– Деньги, валюта в больших количествах есть? – задал он совершенно неуместный сразу после обыска вопрос.
– А большое количество – это сколько? Мы, например, люди не богатые, для нас и сто долларов деньги большие.
– Пусть идет, что ты с ним возишься,– сказал второй мент, и оба удалились искать террористов в каком-нибудь другом месте.
Я купил билет и в ожидании поезда съел в привокзальном кафе пару безвкусных бутербродов, наблюдая за крепкими парнями, методично обходившими торговые точки. Хозяева молча передавали им конвертики-пакеты. Что было внутри, догадаться не трудно. Меня поразила эта картина – бандиты собирают еженедельную дань, не обращая внимания на ментов, военных, непрекращающиеся спецоперации. Жизнь идет своим чередом.
Костик затушил окурок о подошву армейских ботинок и взвалил тело убитого им товарища на плечо. До части идти двенадцать километров. А Мишка оказался гораздо тяжелее, чем можно было предполагать. «Хуйня, прорвемся»,– проскрипел сквозь зубы Костик и зашагал вниз к холодной быстрой речке. Если перейти вброд, выйдет гораздо короче, правда, запросто можно напороться на «чехов». На прошлой неделе отряд Газаева совершил нападение на колонну бронетехники, погибло пятнадцать человек, а «чехи» преспокойно ушли.
Костик осторожно перешагивал с камня на камень, оступись он, и быстрые воды реки, название которой он никак не мог запомнить, унесут тело Михаила. А он должен был доставить тело Мишки в часть, чтобы друга похоронили, как положено.
Костик давно планировал это. Он мучился, не спал по ночам, но все же решился. С войны должен был вернуться только один из них! Скоро домой. Маринка будет рыдать, упадет на Костино плечо, и вся рубашка станет мокрой и соленой. «Как же так? Как ты его не уберег?» – спросит она. «Прости, прости. Я с тобой. Все будет хорошо»,– ответит он.
Костик оступился, провалившись по колено в ледяную воду, но не отпустил тело, выпрямился, выбрался на скользкий камень и зашагал дальше. Еще метров десять, и он на берегу. А там перейти через сопку, потом лесом минут тридцать и по дороге часа полтора. Или еще быстрее, если кто-то подберет.
Блин, Костик всегда думал, что Мишка гораздо легче. Когда они, шутя, боролись, он без труда отрывал его от земли, но сейчас ясно понимал, что стоит уронить тело, и поднять его на плечи вновь будет стоить огромных трудов. Как только он ступил на берег, Миха все-таки соскользнул с плеч. Костя упал на мокрый песок и лежал минут десять, уткнувшись лицом в острые прибрежные камни. Пуля обожгла плечо в тот самый момент, когда он попытался вновь взвалить на себя мертвое тело. Вырвав кусок Костиного мяса, она расплющилась о черный валун. Костик упал, схватил автомат и стал стрелять.
Со стороны леса к нему приближались трое…
Когда немолодой майор с обожженным лицом прикалывал Константину на грудь медаль, ему уже самому казалось, что дело было именно так, как сказали по Центральному каналу. «Разведгруппа, возвращаясь с задания, напоролась на засаду боевиков. В ожесточенном бою погиб старший сержант Михаил Ряскин. Несмотря на гибель товарища и ранение в руку, рядовой Константин Больших сумел уничтожить отряд боевиков из трех человек и, раненный, истекая кровью, добрался до части, неся тело своего товарища более семи километров»
Костик долго мыл руки, но запах не исчезал. Он принимал душ снова и снова, но этот запах преследовал его вновь и вновь. «Слышь, Лень,– обращался он к молодому,– ты ничего не чувствуешь? Запах вроде какой-то». «Не-а»,– отвечал белобрысый Леня, принюхавшись. «Странно, а мне кажется, что пахнет чем-то». Костик знал, чем. Так пахло мертвое тело Мишки. Мозг навсегда запомнил этот запах и не хотел стирать из памяти…
Костик ехал в моем плацкартном вагоне. Он лежал на нижней полке и уже третий раз прокручивал в наушниках кассету Prodigy. Я смотрел на него, зная все. Про смерть Миши, знал про то, что Маринка уже полгода как вышла замуж за некоего Митю. Она не дождалась, но сообщать письмом не стала, дабы не омрачать последние месяцы службы. Я знал, что после долгих бесплодных попыток хоть как-то устроиться в жизни Костик навсегда исчезнет для своих родных. Зато убойные отделы всей страны собьются с ног в попытках поймать безжалостного киллера по кличке Большой. Будут у Кости деньги, будет девушка, будет машина. Но до конца дней своих он не сможет избавиться от запаха Мишкиной смерти. Ранним январским утром двое крепких парней проберутся на арендуемую Костей виллу на Рублевке и задушат его и случайно оказавшуюся с ним девчонку. В марте их расчлененные тела найдут в водах маленькой, холодной, почти как та, речке.
Поезд летел сквозь пространство и время. А я, широко раскрыв глаза, видел прошлое, настоящее и будущее одновременно. «Это опасно!» – орало в наушниках не знакомого мне солдата, возвращающегося с войны. Он выключил плеер и, звякнув медалью, перевернулся на бок.
Лиз наверняка в шоке. Мне кажется, что смерть Дэна совсем сломала ее. Когда она узнала, чуть с ума не сошла, рыдала сильнее, чем дэновская мать. Она трепыхалась, словно птичка, в крепких руках своего отчима и несла всякую околесицу. «Он был гений, и ОНИ его убили! Кому нужен гений, он был пятном на белой скатерти, разноцветное пятно с зелеными и оранжевыми разводами. А такие вещи все хотят вывести, выстирать! Дэна убили ОНИ!» Лиз многозначительно смотрела по сторонам и плакала, тихо-тихо. Я тогда думал, что тоже умру. Сердце лопнет. Было так больно, так страшно. Я отвернулся, прижался к некрасивым обоистым стенам, а когда набрался смелости повернуться и вновь взглянуть Лиз в глаза, на стене осталось маленькое соленое пятнышко на уровне моей левой щеки.
