Страница:
Мало-помалу перевес оказался на Иркиной стороне. Лихоборский больше не смотрел в мою сторону. Клюнул, дурак! Полностью сосредоточился на Иркином многообещании. Выносить это становилось все труднее. Я придумала себе предлог – поход в дамскую комнату. Там заодно и приведу свои мысли в порядок.
Я уже поднялась было со своего места, когда в мобильнике Лихоборского грянул «Владимирский централ»…
В туалете я первым делом бросилась к зеркалу.
Может, тушь немного размазалась? Может, тени исчезли в полдень? Нет! Все было в полном порядке. На меня смотрел знакомый диетический фарш в утреннем макияже.
Тьфу! Какая же я все-таки криворукая! Даже накраситься толком не умею!
С расстройства я закрылась в кабинке. Там мои страдания несколько поубавились.
Выйдя в холл, я увидела топчущегося на выходе Лихоборского. Он был уже в пальто.
– Жду вас, Оксана. Хотел попрощаться, – подтвердил он мои самые страшные предположения.
– Уже покидаете нас?
– Да. Звонили из офисной охраны. Сказали, дверь бухгалтерии вскрыта. Поеду разбираться.
– Ну что ж, будьте осторожны!
– Буду! – пообещал он, целуя мне руку.
И тут я неожиданно для самой себя ляпнула:
– И это называется попрощаться?
Лихоборский странно застыл. Выдохнул. Да как притянет меня к себе! И наотмашь – затяжным поцелуем в губы! Так мгновенно завладел ситуацией, что я даже не успела ответить. Только ощутила во рту еще сладковатый от шампанского привкус.
– Все, пошел!
Лихоборский отпустил меня. Кивнул офигевшей владелице «Погребка». И был таков. Я еще постояла, справляясь с обрушившимся на мою голову ливнем эмоций. И стала спускаться вниз, к девчонкам.
Завидев меня, Ирка энергично-призывно замахала руками.
– Ну, как тебе Лихоборский? – вытаращившись, заголосила она, едва я приблизилась.
– Нормально.
– Нормально?! Да он просто дазиш фантастиш!
– Сейчас немцы на мотоциклетках подъедут, – буркнула я.
Я все пыталась понять, достаточно ли равнодушной кажусь. Или каждым своим движением выдаю себя с головой?
– Нет, он, правда, очень милый, – пролепетала Полина.
Ути-пути! Милый! Втрескалась по уши – так уж сиди не вякай!
– Ты, Дорохова, как знаешь, а мы с Полиной решили, что стоит попробовать.
Мне и самой было понятно: ради того, чтобы видеть Лихоборского, я сделаю все. Даже, если потребуется, повторно вскрою дверь бухгалтерии. Но я все-таки возразила.
– Что значит попробовать? Если мы возьмемся, нужно будет не пробовать, а делать! Мы как ему выставки и промоакции устраивать будем?
– Девки! – не обратила на меня внимания Чижова. – Вы только подумайте! Это же афера века! Без специалистов, без каких бы то ни было связей продвинуть такой заказ!
– Вот именно, что афера! – подтвердила я. – Дерзкое ограбление товарища Лихоборского!
Возникла оценивающая пауза. Мои слова явно переваривали.
И вдруг Ирка разразилась гомерическим хохотом. Вслед за ней засмеялась и я. Получилось так шумно, что с соседних столиков на нас стали оборачиваться. Один кавказец даже разгладил усы и послал нам порцию шашлыка.
Полина сияла. Лицо ее было гладким, праздничным. Ну вылитое пасхальное яичко! От всегдашней меланхолии не осталось и дыма.
Истину говорят: любовь творит чудеса…
Глава 3. В кругу семейном
Глава 4. Мы начинаем действовать
Я уже поднялась было со своего места, когда в мобильнике Лихоборского грянул «Владимирский централ»…
В туалете я первым делом бросилась к зеркалу.
Может, тушь немного размазалась? Может, тени исчезли в полдень? Нет! Все было в полном порядке. На меня смотрел знакомый диетический фарш в утреннем макияже.
Тьфу! Какая же я все-таки криворукая! Даже накраситься толком не умею!
С расстройства я закрылась в кабинке. Там мои страдания несколько поубавились.
Выйдя в холл, я увидела топчущегося на выходе Лихоборского. Он был уже в пальто.
– Жду вас, Оксана. Хотел попрощаться, – подтвердил он мои самые страшные предположения.
– Уже покидаете нас?
– Да. Звонили из офисной охраны. Сказали, дверь бухгалтерии вскрыта. Поеду разбираться.
– Ну что ж, будьте осторожны!
– Буду! – пообещал он, целуя мне руку.
И тут я неожиданно для самой себя ляпнула:
– И это называется попрощаться?
Лихоборский странно застыл. Выдохнул. Да как притянет меня к себе! И наотмашь – затяжным поцелуем в губы! Так мгновенно завладел ситуацией, что я даже не успела ответить. Только ощутила во рту еще сладковатый от шампанского привкус.
– Все, пошел!
Лихоборский отпустил меня. Кивнул офигевшей владелице «Погребка». И был таков. Я еще постояла, справляясь с обрушившимся на мою голову ливнем эмоций. И стала спускаться вниз, к девчонкам.
Завидев меня, Ирка энергично-призывно замахала руками.
– Ну, как тебе Лихоборский? – вытаращившись, заголосила она, едва я приблизилась.
– Нормально.
– Нормально?! Да он просто дазиш фантастиш!
– Сейчас немцы на мотоциклетках подъедут, – буркнула я.
Я все пыталась понять, достаточно ли равнодушной кажусь. Или каждым своим движением выдаю себя с головой?
– Нет, он, правда, очень милый, – пролепетала Полина.
Ути-пути! Милый! Втрескалась по уши – так уж сиди не вякай!
– Ты, Дорохова, как знаешь, а мы с Полиной решили, что стоит попробовать.
Мне и самой было понятно: ради того, чтобы видеть Лихоборского, я сделаю все. Даже, если потребуется, повторно вскрою дверь бухгалтерии. Но я все-таки возразила.
– Что значит попробовать? Если мы возьмемся, нужно будет не пробовать, а делать! Мы как ему выставки и промоакции устраивать будем?
– Девки! – не обратила на меня внимания Чижова. – Вы только подумайте! Это же афера века! Без специалистов, без каких бы то ни было связей продвинуть такой заказ!
– Вот именно, что афера! – подтвердила я. – Дерзкое ограбление товарища Лихоборского!
Возникла оценивающая пауза. Мои слова явно переваривали.
И вдруг Ирка разразилась гомерическим хохотом. Вслед за ней засмеялась и я. Получилось так шумно, что с соседних столиков на нас стали оборачиваться. Один кавказец даже разгладил усы и послал нам порцию шашлыка.
