Незнанский Фридрих Евсеевич. Я убийца

   На месте происшествия был составлен протокол осмотра тела... Подробнейшее описание. Тело жертвы расположено... Приводится даже схема. Список вещей, обнаруженных при обыске тела жертвы. Одежда. Бумажник, часы... На шее цепь желтого металла... Интересно, горло перерезано, а цепь... В карманах... Ничего особенного. Это не грабеж. Кольца, деньги, ничего не взято.
   Описание места происшествия. При обыске киоска было обнаружено... Так... Печенье... На витрине... В подсобном помещении... Банки маринованных помидоров и огурцов, шоколад, газированные напитки... Пять ящиков сигарет... Два ящика ликероводочных изделий без акцизных марок. И еще... Кроме этого в штабеле 15 ящиков... А под прилавком... Ага. Пакет полиэтиленовый, перевязанный зеленой канцелярской резинкой, содержащий 5467 российских рублей банкнотами различного достоинства (5, 10, 50, 100 и 500 рублей) и 1550 долларов США банкнотами по 100 (12 шт.), 50 (5 шт.) и 10 (10 шт.). Так, далее... Вот оно - в картонной коробке из-под импортной обуви (на этикетке указано изделие: итальянская фирма "Фаби", ботинки мужские, коричневые, размер 45) обнаружены: пластмассовые шприцы 0,5 куб. см в фабричной упаковке - 30 шт., ампулы без надписей с прозрачным содержимым 185 шт., пакетики с белым мелкозернистым порошком - 10 шт.
   Вот поэтому и притормозили со следствием. Наверное, списали на банальные наркоманские дела. Мол, ясное дело, покупатель-наркоман задолжал, попросил в долг, а продавец ему отказал... Обыкновенная история. Стандартная версия. Подпольный торговец марафетом налетел на своего же клиента. Искать в таких случаях практически бесполезно.
   И в деле никаких зацепок.
   Убийство судьи так же могло бы повиснуть, и повисло бы, если бы не простая случайность. Если бы не парикмахерская, если бы не бдительность этой девчонки - секретаря суда... Все и тут было бы так же идеально чисто. Никаких улик, следов, нет ясных мотивировок, только дежурные, механические версии.
   Что-то настойчиво убеждало Бориса в том, что оба этих якобы казусных случая - дело рук одного человека. Что-то общее есть в этом. Даже видимая случайность, подчеркнутая немотивированность поступков... Оба убийства надо отрабатывать как два эпизода в деятельности одного преступника.
   Если уж Игорь признает себя виновным в убийстве судьи, значит, и этого ларечника... Можно попробовать с ним... Обсудить.
   Но слишком уж он... Домашний. Не похож на тренированного, как там пишут, матерого... Хитер? Или подстава?
   Размышляя, Борис машинально чертил на листе бумаги красивые буквы, цифры, рисовал какие-то рожицы.
   Позвонил Гордеев:
   - Ну что, старина, ты готов?
   - Не понял, к чему готов?
   - Настоящий следак должен быть всегда готов!
   - Не... Юрик, увы, но придется нашу встречу перенести. Ты же сам мне подсунул этого своего... актера Мишу. А тут еще у Зои... Помнишь, классический вариант коммуналки? Понимаешь, она в таком сволочном положении! Просто сердце рвется из груди, когда думаю, что ей нужно помочь.
   - Та, что живет вдвоем с выжившей из ума мамой?
   - Нет. Это была Вера, абсолютно иной случай. Зачем ты ее вспоминаешь? Проехали и проехали. Кто старое помянет, тому... Какой же ты язвительный! Нехорошо это, господин Гордеев. Будьте добрее к людям. Вас же гуманная профессия обязывает. И морально-этические принципы. Вы школу в детстве посещали? Или вы предали светлые идеалы юного строителя коммунизма?
   - Ладно трепаться. Когда приходить?
   - Я тебе сообщу. По телефону.
   - Договорились. Только я поздно буду.
