Страница:
Выбор названия корабля зачастую требовал от Морского министерства и серьезных лингвистических усилий.
Так, при наименовании крейсера «Баян» в 1898 году возникла проблема – предыдущие суда писались как через «а», так и через «о» («Боян»). В Морском ведомстве, на всякий случай, составили специальную справку (возможно – единственную в своем роде), в которой писали, что «баян» происходит от древнерусского «баяти» (рассказывать). «Боян» же происходит от слова «боятися», что для военного судна было абсолютно неприемлемо. В итоге в Главном морском штабе приняли соломоново решение – «не вдаваясь в ученые изыскания, сохранить то же название и с тем же правописанием, которое носил его предшественник». А предшественник как раз был «Баяном».
Переименования кораблей (если не говорить о массовой смене названий судов флота после Февральской революции 1917 года) случались чаще всего в трех случаях. Так, номера вместо первоначальных названий присваивались миноноскам и небольшим миноносцам. Причем зачастую дело доходило до абсурда – некоторые кораблики меняли название по несколько раз.
Эскадренный миноносец «Летун»
Так, 23-тонная миноноска «Жаворонок» постройки 1878 года в 1885 году стала «Миноноской № 76», спустя год – «Миноноской № 143», а в 1895 году – «Миноноской № 98».
100-тонный малый мореходный миноносец «Даго» в 1895 году превратился в «Миноносец № 118», а в 1909 году – в посыльное судно «Перископ». В следующий, и уже последний, раз его переименуют в 1921 году, уже при Советской власти – на этот раз в «Тральщик № 15».
Миноносец «Даго»
Другая возможная причина для смены имени корабля – переименование в честь некоей высокопоставленной особы. Про вице-адмирала Попова (в его честь был «перекрещен» круглый броненосец «Киев») мы уже говорили. Но Андрей Александрович был не одинок (отметим, между прочим, наличие поверий, в соответствии с которыми судно, сменившее название, будут преследовать неудачи).
В январе 1874 года в списках Российского императорского флота появился броненосный фрегат «Герцог Эдинбургский». Его назвали в честь британского принца, сына Королевы Виктории Альфреда Эдинбургского, мужа дочери императора Александра II Марии. В 1893–1900 годах Альфред был герцогом Саксен-Кобург-Готским. Стоит заметить, что первоначальное название фрегата было… «Александр Невский» (заложен он был, кстати, как броненосный корвет). Чего не сделаешь ради дружбы между монархиями! Тем более что корабля с названием «Александр Невский» больше в списках Российского императорского флота не было.
Спуск на воду фрегата «Герцог Эдинбургский»
Отметим, что «конъюнктурные» переименования корабля на этом не закончились. В 1918 году давно стоявший на приколе бывший «Герцог» – «Блокшив № 9» (успевший побывать минным заградителем «Онега») был переименован в «Баррикаду». А еще через 13 лет ветеран снова сменит название – на сей раз на «Блокшив № 5». На слом он пойдет только в середине 1930-х годов.
Естественно, бывали случаи, когда корабль менял название по итогам бунта на его борту. Наиболее знамениты в этом отношении броненосец «Потемкин» и крейсер «Очаков».
Эскадренный броненосец «Князь Потемкин Таврический», названный в честь фаворита императрицы Екатерины II, в октябре 1905 года был переименован в «Пантелеймон». Название было глубоко символичным для русского флота – именно в день почитания Святого целителя Пантелеймона (27 августа) произошли первые победы русских моряков над шведами – при Гангуте (1714 год) и Гренгаме (1719).
31 марта 1917 года корабль был переименован в «Потемкина Таврического», однако название не прижилось – возможно, сыграло роль свержение монархии в России. Уже 28 апреля 1917 года в списках появился «Борец за свободу», после чего бывший броненосец, переквалифицированный в 1907 году в линейный корабль, более не переименовывался. Разобрали его в 1920-х годах.
Эскадренный броненосец «Князь Потемкин Таврический» после сдачи румынским властям. На гафеле – румынский флаг
Похожая судьба ждала и крейсер «Очаков». В 1905 году его переименовали в «Кагул» (в честь победы русских войск под командованием фельдмаршала Румянцева в 1770 году над турками). В 1917 году крейсер снова стал «Очаковым», однако в 1918 году был переименован в «Генерала Корнилова» (в честь одного из основателей Белого движения генерала Лавра Корнилова).
Тела участников восстания эскадренного броненосца «Князь Потемкин Таврический» на вновь переименованном корабле
И снова ирония судьбы – легендарный революционный крейсер в 1920 году был уведен белыми за границу, где и был разобран в 1933 году.
Куда менее известно восстание на учебном крейсере «Память Азова», после которого в 1906 году корабль был переименован в «Двину». В 1917 году ему вернули старое название. Спустя два года старый фрегат был потоплен в Кронштадте британскими торпедными катерами.
Но случалось, что по итогам бунта «оргвыводов» и не следовало. Так, после мятежа 1915 года сохранил свое имя линкор «Гангут». Возможно, сыграл роль тот факт, что выступление было нейтрализовано уже через 2 часа. Впрочем, в 1925 году «Гангут» все равно был переименован – в «Октябрьскую революцию».
Речная канонерская лодка «Зырянин»
Не было забыто и название «Пластун», несмотря на то, что 18 августа 1860 года клипер с таким названием погиб в результате диверсии экипажа. Взбунтовавшаяся команда взорвала крюйт-камеру[38], и корабль затонул у шведского острова Готланд на обратном пути с Дальнего Востока в Кронштадт. В апреле 1878 года в списках флота появился новый клипер «Пластун», благополучно списанный в 1907 году (с 1892 года – крейсер 2-го ранга).