Полина сияла. Лицо ее было гладким, праздничным. Ну вылитое пасхальное яичко! От всегдашней меланхолии не осталось и дыма.
Истину говорят: любовь творит чудеса…
Глава 3. В кругу семейном
Дома меня ожидал сюрприз. К нам нагрянула тетя Рината. К слову, она была мне никакая не тетя. Так, седьмая вода на киселе. Но видимо, эту погрешность в степени родства она решила компенсировать частотой своих визитов.
– Красавица моя! – подалась она мне навстречу. И сделала это так восторженно, что вместе со всколыхнувшимся воздухом в буфете колыхнулся старинный сервиз.
– Здравствуйте, тетя Рината! – просипела я, томясь в жарких теткиных объятиях. – Давно не виделись!
– Давненько. Послезавтра три дня будет, – донесся из кухни комментарий брата.
Тетя Рината была в курсе, что Павлик слывет большим остряком. Простодушно расхохоталась, отчего в прихожей пахнуло селедочкой. Видно, мама успела сварганить селедку «под шубой» – любимое кушанье тетки.
– Ну, где вы там? – призвал к порядку отец. – Оксана! Кончай обниматься! Давайте за стол!
Можно подумать, я ловлю кайф от лобызаний с толстой, явно вспотевшей особой!
Я вымыла руки и, не переодеваясь, подсела к столу. Так сказать, чинно приобщилась к семейному ужину. И тут началось…
– Ну как, Оксаночка, замуж не собралась еще? – налегая на «шубу», осведомилась тетя Рината.
– Да кто ее возьмет-то? – подсуетился братец. – Восемь рублей хулиганам, чтоб они к ней пристать согласились!
Раздался одинокий смешок. Шутка развеселила Лизоньку – третью по счету Павлушину жену. Я ее так и называла Елизавета Третья. В последнее время она несла себя в люди с гордо поднятой головой. И ей это было простительно – она готовилась произвести на свет наследника.
– Наша Оксана еще своего принца не встретила, – вступилась за меня мама. – Этот у нее дурак. У того уши под девяносто градусов к голове растут. У третьего – горб ниже задницы свисает. Был у нее один, сутулился очень…
– Ничего себе сутулился! – взвилась я. – Да у Квазимодо по сравнению с ним просто идеальная осанка!
– Да ты на себя-то посмотри! Тощая вся. Высохла. Одни глаза остались… да кости!
– А кому в наш век нужны кости с глазами? – философски заметил Павлуша.
Мама же, сев на своего любимого конька, останавливаться на достигнутом не собиралась. Она стала жаловаться Ринате:
– Не ест ничего целыми днями! Довела себя. Какая раньше была аппетитненькая! Фигурка, ножки!..
На этих упоительных воспоминаниях встрепенулся и папа.
– А ты чего это с пустой тарелкой сидишь? Давай, накладывай! Для кого мать столько наготовила?
Обстановка за столом накалялась. Оно и понятно: мальчик для битья прибыл.
Ну почему так? Что я, неполноценная какая-то? Это только Павлик считает, что в семье не без Оксаны. А ведь на самом деле я просто немного в себе не уверена. От этого временами бываю неловкой. Например, когда ем или пью что-нибудь. По моей одежде всегда можно определить, чем именно я обедала, но это ладно. Хуже, когда страдают невинные люди…
Я потянула к своей тарелке ложку с салатом. И конечно же майонезная помидорина свалилась прямо Ринате в фужер с недопитым вином.
– Ну вот! – всплеснула руками мама, поднимаясь за чистым бокалом.
– Это нормально, – поспешил успокоить отец.
А тетушка неожиданно улыбнулась.
– Напрасно вы на нее наговариваете. Оксаночка – красивая девочка. Вон, какие глазки большие. Ножки стройные. Они с моим Толиком были бы замечательной парой.
Воцарилось гробовое молчание. Все взгляды устремились на тетю. В каждом из них читалась тревога.
А пуще других озадачилась я.
Ого! Вот, оказывается, куда Рината нацелилась! Хочет из своей Тмутаракани ноги делать? Подыскивает сыночку столичную жену? Нет уж, увольте! Этот прыщавый тюфяк, с которым я виделась лет двадцать назад, до сих пор снился мне в самых кошмарных снах…
Я потерла нос.
– Видите ли, в чем дело, тетя Рината. Я при всем желании не смогу составить вашему Анатолию партию.
– Вот как? – сразу посуровела тетка. – Это почему же еще, хотела бы я знать?
Помощь подоспела с неожиданной стороны. Лизонька сказала:
– Оксане цыганка нагадала. У ее мужа будет какое-то иностранное имя.
Ай да Елизавета Третья! А я-то всегда считала ее недоразвитой!
Я посмотрела на Лизоньку с благодарностью, но тут же сообразила, в чем дело. Ее очень уж волновал квартирный вопрос. Предстоящее уплотнение, очевидно, напугало бедняжку.
– Цыганка?! – тетя Рината была сражена наповал. – Да что это за глупости еще? Это же сплошное надувательство! Шарлатанство! Вы что, телевизор не смотрите? Сколько об этом репортажей было! Как они зомбируют. Подавляют волю. А потом обирают до нитки. Что тебе сказала цыганка? – надвинулась на меня тетка.
– Сказала: имя либо кубинского, либо латышского происхождения.
– Не верь! Ни единому слову не верь!
Тут вмешалась мама:
– Это все, конечно, Оксана придумывает. Но ведь они с Толей родственники.
– Да какие там родственники! Не смеши меня! – тетя Рината стала тыкать в папу. – Саша твой моему Димке четвероюродным братом доводится. Сама подумай! Сколько там той крови осталось? Раньше вон и на кузинах женились…
Тетка была непреклонна. По ее упертым в бока кулакам я поняла: свадьбе быть! Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы в этот самый момент в дверь не позвонили. Рината вздрогнула всем телом и воскликнула:
– А вот и Толик! Наконец-то!
Что-о-о? Еще и этот прыщавый приперся? Ну замечательно! Тогда такой вопрос на засыпку: где я, собственно, буду спать?
Габариты нашей трехкомнатной квартиры были весьма условными. Полезной площади в ней было в два раза меньше, чем бесполезной. Со времен первой женитьбы Павлика я жила в проходной комнате на старом диване. Конечно же на случай гостей имелась раскладушка. Но не будет же Рината делить ее с прыщавым! Впрочем, распространенное в нашем доме – гостю лучшее место обычно отражалось на мне. Как правило, на раскладушке оказывалась я. А гость – на моем диване. Так что, если прыщавый не так широк в бедрах, как его мать, у нас есть шанс уместиться!
– Оксаночка, ты не откроешь? – попросила тетка.
