Страница:
Как видите, ни про какой МГУ тут нет ни слова. Это не опечатка. Более того, и приведенные цифры, скорее всего, указаны верно. Это подтверждает фрагмент из статьи «Самые высокие здания столицы», которая была опубликована в «Советском искусстве» 20 июня 1947 года, то есть на четыре месяца позже. «Высота 32-этажного здания на Ленинских горах составит примерно 130–140 метров. Это значит, что оно будет почти в два раза выше колокольни Ивана Великого в Кремле. К тому же надо добавить, что новое многоэтажное сооружение располагается на участке, отметка которого превышает отметку набережной Москвы-реки на 70 метров. Легко себе представить, каким интересным архитектурным объектом явится это здание в будущем силуэте города»[53].
Посчитаем: если допустить, что 32-этажное здание будет иметь высоту 130–140 м, то выходит, что высота одного этажа (с учетом перекрытий) составит 4–4,3 м (на самом деле высота этажа составила 4,1 м). Такая высота является типичной для домов сталинской постройки. Однако позже, для придания пропорциям большей гармоничности, здания «вытянули». Рост был обеспечен увеличением этажности: именно поэтому здание МГУ на Ленинских горах выросло еще на 4 этажа, подросли и остальные – те, что должны были иметь 26 этажей, были спроектированы на 32 и т. д.
Сегодня, в условиях недоступности многих документов, мы по большей части можем лишь строить предположения о том, какие события происходили до и после 13 января 1947 года, когда И.В. Сталиным в Кремле было подписано постановление Совета министров № 53 «О строительстве в г. Москве многоэтажных зданий», первый пункт которого гласил: «Принять предложение товарища Сталина о строительстве в течение 1947–1952 гг. в Москве многоэтажных зданий: одного 32-этажного дома, двух 26-этажных и пяти 16-этажных домов».
В своей книге «Дороги жизни» Михаил Посохин пишет: «О вкусах И.В. Сталина мы, молодые архитекторы, узнавали через вышестоящих людей и рассказы окружающих. Видеть и слышать его мне не приходилось. Особенно четко его вкусы проявились при проектировании высотных домов в Москве, увенчанных по его желанию остроконечными завершениями (говорили, что Сталин любил готику). Передал это задание Кожевников через своего помощника»[54].
М.В. Посохин говорит о том, что указания Сталина передавались зодчим через Кожевникова. Е.Ф. Кожевников – впоследствии министр транспортного строительства СССР, с 1951 года занимал должность помощника зампреда Совмина, то есть являлся помощником заместителя Сталина. Поскольку его имя упоминается в связи со строительством высоток, то, возможно, его непосредственным начальником был и сам Л.П. Берия. А.Н. Комаровский в книге «Записки строителя» выражает благодарность Е.Ф. Кожевникову, который непосредственно наблюдал за строительством высотных зданий в Москве и неизменно оказывал широкую поддержку в обеспечении строительства, в оперативном рассмотрении многих вопросов, требовавших решений Совета министров СССР[55]. Вполне можно допустить, что в обязанности Е.Ф. Кожевникова входило и доведение до архитекторов указаний И.В. Сталина. Не исключено, что и ранее он выполнял эту обязанность в качестве заместителя председателя Госплана, а потом был просто повышен в должности. После смерти Сталина аппарат правительства меняется, и с апреля 1953 года за Е.Ф. Кожевниковым оставляют прямые функции по руководству строительством высоток (его должность называется «Начальник отдела по строительству высотных домов Управления делами Совета министров СССР»). Однако в августе 1953 года после ареста Берии отдел по строительству высотных домов при Управлении делами Совета министров СССР, скорее всего, ликвидируют, в результате чего Е.Ф. Кожевников становится первым заместителем министра строительства СССР. (Благодарю Дмитрия Хмельницкого, автора серии книг по истории советской архитектуры, за участие в обсуждении данного вопроса.)
Одним из «проводников вкусов Сталина» являлся, вероятно, и Дмитрий Чечулин – автор сразу двух высотных проектов, который в 1945 году был назначен на должность главного архитектора Москвы. В архитектурных кругах он получил красноречивое прозвище «высотник», сохранившееся за ним на долгие годы, даже после официальной смены архитектурного стиля. Есть основания полагать, что именно он стоял у истоков идеи строительства московских высотных зданий. В книге «Зодчие Москвы» архитектор A.M. Журавлев, описывая предвоенный период, сообщает: «…Работая над конкурсным проектом большого жилого комплекса на Котельнической набережной, архитектор подумал над тем, как создать пространственную поддержку будущей высотной композиции Дворца Советов. Так возник проект дома с повышенной до 22–24 этажей центральной частью у слияния Яузы с Москвой-рекой. Проект Д.М. Чечулина и А.К. Ростковского получил одобрение, а перед войной на берегу Москвы-реки уже было возведено большое крыло будущего комплекса (Котельническая наб., 1/15)»[56].
Архитекторы Д.Н. Чечулин и А. К. Ростковский. Котельническая набережная. Жилой дом. 1940 г.
