Страница:
Он дошел до дома № 6, со скучающим видом посмотрел по сторонам и, неторопливо войдя в подъезд, начал подниматься по парадной лестнице. На площадке третьего этажа он остановился. Нажав кнопку электрического звонка, пан Казимир ждал. Через некоторое время дверь распахнулась. Майор ожидал увидеть горничную или лакея. Но перед ним явно стоял сам хозяин. Еще молодой, но уже начинающий полнеть мужчина с пышными великопольскими усами, одетый в домашнюю куртку с бранденбурами.
– Пан Игнаций Мышлаевский? – Дембицкий слегка поклонился.
– Да. С кем имею честь?.. – хозяин гордо вскинул голову.
– Дембицкий. Из Варшавы.
– Прошу… – Мышлаевский сделал широкий приглашающий жест и еще в передней поинтересовался: – Я слышал, пан нумизмат?
– Разумеется.
Пан Казимир достал из портмоне монетку и отдал хозяину. Тот внимательно рассмотрел ее и только теперь вытянулся в струнку.
– С прибытием пан…
– Майор, – закончил Дембицкий и спросил. – Куда?
Мышлаевский провел гостя через всю квартиру в комнату с большим угловым окном, выходившим сразу на две стены. Напротив одной стороны окна полыхал богато украшенный изразцами камин, а против другой стоял диван, покрытый свисающим со стены ковром, на котором висела целая коллекция старинного оружия. Оценив ее по достоинству, пан Казимир скользнул взглядом по корешкам фолиантов, прятавшихся за стеклами стоявшего тут же книжного шкафа, по придвинутым к камину двум новомодным креслам с подлокотниками в виде танковых гусениц и обратил внимание на скромный литографический плакат, висевший чуть сбоку камина. Майор подошел ближе и наклонился.
– «Чудо на Висле», – вслух прочитал надпись пан Казимир и повернулся к хозяину. – Как я понимаю, этот плакат здесь не случайно?
– Да. – Мышлаевский улыбнулся. – Мои знакомые уверяют меня, что я похож на того гарцежа[10].
– Но вы были в том бою?
– Конечно.
– Еще гимназистом?
– Так, пан майор.
– Ну а теперь вы пан, поручник…. – Пан Казимир в упор посмотрел на Мышлаевского. – Да, кто еще в квартире?
– Никого. Я сам. Не люблю, знаете ли, в доме лишних людей.
– Ну тогда к делу. – Пан Казимир шагнул к креслу. – Вы позволите?
– Конечно, конечно, – спохватился Мышлаевский. – Пусть пан майор чувствует себя как дома.
– Ну если так… – Пан Казимир сел, подтянул ближе второе кресло и непринужденно протянул руки к огню. – Садитесь рядышком, пан поручник, и, ради бога, извините, с самого детства неравнодушен к каминам…
– Понимаю… – Мышлаевский несколько церемонно опустился в кресло. – Я, знаете ли, стою за старинный польский чин…
– Как и все мы… – На какой-то момент пан Казимир ушел в себя, но сразу встряхнулся. – Вы, конечно, о Гжельском слышали?
– Постольку-поскольку…
– Мне тоже известно мало. Ведет дело следователь Вальчак. Вы его знаете?
– Слыхал. Говорят, дотошный.
– Такого и надо. Так вот, он убежден, что задержанный по этому делу Меланюк сам не стрелял, но каким-то боком причастен. Тут еще не все понятно. С одной стороны, вроде связан с коммунистами, с другой, член «Сильського господаря»…
– Националист? – оживился Мышлаевский. – ОУН?
– Не доказано… Этот Меланюк упорно твердит, что там в лесу охотники кабанов гоняют и, стало быть, стреляли из охотничьего карабина.
– Считаете, просто несчастный случай?
– Не исключаю… Тут либо снайпер, либо охотник… Но, считаю для охотника слишком неподходящее время. – Пан Казимир на какое-то время задумался и только потом высказал пожелание: – Вообще-то, неплохо было бы самим посмотреть…
– Никаких проблем. – Поручик сразу понял, что требуется. – У меня собственный автомобиль.
– О, даже так! – Пан Казимир улыбнулся. – Ну, тогда завтра утречком мы с вами едем осматривать эти кабаньи места…
Лестница кончилась, и, пребывая в самом лучшем настроении, майор очутился в холле. Портье, уже давно услыхавший шаги, выжидательно смотрел на него. Улыбаясь собственным мыслям, пан Казимир положил ключ на стойку. С легким полупоклоном портье перехватил ключ за бородку и, крутнув грушу в воздухе, изящно-небрежным жестом кинул его себе за спину. К удивлению майора, ключ проделал сальто в воздухе и с легким стуком вошел в бархатное гнездо под цифрой номера.
– Недурно, – пан Казимир одобрительно качнул головой. – А нельзя ли еще разок?
Портье с готовностью подхватил несколько ключей, разложил их на стойке и поднял палец.
– Пан может загадать число.
– Нет, нет… – отказался пан Казимир. – На усмотрение пана…
– Алле-гоп!
Рука портье начала описывать круги, и деревянные груши точно влетели каждая на свое место.
– Браво, браво… – Майор беззвучно зааплодировал. – Пан артист!
Портье благодарно поклонился, но тут с улицы долетел автомобильный гудок, и пан Казимир, сделав портье ручкой, вышел на улицу. Перед отелем его ждала роскошная «лянчия», возле которой топтался поручик Мышлаевский. Поздоровавшись, пан Казимир залез в кабину, и машина сразу же тронулась с места. Осваиваясь, пан Казимир некоторое время рассматривал внутреннее убранство салона и наконец восторженно цокнул языком:
– И где это пан раздобыл такой роскошный автомобиль?
– На Краковском предместье.
– Уж не в том ли магазине, что рядом с Генеральным штабом, вроде как напротив «Европейской»?
– Именно там.
– Да, богатая игрушка…
– Это еще что. – Мышлаевский рассмеялся и легко откинул среднюю подушку сиденья: – Смотрите!
В уютной кожаной раковине жемчужиной влажно поблескивал голубоватый фаянсовый унитаз. Пан Казимир громко, от души, рассмеялся.
– Скажите, поручик, а подешевле туалета там не имелось?
– Нет, – в тон ему ответил Мышлаевский и густо захохотал, довольный произведенным впечатлением.