«Хочет дать нам возможность столкнуться неожиданно. Как Ромео и Дужльетте», – зло подумала я.
Выйдя в коридор, отделяющий нашу и две соседские квартиры от общего стояка, я отметила, что Астах сегодня не читает. Обычно он виднелся в своем дверном проеме. Сидящий в придвинутом к двери кресле. С газетой или журналом в руках и очками на носу. Это странное поведение объяснялось тем, что вот уже несколько месяцев Астах пользовался халявной государственной лампочкой, предназначенной для освещения коридора. Так как свой свет ему отключили за неуплату. На Новый год, правда, слегка обнаглел и протянул удлинитель от нас к телевизору…
Я открыла.
Толик предстал передо мной во всей своей красе. Два метра ростом. Худощавый. С яркими веселыми глазами. Джинсы. Пуховик. В одной руке спортивная сумка. В другой – шапочка-пидорка, наверняка стянутая только что с головы. Черные вихры еще наэлектризованно торчали в разные стороны.
При виде меня лицо гостя слегка вытянулось.
– Э-э, Оксана? – несмело предположил он.
– Да.
– Ну привет! Я – Толик. Помнишь меня?
– Еще бы!
Я артистично закатила глаза, давая понять, что не забыла ни одного тумака, заработанного мною тем летом, когда я гостила у тети Ринаты.
– Проходи, Толик! Тебя уже все заждались.
Он вошел, встал рядом (вот когда в полной мере можно прочувствовать, каково это – быть карликом). Взял за плечо, еще раз одобрительно оглядел.
– А ты стала красавицей! – он дружески взъерошил мои волосы, чмокнул в щеку.
– Ты тоже изменился. Я бы тебя ни за что не узнала!
Конечно, Толик уже и тогда – тринадцатилетним пацанчиком – был длиннющим и худющим, но по-мальчишески нескладным. Постоянно сутулился и комплексовал. Теперь же он выглядел более чем достойно. Не вжимал голову в плечи, не отводил взгляд. Вел себя непринужденно. Как человек, привыкший полагаться только на себя. Даже худоба его не портила, скорее, шла.
Не дожидаясь, пока он разденется, я удалилась на кухню. Остальные обитатели дома, наоборот, стянулись в прихожую. Им не терпелось расцеловать моего внезапно нарисовавшегося жениха.
Я слышала, как Толик со всеми здоровается, обнимается, вручает подарки.
Было даже интересно, чем небогатый на выдумку, провинциальный фраер может порадовать моих близких?
Я стала ждать. Благо пришлось недолго. Папа вернулся к столу с бутылкой фирменного коньяка. И тут же, не откладывая в долгий ящик, стал ее распечатывать.
Балл – зачет! Отец действительно всегда уважал хорошую выпивку.
Мама не принесла ничего. Значит, от своего сувенира она избавилась раньше. Должно быть, оставила в комнате. А значит, это не банка соленых грибочков и не варенье. Уже хорошо. Но пока под вопросом.
Павлик притащился на кухню с газетным свертком подмышкой. В нем оказался огромный вяленый лещ. Такой жирный и аппетитный и так по-особому пахнущий, что всем сразу захотелось отведать его с пивком.
Еще балл – зачет! Пиво Павлуша мог потреблять галлонами.
Оставалась Лизонька. Я видела, как она для чего-то шмыгнула в спальню. Неужели, обойденная Толиковым вниманием, заперлась плакать? Или выбивает паркетную половицу, чтобы лучше припрятать свой дар?
Пока я гадала, Лизонька появилась в дверях. На ней был зеленый брючный костюм. Единственный наряд из всего гардероба, который пока еще на нее налезал. Вокруг шеи Лизоньки был повязан невесомый газовый шарфик янтарного цвета. Я, конечно, эту пошлость не понимаю, но Павлушина супруга сияла, как начищенный самовар.
А это означало, что Толик практически сдал экзамен. Оставалось выяснить, что он преподнес маме. И чем побалует меня.
Однако Толик вошел на кухню с чисто вымытыми руками, в которых ровным счетом ничего не было. Сзади, отряхивая что-то невидимое с его плеч, семенила Рината.
– Садись, Толян, – пригласил отец к столу.
Толик, заметив приготовленный для него прибор, сел.
– Что же ты на угол садишься? – тут же ужаснулась тетя Рината.
Теперь, когда, наконец, смогла дотянуться до сыновней головы, она запустила пальцы в его непроходимую – густую и вьющуюся – шевелюру. Пыталась ее хоть немного пригладить.
– Не подстригся перед отъездом! Я же тебя просила!
– Мам, ты, может, уже оставишь меня в покое? – через плечо спросил Толик.
– Ну действительно, Ринат! – вступился отец. – Что ты налипла на него, как тесто? Давно не видела, что ли? Парень с мороза пришел. Ему согреться надо. Выпить, закусить! Иди, лучше делом займись! – папа кивнул на недоеденную тетушкой «шубу».
Рината отвлеклась от кудрей сына и грузно плюхнулась на прежнее место. Тарелку Толика пустили по кругу. В нее сваливались все салаты и закуски, имеющиеся в наличии. Если бы подобный натюрморт поставили передо мной, я бы, наверное, даже не приступая, схлопотала заворот кишок. А Толик ничего. Угостился хлебушком и с некоторой жадностью приступил к еде. Но не успел он занести вилку, как его остановил визгливый окрик.
– Толя, пересядь! Не то семь лет не женишься! Сколько можно бобылем ходить? – оказывается, интерес Ринаты к нему на расстоянии не ослабевал. – Иди, пересядь к Оксаночке!
Глядя в свою тарелку, Толик как-то глумливо улыбнулся. Потом все-таки слопал с вилки кусок буженины. Вскинул на меня свои смеющиеся серо-синие глаза, подмигнул. И как ни в чем не бывало продолжил есть.
Папа тем временем распорядился, чтобы у всех было налито. За столом засуетились, стали выяснять, у кого пусто, кому следует обновить. Нашу часть стола обслуживал Павлик. Поэтому я сидела с пустым стаканом и тоскливо разглядывала далекую от меня бутылку водки. Меня переполняла смертельная обида. Все обо мне забыли. Один не привез подарка. Второй не замечает, что у сестренки нет ни капли спиртного. «Доктор! Почему меня все игнорируют?» – «Следующий!»… Это не анекдот. Это как раз про меня.
– А почему Оксане ничего не налили?
Оказывается, все, кроме меня, уже сомкнули в звоне бокалы. Толик, держа рюмку навесу, спросил:
– Ты что будешь?
– «Кровавую Мэри», – решила я в отместку устроить ему еще один маленький экзамен.
– Понял.
Он встал, не отставляя рюмку. Обошел стол. Свободой рукой плеснул мне водки. Долил томатным соком. Справил все это выдавленным из дольки лимонным соком, солью и перцем.