Территория, подлежавшая реконструкции и примыкающая к Котельнической, Гончарной и Краснохолмской набережным, состояла из 24 мелких кварталов, если так можно было называть небольшие площади от 0,18 га до 2–3 га. Из них только три квартала приближались по своим размерам к нормативным данным, положенным в основу планировки жилых кварталов при реконструкции Москвы. Площадь, занимаемая всеми кварталами, без улиц, проездов, составляла 67,97 га. Из них 40 га занимала жилая застройка, остальные 27,97 га эксплуатировались фабриками, складами, конными дворами, многочисленными подсобными мастерскими, не имеющими никакого отношения к обслуживанию трудящихся, проживающих в этих кварталах. Кварталы в основном застраивались мелкими одно-двухэтажными домами, расположенными в своем большинстве вплотную друг к другу, без соблюдения санитарных и пожарных разрывов. Каждый квартал разбивался на десятки карликовых владений, отгороженных друг от друга заборами, вокруг которых лепились сараи, уплотняя и без того тесную застройку. Проекты реконструкции кварталов Котельнической и Гончарной набережных первоначально разрабатывались 5-й архитектурно-проектной мастерской Моссовета под руководством профессора архитектуры Д.Ф. Фридмана[57].
О том, что произошло дальше, очень недвусмысленно писал сам Дмитрий Чечулин на страницах журнала «Строительство Москвы»: «Основные магистрали разбиты на участки, порученные определенным архитекторам. В отдельных случаях работа этих архитекторов оказалась не на должной высоте. Почти по всем магистралям можно привести примеры, когда работники магистральных мастерских добиваются права строить на своей магистрали, давая проекты более высокого качества, чем работники других проектных организаций. Однако есть примеры, когда магистральный архитектор, в результате конкурса, вынужден был уступить место и право строить на его магистрали другому архитектору. Такой печальный случай произошел с магистральным архитектором Д.Ф. Фридманом на Котельнической набережной. Это должно быть учтено коллективом мастерской, тем более что и в настоящее время эта работа поставлена недостаточно серьезно»[58].
По фотографии в альбоме «Советская архитектура за XXX лет» невозможно понять, что довоенное крыло жилого здания на Котельнической набережной является частью будущего комплекса. Он предстает совершенно самостоятельным строением, не имевшим какого-то особого статуса. В доме была самая обыкновенная планировка квартир. После войны при постройке крыла по Подгорской набережной и высотной части фасад старого крыла тоже реконструировали: два первых этажа одели в массивный гранитный цоколь, наверху надстроили башенки с обелисками, а сам дом одели в керамику. Таким образом, сегодня все части ансамбля воспринимаются наблюдателем совершенно органично, как единое целое. Тем не менее разницу в степени «элитности» жиль я между довоенным и послевоенным корпусами легко почувствовать внутри подъездов. О том же позволяет судить и очень малое количество мемориальных досок на довоенном крыле здания.
Необходимость вести единовременное комплексное проектирование целостных ансамблей стала важным творческим выводом из того опыта, который еще до войны был накоплен московскими архитекторами и строителями. Об этом говорил, в частности, Д.Н. Чечулин на страницах программной статьи, опубликованной в журнале «Строительство Москвы» № 11–14 за 1940 год. На цветной вкладке журнала был изображен проект застройки Новодорогомиловской магистрали (в последующем Кутузовского проспекта), выполненный архитекторами Д.Н. Чечулиным, А.Ф. Жуковым и А.К. Ростковским.
Архитекторы Д.Н. Чечулин, А.Ф. Жуков, А.К. Ростковский. Проспект Конституции. Перспектива Новодорогомиловской магистрали. Проект
Примечательно то, что в излучине Москвы-реки, на месте высотной гостиницы «Украина», уже тогда было запроектировано общественное здание высотой в 22–24 этажа в виде отдельно стоящей башни с уступчатым силуэтом, решенным в стиле послевоенных высоток[59].
Перед войной идея построения пространственной поддержки Дворца Советов в виде ряда градостроительных доминант не могла остаться вне поля зрения И.В. Сталина. Однако близость войны заставила повременить с ее реализацией. В 1947 году И.В. Сталин вернулся к ней, получив возможность осуществить довоенные планы. Обдуманная за годы идея получает предельно четкое и последовательное выражение в пунктах постановления «О строительстве в г. Москве многоэтажных зданий». В это же время с 1947 по 1956 год Борис Иофан последовательно разрабатывает шесть вариантов Дворца Советов с уменьшением размеров этого сооружения. В 1949 году высота Дворца была скорректирована им до 320 м, что «очевидно, было вызвано требованием усовершенствовать архитектурные качества Дворца, найти большую связь с размерами окружающих зданий, площадями и магистралями»[60].
Очень интересны и воспоминания Дмитрия Чечулина, где он прямо говорит о том, что руководил проектированием высоток и даже занимался назначением архитекторов. В своей автобиографической книге «Жизнь и зодчество» он пишет:
«Видя, что силуэт старой Москвы спасти невозможно, я много размышлял над тем, как сохранить исторически сложившийся характер нашей столицы. Мысль о высотных зданиях пришла во время работы над конкурсным проектом дома на Котельнической набережной. Некоторые коллеги, заботясь о том, как бы не перекрыть крупным зданием красивую композицию древних соборов на Швивой горке, предлагали построить здесь малоэтажное здание. Я же видел возможность масштабного сопоставления.
Генеральным планом 1935 года в исключительных случаях предусматривалась возможность строить дома выше 9—12 этажей. Воспользовавшись этим, я вместе с архитектором А.К. Ростковским подготовил проект здания, центральная часть которого имела 25 этажей. Исполком Моссовета утвердил проект. Больше того, мысль о необходимости поднять силуэт Москвы понравилась, и мне было рекомендовано увеличить число этажей в центральной части, придать ей такое архитектурное выражение, чтобы здание просматривалось со всех концов города.
Вскоре после этого московские градостроители получили правительственное задание создать четкий силуэт столицы. За короткое время были ориентировочно намечены точки, в которых должны появиться высотные здания.
