Незнанский Фридрих Евсеевич. Стая бешеных

   Это тоже были одноногие, однорукие, ущербные люди, но куда более сытые, здоровые и счастливые на вид.
   - Картавый! Вовка! - радостно закричал один из них, увидев кого-то в толпе. - И ты здесь?! Канай сюда, обнимемся! Чего мнешься, дурак, ты знаешь, как тебе подвезло! В рай попал!
   Он обнял одного из пришедших, а тут и другие разыскали своих знакомых по прежней нищей жизни. Началось живое общение, которое всегда убедительнее всяких призывов. Обитатели странного монастыря расписывали нынешнюю свою жизнь в таких лучезарных красках, так убедительно, что вновь прибывшие постепенно оттаивали.
   - Ну хватит тут разговоры разговаривать, - вышла из ворот пышногрудая тетка, почему-то со скалкой в руке, - ужин стынет! Есть-то хотите?
   Вид у нее был такой уютный, вкусный, домашний, что бомжи сразу признали в ней то ли мамашу, то ли любимую жену. Наверное, еще и скалка в ее руках придавала образу давно забытое нищими ощущение семейного тепла.
   Уже размягченная толпа бомжей потянулась в ворота, а Пашка подскочил к пышногрудой и наябедничал:
   - А нас в дороге били!
   - Как били? - не поняла тетка. - Кто?
   - Да вот эти! - он ткнул пальцем в крепких парней.
   - Вас били?! - ахнула тетка.
   - Били! - закричали бомжи. - Вот эти фашисты!
   И скалке тут было найдено применение. Как же тетка охаживала по бокам крепких парней - ну прямо тебе строгая жена привечает пьяного мужа.
   Бомжи зашлись в злорадном хохоте, который окончательно успокоил их.
   Только Сынок подумал: "Чего-то слишком мягко стелят".
   Впрочем, вслух не высказался, держал "имидж".
   Действительно, постригли, продезинфицировали, вымыли, дали более или менее приличную одежонку и накормили просто, но от пуза. И тут увидел Сынок, что люди вокруг него обычные. Конечно, инвалиды, конечно, калеки, но физические недостатки перестали быть так видны, а высветились лица нормальные лица нормальных людей. Даже откуда-то из забытых загашников достали приличные манеры: пропускали вперед женщин, помогали безногим, не бросали объедки на пол, даже не чавкали. И разговоры вдруг пошли вполне человеческие, даже задушевные. Конечно, вспоминали милые времена, когда были физически здоровыми, когда могли работать и любить.
   Сынок улучил минутку и заглянул в мешок, столь рьяно оберегаемый Сашей и Пашей. Были там, как у хорошего солдата, - ложка, нож, котелок, теплые портянки, сточенные лезвия и несколько парных фотографий, очевидно, родители близнецов, хотя почему-то пар этих было несколько.
   Чего уж сиамские близнецы так за этот мешок держались, разве что фотографии жалко было?..
   Сынок вернул нехитрый скарб Саше и Паше, которые чуть руку ему не обцеловали за это.
   Изнутри монастырь оказался... монастырем. Только в церквах были столовые, какие-то мастерские, огромные спальни, еще что-то, чего Сынок рассмотреть не успел или не смог - многие помещения были закрыты.
   Когда поели и покурили на улице, повели всю компанию размещаться на ночлег.
   Женщин в одну сторону, мужчин - в другую.
   - Ты рядом с нами просись, - советовали близнецы. - Ты нам теперь кореш по гроб жизни.
   Но просить и не пришлось. Их завели в небольшую церковку, где уже стояли у стены разобранные железные кровати, свалены были в углу матрасы, на входе выдали каждому комплект постельного белья и полотенце. Бомжи сами собрали кровати, которые очень напоминали солдатские, сами поставили, как считали нужным.
   Сынок расположился рядом с окном, на верхней койке, а близнецы еще долго спорили, кто будет спать под ним, впрочем, конца спора он уже не слышал, уснул. Даже подумать не успел...
   Глава 8. ДЕНЬ ОГОРЧЕНИЙ.
   Ирина подхватила Руфата у метро.