– Извини, я по науке не умею.
– Ничего, и так сойдет.
Мы выпили. Раскрасневшаяся Рината, которая к тому времени перешла уже на коньяк, обратилась к отцу:
– Ты вот, Саша, говоришь, сына давно не видела. А ты думаешь, я его часто вижу? Он ведь про мать совсем забыл. Одна работа на уме. Как не позвонишь, все работает. А ведь живем-то в пятнадцати минутах ходьбы друг от друга. Мог бы после работы забежать на полчасика. Он и меня к себе не зовет. Скоро год почти, как ремонт в доме сделал. А я до сих пор не видела.
В ее голосе было столько укора, что все поневоле покосились на Толика. Тот с невозмутимым видом продолжал жевать. И, судя по всему, не испытывал ни малейшего раскаяния.
Слушать, как Толика будут прорабатывать дальше, мне не хотелось. К тому же после выпитого меня всегда тянуло сунуть в рот сигарету. Дымить при всех, как папа, я не могла. Дожив до тридцати лет, так и не научилась закуривать при родителях. Каждый раз я старательно делала вид, что не курю. А они так же старательно делали вид, что ни о чем не догадываются.
Я потихоньку выскользнула из кухни. Накинула на плечи рабочий отцовский тулуп и вышла на балкон, находящийся в моей проходной комнате.
В отличие от кухонного этот балкон был небольшой, но для своих «тайных» вылазок я облюбовала именно его. Вытащила сюда старое удобное кресло, втиснула малюсенький столик. Летом находиться здесь – одно удовольствие. Мама выставляла цветы. Можно было подолгу сидеть среди зелени, принимать солнечные ванны, читать что-нибудь и курить.
Сейчас обстановка была иной. Нежиться в заиндевевшем кресле хотелось меньше всего. Нужно было сделать пару затяжек и возвращаться в тепло.
Опершись о перила, я глянула в снежное марево, через которое едва различались огни соседних домов. Мне померещилось, что я вдруг оказалась за полярным кругом и что ни этой ночи, ни вьюге, ни ветру не будет конца.
Только я успела подумать об этом, произведя всего одну из намеченных затяжек, как балконная дверь позади меня распахнулась. Ко мне вышел Толик.
– Куришь? – спросил он, похлопывая себя по карманам джинсов.
– Да вроде как.
– Не помешаю?
– С чего бы?
Кивнув, Толик прикрыл за собой дверь. Вытащил пачку «LM», закурил и тоже уставился в ночь. Смотреть на него без содрогания было невозможно. Тонкий свитер на голом теле в такую погоду выглядел чудовищно.
– Не боишься заболеть?
– Что? – рассеянно переспросил Толик, как будто я перебила его на какой-то очень важной мысли. – А, нет. Не боюсь. Сама-то не простудишься?.. Холодный… – сказал он, потрогав ладонью мой нос. – Замерзла? Давай погрею!
Легонько приобняв меня за плечо, Толик вновь обратился к созерцанию бесноватых забав метели.
Я сама еще не могла толком оценить, как отношусь к этому человеку. Мне с ним было уютно, но все портил предстоящий насильственный брак.
Неожиданно мой собеседник сказал:
– Я понимаю, о чем ты думаешь.
– В смысле?
– Зная свою матушку, могу представить, о чем здесь шла речь до моего появления. Не обращай внимания! У нее хобби – ставить людей в дурацкое положение. В данном случае в дурацком положении оказались мы с тобой. Завтра окажется кто-то еще.
Я подивилась такой прямоте.
– Значит ли это, что ты не собираешься делать мне предложение?
Засмеявшись, он прижал меня к себе чуть сильней.
– Это значит, что я не ошибся.
– Так что?
– Надеюсь, я тебя этим не обижу?
В этом-то и был весь фокус. Узнав, что он не только не собирается силой тащить меня под венец, но и вообще никуда тащить не собирается, я действительно слегка подобиделась.
А Толик, довольный тем, что объяснился, вдруг зачем-то полез за пазуху.
– Чуть не забыл, – сказал он. – Держи! Это тебе!
Он продел что-то через мою голову. И я увидела на своей груди оригинальное колье. Из круглых, тонких, перламутровых пластин.
– Что это?
– Сам не знаю. Фенечка! Кажется, так это называется. Увидел, мне понравилось. Решил привезти тебе в подарок.
– Здорово! Спасибо, Толик!
– Да не за что. Носи на здоровье! – он выкинул окурок с балкона и сказал. – Ладно, поеду я. Вроде всех повидал. Теперь пора.
– Как это? Ты разве не останешься?
– Нет, конечно. Где у вас оставаться-то?
– А я уже представляла, как мы будем ютиться на одной раскладушке.
– Заманчиво. Но думаю, без меня тебе будет удобней.
– Где же ты остановишься?
– У школьного друга. Я всегда у него останавливаюсь, когда бываю в Москве.
– И часто бываешь?
– Случается. Редко, но случается. Последний раз приезжал еще летом.
– А чего же к нам не заходишь?
Толик посмотрел на меня с веселым удивлением.
– Можно подумать, ты из-за этого сильно расстраиваешься!
Я призадумалась. Конечно, если бы выбирать между обществом Толика и его мамаши, я, несомненно, предпочла бы первого. Но если речь идет о переменных визитах, то пусть уж хоть кто-то из них глаза не мозолит!
Однако я решила открыто свою позицию не высказывать.
– Конечно, расстраиваюсь! Все детство, можно сказать, бок о бок росли. А теперь я о тебе ничего не знаю. Ни где работаешь, ни с кем встречаешься…
Толик рассмеялся.
– Бок о бок росли – это хорошо сказано. Нам с тобой того августа на двадцать лет хватило. Но я согласен. Надо как-нибудь встретиться, пообщаться.
– Как-нибудь – это когда?
– Посмотрим. Я в Москве пробуду неделю, а то и две. Заеду еще!
– Обещай!
– Обещаю!
Толик совсем легко поцеловал меня в губы. И мы вошли в теплую комнату.
Позже, ворочаясь на ржавых пружинах раскладушки, я еще долго вспоминала эти два поцелуя. Таких разных. Случившихся со мной за один вечер. Наигранный, но полный страсти поцелуй Лихоборского. Искреннее, но совершенно безобидное прикосновение Толика.
Вспоминала и сравнивала. Под неутомимый храп тети Ринаты.
– Красавица моя! – подалась она мне навстречу. И сделала это так восторженно, что вместе со всколыхнувшимся воздухом в буфете колыхнулся старинный сервиз.
– Здравствуйте, тетя Рината! – просипела я, томясь в жарких теткиных объятиях. – Давно не виделись!
– Давненько. Послезавтра три дня будет, – донесся из кухни комментарий брата.
