Страница:
В первую очередь была организована кампания в швейцарских газетах, и на Францию обрушился шквал острой критики по поводу жесткой тактики ее полиции. Авторы статей игнорировали проблему уклонения от налогов в условиях строгой экономии и представляли Швейцарию жертвой правительств крупных стран, прибегающих к запугиванию. Как утверждали швейцарские газеты, развернуто «ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ НА ШВЕЙЦАРИЮ» и начат «НАСТОЯЩИЙ ПОХОД НЕНАВИСТИ». Заголовки тех давних статей оказались предвестниками современных: в наши дни швейцарские газеты практически дословно повторили свои обвинения, когда власти США поймали сотрудников банка UBS на очевидном оказании помощи богатым американцам в уклонении от налогов.
Хотя сюжет о банковской тайне, возникшей из-за участия швейцарских банкиров в судьбе немецких евреев, оказался мифическим, многие считают его историческим фактом. Эта история, писал финансовый журналист Николас Фейс, «…снабдила сплачивающей идеей швейцарцев, вечно находящихся под прицелом критики; она вложила им в руки знамя нравственности, которым так удобно прикрываться, если вас обвиняют в укрывательстве преступников всех подданств и национальностей». Историю о защите еврейских денег неоднократно использовали, когда в 2008 году американское правительство начало расследование деятельности в США швейцарского банка UBS, помогавшего богатым американским клиентам уходить от налогов. «Швейцарские законы о банковской тайне, – отмечала в 2009 году газета Financial Times, – были приняты в 1934 году отчасти для защиты от нацистов немецких евреев и профсоюзных деятелей».
Сохранение секретности в Швейцарии имеет очень древние и глубокие корни. «Надо полагать, Швейцария является старейшей и самой мощной налоговой гаванью, – объясняет Себастьен Жийо, профессор истории экономики университета Лозанны. – Каймановы и Багамские острова – всего лишь отростки Лондона, не обладающие настоящей автономией. Другое дело Швейцария – она не просто сейф для богатых американцев. Швейцария стала налоговой гаванью в силу мощных вековых традиций, существующих уже семь столетий и связанных с политикой тридцати или сорока семей. Если вы принадлежите к одному из этих кланов, у вас в руках весь мир. Причем их влияние не зависит от финансового состояния»10.
У швейцарцев есть собственный миф об основании их страны – столь же для них значимый, как и «бостонское чаепитие» для американцев. Это сказание XIV века о Вильгельме Телле. Любой школьник знает, что Телль нанес оскорбление императорскому сборщику налогов и в наказание должен был сбить стрелой яблоко, поставленное на голову собственного сына. Легенда об отважном горце-лучнике, не признававшем власти австрийского императора, отображает идеальный образ Швейцарии, сложившийся у самих швейцарцев, – образ гордой высокогорной страны. Этот образ прекрасно соответствует такому исконно швейцарскому понятию, как Sonderfall, – представлению о том, что Швейцария занимает в мире более чем особое, более чем высокое место11.
Исторически швейцарцы веками организовывались в большие общины горцев, полагающихся только на собственные силы, что делало невозможным установление в стране власти иноземных захватчиков. Как страна Швейцария была создана из отдельных, самостоятельных, слабо связанных между собой административных единиц, разъединенных глубокими горными ущельями. В стране насчитывается четыре языковые группы. Германоговорящее большинство проживает на территории вокруг Цюриха, на востоке и в центре страны. Франкоговорящее меньшинство сосредоточено вокруг Женевы на западе страны. Еще меньшую группу составляет италоговорящее население, компактно проживающее вокруг Лугано на юге страны. Совсем маленькую ретороманскую группу представляют швейцарцы, населяющие одну долину на юго-востоке и говорящие на архаическом романшском языке. Однако надо понимать, что подобное лингвистическое членение Швейцарии очень приблизительно: прежде всего оно не совпадает с этническо-административными границами между кантонами и общинами; далеко не всегда соответствует конфессиональным различиям, существующим между протестантами и католиками; и совсем не отражает идеологических разногласий.
Обычно из-за такого этнического, языкового и культурного многообразия возникают сложнейшие проблемы, но швейцарцы научились их обходить. Во-первых, при помощи специфической внешней политики – они сохраняют нейтралитет во всех внешних конфликтах. Например, присоединение к Франции или Германии во время войн между этими странами могло столкнуть франкоязычное население с германоязычным и привести к гражданской войне. В Швейцарии традиции нейтралитета очень давние, но формально они были признаны только в 1815 году на Венском конгрессе, когда европейские державы гарантировали ей «вечный нейтралитет». Во-вторых, для преодоления внутренних разногласий швейцарцы используют продуманную политическую систему предельной децентрализации власти. При всей сложности и даже запутанности своих государственных структур, Швейцария является страной прямой демократии, а ее территориально-административные единицы обладают большими полномочиями. Все конституционные вопросы решаются исключительно при помощи референдумов – их проводят так часто, что швейцарскому правительству всегда удается опережать на шаг назревающее в обществе недовольство. Швейцарцы, как объясняет историк из Кембриджа Джонатан Стейнберг, «верят, что всегда можно прибегнуть к политическому компромиссу и всегда найдется тот или иной конституционный механизм, который позволит преодолеть любую трудность». Швейцария представляет собой «веками складывавшуюся территориальную общность, которой удалось избежать централизации, столь характерной для новой истории. Этот осколок Священной Римской империи сумел пережить и взлет и падение современного централизованного государства»12.
