Страница:
Как ни странно, его слушали внимательно, шум и гул стихли.
После этих слов заседание продолжалось недолго, объявили перерыв до завтрашнего дня. Максим вместе с защитником вышли из здания суда, распрощались. Адвокат побежал к припаркованной рядом машине, Максим двинулся домой пешком. Его снова «провожали» – на этот раз эскорт разделился. Двое шли впереди, еще трое – старые знакомые – топали по другой стороне улицы. И всех было видно издалека – поведением, походкой, привычкой орать во все горло они сразу выделялись из толпы. Тащить их за собой к дому Максим не собирался, но и удирать тоже было не с руки.
Рядом находился очень нехороший, неудобный перекресток – светофоров натыкана уйма, половина не работает, да на них никто никогда и не смотрит. Здесь все идут и едут как бог на душу положит – успел проскочить, и хорошо. Максим подошел к «зебре», остановился рядом с прохожими. Трое преследователей через дорогу немедленно повторили его маневр, краем глаза Максим успел заметить, что подтянулась и шедшая впереди парочка. Сделал вид, что не замечает ничего подозрительного, дождался зеленого сигнала светофора и вместе с толпой шагнул на проезжую часть. Прошел почти до разделительной полосы, развернулся перед носом троих «провожатых» и вместе со встречным потоком людей неторопливо двинулся обратно. Подмигнул на ходу еще двоим обалдевшим преследователям и спокойно вернулся на тротуар. Пятиконечный «хвост» в полном составе оказался на проезжей части, гости города не знали, что им делать. Не знакомы они были и с неписаными правилами дорожного движения – на этом перекрестке по умолчанию водители сначала пропускают пешеходов, потом едут сами, стараясь не задеть друг друга. Вот и сейчас все шло точно по сценарию – последний пешеход оказался на тротуаре, и одновременно с трех сторон двинулись машины. Рев двигателей, визг гудков, ругань, знакомые гортанные крики – уже по звуку понятно, что там смешались в кучу кони, люди… Максим с нескрываемым удовольствием наблюдал, как мечутся среди машин горные орлы, машут крыльями и кудахчут, как потревоженные куры. Один из них тыкал пальцем в сторону светофора. Что ты, дружок, на него тут отродясь никто не смотрит, так исстари повелось. А другому особенно не повезло – его то ли задели бампером, то ли сам в свалке не удержался на ногах, но сейчас «наблюдатель» валялся в грязи почти под колесами микроавтобуса. Водитель, щуплый лысоватый мужик, даже не собирался останавливаться, душевно выматерился в приоткрытое окно и двинул дальше. Собратья поднимали поверженного товарища. Максим понаблюдал за представлением еще немного и пошел прочь. Он успел перехватить несколько полных почти первобытной злобы взглядов преследователей, но лишь сплюнул демонстративно. «Обмен любезностями» закончился, счет пока был в пользу Максима. Но радоваться нечему, ответка последует, и очень скоро.
Откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, обиженные не стали. Той же ночью Максим проснулся от шороха автомобильных шин под окнами дома. Машина остановилась, послышалась приглушенная отрывистая речь. Максим осторожно встал, чтобы не разбудить Ленку, быстро оделся, вышел из квартиры, захлопнул дверь. И поднялся на один лестничный пролет вверх, отступил в тень у стены, замер. Ждать долго не пришлось – снизу поднимались несколько человек. Об отсутствии освещения кто-то заранее позаботился, поэтому поднимались «гости» неуверенно, кто-то споткнулся, матюгнулся вполголоса. Максим терпеливо ждал, глаза его привыкли к темноте, и он уже видел три силуэта, маячивших перед дверью его квартиры. Что-то негромко звякнуло в тишине, один из «гостей» дернул дверную ручку, но его оттеснили в сторону. Тонкий лязгающий звук повторился, что-то негромко треснуло. Максим одним прыжком оказался рядом с ночными визитерами. И успел вовремя – один уже собирался резать обивку, двое других в бешенстве крутили колесики зажигалок, силясь добыть хоть искру, и непрерывно ругались. Поэтому появление Максима прозевали: не успев понять, в чем дело, уже летели вниз по лестнице. И только попытались подняться на ноги, как снова пришлось падать – в объятия товарищей грохнулся третий. Максим скорее чувствовал все движения противника, чем видел их, поэтому ловко ушел от удара, вывернул занесенную на него руку с ножом за спину оппоненту. Тот хрюкнул и отправился в полет башкой вперед, но недалеко – всего лишь на один пролет ниже. Все происходило в полной тишине, за несколько минут побоища никто не издал ни звука. Максим ногой отшвырнул валявшийся на полу нож, перепрыгнул несколько ступеней сразу и оказался перед только-только поднявшимися на ноги «гостями». Те его намерения поняли правильно, отступили, бросив товарища объяснять Максиму цель их позднего визита. Третий жался к стене, попискивал жалобно, и Максим помог ему обрести уверенность в своих силах. Сгреб за шкирку, швырнул вниз и не торопясь двинулся следом, готовый, если понадобится, повторить бросок. Но его помощь больше не потребовалась: посетитель самостоятельно выполз из подъезда, доковылял до машины. Максим наблюдал за ними через окно, дождался, когда машина, резко газанув, сорвалась с места, и вернулся домой. Открыл дверь, вошел в квартиру и едва не наступил в темноте на кошку – Фекла вспомнила, что давно не охотилась, и примерялась, как бы удрать через полуоткрытую дверь. Максим отпихнул кошку назад и уже решил, что все обошлось, но напрасно.
– Ты чего? – встретил его грозный шепот из темноты. – Куда собрался?
Проснувшаяся Ленка вышла из комнаты, кутаясь в халат, маячила в коридоре, как привидение, и голос ее со сна был хрипловатым.
– Фекла удрать хотела, – соврал Максим, – еле поймал.
– Ага, и дверь сама открыла, – парировала Ленка, но продолжать разговор не стала, вернулась в комнату.
Максим прошел следом, посмотрел еще раз в окно. На дороге перед домом пусто, все тихо, только пошел тихий ровный дождик, по подоконнику застучали капли.
– Кто это был? – тихо спросила Ленка. – Только не ври.
– Никого. Мне просто показалось, – ответил Максим, сел на диван, провел рукой по волосам. И представил, как из дому выходит Васька, а внизу ее поджидают три зверообразных существа, подходят к ней, говорят что-то непонятное, берут за руку… Как же близко подошли эти твари, и сделать ничего нельзя, каким-то непостижимым образом правда и закон оказались на их стороне. А ему только и остается, что терпеть эти выходки или убивать зверье поодиночке. Но посадят по-любому: если будет терпеть, то за то, что выполнил приказ, а если прихлопнет хоть одного «орла», то еще за одно убийство.