Тетя Рината была в курсе, что Павлик слывет большим остряком. Простодушно расхохоталась, отчего в прихожей пахнуло селедочкой. Видно, мама успела сварганить селедку «под шубой» – любимое кушанье тетки.
– Ну, где вы там? – призвал к порядку отец. – Оксана! Кончай обниматься! Давайте за стол!
Можно подумать, я ловлю кайф от лобызаний с толстой, явно вспотевшей особой!
Я вымыла руки и, не переодеваясь, подсела к столу. Так сказать, чинно приобщилась к семейному ужину. И тут началось…
– Ну как, Оксаночка, замуж не собралась еще? – налегая на «шубу», осведомилась тетя Рината.
– Да кто ее возьмет-то? – подсуетился братец. – Восемь рублей хулиганам, чтоб они к ней пристать согласились!
Раздался одинокий смешок. Шутка развеселила Лизоньку – третью по счету Павлушину жену. Я ее так и называла Елизавета Третья. В последнее время она несла себя в люди с гордо поднятой головой. И ей это было простительно – она готовилась произвести на свет наследника.
– Наша Оксана еще своего принца не встретила, – вступилась за меня мама. – Этот у нее дурак. У того уши под девяносто градусов к голове растут. У третьего – горб ниже задницы свисает. Был у нее один, сутулился очень…
– Ничего себе сутулился! – взвилась я. – Да у Квазимодо по сравнению с ним просто идеальная осанка!
– Да ты на себя-то посмотри! Тощая вся. Высохла. Одни глаза остались… да кости!
– А кому в наш век нужны кости с глазами? – философски заметил Павлуша.
Мама же, сев на своего любимого конька, останавливаться на достигнутом не собиралась. Она стала жаловаться Ринате:
– Не ест ничего целыми днями! Довела себя. Какая раньше была аппетитненькая! Фигурка, ножки!..
На этих упоительных воспоминаниях встрепенулся и папа.
– А ты чего это с пустой тарелкой сидишь? Давай, накладывай! Для кого мать столько наготовила?
Обстановка за столом накалялась. Оно и понятно: мальчик для битья прибыл.
Ну почему так? Что я, неполноценная какая-то? Это только Павлик считает, что в семье не без Оксаны. А ведь на самом деле я просто немного в себе не уверена. От этого временами бываю неловкой. Например, когда ем или пью что-нибудь. По моей одежде всегда можно определить, чем именно я обедала, но это ладно. Хуже, когда страдают невинные люди…
Я потянула к своей тарелке ложку с салатом. И конечно же майонезная помидорина свалилась прямо Ринате в фужер с недопитым вином.
– Ну вот! – всплеснула руками мама, поднимаясь за чистым бокалом.
– Это нормально, – поспешил успокоить отец.
А тетушка неожиданно улыбнулась.
– Напрасно вы на нее наговариваете. Оксаночка – красивая девочка. Вон, какие глазки большие. Ножки стройные. Они с моим Толиком были бы замечательной парой.
Воцарилось гробовое молчание. Все взгляды устремились на тетю. В каждом из них читалась тревога.
А пуще других озадачилась я.
Ого! Вот, оказывается, куда Рината нацелилась! Хочет из своей Тмутаракани ноги делать? Подыскивает сыночку столичную жену? Нет уж, увольте! Этот прыщавый тюфяк, с которым я виделась лет двадцать назад, до сих пор снился мне в самых кошмарных снах…
Я потерла нос.
– Видите ли, в чем дело, тетя Рината. Я при всем желании не смогу составить вашему Анатолию партию.
– Вот как? – сразу посуровела тетка. – Это почему же еще, хотела бы я знать?
Помощь подоспела с неожиданной стороны. Лизонька сказала:
– Оксане цыганка нагадала. У ее мужа будет какое-то иностранное имя.
Ай да Елизавета Третья! А я-то всегда считала ее недоразвитой!
Я посмотрела на Лизоньку с благодарностью, но тут же сообразила, в чем дело. Ее очень уж волновал квартирный вопрос. Предстоящее уплотнение, очевидно, напугало бедняжку.
– Цыганка?! – тетя Рината была сражена наповал. – Да что это за глупости еще? Это же сплошное надувательство! Шарлатанство! Вы что, телевизор не смотрите? Сколько об этом репортажей было! Как они зомбируют. Подавляют волю. А потом обирают до нитки. Что тебе сказала цыганка? – надвинулась на меня тетка.
– Сказала: имя либо кубинского, либо латышского происхождения.
– Не верь! Ни единому слову не верь!
Тут вмешалась мама:
– Это все, конечно, Оксана придумывает. Но ведь они с Толей родственники.
– Да какие там родственники! Не смеши меня! – тетя Рината стала тыкать в папу. – Саша твой моему Димке четвероюродным братом доводится. Сама подумай! Сколько там той крови осталось? Раньше вон и на кузинах женились…
Тетка была непреклонна. По ее упертым в бока кулакам я поняла: свадьбе быть! Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы в этот самый момент в дверь не позвонили. Рината вздрогнула всем телом и воскликнула:
– А вот и Толик! Наконец-то!
Что-о-о? Еще и этот прыщавый приперся? Ну замечательно! Тогда такой вопрос на засыпку: где я, собственно, буду спать?
Габариты нашей трехкомнатной квартиры были весьма условными. Полезной площади в ней было в два раза меньше, чем бесполезной. Со времен первой женитьбы Павлика я жила в проходной комнате на старом диване. Конечно же на случай гостей имелась раскладушка. Но не будет же Рината делить ее с прыщавым! Впрочем, распространенное в нашем доме – гостю лучшее место обычно отражалось на мне. Как правило, на раскладушке оказывалась я. А гость – на моем диване. Так что, если прыщавый не так широк в бедрах, как его мать, у нас есть шанс уместиться!
– Оксаночка, ты не откроешь? – попросила тетка.
«Хочет дать нам возможность столкнуться неожиданно. Как Ромео и Дужльетте», – зло подумала я.
Выйдя в коридор, отделяющий нашу и две соседские квартиры от общего стояка, я отметила, что Астах сегодня не читает. Обычно он виднелся в своем дверном проеме. Сидящий в придвинутом к двери кресле. С газетой или журналом в руках и очками на носу. Это странное поведение объяснялось тем, что вот уже несколько месяцев Астах пользовался халявной государственной лампочкой, предназначенной для освещения коридора. Так как свой свет ему отключили за неуплату. На Новый год, правда, слегка обнаглел и протянул удлинитель от нас к телевизору…
Я открыла.
Толик предстал передо мной во всей своей красе. Два метра ростом. Худощавый. С яркими веселыми глазами. Джинсы. Пуховик. В одной руке спортивная сумка. В другой – шапочка-пидорка, наверняка стянутая только что с головы. Черные вихры еще наэлектризованно торчали в разные стороны.