Из-за крайне децентрализованной структуры национальное правительство получает лишь около трети собираемых в стране налогов, остальное делится примерно поровну между 26 кантонами и приблизительно 2750 коммунами. Подобная ситуация способствует конкуренции между кантонами в снижении ставок налогов, что в свою очередь благоприятствует активизации внутренней офшорной политики: постоянное снижение налогов наряду с банковской тайной сегодня привлекает в страну ряд крупнейших корпораций мира. Уютный маленький кантон Цуг в условиях чрезвычайной секретности гостеприимно принял 27 тысяч корпораций – по одной на каждого четвертого жителя. В их числе такие сырьевые гиганты, как Glencore и Xstrata, и компания, ведущая строительство трубопровода, по которому в Европу будет поступать значительная часть российского газа. Кантон Цуг стал убежищем беглого финансиста Марка Рича (в 2001-м президент Клинтон помиловал его, что вызвало неоднозначную реакцию общественности) и приютом для многих знаменитостей, например бывшей звезды тенниса немца Бориса Беккера. Гигантские многонациональные корпорации неизмеримо превосходят кантоны по экономической мощи, что дает им огромные возможности оказывать влияние на местных законодателей. Компания Tyco Electronics Ltd, договорившись об особой ставке налогообложения, поменяла место регистрации с Бермудских островов на кантон Шаффхаузен; высокопоставленное должностное лицо компании объясняет: «Этот кантон так мал, что у вас есть любой доступ к его властям»13.
В государственной системе Швейцарии есть еще один механизм, благодаря которому финансовый капитал чувствует себя очень уверенно. Швейцарская политика основана на принципе согласия – сами швейцарцы обозначают его словом concordance. На практике это означает соглашение всех политических фракций, достигнутое в ходе переговоров. Правительством страны является Федеральный совет – коллективный орган, состоящий из семи человек, как правило, представителей разных партий. Однако члены Федерального совета всегда должны отстаивать только коллективную волю, ставя ее превыше партийных интересов. Любопытно отметить, что пикировка между правящими и оппозиционными кругами – столь обычная для демократических стран и играющая такими яркими красками на полотне их политической жизни – в Швейцарии обычно имеет приглушенные оттенки. В этой стране политикам не позволяют доводить свои разногласия до серьезного обострения. И хотя социалистическая партия издавна выступает против банковской тайны, партийные лидеры, члены Федерального совета, должны не только поддерживать официальный курс, но и следовать ему.
В своих публичных выступлениях они вынуждены прибегать к довольно уклончивым оборотам, вроде «да… действительно… но…», и это весьма ослабляет оппозицию. Правда, в последние годы принцип согласия несколько нарушается из-за шумной правой Швейцарской народной партии, выступающей против иммиграции, но при этом энергично отстаивающей банковскую тайну.
Из всего сказанного понятно, что представители финансового капитала могут не опасаться: швейцарцы не станут раскачивать лодку. Более того, система политической власти создает еще один уровень надежности. Швейцарские коммуны, возникшие из объединений свободных крестьян и городских жителей, обладают, как объясняет Стейнберг, «той любопытной устойчивостью, которая есть у куклы-неваляшки – сколько бы ребенок ни наклонял ее, она всегда принимает вертикальное положение. Центр тяжести в коммунах всегда находится внизу, поэтому социально-политический строй страны всегда находится в состоянии устойчивого равновесия». Кроме того, Швейцария, из-за горного рельефа, дробящего ее экономическую структуру, никогда не отличалась сильным рабочим движением. Например, ткацкие предприятия располагались по берегам горных рек, энергия которых приводила в движение машины, а это означало, что текстильная промышленность состояла из множества разрозненных мелких фабрик. Рассеивание рабочей силы затрудняло становление рабочего класса, обладающего самосознанием и готовностью с боем отстаивать свои права14. И указанные выше особенности, и способность системы нейтрализовывать возможные конфликты помогают объяснить, почему швейцарское общество, в отличие от остальных развитых стран, продолжает мириться с одним из самых неравных распределений богатства. Никакая народная революция в обозримом будущем Швейцарии не грозит. А это как раз то, что приходится по вкусу финансистам всего мира.
Городского совета». Но истинный расцвет банковская секретность обрела в XIX веке, когда швейцарская элита стала мечтать об империи.