– Макс, не переживай ты так. Ведь в конце концов выяснится, что ты не виноват, найдут того, кто тогда у вас за главного был, – прошептала из темноты Ленка.
– Нет, уже не найдут. Давно бы нашли, если б захотели, – помолчав, ответил Максим. Из всего происходящего вывод можно было сделать только один: слишком высоко взлетел бывший руководитель операции, раз хватило средств откупиться от всех. И прикрыться капитаном Логиновым, повесить на него – не без помощи «добрых» людей – всех собак. Вспомнить бы фамилию этой сволочи… Хотя это уже ничего не даст, и от Максима здесь уже ничего не зависит. Может, зря он наврал жене, надо было сказать ей все, как есть. Пусть поймет наконец, что все очень серьезно, и уедет вместе с дочерью подальше отсюда.
А Ленка словно прочитала его мысли, обняла мужа, прошептала:
– Не психуй, все наладится. Ты и правда, как Фекла, на каждый шорох дергаешься. Может, и мышей вместе ловить будете?
– Может, и буду, – фыркнул в ответ Максим, – я уже ловил. Давно, правда.
– Да ты что! И поймал? Ну хоть одну? Расскажи, – потребовала Ленка, но ответа не дождалась.
В голову Максиму пришли другие мысли, далекие от особенностей охоты на грызунов.
Уже вечером того же дня стало понятно, что «гости» от своих намерений не откажутся. Максим возвращался с очередного судебного заседания, когда позвонила Ленка. И подозрительно спокойным и ровным голосом попросила его поскорее прийти домой. Максим оказался у подъезда через десять минут, увидел уже издалека качавшуюся на качелях Ваську и жену. Она стояла рядом с квартирной хозяйкой, слушала речь пожилой взволнованной женщины.
– Добрый вечер. – Максим осмотрел всех присутствующих. На первый взгляд ничего страшного не произошло – вроде спокойны, только говорят как-то неуверенно. И слов подобрать не могут, запинаются, как сговорились.
– Макс, там, в подъезде… Я не знаю, что это означает. То ли рисунки, то ли… Посмотри, пожалуйста. Мы тебя тут подождем, – промямлила Ленка, стараясь не смотреть на хозяйку квартиры.
Та лишь кивала и со страхом поглядывала на Максима.
– Ладно, ждите.
Максим направился к подъезду, уже примерно представляя себе, что там увидит. И ошибся лишь в деталях. Картинка действительно оказалась жутковатой, особенно в таком исполнении, да еще и в тесном помещении. Такая наскальная живопись обычно украшала фасады полуразрушенных домов, заборы, но не замкнутое пространство лестничной клетки. Максиму сначала показалось, что стены покрыты копотью или сажей, но нет, это оказалась обычная черная краска из баллончика. Буквы, огромные, почти в половину человеческого роста, сливались в слова – стандартный набор оскорблений и угроз. И подпись – название гордого племени, только подобное написание Максиму встретилось впервые. Строка начиналась под окном на лестничной площадке внизу, вползала вверх и через все три двери и простенок уходила дальше, к окну на площадке между вторым и третьим этажом. Краски «художники» не пожалели – пустые баллончики валялись на ступенях. «Стены покрасить, дверь поменять», – быстро прикинул Максим, как можно устранить последствия набега. Даже ему, мало знакомому с письменностью малых народов, удалось найти в надписи две ошибки. А дверь менять придется за свои, но деваться некуда. Об этом он и сообщил вернувшейся со двора жене.
– Придется, – согласилась Ленка, – и поскорее. Из дому выйти страшно. А что там написано?
– Черт его знает, я не понимаю, – Максиму пришлось снова соврать, но на этот раз Ленка, кажется, поверила.
Остаток недели и выходные прошли почти спокойно. Максим добросовестно, как на работу, являлся в суд, общался с защитником, отвечал на вопросы. И делал вид, что не слышит ругани, угроз и обещаний «разобраться» с ним прямо сейчас, немедленно. Вертелся на языке вопрос к защитнику «потерпевших»: что же вы, уважаемый, не видите, что происходит? Или оглохли? Но решил молчать. Во-первых, бесполезно, а во-вторых – зачем раскрываться перед противником? Пусть и дальше считают, что их каркающе-шипящий язык ему не знаком. За последний месяц «языковой практики» Максим вспомнил основательно подзабытые им слова и понимал почти все, о чем говорили люди в зале. А процесс затягивался, присяжные не торопились с решением, тянули как могли. Они понимали, что дело нечисто, и отправлять невиновного человека в тюрьму не хотели. Обстановка накалялась, спектакль затягивался, но Максим чувствовал, что долго так продолжаться не будет. Только гадал, кто первый не выдержит, у кого сдадут нервы. Решение по его делу уже принято где-то очень далеко отсюда, на пути «правосудия» остались только он и присяжные. К нему уже «приходили», и не раз, не исключено, что и с присяжными тоже проведут работу. И что ему делать тогда? Идти в тюрьму, как барану на заклание? Отвечать за чужую ошибку или преступную глупость? Мысли причиняли почти физическую боль, да еще и уезжать Ленка отказывалась наотрез, уперлась. Они разругались вдрызг, Максим даже наорал на жену, чего не делал до этого еще ни разу. Потом извинялся, просил прощения, Ленка тоже признала, что не права. Но толку-то? Он здесь, они там, и черт его знает, что происходит рядом с домом.
Ничего хорошего, как и следовало ожидать. Двое «наблюдателей» сидели на скамейке у подъезда, следили за всеми проходившими мимо, громко обсуждали каждого. Максим остановился напротив, сунул на всякий случай руки в карманы, смотрел молча то на одного, то на другого. Те сначала щерились, демонстрировали недвусмысленные жесты, даже фотографировали его на камеры телефонов. Максим не произносил ни слова, но и уходить не собирался. Если надо, он простоит тут до ночи, до завтрашнего утра – сколько надо, пока эти твари не уползут в свои вонючие норы. Странно, что их только двое, маловато будет. Злость, даже остервенение накапливалось, нужная концентрация отравы будет достигнута скоро. И что тогда делать – вежливо попросить их убраться прочь? Или сломать обоим хребты и зашвырнуть трупы в подвал? Второй ход был чертовски привлекателен, и Максим уже сомневался, сумеет ли устоять перед искушением. Позади послышался звук работающего двигателя, шорох шин по асфальту. Эти звуки произвели странное действие на чужаков. Один вскочил, заметался перед лавкой, второй не двигался, смотрел на дисплей телефона, лихорадочно жал на кнопки. Максим обернулся: вдоль дома медленно ехала патрульная милицейская машина, притормозила рядом, остановилась. Из нее вышли двое, вразвалочку направились к сидевшим на лавке людям. Максим посторонился, пропустил милиционеров.