Пока пан Казимир вместе со своим спутником весело обсуждали все мыслимые и немыслимые достоинства итальянки, «лянчия» миновала домишки предместья и, вырвавшись на дорогу, помчалась в сторону Чешских фольварков. На обочине замелькали голые кусты, и в разговоре сам собой наступил перерыв. Потом после довольно долгой паузы, Мышлаевский, поглядывая в окно, уже по-деловому заметил:
– Напрасно едем…
– Почему?
– За эти дни там все затоптали.
– Скорее всего так… – согласился майор и замолчал надолго.
Наконец, проскочив полтора десятка километров, «лянчия» останавливается возле сарая. Майор с Мышлаевским вышли, пан Казимир посмотрел на истоптанный сугроб и вздохнул:
– Не меньше, как стадо слонов прошлось…
Все-таки они оба вошли внутрь сарая, и пан Казимир, внимательно изучив все щели, сделал вывод:
– Нет, отсюда стрелять не могли.
– Зато сигнал дать могли, – возразил Мышлаевский.
– Само собой, – согласился майор и сказал: – Посмотрим дальше.
Они молча прошли вдоль еще кое-где видных следов лыжни и остановились возле покосившегося колышка.
– Здесь…
Пан Казимир, скептически рассматривая вдоль и поперек истоптанный косогор, поинтересовался:
– Скажите, поручик, по вашим представлениям, через сколько времени падает сраженный насмерть?
– Мне кажется, секунды три…
– Допустим… Тогда, скорость лыжника здесь была километров десять-пятнадцать, лыжи скользят по инерции…
– Около десяти метров… – Мышлаевский внимательно посмотрел на майора.
– Тогда пошли назад.
Отсчитав по ходу двенадцать шагов, пан Казимир решительно свернул на обочину. Мышлаевский порывался было идти за ним, но майор остановил его:
– Нет, нет, стойте, пожалуйста, на этом месте…
Пан Казимир начал подниматься на косогор, но, пройдя с десяток шагов, неожиданно выругался. Нагнувшись, он разгреб снег и увидел косо срубленный пенек. Дальше майор поднимался уже строго по прямой, держа в створе пенек и фигуру Мышлаевского.
Пройдя еще метров тридцать, майор обернулся и сделал несколько шагов влево, а потом вправо. Мышлаевский был виден только все в том же створе. Еще через несколько шагов майор наткнулся на толстое дерево с уходящей в сторону веткой. Увидев что-то похожее на следы, пан Казимир встал за ствол и совершенно неожиданно заметил на коре овальную вмятину с едва-едва заметным маслянистым блеском. Майор вздрогнул и впился в нее глазами. Вне всякого сомнения, это был след цевья карабина, резко подавшегося назад при отдаче…
Районовый был миловиден, розовощек и только обидно маленький рост заставлял его пускаться во все тяжкие, стараясь как-то затушевать этот природный недостаток. Однако пока радикально помогали только башмаки на двойной подметке да шапка, нарочито сдвигаемая на лоб. Кроме того, сохранять душевное равновесие помогал Лемику его давний кумир, фашистский диктатор Бенито Муссолини. По крайней мере, видя его в кинохронике или на иллюстрациях «Экспресса», районовый испытывал подспудное чувство удовлетворения.
Дождавшись наконец, когда из новой украинской гимназии, здание которой было через дом от «Модерна», начали выходить ученики, Лемик притворно вздохнул и не спеша пошел навстречу выбегавшим на улицу школярам.
Районовый прошел уже почти полквартала, когда его догнал Тарас Пилюк, учившийся в последнем выпускном классе. Высокий, по-юношески нескладный Пилюк постоянно сутулился, отчего его голова приходилась вровень с шапкой, тянувшегося в струнку Лемика. И то, что здоровило Пилюк не казался выше, наполняло душу районового некоторой доброжелательностью.
Проходя мимо витрины, Лемик покосился на стекло, еще раз уверился по отражению, что сегодня Пилюк тоже идет с ним вровень, и негромко спросил.
– Ну як, сколько наших адгерениів[11] в гимназии?
– В тих, що я певен, вже девьять… Файни хлопци, друже районовый.
– Дуже добре… Але не забувай – дискреция[12], дискреция и ще раз дискреція… Питання е?
– Е… Про Украину без контингентив. Кажуть, цього не може буты.
– Так, запамьятовуй… Держава може мати богато своїх прибуткив, зовсим не чипая селянина. Скажимо нефть, уголь та все такое. Основне завдання виховати сознательного, культурного хазяина-украинця на европейский взирець. Ты памьятаеш, друже Кобза, як вимальовуе наше майбутне «Сильський Календар»?
– А як же! – Пилюк энергично затряс головой. – «Просвита», коператива, наша украинська церква, впорядковане хозяйство…
– О, саме воно! – Лемик многозначительно поднял палец. – А тепер до дила, друже Кобза. – Ты з дому ехав, як я казав?
– Саме так, друже провидник.
– Добре… – Лемик осмотрелся и потянул Пилюка в ближайшую подворотню. – А ну дивись… Знаешь його?
Пилюк нагнулся, чтобы получше рассмотреть фотографию, которую Лемик не выпускал из рук.
– Та вроде бы…
– Мусив бачити. Он здешний. Имья Богдан Кальчук. Запамьятай.
– Запамьятав. – Пилюк выпрямился. – А навіщо?
– Завтра зайдеш до полиции и, як добропорядний громадянин, Пилюк Тарас, скажеш, що бачив його в лиси в то утро, як було вбито польского офицера.
– Як я его мог видеть?.. Когда? – недоуменно спросил Пилюк.
– Як з дому вертався, просто на дороге, ну рядом с лесничувкою.
– Але ж…
– Ты що, недовиру проводу виказуешь? – Лемик спрятал фото.
– Не, я просто хотив сказати, що я ж не один був. Со мной дядька за фурмана ехал…
– А-а-а…То друге дило. Не бойся. Дядька, твой теж пидтвердить. И кинь сумнив, я розумею, ти хочешь сказати, що той Богдан теж украинець. Просто тут кожен виконуе свою частку дила. Уразумив?
– Зрозумив… Але ж…
– Знову ти… – Лемик нахмурился. – В чим справа?
– Так, друже провидник, фото воно ж сире, а мене про колер спитають.
– Верне зауваження… Добре маракуеш…
Скрывая досаду за свой промах, Лемик поморщился и опять достал фотографию. На ней Кальчук, держа в руках ружье с оптическим прицелом, улыбался прямо в аппарат, горделиво поставив ногу на тушу только что убитого кабана.