При виде меня лицо гостя слегка вытянулось.
– Э-э, Оксана? – несмело предположил он.
– Да.
– Ну привет! Я – Толик. Помнишь меня?
– Еще бы!
Я артистично закатила глаза, давая понять, что не забыла ни одного тумака, заработанного мною тем летом, когда я гостила у тети Ринаты.
– Проходи, Толик! Тебя уже все заждались.
Он вошел, встал рядом (вот когда в полной мере можно прочувствовать, каково это – быть карликом). Взял за плечо, еще раз одобрительно оглядел.
– А ты стала красавицей! – он дружески взъерошил мои волосы, чмокнул в щеку.
– Ты тоже изменился. Я бы тебя ни за что не узнала!
Конечно, Толик уже и тогда – тринадцатилетним пацанчиком – был длиннющим и худющим, но по-мальчишески нескладным. Постоянно сутулился и комплексовал. Теперь же он выглядел более чем достойно. Не вжимал голову в плечи, не отводил взгляд. Вел себя непринужденно. Как человек, привыкший полагаться только на себя. Даже худоба его не портила, скорее, шла.
Не дожидаясь, пока он разденется, я удалилась на кухню. Остальные обитатели дома, наоборот, стянулись в прихожую. Им не терпелось расцеловать моего внезапно нарисовавшегося жениха.
Я слышала, как Толик со всеми здоровается, обнимается, вручает подарки.
Было даже интересно, чем небогатый на выдумку, провинциальный фраер может порадовать моих близких?
Я стала ждать. Благо пришлось недолго. Папа вернулся к столу с бутылкой фирменного коньяка. И тут же, не откладывая в долгий ящик, стал ее распечатывать.
Балл – зачет! Отец действительно всегда уважал хорошую выпивку.
Мама не принесла ничего. Значит, от своего сувенира она избавилась раньше. Должно быть, оставила в комнате. А значит, это не банка соленых грибочков и не варенье. Уже хорошо. Но пока под вопросом.
Павлик притащился на кухню с газетным свертком подмышкой. В нем оказался огромный вяленый лещ. Такой жирный и аппетитный и так по-особому пахнущий, что всем сразу захотелось отведать его с пивком.
Еще балл – зачет! Пиво Павлуша мог потреблять галлонами.
Оставалась Лизонька. Я видела, как она для чего-то шмыгнула в спальню. Неужели, обойденная Толиковым вниманием, заперлась плакать? Или выбивает паркетную половицу, чтобы лучше припрятать свой дар?
Пока я гадала, Лизонька появилась в дверях. На ней был зеленый брючный костюм. Единственный наряд из всего гардероба, который пока еще на нее налезал. Вокруг шеи Лизоньки был повязан невесомый газовый шарфик янтарного цвета. Я, конечно, эту пошлость не понимаю, но Павлушина супруга сияла, как начищенный самовар.
А это означало, что Толик практически сдал экзамен. Оставалось выяснить, что он преподнес маме. И чем побалует меня.
Однако Толик вошел на кухню с чисто вымытыми руками, в которых ровным счетом ничего не было. Сзади, отряхивая что-то невидимое с его плеч, семенила Рината.
– Садись, Толян, – пригласил отец к столу.
Толик, заметив приготовленный для него прибор, сел.
– Что же ты на угол садишься? – тут же ужаснулась тетя Рината.
Теперь, когда, наконец, смогла дотянуться до сыновней головы, она запустила пальцы в его непроходимую – густую и вьющуюся – шевелюру. Пыталась ее хоть немного пригладить.
– Не подстригся перед отъездом! Я же тебя просила!
– Мам, ты, может, уже оставишь меня в покое? – через плечо спросил Толик.
– Ну действительно, Ринат! – вступился отец. – Что ты налипла на него, как тесто? Давно не видела, что ли? Парень с мороза пришел. Ему согреться надо. Выпить, закусить! Иди, лучше делом займись! – папа кивнул на недоеденную тетушкой «шубу».
Рината отвлеклась от кудрей сына и грузно плюхнулась на прежнее место. Тарелку Толика пустили по кругу. В нее сваливались все салаты и закуски, имеющиеся в наличии. Если бы подобный натюрморт поставили передо мной, я бы, наверное, даже не приступая, схлопотала заворот кишок. А Толик ничего. Угостился хлебушком и с некоторой жадностью приступил к еде. Но не успел он занести вилку, как его остановил визгливый окрик.
– Толя, пересядь! Не то семь лет не женишься! Сколько можно бобылем ходить? – оказывается, интерес Ринаты к нему на расстоянии не ослабевал. – Иди, пересядь к Оксаночке!
Глядя в свою тарелку, Толик как-то глумливо улыбнулся. Потом все-таки слопал с вилки кусок буженины. Вскинул на меня свои смеющиеся серо-синие глаза, подмигнул. И как ни в чем не бывало продолжил есть.
Папа тем временем распорядился, чтобы у всех было налито. За столом засуетились, стали выяснять, у кого пусто, кому следует обновить. Нашу часть стола обслуживал Павлик. Поэтому я сидела с пустым стаканом и тоскливо разглядывала далекую от меня бутылку водки. Меня переполняла смертельная обида. Все обо мне забыли. Один не привез подарка. Второй не замечает, что у сестренки нет ни капли спиртного. «Доктор! Почему меня все игнорируют?» – «Следующий!»… Это не анекдот. Это как раз про меня.
– А почему Оксане ничего не налили?
Оказывается, все, кроме меня, уже сомкнули в звоне бокалы. Толик, держа рюмку навесу, спросил:
– Ты что будешь?
– «Кровавую Мэри», – решила я в отместку устроить ему еще один маленький экзамен.
– Понял.
Он встал, не отставляя рюмку. Обошел стол. Свободой рукой плеснул мне водки. Долил томатным соком. Справил все это выдавленным из дольки лимонным соком, солью и перцем.
– Извини, я по науке не умею.
– Ничего, и так сойдет.
Мы выпили. Раскрасневшаяся Рината, которая к тому времени перешла уже на коньяк, обратилась к отцу:
– Ты вот, Саша, говоришь, сына давно не видела. А ты думаешь, я его часто вижу? Он ведь про мать совсем забыл. Одна работа на уме. Как не позвонишь, все работает. А ведь живем-то в пятнадцати минутах ходьбы друг от друга. Мог бы после работы забежать на полчасика. Он и меня к себе не зовет. Скоро год почти, как ремонт в доме сделал. А я до сих пор не видела.
В ее голосе было столько укора, что все поневоле покосились на Толика. Тот с невозмутимым видом продолжал жевать. И, судя по всему, не испытывал ни малейшего раскаяния.