В том случае, если корабль сдавали неприятелю (что до Русско-японской войны было делом экстраординарным), его имя обычно навсегда пропадало из списков Российского флота. Примером может служить история фрегата «Рафаил». Дело было во время русско-турецкой войны 1828–1829 годов, в ходе которой корабль стал печально известен в отечественной военно-морской истории как первое российское боевое судно, спустившее свой флаг перед неприятелем.
11 мая 1829 года фрегат в тумане попал в самый центр турецкой эскадры, состоявшей из 6 линейных кораблей, 2 фрегатов, 5 корветов и 2 бригов.
Командир корабля капитан 2-го ранга Семен Стройников (по иронии судьбы ранее он командовал легендарным бригом «Меркурий») был лично храбрым человеком, кавалером ордена Святого Георгия 4-й степени за выслугу лет и Золотого оружия. Как и требовал Морской устав, он собрал офицеров на военный совет, где было принято решение драться до последнего. Однако команда, по словам старшего офицера, погибать не хотела и попросила сдать фрегат. Каково было решение команды на самом деле – нам неизвестно. И снова ирония судьбы – офицеры фрегата были временно помещены на линейный корабль «Реал-бей» – один из преследователей все того же «Меркурия».
Реакция императора Николая II на сдачу «Рафаила» была крайне жесткой. В указе, изданном по данному печальному поводу, были следующие слова: «Уповая на помощь Всевышнего, пребываю в надежде, что неустрашимый Флот Черноморский, горя желанием смыть бесславие фрегата «Рафаил», не оставит его в руках неприятеля. Но когда он будет возвращен во власть нашу, то, почитая фрегат сей впредь недостойным носить Флаг России и служить наряду с прочими судами нашего флота, повелеваю вам предать оный огню».
Крейсер «Память Меркурия»
В турецком флоте «Рафаил» служил под именем «Фазли-Аллах»[39] и был сожжен русской эскадрой 18 ноября 1853 года в Синопской бухте. Рапорт вице-адмирала Павла Нахимова императору Николаю начинался со следующих слов: «Воля Вашего Императорского Величества исполнена – фрегат «Рафаил» не существует».
Как и в любом другом флоте, имелись и корабли со странными, казалось бы, названиями. Например, подводная лодка «Почтовый» была построена на добровольные пожертвования российских почтовых работников, что и обусловило ее название. Портовое судно «Копанец» было приписано к пристрелочной торпедной станции Ижорского завода на Копанском озере. Была, например, шхуна «Крейсерок», имя которой происходило от захватившего ее с грузом контрабанды клипера «Крейсер».
Название могло быть и двусмысленным. Например, «Иваном Сусаниным» был назван бывший канадский ледокол «Минто», превращенный во вспомогательный крейсер на Северном Ледовитом океане. По некоторым данным, «Сусанин» затонул в результате гидрографической ошибки.
Закладка корабля и его спуск на воду обычно обставлялись весьма торжественно. Специально к каждому случаю разрабатывалась программа, приглашались августейшие и высокопоставленные особы – при закладке кораблей 1-го и 2-го рангов очень часто присутствовал император, генерал-адмирал, а также управляющие Морским министерством. Обычно при подготовке торжеств опирались на положения циркуляра Инспекторского департамента Морского министерства от 19 мая 1855 года, в котором четко определялись даже такие детали церемонии, как вознаграждение священника, служившего молебен. Батюшке, в частности, полагалось заплатить два золотых полуимпериала (15 рублей).
Крейсер 2-го ранга «Крейсер»
Сразу скажем, что закладка – то есть прикрепление специальной памятной доски в междудонном пространстве судна – вовсе не означала официального начала постройки корабля. К примеру, крейсер «Очаков» заложили спустя 5 месяцев после начала работ по корпусу. Бывали даже случаи, когда церемонию закладки совмещали со спуском судна на воду[40].
Приведем еще несколько примеров.
Броненосный фрегат (позже броненосный крейсер) «Адмирал Нахимов» фактически заложили 7 декабря 1883 года, а официально – 12 июля 1884 года. Судя по всему, высокопоставленных гостей хотели уберечь от русских морозов.
Броненосный крейсер «Россия» был заложен спустя полтора года после своего включения в списки флота.
Старейшая доска из хранящихся в Центральном военно-морском музее в Санкт-Петербурге относится к 1809 году. Изготовлена она была для брига «Феникс». Примечательно, что, в отличие от большинства своих «потомков», она не прямоугольная, а круглая. Это связано с тем, что первоначально в киль традиционно прятали монеты свежей чеканки. Такую монету нашли, например, в 1877 году при разборке парохода «Курьер», заложенного в 1856 году.
Первоначально доски были железными, медными или латунными. Несколько позже появились серебряные (для высокопоставленных особ), однако до золотых или платиновых все-таки дело не доходило.
Строителю и дирекции верфи приходилось думать о массе вещей – заказе комплектов закладных досок, постройке мостков и трапов для высокопоставленных гостей и «простой» публики, украшении места торжества, а также благоустройстве территории предприятия до того блеска, который так ласкает глаз проверяющих. На штаб командира порта или даже командующего флотом ложилась обязанность разработать детальный церемониал спуска, а также отработать действия караула, включая его торжественное шествие.
К примеру, закладку броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков» приурочили к 22 октября 1892 года – дате спуска на воду броненосного крейсера «Рюрик». Строителю обоих кораблей – Балтийскому судостроительному и механическому заводу в Санкт-Петербурге – а также Главному морскому штабу и столичной конторе над портом пришлось временно забыть о «текучке» и заниматься почти исключительно подготовкой торжества. Печатались пригласительные билеты, сооружалась парадная императорская палатка. Составлялась диспозиция для салютующих кораблей – императорских яхт «Александрия», «Марево» и «Стрела», а также пароходов «Нева» и «Онега».
Броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков»
По требованию завода «от казны» были предоставлены необходимые материалы. Согласно заявке дотошного управляющего Михаила Кази (1839–1896) Морское ведомство выделило кормовой флаг и гюйс, 600 флагов расцвечивания для украшения эллинга, на котором строили броненосец, 550 аршин (391 метр) красного сукна, 600 аршин (427 метров) серого сукна. Не было забыто даже блюдо для закладной доски, кисть и молоток.
Для чего же при закладке боевого корабля требовалась кисть, а также ваза с суриком? Главный участник церемонии – император, генерал-адмирал или иное лицо соответствующего ранга – сначала промазывал краской углубление, куда следовало встать закладной доске. Затем укладывалась сама доска, которую для верности закрепляли в сурике ударами молотка. После этого углубление закрывали металлическим листом и ставили заклепки.
Как мы помним, закладные доски очень часто изготавливались из драгоценных металлов. Вот и в вертикальный киль на 41-м шпангоуте «Адмирала Ушакова» была заложена серебряная пластина размером 125 на 97 мм. Такие же «сувениры» полагались Морскому музею, а также высокопоставленным участникам церемонии. Гости попроще чаще всего получали дощечки из меди.
Текст на лицевой стороне закладной доски «Ушакова» гласил:
«Броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков». Заложен в С. -Петербурге на Балтийском заводе 22-го Октября 1892 г. в присутствии: Их Императорских Величеств Государя Императора и Государыни Императрицы».
Бронепалубный крейсер 2-го ранга «Боярин» на стоянке. Видно носовое украшение
На оборотной стороне упоминались участники закладки рангом пониже – генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович, управляющий Морским министерством адмирал Николай Чихачев (1830–1917), исполняющий должность командира Санкт-Петербургского порта контр-адмирал Владимир Верховский[41], главный инспектор кораблестроения Николай Самойлов[42], главный корабельный инженер Санкт-Петербургского порта старший судостроитель Николай Субботин[43] и наблюдающий корабельный инженер старший судостроитель Дмитрий Скворцов[44].
Первоначально на досках писали и количество орудий будущего корабля. Одна эта традиция постепенно сошла на нет. Ведь трудно было сравнивать мощь броненосца с многопушечным линейным кораблем парусной эпохи.
К закладке 15 августа 1901 года крейсера «Очаков» садовника Севастопольского адмиралтейства командировали в казенные сады Морского ведомства[45]. Цель командировки – украшение гирляндами палатки для титулованных особ, а также строительных лесов стапеля, где собирали будущий крейсер. Садам пришлось пожертвовать двумя возами дубовых веток и дикого плюща. А для высокопоставленных дам в цветочном магазине Виганда заказали букеты белых роз диаметром 19 дюймов[46].
Одновременно с закладкой корабля начинали строить его модель.
«Когда зачнут который корабль строить, то надлежит заказать тому мастеру, кто корабль строит, сделать половинчатую модель на доске и оную, купно с чертежом при спуске корабля отдать в коллегию Адмиралтейскую», – указывал по этому поводу еще Петр Великий. Причем вначале назначение таких моделей было весьма утилитарным – в случае фатальной ошибки строителя всегда можно было найти ее причину.
Спуск на воду крупного корабля обычно также становился важным событием для верфи. Заранее составлялись списки приглашенных; печатались билеты для тех, кто захочет принять участие в церемонии. Очень часто пригласительных билетов не хватало. Так, к спуску на воду броненосца «Двенадцать Апостолов» в августе 1890 года было заготовлено около 8 тыс. билетов, которых в итоге хватило с трудом. Естественно, принимались и меры на случай чрезвычайной ситуации – подводились портовые катера, готовились водолазы.
Павильон для высокопоставленных особ тщательно украшался – если позволяла погода, то доставляли даже экзотические растения из ботанических садов (если таковых не было, то пальмы и прочие фикусы брали напрокат в цветочных магазинах).
Броненосец «Двенадцать Апостолов» в достройке
Присутствующим при спуске было положено быть в вицмундирах[47], но при лентах и орденах. В холодное время поверх вицмундира надевали форменное пальто (так во флоте традиционно именовали сухопутную шинель).
К началу церемонии прибывал почетный караул, занимали места «оркестр музыки» и хор. Приезжали высокопоставленные офицеры флота – на спуск корабля 1-го ранга (броненосцы и крейсера) прибывали руководители Морского ведомства (генерал-адмирал или управляющий Морским министерством), а иногда – и сам император с семьей. Затем вышибались стопора, «оркестр музыки» играл «Боже, царя храни!», почетный караул брал винтовки на изготовку и корабль, под всеобщие крики «Ура!», начинал свое первое плавание.
Отметим, что все корабли, спускаемые со стапелей продольно, сходят в воду кормой вперед. Делается так потому, что кормовая часть имеет более полные обводы (очертания) и бо€льшую плавучесть, нежели нос. А это обеспечивает меньшее зарывание в воду.
Случалось, впрочем, что не все происходило так, как полагали устроители. Эскадренный броненосец «Двенадцать Апостолов», например, 30 августа 1890 года так и не смог сойти в воду – «…сало, которым за несколько дней до спуска полозья были смазаны, успело за это время затвердеть и удерживало салазки», – писала газета «Одесский листок». Пришлось все повторять 1 сентября. На этот раз после традиционного молебна в присутствии управляющего Морским министерством, начальника Главного Морского штаба, николаевского губернатора и начальника Штаба Черноморского флота, а также под радостные крики многочисленной публики корабль все-таки сошел на воды реки Ингул.