   Обнялись. Поцеловались.
   - Ты чего такая горячая? - проведя ладонью по ее щеке, проворковал Руфат.
   - В бане была.
   - В какой бане? Ты же не ходишь в баню...
   - В ведомственной.
   - А зачем?
   - Дома воду горячую отключили.
   Парень не смог уловить, шутит она или говорит правду. Вроде шутит. А глаза при этом серьезные.
   - Есть хочешь? - спросила Ирина.
   - Нет.
   - А я хочу есть.
   У входа в ресторан Руфат замялся. Заведение было швейцарское, очень дорогое.
   - Не бойся, сегодня я угощаю, - хлопнула его по плечу Ирина.
   - Нет, погоди... Кто из нас мужчина?
   - Ты мужчина, ты. А я эмансипе. Идешь или нет?
   Их провели в зал, усадили за столик у окна, зажгли свечку, подали аперитив. Все это время Руфат насупленно молчал.
   - Ну? - Ирина подняла бокал.
   - За тебя, - скупо молвил Руфат. - Верней, за нас.
   - Банально, но если нет других предложений...
   Чокнулись, выпили.
   - Я соскучился.
   Он еще не знает, что она все решила. Как ему сказать? Он же не отпустит.
   - Я тоже...
   - Мы не виделись больше месяца. У меня поллюции начались.
   - Фи.
   - А у тебя все работа, работа... Я больше не могу так... Я хочу быть рядом... Каждую минуту... Или хотя бы каждую ночь...
   - Тише.
   - Ты переедешь ко мне?
   - Налей еще вина.
   - Переедешь?
   - Нет.
   - Почему?
   Он смотрел на нее зло, почти с ненавистью.
   - Долго до работы добираться.
   - Опять эта работа... Развалилась бы эта фирма к чертовой матери...
   - Да? А жить на что?
   - Я буду зарабатывать.
   - Вот когда начнешь, тогда и поговорим...
   - Значит, все дело в деньгах? - догадался Руфат, и эта догадка привела его в ужас.
   - Ты хотел налить мне вина.
   - Ну да, конечно... Я мало зарабатываю, вот в чем дело... А то, что я тебя люблю, что думаю о тебе постоянно, - это так, пустяки...
   - Руфаш, деньги здесь ни при чем... - она положила ладонь на его запястье. - И не говори больше такие глупости, пожалуйста... Мы сейчас поужинаем, потом поедем ко мне, и мир сразу станет прекрасней...
   - Ну вот. Опять ты все за меня решила.
   Нет, она не сможет ему сегодня сказать. Он слишком заведен, еще глупостей всяких натворит.
   - Я очень устала, Руфаш... Сегодня такое на работе было...
   - Опять ты про работу? Нет, я как-то не вписываюсь в твои планы. Явно не вписываюсь... Ты меня все еще не любишь?
   - Давай помолчим немного.
   - Давай.
   Когда Ирина расплачивалась своей кредиткой, Руфат отошел в сторону...
   Потом они долго ехали через запруженную Москву и болтали о всякой веселой ерунде, отношения больше не выясняли, напряжение как-то само собой улетучилось.
   Он внес ее в квартиру на руках, положил на кровать, сам лег рядом и серьезно произнес:
   - Знаешь, мне наплевать, как ты ко мне относишься...
   А через час Ирина лежала на спине, раскинув руки и блаженно полузакрыв глаза. Такого оргазма у нее не было очень-очень давно. А может, и вовсе никогда не было. И Руфат в этот раз был каким-то другим, будто подменили человека...
   Ирина окончательно запуталась. Она все еще была уверена, что не любит его. Но разве можно испытывать такие чувства к мужчине, которого не любишь? Запуталась...
   Руфат где-то рядом шуршал джинсами.
   - Ты одеваешься?.. - не открывая глаз, тихо спросила Ирина.
   - Да...
   - Зачем?..
   - Ухожу.
   - Куда?..
   - Домой...
   Она резко приподнялась на локте:
   - Что случилось?
   - Ничего... Тебе завтра на работу. Ты должна выспаться.
   - Я высплюсь. С тобой.