– Дивись. Оце все сире, а от шарф такой себе яскраво-синий. А у гвера на оптичному прицили ободочки таки жовтави, латунні. А все инше как бы-то і не памьятаеш. Так даже краще.
Последнее замечание позволило Лемику показать свое превосходство, и он благожелательно улыбнулся.
– Ну як, дошло?
– Дийшло… Про гвинтивку теж казати?
– Звичайно.
– Все зрозумив, друже провідник…
– Витам пана… Мне передали, у вас есть интересные новости?
– Витам, витам… – На этот раз Зарембо вышел из-за стола и самолично усадил Дембицкого в кресло. – Да, действительно есть новости для пана литератора из Варшавы. Ведь пан литератор, не так ли?
– Конечно… – со значением ответил пан Казимир.
Приглашение застало его врасплох, но поскольку оно никак не противоречило планам, майор прибыл немедленно. Теперь, угнездившись в кресле, пан Казимир посмотрел на стол и только сейчас заметил хрустальную вазу с яблоками и мандаринами. Да, прошлый раз ничего подобного на столе не было…
Перехватив взгляд майора, Зарембо придвинул вазу с фруктами ближе и радушно предложил:
– Прошу вас… Угощайтесь!
Не чинясь, Дембицкий взял мандарин, осторожно снял мягкую, брызжущую душистым соком цедру, бросил очистки в пепельницу и, встав с кресла, отошел к окну. Отсюда, с высоты третьего этажа были видны непропорционально короткие фигуры пешеходов, сновавших по грязному зимнему тротуару, разномастье домов на противоположной стороне и снежно-белый квадрат солярия за прямым бетонным парапетом, среди красно-бурых черепичных кровель.
Пан Казимир положил в рот сочную дольку мандарина и посмотрел на хозяина кабинета.
– Ну, так что там у вас для пана литератора?
Зарембо вернулся за стол и сразу перешел на серьезный тон.
– Мы получили сведения, что в тот день в лесу был и некто Богдан Кальчук…
– Ну и что же тут необычного? – Майор отломил себе еще дольку.
– Ничего, если не считать, что вооружен он был карабином с оптическим прицелом.
– Ну-ну! – пан Казимир оживился.
– Вот и я так сказал себе… – Зарембо взял из вазы яблоко. – Спешить мы не стали, тем более что этот Кальчук и так попадал в зону проверки как знакомый Гжельского, правда, не напрямую…
– То есть?
– Как знакомый их общей знакомой пани Яновской, на которую и он, и пан Гжельский, по общему убеждению, имели виды.
– Так что… Выходит банальный треугольник?
– Ну, если берутся за карабин, не совсем банальный…
– А что этот пан Кальчук, этакий местный Отелло?
– Я бы не сказал, что он мавр, но, скажем, излишне нервный.
– И что… есть сложности? – удивился пан Казимир.
– Есть… Но как бы по вашей части…
– Слушаю.
– До некоторой степени я их вижу в том, что Гжельский поляк, а Кальчук украинец… К тому же сообщил нам о Кальчуке, причем добровольно, заметьте, выпускник украинской гимназии Тарас Пилюк…
– Ерунда, не усложняйте до такой степени… Как я понял, при таком раскладе никакой политикой и не пахнет… Осмелюсь дать совет. Я бы, на вашем месте, приказал арестовать этого типа и как следует допросить.
– Приказ уже отдан.
– Прекрасно. Скажу вам откровенно, пан Зарембо, у меня есть чем заняться, и чем скорей будет закончено это щекотливое дело, тем лучше.
Пан Казимир и Зарембо, весьма довольные друг другом, переглянулись, и Зарембо сообщил:
– Основная информация для вас подготовлена, и как только будет завершено дело Гжельского, я думаю, мы закончим.
– Чудесно! – пан Казимир потянулся за вторым мандарином. – Для моего доклада может иметь значение всего одна деталь. Прослеживается ли связь этих Пилюка и Кальчука с ОУН.
– Следователь Вальчак именно так и ориентирован… – На столе зазвонил телефон, и, не договорив, Зарембо взял трубку – Пардон… Слушаю, Зарембо…
На расстоянии пан Казимир не мог слышать доклада, но по тому, как внезапно исказилось лицо шефа полиции, понял, что произошло нечто экстраординарное. Дослушав сообщение, шеф «коменды» беззвучно положил трубку на рычаг, потом поднял глаза на майора и, увидев, что пан Казимр ждет, прерывисто сказал:
– Кальчук оказал сопротивление… Ранил полицейского. При попытке ареста застрелился…
– Ну что ж, это ваши заботы… – Пан Казимир в упор посмотрел на Зарембо. – Мне кажется, сейчас я вам буду только мешать.
– Да, да… – Зарембо не смог скрыть растерянности. – Не смею задерживать… Доктор Закржевский доложит все подробности…
– Не спешите. Если проскользнет нечто заслуживающее внимания, отметим в докладе. В любом случае это лишь эпизод…
Последняя фраза далась пану Казимиру с трудом. Он едва сдержал себя, чтобы не сорваться и не сказать прямо в кабинете всего, что он сейчас думал о пане Зарембо и его полиции. Позже, когда майор сбегал по лестнице злоба, душившая его, не позволяла взвесить все «за» и «против» создавшегося положения. И только выскочив на улицу, где прямо против подъезда уже стоял личный фаэтон пана Зарембо, запряженный парой вороных, перебиравших от нетерпения ногами, майор яростным шепотом выпалил прямо в лошадиную морду.
– Кретин… Фрукт!.. Полицейская харя!
Лошадь согласно взмахнула головой и пан Казимир, неожиданно для самого себя, рассмеялся. В конечном счете, все складывалось не так уж плохо. По крайней мере, за всей совокупностью незначительных улик уже обозначился круг необходимого поиска, в котором так неожиданно всплывшее имя Лидии Яновской пока стояло особняком. В любом случае сеть розыска следовало расширить, и, не откладывая дела в долгий ящик, пан Казимир пустился на поиски нужной ему забегаловки.
Пивная «У Менделя» представляла собой довольно невзрачное деревянное строение, одной стороной выпиравшее из общего ряда. Место пивной, с точки зрения коммерции, также оставляло желать лучшего, однако, судя по толпившемуся кругом народу, недостатка в посетителях тут не было.