В период с 1860 по 1870 год ряд мелких государств, находившихся к югу от Швейцарии, вошли в состав объединенной Италии. Нечто похожее произошло и к северу от Швейцарии, где в 1871 году появилась единая Германия. В это же время европейские державы боролись за заморские колонии. За стремительным расширением Британской империи последовала колониальная экспансия Франции, Германии, Бельгии, Нидерландов и Италии. Но у Швейцарии не было выхода к морю, поэтому о создании собственной колониальной империи не могло быть и речи. Швейцарская промышленная и банковская элита разрабатывала планы либо с помощью армии захватить выход к морю, либо в результате переговоров получить доступ к порту города Генуи. Был даже план приобретения Мадагаскара у Франции. Себастьен Жийо пишет:
Швейцарцы уже обнаружили все преимущества невмешательства: во время Тридцатилетней войны (1618–1648) – одной из самых опустошительных войн в истории Европы – торговля шла как никогда успешно, а уровень жизни в их стране никогда не был так высок. По словам Джонатана Стейнберга, именно тогда «швейцарцы начали связывать нейтралитет с прибылью, добродетелью и здравым смыслом»15. Банкиры кантонов, которые потом образовали современную Швейцарию, в XVIII веке проявляли высокую активность по всей Европе. Его императорское величество в Вене, короли Франции и Англии, мелкие германские князья и главы французских муниципалитетов – все были в долгу у швейцарских банкиров. «От Банка Англии до Ост-Индской компании не существовало практически ни одного инструмента коллективного капиталовложения, к которому не были бы причастны власти швейцарских кантонов», – писал швейцарский историк Жюль Ландсманн16.
Швейцарские прибыли многократно возросли во время Франко-прусской войны (1870–1871)17. Жийо пишет: «Именно так и задумала швейцарская буржуазия: “В этом – наше будущее; мы будем играть на противоречиях между европейскими державами; нейтралитет станет нашем щитом, а промышленность и финансы – нашим оружием”». Еще больше прибыли принесла Первая мировая война, и элита швейцарской буржуазии начала мечтать о своей стране как о великом мировом центре финансового капитала. Кроме того, большую роль сыграл еще один фактор: европейские страны, чтобы оплачивать свои военные расходы, начали повышать налоги. Например, подоходный налог во Франции ввели только в 1914 году, а к 1925-му его предельная ставка уже составляла 90 %18. По мере роста налогов богатые граждане стали искать возможность избежать налогообложения – и их выбор пал на старую добрую Швейцарию с ее нейтралитетом. Но даже Первая мировая так не обогатила швейцарскую буржуазию, как приход к власти Адольфа Гитлера.
В один прекрасный день в октябре 1966 года комитету сената США, расследовавшему деятельность швейцарских банков во время Холокоста, дала показания маленькая морщинистая женщина по имени Эстель Сапир. В последний раз она видела своего отца через колючую проволоку лагеря на юге Франции, вскоре его отправили на смерть в один из концентрационных лагерей в Польше. Но перед смертью отец успел подробно объяснить, где помещены его активы. После войны Эстель посетила несколько английских и французских банков, и их сотрудники без всякой суеты или недовольства, по ее просьбе, проверили счета и сняли с них деньги. Затем Эстель рассказала сенаторам, что случилось, когда она отправилась в Швейцарию с найденным в бумагах отца бланком о размещении депозита. Расписка была датирована 1938 годом, банк назывался Credit Suisse.
Для многих швейцарцев Вторая мировая война была временем сопротивления и героизма – и это придавало особое значение «швейцарской исключительности». Зажатая между фашистской Италией с юга и гитлеровской Германией с севера, отважная маленькая Швейцария оставалась свободной, но одинокой. Генерал Анри Гизан, командующий швейцарской армией, 25 июля 1940 года мобилизовал весь офицерский корпус и дал обещание защищать страну. Гизан отдал приказ о стратегической передислокации: армия снималась с обороны границ страны и перебрасывалась в район хребтов и горных массивов Альп. Гитлеровские войска могли захватить Цюрих, Женеву или Люцерн, лежавшие в низинах, но им пришлось бы изрядно помучиться при попытке овладеть самой лучшей из укрепленных позиций, какие были у Швейцарии в ее неприступных горах. Швейцария, говорил Гизан, будет сражаться до конца. И это был звездный час швейцарской армии. Но за геройской историей кроется другая, менее благородная. Первая часть ее имеет отношение к швейцарским банкам. Но обнаруживается и нечто другое, менее известное.
У Швейцарии издавна была конституционная обязанность предоставлять убежище политическим беженцам. И вдруг в апреле 1933 года, всего через несколько недель после прихода Гитлера к власти, принимается новый закон, на основании которого евреи автоматически лишались права на предоставление убежища, поскольку фактически они являются не политическими беженцами, а людьми, бежавшими по причинам расового преследования. «Мы должны защищаться со всей силой и, если необходимо, безжалостно отказывать в иммиграции евреям-иностранцам, особенно с востока», – сказал Генрих Ротмунд, начальник федеральной полиции Швейцарии. Ротмунд даже потребовал от Германии в 1938 году, чтобы в гестапо ставили в паспортах евреев штамп с большой красной буквой «J»[12], дабы облегчить процесс их распознавания на пропускных пунктах19. Ради справедливости надо заметить, что это было не желанием швейцарского народа, а решением руководителей страны. Напротив, рядовые швейцарцы радушно принимали иммигрантов-евреев и вставали на их защиту, громко протестуя против жестокого обращения с беженцами.
Согласно многим свидетельствам, большинство граждан Швейцарии показали себя противниками нацизма 20.