– Документы, – негромко потребовал у горцев сержант, щелкнул пальцами. – Быстрее, чего расселся?
Но реакция гостей была странной – один зачем-то вскочил на лавку, попытался перепрыгнуть невысокую ограду газона, но не успел. Его стащили назад, уложили мордой в асфальт. И упустили второго – тот, забыв о товарище, рванул прочь. Максим бросился следом, догнал, швырнул его на мокрую траву. И от души врезал ему несколько раз по ребрам. Встряхнул задержанного, убедился, что тот в сознании, и потащил обратно к подъезду, сдал из рук в руки стражам порядка.
– Спасибо, ведь ушел бы. – Милиционеры затолкали обоих в машину, захлопнули дверь.
– Не за что, – искренне ответил Максим.
– Прикинь, три случая за сегодня. У двоих сумки вырвали, у пацана телефон отняли да еще и по голове надавали, – поделился с Максимом сержант, ловивший первого «орла».
– Думаете, они? – Максим показал на заднюю дверцу уазика.
– А кто еще? У нас тут такого давно не было, как тварь эта в городе появилась, так началось. Это только у нас три случая, я про остальные районы молчу.
Все понятно, гости города вышли на привычный, традиционный для своего племени промысел – добычу денег и мобильных телефонов из карманов и сумок граждан. Максим даже не удивился услышанному. «Может, это доброе дело мне зачтется», – подумал он, глядя вслед отъезжающему патрульному уазику, усмехнулся невесело, вошел в подъезд.
И зачлось той же ночью. «Благодарность» на сей раз влетела в окно. В стекло ударилось что-то тяжелое, посыпались осколки, предмет врезался в занавески и грохнулся на подоконник, перекатился, упал на пол. Это оказалась бутылка с бензином. К счастью, она не разбилась, а «фитиль» на хвосте не успел хорошенько разгореться. Максим схватил «снаряд», вышвырнул его обратно. Ленка прошептала:
– Она нас выгонит. Дверь, теперь окно… На улице жить будем.
Максим пропустил ее слова мимо ушей, прислушивался к звукам с улицы. Потом подошел к окну, осторожно отодвинул штору. Подоконник усыпан осколками, перевернут горшок с цветком – вот и весь урон. Если не считать разбитого стекла, конечно. Ну, это мелочи.
– Что это было? – потребовала подробностей жена, и Максим решил, что врать больше не будет. Время для разговора не очень подходящее – третий час ночи, но так уж получилось.
– «Коктейль Молотова». Или просто бензин, я не понял. – Максим говорил просто и буднично, словно речь шла о походе в магазин за картошкой. – Если бы бутылка разбилась, мы бы уже сгорели, но нам повезло. Или действовали дилетанты, или просто пугали. Скорее всего последнее. Я им пока живым нужен.
Ленка вскочила, побежала в соседнюю комнату, вскоре вернулась.
– Васька спит, – сказала она, – не слышала, наверное. А если они опять…
– Могут, – коротко отозвался Максим, – запросто.
И понял, что не уснет до рассвета, будет прислушиваться к каждому шороху, следить за каждой тенью. Из разбитого окна в комнату врывался холодный воздух, занавески шевелились, и неприятно шуршал тюль. И ничего подходящего под рукой, чтобы закрыть пробоину. Ленка завернулась в одеяло и вопросов больше не задавала. Максим оделся, вышел в кухню, уселся у окна, смотрел, не отрываясь, в переплетение черных подвижных теней. «Уроды, скоты. Мало я вас…» – в бессильной ярости думал он. И оформилось давно бродившее глубоко внутри чувство – чувство вынужденного бессилия, невозможности противостоять вторгшейся в его жизнь орде, защитить близких. Нет, способов он знал немало, но все они здесь, дома, не годились. Если начать действовать по правилам, принятым на «той» стороне, то это будет означать только одно – войну. Причем в одиночку против всех – «пострадавших», закона, власти одновременно. И за спиной при этом только два беззащитных человека и никого больше. Да, еще адвокат этот, видно, что он старается, но толку-то от его усилий. «Все давно решено, и не здесь». Максим вздрогнул от неожиданного прикосновения. Это подошла проснувшаяся от шума кошка, потерлась о ноги, взгромоздилась на колени. Так и сидели до утра, пока не пришла Ленка. Она старательно отворачивалась, но в утренних сумерках Максим разглядел ее покрасневшие от слез глаза.
Стекло заменили, осколки собрали, в горшок с цветком Ленка насыпала свежей земли. Квартирной хозяйке было решено ничего не говорить, чтобы не напугать пенсионерку еще сильнее. Ей хватит и истории с размалеванными стенами и дверью. А то и правда заставит выметаться, и что тогда? Жить-то негде. Максим долго готовился к решительному разговору с женой, повторял перечень аргументов, выдумывал разумные доводы, когда все решилось само собой. В тот день утром из квартиры первая вышла Ленка, она собиралась в парикмахерскую. Зазвонил мобильник, она замешкалась в дверях, ответила на звонок.
– Что? Вы кто? Что вам надо? Я не понимаю… – твердила она в трубку, а Максим не сразу сообразил, в чем дело.
Потом вырвал у жены телефон, поднес к уху. И услышал развязный, говоривший с сильным акцентом голос, неторопливо перечислявший, что ждет саму Ленку и ее дочь, если… Дальше все было понятно, Максим уже заранее знал, что означает это «если».
– Если ты, свинья, не заткнешься, я тебя… маму твою… папу… сестру… Всю твою гнилую родню, до кого доберусь… сам… – Максим говорил очень спокойно, но выражений не выбирал, прекрасно знал, что «собеседник» его поймет.
В трубке раздались короткие гудки отбоя. Максим вернул телефон жене, оделся. И успел заметить, как воспользовавшаяся заминкой Фекла выскочила на площадку и рванула вниз по лестнице. Ладно, нагуляется – придет, в первый раз что ли? Ну не бежать же за ней, в самом деле.
– Пошли, – скомандовал он жене, – провожу. Только недолго.
– Хорошо, – всхлипнула Ленка, дрожащими руками открыла сумку, бросила на дно телефон.
Пока Ленка сидела в салоне, Максим успел зайти в магазин, купить кое-что из продуктов. И прихватил зачем-то пакет с кошачьим кормом. Пошла она на фиг, эта Фекла, пусть нормальную еду лопает, как все кошки. А то свежатину ей подавай, разбаловалась. И поймал себя на мысли, что думает о чем угодно, только не о том, что произошло полтора часа назад. Звонок на мобильник жене – один из способов запугивания, это понятно. А если позвонят Ваське… Максим вырвал из кармана трубку, набрал номер дочери.