На следующий день Лиз загремела в больницу. Добрые врачи тыкали ее худые руки иглами, вгоняя в невидимые вены литры успокоительного дерьма. Это не помогало, Лиз вновь и вновь пыталась расковырять ногтями сонную артерию и догнать безнадежно ушедшего далеко вперед Дэна.
Тогда, на следующий день, я и сбежал в горы.
Раздался звонок. Знаете, как звонит телефон в пустой квартире, где уже никто не живет? Он звонит как приговор. Как смертельное послание, как вызов. Я обшарил все комнаты, но никак не мог найти источник раздражающего меня звона.
– Где ты? – закричал я.
Телефон, разумеется, не отозвался, но и не переставал звонить. Словно звонящий знал, что я дома и что мне понадобится немало усилий разыскать эту адскую машинку. Наконец я нашел наш старенький аппарат LG. Он был в комнате Дэна, под горой журналов о музыке.
– Да,– очень нервно заорал я в телефонную трубку,– слушаю.
– Привет, старик! Я так и думал, что ты здесь.– Это звонил Димыч.– Бери-ка ты в зубы свои пожитки и мотай ко мне. Не думаю, что ты хочешь ночевать в этой дьявольской квартире один.
– Да, да. Конечно, Дим. Спасибо.
– Ты как там? В порядке? Приезжай – поболтаем! А то после всего этого дерьма, честно говоря, так одиноко!
– Остановите вот здесь, за перекрестком.– Она убрала книжку в сумочку. Наши взгляды встретились.
– Как тебя зовут? – спросил я.
Она не ответила, лишь улыбнулась и шагнула к двери.
– Оставь мне свой номер, пожалуйста, мы созвонимся, и ты расскажешь мне об этой книге,– не унимался я.
– Как? А ты не читал ее?
– Нет, а надо было? Тогда тем более созвонимся. Я что-то отстал от жизни, нужно проконсультироваться что к чему. Меня зовут Марк.
– Лучше ты дай мне свой номер телефона. Я позвоню. Правда. Я Таня.– Она еще раз улыбнулась.– И я выхожу.
Машина остановилась, Таня открыла дверцу и шагнула на улицу. Я успел ей сунуть в ладошку визитку.
– Позвони!
Дверь захлопнулась, и я не услышал ее ответа.
Таня стала переходить через дорогу, как вдруг ее расплющил догнавший нас ветер. Он подбросил ее метров на пять в воздух и прошелся по ней тяжелым своим дыханием. Нет, это не ветер. Ее сбило машиной… Джип «Чероки»… в номере две семерки… Мы завернули за угол, никто, кроме меня, не видел этого. Я один сидел лицом назад. Мне хотелось закричать: «Стойте, стойте! Здесь человек погиб!» Но я сидел молча. Увиденное поразило и испугало меня. Несовместимость двух этих миров, микро и макро, таила в себе смертельную опасность. Я вцепился руками в сиденье, чувствуя незримую угрозу каждой клеточкой своего тела.
– Какой такой «Ауди»? Не показывал я тебе ничего.
– Ну как же, из твоего альбома, ты тогда катастрофы фотографировал.
– Снимал, но никакой разбитой «Ауди» не помню.
– Странно… Ну ладно. Вот… Я знал про всех этих людей их истории, хотя они мне ничего не рассказывали. Солдат в поезде и чеченец в горах. Думаешь, я псих?
– Нет, что ты.
Димыч замолчал. Заскрипел диван. Мне показалось, что ему уже порядком надоело выслушивать мои бредни и он решил попытаться заснуть.
– Не спи, это очень важно для меня! Понять, что все это значит! Иногда кажется, что я могу изменить мир. Не в смысле чего-то большого и глобального, но что-то могу. Словно я меняю прошлое и будущее усилием своей воли. Я изменил будущее Лорен и как-то повлиял на будущее Дэна. И те люди, они тоже случайно оказались в тисках моих мыслей… Когда я об этом думаю, мне становится очень страшно.
– Уже вставать скоро, а ты никак не угомонишься. Слушай, мы же хотели с утра съездить к Лиз и Нат. Спи ты, блин, колдун чертов! Это воображение у тебя шалит. И неудивительно, у любого от таких заморов крыша поедет. Спи давай.
Димыч замолчал и минут через десять сладко засопел. А я лежал с открытыми глазами, изучая подсвеченный восходящим солнцем неровный потолок. Трещины штукатурки образовывали загадочный узор, и чем дольше я смотрел на него, тем больше казалось, что это какое-то письмо и если прочитаю, то все смогу понять. Я ломал голову, всматриваясь в эти неровности, пока черточки не начали расплываться и я вслед за Димычем не провалился в глубокий сон.
Проснулся часа в три дня. Димыча уже не было. Я умылся и поехал на встречу с Лиз.
Все знают, что бывает с лучом света, проходящим чрез толстое стекло. Там, в глубине, повинуясь законам физики, он преломляется и изменяет свое движение. Так и путь мой совершил скачок в толще стеклянного города, бросил меня в совершенно незнакомую местность. Я зашагал к серому некрасивому зданию, аккуратно перешагивая через лужи. Дождь, зарядивший с утра, грозил стать настоящим ливнем. Одна особенно крупная капля жестко навернула меня по носу. На стене дома висела вывеска с указателем «10 м». Не задумываясь, я зашагал в направлении, предложенном судьбой, в надежде найти укрытие. Погрузившись в темноту мрачного цоколя, отворил тяжелую скрипучую дверь и оказался в мире приятных запахов и звуков. Восточное кафе.
