Николай Леонов. Диктатура Гурова (сборник)

   – Ну, теперь Витькиной власти над тобой пришел конец, потому что его отец больше не работает начальником прииска, его уволили, – сообщил ему Гуров.
   Дети застыли, невольно открыв рот и уставившись на Льва во все глаза, а потом перевели свои взгляды на отца.
   – Да, Матвей Семенович его действительно уволил, а вот Лев Иванович еще и арестовал, – подтвердил он.
   – А кто вместо него? – тут же спросила Ольга, с надеждой глядя на отца.
   – Не я, – поняв ее взгляд, ответил тот. – Червяков дела принял.
   – Хрен редьки не слаще, – вздохнул Дима. Видимо, в этой семье даже дети знали истинное положение дел на прииске.
   – Да вам-то теперь какое дело? Для вас это уже прошлое, – удивился Гуров и продолжил: – Дима, ты, конечно, знаешь, что Витька и его подельники сделали с этими петардами – они забросали ими дворы некоторых людей, в результате чего жена одного из них умерла. – Мальчишка, не поднимая глаз, кивнул. – Узнав об этом, Витька испугался и велел тебе молчать, да еще и пригрозил чем-то. Именно поэтому ты и молчал, когда тебя привезли в полицию. Так дело было? – Дима снова кивнул. – Чем он тебе угрожал? – В ответ молчание. – Что он расправится с твоими братьями или сестрой?
   Дети, потупившись, молчали, и только Ольга, не поднимая головы, искоса глянула на отца и снова уставилась вниз. Гуров вздохнул и попросил Батюшкина:
   – Илья! Выйди, пожалуйста. Дети знают не только то, как ты их любишь, но и какой у тебя характер. Вот они и боятся при тебе говорить, потому что ты, услышав что-то оскорбительное, можешь не сдержаться и броситься разбираться с обидчиком. И в этот раз это может закончиться весьма трагично уже для тебя.
   А Илья тем временем разительно изменился: только что это был, несмотря на все пережитые его семьей невзгоды, большой и добродушный дядька, а теперь он превратился в разом сжавшуюся пружину, готовую вот-вот распрямиться, и тогда пойдут клочки по закоулочкам: лицо превратилось в каменную маску, желваки ходили ходуном, а глаза сверкали холодным металлическим блеском.
   – Нет уж! Я тут посижу! – решительно заявил он.
   Гуров только удрученно покачал головой, но делать было нечего.
   – Хорошо, оставим эту тему, хотя я уже и сам кое-что понял. Тогда скажи мне, Дима, кто еще вместе с Назаровым бросал петарды? Конечно, ты можешь не знать этого точно, но ведь какие-то предположения у тебя могут быть? Ты же лучше знаешь ситуацию в интернате, чем я. Кто входит в компанию Витьки?
   – Вот пусть он их сам и выдает, – опустив голову, пробурчал мальчик.
   – Дима, то, что я прошу тебя мне рассказать, это не донос. Это называется помощь следствию, – объяснил Гуров. – Вот вы прилетели сюда 27-го числа рано утром и не знаете, что произошло в городе после этого. А там разгромили музей, ударили по голове сторожа, отчего тот умер, четыре раза нападали на поздно возвращавшихся с работы китайцев, в результате чего два человека попали в больницу, пытались похитить, чтобы потом изнасиловать, дочь портного Леши.
   Гуров специально не стал уточнять, что настоящее нападение было только одно, а вот в остальных трех больше пострадали сами нападавшие, да и похищение Люси тоже не удалось.
   – Димка! – каким-то мертвым голосом сказал Илья. – Они тебе угрожали тем, что изнасилуют Олю? Ольга! Они с тобой что-то сделали? Отвечай! Сделали?
   Произошло именно то, чего Лев так боялся: услышав о том, что кто-то угрожал его детям, Илья потерял контроль над собой и был сейчас вне себя от ярости. Гурову теперь оставалось только сидеть и ждать, когда тот успокоится.
   – Папа! – закричала девочка, бросаясь ему на шею. – Они со мной ничего не сделали! Честное слово, ничего! Они же не самоубийцы! Они же знают, что ты их за это убьешь! Просто ругались и угрожали, но ничего не сделали!
