет либо лишением свободы на тот же срок с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового». За неосторожное обращение с оружием, приведшее к смерти одного человека, полагается такой же срок. Все правильно? Сразу оговорюсь, что с материалами дела я еще не знаком, поэтому, не исключено, буду задавать вопросы, которые могут показаться слегка наивными или которые вы слышали уже много раз. Вопрос первый. Вы стреляли в Вершинина?
– Нет.
– Вы стреляли по проезжающей машине?
– Нет. То есть да. Я же не знал, кто…
– Стоп! Нужно, чтобы вы уяснили. Не нужно мне повторять то, что вы говорили следователю или на суде. Я хочу, чтобы вы отвечали на мои вопросы так, словно еще ни с кем об этом не говорили. Понимаете?
– Легко сказать! Да. Сказать – легко…
– Тогда, может быть, будет легче, если вы сами скажете, что считаете нужным?
– Я не убивал Вершинина! – выпалил Игорь Яковлев.
Ну еще бы, подумал Гордеев. Конечно, ты его не убивал. Это сделали такие маленькие зелененькие человечки, один из которых оставил отпечатки пальцев на твоем автомате. А вслух спросил:
– То есть вы оговорили себя?
Яковлев судорожно кивнул, схватил открытую бутылку минеральной воды и, запрокинув голову, высосал ее всю. Вытер тыльной стороной ладони губы и добавил:
– Я стрелял. Стрелял! Я же не спорю. У меня был автомат, из него я и стрелял. Вот. Признаю. Да.
– Да подождите, Игорь! Почему вы оговорили себя?
– Так получилось, – выдавил Яковлев. – Так получилось… да вот именно. Так получилось…
Повторишь еще раз, подумал Гордеев, дам по шее. Нет, лучше что-то вставить самому.
– Вам угрожали во время следствия? Вы писали, что испытывали давление.
– Давление, да, – задумался заключенный. – Давление…
О господи, подумал Гордеев.
– Это можно назвать давлением. Давлением! – Он неожиданно наставил на Гордеева палец. – Или не давлением. Буду говорить только то, что захочу. Не было никакого давления!
– То есть как? – слегка оторопел Гордеев. – Давление было или его не было?
Игорь вдруг визгливо и неприятно захохотал.
Полный псих, подумал Гордеев. Ай да Дениска, ну удружил!
– А у вас там больше ничего нет? – вдруг застенчиво спросил Игорь.
– Где? – растерялся Гордеев.
– В сумке? На предмет поесть.
– Увы. В следующий раз обязательно захвачу побольше. Вас плохо кормят?
– Кормят хорошо. Хорошо кормят. Но мало. Мало кормят, – укоризненно покачал головой Игорь. – Чуть-чуть. Мало-мало. – Он красноречиво взялся рукой за горло, и Гордеев увидел на левом предплечье заключенного татуировку – синий щит с красной окантовкой и три слова внутри: «Свобода. Закон. Отечество».
– Это что? – машинально заинтересовался Гордеев. В конце концов, надо же о чем-то с клиентом разговаривать.
– Да, – отмахнулся Игорь. – Не люблю об этом. Ошибки молодости.
Ну и ну. Что человека застрелил – чепуха на постном масле. А вот татуировка – это да, это у него ошибка молодости.
– Расскажите тогда о воронах.
– О ком?
– Да о воронах же! Ну такие большие черные птицы, которых вы отстреливали, когда попали в Яковлева.
– Какие вороны?! Не стрелял я ни в каких ворон. Сигареты есть?
Гордеев достал пачку «Парламента».
– То есть как – не стреляли, а что же вы делали?
– Возвращался из увольнения в свое подразделение.
– А! В то время как остальные стреляли в ворон? – догадался Гордеев.
– Кто – остальные?
– Ну… ваше подразделение. ОМОН.
– Да никто не стрелял никаких ворон! Ни я, ни кто-то еще. Что за чушь, откуда вы взяли?!
Это утка была, понял Гордеев. В газете написали намеренную чушь про отстрел ворон. Зачем?
– Значит, вы возвращались из увольнения. С автоматом.
– Да.
– Это вообще законно?
– Я откуда знаю. Вы же юрист, не я.
– Ладно. Вы были один?
– С приятелем. В смысле – с шурином.
– Расскажите подробнее. Как вообще произошло, что вы начали стрелять?
– Я был в увольнении. В увольнении! – мечтательно повторил Игорь. – Поссорился с женой. Встретил шурина. Поехали к нему на дачу. Мы поддали. Ох и поддали.
– Много выпили?
– Нет. Но потом добавили, и вышло много. Отрубились. Когда пришли в себя, оказалось, что много времени – надо спешить. У шурина машина сломалась. Пошли пешком через лес. Вышли на дорогу, стали голосовать.