   - Я буду мешать.
   - Не будешь, дурачок. Ложись рядышком.
   - Это ты думаешь, что я дурачок... А я не дурачок... Все, привет...
   И прежде чем она успела его остановить, Руфат буквально выбежал из квартиры, громко хлопнув дверью.
   Еще какое-то время Ирина голой простояла в прихожей, пытаясь понять, что произошло. Наконец поняла. Он довел ее до блаженства и оставил. Красиво. Посмотрим, что он завтра запоет...
   Спать совершенно не хотелось. Ирина бесцельно послонялась по квартире, выпила холодной воды, позвонила бабушке. Опять занято. Это уже становилось странным.
   Первое, что Ирина увидела по телевизору, был репортаж с Тверской. Разумеется, основное внимание было уделено взрыву гигантского резинового телефона. Оказалось, за то время, что Ирина провела с Руфатом, милиция задержала мальчишку лет десяти, который и подбил рекламный дирижабль с помощью обыкновенной рогатки и металлического шарика.
   - Малыш, скажи, зачем ты это сделал? - спрашивала у него журналистка.
   - Не зна-а-аю... - канючил малец.
   - А кто знает?
   - Не зна-а-аю...
   Затем журналистка попросила в камеру родителей мальчугана, чтобы они пришли в отделение милиции и забрали своего сынка, потому что сам он не помнит, где живет...
   - Придурки, - сказала вслух Ирина, имея в виду и мальца, и его родителей, и журналистку, и Руфата, и всех остальных, вместе взятых.
   И тут она вспомнила, что не вернула соседке электрические щипцы.
   - Ты чего такая? - спросила Светка, едва Ирина переступила через порог ее квартиры.
   - Какая?
   - Загадочная.
   - С Руфатом поругалась.
   - С хачиком с этим? - ехидно засмеялась Светка. - И правильно, пусть убирается в свою чучмекию.
   Ирина пропустила оскорбления соседки мимо ушей. По существу, она даже в некоторой степени была согласна со Светкой. Пусть убирается. Только чучмекия здесь ни при чем, потому что он москвич и по паспорту русский.
   Весь прошедший день состоял из радостей и огорчений. Но огорчений все-таки было больше...
   Глава 9. СПАРТАНСКОЕ ВОСПИТАНИЕ.
   Он проснулся, когда бомжи спали. Храп и стон стояли, как в казарме. Сынок помнил эти неспокойные солдатские сны. Особенно когда был уже "дедом" и мог отсыпаться днем, а по ночам гонял в "дурака" или пил с такими же старослужащими. Иногда из "красного уголка", где они располагались на ночные развлечения, выходил и видел сотню разметавшихся, беспокойных во сне мальчишеских тел. Тогда еще думалось, что все это скоро для него кончится. Не знал, что "скоро" растянется еще на полгода, за которые он побывает на чеченской войне и потеряет руку.
   Какое-то время Сынок лежал тихо, прислушиваясь к тому, что происходит за стенами церкви, - было тихо.
   Летние ночи короткие, и Сынок знал, что ему надо поторопиться. Скоро начнет светать.
   Он тихонько сполз с верхней койки, натянул ботинки, одеваться не стал, чтобы, если его застукают, сказать, что шел в туалет и заблудился.
   Тихо пробрался к двери и потянул ручку на себя - не тут-то было. Дверь была заперта.
   "А если мне действительно в туалет? - безмолвно возмутился Сынок. - Не на пол же".
   Но тут же увидел в углу ведро с крышкой - парашу.
   Значит, выходить теперь надо было только на свой страх и риск и, уж конечно, не попадаться.
   Сынок тихонько открыл окно - еще с вечера заметил, как это сделать, и выскользнул на двор.
   Это было второе правило Сынка после "имиджа" - знать всегда немного больше, чем остальные.
   Он ничего особенного не искал - он должен был осмотреться, так, на всякий случай. А еще - по ночам всякие тайны открываются, что тоже полезно.