Отдельно стоит сказать о так называемой «насалке», которой смазывали полозья стапеля. Какого-либо утвержденного рецепта смеси не существовало, и каждый строитель составлял ее исходя из собственного усмотрения. Так, при спуске в Николаеве эскадренного броненосца «Ростислав»[48] было употреблено 470 пудов (около 7,7 тонны) насалки, состоявшей из говяжьего сала (57 %), слойкового сала[49] (16 %), зеленого мыла (14 %) и конопляного масла (13 %). Расход смазки составил 3,52 фунта[50] на квадратный фут[51].
По традиции инженеры и рабочие, строившие броненосец, поднесли его экипажу подарок – икону «Собор Святых апостолов». Образ был приобретен в Москве и обошелся в 750 рублей – весьма немалые деньги для того времени. Икона была «серебряная, довольно больших размеров, с киотом из кипарисового дерева».
Попробуем проследить церемонию спуска на воду первого мореходного броненосца «Петр Великий» (первоначально он назывался «Крейсер» и был переименован к 200-летию со дня рождения императора), происходившую 15 августа 1872 года на Галерном островке в Санкт-Петербурге.
Около 11 часов утра у стапеля стал собираться народ, а к полудню на паровой яхте «Голубка» прибыл генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич (1827–1892), руководивший «флотом и Морским ведомством». В его честь на пяти флагштоках, установленных на новом броненосце, подняли Андреевские флаги, гюйс, генерал-адмиральский и императорский штандарты. «Оркестр музыки» заиграл старинный Петровский марш.
Начало постройки броненосца «Петр Великий»
Сойдя с трапа «Голубки», Великий князь поздоровался с моряками караула 8-го Балтийского флотского экипажа (из его состава комплектовалась команда «Петра Великого»), обошел строй и поднялся на борт нового корабля. После приветствия команды, стоявшей во фрунт по бортам, генерал-адмирал осмотрел броненосец, на палубе которого был заранее установлен бюст основателя русского флота, украшенный цветами. Вслед за этим Константин Николаевич перешел на специальную трибуну-помост, украшенную цветами и флагами.
Теперь дадим слово очевидцам события:
«…Загремели топоры, начали выколачивать блоки, подпоры и задержники, после чего громадный броненосец тронулся плавно, при криках команды, всей публики и громе двух оркестров музыки, и без малейшей задержки сошел первый раз на воду и остановился близ эллинга на двух якорях. Картина спуска была эффектна и торжественна. Его Высочество благодарил генерал-адъютанта Попова[52] и строителя Окунева[53], пробыл после спуска еще с четверть часа, причем по чертежам спущенного монитора[54] изволил объяснить гостям международного конгресса[55] подробности постройки этого крайне замечательного броненосца, после чего в два часа пополудни отправился на своей яхточке вокруг нового монитора и затем направился к Елагину фарватеру на взморье».
В случае если корабль сходил на воду из закрытого эллинга, в церемонию вносились небольшие коррективы – флаги поднимались над ним в момент выхода его корпуса из здания.
Успешный спуск судна на воду был законным поводом для представления к наградам строителей. Причем не только орденами, но и деньгами. Так, корабельным инженерам, работавшим над крейсером «Очаков», было выдано 5400 рублей – от 2500 рублей до 500 рублей каждому из пяти кораблестроителей.
Если корабль строился на иностранной верфи, то его спуск на воду обставлялся достаточно скромно. Дело в том, что судно спускалось не под русским военным знаменем, а под коммерческим флагом страны-строителя. Так, при спуске в Киле в 1899 году крейсера «Аскольд» Морское министерство и МИД России предприняли совместные меры и тщательно согласовали свои действия – на церемонии мог появиться германский император Вильгельм II, который, согласно германским военно-морским традициям, мог сам присвоить имя русскому кораблю. Инструкция Морведа в этом случае приказывала офицерам корабля быть в парадной форме (естественно, «как можно более чистой»), а на корабле в обязательном порядке поднять Андреевский флаг. Если же кайзера не будет, то быть в вицмундирах, а флаг поднять русский трехцветный, коммерческий.
Крайне редки были случаи, когда спуск корабля на воду не обставлялся различными торжественными церемониями. Например, без помпы спускали на воду подводный минный заградитель «Краб» – по официальным данным, из соображений секретности.
До последней четверти XIX века существовала традиция установки на носу корабля специального украшения (чаще всего – деревянного), зачастую покрытого позолотой. Фигуры вели свою историю из глубокой древности – изображения мифических чудовищ несли еще древнеримские галеры и дракары викингов – и служили для первичной «психологической обработки» противника.
На парусниках носовая фигура, помимо эстетического и военно-психологического назначения, играла и весьма утилитарную роль. Именно за ней находились командные гальюны (уборные) – офицеры по этой причине издавна жили на корме.
Носовое украшение императорской яхты «Штандарт»
Случалось, что гальюны прикрывались работами выдающихся скульпторов. Для флота творили Бартоломео Растрелли, Николай Пименов, Матвей Чижов, Михаил Микешин и Петр фон Клодт-Югенсбург (более известный нам как просто Клодт). Тем более что работы было много не только в районе гальюнов – на парусных линейных кораблях пышный декор украшал также корму, верхний пояс бортов и галереи.