– Два кофе,– выдавил я после неловкого молчания и сел за самый дальний столик. Белокурая, пышнотелая, в белом фартуке официантка-китаянка кивнула и отправилась выполнять заказ.
Я сомкнул веки, слушая изящные суфийские мелодии, сдобренные африканскими барабанами. Звякнуло блюдце – мне принесли кофе. Сделал большой глоток, не открывая глаз. Вот захочу – и Лорен, и Дэн войдут в эту дверь… Я захотел… Открыл глаза… Неправильно переоценивать свои силы. Вернуть к жизни людей может только Бог, но Бог занят.
Промокшие ноги дали о себе знать чуть раньше, чем я рассчитывал. Нос заложило, я побрел в туалет высморкаться. Посмотрел в зеркало… и тут меня откинуло в угол! Шандарахнуло по голове так, что в глазах на мгновение стало совершенно темно. Боль ничто по сравнению со страхом. Я медленно подполз к умывальнику, приподнялся и заглянул в зеркало вновь. Стало страшно, плохо, холодно. На меня смотрел демон. Его окровавленные челюсти судорожно сжимались в бесполезной попытке изобразить смех. Бездонные глаза забирали все желание бороться с болезнью. Меня вырвало.
– Девушка, мне плохо! Я болен. Вызовите мне, пожалуйста, такси. Умоляю. Я хочу домой. Вот за кофе, а это вам. Возьмите. У вас наверняка есть дети. У китайцев всегда дети. И налейте водки…
– Телефон не работает…
Я выбрался на улицу и зашагал к дороге. Свернул в арку…
Их было трое. Не знаю, я ли набросился на них или это они схватили и потащили меня за угол, но бой был страшный. Я ревел как лев! Кусался, бил руками и ногами, в конце концов силы меня оставили, я упал к их ногам и затих…
Приходил человек из милиции. Он протянул мне стильный черно-белый фотоснимок с мертвой красивой девушкой.
– Узнаешь? – строго спросил он меня.
– Узнаю,– ответил я устало.
– Ни документов, ничего. Хорошо хоть визитка твоя в кармане была. Тело никак не востребуют. Кто она?
– Не знаю. Мы в маршрутке познакомились. Я ей визитку дал. А что с ней случилось?
– Машиной сбило.
– Значит, правда, а я думал, это воображение мое разыгралось. Книжка… у нее должна быть книжка.
– Книжка нам вряд ли поможет. Ну что же, спасибо.
Человек из милиции ушел, а я остался. Дни шли своим чередом, скоро меня должны были выписать. Беспокоило только отсутствие Димыча. Почему он не приходит? Что-то случилось. Наверняка что-то случилось.
– Мам, что-то Димыч не появляется, ты не знаешь, с ним все в порядке? – спросил я вечером маму.
– Какой Димыч?
– Друг мой. Вместе в квартире Берхиных жили. Дэн, Лиз, Нат, я и Димыч.
– Марк, ты, наверное, хочешь меня разыграть. Я не знаю никакого Димыча. У Берхиных вы снимали квартиру вчетвером. Хотя, может, у вас кто еще жил, а я не знаю. Ты ведь мне не докладывал.
– Лиз! Как ты там? Привет! – орал я в телефонную трубку.– Ты не знаешь как там Димыч? Он что-то пропал совсем.
– Какой Димыч? Это с Верхнего, мотоцикл у которого?
– Нет! Наш Димыч! Только не разыгрывай меня, мне это очень важно!
– Марк, ты, видимо, совсем плохой стал. Не стоит пить в больнице. Знаешь, алкоголь может быть очень опасен в сочетании с некоторыми лекарствами. Я завтра забегу, и мы поболтаем.
Она повесила трубку.
– Марк, подумай сам.– Нат решила призвать на помощь логику.– Квартира у нас была пятикомнатная. Одна комната твоя, вторая – моя, третья – Лиз, четвертая – Дэна, а пятая – зал! Где бы жил с нами твой мифический Димыч?
Я не понимал, зачем им всем надо издеваться надо мной, доказывая, что я спятил. Может, с ним беда, и они не хотят меня расстраивать.
Димыч пришел за день до выписки. Он встал напротив окна и долго изучал квадратик неба.
– Здорово, что ты все-таки заявился! Я уже черт-те что подумал. У меня друзей почти не осталось, если и с тобой что-то случится, мне совсем плохо будет. Апельсины будешь? Мне все приносят апельсины. А я их почти не ем.
Димыч повернулся, позволяя лучу света запомнить все неровности его правильного лица.
Он сделал несколько шагов по палате и стал рассказывать всякую чепуху – про новый клип «Мумий Тролля», про «Секретные материалы» и прочее. Звучало так фальшиво, что я не выдержал и заорал:
– ЗАТКНИСЬ!!!
Димыч пожал плечами и отошел к окну.
– Знаешь, все так напутано,– начал я.– Кажется, разгадка совсем рядом, но где? Я вроде бы собрал все подсказки.
– Ты все усложняешь,– попытался меня успокоить Дим,– наделяешь мифическими свойствами совершенно простые вещи. На самом деле все просто, как огурец. Тот парень убил Лору, Дэн разбился в катастрофе, а все остальное – это твое разыгравшееся воображение…
Я офигевал, как это ловко он все может объяснить, как находит нужные слова, чтобы успокоить. Настоящий человек! Настоящий друг! Он понимает меня как никто другой. Если бы мне пришло в голову написать роман о настоящей дружбе, то прототипом главного героя обязательно стал бы Димыч. За размышлениями двоими я не заметил, что Димыч продолжает говорить со мной. Задает вопросы и получает ответы. Я не вдумывался в наш диалог, всего лишь наслаждался удивительной возможностью слышать себя со стороны, а при желании, и не слышать совсем.