   - А я в машину.
   - Только не трепись подолгу. Бабки-то капают.
   - Отбой!
   Но тут же снова раздался звонок. Теперь плачущая жена сообщила, что у непутевой дочки опять что-то стряслось в школе, что срочно что-то нужно:
   - Приезжай немедленно. Ты как отец обязан вмешаться. Иначе у нас снова будут проблемы.
   - Какая школа? Ведь лето на дворе!
   - Готовь телегу зимой, а сани летом, - резонно заметила жена и положила трубку.
   - А что говорила, о чем - ничего не понятно! - Антоненко пожал плечами, собрал бумаги со стола, аккуратно перевязал папки, сложил в сейф и запер.
   На улице светило ласковое солнышко, суетливые и беззаботные прохожие сновали по улицам, разглядывали что-то в витринах ларьков и киосков. Столичные жители покупали, продавали. Кто-то из простых обывателей неудержимо приближался к преступлению, злоумышленники и их жертвы, они сходились навстречу друг другу, а кто-то счастливым случаем уже обречен избегнуть печальной роли жертвы. У каждого своя судьба.
   Судьба же Бориса Антоненко непреодолимо влекла его по двум параллельным направлениям. Первым номером шел матерый человечище актер Миша с его злосчастной трехкомнатной квартирой, так невыносимо изобилующей чересчур заботливыми старушенциями. Соблазнительность этого варианта заключалась в географическом расположении квартиры. Престижный центр все-таки. А это что-то значит.
   Не раздумывая долго, Борис подошел к телефону-автомату и, заглянув в блокнот, набрал номер:
   - Алло, - отозвался хриплый мужской голос.
   - Михаил, это вас беспокоит Борис Антоненко.
   - Какая еще Антонина? - Михаил на другом конце провода явно обрадовался, звонко икнул и приготовился к долгому и приятному разговору, прислонился могучим плечом к ободранным обоям. Чтобы не качаться. И не потерять нить...
   - Мойша! - закричали ему из комнаты. - Ты че, охлебел? Хорош базлать! Надо дело делать. Пока старухи не причапали. Мы уже разлили! По холодненькой.
   - Ты будешь или пропускаешь? - взвизгнул голос, когда-то бывший женским.
   - Я эту высоту пропускаю! - закрыв трубку ладонью, прокричал Михаил товарищам. И снова вернулся к прерванному любезному разговору: - А вы, милая Тоня, знаете меня как артиста по театральной сцене, по мировому экрану или... по жизни? Как прекрасного человека? Большой души...
   Следователь Антоненко без труда догадался, что сегодня ехать в этом направлении бесполезно.
   - Я вас знаю как человека громадного таланта и невыносимого сердца! Вы меня, конечно, не помните, - противным женским голоском прохихикал он в трубку, - а я вас люблю. Михаил! Всю мою жизнь я повторяю ваше имя! И так страстно! Я жить без вас не могу. А вы... Вы меня позабыли, недостойный! Так прощайте, неверный! Прощайте, негодяй! - Слово "негодяй" было произнесено собственным обычным голосом. И Борис, не дожидаясь слез раскаяния, повесил трубку.
   Пусть пьянь помучается. Будет часа два соображать, кто это и почему? Пусть полистает старые записные книжки.
   Борис достал свою квартирный блокнот:
   - Так-с, - среди десятков адресов и множества цветных пометок он выбрал то, что нужно, - вот и мы...
   Он набрал номер. Гудки.
   - Зоя на проводе, - проворковал милый голосок.
   - Это я, Борис. К тебе можно заехать?
   - Жду.
   - Целую, - Борис чмокнул в трубку.
   Зоя недавно появилась в его бурной жизни, и произошло это совершенно случайно. При очередном варианте размена или обмена кто-то откуда-то не смог вовремя выехать, потому что у кого-то какая-то первая, кажется, жена не желала менять тот район на этот район. Борис, как опытный женовед, поехал уговаривать, выяснять обстоятельства... И внезапно!..