Хорошенькое дело, подумал Гордеев. Пьяный омоновец, шатающийся по лесу с автоматом, застрелил полпреда президента. Час от часу не легче. Вот откуда взялся «отстрел ворон». Еще и не такое могли придумать. Ну, например, полпред приехал посмотреть на чемпионат города по стендовой стрельбе. Выполнялся норматив «стрельба по бегущему кабану». Ну ладно…
– Долго вы с шурином шли до дороги?
– Не помню. Наверно, недолго. Часа полтора. Сигареты есть?
– Вот же лежат на столе, – подавил в себе раздражение Гордеев.
– Не слепой. Еще, спрашиваю, есть?
– Я больше одной пачки с собой не ношу, извините. Значит, вы были пьяны и с автоматом?
– Когда мы вышли на дорогу, я уже скорее протрезвел, чем был пьян… Ну а потом появилась эта машина. В которой ехал этот хрен. С горы. Полпред.
– Почему с горы? – машинально спросил Гордеев, вытирая платком лоб.
– Это фигура речи. Книжки надо больше читать, – посоветовал зэк. – Расширять кругозор. Там можно встретить много новых слов. Вот, например…
– Что за машина? Марка, модель?
– Не знаю. «Волга», кажется.
– Какого цвета была «Волга»?
– Что? – удивился Игорь Яковлев.
– Цвета какого была машина? Красного, желтого? Вы цвета различаете?
– А… Ну, допустим, черного.
– Как это – допустим?
– Да какая разница – какого цвета?
– Это не ваше дело, – разозлился Гордеев. – Раз я спрашиваю, может пригодиться. – «А в самом деле, зачем я спросил?!» – Значит, черная «Волга» проехала мимо вас, и вы выстрелили по ней? Но зачем?
– Да нет, все не так было. Я голосовал. Пытался остановить какую-нибудь тачку, мне же надо было в город вернуться. Я же опаздывал из увольнения. И кроме того, я хотел сперва зайти домой и помириться с женой, пацана повидать.
– Пацана?
– У меня сын.
– Как зовут мальчика?
– Алексей. Алексей Игоревич. Отчество дурацкое, конечно, но что поделаешь. У Игорей и Олегов дети носят самые дурацкие отчества, вам не кажется? Хотя и у Юриев не лучше.
– Не думал об этом. А вам не пришло в голову, что ваш вид – с автоматом – мог бы напугать любого водителя?
– Я автомат за спину убрал.
– Как же тогда он выстрелил?
– Да что за черт! Я же объясняю, я голосовал! Перед «Волгой» машин десять пытался остановить. Никто не отреагировал. А один гад даже грязью облил.
– Дождь шел?
– Ну. Ночью перед этим.
– Сколько времени вы голосовали?
– Полчаса, не меньше. А может, больше. Может, час.
– Не помните разве?
– Уже не помню. В суде что-то говорил, об этом спрашивали, почитайте протоколы, что ли…
– А шурин ваш помнит?
– У него и узнаете.
– Ладно. Значит, десять машин не остановилось, одна вас грязью облила, вы с похмелья, обозлены и, когда проехала «Волга», выстрелили ей вслед. Так?
– Не.
– Что – не?
– Это она меня грязью и облила. «Волга». Я сорвал автомат, бахнул вслед.
– Очередью?
– Одиночным. Один раз.
– Но прицелившись.
– Какой там. Навскидку.
– С какого расстояния?
– Да метров четыреста, может, и больше.
– Ну да, тут не прицелишься, – пробормотал Гордеев. – Но попали точно в печень.
– Как – в печень? – удивился Игорь. – Кому – в печень?
– Полпреду Вершинину, – терпеливо, как душевнобольному (хотя кто знает), объяснил Гордеев. – Полпреду Вершинину из своего автомата попали в печень.
– Да вроде ж голову я ему разнес, – не слишком уверенно предположил Игорь.
– Машина остановилась после выстрела?
– Не.
– Так откуда вы знаете?
– В суде сказали. И следователь – еще раньше.
– Резонно. – Значит, еще одна газетная плюха. – Что было дальше?
– Да ничего. Мы еще пошлялись по дороге какое-то время, никто так и не остановился, а через час нас задержали. Какой-то гад повалил лицом в грязь, ты, кричит, паскуда, стрелял, так я же не отпирался, сразу сказал – еще не знал, что Вершинин умер. Я слышал, его вроде даже наградили потом…
– Кого?! – поразился Гордеев. – Вершинина? Посмертно, что ли? И за что же?
– Да нет, этого охранника, который меня скрутил.
– Понятно. Кстати, кто был вашим адвокатом?
