Страница:
Николай Дмитриев
Тайна объекта «С-22»
© Дмитриев Н. Н., 2012
© ООО «Издательский дом «Вече», 2012
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
© ООО «Издательский дом «Вече», 2012
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
Часть 1
Выстрел на рассвете
Петро Меланюк стоял возле соседской клуни[1], спрятав голову под старый, пахнущий прелым деревом, дармовис[2]. Поздний февральский рассвет еще не наступил, и парня со всех сторон окружала зимняя промозглая мгла. Где-то недалеко звякнула ведерная дужка, стукнул цыберник[3], и радостно завизжал узнавший хозяина пес. Село просыпалось.
Хлопец собрался переменить позу, но тут послышался приближающийся скрип шагов и Меланюк насторожился. Кто-то остановился за углом клуни, и знакомый голос дядьки Свирида хрипловато окликнул:
– Петро…
– Тут я… – негромко отозвался Меланюк и, откачнувшись от стены, высунулся из-под дармовиса.
– Ну то и добре. – Дядько Свирид разглядел Петра и осторожно покашлял в кулак. – Ось я товарища привел… Що вчора говорили…
Дядько Свирид подался чуть в сторону, и из-за его спины показался человек в городском пальто и рабочей кепке не по сезону.
– Доброго ранку, – поздоровался Меланюк, но дядька Свирид оборвал его:
– Потом побалакаете. Проведешь товарища до станции, как договаривались… И от що. Ты дома шо сказав?
– То що, в первый раз? – обиделся Меланюк. – Я до родичей за грошима йду, а то так…
– Ну-ну, вже набычився, молодой… – Дядько Свирид уловил в голосе Меланюка недовольные нотки и примирительно подтолкнул его в спину. – Ладно, давай Петре, шагай. В сели товарищ сзади пойдет, а там, дальше, можно й разом…
Рассвет застал их за Меланьиными хуторами. Заснеженные поля незаметно перешли в крутые увалы, поросшие лесом, и узенькая дорога, накатанная санными полозьями с чуть желтоватой навозной полосой посередине начала сползать в распадок. Зимний туман еще окутывал все вокруг молочно-иглистой дымкой, но по обе стороны дороги уже явственно проступил лес. Чуть дальше разлапистого молодого ельника, засыпанного рыхлым снегом, угадывались прямые стволы пошедших в рост сосен, а прямо по склону возник ломаный переплет голых ветвей дубового урочища.
Приостановившись на скользкой колее, Петро подождал, пока его спутник подошел ближе, и с интересом поглядывая на мужчину в черном пальто, спросил:
– Называть-то вас как?
– Зови товарищ Иван, – усмехнулся напарник и в свою очередь оценивающим взглядом окинул Меланюка.
– Добре, товарищ Иван. – Меланюк хотел протянуть руку, но не решился и вместо этого зачем-то сказал: – Вы не беспокойтесь, я у нас в КПЗУ[4] на связи был…
– А вот это лишний разговор. – Товарищ Иван строго посмотрел на Петра. – Далеко еще?
– Верст семь, а може й десять. – Пожал плечами Петро. – Пешком оно завсегда дальше…
– Ясно. Пошли тогда. – Мужчина зябко сунул руки в карманы пальто и решительно зашагал по дороге, слегка опережая Петра.
– А ото вы вже зря. – Меланюк укоризненно посмотрел на черную спину, качавшуюся впереди. – КПЗУ пивроку как распустили, только я вам скажу що я з цим не згоден, да и вся наша ячейка тоже не согласная.
– Я знаю. – Товарищ Иван обернулся и в упор посмотрел на Меланюка. – И ты мне об этом не говори, хватит, что твой дядька Свирид полночи душу мотал. Понял?
– Понял. – Петро поскользнулся и неловко взмахнул рукой. – Вы не думайте ничего, товарищ Иван, это я только чтоб вы знали…
– Только я? – Товарищ Иван весело рассмеялся. – А ты, оказывается, дипломат…
Он вдруг оборвал смех и прислушался. Где-то позади раздавался ровный топот лошадиных копыт.
– Что это? – Товарищ Иван вопросительно посмотрел на Меланюка.
– Як що? – пожал плечами Петро. – Конем хтось едет…
– Эх ты! Едет… Строевой конь нас догоняет. Нам бы спрятаться, а?
– Спрятаться?.. – Петро на секунду задумался. – Это можна! Там у развилки сарай ничейный, у ньому лесники сено держать… Може туды?
– Ну давай туды. Только быстренько, товарищ Петро!
Cтарый щелястый сарай спрятался в самом низу распадка под крутым оледенелым косогором. Видать, со времени последнего снегопада никто из лесников не ходил за сеном, и поэтому к воротам пришлось добираться прямо через небольшие сугробы. Товарищ Иван сожалеюще оглянулся на четкую цепочку следов, тянувшуюся от дороги, и, горестно вздохнув, прикрыл за собой створку. В сарае сразу стало темнее, и все щели превратились в мутноватые полосы.
Петро нагреб себе охапку сена побольше и с удовольствием завалился на мягкую подстилку. Он не особенно разделял опасения спутника, тем более что, пока они бежали к сараю, топот стих. Однако и возражать Петро тоже не стал, в конечном счете, лишняя осторожность никогда не помешает.
Глаза постепенно привыкали к темноте, да и снаружи рассвет брал свое, быстро сгоняя туман с дороги. Никакой погони не было слышно, и товарищ Иван, отойдя от ворот, полез в карман за папиросами. Пачка оказалась пустой и он, напрасно пошарив в ней пальцами, отбросил в сторону. Прошуршав по стене, коробка упала в светлую полосу, и Петр увидел бело-синий рисунок «Мевы» с аккуратно надорванным золотистым ярлыком. Петр протянул руку, ощупал пальцами давлено-круглый шифр «ПМТ[5]» на ярлычке и усмехнулся.
– А чого-нибудь с буквами «ПМС[6]» у вас часом нема?
– Ишь, губа не дура! – Напарник Петра весело фыркнул и согласился. – Пожалуй, ты прав, по чарке не помешало б… Морозит.
– Жаль, согрелись бы малость… – Меланюк завозился на своей подстилке. – А скажить, товарищ Иван, коли ж буде тая революция?