   – Папа! Неужели ты думаешь, что я бы это допустил? – солидно заявил Димка. – У них для этих дел свои девки есть.
   Чувствуя на своей шее руки дочери, Илья начал понемногу успокаиваться, а вот Гуров очень заинтересовался последней фразой мальчика и решил, что попозже обязательно вернется к этой теме. Как ни странно, но этот инцидент пошел Льву только на пользу, потому что Батюшкин, залпом выпив остывший чай, к которому, кстати, никто за столом так и не притронулся, как и к пирогам, решительно потребовал:
   – А ну рассказывайте дядя Леве все как на духу! Ольгу они тронуть побоялись, так она же там не одна девочка на весь интернат! Может, какую другую обидели! А у нее что, родителей нет? За нее никто душой не болеет?
   Дети переглянулись, и Димка осторожно начал:
   – Вообще-то компания у них девять человек, все дети каких-нибудь шишек. У них даже спальни свои: в одной – четыре человека, в другой – пять. У них там и телевизоры, и холодильники, и все остальное есть. Они словно на другой планете живут: хотят – ходят на уроки, не хотят – не ходят. Они и учителей не слушаются, а одна из-за них, очень молодая, даже уволилась, потому что они к ней приставали и всякие гадости говорили. И все выходки им с рук сходят, потому что их родители к директору с пустыми руками не приезжают, а он подарки любит. Вот он и объясняет всем, какие они сложные дети, что у них переходный возраст и все такое, и к ним нужно быть особенно внимательными и терпеливыми. И деньги у них у всех всегда есть, вот остальные перед ними и заискивают. Крохи с барского стола подбирают.
   – И девчонки? – спросил Гуров, помня слова мальчика о том, что «другие девки есть».
   – Теперь да, а раньше в их компании только одна Надька Рыжая была, командовала ими, как хотела, – ответил тот.
   – Это не фамилия, просто у нее цвет волос такой, а на самом деле она Артамонова, – объяснила Оля. – А зовут ее так, чтобы от других Надь отличать. У нас там есть Надя Черная, Надя Толстая, Надя Белая, а ее вот Рыжей зовут.
   – У нее родители тоже какие-нибудь шишки, как вы с братом выражаетесь? – как бы между прочим спросил Гуров, на самом деле насторожившийся, услышав о цвете волос этой неизвестной пока Надьки.
   – Да нет, просто… – Ольга покраснела, помолчала, а потом продолжила, осторожно подбирая слова: – Раньше она одна с ними водилась, а потом таких еще несколько девочек стало. Вот она и бесится и на всех срывается, потому что теперь на нее внимания стали меньше обращать. А она изо всех сил хочет, чтобы все было по-прежнему, вот и выделывается.
   – Оленька! Ты меня прости, но я должен уточнить, чтобы быть уверенным, что я правильно тебя понял, – сказал Гуров и стал не менее осторожно, чем она, подбирать слова, что было нелишним в свете присутствовавшего при разговоре Ильи. – Ты хотела сказать, что раньше одна Надька Рыжая вступала в половую связь с парнями из компании Назарова, а потом появились еще несколько девочек, которые занялись тем же, и она перестала быть центром мужского внимания? И теперь, чтобы вернуть его, она совершает разные поступки, причем, как я понял, не очень хорошие? Так?
   – Да! – прошептала девочка.
   – Да что ж у них там, бордель, что ли? – воскликнул побледневший как мел Илья.
   – Похоже, что нравы там весьма вольные, – заметил Лев, хотя и раньше предполагал нечто подобное, потому что иначе не стал бы предлагать Тамаре провести еще и весьма специфичный осмотр девочек. – Оля, а давно эти другие девочки стали уделять такое внимание мальчикам?
   – После того, как начали в секцию ходить, – сказала она.
   – А ты сама ни разу там не была? – спросил Лев, и Оля отрицательно покачала головой. – А почему? Тебе это было неинтересно? Неужели даже из любопытства не заглянула?
   – Сначала я туда пошел, чтобы все посмотреть, – солидно заявил Дима. – А потом Оле запретил туда ходить.
   – И что же тебе там не понравилось? – поинтересовался Лев.
   – Все! А Зайцев особенно! – кратко ответил мальчик.
   – Странно! Обычно такие взрослые мужчины подросткам нравятся, они стремятся им подражать и все такое, – сделал вид, что удивился, Гуров.