– Адвока-аатом? – еще больше удивился Игорь.
– Это такой специальный человек, который защищает ваши интересы в суде.
– Вроде вас?
– Вроде меня.
– У меня его не было.
– Если вас судили, то у вас был адвокат, – устало возразил Гордеев. – Должен был быть. Или вы сюда попали без суда? В 1937 году такое еще можно было представить…
– Ну да, был такой тип. Мне его назначили в суде.
– Вот те раз. Значит, вы не хотели брать адвоката? Но почему, если считаете себя невиновным? Или тогда не считали? – Так-так, подумал Гордеев, все же ключевой момент именно здесь.
– А зачем? И так ведь все ясно было. Только деньги бы из меня вытягивал. Которых и так нет.
– Значит, вы решили сэкономить на защитнике, потому что вам и так все было ясно?
Молчание.
– Кто вам подсказал эту мысль?
Вместо ответа Игорь подпрыгнул.
Гордеев только голову почесал.
– Ну что, все узнали, что понадобится? А то мне пора, надо актовый зал в порядок привести: у нас сегодня концерт.
– В самодеятельности участвуете? Похвально.
– Какая там самодеятельность, настоящие гастроли! – похвастался Игорь. – Бард к нам известный приезжает, Собакин, слыхали? Он и сам сиживал. – И вдруг шлепнул себя по коленкам и гнусаво завыл:
Вечер за решеткой догорает.
Солнце тает, словно уголек.
На тюремных нарах напевает
Молодой уставший паренек.
И тут же нормальным голосом:
– Ну ладно, вы вот что, господин Кони, лучше поскорее вытащите меня отсюда, а то я за себя не ручаюсь, – пообещал Игорь.
– Что значит – не ручаешься? Только не говори мне, что твоя любимая книжка – «Граф Монте-Кристо», – вставая, попросил Гордеев. «Оказывается, менты тоже блатные песни уважают, кто бы мог подумать? Хотя какие они теперь менты…» – Кстати, вот что, гражданин библиотекарь, а вы можете мне нарисовать схему происшедшего?
26 августа. Н. И. Яковлев
Он сидел на лавочке в сквере у гостиницы «Союз» и бесцельно разглядывал прохожих. Отсюда отлично просматривались окна номера Ключевского, в котором тот так до сих пор и не появился. Работа – лучше не придумаешь, размышлял Николай Иванович, сиди себе потягивай пивко, а зарплата капает. Об Игоре он изо всех сил старался не думать, но не получалось, новостей от Гордеева не было, и он все больше склонялся к мысли, что зря связался со столичным адвокатом.
Артуз недовольно заворочался под лавкой и взрыкнул, покосившись на висящий на ремне у хозяина пейджер. Буквально через секунду тот призывно завибрировал. «Неужто чует скотина?» – изумился Яковлев.
Сообщение было от Дениса: «Жду вас в конторе». С легким сердцем он покинул опротивевшую лавочку и, свистнув Артуза, направился к метро.
– Все, Николай Иванович, про Ключевского можете забыть, – сообщил Денис.
– Нашли? Где, как?
– Не нашли, но заказ отменен. Только что пришло сообщение, что Ключевский благополучно выехал из Москвы и движется к Златогорску. Гонорар за труды мы тоже получили, может, и не такой, как ожидалось, но и результата ведь не было. Вот ваша зарплата. – Денис протянул ему конверт.
Яковлев, даже не заглянув внутрь, сунул конверт в карман.
– Чем теперь займемся?
– А ничем, отдыхайте. – И, видя, что Яковлев чувствует себя не в своей тарелке, попытался успокоить: – Понимаю, что вам, человеку старой закалки, брать деньги ни за что неприятно, но и отказываться от них глупо. Мы ведь этого Ключевского почти нашли, я вот буквально сегодня вычислил, что его грузовик пришел из Германии, груз был растаможен, – кстати, какая-то суперстойкая немецкая монтажная пена, ею можно даже под водой дырки заделывать, сорок лет гарантии, все свойства хорошего бетона, даже, говорят, гамма-излучение задерживает… Николай Иванович, вы меня слушаете?
– Да, конечно, – встрепенулся Яковлев. – Вам случайно Гордеев не звонил?
– Нет, но представляете, рылся ночью в Интернете и набрел на одну дурацкую статейку. Там ваш родственник поминается, вот выкачал, хотите взглянуть? – Денис запустил браузер и развернул к Яковлеву монитор.
СЛУХ НЕДЕЛИ
Только– только стала забываться россиянами история гибели президентского полпреда в Сибири Вершинина. Только-только мы свыклись с мыслью, что и такой человек может погибнуть так глупо, как нате вам!