– Я дома, – отчиталась она, – рисую. Нет, никто мне не звонил, только ты. Выключить телефон? Зачем? А если Ира мне позвонит?..
– Делай, что я тебе сказал! – рявкнул Максим, и на него посмотрели одновременно несколько человек в очереди к кассе. – Сейчас же, поняла?!
Васька не ответила, но когда Максим через минуту еще раз набрал ее номер, услышал автоответчик: «Аппарат абонента выключен…» Максим расплатился, вышел из магазина, вернулся за Ленкой. Она подстриглась очень коротко, как мальчишка, стала словно выше ростом и еще тоньше.
– Мне не нравится, – буркнул Максим, увидев жену, – ты бы еще наголо побрилась.
Сколько раз просил ее отрастить волосы, так нет – упирается, делает все по-своему.
– Как только все закончится, перестану стричься. Вообще. И будет у меня коса до пояса, – неживым голосом отозвалась Ленка на «комплимент» мужа. – Вот увидишь.
– Посмотрим, – ответил Максим. Знать бы только, когда все это закончится. И главное, чем?
Перед дверью квартиры стояла коробка. Обычная, из-под бумаги формата А4 – ничего подозрительного, сверху прикрыта картонкой. Максим заставил Ленку остановиться на ступеньках, подошел осторожно к двери, осмотрел коробку со всех сторон, чуть толкнул в стенку. Тяжелая, внутри что-то есть, но ни запахов никаких, ни звуков от коробки не распространяется. Очередной сюрприз. Что на этот раз – пластид, граната? Нет, вряд ли. Ждать, конечно, можно чего угодно, но чтобы подбросить под дверь взрывчатку, надо совсем не иметь мозга, даже спинного. Максим сдвинул кончиком пальца лежащую сверху картонку, заглянул внутрь. И сразу схватил коробку в руки, отбежал с ней вверх по лестнице, на площадку между вторым и третьим этажом. Фекле свернули шею – голова кошки неестественно повернута, один глаз полуоткрыт, виден желтый зрачок. Роскошный хвост вытянулся вдоль высокой стенки, и Максим зачем-то старательно уложил его рядом с уже остывшим тельцем.
– Что там? – дрожащим голосом спросила Ленка, сделала несколько неуверенных шагов к мужу.
Максим отступил назад, прислонился спиной к стене.
– Фекла, – ответил он, и Ленка остановилась, вцепилась в перила.
Максим прижал коробку к груди:
– Иди домой, я сейчас вернусь.
Он дождался, когда жена войдет в квартиру, сбежал по лестнице вниз, вошел в подвал. Прошел в душной сырой темноте вдоль стены к дальнему углу, поставил там коробку. Присел на корточки, прислушиваясь к шорохам и пискам, глубоко вдохнул затхлый воздух. Эти твари знали о них все, даже то, как выглядит домашнее, крайне редко вырывавшееся на свободу животное. Максим медленно поднялся на ноги, уставился на толстую трубу отопления перед собой. Сегодня они с Ленкой отсутствовали часа два, не больше, Васька была дома одна. Одна десятилетняя девочка за тонкой дверью… Максим помчался наверх, запрыгал через ступеньку, ворвался в квартиру. На кухне Ленка рыдала в голос над пакетом с кошачьим кормом, рядом плакала Васька. Максим остановился, смотрел на обеих, пытался собраться с мыслями. События развивались слишком быстро, он не успевал за ними, и не потому, что не заметил что-то, не услышал или не понял. Просто до сих пор он почему-то был уверен, что до этого не дойдет. Попытка поджечь дверь, «наскальная живопись» в подъезде – это ерунда, мелочи. Влетевшая в окно бутылка с бензином, по большому счету, тоже, но сегодня враги подошли к его дому совсем близко, остановились на пороге. А в следующий раз они его переступят – и что тогда? Двух или трех он успеет убить, даже голыми руками или кухонным ножом. И что предъявит в свое оправдание? Счет за замену двери и магазинный чек за краску? Оставшийся в памяти Ленкиного телефона номер входящего звонка? Труп кошки в коробке или дрожащую от слез и страха жену?
Ленка попыталась сказать что-то, но снова разревелась. Потом собралась с силами, обняла Ваську и произнесла дрожащим голосом:
– Пошли за билетами. Мы уедем. Я сделаю все, что ты скажешь.
Билеты он взял до Новороссийска и до отъезда всем и каждому рассказывал, что отправляет жену с дочерью на море. Все логично: бархатный сезон, самое время отдохнуть и набраться сил перед долгой зимой. А то, что ребенок пропустит первое сентября, так и черт бы с ним, главное – здоровье. Васька и так постоянно болеет, а тут такая возможность поплескаться в море.
– Выйдете во Владимире, пересядете на этом же вокзале на электричку. До Александрова полтора часа, дальше на маршрутке, – сотый по счету раз инструктировал жену Максим. Она покорно слушала, собирала вещи. Набралось много – два чемодана, хорошо, хоть один на колесиках.
До отхода поезда оставалось пятнадцать минут, Максим сидел в купе, смотрел на уже обосновавшуюся на верхней полке дочь. Неожиданный отъезд на море быстро стер из ее памяти слезы матери и исчезновение Феклы. Ленка старалась соответствовать моменту: улыбалась, но вымученно, нестрогим голосом делала дочери замечания. А Васька, чувствуя слабину, резвилась напропалую.
– Провожающие, выходим. – Проводница прошла по узкому коридору, профессионально отделяя взглядом пассажиров от тех, кто ехать не собирался.
Максим поднялся, поцеловал Ваську в щеку, обнял Ленку.
– Все будет нормально, – в который раз произнес он, – все будет хорошо. Не забудь, где ты выходишь, – прошептал он на ухо жене.
– Я помню, – так же тихо ответила она. – Ваську жалко, расстроится.
– Ничего, скажешь, что вместе поедем. Когда я вернусь. Все, я позвоню.
Он выскочил из вагона в последний момент, когда поезд уже тронулся. И пошел рядом с вагоном, глядя на окно. Ленка улыбалась, терла глаза, Васька что-то чертила пальцем на стекле, прижималась к нему то щекой, то носом. Поезд набрал скорость, Максим отстал, дошел почти до края перрона, остановился. Мимо пронесся последний вагон. Максим посмотрел ему вслед, повернулся и медленно пошел к зданию вокзала. До темноты он слонялся по городу и лишь поздним вечером заставил себя вернуться в пустую квартиру.