Забираясь в «Шанхай», пан Казимир даже не подозревал, что очутится в столь людном месте, и сейчас, стоя в дверях и разглядывая битком набитое помещение, колебался. Майор уже собрался уйти, когда его остановил веселый голос, долетевший из-за густого дымного облака:
– Куда же вы, пане?.. Вы же пришли за пивом!
Пан Казимир обернулся и увидел, что толпа, густо осаждавшая стойку, сама собой раздвинулась, а появившийся в просвете толстый бармен, размахивая пивной кружкой, снова позвал:
– Ну что же вы встали? Идите сюда! Берите ваше пиво и не обращайте внимания на публику! Публика подождет! Она понимает, что Мендель должен иметь свою маленькую коммерцию!
В этих веселых выкриках было что-то такое, что заставляло собравшихся громко смеяться, и пан Казимир сам не заметил, как очутился возле стойки с полной кружкой в руках.
Выждав пару минут, пока общее внимание не переключилось на кого-то другого, пан Казимир ухватил бармена за рукав и бесцеремонно подтянул поближе.
– Пан корчмарь… Я имею один вопрос…
Мендель навалился пузом на стойку, и прямо перед собой пан Казимир увидел карие глаза с пляшущими в них смешинками.
– Не известен ли пану некий Розенблюм? – быстро спросил майор, наклоняясь к толстому, густо пахнущему пивом, уху.
– Который, Исаак или Иаков? – улыбка на лице Менделя странно застыла.
– Нет, мне нужен Абрам.
– Тогда пройдите сюда… – шепотом отозвался бармен и громко крикнул: – Шимеле!.. Иди замени меня!
Мендель приоткрыл боковую дверь и протолкнул пана Казимира в маленькую темноватую комнатушку, сплошь заставленную бутылками. Майор огляделся по сторонам и, усевшись на какой-то подозрительно грязный чурбан, небрежно бросил:
– Можешь называть меня пан Казимир.
– Эх-хе-хе… – грустно усмехнулся Мендель. – Разве я думал, слушая в Одессе господина полицмейстера, что это так надолго…
– Да, сначала был полицмейстер. Но полковник Криштофович – это уже контрразведка, не так ли? – уточнил пан Казимир.
– А что? – напускное равнодушие сразу слетело с Менделя. – Дело настолько серьезное?
– Да нет, пока что я здесь в связи с убийством Гжельского.
– То-то я уже третий день слушаю сплетни про поручика и пана Яновскую…
– Третий?.. – Пан Казимир внимательно посмотрел на Менделя. – Это уже интересно… Так вот, мне нужно знать все об отношениях Гжельского, Кальчука и Яновской. Кроме того, некий школяр… Тарас Пилюк.
– Все понял. – Мендель машинально вытер тряпкой руки. – Время?
– Как можно скорее. – Майор поднялся. – Я сам приду сюда. А теперь проводи меня. Здесь, насколько я знаю, должен быть другой выход…
Скорее пан Казимир мог поверить в сумасшествие Кальчука. И если бы сейчас майору представили неопровержимые доказательства этому, пан Казимир принял бы их как должное. Принял бы, но не поверил. С самого начала майору не давала покоя одна мысль. Дело в том, что следствие, в тщательности которого майор не сомневался, неизменно натыкалось на преграду, как будто, кто-то специально обрывал концы, подсовывая взамен красивую, во всех отношениях эффектную версию. И хотя пан Казимир внутренне был уже почти убежден в своей правоте, все-таки ему не хватало маленьких, но недостающих деталей. Сейчас майор решал, где их или найти, или ясно доказать самому себе, что таких деталей вообще нет…
От этих невеселых размышлений пана Казимира оторвал дребезжащий телефонный звонок. Раздраженно запахнув халат, майор поднялся и взял трубку.
– Пан Дембицкий? Пшепрашам… – Голос портье был вкрадчиво мягок. – Пана хочет видеть доктор Закржевский…
– Хорошо. Пусть поднимается.
Пан Казимир удивленно уставился на потрескивающую мембрану, как будто неуемный доктор собирался вылезти именно оттуда. Не иначе как Зарембо, опростоволосившийся при аресте Кальчука, выдумал новый трюк. Майор сердито брякнул трубку на рычаг и начал оглядываться по сторонам, прикидывая, что бы ему надеть.
Однако времени на переодевание доктор Закржевский пану Казимиру не дал. Буквально ворвавшись в номер и ничуть не шокированный халатом майора, он прямо от двери выпалил:
– Пан Дембицкий, я заявляю официально, что с версией пана Зарембо не согласен!
Пан Казимир только сейчас услыхал о какой-то особой версии и уже собрался было поставить доктора на место, но вовремя вспомнил про свой халат и принялся молча рассматривать Закржевского, сбросившего пальто внизу и теперь красовавшегося в наряде а-ля «спорт зимний». Пауза становилась неприличной, и майор, все еще поджимая губы, сказал:
– Прошу пана доктора высказаться яснее…
– Пан Зарембо считает, что Кальчук был психически ненормален и потому убил Гжельского и застрелился сам…
Эта версия была как раз тем, о чем только что размышлял пан Казимир, и потому он равнодушно осведомился:
– А разве следствие такой вывод опровергает?
– Нет. – Закржевский энергично мотнул головой. – Не опровергает. Я сам беседовал с врачом Кальчука. Но для меня лично психическое расстройство остается под вопросом. Я убежден, что это дело политическое, а не уголовное, и эта украинская идея…
– Меньше эмоций. – Пан Казимир жестом остановил доктора. – Факты?
– Факты? – Закржевский подозрительно замялся. – Мне кажется, у меня есть факты…
– Пан Игнаций Мышлаевский? – Дембицкий слегка поклонился.
– Да. С кем имею честь?.. – хозяин гордо вскинул голову.
– Дембицкий. Из Варшавы.
– Прошу… – Мышлаевский сделал широкий приглашающий жест и еще в передней поинтересовался: – Я слышал, пан нумизмат?
– Разумеется.
Пан Казимир достал из портмоне монетку и отдал хозяину. Тот внимательно рассмотрел ее и только теперь вытянулся в струнку.
– С прибытием пан…
– Майор, – закончил Дембицкий и спросил. – Куда?
