Максим поежился под порывом холодного ветра, застегнул молнию на куртке до подбородка. Все теплые вещи остались на съемной квартире, с собой, чтобы не вызвать подозрения, пришлось взять только самое необходимое. Остальное придется купить. Или попросить в долг у Пашки Волкова, но сначала найти его дом. Вернее, улицу с романтическим названием Болотная. Топать для этого пришлось почти через весь городишко.
Максим шел в ранних осенних сумерках по мрачным грязным улицам, зорко смотрел под ноги, чтобы не оступиться на очередной выбоине. Или не провалиться в лужу. По традиции дорог в городе не было – только направления. Островки асфальта робко выглядывали из-под слежавшейся грязи, кое-где Максим обнаружил даже остатки брусчатки. Из достопримечательностей городок мог похвастаться руинами гигантского завода, огороженными почти не тронутым временем бетонным забором. И огромным количеством в хлам пьяных граждан – палатки с пойлом расплодились в городке, как поганки после дождя. Больше ничего заслуживающего внимания Максим не обнаружил.
На Болотной он оказался уже в надвигающейся темноте. Уличное освещение традиционно отсутствовало, а прохожие диковато косились на чужака и старались поскорее пройти мимо. Максим немного поплутал среди заборов и канав, провалился-таки в неглубокую лужу и убил минут десять на то, чтобы оттереть ботинки от грязи пучком травы. Максим терпеть не мог грязи, и, пока он приводил себя в порядок, уже окончательно стемнело. Зато нашлась, наконец, нужная улица. Из-за калиток гавкали псы, и, судя по голосу, это были не мелкие шавки. Пашкин дом оказался предпоследним – дальше в темноту простирался пустырь с вышками ЛЭП и ведущей неведомо куда кривой дорогой. Максим остановился перед калиткой, подпрыгнул, посмотрел за забор. В доме светилось два окна, слышались звуки музыки и смех – это работал телевизор. Максим несколько раз грохнул кулаком по деревянной створке и отступил назад. Ответом был собачий лай, но тонкий и неуверенный – щенячий. Затем скрипнула дверь и кто-то неторопливо двинулся к калитке. Максим, не обращая внимания на собаку, посмотрел в щель между досками – от дома по дорожке двигался человек. Он старался идти быстро, но оступался, ругался сквозь зубы. И опирался на палку, было видно, что она мешает ему, но и без опоры передвигаться человек не мог. «Это его отец». Максим приготовился назвать себя и объяснить, когда и при каких обстоятельствах встречался с Пашкой.
– Кто? – рявкнули из-за калитки, и Максим сразу понял, что длинная речь отменяется.
– Капитан Логинов, – негромко ответил он, и калитка тут же распахнулась.
– Командир! – Пашка лыбился во весь рот. – Какими судьбами? Только недавно тебя вспоминал, да и не только тебя! Давай, входи! – Он неловко отступил в сторону и чуть не упал, но Максим успел схватить его за рукав свитера.
– Давай, пошли скорее, с папашей своим тебя познакомлю! – Пашка орал чуть ли не во все горло, но такая огласка для Максима сейчас была лишней.
– Ты с отцом живешь? – спросил он, пока шли к дому.
– Ну да! Кому я еще без ноги нужен? Да вот этот еще прибился. – Пашка махнул рукой куда-то в темноту.
Там крутился беспородный щенок-подросток – черный, с белыми лапами и таким же пятном на голове. Он несмело тявкал на незнакомца и сразу шарахался назад, поджав хвост.
– Не помогла операция? – уточнил свои предположения Максим, и Пашка закивал согласно:
– Нет, там денег кучу ввалить надо было, квот не было, конец года. А откуда у меня такие деньжищи? Боевые только через полгода после операции отдали, уже поздно было. Я на них тут кое-чего отремонтировал, крышу, там, стены утеплили. Живем зато как люди, зимой не дует. И воду провели.
Максима поразило, как сослуживец спокойно, даже равнодушно относится к тому, что стал калекой. Но промолчал, вошел следом за Пашкой в дом.
Тогда, во время той злополучной засады, вернее, не засады, а непонятно чего, Пашку сбила та самая зеленая «Нива». Хорошо, хоть боец успел откатиться в сторону, пока Максим бежал наперерез автомобилю. Пашка и начал стрельбу, когда увидел, как открывается на ходу дверь «Нивы». Обычно после этого из движущегося транспортного средства по преследователям открывался огонь из пулемета или другого стрелкового оружия. Так что Пашка все сделал правильно, даже умудрился не потерять сознание. Отключился минут через пятнадцать, когда все уже закончилось. Тащить его пришлось на себе, транспорта не было. Сложный перелом со смещением, инфекция, неправильно сросшиеся кости – и вот результат. Здоровенный тридцатилетний мужик еле-еле передвигает ноги. Вернее, ногу. Вторую ему заменяет палка.
– Протез-то хоть нормальный сделали? – спросил Максим уже после того, как познакомился с отцом Пашки, осмотрел их жилище. Ну, и после непременной «за встречу».
Старик быстро отпал, ушел спать, поэтому команду «Отбой» Пашке и Максиму дать было некому. Они сидели в небольшой кухне, хоть и время было уже хорошо за полночь.