– Завтра!
В ответе послышалось что-то странное, показавшееся обидным Петру.
– Смеетесь… А я серьезно! Я той июль 38 го добре запомнил. А теперь думаю, може, ее и вовсе не будет…
– А ты, хлопче, в КПЗУ сколько времени состоял?
На этот раз в голосе товарища Ивана не было и тени насмешки, и Меланюк отозвался с жаром:
– Аж пивтора року!
– Полтора года, говоришь… А я, – начал было товарищ Иван, но сразу оборвал себя и заговорил о другом. – Про львовскую демонстрацию тебе известно?
– Владу червоним? Во, то по-нашому!
– А что вот эти «кресы всходни[7]» красными называют, слышал?
– Це знаю.
– Так не мешает тебе знать, что сейчас февраль 39 го, и революция, может, и раньше будет чем мы с тобой думаем… – Товарищ Иван круто повернулся к Меланюку. – Мне Свирид говорил, тебя в «Сильський господар»[8] пристроили. Там как, все выходит?
– А чом йому не виходити? Там дядько Свирид добре помозговав.
– Ну, там не один Свирид мозговал…
Товарищ Иван внезапно замолчал и прислушался. За стеной сарая снова отчетливо послышался конский топот. Петро с напарником одновременно метнулись к воротам и прильнули к широкой щели между рассевшихся досок. Топот приближался, и через полминуты, к своему удивлению, они увидали лыжника.
Красивый оседланный конь шел машистой рысью, подгибая голову, и, как бы играя, отбрасывал бабки в сторону. К пустому офицерскому седлу был привязан длинный ремень, и, держась за него, элегантный молодой мужчина уверенно скользил по снегу рядом с дорогой. Не обратив ни малейшего внимания на следы у ворот, он круто свернул, объезжая сугроб, и проскочил так близко от стены, что в сарай явственно донеслось шипение его лыж.
Петро приоткрыл створку и, увидав, что лыжник от развилки повернул вправо, позвал спутника.
– Пошли, товарищ Иван. Той пан в лес кататься поехал, а нам в другой бик, до переезду…
Не отвечая, напарник начал пробираться к дороге, стараясь ступать в свои же следы, и тут где-то выше, за косогором, глухо треснул выстрел.
– Что, винтовка?
Товарищ Иван замер и инстинктивно пригнулся, как будто стреляли в него.
– Та чого ви боитесь? – удивился Петро. – Ну и що, що стрельнули?.. Тут в дубняках кабанов до чорта, вот пани по дзикам из карабинов й палять…
– А у вас что, запрета на охоту нет?
– А які у пана запрети?.. У пана тут на все дозвіл…
Они выбрались на дорогу и молча зашагали дальше. Уже на самой развилке, еще раз глянув на лыжню, круто свернувшую в сторону, товарищ Иван вдруг сказал:
– Ты не думай, что я выстрела испугался. Это у меня, брат, привычка такая…
– Не знаю…
– И хорошо, что не знаешь, – негромко отозвался товарищ Иван и зачем-то поглядел на чащу, в которой минуту назад кто-то стрелял из карабина по кабанам…
Сам полковник, утонув в глубоком кожаном кресле, только что срезал кончик сигары и, затягиваясь дорогой «Гаваной», внимательно наблюдал за своим визави, плотным майором, который сидел подчеркнуто прямо и быстро просматривал листки тоненькой папки.
– Познакомились, пан майор? – Янушевский положил сигару и, зная, что его собеседник не курит, вежливо разогнал ладонью поднявшуюся над пепельницей струйку дыма.
– Так, пан полковник. – Майор поднял голову. – Но, признаться, пока только уяснил, что поручик Гжельский убит во время лыжной прогулки и не более.
Янушевский откинулся на мягкую спинку и, глядя на дымок, вновь поднявшийся над пепельницей, заговорил:
– Дело в том, что Гжельский отвечал за сохранение тайны на объекте С-22. Это сборочная площадка в шестнадцати километрах от железной дороги. Детали поступают из Варшавы, Львова и Люблина. Руководит работами инженер Брониславский, и факт убийства поручика меня весьма настораживает.
– Но это, так сказать, не мой профиль, – осторожно возразил майор. – Кажется, что-то связанное с пресловутыми «живыми торпедами»?
Последнее время начали ходить слухи о новом оружии под этим интригующим названием. Были даже добровольцы, готовые записаться в «живые торпеды», и сейчас собеседник Янушевского слегка прошелся на этот счет, но полковник не принял иронии.
– Да, связано. – Янушевский наклонился вперед и снизил голос: – И именно здесь мне нужен человек, которому я доверяю безоговорочно.
Майор признательно поклонился, и Янушевский снова откинулся назад.
– Я думаю, знакомить пана майора с обстановкой нет нужды. Скажу только, что считаю необходимым сохранить все детали расследования втайне.
– Но, насколько я понял, о гибели поручика знают все.
– Разумеется. И официальное следствие идет полным ходом.
– Так. Догадываюсь… Значит, в целях сохранения тайны желательно вести два следствия и соответственно иметь два вывода?
– Именно так, – кивнул Янушевский. – Общественность должна быть успокоена, а тайна, по возможности, сохранена.
– Понимаю. Но, боюсь, одному мне…
– Предусмотрено. Вам передается группа офицеров Польской Организации Войсковой.
– Из местных?
– Само собой. Люди проверенные. Так что никаких приезжих.
– Но тогда и мне лучше сохранить инкогнито.
– Именно так, – согласился Янушевский. – Кстати, два года назад здесь, в Варшаве, вы носили имя Казимира Дембицкого и имели связи в журналистских кругах. Как вы на это смотрите?
– Значит, снова пан Казимир… Пожалуй. – Майор задумчиво покачал головой. – А нельзя ли организовать от моего имени две-три статейки, ну, скажем, что-то вроде очерков по родному краю?
– Вполне.
– И еще… Мне кажется, в воеводстве следует намекнуть, что истинная моя цель совсем другая.
– Поясните… – не понял полковник.