   Первым делом пробежался по периметру стены. Это заняло минут двадцать - тридцать, хотя Сынок торопился. Территория монастыря оказалась огромной. Все выходы и входы в стенах были накрепко закрыты. А возле главных ворот еще и дежурили двое в камуфляжной форме. Но оружия при них не было.
   Правда, Сынок приметил одну лазейку - прямо у стены рос высокий дуб, по его стволу вполне можно было забраться на самый верх, но вот как потом слезать с обратной стороны, этого Сынок еще не придумал.
   Дальше он начал обходить одно за другим закрытые помещения. Тут случился казус. Сынок долго ломал голову, как проникнуть в закрытый сарайчик, а когда наконец придумал и проник, оказался в совершенно пустом помещении.
   "Странно, - подумал Сынок, - если сарайчик пуст, зачем его так тщательно закрывать?"
   Впрочем, задумываться ему особенно было некогда - надо было до рассвета обследовать еще много мест.
   Дальнейшие его путешествия по территории монастыря поставили перед Сынком еще больше загадок. Здесь были такие странные вещи, которые никак не вязались, во-первых, со стенами монастыря, а во-вторых, с его обитателями.
   Так, например, Сынок нашел большущую костюмерную. Наверное, такие бывают в театрах. Каких только костюмов здесь не было! Военная форма, милицейская, летная, полно шикарных костюмов и безобразного рванья...
   В другом месте он нашел хорошо оборудованный хирургический кабинет. Был зал, полный манекенов. Была комната с компьютерами. Были помещения со множеством тренажеров и еще какими-то странными сооружениями.
   "Куда я попал?! - терялся в догадках Сынок. - Что это за место такое?"
   Конечно, осмотрел он далеко не все. Кое-куда он не мог попасть, потому что входы охранялись, кое-где все было закрыто наглухо и даже окна заклеены черной бумагой.
   Да, теперь Сынок знал больше, но все его знание сводилось к одному слишком много странного.
   Вновь прибывших бомжей разбудили в шесть часов, выгнали на улицу и заставили сделать зарядку. Потом отпустили десять минут на помывку и туалет и погнали в столовую.
   "Армия! - сокрушенно качал головой Сынок. - Надо же!"
   А после завтрака всех выстроили на площадке перед главным зданием, которое Сынок окрестил плацем.
   По высокому широкому крыльцу спустились несколько человек, одетых более чем легкомысленно - белые шортики, веселые рубашки и сандалии.
   - Здорово, орлы! - гаркнул один из них, самый толстый и самый старый.
   Бомжи ответили нестройным хором.
   - Сейчас у вас начнется рабочий день, наши консультанты отберут вас и распределят по группам. Работать будете по двенадцать часов в сутки, сон восемь часов, питание трехразовое, баня каждые три дня. Раз в неделю кино. Выход за территорию запрещен. Я хотел бы в этом месте пожелать вам, натурально, успехов и отпустить с миром, но у меня к вам только один вопрос: кто из вас сегодня ночью выходил из спального корпуса?
   Сынок уже хотел было поднять свою руку, но Саша вдруг вцепился в нее и зашептал:
   - Сынок, не надо, не выдавай меня.
   "Ого, - подумал Сынок, - не я один такой мудрый".
   - Я жду, - сказал толстяк. - Этот человек нам известен. Он нарушил режим, хотя еще и не знал о его существовании. Это несколько смягчает его вину. Но наказан он все равно будет. Если сознается сам - наказание, натурально, будет мягче.
   Бомжи озирались друг на друга. Была неприятная минута молчания.
   - Ну, я вызываю нарушителя в последний раз.
   - Я! - поднял-таки руку Сынок.
   Толстяк склонил голову набок, вглядываясь в смельчака.
   - Пойди сюда, сынок, - сказал он, не подозревая, что угадал кличку.
   Сынок вышел из строя и подошел вплотную к старику. Он ничего не боялся. После войны люди мало чего боятся, кроме самой войны.
   - Как тебя зовут, сынок?
   - Сынок.
   - Шутник, - криво усмехнулся старик. - А меня - Константин Константинович. - И вдруг без размаха больно ударил Сынка поддых.
   Сынок, впрочем, был готов к этому. И вовремя напряг пресс. Но все равно, удар оказался болезненным. С трудом удалось не задохнуться.