– Да, на это хватило, – ответил Пашка, – немецкий, по моей мерке делали. Я хоть ходить как человек теперь могу, а в том, который бесплатно дали, чуть не сдох. Боль зверская, нога отекает, ремни уродские кожу до крови стирали. А в этом – хоть снова на «выход». – Пашка даже рассмеялся своей шутке.
Максим не перебивал друга, больше смотрел и слушал. Пашка остался таким же, как и раньше, – такой же высоченный, очень коротко стриженный, на щеке, когда говорит, появляется «черточка». И взгляд прежний – чуть исподлобья, но улыбается. А еще Максиму казалось, что у Пашки вместе с половиной левой ноги отрезало еще и часть натуры, которая отвечала за взвешенность, степенность, безразличие. Не стало в нем «середины», остались только яркие всплески эмоций, крайности: либо хохочет, либо грустит, третьего не дано. А ведь был вечно хмурый, словно недовольный, слова лишнего не вытянешь. Но хитрый, наблюдательный – все видел, замечал и выводы делал правильные. И своевременные. Впрочем, других в группе Максима не было и быть не могло. Отбор производился самопроизвольно, фильтровала людей обстановка и их способность приспособиться к ней и уцелеть. Пашка допил остатки водки из стопки, скривился, выдохнул. И проговорил сдавленным голосом:
– Ну, теперь ты давай колись – что там у тебя? Ты ж ко мне не просто так, от нечего делать, в гости пожаловал. – И прислонился к стене, прикрыл глаза.
– Не просто, – согласился Максим и рассказал обо всем, что довелось пережить ему и его семье за последний месяц. Даже о гибели несчастной Феклы не умолчал. Выложил все как есть и умолк.
– Нет, вот же суки! – взорвался Пашка. – А эта тварь где, которая тебе приказывала?! Где она, я тебя спрашиваю?!
– Никто не знает. Уволился почти два года назад, уехал куда-то, – ответил Максим. И решил, что с выпивкой пора заканчивать – Пашка разошелся не на шутку.
Он был на полголовы выше Максима, в одиночку справиться с ним в случае чего будет сложно. Максим на всякий случай подвинул бутылку поближе к себе, а потом, пользуясь тем, что Пашка отвлекся, вообще убрал ее под стол.
– Что значит «никто не знает»? Он без вести пропал и справка есть?! Или свидетельство о смерти? Кто его видел? Ах, никто! Паскуда лысая! – в гневе Пашка решил, что подставивший их группу полковник обязательно должен быть лысым.
– Вот то и значит. Я за всех отдувался – за него и за себя. Да тут даже и не в полковнике дело. Ведь присяжные меня оправдать были готовы, когда этот главарь их приехал. И всех купил – вот в чем главный ужас.
– Всех, кроме тебя. – Пашка посмотрел на стол, нахмурился. Натюрморт был неполон, исчезла важная составляющая, и Пашка силился вспомнить, когда это произошло.
Максим сделал вид, что ничего не замечает.
– Вот такие дела, Павел Волков. Я у тебя дня два пережду, если ты не против.
– Чего тут спрашивать, сиди здесь сколько хочешь. Тебя тут ни одна собака не найдет. Если что – лес рядом, – махнул рукой себе за спину Пашка, – удрать успеешь. Только кажется мне, что долго ты так не пробегаешь. Ты же теперь как партизан, на нелегальном положении. – Пашка засмеялся, улыбнулся и Максим.
– Лучше уж так, чем у них… Ну, ты меня понял. Время надо, чтобы легализоваться, время. Попартизаню чуток, от меня не убудет, – добавил он.
– Слушай, а давай им меня предъявим, – предложил вдруг Пашка. – Ногу мою, вернее, то, что от нее осталось. Пусть родственнички их полюбуются, во что человек превратился, а? Да мне «Нива» та до сих пор в кошмарах снится – я падаю, ты бежишь, а дверца задняя у машины открывается. Ты ни черта не видишь, я автомат поднимаю, а его заклинило, стрелять не могу, прикинь! – Пашка алчно потер руки. – Компенсацию потребуем, разбогатеем! Ты квартиру купишь, я… – И замолчал, не договорил под взглядом командира.
– Давай предъявим, – тихо, даже безразлично ответил Максим, – и посмотрим, кто из нас дольше проживет потом. Думаю, что нас даже до конечного пункта не довезут, по дороге прикончат. Хотя – нет, вряд ли, довезут, это я погорячился. Живыми и даже здоровыми. А вот там все веселье и начнется, после того как неподкупные судьи правильно поймут волю своего народа.
– Все, извини, я понял, – согласился с командиром Пашка. – Прав ты, все как надо сделал. Слили тебя, чего уж тут, да и не только тебя. Нас всех как в дерьмо мордой окунули. Ты ж приказ выполнял, а не погулять туда вышел. Ну, и мы заодно. Ладно, спать давай что ли.
Он потянулся к палке, попытался подняться на ноги, но оступился, чуть не улетел под стол. И толкнул ногой недопитую бутылку, она звякнула жалобно, покатилась по полу.
– О, да тут еще осталось. – Пашка, сидя на полу, подхватил емкость, посмотрел через нее на тусклую лампочку под низким потолком. – Давай допьем и по норам. А то не по-русски как-то получается.