– Ну, скажем, анализ общественного мнения и национально-политической ориентации в связи с изменением международной обстановки. Поскольку наша «двуйка»[9] считает, что мы вступили в предвоенный период, это будет убедительно и обеспечит мне полную поддержку в поле деятельности.
– Пан майор верен себе и, как всегда, стремится зарыться поглубже? – полковник дружески улыбнулся и, не выдержав, потянулся за сигарой.
– Что делать? Когда я еще служил у генерала Самойло, один веселый штабс-капитан… – Майор развел руками и шутливо показал на Янушевского. – Называл это системой «луковка», ибо, чем больше шкур на нас напялено, тем труднее нас разоблачить.
Полковник быстро посмотрел на майора, и в глазах у него промелькнули веселые бесики.
– У вас хорошая память… – Улыбка внезапно пропала, и Янушевский перешел на деловой тон. – Дополнительные просьбы есть?
– Да. Я хотел бы детально пересмотреть наш резерв.
– Хотите подыскать для себя еще кого-нибудь? Ну что ж… Не возражаю. – Полковник окончательно отложил сигару и встал. – Желаю успеха… пан Казимир…
Внимание начальника привлек шорох у двери, и пан Зарембо метнул бешеный взгляд на вошедшего чиновника в прилизанной униформе.
– Что?
Пан Зарембо владел собой, и его голос звучал ровно, но белки глаз начальника постепенно наливались кровью, и уж кто-кто, а подчиненные слишком хорошо знали, что это значит.
– Что по делу Гжельского? – с некоторым нажимом спросил Зарембо.
– Версия о случайном выстреле отработана. – Офицер полиции неслышно приблизился. – Опрошены все, кто был в тот день в лесу и кто кого видел.
– Лес большой. – Поджав губы, со знанием дела Зарембо многозначительно добавил: – И нет гарантии, что все говорят правду.
– Учитываем.
– Ну и?..
– Уже есть кое-какой результат.
– Слушаю.
– В Загайчиках политический отдел вел слежку по своей линии. Оказалось, что некто Меланюк вывел за околицу кого-то неизвестного и пошел с ним в сторону леса.
– Это все?
– Нет. В сарае с сеном прятались двое. Остались очень характерные следы.
– Одних следов мало.
Голос начальника звучал так же, однако белки постепенно становились нормальными. Заметив это, подчиненный позволил себе возразить по ходу дела:
– Но лыжня Гжельского делает там странный поворот. Как будто он что-то увидел и вильнул в сторону. Следователь Вальчак считает возможным выстрел из этого сарая.
– Но от сарая до места, где нашли Гжельского, больше ста метров.
– Конь мог испугаться выстрела, а если ремень был перехлестнут через руку, то и тащить тело.
– Логично… – Шеф задумался. – Меланюк арестован?
– Уже.
– Хорошо. И учтите, Варшава заинтересовалась нашей работой.
– Я понял… Да, меня просили передать, что какой-то Дембицкий, литератор из Варшавы, хочет поговорить с вами.
– Кто?.. Литератор? – Зарембо не сумел сдержаться и слишком поспешно спросил: – Где он?
– Здесь.
– Здесь? – Взгляд шефа снова уперся в зеркальце. – Так! Через пару минут… Ко мне.
Офицер понимающе кивнул и неслышно вышел из кабинета.
Против ожидания посетитель появился почти сразу и еще в дверях расцвел лучезарной улыбкой.
– Казимир Дембицкий. Литератор. Из Варшавы.
Зарембо бросил быстрый, оценивающий взгляд на вошедшего, отметил про себя, как тот под нарочитой сутулостью пытается скрыть въевшуюся за года офицерскую выправку, и встал из-за стола.
– Зарембо. – Начальник полиции сдержанно улыбнулся. – Присаживайтесь.
– Благодарю, – посетитель опустился в кресло.
– Чем могу служить? – подчеркнуто вежливо Зарембо сел после гостя.
Некоторое время Дембицкий весьма откровенно рассматривал шефа полиции и вовсе не торопился отвечать. Молчание вот-вот готово было перейти границы приличия, и тут пан Казимир очаровательно улыбнулся.
– Знаете ли, я хочу подготовить ряд очерков под ориентировочным названием «Жизнь на кресах».
– И что, для этого необходима помощь полиции? – в свою очередь Зарембо расцвел прямо-таки голливудской улыбкой.
– Приятно иметь дело с умным человеком. – Пан Казимир наклонился к столу. – Я имею сообщить кое-что доверительно…
– Я весь внимание… – Зарембо наклонился тоже.
– Мне поручено… Тщательно изучить настроение всех социальных слоев воеводства…
Такого Зарембо никак не ждал и от растерянности сам того не желая, проговорился:
– Разве полиция работает недостаточно?
– Я считаю, – многозначительно усмехнулся пан Казимир, – что полиция не может работать плохо, если ее шеф умеет опережать события…
Зарембо понял, что попал впросак и сразу сменил поведение.
– Не так уж у нас и благополучно…
– Пан имеет в виду прискорбный случай с каким-то поручником?
Зарембо уже все уяснил и тут же начал оправдываться:
– Но мы уже напали на след и даже арестовали одного типа…
– К моему заданию это не относится. – Дембицкий неожиданно властно остановил Зарембо. – Должен поставить пана в известность, что это я приказал сообщить о своем приезде.
– Но почему так?.. – Шеф полиции замялся, подыскивая слова.
– Обстановка, – жестко пояснил Дембицкий. – Надеюсь, пан знает, что мы уже вступили в предвоенный период?
– Понял. – Зарембо сразу подобрался. – Что нужно от полиции?
– Информация.
– Все будет сделано. Я сам…
– Ни в коем случае. – Дембицкий сделал предостерегающий жест. – Я думаю, у пана Зарембо найдется доверенный человек?
– Разумеется. Могу рекомендовать доктора Закржевского. – Зарембо вздохнул с облегчением и тут же пустил пробный шар: – Кстати, он привлечен мною как эксперт по делу Гжельского.
– Это не помешает… Где я могу с ним познакомиться?
И тут Зарембо немедленно продемонстрировал тонкое понимание задачи.