Увлекшись ловлей подсказок, зашифрованных в жестах и играх теней, я перестал контролировать и вообще хоть как-то воздействовать на события. Димыч же не замечал изменений и держался естественно. Разговор наш, видимо, был очень содержателен. В абсолютной тишине Димыч двигал губами, плавно перемещал в воздухе пальцы рук и темные ресницы, шагал по комнате, щурился. И я точно так же участвовал в этом немом спектакле, поддерживал наш беззвучный диалог. Горячо манипулировал мышцами лица. И вдруг все обрушилось!
Я все понял и узнал. Я узнал Димыча! Своей бесплодной попыткой улыбнуться он выдал себя. Я узнал его – того демона из зеркала. Эти желтые глаза, мощные челюсти, как я не видел их раньше! Я все понял про него, как уже много раз понимал про других. Это он разорвал на части Лорен и подстроил катастрофу Дэну!
– Убийца! – орал я.– Убийца!
Димыч смотрел на меня, не пытаясь что-либо возразить.
– Это ты! Всегда это был ты! Это ты играл со мной и забирал все, что становилось мне дорого!
В повисшей вдруг мертвой тишине я услышал его, как обычно, спокойный голос.
– Я – это всего лишь ты. Только я всегда шел дальше мыслей и не боялся действовать. Я помогал тебе. Я хотел уберечь тебя. Спасти!
Димыча медленно окутывал свет, вливающийся в комнату из огромного экрана на стене. Он возник вдруг на месте больничного окна.
Облако света поглотило Димыча.
– Нет! Стой! – заорал я, бросился на Димыча, но натолкнулся на невидимую жесткую преграду и упал на кафельный пол. Падая, я видел, как принявший Димыча свет возносится туда, в голубое и бесконечное, которое постепенно обросло ставнями и превратилось в больничное окно.
Убийца Лорен и Дэна никогда не будет пойман. Я лежал какое-то время молча. Потом мысли обрели форму слов, и я сначала тихо, потом все громче и громче стал кричать: «Димыч – убийца! Его уже не поймаешь! Я в полном дерьме!»
– Что кричишь? – спросила вошедшая медсестра.
– Димыч убийца, но его уже не поймать. Он вознесся на небо, а я в полном дерьме! – поспешил сообщить я ей.
– Псих… – сказала медсестра и ушла.
Мои крики стали хрипами, потом шепотом. Я провалился во мрак, а когда очнулся, декорации поменялись. Я в больничной палате, только другой. На окнах решетки. Рядом сидит мама. Она вся в слезах.
– Димыч. Это он всех убил.
– Да, да, конечно, Марк. Мы знаем,– сказала мама и заплакала. Она плакала потому, что Димыча уже не поймать! Точно. Пришла медсестра, сделала мне укол. Веки стали тяжелыми, просто свинцовыми. Мама провела доброй рукой по моему лбу.
Я дождался, когда стихнут за дверью ее шаги, прокусил себе указательный палец и преодолевая чудовищную психотропную усталость, медленно вывел красным на белой стене никогда раньше не виданный мною знак. Черт знает откуда, но я знал, что на языке давно исчезнувшего народа он означает «возвращение».
Я беззвучно отделил его от стены, развернул, перенес в центр комнаты и, зажмурив глаза, полетел в это красное пятно, разрывая все встречающееся на своем пути – небо, облака, звезды. Полетел обратно в точку своего первого вздоха.
2000 г.
– А большое количество – это сколько? Мы, например, люди не богатые, для нас и сто долларов деньги большие.
– Пусть идет, что ты с ним возишься,– сказал второй мент, и оба удалились искать террористов в каком-нибудь другом месте.
Я купил билет и в ожидании поезда съел в привокзальном кафе пару безвкусных бутербродов, наблюдая за крепкими парнями, методично обходившими торговые точки. Хозяева молча передавали им конвертики-пакеты. Что было внутри, догадаться не трудно. Меня поразила эта картина – бандиты собирают еженедельную дань, не обращая внимания на ментов, военных, непрекращающиеся спецоперации. Жизнь идет своим чередом.
***
Убивать друга – это очень сложно, но все-таки Костик выстрелил в бритый Мишкин затылок. Сухой звонкий хлопок разнес по округе недобрую весть. Костя прикопал теперь уже не нужный ему трофейный пистолет, сел на поросший жесткой травой бугорок и закурил. Перед ним, раскинув руки как крылья, лежал друг детства. Одной рукой он вцепился в жесткую кавказскую траву, будто хотел оттолкнуться и взлететь прямо в низкое небо.Костик затушил окурок о подошву армейских ботинок и взвалил тело убитого им товарища на плечо. До части идти двенадцать километров. А Мишка оказался гораздо тяжелее, чем можно было предполагать. «Хуйня, прорвемся»,– проскрипел сквозь зубы Костик и зашагал вниз к холодной быстрой речке. Если перейти вброд, выйдет гораздо короче, правда, запросто можно напороться на «чехов». На прошлой неделе отряд Газаева совершил нападение на колонну бронетехники, погибло пятнадцать человек, а «чехи» преспокойно ушли.
Костик осторожно перешагивал с камня на камень, оступись он, и быстрые воды реки, название которой он никак не мог запомнить, унесут тело Михаила. А он должен был доставить тело Мишки в часть, чтобы друга похоронили, как положено.