После этих слов заседание продолжалось недолго, объявили перерыв до завтрашнего дня. Максим вместе с защитником вышли из здания суда, распрощались. Адвокат побежал к припаркованной рядом машине, Максим двинулся домой пешком. Его снова «провожали» – на этот раз эскорт разделился. Двое шли впереди, еще трое – старые знакомые – топали по другой стороне улицы. И всех было видно издалека – поведением, походкой, привычкой орать во все горло они сразу выделялись из толпы. Тащить их за собой к дому Максим не собирался, но и удирать тоже было не с руки.
Рядом находился очень нехороший, неудобный перекресток – светофоров натыкана уйма, половина не работает, да на них никто никогда и не смотрит. Здесь все идут и едут как бог на душу положит – успел проскочить, и хорошо. Максим подошел к «зебре», остановился рядом с прохожими. Трое преследователей через дорогу немедленно повторили его маневр, краем глаза Максим успел заметить, что подтянулась и шедшая впереди парочка. Сделал вид, что не замечает ничего подозрительного, дождался зеленого сигнала светофора и вместе с толпой шагнул на проезжую часть. Прошел почти до разделительной полосы, развернулся перед носом троих «провожатых» и вместе со встречным потоком людей неторопливо двинулся обратно. Подмигнул на ходу еще двоим обалдевшим преследователям и спокойно вернулся на тротуар. Пятиконечный «хвост» в полном составе оказался на проезжей части, гости города не знали, что им делать. Не знакомы они были и с неписаными правилами дорожного движения – на этом перекрестке по умолчанию водители сначала пропускают пешеходов, потом едут сами, стараясь не задеть друг друга. Вот и сейчас все шло точно по сценарию – последний пешеход оказался на тротуаре, и одновременно с трех сторон двинулись машины. Рев двигателей, визг гудков, ругань, знакомые гортанные крики – уже по звуку понятно, что там смешались в кучу кони, люди… Максим с нескрываемым удовольствием наблюдал, как мечутся среди машин горные орлы, машут крыльями и кудахчут, как потревоженные куры. Один из них тыкал пальцем в сторону светофора. Что ты, дружок, на него тут отродясь никто не смотрит, так исстари повелось. А другому особенно не повезло – его то ли задели бампером, то ли сам в свалке не удержался на ногах, но сейчас «наблюдатель» валялся в грязи почти под колесами микроавтобуса. Водитель, щуплый лысоватый мужик, даже не собирался останавливаться, душевно выматерился в приоткрытое окно и двинул дальше. Собратья поднимали поверженного товарища. Максим понаблюдал за представлением еще немного и пошел прочь. Он успел перехватить несколько полных почти первобытной злобы взглядов преследователей, но лишь сплюнул демонстративно. «Обмен любезностями» закончился, счет пока был в пользу Максима. Но радоваться нечему, ответка последует, и очень скоро.
Откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, обиженные не стали. Той же ночью Максим проснулся от шороха автомобильных шин под окнами дома. Машина остановилась, послышалась приглушенная отрывистая речь. Максим осторожно встал, чтобы не разбудить Ленку, быстро оделся, вышел из квартиры, захлопнул дверь. И поднялся на один лестничный пролет вверх, отступил в тень у стены, замер. Ждать долго не пришлось – снизу поднимались несколько человек. Об отсутствии освещения кто-то заранее позаботился, поэтому поднимались «гости» неуверенно, кто-то споткнулся, матюгнулся вполголоса. Максим терпеливо ждал, глаза его привыкли к темноте, и он уже видел три силуэта, маячивших перед дверью его квартиры. Что-то негромко звякнуло в тишине, один из «гостей» дернул дверную ручку, но его оттеснили в сторону. Тонкий лязгающий звук повторился, что-то негромко треснуло. Максим одним прыжком оказался рядом с ночными визитерами. И успел вовремя – один уже собирался резать обивку, двое других в бешенстве крутили колесики зажигалок, силясь добыть хоть искру, и непрерывно ругались. Поэтому появление Максима прозевали: не успев понять, в чем дело, уже летели вниз по лестнице. И только попытались подняться на ноги, как снова пришлось падать – в объятия товарищей грохнулся третий. Максим скорее чувствовал все движения противника, чем видел их, поэтому ловко ушел от удара, вывернул занесенную на него руку с ножом за спину оппоненту. Тот хрюкнул и отправился в полет башкой вперед, но недалеко – всего лишь на один пролет ниже. Все происходило в полной тишине, за несколько минут побоища никто не издал ни звука. Максим ногой отшвырнул валявшийся на полу нож, перепрыгнул несколько ступеней сразу и оказался перед только-только поднявшимися на ноги «гостями». Те его намерения поняли правильно, отступили, бросив товарища объяснять Максиму цель их позднего визита. Третий жался к стене, попискивал жалобно, и Максим помог ему обрести уверенность в своих силах. Сгреб за шкирку, швырнул вниз и не торопясь двинулся следом, готовый, если понадобится, повторить бросок. Но его помощь больше не потребовалась: посетитель самостоятельно выполз из подъезда, доковылял до машины. Максим наблюдал за ними через окно, дождался, когда машина, резко газанув, сорвалась с места, и вернулся домой. Открыл дверь, вошел в квартиру и едва не наступил в темноте на кошку – Фекла вспомнила, что давно не охотилась, и примерялась, как бы удрать через полуоткрытую дверь. Максим отпихнул кошку назад и уже решил, что все обошлось, но напрасно.
– Ты чего? – встретил его грозный шепот из темноты. – Куда собрался?
Проснувшаяся Ленка вышла из комнаты, кутаясь в халат, маячила в коридоре, как привидение, и голос ее со сна был хрипловатым.
– Фекла удрать хотела, – соврал Максим, – еле поймал.
– Ага, и дверь сама открыла, – парировала Ленка, но продолжать разговор не стала, вернулась в комнату.
Максим прошел следом, посмотрел еще раз в окно. На дороге перед домом пусто, все тихо, только пошел тихий ровный дождик, по подоконнику застучали капли.
– Кто это был? – тихо спросила Ленка. – Только не ври.
– Никого. Мне просто показалось, – ответил Максим, сел на диван, провел рукой по волосам. И представил, как из дому выходит Васька, а внизу ее поджидают три зверообразных существа, подходят к ней, говорят что-то непонятное, берут за руку… Как же близко подошли эти твари, и сделать ничего нельзя, каким-то непостижимым образом правда и закон оказались на их стороне. А ему только и остается, что терпеть эти выходки или убивать зверье поодиночке. Но посадят по-любому: если будет терпеть, то за то, что выполнил приказ, а если прихлопнет хоть одного «орла», то еще за одно убийство.