– Я могу вызвать пана доктора прямо сейчас, а вечером, в польском клубе организовать все необходимые знакомства…
– Превосходно! – благожелательно кивнул пан Казимир, и Зарембо тут же нажал скрытую кнопку электрического звонка…
Пан Здислав Вальчак уже досконально изучил все имеющиеся бумажонки, и теперь серая невзрачная папка лежала у него под рукой, а перед столом посередине комнаты сидел и первый арестованный по этому делу. Пан следователь специально выбрал для допроса вторую половину дня и теперь не спеша приглядывался к молодому селянскому парню, скованно сидевшему на привинченном к полу табурете.
Выйти на этого селюка помог политический отдел, охотившийся за видным коммунистом, и сейчас пан Вальчак обдумывал, как это использовать. Наконец план допроса окончательно сложился и он, тяжело вздохнув, как бы нехотя начал:
– Меланюк Петро… – Следователь сделал многозначительную паузу и представился. – Я, следователь Вальчак, буду вести твое дело… За что тебя арестовали, знаешь?
– Не знаю, ясновельможный пан, видит бог, не знаю…
– Не знаешь… А третьего дня куда ходил?
– Третьего?.. – переспросил Петро. – А к дядьке ходил в Выселки. Грошей хотив позичити…
Ответ его звучал спокойно, но парень уже понял, что именно интересует следователя, и внутренне напрягся.
– Денег занять, говоришь… – Вальчак тут же уловил волнение Меланюка. – А на что тебе вдруг гроши занадобились?
– Як на що? – искренне удивился Меланюк. – Мени грошей край треба, я ж до «Сильського господаря» вступив…
Бумажки из серой папки связи с коммунистами только предполагали, а вот подтвержденное членство «Сильского господаря» говорило совсем о другом. Вальчак про себя отметил этот важный момент и только после паузы продолжил:
– До «Сильского господаря», говоришь… М-да… Там люди самостоятельные… Ну, а как к дядьке ходил, по дороге никого не встречал?
– Да вроде нет…
Вальчак вытащил из ящика пачку «Мевы» и положил ее на стол. Силуэт чайки сразу бросился в глаза, и Петро против воли вздрогнул.
– Значит, нет? – В голосе Вальчака появился металл. – А точнее?
– Та вроде как був хтось на дороге. – Петро сделал вид, что вспоминает. – Здаеться на станцию йшов… я його не знаю зовсим.
– Не знаешь?.. Хорошо. А выглядел как он? Во что одет был?
– А я хиба помню?.. Такой себе дядько. Пидстаркуватий… А одягнений… Як вси одягнений…
– Так… А говорили о чем?
– Та який же у нас разговор, ясновельможный пане… Так себе, селяньска розмова…
– Значит, так себе… И по дороге ничего интересного не было?
– А що ж по дороге може бути? – успокоился Меланюк. – Дорога як дорога…
Вальчак уже понял, что Меланюк либо умело выгораживает своего спутника, либо говорит правду. И тут следователь, перегнувшись через стол, внимательно посмотрел на обувь арестованного.
– Сапоги на тебе те же были?
– А яки ж? – удивился Петро. – Других не маю…
– Следы ими оставил?!
– Яки слиды?
– Вот эти! – Вальчак выхватил из стола и ткнул Петру под нос фотографию. – Ну?.. Зачем в сарае сидели?
И тут Петро сплоховал. Он уже приготовился отвечать в одном плане, а о сенном сарае даже не думал. Меланюк непроизвольно облизал губы и сбивчиво ответил:
– То так заходили… Дядько перевзувавсь.
– Да?..
Вальчак демонстративно погладил лежавшую на столе пачку «Мевы», но Петро уже овладел собой и с жаром ответил:
– Ну курити хотив! Я гадав, вин й мени дасть, а пачка порожня, от вин и кинув.
– Иш ты, выкинул… А чего тогда бегом бежали?
– Та не бигли ми зовсім… Там же снегу багато.
– Багато… – передразнил Меланюка Вальчак. – А как вышли, что, меньше стало?
– Та не в тому дило. Як виходили, в лесу хтось з ружья пальнув. Так той дядька, що зи мною був, аж присив…
Едва Вальчак услышал о выстреле, как внутри у него что-то дрогнуло, и он еле-еле заставил себя сохранять кажущееся спокойствие.
– Это где ж стреляли-то?
– А десь позаду, за косогором…
Меланюк даже поднял голову, как будто посмотрев на этот самый косогор.
– А чего там стрелять? – деланно удивился Вальчак.
– А я знаю? – пожал плечами Петро. – Може пани дзиков били…
– Кабанов, значит… – Вальчак выдержал паузу. – А лыжника с лошадью ты там не видел?
– Чом ни? – спокойно отозвался Петро. – Проезжав. Як ми в сарае були.
Для внутренне собранного Вальчака ответ показался уж слишком равнодушным, и следователь рубанул с плеча:
– Так вот, Меланюк, ты обвиняешься в тягчайшем преступлении… В убийстве поручника Гжельского!
– Яке вбивство?.. – опешил Меланюк. – Який поручник?..
– Тот самый лыжник и есть поручник Гжельский, – четко, с расстановкой пояснил Вальчак.
– Да вы што, сдурели, пане, чи що?!.. – Меланюк аж подскочил на своем табурете. – Той пан в лис кататись поихав, а ми соби дальше пишли!
И вот тут Вальчак в первый раз по-настоящему удивился. В то, что этот селюк может играть так искренне, он не верил, да и немалый опыт говорил, что Меланюк слышит об убийстве впервые. Следователь ожидал истерики, отрицания, всего чего угодно, но только не возмущения. Оставалось одно – начинать все сначала, и подперев подбородок ладонью, Вальчак тихо сказал:
– Может быть, может быть… Да, похоже, парень, что сам ты и не стрелял, только расскажи-ка мне все с самого начала и правду…
Хлопец собрался переменить позу, но тут послышался приближающийся скрип шагов и Меланюк насторожился. Кто-то остановился за углом клуни, и знакомый голос дядьки Свирида хрипловато окликнул:
– Петро…
– Тут я… – негромко отозвался Меланюк и, откачнувшись от стены, высунулся из-под дармовиса.