Костик давно планировал это. Он мучился, не спал по ночам, но все же решился. С войны должен был вернуться только один из них! Скоро домой. Маринка будет рыдать, упадет на Костино плечо, и вся рубашка станет мокрой и соленой. «Как же так? Как ты его не уберег?» – спросит она. «Прости, прости. Я с тобой. Все будет хорошо»,– ответит он.
Костик оступился, провалившись по колено в ледяную воду, но не отпустил тело, выпрямился, выбрался на скользкий камень и зашагал дальше. Еще метров десять, и он на берегу. А там перейти через сопку, потом лесом минут тридцать и по дороге часа полтора. Или еще быстрее, если кто-то подберет.
Блин, Костик всегда думал, что Мишка гораздо легче. Когда они, шутя, боролись, он без труда отрывал его от земли, но сейчас ясно понимал, что стоит уронить тело, и поднять его на плечи вновь будет стоить огромных трудов. Как только он ступил на берег, Миха все-таки соскользнул с плеч. Костя упал на мокрый песок и лежал минут десять, уткнувшись лицом в острые прибрежные камни. Пуля обожгла плечо в тот самый момент, когда он попытался вновь взвалить на себя мертвое тело. Вырвав кусок Костиного мяса, она расплющилась о черный валун. Костик упал, схватил автомат и стал стрелять.
Со стороны леса к нему приближались трое…
Когда немолодой майор с обожженным лицом прикалывал Константину на грудь медаль, ему уже самому казалось, что дело было именно так, как сказали по Центральному каналу. «Разведгруппа, возвращаясь с задания, напоролась на засаду боевиков. В ожесточенном бою погиб старший сержант Михаил Ряскин. Несмотря на гибель товарища и ранение в руку, рядовой Константин Больших сумел уничтожить отряд боевиков из трех человек и, раненный, истекая кровью, добрался до части, неся тело своего товарища более семи километров»
Костик долго мыл руки, но запах не исчезал. Он принимал душ снова и снова, но этот запах преследовал его вновь и вновь. «Слышь, Лень,– обращался он к молодому,– ты ничего не чувствуешь? Запах вроде какой-то». «Не-а»,– отвечал белобрысый Леня, принюхавшись. «Странно, а мне кажется, что пахнет чем-то». Костик знал, чем. Так пахло мертвое тело Мишки. Мозг навсегда запомнил этот запах и не хотел стирать из памяти…
Костик ехал в моем плацкартном вагоне. Он лежал на нижней полке и уже третий раз прокручивал в наушниках кассету Prodigy. Я смотрел на него, зная все. Про смерть Миши, знал про то, что Маринка уже полгода как вышла замуж за некоего Митю. Она не дождалась, но сообщать письмом не стала, дабы не омрачать последние месяцы службы. Я знал, что после долгих бесплодных попыток хоть как-то устроиться в жизни Костик навсегда исчезнет для своих родных. Зато убойные отделы всей страны собьются с ног в попытках поймать безжалостного киллера по кличке Большой. Будут у Кости деньги, будет девушка, будет машина. Но до конца дней своих он не сможет избавиться от запаха Мишкиной смерти. Ранним январским утром двое крепких парней проберутся на арендуемую Костей виллу на Рублевке и задушат его и случайно оказавшуюся с ним девчонку. В марте их расчлененные тела найдут в водах маленькой, холодной, почти как та, речке.
Поезд летел сквозь пространство и время. А я, широко раскрыв глаза, видел прошлое, настоящее и будущее одновременно. «Это опасно!» – орало в наушниках не знакомого мне солдата, возвращающегося с войны. Он выключил плеер и, звякнув медалью, перевернулся на бок.
***
Дома меня ждала пустая квартира. Не было ничего, что напоминало бы о существовавшем некогда веселом братстве. Слой пыли на хозяйской мебели подсказывал, что ребята разъехались недели две назад, сразу после похорон Дэна и моего бегства. Я побродил по комнатам в надежде обнаружить чьи-нибудь личные вещи или записку. Но не нашел ничего, кроме грязных домашних тапочек, я не мог припомнить таких у кого-либо из нас. Это не Дэна, не Лиз и не Нат. И уж, конечно, Димыч таких пошлых тапок не носил принципиально. Димыч… Куда мог деться он?Лиз наверняка в шоке. Мне кажется, что смерть Дэна совсем сломала ее. Когда она узнала, чуть с ума не сошла, рыдала сильнее, чем дэновская мать. Она трепыхалась, словно птичка, в крепких руках своего отчима и несла всякую околесицу. «Он был гений, и ОНИ его убили! Кому нужен гений, он был пятном на белой скатерти, разноцветное пятно с зелеными и оранжевыми разводами. А такие вещи все хотят вывести, выстирать! Дэна убили ОНИ!» Лиз многозначительно смотрела по сторонам и плакала, тихо-тихо. Я тогда думал, что тоже умру. Сердце лопнет. Было так больно, так страшно. Я отвернулся, прижался к некрасивым обоистым стенам, а когда набрался смелости повернуться и вновь взглянуть Лиз в глаза, на стене осталось маленькое соленое пятнышко на уровне моей левой щеки.
На следующий день Лиз загремела в больницу. Добрые врачи тыкали ее худые руки иглами, вгоняя в невидимые вены литры успокоительного дерьма. Это не помогало, Лиз вновь и вновь пыталась расковырять ногтями сонную артерию и догнать безнадежно ушедшего далеко вперед Дэна.
Тогда, на следующий день, я и сбежал в горы.
Раздался звонок. Знаете, как звонит телефон в пустой квартире, где уже никто не живет? Он звонит как приговор. Как смертельное послание, как вызов. Я обшарил все комнаты, но никак не мог найти источник раздражающего меня звона.