С началом войны в 1939 году Швейцария ужесточила ограничения на въезд; более того – из страны были насильственно высланы многие евреи, которые, спасаясь от нацистов, сумели пробраться в Швейцарию горными дорогами. Швейцарских евреев власти обязали платить за каждого нового еврейского беженца и заботиться о всех вновь прибывших. «Перед тем как предоставить право искать убежище на территории Швейцарской Конфедерации, беженцев подвергают строгим допросам, – сообщала одна швейцарская газета. – Люди с большим состоянием пользуются правом убежища без допросов»21. Как объясняли швейцарские чиновники, «политика невмешательства» означает только военный нейтралитет. А по словам президента Швейцарской Конфедерации, экономический нейтралитет – «неизвестный юриспруденции термин». Наконец, в 1942 году Швейцария фактически закрыла свои границы для искавших спасения евреев22. Том Бауэр, автор книги «Blood Money: the Swiss, the Nazis, and the Looted Billions» («Кровавые деньги: швейцарцы, нацисты и украденные миллиарды») пишет, что евреи, попавшие в Швейцарию легально, были «теми немногочисленными счастливцами, которые сотрудничали со швейцарцами, позволяя им наживаться на своем несчастье». Например, один немецкий еврей-бизнесмен получил гарантированную визу на въезд в Швейцарию, когда продал за одну марку свою обувную фабрику в Берлине швейцарской компании.
Еще в начале войны крупные немецкие корпорации и очень состоятельные частные лица стали накапливать средства в Швейцарии, чтобы в случае возможного поражения Германии создать новый, Четвертый рейх 23. Министерство экономики Германии в сентябре 1939 года создало особый отдел контроля над валютным обменом – по сути для сокрытия немецкой собственности за рубежом, особо пристальное внимание уделялось, конечно, Швейцарии. Ведущие немецкие корпорации, прежде всего производители вооружений и химический гигант IG Farben, поставлявший отравляющий газ в нацистские лагеря смерти, наняли швейцарцев в попечители и управляющие для организации тайной юридической структуры собственности24. Швейцарские агенты Германа Геринга, Йозефа Геббельса, Йоахима фон Риббентропа и самого Гитлера помогали хранить множество ценностей, золото и произведения искусства из разграбленных нацистами европейских галерей и частных коллекций. В записке, подготовленной Государственным департаментом США на основе захваченных немецких документов, в общих чертах описаны схемы, хорошо знакомые современным специалистам по офшорам: фальшивые счета-фактуры, подставные компании, тайные хранения, отложенные платежи по фальшивым контрактам и тому подобное. Высокопоставленный бернский банкир признался одному британскому дипломату в 1941 году, что «во всех странах нацистского блока каждый крупный член правящих группировок имеет средства в Швейцарии»25. Гитлер так и не вторгся в Швейцарию; по одной версии, принадлежавшей высокопоставленному нацистскому чиновнику, потому, что эта страна представляла для него слишком «неудобоваримый кусок»26; по другой, по словам одного бернского юриста, – Швейцария и крохотный соседний Лихтенштейн, служили ему «сейфами»27.
Принято считать, что Швейцария ввела режим банковской тайны, чтобы защитить деньги немецких евреев от нацистовВсе, происходившее далее, является для нас крайне важным. Сегодня распространена версия, будто Швейцария ввела режим банковской тайны, дабы защитить деньги немецких евреев от нацистов. Этот миф восходит к одному из документов, опубликованных в 1966 году в бюллетене банка Schweizerische Kreditanstalt (ныне банк называется Credit Suisse)6. С тех пор швейцарские банкиры используют его с максимальным эффектом. Американские представители, которые в то время вели переговоры со Швейцарией о новом налоговом соглашении, предъявили официальную претензию, что им слишком часто приходится выслушивать лекции о банковской тайне, якобы введенной ради защиты еврейских денег. Именно эта история получила официальное одобрение правительства Швейцарии, что и было зафиксировано в марте 1970 года в докладе Федерального совета7. Эта же версия поддержана в сенсационной публикации бывшего редактора одной женевской газеты; в книге изложен миф об агентах гестапо, проникших в Швейцарию, чтобы разузнать банковские реквизиты принадлежавших евреям счетов8. Проблема ситуации заключается в том, что вся эта история – сплошная ложь. Во время Великой депрессии в Швейцарии возникло протестное движение фермеров и рабочих, в 1931 году громко потребовавших усилить контроль над деятельностью банков. Возникла опасность проверки федеральными органами дотоле строго закрытой финансовой сферы, а значит – реальная угроза утечки банковских секретов. В ответ швейцарские банкиры не только настоятельно, но даже свирепо потребовали принятия нового закона, который приравнял бы нарушение банковской тайны к уголовному преступлению. Весьма влиятельная правая ежедневная газета Neue Zurcher Zeitung развернула в августе 1931 года кампанию острой критики государственного надзора за банками; а в феврале 1932 года ведущие банкиры представили правительству законопроект, в одной статье которого нарушение банковской тайны считалось преступлением. Однако настоящую активность правительство начало проявлять только после скандала, разразившегося в октябре 1932 года во Франции. В Швейцарии было разработано новое законодательство о банках, официальный проект которого подготовили в феврале 1933 года – за восемнадцать дней до прихода Гитлера к власти, то есть задолго до того, как он консолидировал власть и сумел установить полный контроль над всеми разведывательными службами Германии. В законе, окончательно принятом в 1934 году, формулировка статьи об обязательстве банка о неразглашении дел клиентов практически не подверглась никаким изменениям. Впервые именно в Швейцарии разглашение банковской тайны стало уголовным преступлением, караемым штрафом и тюремным заключением 9. В Германии смертная казнь за владение незадекларированными в Третьем рейхе счетами в заграничных банках была введена только в 1936 году. Даже в ассоциации швейцарских банков не располагают документальными свидетельствами той деятельности, которую якобы вели проникшие в Швейцарию агенты гестапо с целью сбора информации о деньгах немецких евреев.