– Ну то и добре. – Дядько Свирид разглядел Петра и осторожно покашлял в кулак. – Ось я товарища привел… Що вчора говорили…
Дядько Свирид подался чуть в сторону, и из-за его спины показался человек в городском пальто и рабочей кепке не по сезону.
– Доброго ранку, – поздоровался Меланюк, но дядька Свирид оборвал его:
– Потом побалакаете. Проведешь товарища до станции, как договаривались… И от що. Ты дома шо сказав?
– То що, в первый раз? – обиделся Меланюк. – Я до родичей за грошима йду, а то так…
– Ну-ну, вже набычився, молодой… – Дядько Свирид уловил в голосе Меланюка недовольные нотки и примирительно подтолкнул его в спину. – Ладно, давай Петре, шагай. В сели товарищ сзади пойдет, а там, дальше, можно й разом…
Рассвет застал их за Меланьиными хуторами. Заснеженные поля незаметно перешли в крутые увалы, поросшие лесом, и узенькая дорога, накатанная санными полозьями с чуть желтоватой навозной полосой посередине начала сползать в распадок. Зимний туман еще окутывал все вокруг молочно-иглистой дымкой, но по обе стороны дороги уже явственно проступил лес. Чуть дальше разлапистого молодого ельника, засыпанного рыхлым снегом, угадывались прямые стволы пошедших в рост сосен, а прямо по склону возник ломаный переплет голых ветвей дубового урочища.
Приостановившись на скользкой колее, Петро подождал, пока его спутник подошел ближе, и с интересом поглядывая на мужчину в черном пальто, спросил:
– Называть-то вас как?
– Зови товарищ Иван, – усмехнулся напарник и в свою очередь оценивающим взглядом окинул Меланюка.
– Добре, товарищ Иван. – Меланюк хотел протянуть руку, но не решился и вместо этого зачем-то сказал: – Вы не беспокойтесь, я у нас в КПЗУ[4] на связи был…
– А вот это лишний разговор. – Товарищ Иван строго посмотрел на Петра. – Далеко еще?
– Верст семь, а може й десять. – Пожал плечами Петро. – Пешком оно завсегда дальше…
– Ясно. Пошли тогда. – Мужчина зябко сунул руки в карманы пальто и решительно зашагал по дороге, слегка опережая Петра.
– А ото вы вже зря. – Меланюк укоризненно посмотрел на черную спину, качавшуюся впереди. – КПЗУ пивроку как распустили, только я вам скажу що я з цим не згоден, да и вся наша ячейка тоже не согласная.
– Я знаю. – Товарищ Иван обернулся и в упор посмотрел на Меланюка. – И ты мне об этом не говори, хватит, что твой дядька Свирид полночи душу мотал. Понял?
– Понял. – Петро поскользнулся и неловко взмахнул рукой. – Вы не думайте ничего, товарищ Иван, это я только чтоб вы знали…
– Только я? – Товарищ Иван весело рассмеялся. – А ты, оказывается, дипломат…
Он вдруг оборвал смех и прислушался. Где-то позади раздавался ровный топот лошадиных копыт.
– Что это? – Товарищ Иван вопросительно посмотрел на Меланюка.
– Як що? – пожал плечами Петро. – Конем хтось едет…
– Эх ты! Едет… Строевой конь нас догоняет. Нам бы спрятаться, а?
– Спрятаться?.. – Петро на секунду задумался. – Это можна! Там у развилки сарай ничейный, у ньому лесники сено держать… Може туды?
– Ну давай туды. Только быстренько, товарищ Петро!
Cтарый щелястый сарай спрятался в самом низу распадка под крутым оледенелым косогором. Видать, со времени последнего снегопада никто из лесников не ходил за сеном, и поэтому к воротам пришлось добираться прямо через небольшие сугробы. Товарищ Иван сожалеюще оглянулся на четкую цепочку следов, тянувшуюся от дороги, и, горестно вздохнув, прикрыл за собой створку. В сарае сразу стало темнее, и все щели превратились в мутноватые полосы.
Петро нагреб себе охапку сена побольше и с удовольствием завалился на мягкую подстилку. Он не особенно разделял опасения спутника, тем более что, пока они бежали к сараю, топот стих. Однако и возражать Петро тоже не стал, в конечном счете, лишняя осторожность никогда не помешает.
Глаза постепенно привыкали к темноте, да и снаружи рассвет брал свое, быстро сгоняя туман с дороги. Никакой погони не было слышно, и товарищ Иван, отойдя от ворот, полез в карман за папиросами. Пачка оказалась пустой и он, напрасно пошарив в ней пальцами, отбросил в сторону. Прошуршав по стене, коробка упала в светлую полосу, и Петр увидел бело-синий рисунок «Мевы» с аккуратно надорванным золотистым ярлыком. Петр протянул руку, ощупал пальцами давлено-круглый шифр «ПМТ[5]» на ярлычке и усмехнулся.
– А чого-нибудь с буквами «ПМС[6]» у вас часом нема?
– Ишь, губа не дура! – Напарник Петра весело фыркнул и согласился. – Пожалуй, ты прав, по чарке не помешало б… Морозит.
– Жаль, согрелись бы малость… – Меланюк завозился на своей подстилке. – А скажить, товарищ Иван, коли ж буде тая революция?
– Завтра!
В ответе послышалось что-то странное, показавшееся обидным Петру.
– Смеетесь… А я серьезно! Я той июль 38 го добре запомнил. А теперь думаю, може, ее и вовсе не будет…
– А ты, хлопче, в КПЗУ сколько времени состоял?
На этот раз в голосе товарища Ивана не было и тени насмешки, и Меланюк отозвался с жаром:
– Аж пивтора року!
– Полтора года, говоришь… А я, – начал было товарищ Иван, но сразу оборвал себя и заговорил о другом. – Про львовскую демонстрацию тебе известно?
– Владу червоним? Во, то по-нашому!
– А что вот эти «кресы всходни[7]» красными называют, слышал?
– Це знаю.
– Так не мешает тебе знать, что сейчас февраль 39 го, и революция, может, и раньше будет чем мы с тобой думаем… – Товарищ Иван круто повернулся к Меланюку. – Мне Свирид говорил, тебя в «Сильський господар»[8] пристроили. Там как, все выходит?