Пришлось допивать. А то и правда хрень какая-то получается – два здоровых мужика поллитру на двоих осилить не могут. Непорядок.
Максиму отвели отдельную комнату, Пашка спал в соседней. Отец его жил в пристройке – на ее обустройство и ушли почти все деньги, полученные Пашкой после увольнения из армии. Каждый действительно оказался в своей норе. Максим, когда улегся наконец на диван, вздохнул с облегчением. Больше всего он боялся причинить неудобство своим внезапным приездом, стеснить или потревожить семью Пашки. Но получилось все как нельзя лучше, и, для того чтобы отсидеться первое время после «исчезновения», лучшего места было не найти. Длинный день закончился, и Максим прикинул, уже засыпая, сколько километров составил его сегодняшний маршрут. По примерным прикидкам получилось, что больше двухсот, правда не по прямой. «Бешеной собаке семь верст не крюк», – вспомнилась пословица. Максим улыбнулся своим мыслям и заснул.
Утро оказалось добрым, последствий «вчерашнего» ни у кого не наблюдалось. Максим рассматривал ворох лежащего на диване барахла, Пашка притащил еще охапку шмотья, бросил на подушки, уселся рядом.
– Выбирай, – широким жестом предложил он, – мне это уже точно не понадобится.
Максим выбрал прекрасно сохранившуюся полевку, пару свитеров и теплую куртку. Обувь и еще кое-что по мелочи придется купить – холодало стремительно, Максим уже успел в этом убедиться. Как проснулся, первым вышел во двор, постоял на крыльце и быстро спрятался в дом – ветер задувал ледяной, настоящий осенний.
– Где тут у вас обувь купить можно? – Максим натянул свитер, чуть подогнул рукава, брюки тоже пришлось подвернуть.
– Красавец, – резюмировал Пашка и поднялся на ноги. – Пошли провожу.
– Да ладно, я сам дойду, – попытался отказаться Максим, но друг его не слушал.
– Пошли, пошли. Я уже дома обалдел сидеть, хоть на людей посмотрю. Я ведь только в пенсионный иногда выбираюсь и в военкомат, но это редко. И на комиссию, чтобы инвалидность не сняли.
– Зачем? – поразился Максим его словам. – Ее что, отобрать могут?
– Запросто. – Пашка одевался и говорил одновременно. – В нашей стране считается, что у человека оторванная рука или нога за год может вырасти обратно. Как хвост у ящерицы. Да ладно, я уже привык.
Вышли, закрыли за собой калитку. Пашка прикрикнул на сунувшегося за ними щенка, и тот спрятал белолобую башку в щель между досками. Максим шел следом за Пашкой по обочине и смотрел то себе под ноги, то на бредущего впереди товарища. Грязь на дороге непролазная, асфальта нет и в помине – яма на яме и ямой погоняет. Шли по мокрой траве мимо заборов, кое-где приходилось прижиматься к ним вплотную, чтобы обойти очередную грязную лужу. Максим смотрел на свои перемазанные ботинки и вздыхал. Впрочем, скоро положение улучшилось – дорога оказалась щедро усыпаной щебнем, а заборы и дома за ними – выше. Уровень благосостояния живущих здесь граждан рос на глазах – по мере того, как Пашка и Максим приближались к центральным улицам городка. Максим оттирал от грязи обувь, Пашка сначала терпеливо ждал, потом не выдержал:
– Ты как кошка. В лужу наступишь, потом лапы полчаса отряхиваешь.
– Тогда уж как кот, – парировал Максим и снова вспомнил несчастную Феклу.
Добрались наконец до торгового центра – двухэтажного строения, бывшего когда-то центральным универмагом. Пашка уселся в кафешке на первом этаже, Максим отправился за покупками. Выбирать не приходилось: бюджет ограничен, еще неизвестно, сколько придется партизанить. Максим выбрал самые прочные на вид спортивные ботинки, купил еще кое-что по мелочи и спустился вниз.
– Рынок у вас тут есть? Или магазин продуктовый поприличнее? – спросил он Пашку.
– Рынок вон, рядом. А тебе зачем? Все и так есть.
Но Максим нахлебником быть не собирался.
– Пошли, покажешь, – распорядился он и двинулся к дверям, пропустив Пашку вперед.
Прошли через площадь, двинулись между торговых рядов.
– Да не надо, не надо, – зудел позади Пашка, но Максим его не слушал.
Надо запастись продуктами, чтобы подольше не светиться в городе. Город небольшой, все друг друга в лицо знают, и любой новый человек привлечет внимание местных. А кто будет ходить по магазинам? Пашка со своей палкой? Он и так два раза чуть не упал в той жуткой каше, по которой пришлось пробираться к дому. Отец Пашки? Он тоже еле ползает, да и со зрением у старика неважно. Два пластиковых пакета наполнились быстро, Максим отмахнулся от сунувшегося помочь тащить покупки Пашки, направился к выходу.
Обратный путь занял почти полтора часа. Максим видел, что Пашка устал, но виду не подает и идти старается быстро. Пришлось приноравливаться под его шаг, топать с набитыми продуктами пакетами позади. Когда добрались наконец до дома, отец Пашки попытался «рассчитаться» с Максимом, даже вытащил кошелек. Со стариком спорить Максим не стал:
– Хорошо, отец, только давай потом, ладно? Когда уезжать буду.