   Зоя была так взволнованна, так мила и беспомощна! Так женственна и обаятельна... Что Борис целиком перешел на ее сторону и стал защищать только ее интересы.
   Вскоре ему удалось сделать для нее великолепную комнату в этом же районе. И не только с выигрышем метража, но и весьма перспективную. Дело в том, что формальный сосед (который не жил в своей комнатенке, а был только прописан) предоставил ей свою жилплощадь для проживания (фактически сдал с предоплатой за год), а сам как афганский и чеченский фронтовик и ветеран Советской и Российской армии рассчитывал вскоре получить отдельную однокомнатную. По закону никого подселить к Зое не могли. Да и ходатайство организовали. По поводу дополнительной жилплощади. Как творческому работнику (Зоя работает переводчицей-синхронисткой.) Так что у нее, слава богу, сама собой образовывалась довольно приличная двухкомнатная персональная квартирка в столь любимом ею Щукинском районе.
   Чисто деловые, обменные отношения с Зоей как-то незаметно и быстро переросли в необременительное, но систематическое, большое и светлое чувство. Неомрачаемое пошлыми разговорами о прошлом и будущем. В настоящем времени - настоящее чувство, которое подогревается частыми, но, увы, по понятным причинам, непродолжительными встречами.
   Все и дальше было бы так же плавно и хорошо, если бы сосед не вернулся жить в свою комнату.
   Он обрушился как снег на голову. Завалился поздно вечером, в самый неподходящий момент. Нагородил кучу каких-то оправданий, просьб, извинений. Пообещал вернуть часть денег... Помог перенести вещи в Зойкину комнату.
   - Через месяц, максимум через два, - уверял он расстроившуюся соседку, - я снова уеду. У меня бизнес в Башкирии!
   И тут же уютная девичья квартирка оказалась тесной конурой. Помятые "фронтовые товарищи из Афгана" и потасканные "тыловые подруги" беспрерывной чередой сменяли друг друга на пятиметровой кухне, в ванной, в туалете. Со всех сторон огромной Отчизны приезжали старики родственники и парнишки-побратимы, привозили образцы водочной продукции каждый своего, местного производства. Дегустировали, шумно обсуждая и закусывая продуктами из Зойкиного холодильника. Тут же, не отходя, подписывали какие-то важные бумаги, часами звонили по межгороду и заказывали у кого-то для кого-то водку, водочку, водяру - целыми вагонами!
   Зойка требовала какого-то элементарного порядка, уговаривала соседа раскошелиться и все-таки купить себе для жизни и работы другую, более достойную и подходящую квартиру, даже грозила Борисом, которого представила как чрезвычайно страшного "следователя по особо важным делам".
   В пьяном виде сосед реагировал адекватно, соглашался на все условия, пугался, где надо, и с готовностью клялся больше никогда и никого не пускать на постой. Но, протрезвев, менялся до неузнаваемости, становился хищным, подозрительным, жадным. Покупать себе другую квартиру объявлял пижонством, так как государство ему обязано и так выдать, бесплатно! Прогонять приезжих родственников запретил. Ибо это, по его словам, разрушает устои российской семьи. А на припугивания следователем заявил, что, пока он ведет дела честно, налоги платит, до поры до времени даже уголовного дела на него не заведено! И ему некого бояться. А даже наоборот. При его рискованном бизнесе близость государственных органов, а тем более такого важного следователя, охраняет его. От происков жестоких рэкетиров и конкурентов!
   Зойка от всей этой мерзости запиралась в своей комнате. Плакала от бессилия. Ее совершенно вымотала постоянная борьба с грязью, шумом, толкотней. Из-за постоянных проблем с туалетом ей пришлось завести ведро с крышкой.
   Это эмалированное ведро, которое Зойка стыдливо прятала под письменным столом, и вывело окончательно Бориса из терпения. Настало время решительных действий!