Мышлаевский провел гостя через всю квартиру в комнату с большим угловым окном, выходившим сразу на две стены. Напротив одной стороны окна полыхал богато украшенный изразцами камин, а против другой стоял диван, покрытый свисающим со стены ковром, на котором висела целая коллекция старинного оружия. Оценив ее по достоинству, пан Казимир скользнул взглядом по корешкам фолиантов, прятавшихся за стеклами стоявшего тут же книжного шкафа, по придвинутым к камину двум новомодным креслам с подлокотниками в виде танковых гусениц и обратил внимание на скромный литографический плакат, висевший чуть сбоку камина. Майор подошел ближе и наклонился.
– «Чудо на Висле», – вслух прочитал надпись пан Казимир и повернулся к хозяину. – Как я понимаю, этот плакат здесь не случайно?
– Да. – Мышлаевский улыбнулся. – Мои знакомые уверяют меня, что я похож на того гарцежа[10].
– Но вы были в том бою?
– Конечно.
– Еще гимназистом?
– Так, пан майор.
– Ну а теперь вы пан, поручник…. – Пан Казимир в упор посмотрел на Мышлаевского. – Да, кто еще в квартире?
– Никого. Я сам. Не люблю, знаете ли, в доме лишних людей.
– Ну тогда к делу. – Пан Казимир шагнул к креслу. – Вы позволите?
– Конечно, конечно, – спохватился Мышлаевский. – Пусть пан майор чувствует себя как дома.
– Ну если так… – Пан Казимир сел, подтянул ближе второе кресло и непринужденно протянул руки к огню. – Садитесь рядышком, пан поручник, и, ради бога, извините, с самого детства неравнодушен к каминам…
– Понимаю… – Мышлаевский несколько церемонно опустился в кресло. – Я, знаете ли, стою за старинный польский чин…
– Как и все мы… – На какой-то момент пан Казимир ушел в себя, но сразу встряхнулся. – Вы, конечно, о Гжельском слышали?
– Постольку-поскольку…
– Мне тоже известно мало. Ведет дело следователь Вальчак. Вы его знаете?
– Слыхал. Говорят, дотошный.
– Такого и надо. Так вот, он убежден, что задержанный по этому делу Меланюк сам не стрелял, но каким-то боком причастен. Тут еще не все понятно. С одной стороны, вроде связан с коммунистами, с другой, член «Сильського господаря»…
– Националист? – оживился Мышлаевский. – ОУН?
– Не доказано… Этот Меланюк упорно твердит, что там в лесу охотники кабанов гоняют и, стало быть, стреляли из охотничьего карабина.
– Считаете, просто несчастный случай?
– Не исключаю… Тут либо снайпер, либо охотник… Но, считаю для охотника слишком неподходящее время. – Пан Казимир на какое-то время задумался и только потом высказал пожелание: – Вообще-то, неплохо было бы самим посмотреть…
– Никаких проблем. – Поручик сразу понял, что требуется. – У меня собственный автомобиль.
– О, даже так! – Пан Казимир улыбнулся. – Ну, тогда завтра утречком мы с вами едем осматривать эти кабаньи места…
* * *
Аккуратно притворив дверь номера, пан Казимир неторопливо пошел по коридору, помахивая латунным ключом, прицепленным к толстой деревянной груше. Свернув с устланного бобриком коридора на круто загибающуюся лестницу, майор услыхал, как вощеные ступени с медными шишечками над ковровой дорожкой заскрипели на разные голоса. Отель «Бристоль» был достаточно стар и добротно старомоден. Он очень нравился пану Казимиру. Особенно его лестница с ее скрипом рассыхающихся от времени ступенек. Этот скрип и запах обжитого жилья прочно связывали пана Казимира с детством. Такая же скрипучая лестница была в старом дедовском доме, где так же пахло вощеным паркетом, начищенной латунью и еще смесью других, чем-то неуловимо похожих на «Бристольские», запахов.Лестница кончилась, и, пребывая в самом лучшем настроении, майор очутился в холле. Портье, уже давно услыхавший шаги, выжидательно смотрел на него. Улыбаясь собственным мыслям, пан Казимир положил ключ на стойку. С легким полупоклоном портье перехватил ключ за бородку и, крутнув грушу в воздухе, изящно-небрежным жестом кинул его себе за спину. К удивлению майора, ключ проделал сальто в воздухе и с легким стуком вошел в бархатное гнездо под цифрой номера.
– Недурно, – пан Казимир одобрительно качнул головой. – А нельзя ли еще разок?
Портье с готовностью подхватил несколько ключей, разложил их на стойке и поднял палец.
– Пан может загадать число.
– Нет, нет… – отказался пан Казимир. – На усмотрение пана…
– Алле-гоп!
Рука портье начала описывать круги, и деревянные груши точно влетели каждая на свое место.
– Браво, браво… – Майор беззвучно зааплодировал. – Пан артист!
Портье благодарно поклонился, но тут с улицы долетел автомобильный гудок, и пан Казимир, сделав портье ручкой, вышел на улицу. Перед отелем его ждала роскошная «лянчия», возле которой топтался поручик Мышлаевский. Поздоровавшись, пан Казимир залез в кабину, и машина сразу же тронулась с места. Осваиваясь, пан Казимир некоторое время рассматривал внутреннее убранство салона и наконец восторженно цокнул языком:
– И где это пан раздобыл такой роскошный автомобиль?
– На Краковском предместье.
– Уж не в том ли магазине, что рядом с Генеральным штабом, вроде как напротив «Европейской»?
– Именно там.
– Да, богатая игрушка…
– Это еще что. – Мышлаевский рассмеялся и легко откинул среднюю подушку сиденья: – Смотрите!
В уютной кожаной раковине жемчужиной влажно поблескивал голубоватый фаянсовый унитаз. Пан Казимир громко, от души, рассмеялся.
– Скажите, поручик, а подешевле туалета там не имелось?
– Нет, – в тон ему ответил Мышлаевский и густо захохотал, довольный произведенным впечатлением.
Пока пан Казимир вместе со своим спутником весело обсуждали все мыслимые и немыслимые достоинства итальянки, «лянчия» миновала домишки предместья и, вырвавшись на дорогу, помчалась в сторону Чешских фольварков. На обочине замелькали голые кусты, и в разговоре сам собой наступил перерыв. Потом после довольно долгой паузы, Мышлаевский, поглядывая в окно, уже по-деловому заметил:
– Напрасно едем…
– Почему?
– За эти дни там все затоптали.
– Скорее всего так… – согласился майор и замолчал надолго.