– Макс, не переживай ты так. Ведь в конце концов выяснится, что ты не виноват, найдут того, кто тогда у вас за главного был, – прошептала из темноты Ленка.
– Нет, уже не найдут. Давно бы нашли, если б захотели, – помолчав, ответил Максим. Из всего происходящего вывод можно было сделать только один: слишком высоко взлетел бывший руководитель операции, раз хватило средств откупиться от всех. И прикрыться капитаном Логиновым, повесить на него – не без помощи «добрых» людей – всех собак. Вспомнить бы фамилию этой сволочи… Хотя это уже ничего не даст, и от Максима здесь уже ничего не зависит. Может, зря он наврал жене, надо было сказать ей все, как есть. Пусть поймет наконец, что все очень серьезно, и уедет вместе с дочерью подальше отсюда.
А Ленка словно прочитала его мысли, обняла мужа, прошептала:
– Не психуй, все наладится. Ты и правда, как Фекла, на каждый шорох дергаешься. Может, и мышей вместе ловить будете?
– Может, и буду, – фыркнул в ответ Максим, – я уже ловил. Давно, правда.
– Да ты что! И поймал? Ну хоть одну? Расскажи, – потребовала Ленка, но ответа не дождалась.
В голову Максиму пришли другие мысли, далекие от особенностей охоты на грызунов.
Уже вечером того же дня стало понятно, что «гости» от своих намерений не откажутся. Максим возвращался с очередного судебного заседания, когда позвонила Ленка. И подозрительно спокойным и ровным голосом попросила его поскорее прийти домой. Максим оказался у подъезда через десять минут, увидел уже издалека качавшуюся на качелях Ваську и жену. Она стояла рядом с квартирной хозяйкой, слушала речь пожилой взволнованной женщины.
– Добрый вечер. – Максим осмотрел всех присутствующих. На первый взгляд ничего страшного не произошло – вроде спокойны, только говорят как-то неуверенно. И слов подобрать не могут, запинаются, как сговорились.
– Макс, там, в подъезде… Я не знаю, что это означает. То ли рисунки, то ли… Посмотри, пожалуйста. Мы тебя тут подождем, – промямлила Ленка, стараясь не смотреть на хозяйку квартиры.
Та лишь кивала и со страхом поглядывала на Максима.
– Ладно, ждите.
Максим направился к подъезду, уже примерно представляя себе, что там увидит. И ошибся лишь в деталях. Картинка действительно оказалась жутковатой, особенно в таком исполнении, да еще и в тесном помещении. Такая наскальная живопись обычно украшала фасады полуразрушенных домов, заборы, но не замкнутое пространство лестничной клетки. Максиму сначала показалось, что стены покрыты копотью или сажей, но нет, это оказалась обычная черная краска из баллончика. Буквы, огромные, почти в половину человеческого роста, сливались в слова – стандартный набор оскорблений и угроз. И подпись – название гордого племени, только подобное написание Максиму встретилось впервые. Строка начиналась под окном на лестничной площадке внизу, вползала вверх и через все три двери и простенок уходила дальше, к окну на площадке между вторым и третьим этажом. Краски «художники» не пожалели – пустые баллончики валялись на ступенях. «Стены покрасить, дверь поменять», – быстро прикинул Максим, как можно устранить последствия набега. Даже ему, мало знакомому с письменностью малых народов, удалось найти в надписи две ошибки. А дверь менять придется за свои, но деваться некуда. Об этом он и сообщил вернувшейся со двора жене.
– Придется, – согласилась Ленка, – и поскорее. Из дому выйти страшно. А что там написано?
– Черт его знает, я не понимаю, – Максиму пришлось снова соврать, но на этот раз Ленка, кажется, поверила.
Остаток недели и выходные прошли почти спокойно. Максим добросовестно, как на работу, являлся в суд, общался с защитником, отвечал на вопросы. И делал вид, что не слышит ругани, угроз и обещаний «разобраться» с ним прямо сейчас, немедленно. Вертелся на языке вопрос к защитнику «потерпевших»: что же вы, уважаемый, не видите, что происходит? Или оглохли? Но решил молчать. Во-первых, бесполезно, а во-вторых – зачем раскрываться перед противником? Пусть и дальше считают, что их каркающе-шипящий язык ему не знаком. За последний месяц «языковой практики» Максим вспомнил основательно подзабытые им слова и понимал почти все, о чем говорили люди в зале. А процесс затягивался, присяжные не торопились с решением, тянули как могли. Они понимали, что дело нечисто, и отправлять невиновного человека в тюрьму не хотели. Обстановка накалялась, спектакль затягивался, но Максим чувствовал, что долго так продолжаться не будет. Только гадал, кто первый не выдержит, у кого сдадут нервы. Решение по его делу уже принято где-то очень далеко отсюда, на пути «правосудия» остались только он и присяжные. К нему уже «приходили», и не раз, не исключено, что и с присяжными тоже проведут работу. И что ему делать тогда? Идти в тюрьму, как барану на заклание? Отвечать за чужую ошибку или преступную глупость? Мысли причиняли почти физическую боль, да еще и уезжать Ленка отказывалась наотрез, уперлась. Они разругались вдрызг, Максим даже наорал на жену, чего не делал до этого еще ни разу. Потом извинялся, просил прощения, Ленка тоже признала, что не права. Но толку-то? Он здесь, они там, и черт его знает, что происходит рядом с домом.
Ничего хорошего, как и следовало ожидать. Двое «наблюдателей» сидели на скамейке у подъезда, следили за всеми проходившими мимо, громко обсуждали каждого. Максим остановился напротив, сунул на всякий случай руки в карманы, смотрел молча то на одного, то на другого. Те сначала щерились, демонстрировали недвусмысленные жесты, даже фотографировали его на камеры телефонов. Максим не произносил ни слова, но и уходить не собирался. Если надо, он простоит тут до ночи, до завтрашнего утра – сколько надо, пока эти твари не уползут в свои вонючие норы. Странно, что их только двое, маловато будет. Злость, даже остервенение накапливалось, нужная концентрация отравы будет достигнута скоро. И что тогда делать – вежливо попросить их убраться прочь? Или сломать обоим хребты и зашвырнуть трупы в подвал? Второй ход был чертовски привлекателен, и Максим уже сомневался, сумеет ли устоять перед искушением. Позади послышался звук работающего двигателя, шорох шин по асфальту. Эти звуки произвели странное действие на чужаков. Один вскочил, заметался перед лавкой, второй не двигался, смотрел на дисплей телефона, лихорадочно жал на кнопки. Максим обернулся: вдоль дома медленно ехала патрульная милицейская машина, притормозила рядом, остановилась. Из нее вышли двое, вразвалочку направились к сидевшим на лавке людям. Максим посторонился, пропустил милиционеров.