   Пару раз он говорил с соседом-бизнесменом, но оба раза вхолостую, так как тот был пьян по служебной надобности, лез целоваться и божился:
   - Борис! Я тебя уважаю! Только для тебя! Как я тебя понимаю! Тут такой вокзал, а тебе хочется побыть с девушкой. Все! Завтра уезжаю! Ты подбери мне хорошую квартирку. Я тебе заплачу, сколько захочешь. За посредничество. Не хочу я связываться с большими конторами. Много дерут. А ты... Вовка! Я тебе клянусь честью моей сестры! Во-ва! Вот тебе моя рука!
   Потом он исчезал на пару недель. Приезжал злым и трезвым. Начинал свой бизнес с нуля. Опять дегустировал продукт, клялся и божился...
   Оставался единственный выход из этого тупика - разменяться путем продажи. И Борис предложил соседу купить у Зои ее злосчастную комнату. Тот сначала обрадовался, стал решать, кого бы туда поселить из родственников? Или сделать кабинет?
   Но, в очередной раз разорившись и протрезвев...
   Вот и сейчас - сосед был в деловой командировке, зарабатывал, как обещал, на Зойкину комнату.
   Борис купил у уличной торговки букетик каких-то пушистых золотистых цветочков, бутылку шампанского и недорогую коробку конфет.
   "Может, из жратвы чего-нибудь прихватить? - заботливо подумал он. Поганые соседские оглоеды опять, наверное, обобрали ее подчистую?"
   Но не решился на такой подвиг. Исключительно по причине сходства поступка с опостылевшей семейной жизнью. А не из жадности. Если покупать все необходимое и нужное по хозяйству, как домой, то исчезнет желанная романтичность, загадочность и непредсказуемость свидания. Просто получится - две семьи. И все. Двойная тоска и двойная мерзость быта.
   У Зойки соседских гостей не оказалось. Она сама открыла - заспанная, измученная.
   - Ну ты мне и устроил! - зло прошипела она. - Я как в аду. Уже ничего не соображаю. Вчера на симпозиум филинологов опоздала. Ни причесаться, ни постирать, ни погладить! Я уже не говорю про питание. Поставила картошку жариться, а они сожрали прямо со сковородки. Извините, говорят, а мы думали, что вы - его жена. А на симпозиум кошатников как ведьма прискакала... Мне говорить надо, а я про соседа думаю. Он меня убьет. Или я укокошу кого-нибудь из его гостей. Чтоб другим неповадно было жрать чужое.
   - Я с ним еще поговорю! - Борис, хорошо зная, что тот в командировке, решительно направился к соседской двери. - Что ты себе позволяешь? Ведь я же предупреждал тебя! Все, больше никаких церемоний!
   - Сейчас он в командировке. Отправился с дружеским визитом в братскую Чувашию. А я отсыпаюсь. Пока никого нет. Спать, спать, спать...
   - Я тебе помогу, - Борис снял пиджак и туфли. - Мне сегодня не надо рано уходить.
   Зойка села на диван, раскрыла коробку конфет.
   - Ты бы лучше водки принес, - сказала она, сонно разглядывая этикетку на бутылке шампанского. - Знаешь ведь, что я шипучее не люблю.
   - Да, - вздохнул Борис, понимая, что веселья, увы, и здесь не получится. - А ты это попробуй. Тебе понравится.
   Он, громко выстрелив, откупорил бутылку и налил с бурной пеной в две чайные чашки.
   - Ты просто волшебник! - Немножко отпив, Зойка без чувств повалилась на подушки. - Укрой меня пледом, - тихо попросила она. - А уходить будешь, не захлопывай дверь. И закрой своим ключом... И проверь. Покрепче. Чтоб его родственнички не налезли. Надо бы дустом все засыпать. Чтоб не приползали...
   - Спи, моя милая. Спи, - разочарованно сутулится Борис, укрывая хозяйку. - Все у нас будет хорошо. Это временная ерунда. Все можно изменить. Все изменится к лучшему. Вот увидишь.