Наконец, проскочив полтора десятка километров, «лянчия» останавливается возле сарая. Майор с Мышлаевским вышли, пан Казимир посмотрел на истоптанный сугроб и вздохнул:
– Не меньше, как стадо слонов прошлось…
Все-таки они оба вошли внутрь сарая, и пан Казимир, внимательно изучив все щели, сделал вывод:
– Нет, отсюда стрелять не могли.
– Зато сигнал дать могли, – возразил Мышлаевский.
– Само собой, – согласился майор и сказал: – Посмотрим дальше.
Они молча прошли вдоль еще кое-где видных следов лыжни и остановились возле покосившегося колышка.
– Здесь…
Пан Казимир, скептически рассматривая вдоль и поперек истоптанный косогор, поинтересовался:
– Скажите, поручик, по вашим представлениям, через сколько времени падает сраженный насмерть?
– Мне кажется, секунды три…
– Допустим… Тогда, скорость лыжника здесь была километров десять-пятнадцать, лыжи скользят по инерции…
– Около десяти метров… – Мышлаевский внимательно посмотрел на майора.
– Тогда пошли назад.
Отсчитав по ходу двенадцать шагов, пан Казимир решительно свернул на обочину. Мышлаевский порывался было идти за ним, но майор остановил его:
– Нет, нет, стойте, пожалуйста, на этом месте…
Пан Казимир начал подниматься на косогор, но, пройдя с десяток шагов, неожиданно выругался. Нагнувшись, он разгреб снег и увидел косо срубленный пенек. Дальше майор поднимался уже строго по прямой, держа в створе пенек и фигуру Мышлаевского.
Пройдя еще метров тридцать, майор обернулся и сделал несколько шагов влево, а потом вправо. Мышлаевский был виден только все в том же створе. Еще через несколько шагов майор наткнулся на толстое дерево с уходящей в сторону веткой. Увидев что-то похожее на следы, пан Казимир встал за ствол и совершенно неожиданно заметил на коре овальную вмятину с едва-едва заметным маслянистым блеском. Майор вздрогнул и впился в нее глазами. Вне всякого сомнения, это был след цевья карабина, резко подавшегося назад при отдаче…
* * *
Сеанс в «Модерне» только что начался, из кинобудки, по прихоти строителей повисшей над самым тротуаром, уже доносилось стрекотание аппарата, и через улицу торопливо перебегали опоздавшие. Стоя чуть в стороне от входа, районовый проводник ОУН Михайло Лемик то и дело демонстративно поглядывал на часы и крутил головой, отчего его смушковая шапка, надвинутая торчком, описывала полный круг.Районовый был миловиден, розовощек и только обидно маленький рост заставлял его пускаться во все тяжкие, стараясь как-то затушевать этот природный недостаток. Однако пока радикально помогали только башмаки на двойной подметке да шапка, нарочито сдвигаемая на лоб. Кроме того, сохранять душевное равновесие помогал Лемику его давний кумир, фашистский диктатор Бенито Муссолини. По крайней мере, видя его в кинохронике или на иллюстрациях «Экспресса», районовый испытывал подспудное чувство удовлетворения.
Дождавшись наконец, когда из новой украинской гимназии, здание которой было через дом от «Модерна», начали выходить ученики, Лемик притворно вздохнул и не спеша пошел навстречу выбегавшим на улицу школярам.
Районовый прошел уже почти полквартала, когда его догнал Тарас Пилюк, учившийся в последнем выпускном классе. Высокий, по-юношески нескладный Пилюк постоянно сутулился, отчего его голова приходилась вровень с шапкой, тянувшегося в струнку Лемика. И то, что здоровило Пилюк не казался выше, наполняло душу районового некоторой доброжелательностью.
Проходя мимо витрины, Лемик покосился на стекло, еще раз уверился по отражению, что сегодня Пилюк тоже идет с ним вровень, и негромко спросил.
– Ну як, сколько наших адгерениів[11] в гимназии?
– В тих, що я певен, вже девьять… Файни хлопци, друже районовый.
– Дуже добре… Але не забувай – дискреция[12], дискреция и ще раз дискреція… Питання е?
– Е… Про Украину без контингентив. Кажуть, цього не може буты.
– Так, запамьятовуй… Держава може мати богато своїх прибуткив, зовсим не чипая селянина. Скажимо нефть, уголь та все такое. Основне завдання виховати сознательного, культурного хазяина-украинця на европейский взирець. Ты памьятаеш, друже Кобза, як вимальовуе наше майбутне «Сильський Календар»?
– А як же! – Пилюк энергично затряс головой. – «Просвита», коператива, наша украинська церква, впорядковане хозяйство…
– О, саме воно! – Лемик многозначительно поднял палец. – А тепер до дила, друже Кобза. – Ты з дому ехав, як я казав?
– Саме так, друже провидник.
– Добре… – Лемик осмотрелся и потянул Пилюка в ближайшую подворотню. – А ну дивись… Знаешь його?
Пилюк нагнулся, чтобы получше рассмотреть фотографию, которую Лемик не выпускал из рук.
– Та вроде бы…
– Мусив бачити. Он здешний. Имья Богдан Кальчук. Запамьятай.
– Запамьятав. – Пилюк выпрямился. – А навіщо?
– Завтра зайдеш до полиции и, як добропорядний громадянин, Пилюк Тарас, скажеш, що бачив його в лиси в то утро, як було вбито польского офицера.
– Як я его мог видеть?.. Когда? – недоуменно спросил Пилюк.
– Як з дому вертався, просто на дороге, ну рядом с лесничувкою.
– Але ж…
– Ты що, недовиру проводу виказуешь? – Лемик спрятал фото.
– Не, я просто хотив сказати, що я ж не один був. Со мной дядька за фурмана ехал…
– А-а-а…То друге дило. Не бойся. Дядька, твой теж пидтвердить. И кинь сумнив, я розумею, ти хочешь сказати, що той Богдан теж украинець. Просто тут кожен виконуе свою частку дила. Уразумив?
– Зрозумив… Але ж…
– Знову ти… – Лемик нахмурился. – В чим справа?
– Так, друже провидник, фото воно ж сире, а мене про колер спитають.
– Верне зауваження… Добре маракуеш…
Скрывая досаду за свой промах, Лемик поморщился и опять достал фотографию. На ней Кальчук, держа в руках ружье с оптическим прицелом, улыбался прямо в аппарат, горделиво поставив ногу на тушу только что убитого кабана.