   - А теперь верни то, что ты взял без спроса, натурально.
   Сынок ничего не брал. Отдавать ему было нечего. Но и закладывать Сашу он не хотел.
   - Я ничего не брал, - сказал Сынок.
   Константин Константинович кивнул своим помощникам, и те, подступив к Сынку, ловко заломили ему руку за спину и повернули лицом к толпе.
   - Если мы найдем у тебя то, что ты украл, - сказал старик, - тебя накажут сильно.
   - Ищите.
   Руки стали ощупывать его профессионально, начиная с ног, потом подмышки, спину, и только в конце - карманы.
   Еще когда руки обыскивающего только приближались к карманам, Сынок понял, что влип.
   - А это что такое? - торжественно поднял над головой хирургический скальпель, переданный ему помощником, старик. - Это тебе трогать нельзя было.
   Сынок с ненавистью посмотрел на Сашу, но тот даже глаз не отвел.
   - Ну, раз уж ты его взял, почему бы его, натурально, не использовать? - сказал старик. - Проверим, острый ли он?
   И, подойдя к Сынку, старик чиркнул скальпелем по его груди.
   Протрещала разрезаемая скальпелем рубаха, кожа отвалилась, и брызнула кровь.
   Тут Сынок вдруг вспомнил свой сон: рана получилась кривая, словно лисенок прогрыз.
   - Вот так, - сказал Константин Константинович. - В следующий раз отрежу голову. А теперь отведите его в санчасть. Остальных - на работу.
   С этого дня Сынок усвоил еще один закон - никому не верь.
   Глава 10. БАБУЛЯ-ПУТЕШЕСТВЕННИЦА.
   Нет, это уже было невыносимо. Опять занято. Придется ехать к черту на куличики. Хотя бы только для того, чтобы от сердца отлегло.
   На телефонной станции сказали, что с номером все в порядке, абонент платит исправно.
   После вчерашней размолвки с Руфатом настроение было на нуле. И вообще, сработали все плохие приметы. Тапочки так и не нашлись, колготки порвались прямо на ноге, в лифте опять темень. Надо бы в РЭУ скандал устроить...
   И движок что-то вдруг заартачился, завелся только раза с десятого. Надо в сервис заскочить на обратном пути...
   И автомобильные пробки были длиннее обычного, и погода испортилась, и на работе все какие-то опущенные. Говорят, начальство не в духе.
   Взвесив все "за" и "против", Ирина решила, что если она отлучится на часок-другой, то ее исчезновения никто и не заметит.
   Однако только одна дорога до бабушкиного дома заняла не меньше часа. Ирина так давно в последний раз была в этом районе, что едва не заблудилась в россыпи панельных девятиэтажек, прежде чем нашла нужную.
   Парадная дверь оказалась заперта. Ирина набрала номер квартиры. Домофон загудел, но бабушка так и не отозвалась. Вот так... Пропереться через весь город, чтобы поцеловать замок. Плохой день, тяжелый.
   И все же для очистки совести Ирина решила подняться к квартире. Чтобы войти в подъезд, пришлось еще минут двадцать прождать жильца, обладавшего заветным ключиком.
   В лифте как-то непривычно горел свет, а на лестничной площадке шестого этажа едко пахло то ли краской, то ли лаком, аж глаза заслезились. Ирина приблизилась к бабушкиной двери, вдавила кругляшок электрического звонка, прислушалась... Ей показалось, что за дверью кто-то или что-то зашевелилось. Она позвонила еще раз. Дверь не открывали. Впрочем, и звонка не было слышно.
   - Девушка, вы сюда? - вдруг раздалось за ее спиной.
   Ирина испуганно обернулась. Это был парень в настолько запачканной спецовке, что ее истинный цвет не смогла бы установить ни одна экспертиза. Парень приветливо улыбался, прижимая к груди картонный короб.
   - Да... Кажется, сюда...
   - Зачем же так сильно на звонок давить? - укорил ее парень. - Нежней надо, нежней.
   И со всей силы ударил ногой в дверь, отчего та с грохотом распахнулась.