Дед сразу согласился, Пашка отвернулся и негромко фыркнул. Максим же в этот момент подумал, что скорее всего уезжать он будет, как и в предыдущий раз, по-английски.
Вечером они стояли на крыльце. Пашка курил, Максим «общался» с выбравшимся из будки щенком. Тот тявкал на незнакомца, делал вид, что собирается укусить. Максим хлопал в ладоши перед носом щенка, и тот отскакивал назад. В соседнем, по виду заброшенном, доме в окнах мелькнул луч фонарика, Максим резко выпрямился, всмотрелся в темноту.
Пашка отреагировал спокойно, бросил окурок в банку, пояснил:
– Наркоши местные. Что-то давненько не видел. Тут точка с наркотой недалеко была, прикрыли ее недавно. А они по старой памяти сюда сползаются…
– Тебя не трогают? – спросил Максим, не отводя взгляда от подозрительного дома.
– Нет пока. Да у меня есть чем их встретить, – загадочно ответил Пашка.
Перед тем как лечь спать, Максим долго крутил в пальцах выключенный мобильник. Надо позвонить Ленке, спросить, как они там без него. Да и она уже наверняка звонила, и не раз. Но сейчас нельзя. Пока нельзя. Позже он обязательно найдет способ поговорить с женой.
Два дня прошли спокойно. Максим изучал окрестности, выбирал удобный путь к отступлению. Но выбирать особо было не из чего – сразу за пустым домом на обочине дороги стоял знак границы города. Дальше простирался пустырь, на горизонте маячили верхушки деревьев. И хорошо слышался грохот колес поездов – «железка» проходила километрах в полутора от дома.
– Поздравляю, капитан, ты сегодня прославился, – такими словами встретил Пашка Максима после очередной прогулки.
– В смысле? – не понял Максим.
– В розыск тебя объявили, в федеральный. Только что в новостях сюжет был. Ты же на судебные слушания не явился? Пострадавших показали – орут, визжат, только что не плюются. «Сами найдем», – орут. А мужик какой-то, из ихних, вообще отмочил: «Сбежав, этот человек показал всему миру, что он знает, что виновен»! Нормально, да?! И про вознаграждение что-то вякнул, так, походя.
Максим слушал молча. Первой была мысль о том, видела ли этот сюжет Ленка. А если видела, то что подумала и что попыталась сделать. Позвонить мужу, конечно. И не дозвонилась. И тут же подумал, что надо уходить – подставлять Пашку и его отца Максим не мог. Но Пашка, помимо многих других своих талантов, умел еще и читать мысли:
– Даже не думай, командир. Тут тебя никто не найдет. По сторонам посмотри – нет никого, только я да папаша мой. От нас точно никто ничего не узнает, а по лесам ты долго не пробегаешь. Зима, между прочим, скоро.
– Ну да, – Максим сделал вид, что согласился с ним, а Пашка продолжал кипятиться:
– Нет, что вообще происходит? Кто в войне победил – мы или они?
– Они, конечно, – не задумываясь, ответил Максим. Посмотрел на вытаращившего глаза Пашку и продолжил: – Самым явным свидетельством результатов любой войны является поведение населения в тех местах, где она прошла. Если война выиграна, то увеличивается доля представителей победившей стороны – в качестве чиновников, колонистов, экономических мигрантов, старающихся извлечь выгоду из победы соплеменников. Если война проиграна, проигравшие уходят. Как ушли французы из Алжира, как уходят белые из Южной Африки. А там… Да ты и сам все знаешь…
Пашка из слов командира понял в лучшем случае половину, но суть уловил: их продали еще раз. Тогда, бросив в центре бездарно организованной спецоперации, и сейчас. И при малейшем удобном случае сделают это в третий раз и в четвертый…
– Суки, – бессильно выдохнул Пашка, – вот же суки… Ладно, пошли поедим что ли. Папаша там супец сварил.
Максим двинулся за другом в дом и, пока обедали, все прикидывал, пытался предположить хотя бы приблизительно, когда ему уходить. Сегодня или подождать еще немного? Но все решилось само собой. День и ночь прошли спокойно, а утром у Пашкиного отца начался приступ астмы. Все обошлось, старик отдышался, лежал на кровати в пристройке и, кажется, заснул. Пашка посидел рядом с отцом, потом вышел в коридор, принялся натягивать ботинки.
– Далеко собрался? – поинтересовался у него Максим.
– Лекарство закончилось, надо в аптеку сходить, – ответил тот, возясь с непослушными шнурками.
– Я схожу, ты лучше с ним посиди. – Максим оделся, направился к входной двери.
– Ты ничего не забыл? – спросил Пашка. – Кого-то из нас в розыск объявили. И, по-моему, не меня.
– Помню я все, – ответил ему Максим, – помню. Чего тут идти? Пятнадцать минут – делов-то. Говори лучше, как лекарство называется.