– Дивись. Оце все сире, а от шарф такой себе яскраво-синий. А у гвера на оптичному прицили ободочки таки жовтави, латунні. А все инше как бы-то і не памьятаеш. Так даже краще.
Последнее замечание позволило Лемику показать свое превосходство, и он благожелательно улыбнулся.
– Ну як, дошло?
– Дийшло… Про гвинтивку теж казати?
– Звичайно.
– Все зрозумив, друже провідник…
* * *
Пан Казимир вошел в кабинет Зарембо и прямо с порога начал:– Витам пана… Мне передали, у вас есть интересные новости?
– Витам, витам… – На этот раз Зарембо вышел из-за стола и самолично усадил Дембицкого в кресло. – Да, действительно есть новости для пана литератора из Варшавы. Ведь пан литератор, не так ли?
– Конечно… – со значением ответил пан Казимир.
Приглашение застало его врасплох, но поскольку оно никак не противоречило планам, майор прибыл немедленно. Теперь, угнездившись в кресле, пан Казимир посмотрел на стол и только сейчас заметил хрустальную вазу с яблоками и мандаринами. Да, прошлый раз ничего подобного на столе не было…
Перехватив взгляд майора, Зарембо придвинул вазу с фруктами ближе и радушно предложил:
– Прошу вас… Угощайтесь!
Не чинясь, Дембицкий взял мандарин, осторожно снял мягкую, брызжущую душистым соком цедру, бросил очистки в пепельницу и, встав с кресла, отошел к окну. Отсюда, с высоты третьего этажа были видны непропорционально короткие фигуры пешеходов, сновавших по грязному зимнему тротуару, разномастье домов на противоположной стороне и снежно-белый квадрат солярия за прямым бетонным парапетом, среди красно-бурых черепичных кровель.
Пан Казимир положил в рот сочную дольку мандарина и посмотрел на хозяина кабинета.
– Ну, так что там у вас для пана литератора?
Зарембо вернулся за стол и сразу перешел на серьезный тон.
– Мы получили сведения, что в тот день в лесу был и некто Богдан Кальчук…
– Ну и что же тут необычного? – Майор отломил себе еще дольку.
– Ничего, если не считать, что вооружен он был карабином с оптическим прицелом.
– Ну-ну! – пан Казимир оживился.
– Вот и я так сказал себе… – Зарембо взял из вазы яблоко. – Спешить мы не стали, тем более что этот Кальчук и так попадал в зону проверки как знакомый Гжельского, правда, не напрямую…
– То есть?
– Как знакомый их общей знакомой пани Яновской, на которую и он, и пан Гжельский, по общему убеждению, имели виды.
– Так что… Выходит банальный треугольник?
– Ну, если берутся за карабин, не совсем банальный…
– А что этот пан Кальчук, этакий местный Отелло?
– Я бы не сказал, что он мавр, но, скажем, излишне нервный.
– И что… есть сложности? – удивился пан Казимир.
– Есть… Но как бы по вашей части…
– Слушаю.
– До некоторой степени я их вижу в том, что Гжельский поляк, а Кальчук украинец… К тому же сообщил нам о Кальчуке, причем добровольно, заметьте, выпускник украинской гимназии Тарас Пилюк…
– Ерунда, не усложняйте до такой степени… Как я понял, при таком раскладе никакой политикой и не пахнет… Осмелюсь дать совет. Я бы, на вашем месте, приказал арестовать этого типа и как следует допросить.
– Приказ уже отдан.
– Прекрасно. Скажу вам откровенно, пан Зарембо, у меня есть чем заняться, и чем скорей будет закончено это щекотливое дело, тем лучше.
Пан Казимир и Зарембо, весьма довольные друг другом, переглянулись, и Зарембо сообщил:
– Основная информация для вас подготовлена, и как только будет завершено дело Гжельского, я думаю, мы закончим.
– Чудесно! – пан Казимир потянулся за вторым мандарином. – Для моего доклада может иметь значение всего одна деталь. Прослеживается ли связь этих Пилюка и Кальчука с ОУН.
– Следователь Вальчак именно так и ориентирован… – На столе зазвонил телефон, и, не договорив, Зарембо взял трубку – Пардон… Слушаю, Зарембо…
На расстоянии пан Казимир не мог слышать доклада, но по тому, как внезапно исказилось лицо шефа полиции, понял, что произошло нечто экстраординарное. Дослушав сообщение, шеф «коменды» беззвучно положил трубку на рычаг, потом поднял глаза на майора и, увидев, что пан Казимр ждет, прерывисто сказал:
– Кальчук оказал сопротивление… Ранил полицейского. При попытке ареста застрелился…
– Ну что ж, это ваши заботы… – Пан Казимир в упор посмотрел на Зарембо. – Мне кажется, сейчас я вам буду только мешать.
– Да, да… – Зарембо не смог скрыть растерянности. – Не смею задерживать… Доктор Закржевский доложит все подробности…
– Не спешите. Если проскользнет нечто заслуживающее внимания, отметим в докладе. В любом случае это лишь эпизод…
Последняя фраза далась пану Казимиру с трудом. Он едва сдержал себя, чтобы не сорваться и не сказать прямо в кабинете всего, что он сейчас думал о пане Зарембо и его полиции. Позже, когда майор сбегал по лестнице злоба, душившая его, не позволяла взвесить все «за» и «против» создавшегося положения. И только выскочив на улицу, где прямо против подъезда уже стоял личный фаэтон пана Зарембо, запряженный парой вороных, перебиравших от нетерпения ногами, майор яростным шепотом выпалил прямо в лошадиную морду.
– Кретин… Фрукт!.. Полицейская харя!
Лошадь согласно взмахнула головой и пан Казимир, неожиданно для самого себя, рассмеялся. В конечном счете, все складывалось не так уж плохо. По крайней мере, за всей совокупностью незначительных улик уже обозначился круг необходимого поиска, в котором так неожиданно всплывшее имя Лидии Яновской пока стояло особняком. В любом случае сеть розыска следовало расширить, и, не откладывая дела в долгий ящик, пан Казимир пустился на поиски нужной ему забегаловки.