– А чом йому не виходити? Там дядько Свирид добре помозговав.
– Ну, там не один Свирид мозговал…
Товарищ Иван внезапно замолчал и прислушался. За стеной сарая снова отчетливо послышался конский топот. Петро с напарником одновременно метнулись к воротам и прильнули к широкой щели между рассевшихся досок. Топот приближался, и через полминуты, к своему удивлению, они увидали лыжника.
Красивый оседланный конь шел машистой рысью, подгибая голову, и, как бы играя, отбрасывал бабки в сторону. К пустому офицерскому седлу был привязан длинный ремень, и, держась за него, элегантный молодой мужчина уверенно скользил по снегу рядом с дорогой. Не обратив ни малейшего внимания на следы у ворот, он круто свернул, объезжая сугроб, и проскочил так близко от стены, что в сарай явственно донеслось шипение его лыж.
Петро приоткрыл створку и, увидав, что лыжник от развилки повернул вправо, позвал спутника.
– Пошли, товарищ Иван. Той пан в лес кататься поехал, а нам в другой бик, до переезду…
Не отвечая, напарник начал пробираться к дороге, стараясь ступать в свои же следы, и тут где-то выше, за косогором, глухо треснул выстрел.
– Что, винтовка?
Товарищ Иван замер и инстинктивно пригнулся, как будто стреляли в него.
– Та чого ви боитесь? – удивился Петро. – Ну и що, що стрельнули?.. Тут в дубняках кабанов до чорта, вот пани по дзикам из карабинов й палять…
– А у вас что, запрета на охоту нет?
– А які у пана запрети?.. У пана тут на все дозвіл…
Они выбрались на дорогу и молча зашагали дальше. Уже на самой развилке, еще раз глянув на лыжню, круто свернувшую в сторону, товарищ Иван вдруг сказал:
– Ты не думай, что я выстрела испугался. Это у меня, брат, привычка такая…
– Не знаю…
– И хорошо, что не знаешь, – негромко отозвался товарищ Иван и зачем-то поглядел на чащу, в которой минуту назад кто-то стрелял из карабина по кабанам…
* * *
Кабинет полковника Янушевского больше напоминал малую гостиную 10 х годов начала века. Сюда не долетали звонки варшавских трамваев, гудки автомобилей, да и вообще шум столичной улицы только угадывался за плотно зашторенными окнами. И только большой трехдиапазонный «Телефункен», что-то мурлыкавший на приставном столике, точно указывал на время, царившее где-то там снаружи. Дневной свет тоже не проникал в помещение, и его заменяла настольная электрическая лампа, сильно напоминавшая зеленоватый стеклянный гриб.Сам полковник, утонув в глубоком кожаном кресле, только что срезал кончик сигары и, затягиваясь дорогой «Гаваной», внимательно наблюдал за своим визави, плотным майором, который сидел подчеркнуто прямо и быстро просматривал листки тоненькой папки.
– Познакомились, пан майор? – Янушевский положил сигару и, зная, что его собеседник не курит, вежливо разогнал ладонью поднявшуюся над пепельницей струйку дыма.
– Так, пан полковник. – Майор поднял голову. – Но, признаться, пока только уяснил, что поручик Гжельский убит во время лыжной прогулки и не более.
Янушевский откинулся на мягкую спинку и, глядя на дымок, вновь поднявшийся над пепельницей, заговорил:
– Дело в том, что Гжельский отвечал за сохранение тайны на объекте С-22. Это сборочная площадка в шестнадцати километрах от железной дороги. Детали поступают из Варшавы, Львова и Люблина. Руководит работами инженер Брониславский, и факт убийства поручика меня весьма настораживает.
– Но это, так сказать, не мой профиль, – осторожно возразил майор. – Кажется, что-то связанное с пресловутыми «живыми торпедами»?
Последнее время начали ходить слухи о новом оружии под этим интригующим названием. Были даже добровольцы, готовые записаться в «живые торпеды», и сейчас собеседник Янушевского слегка прошелся на этот счет, но полковник не принял иронии.
– Да, связано. – Янушевский наклонился вперед и снизил голос: – И именно здесь мне нужен человек, которому я доверяю безоговорочно.
Майор признательно поклонился, и Янушевский снова откинулся назад.
– Я думаю, знакомить пана майора с обстановкой нет нужды. Скажу только, что считаю необходимым сохранить все детали расследования втайне.
– Но, насколько я понял, о гибели поручика знают все.
– Разумеется. И официальное следствие идет полным ходом.
– Так. Догадываюсь… Значит, в целях сохранения тайны желательно вести два следствия и соответственно иметь два вывода?
– Именно так, – кивнул Янушевский. – Общественность должна быть успокоена, а тайна, по возможности, сохранена.
– Понимаю. Но, боюсь, одному мне…
– Предусмотрено. Вам передается группа офицеров Польской Организации Войсковой.
– Из местных?
– Само собой. Люди проверенные. Так что никаких приезжих.
– Но тогда и мне лучше сохранить инкогнито.
– Именно так, – согласился Янушевский. – Кстати, два года назад здесь, в Варшаве, вы носили имя Казимира Дембицкого и имели связи в журналистских кругах. Как вы на это смотрите?
– Значит, снова пан Казимир… Пожалуй. – Майор задумчиво покачал головой. – А нельзя ли организовать от моего имени две-три статейки, ну, скажем, что-то вроде очерков по родному краю?
– Вполне.
– И еще… Мне кажется, в воеводстве следует намекнуть, что истинная моя цель совсем другая.
– Поясните… – не понял полковник.
– Ну, скажем, анализ общественного мнения и национально-политической ориентации в связи с изменением международной обстановки. Поскольку наша «двуйка»[9] считает, что мы вступили в предвоенный период, это будет убедительно и обеспечит мне полную поддержку в поле деятельности.
– Пан майор верен себе и, как всегда, стремится зарыться поглубже? – полковник дружески улыбнулся и, не выдержав, потянулся за сигарой.
– Что делать? Когда я еще служил у генерала Самойло, один веселый штабс-капитан… – Майор развел руками и шутливо показал на Янушевского. – Называл это системой «луковка», ибо, чем больше шкур на нас напялено, тем труднее нас разоблачить.
Полковник быстро посмотрел на майора, и в глазах у него промелькнули веселые бесики.
– У вас хорошая память… – Улыбка внезапно пропала, и Янушевский перешел на деловой тон. – Дополнительные просьбы есть?
– Да. Я хотел бы детально пересмотреть наш резерв.
– Хотите подыскать для себя еще кого-нибудь? Ну что ж… Не возражаю. – Полковник окончательно отложил сигару и встал. – Желаю успеха… пан Казимир…
* * *
Шеф воеводской полиции пан Зарембо был явно не в духе. Он сидел в своем кабинете и бесцельно крутил в руках карманное зеркальце, время от времени ловя в нем отражение белого орла на красном квадрате, украшавшем за его спиной стену. Дело в том, что вчера пану Зарембо конфиденциально сообщили, что из Варшавы выехал некто Казимир Дембицкий с самыми широкими полномочиями. При этом шеф «коменды» нюхом чуял, как эти самые полномочия распространяются на дело Гжельского, отчего зеркальце в его руке вздрагивало.Внимание начальника привлек шорох у двери, и пан Зарембо метнул бешеный взгляд на вошедшего чиновника в прилизанной униформе.
– Что?
Пан Зарембо владел собой, и его голос звучал ровно, но белки глаз начальника постепенно наливались кровью, и уж кто-кто, а подчиненные слишком хорошо знали, что это значит.
– Что по делу Гжельского? – с некоторым нажимом спросил Зарембо.
– Версия о случайном выстреле отработана. – Офицер полиции неслышно приблизился. – Опрошены все, кто был в тот день в лесу и кто кого видел.
– Лес большой. – Поджав губы, со знанием дела Зарембо многозначительно добавил: – И нет гарантии, что все говорят правду.
– Учитываем.
– Ну и?..
– Уже есть кое-какой результат.
– Слушаю.
– В Загайчиках политический отдел вел слежку по своей линии. Оказалось, что некто Меланюк вывел за околицу кого-то неизвестного и пошел с ним в сторону леса.
– Это все?
– Нет. В сарае с сеном прятались двое. Остались очень характерные следы.
– Одних следов мало.
Голос начальника звучал так же, однако белки постепенно становились нормальными. Заметив это, подчиненный позволил себе возразить по ходу дела:
– Но лыжня Гжельского делает там странный поворот. Как будто он что-то увидел и вильнул в сторону. Следователь Вальчак считает возможным выстрел из этого сарая.
– Но от сарая до места, где нашли Гжельского, больше ста метров.
– Конь мог испугаться выстрела, а если ремень был перехлестнут через руку, то и тащить тело.
– Логично… – Шеф задумался. – Меланюк арестован?
– Уже.
– Хорошо. И учтите, Варшава заинтересовалась нашей работой.
– Я понял… Да, меня просили передать, что какой-то Дембицкий, литератор из Варшавы, хочет поговорить с вами.
– Кто?.. Литератор? – Зарембо не сумел сдержаться и слишком поспешно спросил: – Где он?
– Здесь.
– Здесь? – Взгляд шефа снова уперся в зеркальце. – Так! Через пару минут… Ко мне.
Офицер понимающе кивнул и неслышно вышел из кабинета.
Против ожидания посетитель появился почти сразу и еще в дверях расцвел лучезарной улыбкой.
– Казимир Дембицкий. Литератор. Из Варшавы.
Зарембо бросил быстрый, оценивающий взгляд на вошедшего, отметил про себя, как тот под нарочитой сутулостью пытается скрыть въевшуюся за года офицерскую выправку, и встал из-за стола.
– Зарембо. – Начальник полиции сдержанно улыбнулся. – Присаживайтесь.
– Благодарю, – посетитель опустился в кресло.
– Чем могу служить? – подчеркнуто вежливо Зарембо сел после гостя.
Некоторое время Дембицкий весьма откровенно рассматривал шефа полиции и вовсе не торопился отвечать. Молчание вот-вот готово было перейти границы приличия, и тут пан Казимир очаровательно улыбнулся.
– Знаете ли, я хочу подготовить ряд очерков под ориентировочным названием «Жизнь на кресах».
– И что, для этого необходима помощь полиции? – в свою очередь Зарембо расцвел прямо-таки голливудской улыбкой.
– Приятно иметь дело с умным человеком. – Пан Казимир наклонился к столу. – Я имею сообщить кое-что доверительно…
– Я весь внимание… – Зарембо наклонился тоже.
– Мне поручено… Тщательно изучить настроение всех социальных слоев воеводства…
Такого Зарембо никак не ждал и от растерянности сам того не желая, проговорился:
– Разве полиция работает недостаточно?
– Я считаю, – многозначительно усмехнулся пан Казимир, – что полиция не может работать плохо, если ее шеф умеет опережать события…
Зарембо понял, что попал впросак и сразу сменил поведение.
– Не так уж у нас и благополучно…
– Пан имеет в виду прискорбный случай с каким-то поручником?
Зарембо уже все уяснил и тут же начал оправдываться:
– Но мы уже напали на след и даже арестовали одного типа…
– К моему заданию это не относится. – Дембицкий неожиданно властно остановил Зарембо. – Должен поставить пана в известность, что это я приказал сообщить о своем приезде.
– Но почему так?.. – Шеф полиции замялся, подыскивая слова.
– Обстановка, – жестко пояснил Дембицкий. – Надеюсь, пан знает, что мы уже вступили в предвоенный период?
– Понял. – Зарембо сразу подобрался. – Что нужно от полиции?
– Информация.
– Все будет сделано. Я сам…
– Ни в коем случае. – Дембицкий сделал предостерегающий жест. – Я думаю, у пана Зарембо найдется доверенный человек?
– Разумеется. Могу рекомендовать доктора Закржевского. – Зарембо вздохнул с облегчением и тут же пустил пробный шар: – Кстати, он привлечен мною как эксперт по делу Гжельского.
– Это не помешает… Где я могу с ним познакомиться?
И тут Зарембо немедленно продемонстрировал тонкое понимание задачи.
