Лодка врезалась в последнюю гряду скал, отделяющую рифы от зеленой глади лагуны. Беспомощное тело вылетело из нее и, безвольно кувыркаясь, рухнуло на скалы. Секундой позже грохнул взрыв. Куски лодки, разлетаясь веером, дождем осыпались в лагуну.
   Седов бросился в воду и поплыл к рифу. Никогда он так не плавал. Дыхание сразу сбилось, вдох приходился под воду, а выдох в воздух. Кашляя и отплевываясь, он ухватился за скалу и повис на ней, переводя дыхание. Тело паренька неподвижно лежало прямо перед ним. Из-под головы натекла лужа крови. Седов взобрался на риф и склонился над телом. Глаза мальчишки были закрыты, смертельная бледность уже заливала загорелое лицо. Оно становилось серым и обмякшим. Седов попытался нащупать пульс на еще теплой шее. Пульса не было. Стараясь не коснуться выгоревших ресниц, он положил пальцы на веки и приоткрыл мальчишке глаза.
   Они были синими. Темно-синими, как вода в океане. Слезы облегчения потекли по щекам Седова. Он лег навзничь на скалу, чувствуя полное опустошение, и ощущая себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух, или медузой, выброшенной на берег. Солнце быстро высушило кожу, и соль стянула ее, словно океан пытался свернуть его в кокон, в эмбрион и вернуть в материнскую утробу, чтобы, следуя обратному ходу времени, растворить в крови людей, посмевших зачать его. Это было бы лучшим выходом.
   Седов вытер лицо подолом мокрой рубашки, сел и обхватил колени руками. Океан был пустынен, как миллионы лет назад, когда жизнь еще не осквернила планету, и Земля летела в бесконечности чистая и сверкающая, как жемчужина, вынутая из раковины и промытая морской водой.
   Да, это будет самым лучшим выходом…
   Подхватив тело клона подмышки, Седов стащил его в воду, просунул согнутую руку под подбородок и поплыл к берегу.
   Он положил тело паренька рядом с зеленоглазой девушкой и бездумно постоял над ними. «Дженни» словно спала, расслабленно и спокойно, как спят только в детстве, а мальчик… смерть уже забирала краски, делая кожу серой, обтягивала кости, расслабляла мышцы, делая чужим знакомое лицо.
   Пальмовый вор боком подобрался к подстилке, тронул клешней неподвижное тело, будто проверяя, можно ли уже рвать его кусками, или придется еще подождать. Седов врезал крабу ногой так, что тот улетел в лагуну. Зря это я, тут же подумал он. Все равно, рано или поздно, крабы до них доберутся. Слава Богу, я этого уже не увижу…
   Я просто уйду. Я именно так хотел уйти. Не у всех это получается — уйти так, как хотелось, но у меня получится.
   Он снял с запястья коммуникатор, повертел его, вспомнил Жаклин. Надо бы включить. Если засекут — выйдут на этот остров. Седов подсоединил питание и коммуникатор замигал, запищал вызовом. Ладно, что мне мешает посмотреть, кто это.
   Седов включил односторонний режим. Это была запись. Коммодор Уотерс, хмурясь, сообщил, что с Лешкой все в порядке и сказал, что передает сообщение полковника Скарсгартена, который уже направляется на базу. На экране возник Юрген. Улыбаясь, он вытолкнул вперед Лешку и светлоглазую девушку. Седов осел на песок. Лешка говорил, что все в порядке, что они скоро будут на Земле, и пусть папа прилетает к тете Кристине, а там он все ему расскажет. Лешка улыбался и под глазом у него был синяк, но выглядел он хорошо и Седов просмотрел сообщение раз, потом другой, потом третий.
   Да, все будет в порядке, если не оставить им ни одного шанса. И он не оставит.
 

Глава 48

   Седов спустился с обрыва к воде и присел на камень, опустив ноги в воду. До заката было еще часа три, можно было не торопиться. Единственно, что не хотелось, — это плыть в океане ночью. Он должен видеть, когда его настигнут. Он примет смерть в драке, в схватке, пусть и без шансов на победу.
   Океан был теплый, ласковый. Седов сплюнул в маску, растер слюну и, промыв стекло, надел на лицо. Повертев в руке ножны, он пожал плечами — почему бы и нет, и прицепил их на голень. Проверил трубку, натянул ласты и осторожно спустился в воду. Здесь было по пояс, и он пошел спиной вперед, ожидая, когда можно будет плыть.
   Вода дошла до груди, он повернулся лицом к безбрежному синему простору и нырнул. Вода была голубая, лучи солнца пронизывали ее до самого дна. Каждый раз, ныряя в тропиках, Седов поражался краскам подводного мира. Нигде на Земле не встретишь такого разнообразия оттенков всех цветов радуги. Только в тропических морях. Разноцветные рыбы прятались в зарослях кораллов. Из-под камня, пошевеливая усами, за Седовым наблюдал лангуст. Маленький осьминог полз по дну, меняя окраску.
   Затем стена кораллов, огибающая остров, резко ушла вниз. Теперь солнце пробивало зелень воды отдельными лучами, гаснувшими в синей глубине. Океан плавно приподнимал его, словно качал в колыбели.