Последним кораблем, для которого было изготовлено носовое украшение, стал эскадренный броненосец «Император Николай Первый»[56]. Причем первоначально на нем собирались водрузить бюст императора, ранее установленный на одноименном парусно-винтовом линейном корабле, проданном на слом в начале 1874 года. Скульптура, впрочем, оказалась слишком велика и не подошла к форме форштевня броненосца. Тогда казной был выдан заказ скульптору-любителю капитану 2-го ранга Пущину, однако бюст его работы достаточно быстро демонтировали из-за повреждений, вызванных постоянными ударами волн и брызгами.
Так, при наименовании крейсера «Баян» в 1898 году возникла проблема – предыдущие суда писались как через «а», так и через «о» («Боян»). В Морском ведомстве, на всякий случай, составили специальную справку (возможно – единственную в своем роде), в которой писали, что «баян» происходит от древнерусского «баяти» (рассказывать). «Боян» же происходит от слова «боятися», что для военного судна было абсолютно неприемлемо. В итоге в Главном морском штабе приняли соломоново решение – «не вдаваясь в ученые изыскания, сохранить то же название и с тем же правописанием, которое носил его предшественник». А предшественник как раз был «Баяном».
Переименования кораблей (если не говорить о массовой смене названий судов флота после Февральской революции 1917 года) случались чаще всего в трех случаях. Так, номера вместо первоначальных названий присваивались миноноскам и небольшим миноносцам. Причем зачастую дело доходило до абсурда – некоторые кораблики меняли название по несколько раз.
Так, 23-тонная миноноска «Жаворонок» постройки 1878 года в 1885 году стала «Миноноской № 76», спустя год – «Миноноской № 143», а в 1895 году – «Миноноской № 98».
100-тонный малый мореходный миноносец «Даго» в 1895 году превратился в «Миноносец № 118», а в 1909 году – в посыльное судно «Перископ». В следующий, и уже последний, раз его переименуют в 1921 году, уже при Советской власти – на этот раз в «Тральщик № 15».
Другая возможная причина для смены имени корабля – переименование в честь некоей высокопоставленной особы. Про вице-адмирала Попова (в его честь был «перекрещен» круглый броненосец «Киев») мы уже говорили. Но Андрей Александрович был не одинок (отметим, между прочим, наличие поверий, в соответствии с которыми судно, сменившее название, будут преследовать неудачи).
В январе 1874 года в списках Российского императорского флота появился броненосный фрегат «Герцог Эдинбургский». Его назвали в честь британского принца, сына Королевы Виктории Альфреда Эдинбургского, мужа дочери императора Александра II Марии. В 1893–1900 годах Альфред был герцогом Саксен-Кобург-Готским. Стоит заметить, что первоначальное название фрегата было… «Александр Невский» (заложен он был, кстати, как броненосный корвет). Чего не сделаешь ради дружбы между монархиями! Тем более что корабля с названием «Александр Невский» больше в списках Российского императорского флота не было.
Отметим, что «конъюнктурные» переименования корабля на этом не закончились. В 1918 году давно стоявший на приколе бывший «Герцог» – «Блокшив № 9» (успевший побывать минным заградителем «Онега») был переименован в «Баррикаду». А еще через 13 лет ветеран снова сменит название – на сей раз на «Блокшив № 5». На слом он пойдет только в середине 1930-х годов.
Естественно, бывали случаи, когда корабль менял название по итогам бунта на его борту. Наиболее знамениты в этом отношении броненосец «Потемкин» и крейсер «Очаков».
Эскадренный броненосец «Князь Потемкин Таврический», названный в честь фаворита императрицы Екатерины II, в октябре 1905 года был переименован в «Пантелеймон». Название было глубоко символичным для русского флота – именно в день почитания Святого целителя Пантелеймона (27 августа) произошли первые победы русских моряков над шведами – при Гангуте (1714 год) и Гренгаме (1719).
31 марта 1917 года корабль был переименован в «Потемкина Таврического», однако название не прижилось – возможно, сыграло роль свержение монархии в России. Уже 28 апреля 1917 года в списках появился «Борец за свободу», после чего бывший броненосец, переквалифицированный в 1907 году в линейный корабль, более не переименовывался. Разобрали его в 1920-х годах.
Похожая судьба ждала и крейсер «Очаков». В 1905 году его переименовали в «Кагул» (в честь победы русских войск под командованием фельдмаршала Румянцева в 1770 году над турками). В 1917 году крейсер снова стал «Очаковым», однако в 1918 году был переименован в «Генерала Корнилова» (в честь одного из основателей Белого движения генерала Лавра Корнилова).
И снова ирония судьбы – легендарный революционный крейсер в 1920 году был уведен белыми за границу, где и был разобран в 1933 году.
Куда менее известно восстание на учебном крейсере «Память Азова», после которого в 1906 году корабль был переименован в «Двину». В 1917 году ему вернули старое название. Спустя два года старый фрегат был потоплен в Кронштадте британскими торпедными катерами.
Но случалось, что по итогам бунта «оргвыводов» и не следовало. Так, после мятежа 1915 года сохранил свое имя линкор «Гангут». Возможно, сыграл роль тот факт, что выступление было нейтрализовано уже через 2 часа. Впрочем, в 1925 году «Гангут» все равно был переименован – в «Октябрьскую революцию».
Не было забыто и название «Пластун», несмотря на то, что 18 августа 1860 года клипер с таким названием погиб в результате диверсии экипажа. Взбунтовавшаяся команда взорвала крюйт-камеру[38], и корабль затонул у шведского острова Готланд на обратном пути с Дальнего Востока в Кронштадт. В апреле 1878 года в списках флота появился новый клипер «Пластун», благополучно списанный в 1907 году (с 1892 года – крейсер 2-го ранга).