Хотя сюжет о банковской тайне, возникшей из-за участия швейцарских банкиров в судьбе немецких евреев, оказался мифическим, многие считают его историческим фактом. Эта история, писал финансовый журналист Николас Фейс, «…снабдила сплачивающей идеей швейцарцев, вечно находящихся под прицелом критики; она вложила им в руки знамя нравственности, которым так удобно прикрываться, если вас обвиняют в укрывательстве преступников всех подданств и национальностей». Историю о защите еврейских денег неоднократно использовали, когда в 2008 году американское правительство начало расследование деятельности в США швейцарского банка UBS, помогавшего богатым американским клиентам уходить от налогов. «Швейцарские законы о банковской тайне, – отмечала в 2009 году газета Financial Times, – были приняты в 1934 году отчасти для защиты от нацистов немецких евреев и профсоюзных деятелей».
Сохранение секретности в Швейцарии имеет очень древние и глубокие корни. «Надо полагать, Швейцария является старейшей и самой мощной налоговой гаванью, – объясняет Себастьен Жийо, профессор истории экономики университета Лозанны. – Каймановы и Багамские острова – всего лишь отростки Лондона, не обладающие настоящей автономией. Другое дело Швейцария – она не просто сейф для богатых американцев. Швейцария стала налоговой гаванью в силу мощных вековых традиций, существующих уже семь столетий и связанных с политикой тридцати или сорока семей. Если вы принадлежите к одному из этих кланов, у вас в руках весь мир. Причем их влияние не зависит от финансового состояния»10.
У швейцарцев есть собственный миф об основании их страны – столь же для них значимый, как и «бостонское чаепитие» для американцев. Это сказание XIV века о Вильгельме Телле. Любой школьник знает, что Телль нанес оскорбление императорскому сборщику налогов и в наказание должен был сбить стрелой яблоко, поставленное на голову собственного сына. Легенда об отважном горце-лучнике, не признававшем власти австрийского императора, отображает идеальный образ Швейцарии, сложившийся у самих швейцарцев, – образ гордой высокогорной страны. Этот образ прекрасно соответствует такому исконно швейцарскому понятию, как Sonderfall, – представлению о том, что Швейцария занимает в мире более чем особое, более чем высокое место11.
Исторически швейцарцы веками организовывались в большие общины горцев, полагающихся только на собственные силы, что делало невозможным установление в стране власти иноземных захватчиков. Как страна Швейцария была создана из отдельных, самостоятельных, слабо связанных между собой административных единиц, разъединенных глубокими горными ущельями. В стране насчитывается четыре языковые группы. Германоговорящее большинство проживает на территории вокруг Цюриха, на востоке и в центре страны. Франкоговорящее меньшинство сосредоточено вокруг Женевы на западе страны. Еще меньшую группу составляет италоговорящее население, компактно проживающее вокруг Лугано на юге страны. Совсем маленькую ретороманскую группу представляют швейцарцы, населяющие одну долину на юго-востоке и говорящие на архаическом романшском языке. Однако надо понимать, что подобное лингвистическое членение Швейцарии очень приблизительно: прежде всего оно не совпадает с этническо-административными границами между кантонами и общинами; далеко не всегда соответствует конфессиональным различиям, существующим между протестантами и католиками; и совсем не отражает идеологических разногласий.
Обычно из-за такого этнического, языкового и культурного многообразия возникают сложнейшие проблемы, но швейцарцы научились их обходить. Во-первых, при помощи специфической внешней политики – они сохраняют нейтралитет во всех внешних конфликтах. Например, присоединение к Франции или Германии во время войн между этими странами могло столкнуть франкоязычное население с германоязычным и привести к гражданской войне. В Швейцарии традиции нейтралитета очень давние, но формально они были признаны только в 1815 году на Венском конгрессе, когда европейские державы гарантировали ей «вечный нейтралитет». Во-вторых, для преодоления внутренних разногласий швейцарцы используют продуманную политическую систему предельной децентрализации власти. При всей сложности и даже запутанности своих государственных структур, Швейцария является страной прямой демократии, а ее территориально-административные единицы обладают большими полномочиями. Все конституционные вопросы решаются исключительно при помощи референдумов – их проводят так часто, что швейцарскому правительству всегда удается опережать на шаг назревающее в обществе недовольство. Швейцарцы, как объясняет историк из Кембриджа Джонатан Стейнберг, «верят, что всегда можно прибегнуть к политическому компромиссу и всегда найдется тот или иной конституционный механизм, который позволит преодолеть любую трудность». Швейцария представляет собой «веками складывавшуюся территориальную общность, которой удалось избежать централизации, столь характерной для новой истории. Этот осколок Священной Римской империи сумел пережить и взлет и падение современного централизованного государства»12.