Слушать, как Толика будут прорабатывать дальше, мне не хотелось. К тому же после выпитого меня всегда тянуло сунуть в рот сигарету. Дымить при всех, как папа, я не могла. Дожив до тридцати лет, так и не научилась закуривать при родителях. Каждый раз я старательно делала вид, что не курю. А они так же старательно делали вид, что ни о чем не догадываются.
Я потихоньку выскользнула из кухни. Накинула на плечи рабочий отцовский тулуп и вышла на балкон, находящийся в моей проходной комнате.
В отличие от кухонного этот балкон был небольшой, но для своих «тайных» вылазок я облюбовала именно его. Вытащила сюда старое удобное кресло, втиснула малюсенький столик. Летом находиться здесь – одно удовольствие. Мама выставляла цветы. Можно было подолгу сидеть среди зелени, принимать солнечные ванны, читать что-нибудь и курить.
Сейчас обстановка была иной. Нежиться в заиндевевшем кресле хотелось меньше всего. Нужно было сделать пару затяжек и возвращаться в тепло.
Опершись о перила, я глянула в снежное марево, через которое едва различались огни соседних домов. Мне померещилось, что я вдруг оказалась за полярным кругом и что ни этой ночи, ни вьюге, ни ветру не будет конца.
Только я успела подумать об этом, произведя всего одну из намеченных затяжек, как балконная дверь позади меня распахнулась. Ко мне вышел Толик.
– Куришь? – спросил он, похлопывая себя по карманам джинсов.
– Да вроде как.
– Не помешаю?
– С чего бы?
Кивнув, Толик прикрыл за собой дверь. Вытащил пачку «LM», закурил и тоже уставился в ночь. Смотреть на него без содрогания было невозможно. Тонкий свитер на голом теле в такую погоду выглядел чудовищно.
– Не боишься заболеть?
– Что? – рассеянно переспросил Толик, как будто я перебила его на какой-то очень важной мысли. – А, нет. Не боюсь. Сама-то не простудишься?.. Холодный… – сказал он, потрогав ладонью мой нос. – Замерзла? Давай погрею!
Легонько приобняв меня за плечо, Толик вновь обратился к созерцанию бесноватых забав метели.
Я сама еще не могла толком оценить, как отношусь к этому человеку. Мне с ним было уютно, но все портил предстоящий насильственный брак.
Неожиданно мой собеседник сказал:
– Я понимаю, о чем ты думаешь.
– В смысле?
– Зная свою матушку, могу представить, о чем здесь шла речь до моего появления. Не обращай внимания! У нее хобби – ставить людей в дурацкое положение. В данном случае в дурацком положении оказались мы с тобой. Завтра окажется кто-то еще.
Я подивилась такой прямоте.
– Значит ли это, что ты не собираешься делать мне предложение?
Засмеявшись, он прижал меня к себе чуть сильней.
– Это значит, что я не ошибся.
– Так что?
– Надеюсь, я тебя этим не обижу?
В этом-то и был весь фокус. Узнав, что он не только не собирается силой тащить меня под венец, но и вообще никуда тащить не собирается, я действительно слегка подобиделась.
А Толик, довольный тем, что объяснился, вдруг зачем-то полез за пазуху.
– Чуть не забыл, – сказал он. – Держи! Это тебе!
Он продел что-то через мою голову. И я увидела на своей груди оригинальное колье. Из круглых, тонких, перламутровых пластин.
– Что это?
– Сам не знаю. Фенечка! Кажется, так это называется. Увидел, мне понравилось. Решил привезти тебе в подарок.
– Здорово! Спасибо, Толик!
– Да не за что. Носи на здоровье! – он выкинул окурок с балкона и сказал. – Ладно, поеду я. Вроде всех повидал. Теперь пора.
– Как это? Ты разве не останешься?
– Нет, конечно. Где у вас оставаться-то?
– А я уже представляла, как мы будем ютиться на одной раскладушке.
– Заманчиво. Но думаю, без меня тебе будет удобней.
– Где же ты остановишься?
– У школьного друга. Я всегда у него останавливаюсь, когда бываю в Москве.
– И часто бываешь?
– Случается. Редко, но случается. Последний раз приезжал еще летом.
– А чего же к нам не заходишь?
Толик посмотрел на меня с веселым удивлением.
– Можно подумать, ты из-за этого сильно расстраиваешься!
Я призадумалась. Конечно, если бы выбирать между обществом Толика и его мамаши, я, несомненно, предпочла бы первого. Но если речь идет о переменных визитах, то пусть уж хоть кто-то из них глаза не мозолит!
Однако я решила открыто свою позицию не высказывать.
– Конечно, расстраиваюсь! Все детство, можно сказать, бок о бок росли. А теперь я о тебе ничего не знаю. Ни где работаешь, ни с кем встречаешься…
Толик рассмеялся.
– Бок о бок росли – это хорошо сказано. Нам с тобой того августа на двадцать лет хватило. Но я согласен. Надо как-нибудь встретиться, пообщаться.
– Как-нибудь – это когда?
– Посмотрим. Я в Москве пробуду неделю, а то и две. Заеду еще!
– Обещай!
– Обещаю!
Толик совсем легко поцеловал меня в губы. И мы вошли в теплую комнату.
Позже, ворочаясь на ржавых пружинах раскладушки, я еще долго вспоминала эти два поцелуя. Таких разных. Случившихся со мной за один вечер. Наигранный, но полный страсти поцелуй Лихоборского. Искреннее, но совершенно безобидное прикосновение Толика.
Вспоминала и сравнивала. Под неутомимый храп тети Ринаты.
Глава 4. Мы начинаем действовать
Утром, едва я продрала глаза, как на мой сотовый раздался звонок.
Ирка орала на другом конце провода:
– Оксанка! Срочно собирайся и дуй на «Краснопресненскую»! Встречаемся через час в центре зала.
– Зачем? – не поняла я спросонья.
– Затем! Мне только что от Лихоборского звонил человек. Он должен будет через два часа уезжать. А у него все материалы по нашему делу!
– Ясно. Выхожу!
Я нажала кнопку отбоя и попыталась встать. Тело ломило. Как будто кто-то с упорством фанатика всю ночь выламывал мне суставы.
Рината еще блаженно спала. Ее щеки, мало чем отличающиеся от подушки, устрашающе колыхались на выдохе.
Я, стараясь не шуметь, влезла в халат. Повыбирала из свалки неглаженого белья кое-какие свои вещички и вышла в коридор. Здесь царствовал будоражащий аромат яичницы с колбасой. Из всех завтраков на свете я почему-то предпочитала именно это непритязательное блюдо. Может быть, оттого, что запросто могла приготовить его сама, без посторонней помощи.
Я заглянула на кухню.
– Доброе утро, мам.