Из славного города Златогорска дополз до Белокаменной нехороший слушок: не случалось с Вершининым никакого несчастного случая. Вершинин-то, оказывается, нехороший человек, как ни старался наладить отношения с сибирскими губернаторами, как ни пыжился, и мытьем, и катаньем пробовал – не вышло. Вспомнил он тогда про поджог рейхстага в 1933-м, да и думает: нужно краю гро-о-омкое преступление, чтобы под шумок свои порядки установить. Вот и организовал сержанта ОМОНа Яковлева у дороги с автоматом, да только не рассчитал немного – и стало больше некому его порядки в Сибири устанавливать.
Дара Подушкина. Достоверность – 2".
– Два, это по пятибалльной шкале? – поинтересовался Николай Иванович, дочитав.
– Нет, по десятибалльной, так что верить этому особо не стоит, хотя вам виднее, может, этот слушок вас или Гордеева на какую мысль натолкнет?
– Может, и натолкнет.
Артуз недовольно заворочался под лавкой и взрыкнул, покосившись на висящий на ремне у хозяина пейджер. Буквально через секунду тот призывно завибрировал. «Неужто чует скотина?» – изумился Яковлев.
Сообщение было от Дениса: «Жду вас в конторе». С легким сердцем он покинул опротивевшую лавочку и, свистнув Артуза, направился к метро.
– Все, Николай Иванович, про Ключевского можете забыть, – сообщил Денис.
– Нашли? Где, как?
– Не нашли, но заказ отменен. Только что пришло сообщение, что Ключевский благополучно выехал из Москвы и движется к Златогорску. Гонорар за труды мы тоже получили, может, и не такой, как ожидалось, но и результата ведь не было. Вот ваша зарплата. – Денис протянул ему конверт.
Яковлев, даже не заглянув внутрь, сунул конверт в карман.
– Чем теперь займемся?
– А ничем, отдыхайте. – И, видя, что Яковлев чувствует себя не в своей тарелке, попытался успокоить: – Понимаю, что вам, человеку старой закалки, брать деньги ни за что неприятно, но и отказываться от них глупо. Мы ведь этого Ключевского почти нашли, я вот буквально сегодня вычислил, что его грузовик пришел из Германии, груз был растаможен, – кстати, какая-то суперстойкая немецкая монтажная пена, ею можно даже под водой дырки заделывать, сорок лет гарантии, все свойства хорошего бетона, даже, говорят, гамма-излучение задерживает… Николай Иванович, вы меня слушаете?
– Да, конечно, – встрепенулся Яковлев. – Вам случайно Гордеев не звонил?
– Нет, но представляете, рылся ночью в Интернете и набрел на одну дурацкую статейку. Там ваш родственник поминается, вот выкачал, хотите взглянуть? – Денис запустил браузер и развернул к Яковлеву монитор.
СЛУХ НЕДЕЛИ
Только– только стала забываться россиянами история гибели президентского полпреда в Сибири Вершинина. Только-только мы свыклись с мыслью, что и такой человек может погибнуть так глупо, как нате вам!
Из славного города Златогорска дополз до Белокаменной нехороший слушок: не случалось с Вершининым никакого несчастного случая. Вершинин-то, оказывается, нехороший человек, как ни старался наладить отношения с сибирскими губернаторами, как ни пыжился, и мытьем, и катаньем пробовал – не вышло. Вспомнил он тогда про поджог рейхстага в 1933-м, да и думает: нужно краю гро-о-омкое преступление, чтобы под шумок свои порядки установить. Вот и организовал сержанта ОМОНа Яковлева у дороги с автоматом, да только не рассчитал немного – и стало больше некому его порядки в Сибири устанавливать.
Дара Подушкина. Достоверность – 2".
– Два, это по пятибалльной шкале? – поинтересовался Николай Иванович, дочитав.
– Нет, по десятибалльной, так что верить этому особо не стоит, хотя вам виднее, может, этот слушок вас или Гордеева на какую мысль натолкнет?
– Может, и натолкнет.
26 августа. Юрий Гордеев
Гордеев сидел в своем номере, на пятом этаже гостиницы «Барон Унгерн», и уныло, с натугой, через не могу пялился на лист бумаги, на котором корявой рукой Игоря Яковлева была нарисована схема происшедшего.
В Златогорск. На водохранилище.
Болото. Тут был я. Тут была машина в момент выстрела.
В номере было прохладно, а на контрасте с городской духотой – настолько хорошо, что совершенно не хотелось никуда отсюда выходить. Никуда и никогда. А выходить все равно надо было, ведь вечером Гордеев улетал в Москву. Что само по себе не могло не радовать, если, конечно, забыть, что возвращаться приходится с пустыми руками. Нет, конечно, работы было проделано немало, но это не тот случай, когда можно с удовлетворением признать, что отрицательный результат – тоже результат.