– В центральную аптеку иди, оно там всегда есть. – Пашка смирился с решением командира, поднялся, опираясь на палку. И добавил, уже у калитки, придерживая за шкирку рвущегося следом за Максимом щенка: – Ты там поаккуратнее, не светись особо. Купил и сразу назад. Деньги возьми. – И протянул Максиму купюру.
Максим шел в ранних осенних сумерках по мрачным грязным улицам, зорко смотрел под ноги, чтобы не оступиться на очередной выбоине. Или не провалиться в лужу. По традиции дорог в городе не было – только направления. Островки асфальта робко выглядывали из-под слежавшейся грязи, кое-где Максим обнаружил даже остатки брусчатки. Из достопримечательностей городок мог похвастаться руинами гигантского завода, огороженными почти не тронутым временем бетонным забором. И огромным количеством в хлам пьяных граждан – палатки с пойлом расплодились в городке, как поганки после дождя. Больше ничего заслуживающего внимания Максим не обнаружил.
На Болотной он оказался уже в надвигающейся темноте. Уличное освещение традиционно отсутствовало, а прохожие диковато косились на чужака и старались поскорее пройти мимо. Максим немного поплутал среди заборов и канав, провалился-таки в неглубокую лужу и убил минут десять на то, чтобы оттереть ботинки от грязи пучком травы. Максим терпеть не мог грязи, и, пока он приводил себя в порядок, уже окончательно стемнело. Зато нашлась, наконец, нужная улица. Из-за калиток гавкали псы, и, судя по голосу, это были не мелкие шавки. Пашкин дом оказался предпоследним – дальше в темноту простирался пустырь с вышками ЛЭП и ведущей неведомо куда кривой дорогой. Максим остановился перед калиткой, подпрыгнул, посмотрел за забор. В доме светилось два окна, слышались звуки музыки и смех – это работал телевизор. Максим несколько раз грохнул кулаком по деревянной створке и отступил назад. Ответом был собачий лай, но тонкий и неуверенный – щенячий. Затем скрипнула дверь и кто-то неторопливо двинулся к калитке. Максим, не обращая внимания на собаку, посмотрел в щель между досками – от дома по дорожке двигался человек. Он старался идти быстро, но оступался, ругался сквозь зубы. И опирался на палку, было видно, что она мешает ему, но и без опоры передвигаться человек не мог. «Это его отец». Максим приготовился назвать себя и объяснить, когда и при каких обстоятельствах встречался с Пашкой.
– Кто? – рявкнули из-за калитки, и Максим сразу понял, что длинная речь отменяется.
– Капитан Логинов, – негромко ответил он, и калитка тут же распахнулась.
– Командир! – Пашка лыбился во весь рот. – Какими судьбами? Только недавно тебя вспоминал, да и не только тебя! Давай, входи! – Он неловко отступил в сторону и чуть не упал, но Максим успел схватить его за рукав свитера.
– Давай, пошли скорее, с папашей своим тебя познакомлю! – Пашка орал чуть ли не во все горло, но такая огласка для Максима сейчас была лишней.
– Ты с отцом живешь? – спросил он, пока шли к дому.
– Ну да! Кому я еще без ноги нужен? Да вот этот еще прибился. – Пашка махнул рукой куда-то в темноту.
Там крутился беспородный щенок-подросток – черный, с белыми лапами и таким же пятном на голове. Он несмело тявкал на незнакомца и сразу шарахался назад, поджав хвост.
– Не помогла операция? – уточнил свои предположения Максим, и Пашка закивал согласно:
– Нет, там денег кучу ввалить надо было, квот не было, конец года. А откуда у меня такие деньжищи? Боевые только через полгода после операции отдали, уже поздно было. Я на них тут кое-чего отремонтировал, крышу, там, стены утеплили. Живем зато как люди, зимой не дует. И воду провели.
Максима поразило, как сослуживец спокойно, даже равнодушно относится к тому, что стал калекой. Но промолчал, вошел следом за Пашкой в дом.
Тогда, во время той злополучной засады, вернее, не засады, а непонятно чего, Пашку сбила та самая зеленая «Нива». Хорошо, хоть боец успел откатиться в сторону, пока Максим бежал наперерез автомобилю. Пашка и начал стрельбу, когда увидел, как открывается на ходу дверь «Нивы». Обычно после этого из движущегося транспортного средства по преследователям открывался огонь из пулемета или другого стрелкового оружия. Так что Пашка все сделал правильно, даже умудрился не потерять сознание. Отключился минут через пятнадцать, когда все уже закончилось. Тащить его пришлось на себе, транспорта не было. Сложный перелом со смещением, инфекция, неправильно сросшиеся кости – и вот результат. Здоровенный тридцатилетний мужик еле-еле передвигает ноги. Вернее, ногу. Вторую ему заменяет палка.
– Протез-то хоть нормальный сделали? – спросил Максим уже после того, как познакомился с отцом Пашки, осмотрел их жилище. Ну, и после непременной «за встречу».
Старик быстро отпал, ушел спать, поэтому команду «Отбой» Пашке и Максиму дать было некому. Они сидели в небольшой кухне, хоть и время было уже хорошо за полночь.
– Да, на это хватило, – ответил Пашка, – немецкий, по моей мерке делали. Я хоть ходить как человек теперь могу, а в том, который бесплатно дали, чуть не сдох. Боль зверская, нога отекает, ремни уродские кожу до крови стирали. А в этом – хоть снова на «выход». – Пашка даже рассмеялся своей шутке.