   «Зачем мы вышли на сушу?», — подумал Седов. Рано или поздно все люди задаются этим вопросом. И ответа нет. И не будет. Кто-то решил за нас. Я, хотя бы, вернусь в океан. Пусть в брюхе акулы, в желудках крабов, которые очистят мои кости от гниющего мяса, но я вернусь и сольюсь с океаном.
   Он поднял голову из воды и оглянулся. Остров медленно удалялся от него, но хижина, в которой он оставил тела клонов, еще была видна. Берег постепенно как бы уходил под воду. Белый песок на пляже еще можно было разглядеть, но камни на берегу уже были неразличимы. Подсвеченные солнцем розовые перистые облака над островом напоминали стаю фламинго.
   Он опять погрузил лицо в воду и поплыл вперед. Ожидая, что вот-вот из темной глубины к нему поднимется его судьба, Седов молился, чтобы она была в образе большой белой акулы. Ну их к черту, всех этих мако, тигровых, акул-молотов. Пусть это будет настоящий кархародон. Такой, как те, что таранили океанские глубины, когда человека еще и в помине не было. При мысли о белой он ощущал, как начинает сильнее биться сердце, как учащается пульс и адреналин ударяет в голову не хуже пальмового вина, которое пил старик-шкипер.
   Седов снова оглянулся. Над водой остались только верхушки пальм, а сам остров словно утонул в синей воде.
   День подходил к концу. Еще час — полтора и наступит ночь. В тропиках ночь падает, словно подстреленная птица. Только что солнце, наполовину утонув, еще плавало в воде и вот внезапно исчезло, будто кто-то стер его с неба, как с листа бумаги.
   Он перестал работать ластами и повис над бездной, отдавая себя во власть океана. Длинные пологие валы поднимали его, и тогда он окидывал взглядом пустынную водную гладь. Затем он опускался, оказываясь во впадине, и горизонт сужался до нескольких метров.
   — Ну, что ж, если гора не идет… — Седов потянулся к ноге и вытащил из ножен на голени острый, как бритва нож.
   Длинное лезвие тускло блеснуло под водой, когда он поднес его к руке. Только не задеть вену. Не хватало еще умереть от потери крови, не дождавшись гостей. В том, что они придут, сомневаться не приходилось. Акулы чувствуют кровь за несколько километров. Седов аккуратно провел кромкой лезвия сверху вниз по предплечью, надрезая кожу. Боли почти не было, вода сразу замутилась, потемнела. Затем он проделал ту же операцию с правой рукой, сунул нож обратно в ножны и не спеша поплыл, оставляя за собой кровавый след. Ну вот, теперь уже недолго. Он все сделал правильно: не станет его — исчезнет и проблема. А без него и Лешка не будет представлять интерес для «Биотехнолоджи» и тех, кто стоит за компанией. Они останутся ни с чем и в конце концов Юрген их достанет. Если, конечно, они его не опередят. Ну, не Юрген, так Олег Судаков, другие ребята из команды Скарсгартена…
   Седову захотелось вспомнить свою жизнь, но оказалось, что и вспоминать-то особо нечего. Никудышный муж, скверный отец, я так ничего и не добился в этой жизни. Хотя, если со мной дружили такие люди, как Юрген и Кристина, наверное, не все так плохо. И дети выросли без меня. Лешка, конечно, не поверит, что я просто исчез. Будет искать, надеяться.
   Со временем Юрген ему все объяснит, и может быть, он поймет меня.
   Солнце опускалось все ниже к горизонту. Где же, наконец, эти безмозглые создания! Седов взглянул на руки. Порезов не было. Не веря глазам, опустил голову ниже, поднес руки к лицу… и хватанул соленой воды через трубку. На месте порезов была неповрежденная кожа. Голова стала пустой, как выпитый кокосовый орех. Этого не может быть, твердил Седов.
   — Мук?
   — Здравствуй… А ты не будешь ругаться?
   — Не буду. Откуда ты?
   — Я не уходил.
   — Но ведь они забрали тебя!
   — Я отдал им того, кто был рядом. Он был нехороший, он мешал.
   — Кто мешал?
   — Нас всегда было двое, но я не позволял ему выйти к тебе. А теперь я один. Ты рад? Нам будет хорошо.
   Седов лег на спину. Небо уже потемнело — приближалась ночь.
   Ему вдруг очень захотелось жить. Почему он решил сдаться? Да, это был самый легкий выход, но он и не искал другого. Он смирился! Седов стиснул зубы, развернулся к острову, опустил голову в воду и заработал ластами. Нет, он не сгинет здесь! Для начала он похоронит их всех: этих Бриджесов, Таубергов, О'Брайанов, а потом будет жить долго, очень долго. И любовь у него будет, и все, что…
   — Очень опасно, — неожиданно сказал Мук.
   — Что?
   — Рядом очень опасно! Очень большая рыба. И еще одна, и еще. Ты их называешь кархародоны.
   Седов развернулся. Совсем недалеко воду резал высокий плавник, за ним еще один. Третью акулу он не увидел, но различил под поверхностью стремительную тень и выругался. Это называется: напросился. Он почувствовал, как в груди закипает холодная ярость.
   — Ты боишься? — спросил Мук.
   — Нет, — ответил Седов.
   — Мы доплывем, — сказал Мук.
   — Да, малыш, мы доплывем, — сказал Седов.
   Он вытянул из ножен на голени нож и поплыл навстречу акулам.