   Он на цыпочках отошел к окну и, усевшись на подоконнике спиной к догорающему закату, снова углубился в свой потрепанный квартирный блокнот, разыскивая среди подчеркнутых, перечеркнутых, помеченных цветными фломастерами адресов, номеров телефонов, фамилий, имен, дат и названий риэлторских фирм счастливые, заветные варианты лучшей жизни - для всех!
   Глава 8.
   На следующее утро Юрий Гордеев пораньше отправился на киностудию. Ехать было недалеко, но он выехал за час, учитывая возможные пробки и трудности с парковкой, о которых заботливо предупредил Вадим Викторович.
   Вчерашний вечерний разговор с Локтевым по телефону, как и ожидалось, был простым и легким. Вадим Викторович, узнав о предложении инвесторов, кажется, даже обрадовался, что у него появились такие влиятельные и мощные союзники.
   С видимой стороны ситуация предельно упростилась: съемочный период закончен, кинокартина отснята, осталось смонтировать и озвучить, близится, а кое для кого уже и прошел заветный час расплаты... Пройдошная Татьяна Федоровна рассчитывает свести к минимуму возможные выплаты. И исключить совладельцев. По максимуму.
   Но по некоторым вскользь брошенным замечаниям Вадима Викторовича можно предположить, что невидимая часть проблемы таит в себе опасные неожиданности. Работать без законного документального оформления отношений одинаково опасно для обеих сторон. Что там она наворочала? Что придумал ее юрист? У нее положение явно провальное. Ужасающее! Но она же занимается этим, что-то делает! И какими деньжищами ворочает! Что-то ее держит. Или кто-то. Надо с людьми встретиться, потолковать. И незаметно определиться, с кем имеем дело? Кто стоит за ней? Если получится...
   В любом случае бумажной работы предстоит много. И хотя сумма гонорара от увеличения количества клиентов значительно не умножилась... Зато уверенность в ее получении - упрочилась. Многократно. Эти парни шутить не будут.
   - А сумма, - вслух закончил свои рассуждения Гордеев, выруливая к студии, - вовсе не так уж... А очень даже! Симпатична!
   На проходной ему по паспорту выдали разовый пропуск и объяснили, как пройти в административный корпус.
   Немного поблуждав по огромной территории, Юрий все-таки нашел "главную площадь" и здание "с термометром".
   На третьем этаже стены коридора увешаны красивыми фотографиями. Знакомые лица любимых актеров в любимых и знакомых фильмах.
   По обе стороны коридора за полураскрытыми дверями видны современные офисы, везде полно народа - все спорят о чем-то, доказывают, ругаются. Мерцают мониторы компьютеров, строчат принтеры, факсы.
   Совершенно неожиданно навстречу Юрию вышел высокий молодой эсэсовец в парадном мундире, увешанном Железными крестами. Кивнув изумленному Гордееву, как знакомому, он зычно крикнул за спину:
   - Изыди, окаянный! Не мешай текст учить.
   Затем двое причудливых, иностранных наверное, студентов проволокли носилки с помятыми и в некоторых местах насквозь пробитыми картонными арбузами.
   Комната киногруппы "Отелло" находилась почти в самом конце коридора. Гордеев вежливо постучал, открыл.
   В просторной комнате на диванах собралось человек десять. И все они угрюмо уставились на входящего Гордеева.
   - Извините, - видя смущение гостя, навстречу ему поднялась полная румяная девушка. - У нас тут... Вы первый, наверное, кто постучал в эту дверь.
   - Отнюдь! - энергично возразил ей морщинистый старичок из-за стола. Я сам видел, как незабвенный Яншин, замечтавшись в коридоре, нечаянно постучал и спросил позволения войти! А было это... Это случилось... Кажется, в пятьдесят пятом.