Максим не перебивал друга, больше смотрел и слушал. Пашка остался таким же, как и раньше, – такой же высоченный, очень коротко стриженный, на щеке, когда говорит, появляется «черточка». И взгляд прежний – чуть исподлобья, но улыбается. А еще Максиму казалось, что у Пашки вместе с половиной левой ноги отрезало еще и часть натуры, которая отвечала за взвешенность, степенность, безразличие. Не стало в нем «середины», остались только яркие всплески эмоций, крайности: либо хохочет, либо грустит, третьего не дано. А ведь был вечно хмурый, словно недовольный, слова лишнего не вытянешь. Но хитрый, наблюдательный – все видел, замечал и выводы делал правильные. И своевременные. Впрочем, других в группе Максима не было и быть не могло. Отбор производился самопроизвольно, фильтровала людей обстановка и их способность приспособиться к ней и уцелеть. Пашка допил остатки водки из стопки, скривился, выдохнул. И проговорил сдавленным голосом:
– Ну, теперь ты давай колись – что там у тебя? Ты ж ко мне не просто так, от нечего делать, в гости пожаловал. – И прислонился к стене, прикрыл глаза.
– Не просто, – согласился Максим и рассказал обо всем, что довелось пережить ему и его семье за последний месяц. Даже о гибели несчастной Феклы не умолчал. Выложил все как есть и умолк.
– Нет, вот же суки! – взорвался Пашка. – А эта тварь где, которая тебе приказывала?! Где она, я тебя спрашиваю?!
– Никто не знает. Уволился почти два года назад, уехал куда-то, – ответил Максим. И решил, что с выпивкой пора заканчивать – Пашка разошелся не на шутку.
Он был на полголовы выше Максима, в одиночку справиться с ним в случае чего будет сложно. Максим на всякий случай подвинул бутылку поближе к себе, а потом, пользуясь тем, что Пашка отвлекся, вообще убрал ее под стол.
– Что значит «никто не знает»? Он без вести пропал и справка есть?! Или свидетельство о смерти? Кто его видел? Ах, никто! Паскуда лысая! – в гневе Пашка решил, что подставивший их группу полковник обязательно должен быть лысым.
– Вот то и значит. Я за всех отдувался – за него и за себя. Да тут даже и не в полковнике дело. Ведь присяжные меня оправдать были готовы, когда этот главарь их приехал. И всех купил – вот в чем главный ужас.
– Всех, кроме тебя. – Пашка посмотрел на стол, нахмурился. Натюрморт был неполон, исчезла важная составляющая, и Пашка силился вспомнить, когда это произошло.
Максим сделал вид, что ничего не замечает.
– Вот такие дела, Павел Волков. Я у тебя дня два пережду, если ты не против.
– Чего тут спрашивать, сиди здесь сколько хочешь. Тебя тут ни одна собака не найдет. Если что – лес рядом, – махнул рукой себе за спину Пашка, – удрать успеешь. Только кажется мне, что долго ты так не пробегаешь. Ты же теперь как партизан, на нелегальном положении. – Пашка засмеялся, улыбнулся и Максим.
– Лучше уж так, чем у них… Ну, ты меня понял. Время надо, чтобы легализоваться, время. Попартизаню чуток, от меня не убудет, – добавил он.
– Слушай, а давай им меня предъявим, – предложил вдруг Пашка. – Ногу мою, вернее, то, что от нее осталось. Пусть родственнички их полюбуются, во что человек превратился, а? Да мне «Нива» та до сих пор в кошмарах снится – я падаю, ты бежишь, а дверца задняя у машины открывается. Ты ни черта не видишь, я автомат поднимаю, а его заклинило, стрелять не могу, прикинь! – Пашка алчно потер руки. – Компенсацию потребуем, разбогатеем! Ты квартиру купишь, я… – И замолчал, не договорил под взглядом командира.
– Давай предъявим, – тихо, даже безразлично ответил Максим, – и посмотрим, кто из нас дольше проживет потом. Думаю, что нас даже до конечного пункта не довезут, по дороге прикончат. Хотя – нет, вряд ли, довезут, это я погорячился. Живыми и даже здоровыми. А вот там все веселье и начнется, после того как неподкупные судьи правильно поймут волю своего народа.
– Все, извини, я понял, – согласился с командиром Пашка. – Прав ты, все как надо сделал. Слили тебя, чего уж тут, да и не только тебя. Нас всех как в дерьмо мордой окунули. Ты ж приказ выполнял, а не погулять туда вышел. Ну, и мы заодно. Ладно, спать давай что ли.
Он потянулся к палке, попытался подняться на ноги, но оступился, чуть не улетел под стол. И толкнул ногой недопитую бутылку, она звякнула жалобно, покатилась по полу.
– О, да тут еще осталось. – Пашка, сидя на полу, подхватил емкость, посмотрел через нее на тусклую лампочку под низким потолком. – Давай допьем и по норам. А то не по-русски как-то получается.
Пришлось допивать. А то и правда хрень какая-то получается – два здоровых мужика поллитру на двоих осилить не могут. Непорядок.