В том случае, если корабль сдавали неприятелю (что до Русско-японской войны было делом экстраординарным), его имя обычно навсегда пропадало из списков Российского флота. Примером может служить история фрегата «Рафаил». Дело было во время русско-турецкой войны 1828–1829 годов, в ходе которой корабль стал печально известен в отечественной военно-морской истории как первое российское боевое судно, спустившее свой флаг перед неприятелем.
11 мая 1829 года фрегат в тумане попал в самый центр турецкой эскадры, состоявшей из 6 линейных кораблей, 2 фрегатов, 5 корветов и 2 бригов.
Командир корабля капитан 2-го ранга Семен Стройников (по иронии судьбы ранее он командовал легендарным бригом «Меркурий») был лично храбрым человеком, кавалером ордена Святого Георгия 4-й степени за выслугу лет и Золотого оружия. Как и требовал Морской устав, он собрал офицеров на военный совет, где было принято решение драться до последнего. Однако команда, по словам старшего офицера, погибать не хотела и попросила сдать фрегат. Каково было решение команды на самом деле – нам неизвестно. И снова ирония судьбы – офицеры фрегата были временно помещены на линейный корабль «Реал-бей» – один из преследователей все того же «Меркурия».
Реакция императора Николая II на сдачу «Рафаила» была крайне жесткой. В указе, изданном по данному печальному поводу, были следующие слова: «Уповая на помощь Всевышнего, пребываю в надежде, что неустрашимый Флот Черноморский, горя желанием смыть бесславие фрегата «Рафаил», не оставит его в руках неприятеля. Но когда он будет возвращен во власть нашу, то, почитая фрегат сей впредь недостойным носить Флаг России и служить наряду с прочими судами нашего флота, повелеваю вам предать оный огню».
В турецком флоте «Рафаил» служил под именем «Фазли-Аллах»[39] и был сожжен русской эскадрой 18 ноября 1853 года в Синопской бухте. Рапорт вице-адмирала Павла Нахимова императору Николаю начинался со следующих слов: «Воля Вашего Императорского Величества исполнена – фрегат «Рафаил» не существует».
Как и в любом другом флоте, имелись и корабли со странными, казалось бы, названиями. Например, подводная лодка «Почтовый» была построена на добровольные пожертвования российских почтовых работников, что и обусловило ее название. Портовое судно «Копанец» было приписано к пристрелочной торпедной станции Ижорского завода на Копанском озере. Была, например, шхуна «Крейсерок», имя которой происходило от захватившего ее с грузом контрабанды клипера «Крейсер».
Название могло быть и двусмысленным. Например, «Иваном Сусаниным» был назван бывший канадский ледокол «Минто», превращенный во вспомогательный крейсер на Северном Ледовитом океане. По некоторым данным, «Сусанин» затонул в результате гидрографической ошибки.
Закладка корабля и его спуск на воду обычно обставлялись весьма торжественно. Специально к каждому случаю разрабатывалась программа, приглашались августейшие и высокопоставленные особы – при закладке кораблей 1-го и 2-го рангов очень часто присутствовал император, генерал-адмирал, а также управляющие Морским министерством. Обычно при подготовке торжеств опирались на положения циркуляра Инспекторского департамента Морского министерства от 19 мая 1855 года, в котором четко определялись даже такие детали церемонии, как вознаграждение священника, служившего молебен. Батюшке, в частности, полагалось заплатить два золотых полуимпериала (15 рублей).
Сразу скажем, что закладка – то есть прикрепление специальной памятной доски в междудонном пространстве судна – вовсе не означала официального начала постройки корабля. К примеру, крейсер «Очаков» заложили спустя 5 месяцев после начала работ по корпусу. Бывали даже случаи, когда церемонию закладки совмещали со спуском судна на воду[40].
Приведем еще несколько примеров.
Броненосный фрегат (позже броненосный крейсер) «Адмирал Нахимов» фактически заложили 7 декабря 1883 года, а официально – 12 июля 1884 года. Судя по всему, высокопоставленных гостей хотели уберечь от русских морозов.
Броненосный крейсер «Россия» был заложен спустя полтора года после своего включения в списки флота.
Старейшая доска из хранящихся в Центральном военно-морском музее в Санкт-Петербурге относится к 1809 году. Изготовлена она была для брига «Феникс». Примечательно, что, в отличие от большинства своих «потомков», она не прямоугольная, а круглая. Это связано с тем, что первоначально в киль традиционно прятали монеты свежей чеканки. Такую монету нашли, например, в 1877 году при разборке парохода «Курьер», заложенного в 1856 году.
Первоначально доски были железными, медными или латунными. Несколько позже появились серебряные (для высокопоставленных особ), однако до золотых или платиновых все-таки дело не доходило.
Строителю и дирекции верфи приходилось думать о массе вещей – заказе комплектов закладных досок, постройке мостков и трапов для высокопоставленных гостей и «простой» публики, украшении места торжества, а также благоустройстве территории предприятия до того блеска, который так ласкает глаз проверяющих. На штаб командира порта или даже командующего флотом ложилась обязанность разработать детальный церемониал спуска, а также отработать действия караула, включая его торжественное шествие.
К примеру, закладку броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков» приурочили к 22 октября 1892 года – дате спуска на воду броненосного крейсера «Рюрик». Строителю обоих кораблей – Балтийскому судостроительному и механическому заводу в Санкт-Петербурге – а также Главному морскому штабу и столичной конторе над портом пришлось временно забыть о «текучке» и заниматься почти исключительно подготовкой торжества. Печатались пригласительные билеты, сооружалась парадная императорская палатка. Составлялась диспозиция для салютующих кораблей – императорских яхт «Александрия», «Марево» и «Стрела», а также пароходов «Нева» и «Онега».