Гордеев вздохнул, отложил бесполезную схему в сторону и достал записи, которые он вел, читая материалы по делу об убийстве Вершинина.
Итак, если отбросить сантименты и бесполезную в данной ситуации адвокатскую демагогию, что имеется на сегодняшний день?
1. Начальник охраны полпреда Вершинина Друбич (Андрей Викторович, подполковник МВД) вез своего шефа на рыбалку на «Волге», обычным маршрутом, которым они это проделывали не раз и не два. Кроме них, в машине никого не было. Охрану Вершинин, как всегда, выслал вперед. Осмотреть место рыбалки, все подготовить.
2. В 20 километрах от водохранилища «Волгу» Вершинина попытался остановить человек, одетый в камуфляжную форму (младший сержант ОМОНа Яковлев Игорь Алексеевич). Он вышел на середину дороги и угрожал автоматом.
3. Сидевший за рулем Друбич, отвечающий за безопасность Вершинина, естественно, не остановился, а, наоборот, добавил газу.
4. Омоновец спустя несколько секунд выстрелил им вслед. И хотя машина успела за это время отъехать более чем на полкилометра, пуля попала Вершинину прямо в затылок (пробив предварительно заднее стекло). Затем она пробила лобовое стекло и впоследствии обнаружена не была.
5. Продолжая движение, Друбич немедленно вызвал по рации «скорую помощь» и охрану. Прибывшие с водохранилища охранники оперативно развернули поиски.
6. Они искали людей с оружием и довольно быстро натолкнулись на двух пьяных. Один из них (Яковлев И. А.) размахивал АК-47, пытаясь остановить попутку. Второй (брат жены Яковлева И. А.) просто спал на обочине.
7. Задержанный Игорь Яковлев служил в ОМОНе и опаздывал из увольнения, поскольку загулял больше обычного.
8. В рожке автомата Калашникова, закрепленного за Яковлевым (идентификационный номер МШ-1347), не хватало как раз одного патрона, а в стволе имелись следы недавнего выстрела.
9. Пуля найдена не была, несмотря на тщательный осмотр участка дороги в несколько километров. Велика вероятность, что маленький комочек свинца просто смела на обочину одна из проехавших после машин. (Участок дороги в несколько километров был полностью заблокирован на предмет поиска пули только на следующий день.)
10. Все это не имеет ни малейшего значения, поскольку и без того баллистическая экспертиза подтвердила, что отверстия в заднем и лобовом стеклах и черепе Вершинина пробиты одной пулей, скорость и калибр которой соответствовали скорости и калибру пули, выпущенной из АК-47 с расстояния порядка пятисот метров.
11. Яковлев немедленно признается в совершенном выстреле и объясняет, что просто голосовал на дороге, чтобы доехать до своей части. Голосовал не меньше часа. Никто не остановился. Тогда он, разозлившись, выстрелил одиночным патроном по колесам пронесшейся «Волги». Явное непреднамеренное убийство из-за неосторожного обращения с оружием.
12. Шурин Яковлева, некто Ключевский, находился все это время в полной – парадокс! – отключке. Вообще лыка не вязал, до такой степени был пьян. И все случившееся проспал, лежа на обочине. Что и было зафиксировано в протоколе его допроса.
Значит, пулю, пролетевшую сквозь полпредовскую голову и стекло его машины, так и не нашли. Ну и что с того?
Ну и ничего.
Вот если бы мы ее потом нашли и вдруг оказалось, что она выпущена совершенно из другого «калашникова»… Но поди ж ты найди крохотный кусочек металла на автомобильной дороге, да еще несколько месяцев спустя! Да и потом, это неправильная посылка. Яковлев сам утверждает, что стрелял по машине. Вопрос в том, почему он это сделал? Тупик какой-то…
Все– таки, пожалуй, жарковато. И кондиционер, зараза, не регулируется.
Гордеев залез в прохладный душ. Постоял под ним минут пять, не меньше. Вылез не вытираясь. Достал из холодильника запотевшую бутылочку пива. Эти процедуры, пожалуй, принесли некоторое облегчение, но настроение не подняли. Так сказать, для тела, но не для души.
Гордеев включил телевизор. Пощелкал каналы. Сериалы, сериалы, мультфильмы. Прогноз погоды. Ну нет, это совсем тоскливо. Так сказать, безциклонно. Пощелкал еще. На местном канале шли какие-то местные, совершенно непонятные новости. Что-то вроде предвыборных дебатов, что ли. Два лобастых мужика каждый за своим столом, совершенно не слушая друг друга, выкрикивали какие-то политические тезисы. Хотя, впрочем, нет, они возражали друг другу. Один говорил:
«Проблемы вокруг четвертого телеканала нас не волнуют! Это не наши проблемы!»
А второй не соглашался:
«Не надо лгать, господин Тараканов! Это нас, коммунистов, проблемы вокруг четвертого канала не волнуют, пусть они там хоть сожрут друг друга, как пауки в банке! Расчистят нам дорогу – и прекрасно! Не надо лгать! Это не „не ваши проблемы“! Это – не наши проблемы!»
А первый упрямо доказывал:
«Ничего подобного, господин Лажечников! Наша партия свободна в своем волеизъявлении!»
«Да?!»
«Да!!! Не то что коммунисты! Мы не обязаны, господин Лажечников, ориентироваться на…»
«Да вы зависите, господин Тараканов, даже от количества озона в атмосфере!»
Тут господин Тараканов прямо задохнулся от возмущения и так побагровел, что было похоже, что ему действительно чего-то такого недостает в атмосфере.
– Ага, господа судейские! – воскликнул Гордеев. – Ага!!! Вот тут-то я вас и сцапаю! Абзац подкрался незаметно, на тоненьких мохнатых ножках!
"Спасибо тебе, дорогой дядя Коля, за тепло, за ласку, за участие отеческое! Не бросил на произвол судьбы, протянул руку помощи, хоть и чужую. Сволочь ты все-таки! Разве об этом я тебя просил? Или ты уже решил для себя, что как раз это испытание окончательно сделает из меня мужчину?!
Мертвого мужчину оно из меня сделает, понял?! И будет это и на твоей совести тоже.
За сим прощаюсь, еще раз спасибо за дегенерата, которого ко мне прислал. Тяжело было корчить перед ним идиота. Зато весело, а веселье здесь, знаешь ли, большая роскошь".
В Златогорск. На водохранилище.
Болото. Тут был я. Тут была машина в момент выстрела.
В номере было прохладно, а на контрасте с городской духотой – настолько хорошо, что совершенно не хотелось никуда отсюда выходить. Никуда и никогда. А выходить все равно надо было, ведь вечером Гордеев улетал в Москву. Что само по себе не могло не радовать, если, конечно, забыть, что возвращаться приходится с пустыми руками. Нет, конечно, работы было проделано немало, но это не тот случай, когда можно с удовлетворением признать, что отрицательный результат – тоже результат.
Гордеев вздохнул, отложил бесполезную схему в сторону и достал записи, которые он вел, читая материалы по делу об убийстве Вершинина.
Итак, если отбросить сантименты и бесполезную в данной ситуации адвокатскую демагогию, что имеется на сегодняшний день?
1. Начальник охраны полпреда Вершинина Друбич (Андрей Викторович, подполковник МВД) вез своего шефа на рыбалку на «Волге», обычным маршрутом, которым они это проделывали не раз и не два. Кроме них, в машине никого не было. Охрану Вершинин, как всегда, выслал вперед. Осмотреть место рыбалки, все подготовить.
2. В 20 километрах от водохранилища «Волгу» Вершинина попытался остановить человек, одетый в камуфляжную форму (младший сержант ОМОНа Яковлев Игорь Алексеевич). Он вышел на середину дороги и угрожал автоматом.
3. Сидевший за рулем Друбич, отвечающий за безопасность Вершинина, естественно, не остановился, а, наоборот, добавил газу.
4. Омоновец спустя несколько секунд выстрелил им вслед. И хотя машина успела за это время отъехать более чем на полкилометра, пуля попала Вершинину прямо в затылок (пробив предварительно заднее стекло). Затем она пробила лобовое стекло и впоследствии обнаружена не была.
5. Продолжая движение, Друбич немедленно вызвал по рации «скорую помощь» и охрану. Прибывшие с водохранилища охранники оперативно развернули поиски.
6. Они искали людей с оружием и довольно быстро натолкнулись на двух пьяных. Один из них (Яковлев И. А.) размахивал АК-47, пытаясь остановить попутку. Второй (брат жены Яковлева И. А.) просто спал на обочине.
7. Задержанный Игорь Яковлев служил в ОМОНе и опаздывал из увольнения, поскольку загулял больше обычного.
8. В рожке автомата Калашникова, закрепленного за Яковлевым (идентификационный номер МШ-1347), не хватало как раз одного патрона, а в стволе имелись следы недавнего выстрела.
9. Пуля найдена не была, несмотря на тщательный осмотр участка дороги в несколько километров. Велика вероятность, что маленький комочек свинца просто смела на обочину одна из проехавших после машин. (Участок дороги в несколько километров был полностью заблокирован на предмет поиска пули только на следующий день.)
10. Все это не имеет ни малейшего значения, поскольку и без того баллистическая экспертиза подтвердила, что отверстия в заднем и лобовом стеклах и черепе Вершинина пробиты одной пулей, скорость и калибр которой соответствовали скорости и калибру пули, выпущенной из АК-47 с расстояния порядка пятисот метров.
11. Яковлев немедленно признается в совершенном выстреле и объясняет, что просто голосовал на дороге, чтобы доехать до своей части. Голосовал не меньше часа. Никто не остановился. Тогда он, разозлившись, выстрелил одиночным патроном по колесам пронесшейся «Волги». Явное непреднамеренное убийство из-за неосторожного обращения с оружием.
12. Шурин Яковлева, некто Ключевский, находился все это время в полной – парадокс! – отключке. Вообще лыка не вязал, до такой степени был пьян. И все случившееся проспал, лежа на обочине. Что и было зафиксировано в протоколе его допроса.
Значит, пулю, пролетевшую сквозь полпредовскую голову и стекло его машины, так и не нашли. Ну и что с того?
Ну и ничего.
Вот если бы мы ее потом нашли и вдруг оказалось, что она выпущена совершенно из другого «калашникова»… Но поди ж ты найди крохотный кусочек металла на автомобильной дороге, да еще несколько месяцев спустя! Да и потом, это неправильная посылка. Яковлев сам утверждает, что стрелял по машине. Вопрос в том, почему он это сделал? Тупик какой-то…
Все– таки, пожалуй, жарковато. И кондиционер, зараза, не регулируется.
Гордеев залез в прохладный душ. Постоял под ним минут пять, не меньше. Вылез не вытираясь. Достал из холодильника запотевшую бутылочку пива. Эти процедуры, пожалуй, принесли некоторое облегчение, но настроение не подняли. Так сказать, для тела, но не для души.
Гордеев включил телевизор. Пощелкал каналы. Сериалы, сериалы, мультфильмы. Прогноз погоды. Ну нет, это совсем тоскливо. Так сказать, безциклонно. Пощелкал еще. На местном канале шли какие-то местные, совершенно непонятные новости. Что-то вроде предвыборных дебатов, что ли. Два лобастых мужика каждый за своим столом, совершенно не слушая друг друга, выкрикивали какие-то политические тезисы. Хотя, впрочем, нет, они возражали друг другу. Один говорил:
«Проблемы вокруг четвертого телеканала нас не волнуют! Это не наши проблемы!»
А второй не соглашался:
«Не надо лгать, господин Тараканов! Это нас, коммунистов, проблемы вокруг четвертого канала не волнуют, пусть они там хоть сожрут друг друга, как пауки в банке! Расчистят нам дорогу – и прекрасно! Не надо лгать! Это не „не ваши проблемы“! Это – не наши проблемы!»
А первый упрямо доказывал:
«Ничего подобного, господин Лажечников! Наша партия свободна в своем волеизъявлении!»
«Да?!»
«Да!!! Не то что коммунисты! Мы не обязаны, господин Лажечников, ориентироваться на…»
«Да вы зависите, господин Тараканов, даже от количества озона в атмосфере!»
Тут господин Тараканов прямо задохнулся от возмущения и так побагровел, что было похоже, что ему действительно чего-то такого недостает в атмосфере.
– Ага, господа судейские! – воскликнул Гордеев. – Ага!!! Вот тут-то я вас и сцапаю! Абзац подкрался незаметно, на тоненьких мохнатых ножках!
"Спасибо тебе, дорогой дядя Коля, за тепло, за ласку, за участие отеческое! Не бросил на произвол судьбы, протянул руку помощи, хоть и чужую. Сволочь ты все-таки! Разве об этом я тебя просил? Или ты уже решил для себя, что как раз это испытание окончательно сделает из меня мужчину?!
Мертвого мужчину оно из меня сделает, понял?! И будет это и на твоей совести тоже.
За сим прощаюсь, еще раз спасибо за дегенерата, которого ко мне прислал. Тяжело было корчить перед ним идиота. Зато весело, а веселье здесь, знаешь ли, большая роскошь".
28 августа. Юрий Гордеев
Из Златогорска Ту-154 летел больше четырех часов. Недавно точно такой же самолет разбился под Иркутском. И вот теперь салон авиалайнера был неправдоподобно пуст. Гордеев насчитал не больше двадцати пассажиров и хмыкнул. Он-то как раз считал, что лететь именно на Ту-154 сейчас максимально безопасно: раз уж один такой гробанулся, то следующий, надо надеяться, будет не скоро. Но странным образом, именно эта пустота салона не позволила Гордееву расслабиться, и еще девочка с бабушкой в соседнем ряду столь громко дискутировали на темы древнерусской мифологии, что о сне или хотя бы просто отдыхе нечего было и думать.
Зато уж в Москве… За несколько дней отсутствия он успел так отвыкнуть от своей обычной жизни, что, отключив мобильный телефон, про городской забыл вовсе.
– Николай Иваныч… где встретимся? – пробормотал адвокат, разбуженный ранним, как показалось, звонком своего клиента. Хотя, глянув на часы, увидел, что уже четверть десятого.
– Да мне все равно, – сказал Яковлев. – Хотите – у вас в конторе, хотите – дома.
– Нет, только не в конторе. – Гордеев попытался сдержать зевоту. – Не стоит начальству на глаза попадаться, пусть Розанов думает, что я еще не вернулся из Сибири… Хочу отоспаться денек-другой. Знаете что… есть такое тихое местечко – «Веселые сковородки», знаете?
– Вы меня разыгрываете.
– Да правда же, есть такой ресторанчик. – Гордеев все-таки зверски зевнул.
– Нет. Где это?
В трубке повисло молчание.
– Где эти ваши сковородки?
– А?! – Гордеев успел-таки задремать. – На Смоленской площади.
– На Смоленской – тихое местечко? – засомневался Яковлев. – Все-таки шутите?
– Встретимся через полтора часа, сами убедитесь. В такое время там никого не будет. Это в здании «Смоленского пассажа», на последнем этаже. Спокойно там все обсудим.
Меню составлялось творческой рукой: маслята с луком, например, назывались «Лесными братьями», нарезка из фаршированной курицы, телячьего языка и бастурмы – «Мечом сарацина», и далее в том же милитаристском духе.
Яковлев был без собаки, Гордеев – без машины, так что оба позволили себе по пятьдесят граммов «Русского стандарта». После чего, не польстившись на остроумные названия, Яковлев взял себе «Монастырскую» окрошку, а Гордеев – солянку из осетрины. По обоюдному согласию минут десять прошло в полном и сосредоточенном молчании. Николай Иванович подумал, что новости у адвоката либо весьма обнадеживающие, либо совсем наоборот.
Гордеев вытер руки салфеткой, достал из сумки пластиковую папку.
– Племянник ваш жив, а здоров или нет, не мне судить. Считает, что его подставили. Кто – говорить не желает! – Гордеев с ожесточением поймал вилкой скользкий масленок и отправил его по назначению.
Зато уж в Москве… За несколько дней отсутствия он успел так отвыкнуть от своей обычной жизни, что, отключив мобильный телефон, про городской забыл вовсе.
– Николай Иваныч… где встретимся? – пробормотал адвокат, разбуженный ранним, как показалось, звонком своего клиента. Хотя, глянув на часы, увидел, что уже четверть десятого.
– Да мне все равно, – сказал Яковлев. – Хотите – у вас в конторе, хотите – дома.
– Нет, только не в конторе. – Гордеев попытался сдержать зевоту. – Не стоит начальству на глаза попадаться, пусть Розанов думает, что я еще не вернулся из Сибири… Хочу отоспаться денек-другой. Знаете что… есть такое тихое местечко – «Веселые сковородки», знаете?
– Вы меня разыгрываете.
– Да правда же, есть такой ресторанчик. – Гордеев все-таки зверски зевнул.
– Нет. Где это?
В трубке повисло молчание.
– Где эти ваши сковородки?
– А?! – Гордеев успел-таки задремать. – На Смоленской площади.
– На Смоленской – тихое местечко? – засомневался Яковлев. – Все-таки шутите?
– Встретимся через полтора часа, сами убедитесь. В такое время там никого не будет. Это в здании «Смоленского пассажа», на последнем этаже. Спокойно там все обсудим.
Меню составлялось творческой рукой: маслята с луком, например, назывались «Лесными братьями», нарезка из фаршированной курицы, телячьего языка и бастурмы – «Мечом сарацина», и далее в том же милитаристском духе.
Яковлев был без собаки, Гордеев – без машины, так что оба позволили себе по пятьдесят граммов «Русского стандарта». После чего, не польстившись на остроумные названия, Яковлев взял себе «Монастырскую» окрошку, а Гордеев – солянку из осетрины. По обоюдному согласию минут десять прошло в полном и сосредоточенном молчании. Николай Иванович подумал, что новости у адвоката либо весьма обнадеживающие, либо совсем наоборот.
Гордеев вытер руки салфеткой, достал из сумки пластиковую папку.
– Племянник ваш жив, а здоров или нет, не мне судить. Считает, что его подставили. Кто – говорить не желает! – Гордеев с ожесточением поймал вилкой скользкий масленок и отправил его по назначению.