   Румяная девушка работала на картине ассистентом режиссера по актерам. Как минимум два поколения ее предков были здешними кинематографистами и работали на этой крупнейшей отечественной кинофабрике. Здесь все знали ее с самого детства. И поэтому в любом цеху, в любой лаборатории или в мастерской к ней относились как к своей, как к родной. Собственно говоря, основой студии, ее прочным фундаментом как раз и являются именно эти люди, прочно вросшие корнями в эти прокуренные коридоры, в долгие экспедиционные скитания по вагонам и общагам, по степям, лесам и морям, вросшие в пыль и краску фанерных декораций, в жаркий свет просторных павильонов, в редкие премьерные выходы в Дом кино.
   Чернорабочие киноискусства испытующе разглядывали адвоката Гордеева, как посланца из далекого будущего.
   - Вы по нашему делу? Будете разбираться с договорами? Нас предупредили. Но я смогла собрать только вот... У нас же съемочный период закончился. Основная группа разбрелась по другим фильмам. Операторы, гримеры, костюмеры, бутафоры... Вот, только осветители... Проходите, румяная девушка пригласила Гордеева на специально подготовленный стул перед столом.
   - Может быть, вам удобнее за столом? - не очень охотно приподнялся старичок. - Вы же будете записывать.
   - Если позволите, я включу диктофон? - Гордеев удобно расположился по эту сторону стола.
   - Да хоть радиостанцию, - старичок нетерпеливо потер руки и потянулся к выставленному диктофону. - Разрешите произнести краткое вступительное слово? От имени трудового коллектива нашей кинофабрики.
   - Человек же по делу пришел, - попыталась его урезонить румяная девушка.
   - А я именно по делу и хочу выступить. У нас свобода слова еще не запрещена? - изобразив страшный испуг, прошептал старичок и оглянулся. - А то знаете, как бывает? Ляпнешь чего не надо, а ночью... Когда никто не ожидает... Я вам потом как-нибудь расскажу. Чистая правда!
   - Я адвокат, - представился Юрий, - Гордеев. Мне необходимо разобраться в ситуации с договорами. И я нуждаюсь в вашей помощи.
   - А мы в вашей, - уверила его румяная девушка.
   - Значит, так, - старичок подвинул к себе диктофон. - Наш директор киногруппы, или, как сейчас говорят, продюсер, Татьяна Федоровна Гризун допустила некоторую халатность на работе. Проще говоря, она побоялась нестабильности всяких там курсов. Поэтому платила не по ведомости, а...
   - Наликом, - сказал бородатый мужчина в коричневом свитере и скрестил руки на груди. - И теперь поди докажи, что ты получил вдвое меньше, чем обещали. Я же мог на другой картине работать! А меня... Кинули. Как лоха.
   - Ты бы и этого нигде не заработал! - замахал на него руками старичок. - Тебе по цеху зарплату платят. А вы еще хотите сверх ставки! Даже если бы тебе платили еще вдвое меньше, то и это лишнее. А Татьяна и так выкручивалась, как могла. Деньги спонсоры вовремя не дают. Банки деньги крутят - задерживают. Налоги государству и проценты - бешеные. Тем не менее! Она же платила? Как-то выкручивалась. А знаете ли вы, во сколько обходится сейчас аренда павильона? А съемочная аппаратура? Прокат одного костюма... И все в долларах! Вы же в долларах получали? Хотя это тоже нарушение финансовой дисциплины.
   - Я не прокурор, - заметил Гордеев. - И не следователь.
   - Это еще впереди, - уверил его бородач.
   А моторный старичок, не слушая их, продолжал свою патетическую речь:
   - Доллары тоже надо купить. Опять же - потери при обмене.
   - Вас пригласил трудовой коллектив? - спросил Гордеева недовольный бородач.
   - Нет. Руководство картины.
   - Значит, так, - бородач поднялся с дивана. - Если вы адвокат Татьяны, то мы пошли. Нам здесь не заплатят. По крайней мере сегодня. Айда, ребята. Нужны будем для дачи показаний, найдете нас в цеху.
   Он шагнул к двери, и вместе с ним поднялись почти все присутствующие.