– Где ты? – закричал я.
Телефон, разумеется, не отозвался, но и не переставал звонить. Словно звонящий знал, что я дома и что мне понадобится немало усилий разыскать эту адскую машинку. Наконец я нашел наш старенький аппарат LG. Он был в комнате Дэна, под горой журналов о музыке.
– Да,– очень нервно заорал я в телефонную трубку,– слушаю.
– Привет, старик! Я так и думал, что ты здесь.– Это звонил Димыч.– Бери-ка ты в зубы свои пожитки и мотай ко мне. Не думаю, что ты хочешь ночевать в этой дьявольской квартире один.
– Да, да. Конечно, Дим. Спасибо.
– Ты как там? В порядке? Приезжай – поболтаем! А то после всего этого дерьма, честно говоря, так одиноко!
***
Ветер догнал, когда я уже садился в маршрутку. Он ударился о закрывающуюся дверцу и грустно пошевелил мои волосы, просунув ручонку сквозь форточку. Машина тронулась. Ветер, кажется, не желал ее преследовать. Мимо проносились странные предметы, похожие на людей, тачки, дома. Вместе со мной в маршрутке ехал мой микромир, со своим временем, законами, обитателями. Странно глядеть по сторонам, ощущая это вселенское движение относительно себя. Кажется, весь мир плывет куда-то, а ты и еще человек восемь – последние жители маленького клочка неколебимой суши. Я огляделся. Увидел ее. Молодую, красивую. Она читала книгу, улыбалась, потом вдруг хмурила брови, забавно вытягивала губки и через какое-то мгновение улыбалась вновь. Интересно, что она читает? Я нескромно наклонился влево, пытаясь разглядеть название книги, но сумел увидеть лишь суровые черты кубинского революционера на обложке. Внимательно осмотрел незнакомку с ног до головы. Хорошо одета, английскую классику умело сочетает с итальянским секси-хулиганством, милые правильные черты лица, пухленькие губки, серые глаза и волосы цвета кованой меди. Красивое, чуть смешное создание.– Остановите вот здесь, за перекрестком.– Она убрала книжку в сумочку. Наши взгляды встретились.
– Как тебя зовут? – спросил я.
Она не ответила, лишь улыбнулась и шагнула к двери.
– Оставь мне свой номер, пожалуйста, мы созвонимся, и ты расскажешь мне об этой книге,– не унимался я.
– Как? А ты не читал ее?
– Нет, а надо было? Тогда тем более созвонимся. Я что-то отстал от жизни, нужно проконсультироваться что к чему. Меня зовут Марк.
– Лучше ты дай мне свой номер телефона. Я позвоню. Правда. Я Таня.– Она еще раз улыбнулась.– И я выхожу.
Машина остановилась, Таня открыла дверцу и шагнула на улицу. Я успел ей сунуть в ладошку визитку.
– Позвони!
Дверь захлопнулась, и я не услышал ее ответа.
Таня стала переходить через дорогу, как вдруг ее расплющил догнавший нас ветер. Он подбросил ее метров на пять в воздух и прошелся по ней тяжелым своим дыханием. Нет, это не ветер. Ее сбило машиной… Джип «Чероки»… в номере две семерки… Мы завернули за угол, никто, кроме меня, не видел этого. Я один сидел лицом назад. Мне хотелось закричать: «Стойте, стойте! Здесь человек погиб!» Но я сидел молча. Увиденное поразило и испугало меня. Несовместимость двух этих миров, микро и макро, таила в себе смертельную опасность. Я вцепился руками в сиденье, чувствуя незримую угрозу каждой клеточкой своего тела.
***
– Теперь ты знаешь все! Всю мою историю. Я болен? Или, может быть, я какой-нибудь колдун. Я знал заранее о гибели Лорен, о гибели Дэна. Помнишь, ты показывал мне фотографию разбитой «Ауди»?– Какой такой «Ауди»? Не показывал я тебе ничего.
– Ну как же, из твоего альбома, ты тогда катастрофы фотографировал.
– Снимал, но никакой разбитой «Ауди» не помню.
– Странно… Ну ладно. Вот… Я знал про всех этих людей их истории, хотя они мне ничего не рассказывали. Солдат в поезде и чеченец в горах. Думаешь, я псих?
– Нет, что ты.
Димыч замолчал. Заскрипел диван. Мне показалось, что ему уже порядком надоело выслушивать мои бредни и он решил попытаться заснуть.
– Не спи, это очень важно для меня! Понять, что все это значит! Иногда кажется, что я могу изменить мир. Не в смысле чего-то большого и глобального, но что-то могу. Словно я меняю прошлое и будущее усилием своей воли. Я изменил будущее Лорен и как-то повлиял на будущее Дэна. И те люди, они тоже случайно оказались в тисках моих мыслей… Когда я об этом думаю, мне становится очень страшно.
– Уже вставать скоро, а ты никак не угомонишься. Слушай, мы же хотели с утра съездить к Лиз и Нат. Спи ты, блин, колдун чертов! Это воображение у тебя шалит. И неудивительно, у любого от таких заморов крыша поедет. Спи давай.
Димыч замолчал и минут через десять сладко засопел. А я лежал с открытыми глазами, изучая подсвеченный восходящим солнцем неровный потолок. Трещины штукатурки образовывали загадочный узор, и чем дольше я смотрел на него, тем больше казалось, что это какое-то письмо и если прочитаю, то все смогу понять. Я ломал голову, всматриваясь в эти неровности, пока черточки не начали расплываться и я вслед за Димычем не провалился в глубокий сон.
Проснулся часа в три дня. Димыча уже не было. Я умылся и поехал на встречу с Лиз.