   - Прошу!
   Ирина заглянула в квартиру и обмерла. Не иначе как бабуля затеяла ремонт на старости лет. Нет, не может быть... С чего это вдруг? И на какие шиши? Да какой ремонт! Стены белые, потолки навесные, пол паркетный...
   - Гарик, принимай товар! - гаркнул парень, и через мгновение откуда-то из глубины квартиры вышел высокий седой мужчина в такой же замызганной спецовке.
   - Акциз на бутылке проверил? - седовласый недоверчиво заглянул в короб.
   - Обижаешь. Продегустировал.
   - Да ну!
   - Буду я с этими ларечниками церемониться.
   Ирина все еще стояла за дверью. Точь-в-точь - бедная родственница.
   - Простите... А Зинаида Петровна... Она где?
   - Зинаида Петровна? - седовласый оторвал взгляд от короба. - Какая Зинаида Петровна?
   - Гузик Зинаида Петровна. Моя бабушка.
   Мужчины переглянулись.
   - Двоюродная, - на всякий случай уточнила Ирина.
   - Ты знаешь, где Зинаида Петровна? - спросил седовласый парня.
   - Нет, а ты?
   - И я нет. Я вообще понятия не имею, кто она такая.
   - И я, - кивнул парень.
   - Она - моя двоюродная бабушка.
   - Учтем на будущее.
   - А это какой дом? Третий?
   - Третий.
   - Корпус два?
   - Корпус два...
   - Ничего не понимаю, - Ирина внимательно посмотрела на рабочих. - Где Зинаида Петровна?
   - В ванной спряталась.
   Ирина ворвалась в квартиру и прямиком в ванную. Но там Зинаиды Петровны не было.
   - Ну и шуточки у вас! - разозлилась Ирина. - Кто вы такие?
   - А вы кто? - встал в позу седовласый.
   - Внучка этой самой... Зинаиды Петровны, - напомнил ему парень. - А мы рабочие. Ремонт тут делаем. Верней, доделываем, совсем немного осталось. А Зинаиды Петровны здесь нет. Во всяком случае, мы с ней не знакомы. Вот так. Теперь все понятно?
   - А кому же вы делаете ремонт?
   - Кому-то делаем...
   - Кому? - Ирина уже находилась на грани взрыва.
   - Вообще-то, мы хозяина квартиры в глаза не видели, - парень поставил короб на пол и начал вынимать из него всякие вкусности. - Или хозяйку.
   - Да, - подтвердил седовласый. - А по всем вопросам вам лучше к начальству нашему обратиться.
   - И где же ваше начальство?
   - А кто же его знает?.. Оно само появляется, когда захочет.
   - А телефон? У вас есть телефон?
   - Не работает, мы как раз проводку меняем.
   - Да номер! Номер телефонный!
   - Ах, номер... Где-то был... Где-то у меня записан... - и седовласый ушел в комнату, откуда обнадеживающе провозглашал: - Щас, щас, поищем... Одну минутку!..
   - Хотите водки? - спросил парень.
   - Не хочу.
   - Хорошая водка.
   - Я за рулем.
   Ирина подошла к кухонному окну. Нет, дом и квартиру она не перепутала. Тот же вид, что и лет десять назад, когда она была у бабушки в последний раз. Та же детская площадочка, только вместо новеньких качелей, песочниц и "грибков" - ржавые металлические руины. Та же обнесенная белым забором школа. И хоккейная коробка на месте.
   Ирину вдруг охватила паника. Происходило что-то такое, чего она, со своим математическим складом ума, никак не могла себе объяснить. Это как на американских горках. Боишься нахлынувшей на тебя неизвестности. Что за тем поворотом - резкий обрыв или мертвая петля? Ясно лишь одно - ничего приятного за этим поворотом нет...
   Затрезвонил мобильный.
   - Пастухова, вы где?
   Голос секретарши начальника.
   - У зубного, - тут же нашлась Ирина.
   - Вас Владимир Дмитриевич требует. Срочно. По поводу вчерашнего.
   - У меня форс-мажор, вся челюсть перекорежена, - Ирина привнесла в свою речь оттенок шепелявости. - Придумайте что-нибудь.