   – Вот пусть дураки им и подражают! – сердито сказал Дима. – Он, например, над якутами и эвенками смеется и называет их недоразвитым быдлом. А я знаю, что они хорошие люди, потому что у нас в интернате много их детей есть, и я с ними дружу. И китайцы тоже хорошие люди, они честно работают, и никому никакого вреда от них нет. А он говорил, что они всю Россию заполонили и гнать их надо в три шеи. А еще говорит, что люди делятся на хищников и их добычу, и чтобы в жизни чего-то добиться, надо быть сильным и беспощадным хищником, а слюнтяи так на обочине жизни и останутся. И нужно смолоду учиться быть безжалостным и давить всяких нелюдей, если хочешь чего-нибудь в жизни добиться. Только я думаю, что, если у умного человека есть совесть, он все равно никогда хищником не станет и добычу выискивать не будет. Он и без этого всего добьется!
   – Мне тоже Зайцев не понравился, ненастоящий он какой-то! – добавила девочка. – Словно из телевизора вылез. А еще он противный! Масленый и липкий!
   – То есть он во время уроков физкультуры излишне крепко прижимал к себе старшеклассниц? – уточнил Гуров и тут, сообразив, что он ляпнул, мгновенно повернулся к подобравшемуся, словно для броска на врага, Батюшкину и быстро сказал:
   – Илья! Успокойся! Зайцева уже кто-то встретил вечером, и сейчас он лежит в больнице с переломами обеих ног и отбитыми внутренностями!
   – Не перевелись еще мужики на Руси! – удовлетворенно заявил тот, и его слегка отпустило.
   – Ну и бешеный же ты мужик, Илья! – вздохнул Гуров и попросил: – Дети! Вот теперь, когда вы знаете, что случилось после вашего отъезда из Новоленска, я вас очень прошу: продиктуйте мне, пожалуйста, фамилии тех, кто входит в компанию Назарова, и его прихлебателей. И прошу вас никого не пропустить, чтобы никто из этих мерзавцев не ушел от наказания. Вспомните об избитых китайцах, о разгромленном музее, об убитом стороже, о попытке похищения дочери портного, и вы поймете, что это справедливая просьба. Представьте себе, что будет, если кто-то из этих подонков останется в интернате. Кто поручится за то, что эта история не повторится?
   – А директора интерната ты куда денешь? – усмехнулся Илья. – Руководство-то останется! И отольется потом моим детям их откровенность!
   – А ты еще не понял, что директор и все прочие разделят судьбу Сафонова и Назарова? И я тебе за это ручаюсь! – твердо заявил Гуров. – Да даже без моей просьбы Романов пройдется по этому заведению железной метлой, и люди будут молиться о том, чтобы не сесть, а хоть где-нибудь устроиться дворниками, уборщицами или сторожами! Уж я-то его знаю!
   Дети шепотом посовещались и стали диктовать. Сначала это были фамилии из компании Назарова, потом пошли их верные и давние сподвижники, за ними вновь приобщившиеся к избранным девочки и мальчики, а завершили список все те, кто регулярно посещал секцию.
   – Спасибо вам большое, ребята, – сказал Гуров и, улыбнувшись, спросил: – И еще! Ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос: где же вы вертолет нашли, чтобы так быстро домой добраться?
   – А вот об этом мы ничего говорить не будем! – решительно заявили они в один голос. – Мы обещали молчать и слово свое сдержим!
   – И действительно, – поддержал их отец. – Люди доброе дело сделали, а вдруг у них из-за этого неприятности будут?
   – Я вам всем обещаю, что никаких неприятностей у них не будет! Слово офицера! – заявил Лев, но дети на это только покачали головами. – Поймите, мне не нужны мелкие подробности. Просто расскажите, как все было в общих чертах, – попросил он, но с тем же успехом. – Да что мне, поклясться, что ли? – возмутился Лев. – Я готов, скажите, чем?
   – У вас мама жива? – спросила Ольга.
   – Ты хочешь, чтобы я поклялся жизнью своей матери? – воскликнул Гуров. – Ну, нет! Это, девочка, не пройдет! А вот своей жизнью, пожалуйста! Так вот! Чтоб я сдох, если причиню этим людям хоть какие-нибудь неприятности!