Это было очень ответственное задание. Требовалось четкое планировочное решение, продуманная увязка в единое целое комплексов, ансамблей города. Высотные здания должны были играть роль градообразующих элементов, архитектурных доминант. Вот, например, Смоленская площадь. Сейчас она достаточно ясно оформилась, что позволяет судить о градообразующем влиянии высотного здания, построенного здесь.
Сооружение высотных зданий было для нас абсолютно новым делом. Возникало множество вопросов технологического порядка: как организовать производство стальных каркасов, лифтов, как обеспечить эффективную работу коммуникаций.
Проектированием каждого отдельного высотного здания занимались специально созданные авторские группы. В течение двух лет все проекты предстояло утвердить и начать строительство. Художественный образ каждого здания должен был отличаться своеобразием и в то же врем я быть глубоко связанным с планировочной структурой города, его сложившейся объемно-пространственной композицией. Высотные дома своей образной сутью должны были придать новое звучание архитектурному облику столицы. Предстояло на основе этого нового качества продолжать дальше строить Москву.
Строительство высотного здания на Котельнической набережной. 1950 г.
Сооружение высотных зданий положило начало индустриальному методу строительства таких объектов. Бесшумные скоростные лифты, тепловая воздушная завеса, системы управления и регулирования сложного домового хозяйства, автоматизированная система вентиляции и очистки воздуха и многие другие технические новшества впервые у нас в стране были разработаны и внедрены именно в высотных зданиях.
Все, что связано с их появлением, – от зарождения идеи, составления первых предварительных наметок, подбора авторского состава до детальных проработок проектов, их утверждения и полного окончания строительства – все это пришлось пережить. Быть может, поэтому товарищи, коллеги окрестили меня «высотником».
Высотные здания Москвы продолжили славные традиции классической русской архитектуры. Они одеты в белокаменный наряд, их башни, увенчанные ажурными переплетами арок, устремлены ввысь, как шатровые крыши древнего Кремля, а весь облик соответствует нашей русской природе, близок ее поэтическому характеру.
В силуэте и пропорциях высотных зданий заложены характерные для Москвы архитектурные традиции, дошедшие до нас через ее ка в выдающихся произведениях русского зодчества: башнях Кремля, стройной вертикали колокольни Ивана Великого, Меншиковой башне, колокольне Новодевичьего монастыря. Неудивительно поэтому, что высотные здания слились с историческим силуэтом Москвы. Велика организующая роль этих сооружений, подчеркивающих кольцевую структуру плана города.
На Юго-Западе столицы, на Ленинских горах, в начале 50-х годов выросло величественное здание Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Оно связало в единое архитектурное целое огромный район в этой части города. Сейчас молодежи кажется, что так было всегда, настолько органично вписывается главное здание МГУ в пейзаж.
Творческую группу, занимавшуюся подготовкой проекта здания университета, возглавили Л.В. Руднев – мастер архитектурного образа, СЕ. Чернышев – крупнейший планировщик, представитель ленинградской школы, ученик И.А. Фомина и В.А. Щуко – П.В. Абросимов, мастер ленинградской школы А.Ф. Хряков. Они пошли по пути создания возвышенного образа храма науки. Замечательно планировочное решение комплекса университетских зданий. Главный высотный корпус является центром всей композиции, а также планировочным узлом Юго-Запада столицы.
Говоря о плодотворности идеи строительства высотных зданий, хочу еще раз подчеркнуть их градообразующий характер. Проиллюстрирую это на примере высотного здания на Смоленской площади, о котором уже говорил. До его возведения площади по существу не было. А.В. Щусев, консультировавший выбор мест для строительства высотных зданий, считал, что на Смоленской надо поставить масштабную вертикаль, с тем чтобы зрительно раскрыть, выявить дорогу на Бородинский мост. Сегодня любому ясен этот выразительнейший градостроительный замысел. Но поначалу он встретил сопротивление со стороны В.Г. Гельфрейха, которому было поручено проектирование высотного здания здесь. Я пригласил к себе этого маститого архитектора, одного из авторов нового здания Библиотеки имени В.И. Ленина, и предложил ему связать в единое целое выстроенное И.А. Голосовым в предвоенные годы здание Министерства мясомолочной промышленности и будущее высотное здание МИДа. «Нет, я этого делать не буду, – стал возражать Владимир Георгиевич. – Здесь уже все сделано Голосовым, и сделано прекрасно». Тогда я стал рисовать, полагая, что так он скорее меня поймет. Через какое-то время Владимира Георгиевича заинтересовала моя идея. Он тоже стал рисовать. «Пока не нарисуете, не уйдете», – сказал я твердо и оставил его одного в кабинете. Гельфрейх великолепно решил проблемы увязки существующего здания с воображаемым. И если в его совместной с В.А. Щуко работе над новым зданием Библиотеки имени В.И. Ленина видна контрастная несопоставимость с классикой бывшего Румянцевского музея (дома Пашкова), то здесь изящные «швы» заметит только очень сведущий человек.
Не без трудностей рождалось высотное здание Министерства путей сообщения СССР у станции метро «Лермонтовская». Его проектировал Алексей Николаевич Душкин. Мы обговорили с ним основныв характеристики сооружения, предлагаемое образное решение. Душкин взялся за работу горячо. Однако проектные материалы, которые он представил, свидетельствовали об авторской неудаче. То, что было таким выигрышным, новым в его знаменитой работе на станции метро «Маяковская», применительно к огромному архитектурному объему высотного здания МПС оказалось неприемлемым. Поэтому я предложил Душкину взять в соавторы Бориса Сергеевича Мезенцева, человека большого дарования. По его проектам в первые послевоенные годы были сооружены отмеченные самостоятельностью, высокой авторской культурой здания вокзалов в Харькове, Смоленске, Горках Ленинских, Бородине. Высотный дом Министерства путей сообщения стал первой работой молодого архитектора в столице. Здание придало стройность этому району Москвы. Авторы проекта МПС А.П. Душкин и Б. С. Мезенцев были удостоены Государственной премии СССР. Позднее по проектам Мезенцева были построены несколько интересных в планировочном и пластическом отношении кварталов Юго-Западного района Москвы, выразительное, подчеркнуто современное здание Совета Министров Узбекской ССР в Ташкенте, Ленинский мемориал в Ульяновске[61].