По требованию завода «от казны» были предоставлены необходимые материалы. Согласно заявке дотошного управляющего Михаила Кази (1839–1896) Морское ведомство выделило кормовой флаг и гюйс, 600 флагов расцвечивания для украшения эллинга, на котором строили броненосец, 550 аршин (391 метр) красного сукна, 600 аршин (427 метров) серого сукна. Не было забыто даже блюдо для закладной доски, кисть и молоток.
Для чего же при закладке боевого корабля требовалась кисть, а также ваза с суриком? Главный участник церемонии – император, генерал-адмирал или иное лицо соответствующего ранга – сначала промазывал краской углубление, куда следовало встать закладной доске. Затем укладывалась сама доска, которую для верности закрепляли в сурике ударами молотка. После этого углубление закрывали металлическим листом и ставили заклепки.
Как мы помним, закладные доски очень часто изготавливались из драгоценных металлов. Вот и в вертикальный киль на 41-м шпангоуте «Адмирала Ушакова» была заложена серебряная пластина размером 125 на 97 мм. Такие же «сувениры» полагались Морскому музею, а также высокопоставленным участникам церемонии. Гости попроще чаще всего получали дощечки из меди.
Текст на лицевой стороне закладной доски «Ушакова» гласил:
«Броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков». Заложен в С. -Петербурге на Балтийском заводе 22-го Октября 1892 г. в присутствии: Их Императорских Величеств Государя Императора и Государыни Императрицы».
На оборотной стороне упоминались участники закладки рангом пониже – генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович, управляющий Морским министерством адмирал Николай Чихачев (1830–1917), исполняющий должность командира Санкт-Петербургского порта контр-адмирал Владимир Верховский[41], главный инспектор кораблестроения Николай Самойлов[42], главный корабельный инженер Санкт-Петербургского порта старший судостроитель Николай Субботин[43] и наблюдающий корабельный инженер старший судостроитель Дмитрий Скворцов[44].
Первоначально на досках писали и количество орудий будущего корабля. Одна эта традиция постепенно сошла на нет. Ведь трудно было сравнивать мощь броненосца с многопушечным линейным кораблем парусной эпохи.
К закладке 15 августа 1901 года крейсера «Очаков» садовника Севастопольского адмиралтейства командировали в казенные сады Морского ведомства[45]. Цель командировки – украшение гирляндами палатки для титулованных особ, а также строительных лесов стапеля, где собирали будущий крейсер. Садам пришлось пожертвовать двумя возами дубовых веток и дикого плюща. А для высокопоставленных дам в цветочном магазине Виганда заказали букеты белых роз диаметром 19 дюймов[46].
Одновременно с закладкой корабля начинали строить его модель.
«Когда зачнут который корабль строить, то надлежит заказать тому мастеру, кто корабль строит, сделать половинчатую модель на доске и оную, купно с чертежом при спуске корабля отдать в коллегию Адмиралтейскую», – указывал по этому поводу еще Петр Великий. Причем вначале назначение таких моделей было весьма утилитарным – в случае фатальной ошибки строителя всегда можно было найти ее причину.
Спуск на воду крупного корабля обычно также становился важным событием для верфи. Заранее составлялись списки приглашенных; печатались билеты для тех, кто захочет принять участие в церемонии. Очень часто пригласительных билетов не хватало. Так, к спуску на воду броненосца «Двенадцать Апостолов» в августе 1890 года было заготовлено около 8 тыс. билетов, которых в итоге хватило с трудом. Естественно, принимались и меры на случай чрезвычайной ситуации – подводились портовые катера, готовились водолазы.
Павильон для высокопоставленных особ тщательно украшался – если позволяла погода, то доставляли даже экзотические растения из ботанических садов (если таковых не было, то пальмы и прочие фикусы брали напрокат в цветочных магазинах).
Присутствующим при спуске было положено быть в вицмундирах[47], но при лентах и орденах. В холодное время поверх вицмундира надевали форменное пальто (так во флоте традиционно именовали сухопутную шинель).
К началу церемонии прибывал почетный караул, занимали места «оркестр музыки» и хор. Приезжали высокопоставленные офицеры флота – на спуск корабля 1-го ранга (броненосцы и крейсера) прибывали руководители Морского ведомства (генерал-адмирал или управляющий Морским министерством), а иногда – и сам император с семьей. Затем вышибались стопора, «оркестр музыки» играл «Боже, царя храни!», почетный караул брал винтовки на изготовку и корабль, под всеобщие крики «Ура!», начинал свое первое плавание.
Отметим, что все корабли, спускаемые со стапелей продольно, сходят в воду кормой вперед. Делается так потому, что кормовая часть имеет более полные обводы (очертания) и бо€льшую плавучесть, нежели нос. А это обеспечивает меньшее зарывание в воду.
Случалось, впрочем, что не все происходило так, как полагали устроители. Эскадренный броненосец «Двенадцать Апостолов», например, 30 августа 1890 года так и не смог сойти в воду – «…сало, которым за несколько дней до спуска полозья были смазаны, успело за это время затвердеть и удерживало салазки», – писала газета «Одесский листок». Пришлось все повторять 1 сентября. На этот раз после традиционного молебна в присутствии управляющего Морским министерством, начальника Главного Морского штаба, николаевского губернатора и начальника Штаба Черноморского флота, а также под радостные крики многочисленной публики корабль все-таки сошел на воды реки Ингул.