Максиму отвели отдельную комнату, Пашка спал в соседней. Отец его жил в пристройке – на ее обустройство и ушли почти все деньги, полученные Пашкой после увольнения из армии. Каждый действительно оказался в своей норе. Максим, когда улегся наконец на диван, вздохнул с облегчением. Больше всего он боялся причинить неудобство своим внезапным приездом, стеснить или потревожить семью Пашки. Но получилось все как нельзя лучше, и, для того чтобы отсидеться первое время после «исчезновения», лучшего места было не найти. Длинный день закончился, и Максим прикинул, уже засыпая, сколько километров составил его сегодняшний маршрут. По примерным прикидкам получилось, что больше двухсот, правда не по прямой. «Бешеной собаке семь верст не крюк», – вспомнилась пословица. Максим улыбнулся своим мыслям и заснул.
Утро оказалось добрым, последствий «вчерашнего» ни у кого не наблюдалось. Максим рассматривал ворох лежащего на диване барахла, Пашка притащил еще охапку шмотья, бросил на подушки, уселся рядом.
– Выбирай, – широким жестом предложил он, – мне это уже точно не понадобится.
Максим выбрал прекрасно сохранившуюся полевку, пару свитеров и теплую куртку. Обувь и еще кое-что по мелочи придется купить – холодало стремительно, Максим уже успел в этом убедиться. Как проснулся, первым вышел во двор, постоял на крыльце и быстро спрятался в дом – ветер задувал ледяной, настоящий осенний.
– Где тут у вас обувь купить можно? – Максим натянул свитер, чуть подогнул рукава, брюки тоже пришлось подвернуть.
– Красавец, – резюмировал Пашка и поднялся на ноги. – Пошли провожу.
– Да ладно, я сам дойду, – попытался отказаться Максим, но друг его не слушал.
– Пошли, пошли. Я уже дома обалдел сидеть, хоть на людей посмотрю. Я ведь только в пенсионный иногда выбираюсь и в военкомат, но это редко. И на комиссию, чтобы инвалидность не сняли.
– Зачем? – поразился Максим его словам. – Ее что, отобрать могут?
– Запросто. – Пашка одевался и говорил одновременно. – В нашей стране считается, что у человека оторванная рука или нога за год может вырасти обратно. Как хвост у ящерицы. Да ладно, я уже привык.
Вышли, закрыли за собой калитку. Пашка прикрикнул на сунувшегося за ними щенка, и тот спрятал белолобую башку в щель между досками. Максим шел следом за Пашкой по обочине и смотрел то себе под ноги, то на бредущего впереди товарища. Грязь на дороге непролазная, асфальта нет и в помине – яма на яме и ямой погоняет. Шли по мокрой траве мимо заборов, кое-где приходилось прижиматься к ним вплотную, чтобы обойти очередную грязную лужу. Максим смотрел на свои перемазанные ботинки и вздыхал. Впрочем, скоро положение улучшилось – дорога оказалась щедро усыпаной щебнем, а заборы и дома за ними – выше. Уровень благосостояния живущих здесь граждан рос на глазах – по мере того, как Пашка и Максим приближались к центральным улицам городка. Максим оттирал от грязи обувь, Пашка сначала терпеливо ждал, потом не выдержал:
– Ты как кошка. В лужу наступишь, потом лапы полчаса отряхиваешь.
– Тогда уж как кот, – парировал Максим и снова вспомнил несчастную Феклу.
Добрались наконец до торгового центра – двухэтажного строения, бывшего когда-то центральным универмагом. Пашка уселся в кафешке на первом этаже, Максим отправился за покупками. Выбирать не приходилось: бюджет ограничен, еще неизвестно, сколько придется партизанить. Максим выбрал самые прочные на вид спортивные ботинки, купил еще кое-что по мелочи и спустился вниз.
– Рынок у вас тут есть? Или магазин продуктовый поприличнее? – спросил он Пашку.
– Рынок вон, рядом. А тебе зачем? Все и так есть.
Но Максим нахлебником быть не собирался.
– Пошли, покажешь, – распорядился он и двинулся к дверям, пропустив Пашку вперед.
Прошли через площадь, двинулись между торговых рядов.
– Да не надо, не надо, – зудел позади Пашка, но Максим его не слушал.
Надо запастись продуктами, чтобы подольше не светиться в городе. Город небольшой, все друг друга в лицо знают, и любой новый человек привлечет внимание местных. А кто будет ходить по магазинам? Пашка со своей палкой? Он и так два раза чуть не упал в той жуткой каше, по которой пришлось пробираться к дому. Отец Пашки? Он тоже еле ползает, да и со зрением у старика неважно. Два пластиковых пакета наполнились быстро, Максим отмахнулся от сунувшегося помочь тащить покупки Пашки, направился к выходу.
Обратный путь занял почти полтора часа. Максим видел, что Пашка устал, но виду не подает и идти старается быстро. Пришлось приноравливаться под его шаг, топать с набитыми продуктами пакетами позади. Когда добрались наконец до дома, отец Пашки попытался «рассчитаться» с Максимом, даже вытащил кошелек. Со стариком спорить Максим не стал:
– Хорошо, отец, только давай потом, ладно? Когда уезжать буду.