Высотный дом на площади Восстания сооружен по проекту архитекторов М.В. Посохина и А.А. Мндоянца. Это была первая значительная работа Посохина, который затем проектировал и строил дома на улице Чайковского и Хорошевском шоссе. Он осуществлял руководство планировкой и застройкой индустриальными методами жилого массива Хорошево-Мневники. Посохин и его ближайшие сотрудники А.А. Мндоянц, П.П. Штеллер, Е.Н. Стамо, инженер Г.Н. Львов – авторы проектов здания Кремлевского Дворца съездов, комплексов СЭВа и Калининского проспекта.
Практика работы наталкивала на мысль о необходимости ансамблевого решения градостроительных узлов, возникавших в результате строительства высотных зданий, необходимости дальнейшей реконструкции центра. Тогда-то и был подготовлен крупномасштабный макет. Он был столь огромный, что помещался только в Мраморном зале Московского Совета. Макет давал зримое представление о том, как высотные здания вписываются в силуэт Москвы, в ее центральную часть. Их громады, транспортные узлы, магистрали предстали на макете, давая возможность ясно увидеть облик центра Москвы недалекого будущего.
План реконструкции центра был рассчитан на 20–25 лет. Приступая к его осуществлению, архитекторы сознавали, что социалистическая реконструкция исторически сложившегося города – это длительная, повседневная созидательная работа по его оздоровлению, материальному обогащению и архитектурному преображению.
Макет к одному из проектных предложений по застройке центрального района г. Москвы. Вид с о стороны Ленинских гор. 1. Дворец Советов (осуществлен не был). 2. Здание МГУ на Ленинских горах. 3. Административное здание в Зарядье (осуществлено не было). 4. Жилое здание на Котельнической набережной. 5. Административное здание на Смоленской площади. Если продолжить ось симметрии университетского комплекса на Ленинских горах до Кремля, то статуя В.И. Ленина, планировавшаяся к установке на башне Дворца Советов, оказалась бы именно на этой оси и была бы устремлена в сторону Кремля. Макет был так велик, что помещался только в Мраморном зале Московского Совета. Макет давал зримое представление о том, как высотные здания вписываются в силуэт центра Москвы
Осуществление плана развития и реконструкции города проходит через ряд последовательных этапов детального проектирования, гарантирующего ансамблевую застройку в целом, а также отдельных магистралей. При этом важнейшим этапом всей работы должно стать перспективное проектирование, основанное на тщательном изучении исторически сложившейся архитектурной структуры города и использовании ее возможностей для формирования новых ансамблей.
Хочу подчеркнуть, что высотные здания духом своим, характером архитектурных форм родственны Москве. И это не случайно: ведь проектирование велось на основе внимательного отношения к исторически сложившейся архитектурной структуре города. Их сооружение практически завершилось к началу пятидесятых годов. В последующий период, когда увлеклись голым прагматизмом в строительном деле, высотки поругивали за дороговизну, малую заселенность и плохое использование верхней части. Казалось бы, и тот и другой поводы для критики достаточно убедительны, если судить с позиции сиюминутной выгоды. Не спорю, что вместо одного высотного здания вроде того, что стоит на Смоленской площади, можно было бы на те же средства выстроить не один десяток типовых пятиэтажных домов. Но, помимо долговечности и несомненного качества высотных зданий, они обладают таким немаловажным свойством, как столичная представительность. Что же касается шпилей, в которых, что греха таить, действительно мало полезной площади, то они создавали сь для того, чтобы придать законченный архитектурный облик всему сооружению.
Еще два слова о дороговизне. Хочу отметить, что сегодняшние так называемые уникальные объекты, при сооружении которых применяются новейшие строительные материалы, а наряду с ними в отделочных работах ценные породы камня и дерева, обходятся государству в суммы, значительно превышающие те, что выделялись в конце сороковых годов на высотные здания. Это и понятно. Страна стала богаче, и в сегодняшних зданиях есть возможность проявить себя архитектур ному искусству.
Мастерская, которую сейчас возглавляю, вместе со строительными коллективами завершает работу над Домом Советов РСФСР. Белокаменное дворцового типа здание высится над Москвой-рекой напротив высотного здания гостиницы «Украина». Интерьеры Дома Советов украшают тематические гобелены, мозаичные панно, наборные паркетные полы, скульптура и многое другое, что относится к понятию произведения искусства.
Высотные здания, их величественные силуэты в московском небе – это не излишество, а существенная часть архитектурного образа столицы нашей Родины»[62].
Первоначальный вариант. 1949 г.
Осуществленный вариант с новым завершением. 1951 г.
Архитекторы А.Н. Душкин, Б.С. Мезенцев. Административное здание на Лермонтовской площади
Прочтение воспоминаний Дмитрия Чечулина оставляет двойственное впечатление. Сложно и неоднозначно воспринимается фраза, сказанная В.Г. Гельфрейху: «Пока не нарисуете, не уйдете». Эпизод с привлечением Бориса Мезенцева был описан Т.Д. Душкиной в книге воспоминаний о своем муже архитекторе А.Н. Душкине. Она вспоминает, что в 1947 году, несмотря на протесты А.Н. Душкина, Б. Мезенцев был назначен в его группу вторым автором. Сам он давно этого добивался, а произошло назначение якобы по инициативе Д. Чечулина, который считал, что предстоит очень большая работа, в других группах по проектированию высотных зданий работают по нескольку человек, а здесь весь проект делает один Душкин. Т.Д. Душкина пишет, что, когда ее муж был назначен главным архитектором МПС, Б. Мезенцев уже работал в ней архитектором. Между коллегами сразу возникла напряженная обстановка, очевидно назначение разрушило планы Б. Мезенцева самому возглавить мастерскую. Первое время Б.С. Мезенцев бывал у Душкиных в доме. Т.Д. Душкина считает, что, очевидно, причиной интриг была зависть Б. Мезенцева к таланту мужа, к его наградам, интеллигентности и т. д.[63]
Посчитаем: если допустить, что 32-этажное здание будет иметь высоту 130–140 м, то выходит, что высота одного этажа (с учетом перекрытий) составит 4–4,3 м (на самом деле высота этажа составила 4,1 м). Такая высота является типичной для домов сталинской постройки. Однако позже, для придания пропорциям большей гармоничности, здания «вытянули». Рост был обеспечен увеличением этажности: именно поэтому здание МГУ на Ленинских горах выросло еще на 4 этажа, подросли и остальные – те, что должны были иметь 26 этажей, были спроектированы на 32 и т. д.
Сегодня, в условиях недоступности многих документов, мы по большей части можем лишь строить предположения о том, какие события происходили до и после 13 января 1947 года, когда И.В. Сталиным в Кремле было подписано постановление Совета министров № 53 «О строительстве в г. Москве многоэтажных зданий», первый пункт которого гласил: «Принять предложение товарища Сталина о строительстве в течение 1947–1952 гг. в Москве многоэтажных зданий: одного 32-этажного дома, двух 26-этажных и пяти 16-этажных домов».
В своей книге «Дороги жизни» Михаил Посохин пишет: «О вкусах И.В. Сталина мы, молодые архитекторы, узнавали через вышестоящих людей и рассказы окружающих. Видеть и слышать его мне не приходилось. Особенно четко его вкусы проявились при проектировании высотных домов в Москве, увенчанных по его желанию остроконечными завершениями (говорили, что Сталин любил готику). Передал это задание Кожевников через своего помощника»[54].
М.В. Посохин говорит о том, что указания Сталина передавались зодчим через Кожевникова. Е.Ф. Кожевников – впоследствии министр транспортного строительства СССР, с 1951 года занимал должность помощника зампреда Совмина, то есть являлся помощником заместителя Сталина. Поскольку его имя упоминается в связи со строительством высоток, то, возможно, его непосредственным начальником был и сам Л.П. Берия. А.Н. Комаровский в книге «Записки строителя» выражает благодарность Е.Ф. Кожевникову, который непосредственно наблюдал за строительством высотных зданий в Москве и неизменно оказывал широкую поддержку в обеспечении строительства, в оперативном рассмотрении многих вопросов, требовавших решений Совета министров СССР[55]. Вполне можно допустить, что в обязанности Е.Ф. Кожевникова входило и доведение до архитекторов указаний И.В. Сталина. Не исключено, что и ранее он выполнял эту обязанность в качестве заместителя председателя Госплана, а потом был просто повышен в должности. После смерти Сталина аппарат правительства меняется, и с апреля 1953 года за Е.Ф. Кожевниковым оставляют прямые функции по руководству строительством высоток (его должность называется «Начальник отдела по строительству высотных домов Управления делами Совета министров СССР»). Однако в августе 1953 года после ареста Берии отдел по строительству высотных домов при Управлении делами Совета министров СССР, скорее всего, ликвидируют, в результате чего Е.Ф. Кожевников становится первым заместителем министра строительства СССР. (Благодарю Дмитрия Хмельницкого, автора серии книг по истории советской архитектуры, за участие в обсуждении данного вопроса.)
Одним из «проводников вкусов Сталина» являлся, вероятно, и Дмитрий Чечулин – автор сразу двух высотных проектов, который в 1945 году был назначен на должность главного архитектора Москвы. В архитектурных кругах он получил красноречивое прозвище «высотник», сохранившееся за ним на долгие годы, даже после официальной смены архитектурного стиля. Есть основания полагать, что именно он стоял у истоков идеи строительства московских высотных зданий. В книге «Зодчие Москвы» архитектор A.M. Журавлев, описывая предвоенный период, сообщает: «…Работая над конкурсным проектом большого жилого комплекса на Котельнической набережной, архитектор подумал над тем, как создать пространственную поддержку будущей высотной композиции Дворца Советов. Так возник проект дома с повышенной до 22–24 этажей центральной частью у слияния Яузы с Москвой-рекой. Проект Д.М. Чечулина и А.К. Ростковского получил одобрение, а перед войной на берегу Москвы-реки уже было возведено большое крыло будущего комплекса (Котельническая наб., 1/15)»[56].
Территория, подлежавшая реконструкции и примыкающая к Котельнической, Гончарной и Краснохолмской набережным, состояла из 24 мелких кварталов, если так можно было называть небольшие площади от 0,18 га до 2–3 га. Из них только три квартала приближались по своим размерам к нормативным данным, положенным в основу планировки жилых кварталов при реконструкции Москвы. Площадь, занимаемая всеми кварталами, без улиц, проездов, составляла 67,97 га. Из них 40 га занимала жилая застройка, остальные 27,97 га эксплуатировались фабриками, складами, конными дворами, многочисленными подсобными мастерскими, не имеющими никакого отношения к обслуживанию трудящихся, проживающих в этих кварталах. Кварталы в основном застраивались мелкими одно-двухэтажными домами, расположенными в своем большинстве вплотную друг к другу, без соблюдения санитарных и пожарных разрывов. Каждый квартал разбивался на десятки карликовых владений, отгороженных друг от друга заборами, вокруг которых лепились сараи, уплотняя и без того тесную застройку. Проекты реконструкции кварталов Котельнической и Гончарной набережных первоначально разрабатывались 5-й архитектурно-проектной мастерской Моссовета под руководством профессора архитектуры Д.Ф. Фридмана[57].
О том, что произошло дальше, очень недвусмысленно писал сам Дмитрий Чечулин на страницах журнала «Строительство Москвы»: «Основные магистрали разбиты на участки, порученные определенным архитекторам. В отдельных случаях работа этих архитекторов оказалась не на должной высоте. Почти по всем магистралям можно привести примеры, когда работники магистральных мастерских добиваются права строить на своей магистрали, давая проекты более высокого качества, чем работники других проектных организаций. Однако есть примеры, когда магистральный архитектор, в результате конкурса, вынужден был уступить место и право строить на его магистрали другому архитектору. Такой печальный случай произошел с магистральным архитектором Д.Ф. Фридманом на Котельнической набережной. Это должно быть учтено коллективом мастерской, тем более что и в настоящее время эта работа поставлена недостаточно серьезно»[58].
По фотографии в альбоме «Советская архитектура за XXX лет» невозможно понять, что довоенное крыло жилого здания на Котельнической набережной является частью будущего комплекса. Он предстает совершенно самостоятельным строением, не имевшим какого-то особого статуса. В доме была самая обыкновенная планировка квартир. После войны при постройке крыла по Подгорской набережной и высотной части фасад старого крыла тоже реконструировали: два первых этажа одели в массивный гранитный цоколь, наверху надстроили башенки с обелисками, а сам дом одели в керамику. Таким образом, сегодня все части ансамбля воспринимаются наблюдателем совершенно органично, как единое целое. Тем не менее разницу в степени «элитности» жиль я между довоенным и послевоенным корпусами легко почувствовать внутри подъездов. О том же позволяет судить и очень малое количество мемориальных досок на довоенном крыле здания.
Необходимость вести единовременное комплексное проектирование целостных ансамблей стала важным творческим выводом из того опыта, который еще до войны был накоплен московскими архитекторами и строителями. Об этом говорил, в частности, Д.Н. Чечулин на страницах программной статьи, опубликованной в журнале «Строительство Москвы» № 11–14 за 1940 год. На цветной вкладке журнала был изображен проект застройки Новодорогомиловской магистрали (в последующем Кутузовского проспекта), выполненный архитекторами Д.Н. Чечулиным, А.Ф. Жуковым и А.К. Ростковским.
Примечательно то, что в излучине Москвы-реки, на месте высотной гостиницы «Украина», уже тогда было запроектировано общественное здание высотой в 22–24 этажа в виде отдельно стоящей башни с уступчатым силуэтом, решенным в стиле послевоенных высоток[59].
Перед войной идея построения пространственной поддержки Дворца Советов в виде ряда градостроительных доминант не могла остаться вне поля зрения И.В. Сталина. Однако близость войны заставила повременить с ее реализацией. В 1947 году И.В. Сталин вернулся к ней, получив возможность осуществить довоенные планы. Обдуманная за годы идея получает предельно четкое и последовательное выражение в пунктах постановления «О строительстве в г. Москве многоэтажных зданий». В это же время с 1947 по 1956 год Борис Иофан последовательно разрабатывает шесть вариантов Дворца Советов с уменьшением размеров этого сооружения. В 1949 году высота Дворца была скорректирована им до 320 м, что «очевидно, было вызвано требованием усовершенствовать архитектурные качества Дворца, найти большую связь с размерами окружающих зданий, площадями и магистралями»[60].
Очень интересны и воспоминания Дмитрия Чечулина, где он прямо говорит о том, что руководил проектированием высоток и даже занимался назначением архитекторов. В своей автобиографической книге «Жизнь и зодчество» он пишет:
«Видя, что силуэт старой Москвы спасти невозможно, я много размышлял над тем, как сохранить исторически сложившийся характер нашей столицы. Мысль о высотных зданиях пришла во время работы над конкурсным проектом дома на Котельнической набережной. Некоторые коллеги, заботясь о том, как бы не перекрыть крупным зданием красивую композицию древних соборов на Швивой горке, предлагали построить здесь малоэтажное здание. Я же видел возможность масштабного сопоставления.
Генеральным планом 1935 года в исключительных случаях предусматривалась возможность строить дома выше 9—12 этажей. Воспользовавшись этим, я вместе с архитектором А.К. Ростковским подготовил проект здания, центральная часть которого имела 25 этажей. Исполком Моссовета утвердил проект. Больше того, мысль о необходимости поднять силуэт Москвы понравилась, и мне было рекомендовано увеличить число этажей в центральной части, придать ей такое архитектурное выражение, чтобы здание просматривалось со всех концов города.
Вскоре после этого московские градостроители получили правительственное задание создать четкий силуэт столицы. За короткое время были ориентировочно намечены точки, в которых должны появиться высотные здания.
Это было очень ответственное задание. Требовалось четкое планировочное решение, продуманная увязка в единое целое комплексов, ансамблей города. Высотные здания должны были играть роль градообразующих элементов, архитектурных доминант. Вот, например, Смоленская площадь. Сейчас она достаточно ясно оформилась, что позволяет судить о градообразующем влиянии высотного здания, построенного здесь.
Сооружение высотных зданий было для нас абсолютно новым делом. Возникало множество вопросов технологического порядка: как организовать производство стальных каркасов, лифтов, как обеспечить эффективную работу коммуникаций.
Проектированием каждого отдельного высотного здания занимались специально созданные авторские группы. В течение двух лет все проекты предстояло утвердить и начать строительство. Художественный образ каждого здания должен был отличаться своеобразием и в то же врем я быть глубоко связанным с планировочной структурой города, его сложившейся объемно-пространственной композицией. Высотные дома своей образной сутью должны были придать новое звучание архитектурному облику столицы. Предстояло на основе этого нового качества продолжать дальше строить Москву.
Сооружение высотных зданий положило начало индустриальному методу строительства таких объектов. Бесшумные скоростные лифты, тепловая воздушная завеса, системы управления и регулирования сложного домового хозяйства, автоматизированная система вентиляции и очистки воздуха и многие другие технические новшества впервые у нас в стране были разработаны и внедрены именно в высотных зданиях.
Все, что связано с их появлением, – от зарождения идеи, составления первых предварительных наметок, подбора авторского состава до детальных проработок проектов, их утверждения и полного окончания строительства – все это пришлось пережить. Быть может, поэтому товарищи, коллеги окрестили меня «высотником».
Высотные здания Москвы продолжили славные традиции классической русской архитектуры. Они одеты в белокаменный наряд, их башни, увенчанные ажурными переплетами арок, устремлены ввысь, как шатровые крыши древнего Кремля, а весь облик соответствует нашей русской природе, близок ее поэтическому характеру.
В силуэте и пропорциях высотных зданий заложены характерные для Москвы архитектурные традиции, дошедшие до нас через ее ка в выдающихся произведениях русского зодчества: башнях Кремля, стройной вертикали колокольни Ивана Великого, Меншиковой башне, колокольне Новодевичьего монастыря. Неудивительно поэтому, что высотные здания слились с историческим силуэтом Москвы. Велика организующая роль этих сооружений, подчеркивающих кольцевую структуру плана города.
На Юго-Западе столицы, на Ленинских горах, в начале 50-х годов выросло величественное здание Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Оно связало в единое архитектурное целое огромный район в этой части города. Сейчас молодежи кажется, что так было всегда, настолько органично вписывается главное здание МГУ в пейзаж.
Творческую группу, занимавшуюся подготовкой проекта здания университета, возглавили Л.В. Руднев – мастер архитектурного образа, СЕ. Чернышев – крупнейший планировщик, представитель ленинградской школы, ученик И.А. Фомина и В.А. Щуко – П.В. Абросимов, мастер ленинградской школы А.Ф. Хряков. Они пошли по пути создания возвышенного образа храма науки. Замечательно планировочное решение комплекса университетских зданий. Главный высотный корпус является центром всей композиции, а также планировочным узлом Юго-Запада столицы.
Говоря о плодотворности идеи строительства высотных зданий, хочу еще раз подчеркнуть их градообразующий характер. Проиллюстрирую это на примере высотного здания на Смоленской площади, о котором уже говорил. До его возведения площади по существу не было. А.В. Щусев, консультировавший выбор мест для строительства высотных зданий, считал, что на Смоленской надо поставить масштабную вертикаль, с тем чтобы зрительно раскрыть, выявить дорогу на Бородинский мост. Сегодня любому ясен этот выразительнейший градостроительный замысел. Но поначалу он встретил сопротивление со стороны В.Г. Гельфрейха, которому было поручено проектирование высотного здания здесь. Я пригласил к себе этого маститого архитектора, одного из авторов нового здания Библиотеки имени В.И. Ленина, и предложил ему связать в единое целое выстроенное И.А. Голосовым в предвоенные годы здание Министерства мясомолочной промышленности и будущее высотное здание МИДа. «Нет, я этого делать не буду, – стал возражать Владимир Георгиевич. – Здесь уже все сделано Голосовым, и сделано прекрасно». Тогда я стал рисовать, полагая, что так он скорее меня поймет. Через какое-то время Владимира Георгиевича заинтересовала моя идея. Он тоже стал рисовать. «Пока не нарисуете, не уйдете», – сказал я твердо и оставил его одного в кабинете. Гельфрейх великолепно решил проблемы увязки существующего здания с воображаемым. И если в его совместной с В.А. Щуко работе над новым зданием Библиотеки имени В.И. Ленина видна контрастная несопоставимость с классикой бывшего Румянцевского музея (дома Пашкова), то здесь изящные «швы» заметит только очень сведущий человек.
Не без трудностей рождалось высотное здание Министерства путей сообщения СССР у станции метро «Лермонтовская». Его проектировал Алексей Николаевич Душкин. Мы обговорили с ним основныв характеристики сооружения, предлагаемое образное решение. Душкин взялся за работу горячо. Однако проектные материалы, которые он представил, свидетельствовали об авторской неудаче. То, что было таким выигрышным, новым в его знаменитой работе на станции метро «Маяковская», применительно к огромному архитектурному объему высотного здания МПС оказалось неприемлемым. Поэтому я предложил Душкину взять в соавторы Бориса Сергеевича Мезенцева, человека большого дарования. По его проектам в первые послевоенные годы были сооружены отмеченные самостоятельностью, высокой авторской культурой здания вокзалов в Харькове, Смоленске, Горках Ленинских, Бородине. Высотный дом Министерства путей сообщения стал первой работой молодого архитектора в столице. Здание придало стройность этому району Москвы. Авторы проекта МПС А.П. Душкин и Б. С. Мезенцев были удостоены Государственной премии СССР. Позднее по проектам Мезенцева были построены несколько интересных в планировочном и пластическом отношении кварталов Юго-Западного района Москвы, выразительное, подчеркнуто современное здание Совета Министров Узбекской ССР в Ташкенте, Ленинский мемориал в Ульяновске[61].