Отдельно стоит сказать о так называемой «насалке», которой смазывали полозья стапеля. Какого-либо утвержденного рецепта смеси не существовало, и каждый строитель составлял ее исходя из собственного усмотрения. Так, при спуске в Николаеве эскадренного броненосца «Ростислав»[48] было употреблено 470 пудов (около 7,7 тонны) насалки, состоявшей из говяжьего сала (57 %), слойкового сала[49] (16 %), зеленого мыла (14 %) и конопляного масла (13 %). Расход смазки составил 3,52 фунта[50] на квадратный фут[51].
По традиции инженеры и рабочие, строившие броненосец, поднесли его экипажу подарок – икону «Собор Святых апостолов». Образ был приобретен в Москве и обошелся в 750 рублей – весьма немалые деньги для того времени. Икона была «серебряная, довольно больших размеров, с киотом из кипарисового дерева».
Попробуем проследить церемонию спуска на воду первого мореходного броненосца «Петр Великий» (первоначально он назывался «Крейсер» и был переименован к 200-летию со дня рождения императора), происходившую 15 августа 1872 года на Галерном островке в Санкт-Петербурге.
Около 11 часов утра у стапеля стал собираться народ, а к полудню на паровой яхте «Голубка» прибыл генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич (1827–1892), руководивший «флотом и Морским ведомством». В его честь на пяти флагштоках, установленных на новом броненосце, подняли Андреевские флаги, гюйс, генерал-адмиральский и императорский штандарты. «Оркестр музыки» заиграл старинный Петровский марш.
Сойдя с трапа «Голубки», Великий князь поздоровался с моряками караула 8-го Балтийского флотского экипажа (из его состава комплектовалась команда «Петра Великого»), обошел строй и поднялся на борт нового корабля. После приветствия команды, стоявшей во фрунт по бортам, генерал-адмирал осмотрел броненосец, на палубе которого был заранее установлен бюст основателя русского флота, украшенный цветами. Вслед за этим Константин Николаевич перешел на специальную трибуну-помост, украшенную цветами и флагами.
Теперь дадим слово очевидцам события:
«…Загремели топоры, начали выколачивать блоки, подпоры и задержники, после чего громадный броненосец тронулся плавно, при криках команды, всей публики и громе двух оркестров музыки, и без малейшей задержки сошел первый раз на воду и остановился близ эллинга на двух якорях. Картина спуска была эффектна и торжественна. Его Высочество благодарил генерал-адъютанта Попова[52] и строителя Окунева[53], пробыл после спуска еще с четверть часа, причем по чертежам спущенного монитора[54] изволил объяснить гостям международного конгресса[55] подробности постройки этого крайне замечательного броненосца, после чего в два часа пополудни отправился на своей яхточке вокруг нового монитора и затем направился к Елагину фарватеру на взморье».
В случае если корабль сходил на воду из закрытого эллинга, в церемонию вносились небольшие коррективы – флаги поднимались над ним в момент выхода его корпуса из здания.
Успешный спуск судна на воду был законным поводом для представления к наградам строителей. Причем не только орденами, но и деньгами. Так, корабельным инженерам, работавшим над крейсером «Очаков», было выдано 5400 рублей – от 2500 рублей до 500 рублей каждому из пяти кораблестроителей.
Если корабль строился на иностранной верфи, то его спуск на воду обставлялся достаточно скромно. Дело в том, что судно спускалось не под русским военным знаменем, а под коммерческим флагом страны-строителя. Так, при спуске в Киле в 1899 году крейсера «Аскольд» Морское министерство и МИД России предприняли совместные меры и тщательно согласовали свои действия – на церемонии мог появиться германский император Вильгельм II, который, согласно германским военно-морским традициям, мог сам присвоить имя русскому кораблю. Инструкция Морведа в этом случае приказывала офицерам корабля быть в парадной форме (естественно, «как можно более чистой»), а на корабле в обязательном порядке поднять Андреевский флаг. Если же кайзера не будет, то быть в вицмундирах, а флаг поднять русский трехцветный, коммерческий.
Крайне редки были случаи, когда спуск корабля на воду не обставлялся различными торжественными церемониями. Например, без помпы спускали на воду подводный минный заградитель «Краб» – по официальным данным, из соображений секретности.
До последней четверти XIX века существовала традиция установки на носу корабля специального украшения (чаще всего – деревянного), зачастую покрытого позолотой. Фигуры вели свою историю из глубокой древности – изображения мифических чудовищ несли еще древнеримские галеры и дракары викингов – и служили для первичной «психологической обработки» противника.
На парусниках носовая фигура, помимо эстетического и военно-психологического назначения, играла и весьма утилитарную роль. Именно за ней находились командные гальюны (уборные) – офицеры по этой причине издавна жили на корме.
Случалось, что гальюны прикрывались работами выдающихся скульпторов. Для флота творили Бартоломео Растрелли, Николай Пименов, Матвей Чижов, Михаил Микешин и Петр фон Клодт-Югенсбург (более известный нам как просто Клодт). Тем более что работы было много не только в районе гальюнов – на парусных линейных кораблях пышный декор украшал также корму, верхний пояс бортов и галереи.
Последним кораблем, для которого было изготовлено носовое украшение, стал эскадренный броненосец «Император Николай Первый»[56]. Причем первоначально на нем собирались водрузить бюст императора, ранее установленный на одноименном парусно-винтовом линейном корабле, проданном на слом в начале 1874 года. Скульптура, впрочем, оказалась слишком велика и не подошла к форме форштевня броненосца. Тогда казной был выдан заказ скульптору-любителю капитану 2-го ранга Пущину, однако бюст его работы достаточно быстро демонтировали из-за повреждений, вызванных постоянными ударами волн и брызгами.