***
Мысли мои – маленькие человечки. Они пританцовывают под звуки случайных мелодий, дрожат, опасаясь грубости, умирают, потеряв маленькое желтенькое пятнышко на горизонте. Они воскресают вновь лишь при шепоте моем, стоит только губам, ссохшимся и слипшимся во сне, произнести страшное ругательство, обращенное к новому дню. Мои маленькие, озорные, глупые, бегущие к закату человечки… Они совершенно не разбираются в жизни. Они не знают, что притяжение земное есть сила, противостоять которой невозможно, что музыка – это смех бога, вера – свет, деньги – все, воздух – дерьмо! Я мыслю! Я еще могу мыслить! Я могу посмотреть на это небо и разорвать его на составляющие цвета одним лишь легким указующим взглядом. Если я захочу, мои маленькие человечки устремятся туда, в даль. Я мыслю, значит, я бегу!Все знают, что бывает с лучом света, проходящим чрез толстое стекло. Там, в глубине, повинуясь законам физики, он преломляется и изменяет свое движение. Так и путь мой совершил скачок в толще стеклянного города, бросил меня в совершенно незнакомую местность. Я зашагал к серому некрасивому зданию, аккуратно перешагивая через лужи. Дождь, зарядивший с утра, грозил стать настоящим ливнем. Одна особенно крупная капля жестко навернула меня по носу. На стене дома висела вывеска с указателем «10 м». Не задумываясь, я зашагал в направлении, предложенном судьбой, в надежде найти укрытие. Погрузившись в темноту мрачного цоколя, отворил тяжелую скрипучую дверь и оказался в мире приятных запахов и звуков. Восточное кафе.
– Два кофе,– выдавил я после неловкого молчания и сел за самый дальний столик. Белокурая, пышнотелая, в белом фартуке официантка-китаянка кивнула и отправилась выполнять заказ.
Я сомкнул веки, слушая изящные суфийские мелодии, сдобренные африканскими барабанами. Звякнуло блюдце – мне принесли кофе. Сделал большой глоток, не открывая глаз. Вот захочу – и Лорен, и Дэн войдут в эту дверь… Я захотел… Открыл глаза… Неправильно переоценивать свои силы. Вернуть к жизни людей может только Бог, но Бог занят.
Промокшие ноги дали о себе знать чуть раньше, чем я рассчитывал. Нос заложило, я побрел в туалет высморкаться. Посмотрел в зеркало… и тут меня откинуло в угол! Шандарахнуло по голове так, что в глазах на мгновение стало совершенно темно. Боль ничто по сравнению со страхом. Я медленно подполз к умывальнику, приподнялся и заглянул в зеркало вновь. Стало страшно, плохо, холодно. На меня смотрел демон. Его окровавленные челюсти судорожно сжимались в бесполезной попытке изобразить смех. Бездонные глаза забирали все желание бороться с болезнью. Меня вырвало.
– Девушка, мне плохо! Я болен. Вызовите мне, пожалуйста, такси. Умоляю. Я хочу домой. Вот за кофе, а это вам. Возьмите. У вас наверняка есть дети. У китайцев всегда дети. И налейте водки…
– Телефон не работает…
Я выбрался на улицу и зашагал к дороге. Свернул в арку…
Их было трое. Не знаю, я ли набросился на них или это они схватили и потащили меня за угол, но бой был страшный. Я ревел как лев! Кусался, бил руками и ногами, в конце концов силы меня оставили, я упал к их ногам и затих…
***
Лиз молча посидела у края постели, потом ушла, оставив на больничной тумбочке несколько яблок и дежурные апельсины. Приходила Нат, но ее не пустили без сменной обуви. Она передала с сестрой записку. «Милый Марк! Мы тебя так любим! Поправляйся быстрее и все станет на свои места!» Мама каждый вечер приносила что-нибудь вкусненькое. Все наши разговоры обязательно заканчивались словами: «Ну все, теперь ты будешь жить у нас!»Приходил человек из милиции. Он протянул мне стильный черно-белый фотоснимок с мертвой красивой девушкой.
– Узнаешь? – строго спросил он меня.
– Узнаю,– ответил я устало.
– Ни документов, ничего. Хорошо хоть визитка твоя в кармане была. Тело никак не востребуют. Кто она?
– Не знаю. Мы в маршрутке познакомились. Я ей визитку дал. А что с ней случилось?
– Машиной сбило.
– Значит, правда, а я думал, это воображение мое разыгралось. Книжка… у нее должна быть книжка.
– Книжка нам вряд ли поможет. Ну что же, спасибо.
Человек из милиции ушел, а я остался. Дни шли своим чередом, скоро меня должны были выписать. Беспокоило только отсутствие Димыча. Почему он не приходит? Что-то случилось. Наверняка что-то случилось.
– Мам, что-то Димыч не появляется, ты не знаешь, с ним все в порядке? – спросил я вечером маму.
– Какой Димыч?
– Друг мой. Вместе в квартире Берхиных жили. Дэн, Лиз, Нат, я и Димыч.
– Марк, ты, наверное, хочешь меня разыграть. Я не знаю никакого Димыча. У Берхиных вы снимали квартиру вчетвером. Хотя, может, у вас кто еще жил, а я не знаю. Ты ведь мне не докладывал.
– Лиз! Как ты там? Привет! – орал я в телефонную трубку.– Ты не знаешь как там Димыч? Он что-то пропал совсем.
– Какой Димыч? Это с Верхнего, мотоцикл у которого?
– Нет! Наш Димыч! Только не разыгрывай меня, мне это очень важно!
– Марк, ты, видимо, совсем плохой стал. Не стоит пить в больнице. Знаешь, алкоголь может быть очень опасен в сочетании с некоторыми лекарствами. Я завтра забегу, и мы поболтаем.
Она повесила трубку.
– Марк, подумай сам.– Нат решила призвать на помощь логику.– Квартира у нас была пятикомнатная. Одна комната твоя, вторая – моя, третья – Лиз, четвертая – Дэна, а пятая – зал! Где бы жил с нами твой мифический Димыч?
Я не понимал, зачем им всем надо издеваться надо мной, доказывая, что я спятил. Может, с ним беда, и они не хотят меня расстраивать.
Димыч пришел за день до выписки. Он встал напротив окна и долго изучал квадратик неба.
– Здорово, что ты все-таки заявился! Я уже черт-те что подумал. У меня друзей почти не осталось, если и с тобой что-то случится, мне совсем плохо будет. Апельсины будешь? Мне все приносят апельсины. А я их почти не ем.
Димыч повернулся, позволяя лучу света запомнить все неровности его правильного лица.
Он сделал несколько шагов по палате и стал рассказывать всякую чепуху – про новый клип «Мумий Тролля», про «Секретные материалы» и прочее. Звучало так фальшиво, что я не выдержал и заорал:
– ЗАТКНИСЬ!!!
Димыч пожал плечами и отошел к окну.
– Знаешь, все так напутано,– начал я.– Кажется, разгадка совсем рядом, но где? Я вроде бы собрал все подсказки.
– Ты все усложняешь,– попытался меня успокоить Дим,– наделяешь мифическими свойствами совершенно простые вещи. На самом деле все просто, как огурец. Тот парень убил Лору, Дэн разбился в катастрофе, а все остальное – это твое разыгравшееся воображение…
Я офигевал, как это ловко он все может объяснить, как находит нужные слова, чтобы успокоить. Настоящий человек! Настоящий друг! Он понимает меня как никто другой. Если бы мне пришло в голову написать роман о настоящей дружбе, то прототипом главного героя обязательно стал бы Димыч. За размышлениями двоими я не заметил, что Димыч продолжает говорить со мной. Задает вопросы и получает ответы. Я не вдумывался в наш диалог, всего лишь наслаждался удивительной возможностью слышать себя со стороны, а при желании, и не слышать совсем.
Увлекшись ловлей подсказок, зашифрованных в жестах и играх теней, я перестал контролировать и вообще хоть как-то воздействовать на события. Димыч же не замечал изменений и держался естественно. Разговор наш, видимо, был очень содержателен. В абсолютной тишине Димыч двигал губами, плавно перемещал в воздухе пальцы рук и темные ресницы, шагал по комнате, щурился. И я точно так же участвовал в этом немом спектакле, поддерживал наш беззвучный диалог. Горячо манипулировал мышцами лица. И вдруг все обрушилось!
Я все понял и узнал. Я узнал Димыча! Своей бесплодной попыткой улыбнуться он выдал себя. Я узнал его – того демона из зеркала. Эти желтые глаза, мощные челюсти, как я не видел их раньше! Я все понял про него, как уже много раз понимал про других. Это он разорвал на части Лорен и подстроил катастрофу Дэну!
– Убийца! – орал я.– Убийца!
Димыч смотрел на меня, не пытаясь что-либо возразить.
– Это ты! Всегда это был ты! Это ты играл со мной и забирал все, что становилось мне дорого!
В повисшей вдруг мертвой тишине я услышал его, как обычно, спокойный голос.
– Я – это всего лишь ты. Только я всегда шел дальше мыслей и не боялся действовать. Я помогал тебе. Я хотел уберечь тебя. Спасти!
Димыча медленно окутывал свет, вливающийся в комнату из огромного экрана на стене. Он возник вдруг на месте больничного окна.
Облако света поглотило Димыча.
– Нет! Стой! – заорал я, бросился на Димыча, но натолкнулся на невидимую жесткую преграду и упал на кафельный пол. Падая, я видел, как принявший Димыча свет возносится туда, в голубое и бесконечное, которое постепенно обросло ставнями и превратилось в больничное окно.
Убийца Лорен и Дэна никогда не будет пойман. Я лежал какое-то время молча. Потом мысли обрели форму слов, и я сначала тихо, потом все громче и громче стал кричать: «Димыч – убийца! Его уже не поймаешь! Я в полном дерьме!»
– Что кричишь? – спросила вошедшая медсестра.
– Димыч убийца, но его уже не поймать. Он вознесся на небо, а я в полном дерьме! – поспешил сообщить я ей.
– Псих… – сказала медсестра и ушла.
Мои крики стали хрипами, потом шепотом. Я провалился во мрак, а когда очнулся, декорации поменялись. Я в больничной палате, только другой. На окнах решетки. Рядом сидит мама. Она вся в слезах.
– Димыч. Это он всех убил.
– Да, да, конечно, Марк. Мы знаем,– сказала мама и заплакала. Она плакала потому, что Димыча уже не поймать! Точно. Пришла медсестра, сделала мне укол. Веки стали тяжелыми, просто свинцовыми. Мама провела доброй рукой по моему лбу.
Я дождался, когда стихнут за дверью ее шаги, прокусил себе указательный палец и преодолевая чудовищную психотропную усталость, медленно вывел красным на белой стене никогда раньше не виданный мною знак. Черт знает откуда, но я знал, что на языке давно исчезнувшего народа он означает «возвращение».
Я беззвучно отделил его от стены, развернул, перенес в центр комнаты и, зажмурив глаза, полетел в это красное пятно, разрывая все встречающееся на своем пути – небо, облака, звезды. Полетел обратно в точку своего первого вздоха.
***
Когда небо обросло, наконец, решетками, мир стал привычен, ограничен и предсказуем.2000 г.