– Документы, – негромко потребовал у горцев сержант, щелкнул пальцами. – Быстрее, чего расселся?
Но реакция гостей была странной – один зачем-то вскочил на лавку, попытался перепрыгнуть невысокую ограду газона, но не успел. Его стащили назад, уложили мордой в асфальт. И упустили второго – тот, забыв о товарище, рванул прочь. Максим бросился следом, догнал, швырнул его на мокрую траву. И от души врезал ему несколько раз по ребрам. Встряхнул задержанного, убедился, что тот в сознании, и потащил обратно к подъезду, сдал из рук в руки стражам порядка.
– Спасибо, ведь ушел бы. – Милиционеры затолкали обоих в машину, захлопнули дверь.
– Не за что, – искренне ответил Максим.
– Прикинь, три случая за сегодня. У двоих сумки вырвали, у пацана телефон отняли да еще и по голове надавали, – поделился с Максимом сержант, ловивший первого «орла».
– Думаете, они? – Максим показал на заднюю дверцу уазика.
– А кто еще? У нас тут такого давно не было, как тварь эта в городе появилась, так началось. Это только у нас три случая, я про остальные районы молчу.
Все понятно, гости города вышли на привычный, традиционный для своего племени промысел – добычу денег и мобильных телефонов из карманов и сумок граждан. Максим даже не удивился услышанному. «Может, это доброе дело мне зачтется», – подумал он, глядя вслед отъезжающему патрульному уазику, усмехнулся невесело, вошел в подъезд.
И зачлось той же ночью. «Благодарность» на сей раз влетела в окно. В стекло ударилось что-то тяжелое, посыпались осколки, предмет врезался в занавески и грохнулся на подоконник, перекатился, упал на пол. Это оказалась бутылка с бензином. К счастью, она не разбилась, а «фитиль» на хвосте не успел хорошенько разгореться. Максим схватил «снаряд», вышвырнул его обратно. Ленка прошептала:
– Она нас выгонит. Дверь, теперь окно… На улице жить будем.
Максим пропустил ее слова мимо ушей, прислушивался к звукам с улицы. Потом подошел к окну, осторожно отодвинул штору. Подоконник усыпан осколками, перевернут горшок с цветком – вот и весь урон. Если не считать разбитого стекла, конечно. Ну, это мелочи.
– Что это было? – потребовала подробностей жена, и Максим решил, что врать больше не будет. Время для разговора не очень подходящее – третий час ночи, но так уж получилось.
– «Коктейль Молотова». Или просто бензин, я не понял. – Максим говорил просто и буднично, словно речь шла о походе в магазин за картошкой. – Если бы бутылка разбилась, мы бы уже сгорели, но нам повезло. Или действовали дилетанты, или просто пугали. Скорее всего последнее. Я им пока живым нужен.
Ленка вскочила, побежала в соседнюю комнату, вскоре вернулась.
– Васька спит, – сказала она, – не слышала, наверное. А если они опять…
– Могут, – коротко отозвался Максим, – запросто.
И понял, что не уснет до рассвета, будет прислушиваться к каждому шороху, следить за каждой тенью. Из разбитого окна в комнату врывался холодный воздух, занавески шевелились, и неприятно шуршал тюль. И ничего подходящего под рукой, чтобы закрыть пробоину. Ленка завернулась в одеяло и вопросов больше не задавала. Максим оделся, вышел в кухню, уселся у окна, смотрел, не отрываясь, в переплетение черных подвижных теней. «Уроды, скоты. Мало я вас…» – в бессильной ярости думал он. И оформилось давно бродившее глубоко внутри чувство – чувство вынужденного бессилия, невозможности противостоять вторгшейся в его жизнь орде, защитить близких. Нет, способов он знал немало, но все они здесь, дома, не годились. Если начать действовать по правилам, принятым на «той» стороне, то это будет означать только одно – войну. Причем в одиночку против всех – «пострадавших», закона, власти одновременно. И за спиной при этом только два беззащитных человека и никого больше. Да, еще адвокат этот, видно, что он старается, но толку-то от его усилий. «Все давно решено, и не здесь». Максим вздрогнул от неожиданного прикосновения. Это подошла проснувшаяся от шума кошка, потерлась о ноги, взгромоздилась на колени. Так и сидели до утра, пока не пришла Ленка. Она старательно отворачивалась, но в утренних сумерках Максим разглядел ее покрасневшие от слез глаза.
Стекло заменили, осколки собрали, в горшок с цветком Ленка насыпала свежей земли. Квартирной хозяйке было решено ничего не говорить, чтобы не напугать пенсионерку еще сильнее. Ей хватит и истории с размалеванными стенами и дверью. А то и правда заставит выметаться, и что тогда? Жить-то негде. Максим долго готовился к решительному разговору с женой, повторял перечень аргументов, выдумывал разумные доводы, когда все решилось само собой. В тот день утром из квартиры первая вышла Ленка, она собиралась в парикмахерскую. Зазвонил мобильник, она замешкалась в дверях, ответила на звонок.
– Что? Вы кто? Что вам надо? Я не понимаю… – твердила она в трубку, а Максим не сразу сообразил, в чем дело.
Потом вырвал у жены телефон, поднес к уху. И услышал развязный, говоривший с сильным акцентом голос, неторопливо перечислявший, что ждет саму Ленку и ее дочь, если… Дальше все было понятно, Максим уже заранее знал, что означает это «если».
– Если ты, свинья, не заткнешься, я тебя… маму твою… папу… сестру… Всю твою гнилую родню, до кого доберусь… сам… – Максим говорил очень спокойно, но выражений не выбирал, прекрасно знал, что «собеседник» его поймет.
В трубке раздались короткие гудки отбоя. Максим вернул телефон жене, оделся. И успел заметить, как воспользовавшаяся заминкой Фекла выскочила на площадку и рванула вниз по лестнице. Ладно, нагуляется – придет, в первый раз что ли? Ну не бежать же за ней, в самом деле.
– Пошли, – скомандовал он жене, – провожу. Только недолго.
– Хорошо, – всхлипнула Ленка, дрожащими руками открыла сумку, бросила на дно телефон.
Пока Ленка сидела в салоне, Максим успел зайти в магазин, купить кое-что из продуктов. И прихватил зачем-то пакет с кошачьим кормом. Пошла она на фиг, эта Фекла, пусть нормальную еду лопает, как все кошки. А то свежатину ей подавай, разбаловалась. И поймал себя на мысли, что думает о чем угодно, только не о том, что произошло полтора часа назад. Звонок на мобильник жене – один из способов запугивания, это понятно. А если позвонят Ваське… Максим вырвал из кармана трубку, набрал номер дочери.