Высотный дом на площади Восстания сооружен по проекту архитекторов М.В. Посохина и А.А. Мндоянца. Это была первая значительная работа Посохина, который затем проектировал и строил дома на улице Чайковского и Хорошевском шоссе. Он осуществлял руководство планировкой и застройкой индустриальными методами жилого массива Хорошево-Мневники. Посохин и его ближайшие сотрудники А.А. Мндоянц, П.П. Штеллер, Е.Н. Стамо, инженер Г.Н. Львов – авторы проектов здания Кремлевского Дворца съездов, комплексов СЭВа и Калининского проспекта.
Практика работы наталкивала на мысль о необходимости ансамблевого решения градостроительных узлов, возникавших в результате строительства высотных зданий, необходимости дальнейшей реконструкции центра. Тогда-то и был подготовлен крупномасштабный макет. Он был столь огромный, что помещался только в Мраморном зале Московского Совета. Макет давал зримое представление о том, как высотные здания вписываются в силуэт Москвы, в ее центральную часть. Их громады, транспортные узлы, магистрали предстали на макете, давая возможность ясно увидеть облик центра Москвы недалекого будущего.
План реконструкции центра был рассчитан на 20–25 лет. Приступая к его осуществлению, архитекторы сознавали, что социалистическая реконструкция исторически сложившегося города – это длительная, повседневная созидательная работа по его оздоровлению, материальному обогащению и архитектурному преображению.
Осуществление плана развития и реконструкции города проходит через ряд последовательных этапов детального проектирования, гарантирующего ансамблевую застройку в целом, а также отдельных магистралей. При этом важнейшим этапом всей работы должно стать перспективное проектирование, основанное на тщательном изучении исторически сложившейся архитектурной структуры города и использовании ее возможностей для формирования новых ансамблей.
Хочу подчеркнуть, что высотные здания духом своим, характером архитектурных форм родственны Москве. И это не случайно: ведь проектирование велось на основе внимательного отношения к исторически сложившейся архитектурной структуре города. Их сооружение практически завершилось к началу пятидесятых годов. В последующий период, когда увлеклись голым прагматизмом в строительном деле, высотки поругивали за дороговизну, малую заселенность и плохое использование верхней части. Казалось бы, и тот и другой поводы для критики достаточно убедительны, если судить с позиции сиюминутной выгоды. Не спорю, что вместо одного высотного здания вроде того, что стоит на Смоленской площади, можно было бы на те же средства выстроить не один десяток типовых пятиэтажных домов. Но, помимо долговечности и несомненного качества высотных зданий, они обладают таким немаловажным свойством, как столичная представительность. Что же касается шпилей, в которых, что греха таить, действительно мало полезной площади, то они создавали сь для того, чтобы придать законченный архитектурный облик всему сооружению.
Еще два слова о дороговизне. Хочу отметить, что сегодняшние так называемые уникальные объекты, при сооружении которых применяются новейшие строительные материалы, а наряду с ними в отделочных работах ценные породы камня и дерева, обходятся государству в суммы, значительно превышающие те, что выделялись в конце сороковых годов на высотные здания. Это и понятно. Страна стала богаче, и в сегодняшних зданиях есть возможность проявить себя архитектур ному искусству.
Мастерская, которую сейчас возглавляю, вместе со строительными коллективами завершает работу над Домом Советов РСФСР. Белокаменное дворцового типа здание высится над Москвой-рекой напротив высотного здания гостиницы «Украина». Интерьеры Дома Советов украшают тематические гобелены, мозаичные панно, наборные паркетные полы, скульптура и многое другое, что относится к понятию произведения искусства.
Высотные здания, их величественные силуэты в московском небе – это не излишество, а существенная часть архитектурного образа столицы нашей Родины»[62].
Архитекторы А.Н. Душкин, Б.С. Мезенцев. Административное здание на Лермонтовской площади
Прочтение воспоминаний Дмитрия Чечулина оставляет двойственное впечатление. Сложно и неоднозначно воспринимается фраза, сказанная В.Г. Гельфрейху: «Пока не нарисуете, не уйдете». Эпизод с привлечением Бориса Мезенцева был описан Т.Д. Душкиной в книге воспоминаний о своем муже архитекторе А.Н. Душкине. Она вспоминает, что в 1947 году, несмотря на протесты А.Н. Душкина, Б. Мезенцев был назначен в его группу вторым автором. Сам он давно этого добивался, а произошло назначение якобы по инициативе Д. Чечулина, который считал, что предстоит очень большая работа, в других группах по проектированию высотных зданий работают по нескольку человек, а здесь весь проект делает один Душкин. Т.Д. Душкина пишет, что, когда ее муж был назначен главным архитектором МПС, Б. Мезенцев уже работал в ней архитектором. Между коллегами сразу возникла напряженная обстановка, очевидно назначение разрушило планы Б. Мезенцева самому возглавить мастерскую. Первое время Б.С. Мезенцев бывал у Душкиных в доме. Т.Д. Душкина считает, что, очевидно, причиной интриг была зависть Б. Мезенцева к таланту мужа, к его наградам, интеллигентности и т. д.[63]