Из-за крайне децентрализованной структуры национальное правительство получает лишь около трети собираемых в стране налогов, остальное делится примерно поровну между 26 кантонами и приблизительно 2750 коммунами. Подобная ситуация способствует конкуренции между кантонами в снижении ставок налогов, что в свою очередь благоприятствует активизации внутренней офшорной политики: постоянное снижение налогов наряду с банковской тайной сегодня привлекает в страну ряд крупнейших корпораций мира. Уютный маленький кантон Цуг в условиях чрезвычайной секретности гостеприимно принял 27 тысяч корпораций – по одной на каждого четвертого жителя. В их числе такие сырьевые гиганты, как Glencore и Xstrata, и компания, ведущая строительство трубопровода, по которому в Европу будет поступать значительная часть российского газа. Кантон Цуг стал убежищем беглого финансиста Марка Рича (в 2001-м президент Клинтон помиловал его, что вызвало неоднозначную реакцию общественности) и приютом для многих знаменитостей, например бывшей звезды тенниса немца Бориса Беккера. Гигантские многонациональные корпорации неизмеримо превосходят кантоны по экономической мощи, что дает им огромные возможности оказывать влияние на местных законодателей. Компания Tyco Electronics Ltd, договорившись об особой ставке налогообложения, поменяла место регистрации с Бермудских островов на кантон Шаффхаузен; высокопоставленное должностное лицо компании объясняет: «Этот кантон так мал, что у вас есть любой доступ к его властям»13.
В государственной системе Швейцарии есть еще один механизм, благодаря которому финансовый капитал чувствует себя очень уверенно. Швейцарская политика основана на принципе согласия – сами швейцарцы обозначают его словом concordance. На практике это означает соглашение всех политических фракций, достигнутое в ходе переговоров. Правительством страны является Федеральный совет – коллективный орган, состоящий из семи человек, как правило, представителей разных партий. Однако члены Федерального совета всегда должны отстаивать только коллективную волю, ставя ее превыше партийных интересов. Любопытно отметить, что пикировка между правящими и оппозиционными кругами – столь обычная для демократических стран и играющая такими яркими красками на полотне их политической жизни – в Швейцарии обычно имеет приглушенные оттенки. В этой стране политикам не позволяют доводить свои разногласия до серьезного обострения. И хотя социалистическая партия издавна выступает против банковской тайны, партийные лидеры, члены Федерального совета, должны не только поддерживать официальный курс, но и следовать ему.
В своих публичных выступлениях они вынуждены прибегать к довольно уклончивым оборотам, вроде «да… действительно… но…», и это весьма ослабляет оппозицию. Правда, в последние годы принцип согласия несколько нарушается из-за шумной правой Швейцарской народной партии, выступающей против иммиграции, но при этом энергично отстаивающей банковскую тайну.
Из всего сказанного понятно, что представители финансового капитала могут не опасаться: швейцарцы не станут раскачивать лодку. Более того, система политической власти создает еще один уровень надежности. Швейцарские коммуны, возникшие из объединений свободных крестьян и городских жителей, обладают, как объясняет Стейнберг, «той любопытной устойчивостью, которая есть у куклы-неваляшки – сколько бы ребенок ни наклонял ее, она всегда принимает вертикальное положение. Центр тяжести в коммунах всегда находится внизу, поэтому социально-политический строй страны всегда находится в состоянии устойчивого равновесия». Кроме того, Швейцария, из-за горного рельефа, дробящего ее экономическую структуру, никогда не отличалась сильным рабочим движением. Например, ткацкие предприятия располагались по берегам горных рек, энергия которых приводила в движение машины, а это означало, что текстильная промышленность состояла из множества разрозненных мелких фабрик. Рассеивание рабочей силы затрудняло становление рабочего класса, обладающего самосознанием и готовностью с боем отстаивать свои права14. И указанные выше особенности, и способность системы нейтрализовывать возможные конфликты помогают объяснить, почему швейцарское общество, в отличие от остальных развитых стран, продолжает мириться с одним из самых неравных распределений богатства. Никакая народная революция в обозримом будущем Швейцарии не грозит. А это как раз то, что приходится по вкусу финансистам всего мира.
Представители финансового капитала могут не опасаться: швейцарцы не станут раскачивать лодкуВ Швейцарии веками умели хранить финансовые тайны. Короли Франции высоко ценили благоразумное молчание женевских банкиров. Если обнаружилось бы, что короли-католики берут взаймы у протестантов-еретиков, это стало бы катастрофой для французской короны. Великий совет кантона Женева в 1713 году (в те времена Женева была независимым городом-государством) постановил, что банкирам «запрещается разглашать такую информацию кому-либо, за исключением самого клиента или случаев, когда на разглашение такой информации дано явно выраженное согласие
Городского совета». Но истинный расцвет банковская секретность обрела в XIX веке, когда швейцарская элита стала мечтать об империи.