– Я дома, – отчиталась она, – рисую. Нет, никто мне не звонил, только ты. Выключить телефон? Зачем? А если Ира мне позвонит?..
– Делай, что я тебе сказал! – рявкнул Максим, и на него посмотрели одновременно несколько человек в очереди к кассе. – Сейчас же, поняла?!
Васька не ответила, но когда Максим через минуту еще раз набрал ее номер, услышал автоответчик: «Аппарат абонента выключен…» Максим расплатился, вышел из магазина, вернулся за Ленкой. Она подстриглась очень коротко, как мальчишка, стала словно выше ростом и еще тоньше.
– Мне не нравится, – буркнул Максим, увидев жену, – ты бы еще наголо побрилась.
Сколько раз просил ее отрастить волосы, так нет – упирается, делает все по-своему.
– Как только все закончится, перестану стричься. Вообще. И будет у меня коса до пояса, – неживым голосом отозвалась Ленка на «комплимент» мужа. – Вот увидишь.
– Посмотрим, – ответил Максим. Знать бы только, когда все это закончится. И главное, чем?
Перед дверью квартиры стояла коробка. Обычная, из-под бумаги формата А4 – ничего подозрительного, сверху прикрыта картонкой. Максим заставил Ленку остановиться на ступеньках, подошел осторожно к двери, осмотрел коробку со всех сторон, чуть толкнул в стенку. Тяжелая, внутри что-то есть, но ни запахов никаких, ни звуков от коробки не распространяется. Очередной сюрприз. Что на этот раз – пластид, граната? Нет, вряд ли. Ждать, конечно, можно чего угодно, но чтобы подбросить под дверь взрывчатку, надо совсем не иметь мозга, даже спинного. Максим сдвинул кончиком пальца лежащую сверху картонку, заглянул внутрь. И сразу схватил коробку в руки, отбежал с ней вверх по лестнице, на площадку между вторым и третьим этажом. Фекле свернули шею – голова кошки неестественно повернута, один глаз полуоткрыт, виден желтый зрачок. Роскошный хвост вытянулся вдоль высокой стенки, и Максим зачем-то старательно уложил его рядом с уже остывшим тельцем.
– Что там? – дрожащим голосом спросила Ленка, сделала несколько неуверенных шагов к мужу.
Максим отступил назад, прислонился спиной к стене.
– Фекла, – ответил он, и Ленка остановилась, вцепилась в перила.
Максим прижал коробку к груди:
– Иди домой, я сейчас вернусь.
Он дождался, когда жена войдет в квартиру, сбежал по лестнице вниз, вошел в подвал. Прошел в душной сырой темноте вдоль стены к дальнему углу, поставил там коробку. Присел на корточки, прислушиваясь к шорохам и пискам, глубоко вдохнул затхлый воздух. Эти твари знали о них все, даже то, как выглядит домашнее, крайне редко вырывавшееся на свободу животное. Максим медленно поднялся на ноги, уставился на толстую трубу отопления перед собой. Сегодня они с Ленкой отсутствовали часа два, не больше, Васька была дома одна. Одна десятилетняя девочка за тонкой дверью… Максим помчался наверх, запрыгал через ступеньку, ворвался в квартиру. На кухне Ленка рыдала в голос над пакетом с кошачьим кормом, рядом плакала Васька. Максим остановился, смотрел на обеих, пытался собраться с мыслями. События развивались слишком быстро, он не успевал за ними, и не потому, что не заметил что-то, не услышал или не понял. Просто до сих пор он почему-то был уверен, что до этого не дойдет. Попытка поджечь дверь, «наскальная живопись» в подъезде – это ерунда, мелочи. Влетевшая в окно бутылка с бензином, по большому счету, тоже, но сегодня враги подошли к его дому совсем близко, остановились на пороге. А в следующий раз они его переступят – и что тогда? Двух или трех он успеет убить, даже голыми руками или кухонным ножом. И что предъявит в свое оправдание? Счет за замену двери и магазинный чек за краску? Оставшийся в памяти Ленкиного телефона номер входящего звонка? Труп кошки в коробке или дрожащую от слез и страха жену?
Ленка попыталась сказать что-то, но снова разревелась. Потом собралась с силами, обняла Ваську и произнесла дрожащим голосом:
– Пошли за билетами. Мы уедем. Я сделаю все, что ты скажешь.
Билеты он взял до Новороссийска и до отъезда всем и каждому рассказывал, что отправляет жену с дочерью на море. Все логично: бархатный сезон, самое время отдохнуть и набраться сил перед долгой зимой. А то, что ребенок пропустит первое сентября, так и черт бы с ним, главное – здоровье. Васька и так постоянно болеет, а тут такая возможность поплескаться в море.
– Выйдете во Владимире, пересядете на этом же вокзале на электричку. До Александрова полтора часа, дальше на маршрутке, – сотый по счету раз инструктировал жену Максим. Она покорно слушала, собирала вещи. Набралось много – два чемодана, хорошо, хоть один на колесиках.
До отхода поезда оставалось пятнадцать минут, Максим сидел в купе, смотрел на уже обосновавшуюся на верхней полке дочь. Неожиданный отъезд на море быстро стер из ее памяти слезы матери и исчезновение Феклы. Ленка старалась соответствовать моменту: улыбалась, но вымученно, нестрогим голосом делала дочери замечания. А Васька, чувствуя слабину, резвилась напропалую.
– Провожающие, выходим. – Проводница прошла по узкому коридору, профессионально отделяя взглядом пассажиров от тех, кто ехать не собирался.
Максим поднялся, поцеловал Ваську в щеку, обнял Ленку.
– Все будет нормально, – в который раз произнес он, – все будет хорошо. Не забудь, где ты выходишь, – прошептал он на ухо жене.
– Я помню, – так же тихо ответила она. – Ваську жалко, расстроится.
– Ничего, скажешь, что вместе поедем. Когда я вернусь. Все, я позвоню.
Он выскочил из вагона в последний момент, когда поезд уже тронулся. И пошел рядом с вагоном, глядя на окно. Ленка улыбалась, терла глаза, Васька что-то чертила пальцем на стекле, прижималась к нему то щекой, то носом. Поезд набрал скорость, Максим отстал, дошел почти до края перрона, остановился. Мимо пронесся последний вагон. Максим посмотрел ему вслед, повернулся и медленно пошел к зданию вокзала. До темноты он слонялся по городу и лишь поздним вечером заставил себя вернуться в пустую квартиру.