   - Куда же вы, ребята? - румяная толстушка преградила им путь к двери. - Надо объяснить человеку. А вы сразу...
   - Нечего тут объяснять! - нервничал старичок. - Идите работать, если вам действительно деньги нужны. А права качать надо было при советской власти. В профкоме!
   - Нет, вы останьтесь и все расскажите, - чуть не заплакала девушка. Мы же договорились. Все как есть.
   - Вот ты сама и расскажешь. Мы тебе доверяем, - бородач снисходительно погладил ее по плечу. - А я с этим, - он кивнул в сторону старичка, - в свое время на парткоме достаточно наговорился. Помело...
   - Это вы бросьте, - серьезным тоном сказал старичок и прокашлялся. Надо идти в ногу со временем.
   - А ты всегда и шагал! С любым! В ногу, - бородач все-таки открыл дверь. - Тебе лишь бы химичить! И ведь не разбогател! Из голой любви! К искусству. Обдурихона!
   Старичок рукой прикрыл диктофон.
   Осветители вышли.
   - Какие все-таки они грубые... Наши пролетарии, - хмыкнул старичок. Ничто их не научит. Не чтут хозяина.
   - А кто здесь хозяин? - наивно спросил Гордеев.
   - В смысле помещения? - уточнил старичок.
   - Нет. В смысле всего предприятия.
   - Владелец этого балагана, - задумался старик и уставился в потолок, как двоечник на уроке, - владелец будет... С минуты на минуту. Вот с ней и поговорите. А я не уполномочен.
   - Тогда следующий вопрос, - наклонился к нему Гордеев. - Кто ведет договорную документацию?
   - Одну минуточку. Что-то у меня по-стариковски... Пардон! - Он вскочил и резво выбежал в коридор.
   Юрий выключил диктофон. Они переглянулись с румяной девушкой.
   - Хозяин тот, кто платит, - философски заметила девушка. - А здесь не известно, кто платит. Начинали на деньги Госкино. Потом какие-то спонсоры. Потом банк... Мы уж и со счета сбились. И с финансового, и с такого...
   - Авторские права кто приобретает? - Юрий снова включил диктофон. - Не помешает?
   - Помешает.
   Гордеев послушно спрятал диктофон в карман, якобы случайно забыв выключить. И только крошечный микрофон выглядывал из широкого кармана.
   - Теперь мы одни. Можно и посекретничать.
   - Татьяна Федоровна расплачивалась наличными со всеми. Я знаю, что сценарист и композитор получили. И никогда ничего не скажут. Чтоб налоги не платить. Наверняка и договоры у них самые приблизительные... Лишь бы Татьяне прикрыться.
   - А как же она списывает деньги?
   - Не знаю... Михаил Тимофеевич занимается бухгалтерией.
   - Это тот самый? - Юрий кивнул на дверь.
   - Он. Михаил Тимофеевич при советской власти уже был директором картины, когда Татьяна Федоровна только пришла на студию. Она тогда устроилась переводчицей. С немецкого и английского.
   - Переводчицей?
   - Она же долго жила за границей. У нее первый муж служил советником посольства по культуре. Где-то за границей. А точно не знаю где.
   - Понятно. И, наверное, у нее сохранились культурные связи? Как-то она это реализует?
   - А как же! Второй муж у нее - испанский импресарио. Концерты организует, - пояснила девушка.
   - Как он участвует в картине?
   - Никак. Он же спец по эстраде.
   - А что с режиссером вышло? - осторожно поинтересовался Юрий. - Что-то личное?
   - Куда там! - искренне возмутилась девушка и еще больше зарумянилась. - Всем, кто до конца будет работать, то есть режиссерам, операторам, актерам, звукооператору, она, чтобы меньше платить, обещала проценты от проката. Понятно? Так получается чуть больше, но попозже. А Вадим Викторович захотел, чтобы все эти разговоры и обещания были закреплены в контракте. С группой и с ним лично. Ну и...
   - Вызвали юриста. Обсудили. Написали текст договора. А он не подошел?