В период с 1860 по 1870 год ряд мелких государств, находившихся к югу от Швейцарии, вошли в состав объединенной Италии. Нечто похожее произошло и к северу от Швейцарии, где в 1871 году появилась единая Германия. В это же время европейские державы боролись за заморские колонии. За стремительным расширением Британской империи последовала колониальная экспансия Франции, Германии, Бельгии, Нидерландов и Италии. Но у Швейцарии не было выхода к морю, поэтому о создании собственной колониальной империи не могло быть и речи. Швейцарская промышленная и банковская элита разрабатывала планы либо с помощью армии захватить выход к морю, либо в результате переговоров получить доступ к порту города Генуи. Был даже план приобретения Мадагаскара у Франции. Себастьен Жийо пишет:
Итак, вы – швейцарская буржуазия, и у вас есть проблема.И тогда швейцарская буржуазия начала готовить принципиально иной путь, к этому времени уже наполовину сформировавшийся: она все поставила на свою политику нейтралитета. Вы третья сторона, соблюдающая принцип невмешательства во время чужих войн, – на этом можно делать огромные деньги. Вы вольны по-прежнему иметь деловые отношения с каждой из воюющих держав, вы пользующийся доверием и никому не угрожающий посредник. Из этого положения можно извлекать большую прибыль. «Если какой-нибудь немец хотел заниматься коммерцией во Франции (или наоборот), – пишет Жийо, – он делал это через Швейцарию, которая обеспечивала маскировку и предоставляла скрытые компании для завершения сделок. Таким образом коммерсанты защищали не только свои грузы, но и покупали собственное спокойствие: они могли перевозить в Швейцарию семьи и не опасаться за жизнь жен и детей». Однако не только это способствовало притоку капитала в Швейцарию. По мере того как враждующие страны погружались в экономический хаос, естественно, деньги устремлялись в мирные нейтральные страны, валюты которых оставались сильными и даже укреплялись вследствие притока иностранного капитала.
У большинства конкурировавших со Швейцарией крупных буржуазных стран, особенно у Германии [и Франции], довольно быстро появились огромные армии; в процессе колониальной и империалистической гонки буржуазия начала делить мир. Швейцария оказалась окруженной именно такими державами, у которых было все: и колониальные империи, и доступ к сырью, и военно-морской флот, и торговля, и многое другое. А что было у Швейцарии? Что оставалось делать швейцарцам? Этим гордым швейцарским буржуа с многовековой историей? У них ведь не могло быть империи.
Швейцарцы уже обнаружили все преимущества невмешательства: во время Тридцатилетней войны (1618–1648) – одной из самых опустошительных войн в истории Европы – торговля шла как никогда успешно, а уровень жизни в их стране никогда не был так высок. По словам Джонатана Стейнберга, именно тогда «швейцарцы начали связывать нейтралитет с прибылью, добродетелью и здравым смыслом»15. Банкиры кантонов, которые потом образовали современную Швейцарию, в XVIII веке проявляли высокую активность по всей Европе. Его императорское величество в Вене, короли Франции и Англии, мелкие германские князья и главы французских муниципалитетов – все были в долгу у швейцарских банкиров. «От Банка Англии до Ост-Индской компании не существовало практически ни одного инструмента коллективного капиталовложения, к которому не были бы причастны власти швейцарских кантонов», – писал швейцарский историк Жюль Ландсманн16.
Швейцарские прибыли многократно возросли во время Франко-прусской войны (1870–1871)17. Жийо пишет: «Именно так и задумала швейцарская буржуазия: “В этом – наше будущее; мы будем играть на противоречиях между европейскими державами; нейтралитет станет нашем щитом, а промышленность и финансы – нашим оружием”». Еще больше прибыли принесла Первая мировая война, и элита швейцарской буржуазии начала мечтать о своей стране как о великом мировом центре финансового капитала. Кроме того, большую роль сыграл еще один фактор: европейские страны, чтобы оплачивать свои военные расходы, начали повышать налоги. Например, подоходный налог во Франции ввели только в 1914 году, а к 1925-му его предельная ставка уже составляла 90 %18. По мере роста налогов богатые граждане стали искать возможность избежать налогообложения – и их выбор пал на старую добрую Швейцарию с ее нейтралитетом. Но даже Первая мировая так не обогатила швейцарскую буржуазию, как приход к власти Адольфа Гитлера.
В один прекрасный день в октябре 1966 года комитету сената США, расследовавшему деятельность швейцарских банков во время Холокоста, дала показания маленькая морщинистая женщина по имени Эстель Сапир. В последний раз она видела своего отца через колючую проволоку лагеря на юге Франции, вскоре его отправили на смерть в один из концентрационных лагерей в Польше. Но перед смертью отец успел подробно объяснить, где помещены его активы. После войны Эстель посетила несколько английских и французских банков, и их сотрудники без всякой суеты или недовольства, по ее просьбе, проверили счета и сняли с них деньги. Затем Эстель рассказала сенаторам, что случилось, когда она отправилась в Швейцарию с найденным в бумагах отца бланком о размещении депозита. Расписка была датирована 1938 годом, банк назывался Credit Suisse.
Ко мне вышел молодой человек и спросил: «Покажите мне свидетельство о смерти вашего отца». Я ответила ему: «Откуда у меня такое свидетельство? За ним мне надо было бы обращаться к Гиммлеру, Гитлеру, Эйхману и Менгеле». Я расплакалась. Выбежала из банка на улицу. В тот же день я вернулась в банк, но так и не смогла успокоиться. Никогда больше я в Швейцарию не возвращалась. Никогда не возвращалась. Никогда.Эстель Сапир обращалась во многие отделения банка в других странах мира с 1946 по 1957 год, и двадцать раз Credit Suisse отклонял ее просьбы о возврате ей отцовских денег.