* * *
Давняя городская застройка, жавшаяся у подошвы замкового холма, заслужила у местных жителей прозвище «Шанхай». Пан Казимир знал об этом и, тем не менее, имел возможность убедиться в его точности, так как ему пришлось изрядно попетлять путаными улочками, прежде чем он отыскал нужное место.Пивная «У Менделя» представляла собой довольно невзрачное деревянное строение, одной стороной выпиравшее из общего ряда. Место пивной, с точки зрения коммерции, также оставляло желать лучшего, однако, судя по толпившемуся кругом народу, недостатка в посетителях тут не было.
Забираясь в «Шанхай», пан Казимир даже не подозревал, что очутится в столь людном месте, и сейчас, стоя в дверях и разглядывая битком набитое помещение, колебался. Майор уже собрался уйти, когда его остановил веселый голос, долетевший из-за густого дымного облака:
– Куда же вы, пане?.. Вы же пришли за пивом!
Пан Казимир обернулся и увидел, что толпа, густо осаждавшая стойку, сама собой раздвинулась, а появившийся в просвете толстый бармен, размахивая пивной кружкой, снова позвал:
– Ну что же вы встали? Идите сюда! Берите ваше пиво и не обращайте внимания на публику! Публика подождет! Она понимает, что Мендель должен иметь свою маленькую коммерцию!
В этих веселых выкриках было что-то такое, что заставляло собравшихся громко смеяться, и пан Казимир сам не заметил, как очутился возле стойки с полной кружкой в руках.
Выждав пару минут, пока общее внимание не переключилось на кого-то другого, пан Казимир ухватил бармена за рукав и бесцеремонно подтянул поближе.
– Пан корчмарь… Я имею один вопрос…
Мендель навалился пузом на стойку, и прямо перед собой пан Казимир увидел карие глаза с пляшущими в них смешинками.
– Не известен ли пану некий Розенблюм? – быстро спросил майор, наклоняясь к толстому, густо пахнущему пивом, уху.
– Который, Исаак или Иаков? – улыбка на лице Менделя странно застыла.
– Нет, мне нужен Абрам.
– Тогда пройдите сюда… – шепотом отозвался бармен и громко крикнул: – Шимеле!.. Иди замени меня!
Мендель приоткрыл боковую дверь и протолкнул пана Казимира в маленькую темноватую комнатушку, сплошь заставленную бутылками. Майор огляделся по сторонам и, усевшись на какой-то подозрительно грязный чурбан, небрежно бросил:
– Можешь называть меня пан Казимир.
– Эх-хе-хе… – грустно усмехнулся Мендель. – Разве я думал, слушая в Одессе господина полицмейстера, что это так надолго…
– Да, сначала был полицмейстер. Но полковник Криштофович – это уже контрразведка, не так ли? – уточнил пан Казимир.
– А что? – напускное равнодушие сразу слетело с Менделя. – Дело настолько серьезное?
– Да нет, пока что я здесь в связи с убийством Гжельского.
– То-то я уже третий день слушаю сплетни про поручика и пана Яновскую…
– Третий?.. – Пан Казимир внимательно посмотрел на Менделя. – Это уже интересно… Так вот, мне нужно знать все об отношениях Гжельского, Кальчука и Яновской. Кроме того, некий школяр… Тарас Пилюк.
– Все понял. – Мендель машинально вытер тряпкой руки. – Время?
– Как можно скорее. – Майор поднялся. – Я сам приду сюда. А теперь проводи меня. Здесь, насколько я знаю, должен быть другой выход…
* * *
В это утро пан Казимир долго не выходил из своего номера. Лежа в халате на низенькой оттоманке, он предавался размышлениям. Казалось, дело Гжельского можно было считать законченным, но кое-какие сомнения одолевали майора. Прежде всего, очень шатко в его глазах выглядела концепция с классическим треугольником Гжельский – Яновская – Кальчук. Мало того, что она выплыла словно по заказу только в самый последний момент, но и все другие детали говорили о заранее обдуманном намерении.Скорее пан Казимир мог поверить в сумасшествие Кальчука. И если бы сейчас майору представили неопровержимые доказательства этому, пан Казимир принял бы их как должное. Принял бы, но не поверил. С самого начала майору не давала покоя одна мысль. Дело в том, что следствие, в тщательности которого майор не сомневался, неизменно натыкалось на преграду, как будто, кто-то специально обрывал концы, подсовывая взамен красивую, во всех отношениях эффектную версию. И хотя пан Казимир внутренне был уже почти убежден в своей правоте, все-таки ему не хватало маленьких, но недостающих деталей. Сейчас майор решал, где их или найти, или ясно доказать самому себе, что таких деталей вообще нет…
От этих невеселых размышлений пана Казимира оторвал дребезжащий телефонный звонок. Раздраженно запахнув халат, майор поднялся и взял трубку.
– Пан Дембицкий? Пшепрашам… – Голос портье был вкрадчиво мягок. – Пана хочет видеть доктор Закржевский…
– Хорошо. Пусть поднимается.
Пан Казимир удивленно уставился на потрескивающую мембрану, как будто неуемный доктор собирался вылезти именно оттуда. Не иначе как Зарембо, опростоволосившийся при аресте Кальчука, выдумал новый трюк. Майор сердито брякнул трубку на рычаг и начал оглядываться по сторонам, прикидывая, что бы ему надеть.
Однако времени на переодевание доктор Закржевский пану Казимиру не дал. Буквально ворвавшись в номер и ничуть не шокированный халатом майора, он прямо от двери выпалил:
– Пан Дембицкий, я заявляю официально, что с версией пана Зарембо не согласен!
Пан Казимир только сейчас услыхал о какой-то особой версии и уже собрался было поставить доктора на место, но вовремя вспомнил про свой халат и принялся молча рассматривать Закржевского, сбросившего пальто внизу и теперь красовавшегося в наряде а-ля «спорт зимний». Пауза становилась неприличной, и майор, все еще поджимая губы, сказал:
– Прошу пана доктора высказаться яснее…
– Пан Зарембо считает, что Кальчук был психически ненормален и потому убил Гжельского и застрелился сам…
Эта версия была как раз тем, о чем только что размышлял пан Казимир, и потому он равнодушно осведомился:
– А разве следствие такой вывод опровергает?
– Нет. – Закржевский энергично мотнул головой. – Не опровергает. Я сам беседовал с врачом Кальчука. Но для меня лично психическое расстройство остается под вопросом. Я убежден, что это дело политическое, а не уголовное, и эта украинская идея…
– Меньше эмоций. – Пан Казимир жестом остановил доктора. – Факты?
– Факты? – Закржевский подозрительно замялся. – Мне кажется, у меня есть факты…