   - Ну-у-у... Не зна-аю...
   - Прикройте, прошу вас...
   - А сколько вам еще надо?
   - Часа два.
   - Хорошо, попробую, - смилостивилась секретарша. - А вы как только, так сразу дуйте сюда.
   - С меня причитается.
   Вот так всегда, наваливается одно за другим.
   Окно украсилось узкими продольными полосочками - пошел дождь. Сильный. Ливень.
   - У зубного? - улыбнулся парень. - Надо же, всехняя брехня, а срабатывает.
   Седовласый наконец откопал бумажку с номером. Ирина сразу же по нему позвонила. Длинные гудки.
   - Что с вами? - Парень заметил, что лицо девушки вдруг сделалось серым, а глаза заволоклись слезами. - Может, водки все же выпьете?
   Но Ирина, не сказав больше ни слова, быстро вышла из квартиры.
   - Кто такая?.. - Задумчиво посмотрел ей вслед седовласый.
   - Сказано же тебе, внучка Зинаиды Петровны! - Парень уже соорудил из табуретов что-то вроде стола, уставил его яствами и уютно устроился на полу. - Наливай, Гарик, чего стоишь?
   - Странная какая-то... - Гарик разлил водку по стаканам. - И чего приходила? Может, наводчица?
   Ирина сидела в своей машине, уронив голову на руль. Шум дождя приглушал ее рыдания.
   Она все поняла. Обо всем догадалась. Конечно, бабушки уже нет. Она умерла, не оставив завещания... И неприватизированная квартира отошла государству... Там теперь будут жить чужие люди...
   В сознании Ирины возникали туманные картинки из детства. Она пыталась вспомнить бабушку, воссоздать ее образ. И не могла. Забыла ее лицо...
   А слезы все катились, и в груди першило до кашля. Зинаида Петровна мало сделала добра своей двоюродной внучке, ни разу не помогла ей ни советом, ни уж тем более деньгами, даже с Новым годом не поздравляла. Но и зла не делала вовсе, за что в наше время обычно говорится большое спасибо. Она была просто родным человеком. Родным по крови, со всеми вытекающими из этого последствиями... Просто живет где-то рядом человек, и ты знаешь - это твоя родня.
   Прежде чем войти в кабинет начальника РЭУ, пришлось отстоять очередь. Очередь была небольшая, но каждый посетитель задерживался в кабинете минут на двадцать, после чего выходил в коридор с перекошенным от злобы лицом и матерясь себе под нос...
   За столом сидела немолодая женщина с высокой прической и в кофточке, которая вышла из моды где-то в конце застойных лет. Начальница упоенно перекладывала на столе какие-то бумаги и не обращала на вошедшую никакого внимания.
   К тому моменту Ирина уже подуспокоилась, да и слезы все, какие были, выплакала.
   - Я по поводу Гузик Зинаиды Петровны.
   - Садитесь, - не отрывая взгляда от бумаг, махнула рукой начальница.
   Ирина села. И начался маразм в стиле социалистического реализма, от которого молодой современный человек уже давно успел отвыкнуть. А Ирина, безусловно, была молодым современным человеком.
   - А вы кем ей будете?
   - Внучкой.
   - Паспорт, пожалуйста. Хм, а как вы докажете, Пастухова Ирина Алексеевна, что Зинаида Петровна Гузик является вам родственницей?
   - Я ничего не хочу доказывать. Я хочу знать, жива она или нет. Если жива, то почему в ее квартире находятся какие-то люди? Если умерла, то где похоронена и почему никому об этом не сообщили?
   - Мы посторонним таких справок не даем.
   - Но я не посторонняя...
   - А мне откуда знать? В вашем паспорте не написано, что вы приходитесь родственницей Гузик.
   - А разве там должно быть это написано? Господи, да какая разница, кто я?
   Но разница оказалась очень большой. Высокая прическа ни в какую не соглашалась раскрыть секреты своего жилищного королевства. Ни под каким предлогом! Ни за что! Ни за какие деньги! Но главное, по закону она была совершенно права.