Для многих швейцарцев Вторая мировая война была временем сопротивления и героизма – и это придавало особое значение «швейцарской исключительности». Зажатая между фашистской Италией с юга и гитлеровской Германией с севера, отважная маленькая Швейцария оставалась свободной, но одинокой. Генерал Анри Гизан, командующий швейцарской армией, 25 июля 1940 года мобилизовал весь офицерский корпус и дал обещание защищать страну. Гизан отдал приказ о стратегической передислокации: армия снималась с обороны границ страны и перебрасывалась в район хребтов и горных массивов Альп. Гитлеровские войска могли захватить Цюрих, Женеву или Люцерн, лежавшие в низинах, но им пришлось бы изрядно помучиться при попытке овладеть самой лучшей из укрепленных позиций, какие были у Швейцарии в ее неприступных горах. Швейцария, говорил Гизан, будет сражаться до конца. И это был звездный час швейцарской армии. Но за геройской историей кроется другая, менее благородная. Первая часть ее имеет отношение к швейцарским банкам. Но обнаруживается и нечто другое, менее известное.
У Швейцарии издавна была конституционная обязанность предоставлять убежище политическим беженцам. И вдруг в апреле 1933 года, всего через несколько недель после прихода Гитлера к власти, принимается новый закон, на основании которого евреи автоматически лишались права на предоставление убежища, поскольку фактически они являются не политическими беженцами, а людьми, бежавшими по причинам расового преследования. «Мы должны защищаться со всей силой и, если необходимо, безжалостно отказывать в иммиграции евреям-иностранцам, особенно с востока», – сказал Генрих Ротмунд, начальник федеральной полиции Швейцарии. Ротмунд даже потребовал от Германии в 1938 году, чтобы в гестапо ставили в паспортах евреев штамп с большой красной буквой «J»[12], дабы облегчить процесс их распознавания на пропускных пунктах19. Ради справедливости надо заметить, что это было не желанием швейцарского народа, а решением руководителей страны. Напротив, рядовые швейцарцы радушно принимали иммигрантов-евреев и вставали на их защиту, громко протестуя против жестокого обращения с беженцами.
Согласно многим свидетельствам, большинство граждан Швейцарии показали себя противниками нацизма 20.
С началом войны в 1939 году Швейцария ужесточила ограничения на въезд; более того – из страны были насильственно высланы многие евреи, которые, спасаясь от нацистов, сумели пробраться в Швейцарию горными дорогами. Швейцарских евреев власти обязали платить за каждого нового еврейского беженца и заботиться о всех вновь прибывших. «Перед тем как предоставить право искать убежище на территории Швейцарской Конфедерации, беженцев подвергают строгим допросам, – сообщала одна швейцарская газета. – Люди с большим состоянием пользуются правом убежища без допросов»21. Как объясняли швейцарские чиновники, «политика невмешательства» означает только военный нейтралитет. А по словам президента Швейцарской Конфедерации, экономический нейтралитет – «неизвестный юриспруденции термин». Наконец, в 1942 году Швейцария фактически закрыла свои границы для искавших спасения евреев22. Том Бауэр, автор книги «Blood Money: the Swiss, the Nazis, and the Looted Billions» («Кровавые деньги: швейцарцы, нацисты и украденные миллиарды») пишет, что евреи, попавшие в Швейцарию легально, были «теми немногочисленными счастливцами, которые сотрудничали со швейцарцами, позволяя им наживаться на своем несчастье». Например, один немецкий еврей-бизнесмен получил гарантированную визу на въезд в Швейцарию, когда продал за одну марку свою обувную фабрику в Берлине швейцарской компании.
Еще в начале войны крупные немецкие корпорации и очень состоятельные частные лица стали накапливать средства в Швейцарии, чтобы в случае возможного поражения Германии создать новый, Четвертый рейх 23. Министерство экономики Германии в сентябре 1939 года создало особый отдел контроля над валютным обменом – по сути для сокрытия немецкой собственности за рубежом, особо пристальное внимание уделялось, конечно, Швейцарии. Ведущие немецкие корпорации, прежде всего производители вооружений и химический гигант IG Farben, поставлявший отравляющий газ в нацистские лагеря смерти, наняли швейцарцев в попечители и управляющие для организации тайной юридической структуры собственности24. Швейцарские агенты Германа Геринга, Йозефа Геббельса, Йоахима фон Риббентропа и самого Гитлера помогали хранить множество ценностей, золото и произведения искусства из разграбленных нацистами европейских галерей и частных коллекций. В записке, подготовленной Государственным департаментом США на основе захваченных немецких документов, в общих чертах описаны схемы, хорошо знакомые современным специалистам по офшорам: фальшивые счета-фактуры, подставные компании, тайные хранения, отложенные платежи по фальшивым контрактам и тому подобное. Высокопоставленный бернский банкир признался одному британскому дипломату в 1941 году, что «во всех странах нацистского блока каждый крупный член правящих группировок имеет средства в Швейцарии»25. Гитлер так и не вторгся в Швейцарию; по одной версии, принадлежавшей высокопоставленному нацистскому чиновнику, потому, что эта страна представляла для него слишком «неудобоваримый кусок»26; по другой, по словам одного бернского юриста, – Швейцария и крохотный соседний Лихтенштейн, служили ему «сейфами»27.