– Доброе утро, – мама обернулась. – Как спалось?
В ее вопросе мне послышалось скрытое ехидство. Поэтому ответила я слегка раздраженно:
– Мне кажется, в соседстве с тетей Ринатой не выспится даже покойник.
Мама сострадательно улыбнулась:
– Ну ничего, она сегодня уже уезжает.
– Слава тебе, Господи!
– Завтракать будешь?
– Нет, мам, я через десять минут убегаю, – ответила я, хотя есть хотелось ужасно.
Мама, всегда помнящая о моих некогда пышных формах, пришла в неистовство:
– Ничего! Позавтракать – одна минута!
– Нет-нет, не успею! – крикнула я, уже запираясь в ванной.
Объяснять, что появился человек, перед которым я хочу выглядеть так, как леди Ди, не было времени. Нужно было срочно что-то с собой делать. Я включила воду и сунула голову под струю.
Где-то на полке, кажется, стоял «Сансилк» – шампунь для темных волос. Я купила его пару месяцев назад, но до сих пор не опробовала. Ага, вот он! Магия темных волос. Насыщенность темных оттенков и ослепительный блеск.
Неплохой слоган!
В последнее время я стала с пристрастием относиться к работе наших коллег. Просматривала всю попадающуюся на глаза рекламу. В целях, так сказать, повышения квалификации.
Заинтригованная слоганом, я прочла текст на обороте тюбика. В двух небольших абзацах при помощи междометий обыгрывались словосочетания «насыщенность оттенков» и «ослепительный блеск». Единственно новым оказалось только слово «каштан», благодаря которому, очевидно, все это и достигалось.
Разочарованная, я подумала: «Интересно, чем „на диво прыткие“ хуже?»
Втерев «магию» в голову, я сверилась с инструкцией. Необходимых процедур еще было две. Я старательно проделала каждую из них и в нетерпении прильнула к зеркалу. Сейчас я стану свидетельницей воистину сказочных метаморфоз. Чудище грохнулось оземь – и превратилось в прекрасного принца! Но что это? Лягушачья кожа никуда не исчезла? А где же магия? Блеск? Все еще не теряя надежды, я схватилась за фен. Ничего, сейчас уложусь, глядишь – и насыщенность образуется!
Взбивала пряди я долго и изнурительно. До тех пор, пока на затылке не вырос эффектный бугор… Черт! Блин горелый! Пришлось снова прилизывать волосы водой.
Тихо матерясь, я покинула ванную. Времени ни на что больше не оставалось. Даже на то, чтобы погладить платье, которое я заготовила для похода к Лихоборскому.
«Оно к лучшему. А то коленки в капроне промерзнут!» – думала я, с сожалением глядя на нарядно-оливковую в иероглифах оторочку лифа.
Я влезла в джинсы и белый пушистый свитер. Мазнула тушью ресницы, схватила сумку и выбежала из дому.
Ирка орала на другом конце провода:
– Оксанка! Срочно собирайся и дуй на «Краснопресненскую»! Встречаемся через час в центре зала.
– Зачем? – не поняла я спросонья.
– Затем! Мне только что от Лихоборского звонил человек. Он должен будет через два часа уезжать. А у него все материалы по нашему делу!
– Ясно. Выхожу!
Я нажала кнопку отбоя и попыталась встать. Тело ломило. Как будто кто-то с упорством фанатика всю ночь выламывал мне суставы.
Рината еще блаженно спала. Ее щеки, мало чем отличающиеся от подушки, устрашающе колыхались на выдохе.
Я, стараясь не шуметь, влезла в халат. Повыбирала из свалки неглаженого белья кое-какие свои вещички и вышла в коридор. Здесь царствовал будоражащий аромат яичницы с колбасой. Из всех завтраков на свете я почему-то предпочитала именно это непритязательное блюдо. Может быть, оттого, что запросто могла приготовить его сама, без посторонней помощи.
Я заглянула на кухню.
– Доброе утро, мам.
– Доброе утро, – мама обернулась. – Как спалось?
В ее вопросе мне послышалось скрытое ехидство. Поэтому ответила я слегка раздраженно:
– Мне кажется, в соседстве с тетей Ринатой не выспится даже покойник.
Мама сострадательно улыбнулась:
– Ну ничего, она сегодня уже уезжает.
– Слава тебе, Господи!
– Завтракать будешь?
– Нет, мам, я через десять минут убегаю, – ответила я, хотя есть хотелось ужасно.
Мама, всегда помнящая о моих некогда пышных формах, пришла в неистовство:
– Ничего! Позавтракать – одна минута!
– Нет-нет, не успею! – крикнула я, уже запираясь в ванной.
Объяснять, что появился человек, перед которым я хочу выглядеть так, как леди Ди, не было времени. Нужно было срочно что-то с собой делать. Я включила воду и сунула голову под струю.
Где-то на полке, кажется, стоял «Сансилк» – шампунь для темных волос. Я купила его пару месяцев назад, но до сих пор не опробовала. Ага, вот он! Магия темных волос. Насыщенность темных оттенков и ослепительный блеск.
Неплохой слоган!
В последнее время я стала с пристрастием относиться к работе наших коллег. Просматривала всю попадающуюся на глаза рекламу. В целях, так сказать, повышения квалификации.
Заинтригованная слоганом, я прочла текст на обороте тюбика. В двух небольших абзацах при помощи междометий обыгрывались словосочетания «насыщенность оттенков» и «ослепительный блеск». Единственно новым оказалось только слово «каштан», благодаря которому, очевидно, все это и достигалось.
Разочарованная, я подумала: «Интересно, чем „на диво прыткие“ хуже?»
Втерев «магию» в голову, я сверилась с инструкцией. Необходимых процедур еще было две. Я старательно проделала каждую из них и в нетерпении прильнула к зеркалу. Сейчас я стану свидетельницей воистину сказочных метаморфоз. Чудище грохнулось оземь – и превратилось в прекрасного принца! Но что это? Лягушачья кожа никуда не исчезла? А где же магия? Блеск? Все еще не теряя надежды, я схватилась за фен. Ничего, сейчас уложусь, глядишь – и насыщенность образуется!
Взбивала пряди я долго и изнурительно. До тех пор, пока на затылке не вырос эффектный бугор… Черт! Блин горелый! Пришлось снова прилизывать волосы водой.
Тихо матерясь, я покинула ванную. Времени ни на что больше не оставалось. Даже на то, чтобы погладить платье, которое я заготовила для похода к Лихоборскому.
«Оно к лучшему. А то коленки в капроне промерзнут!» – думала я, с сожалением глядя на нарядно-оливковую в иероглифах оторочку лифа.
Я влезла в джинсы и белый пушистый свитер. Мазнула тушью ресницы, схватила сумку и выбежала из дому.