– Я могу вызвать пана доктора прямо сейчас, а вечером, в польском клубе организовать все необходимые знакомства…
– Превосходно! – благожелательно кивнул пан Казимир, и Зарембо тут же нажал скрытую кнопку электрического звонка…
* * *
Папка лежала на столе, и следователь Вальчак любовно поглаживал ее пальцами. За четыре дня следственное дело успело обрасти кипой бумажек. Там был добрый десяток фотографий, план дорожной развилки с сенным сараем и следом лыжни, рапорта полицейских, протокол допроса егеря, первым наткнувшегося на тело Гжельского, а еще в ящике стола хранилась на всякий случай приобщенная к делу смятая пачка «Мевы».Пан Здислав Вальчак уже досконально изучил все имеющиеся бумажонки, и теперь серая невзрачная папка лежала у него под рукой, а перед столом посередине комнаты сидел и первый арестованный по этому делу. Пан следователь специально выбрал для допроса вторую половину дня и теперь не спеша приглядывался к молодому селянскому парню, скованно сидевшему на привинченном к полу табурете.
Выйти на этого селюка помог политический отдел, охотившийся за видным коммунистом, и сейчас пан Вальчак обдумывал, как это использовать. Наконец план допроса окончательно сложился и он, тяжело вздохнув, как бы нехотя начал:
– Меланюк Петро… – Следователь сделал многозначительную паузу и представился. – Я, следователь Вальчак, буду вести твое дело… За что тебя арестовали, знаешь?
– Не знаю, ясновельможный пан, видит бог, не знаю…
– Не знаешь… А третьего дня куда ходил?
– Третьего?.. – переспросил Петро. – А к дядьке ходил в Выселки. Грошей хотив позичити…
Ответ его звучал спокойно, но парень уже понял, что именно интересует следователя, и внутренне напрягся.
– Денег занять, говоришь… – Вальчак тут же уловил волнение Меланюка. – А на что тебе вдруг гроши занадобились?
– Як на що? – искренне удивился Меланюк. – Мени грошей край треба, я ж до «Сильського господаря» вступив…
Бумажки из серой папки связи с коммунистами только предполагали, а вот подтвержденное членство «Сильского господаря» говорило совсем о другом. Вальчак про себя отметил этот важный момент и только после паузы продолжил:
– До «Сильского господаря», говоришь… М-да… Там люди самостоятельные… Ну, а как к дядьке ходил, по дороге никого не встречал?
– Да вроде нет…
Вальчак вытащил из ящика пачку «Мевы» и положил ее на стол. Силуэт чайки сразу бросился в глаза, и Петро против воли вздрогнул.
– Значит, нет? – В голосе Вальчака появился металл. – А точнее?
– Та вроде как був хтось на дороге. – Петро сделал вид, что вспоминает. – Здаеться на станцию йшов… я його не знаю зовсим.
– Не знаешь?.. Хорошо. А выглядел как он? Во что одет был?
– А я хиба помню?.. Такой себе дядько. Пидстаркуватий… А одягнений… Як вси одягнений…
– Так… А говорили о чем?
– Та який же у нас разговор, ясновельможный пане… Так себе, селяньска розмова…
– Значит, так себе… И по дороге ничего интересного не было?
– А що ж по дороге може бути? – успокоился Меланюк. – Дорога як дорога…
Вальчак уже понял, что Меланюк либо умело выгораживает своего спутника, либо говорит правду. И тут следователь, перегнувшись через стол, внимательно посмотрел на обувь арестованного.
– Сапоги на тебе те же были?
– А яки ж? – удивился Петро. – Других не маю…
– Следы ими оставил?!
– Яки слиды?
– Вот эти! – Вальчак выхватил из стола и ткнул Петру под нос фотографию. – Ну?.. Зачем в сарае сидели?
И тут Петро сплоховал. Он уже приготовился отвечать в одном плане, а о сенном сарае даже не думал. Меланюк непроизвольно облизал губы и сбивчиво ответил:
– То так заходили… Дядько перевзувавсь.
– Да?..
Вальчак демонстративно погладил лежавшую на столе пачку «Мевы», но Петро уже овладел собой и с жаром ответил:
– Ну курити хотив! Я гадав, вин й мени дасть, а пачка порожня, от вин и кинув.
– Иш ты, выкинул… А чего тогда бегом бежали?
– Та не бигли ми зовсім… Там же снегу багато.
– Багато… – передразнил Меланюка Вальчак. – А как вышли, что, меньше стало?
– Та не в тому дило. Як виходили, в лесу хтось з ружья пальнув. Так той дядька, що зи мною був, аж присив…
Едва Вальчак услышал о выстреле, как внутри у него что-то дрогнуло, и он еле-еле заставил себя сохранять кажущееся спокойствие.
– Это где ж стреляли-то?
– А десь позаду, за косогором…
Меланюк даже поднял голову, как будто посмотрев на этот самый косогор.
– А чего там стрелять? – деланно удивился Вальчак.
– А я знаю? – пожал плечами Петро. – Може пани дзиков били…
– Кабанов, значит… – Вальчак выдержал паузу. – А лыжника с лошадью ты там не видел?
– Чом ни? – спокойно отозвался Петро. – Проезжав. Як ми в сарае були.
Для внутренне собранного Вальчака ответ показался уж слишком равнодушным, и следователь рубанул с плеча:
– Так вот, Меланюк, ты обвиняешься в тягчайшем преступлении… В убийстве поручника Гжельского!
– Яке вбивство?.. – опешил Меланюк. – Який поручник?..
– Тот самый лыжник и есть поручник Гжельский, – четко, с расстановкой пояснил Вальчак.
– Да вы што, сдурели, пане, чи що?!.. – Меланюк аж подскочил на своем табурете. – Той пан в лис кататись поихав, а ми соби дальше пишли!
И вот тут Вальчак в первый раз по-настоящему удивился. В то, что этот селюк может играть так искренне, он не верил, да и немалый опыт говорил, что Меланюк слышит об убийстве впервые. Следователь ожидал истерики, отрицания, всего чего угодно, но только не возмущения. Оставалось одно – начинать все сначала, и подперев подбородок ладонью, Вальчак тихо сказал:
– Может быть, может быть… Да, похоже, парень, что сам ты и не стрелял, только расскажи-ка мне все с самого начала и правду…