Дед сразу согласился, Пашка отвернулся и негромко фыркнул. Максим же в этот момент подумал, что скорее всего уезжать он будет, как и в предыдущий раз, по-английски.
Вечером они стояли на крыльце. Пашка курил, Максим «общался» с выбравшимся из будки щенком. Тот тявкал на незнакомца, делал вид, что собирается укусить. Максим хлопал в ладоши перед носом щенка, и тот отскакивал назад. В соседнем, по виду заброшенном, доме в окнах мелькнул луч фонарика, Максим резко выпрямился, всмотрелся в темноту.
Пашка отреагировал спокойно, бросил окурок в банку, пояснил:
– Наркоши местные. Что-то давненько не видел. Тут точка с наркотой недалеко была, прикрыли ее недавно. А они по старой памяти сюда сползаются…
– Тебя не трогают? – спросил Максим, не отводя взгляда от подозрительного дома.
– Нет пока. Да у меня есть чем их встретить, – загадочно ответил Пашка.
Перед тем как лечь спать, Максим долго крутил в пальцах выключенный мобильник. Надо позвонить Ленке, спросить, как они там без него. Да и она уже наверняка звонила, и не раз. Но сейчас нельзя. Пока нельзя. Позже он обязательно найдет способ поговорить с женой.
Два дня прошли спокойно. Максим изучал окрестности, выбирал удобный путь к отступлению. Но выбирать особо было не из чего – сразу за пустым домом на обочине дороги стоял знак границы города. Дальше простирался пустырь, на горизонте маячили верхушки деревьев. И хорошо слышался грохот колес поездов – «железка» проходила километрах в полутора от дома.
– Поздравляю, капитан, ты сегодня прославился, – такими словами встретил Пашка Максима после очередной прогулки.
– В смысле? – не понял Максим.
– В розыск тебя объявили, в федеральный. Только что в новостях сюжет был. Ты же на судебные слушания не явился? Пострадавших показали – орут, визжат, только что не плюются. «Сами найдем», – орут. А мужик какой-то, из ихних, вообще отмочил: «Сбежав, этот человек показал всему миру, что он знает, что виновен»! Нормально, да?! И про вознаграждение что-то вякнул, так, походя.
Максим слушал молча. Первой была мысль о том, видела ли этот сюжет Ленка. А если видела, то что подумала и что попыталась сделать. Позвонить мужу, конечно. И не дозвонилась. И тут же подумал, что надо уходить – подставлять Пашку и его отца Максим не мог. Но Пашка, помимо многих других своих талантов, умел еще и читать мысли:
– Даже не думай, командир. Тут тебя никто не найдет. По сторонам посмотри – нет никого, только я да папаша мой. От нас точно никто ничего не узнает, а по лесам ты долго не пробегаешь. Зима, между прочим, скоро.
– Ну да, – Максим сделал вид, что согласился с ним, а Пашка продолжал кипятиться:
– Нет, что вообще происходит? Кто в войне победил – мы или они?
– Они, конечно, – не задумываясь, ответил Максим. Посмотрел на вытаращившего глаза Пашку и продолжил: – Самым явным свидетельством результатов любой войны является поведение населения в тех местах, где она прошла. Если война выиграна, то увеличивается доля представителей победившей стороны – в качестве чиновников, колонистов, экономических мигрантов, старающихся извлечь выгоду из победы соплеменников. Если война проиграна, проигравшие уходят. Как ушли французы из Алжира, как уходят белые из Южной Африки. А там… Да ты и сам все знаешь…
Пашка из слов командира понял в лучшем случае половину, но суть уловил: их продали еще раз. Тогда, бросив в центре бездарно организованной спецоперации, и сейчас. И при малейшем удобном случае сделают это в третий раз и в четвертый…
– Суки, – бессильно выдохнул Пашка, – вот же суки… Ладно, пошли поедим что ли. Папаша там супец сварил.
Максим двинулся за другом в дом и, пока обедали, все прикидывал, пытался предположить хотя бы приблизительно, когда ему уходить. Сегодня или подождать еще немного? Но все решилось само собой. День и ночь прошли спокойно, а утром у Пашкиного отца начался приступ астмы. Все обошлось, старик отдышался, лежал на кровати в пристройке и, кажется, заснул. Пашка посидел рядом с отцом, потом вышел в коридор, принялся натягивать ботинки.
– Далеко собрался? – поинтересовался у него Максим.
– Лекарство закончилось, надо в аптеку сходить, – ответил тот, возясь с непослушными шнурками.
– Я схожу, ты лучше с ним посиди. – Максим оделся, направился к входной двери.
– Ты ничего не забыл? – спросил Пашка. – Кого-то из нас в розыск объявили. И, по-моему, не меня.
– Помню я все, – ответил ему Максим, – помню. Чего тут идти? Пятнадцать минут – делов-то. Говори лучше, как лекарство называется.
– В центральную аптеку иди, оно там всегда есть. – Пашка смирился с решением командира, поднялся, опираясь на палку. И добавил, уже у калитки, придерживая за шкирку рвущегося следом за Максимом щенка: – Ты там поаккуратнее, не светись особо. Купил и сразу назад. Деньги возьми. – И протянул Максиму купюру.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента