Страница:
– Нынешний порядок ввёл нынешний государь. При его августейшем родителе Маков как почтовый министр ведал в том числе и перлюстрацией. На этом, кстати, он и погорел.
– Да, я тоже такое слышал. Рассказывали, что он принёс новому императору целую связку чужих писем, желая тем ему услужить. Его величество, напротив, разгневались и Маков был отставлен, а министерство его ликвидировано. Правда, перлюстрация, как таковая, сохранилась: его величество понимает её необходимость для охранения государства.
– Просто она стала менее доступна для всяких проходимцев. Факт вскрытия частной корреспонденции не радует государя, но он согласен, что в интересах безопасности не до чистоплюйства. В прошлом году ассигнования на перлюстрацию увеличены вдвое против прежнего. Граф Толстой время от времени представляет на прочтение его величеству выписки из писем, но лишь политического характера. Александр Второй, наоборот, требовал сплетен…
– И всё-таки не складывается, Вячеслав Константинович. Маков отставлен от почтового министерства 16 марта 1881 года. А два из трёх обнаруженных у него писем датированы 82-м годом, когда Лев Саввич уже дремал в Государственном совете. Кто-то продолжал снабжать своего уже бывшего начальника чужой корреспонденцией.
– Это точно не Шор. Он держится за своё место зубами: по секретной росписи расходам, ему полагается усиленный оклад жалования. Кто-то из чиновников помельче. Видимо, ещё в бытность Макова почтовым министром они сколотили на паях предприятие по краже секретов. Потом шантажировали людей и этим зарабатывали; о Лёве ходила такая слава. И даже уйдя в Госсовет, Маков, получается, сохранил возможность читать чужие письма. Но ничего, мы отыщем того, кто ему помогал! Штат петербургского «чёрного кабинета» всего 14 человек – не спрячется.
Благово собирался уже откланяться – утром ему ехать в Париж, но Плеве всё не отпускал его. Он ходил по кабинету в некотором смущении, словно не решался заговорить. Статский советник вопросительно взглянул на начальство:
– Что-нибудь ещё, Вячеслав Константинович?
– Да. Меня попросил об этом граф Толстой, а его, в свою очередь, граф Воронцов-Дашков. Вам нужно встретиться с тайным советником Римером и получить от него некоторые инструкции. Нет, я неверно выразился: не инструкции, а сведения. Нет, опять не то…
Благово недоумённо молчал. Кто такой этот Ример? И что это за сведения, которые оказываются на поверку инструкциями? Последние принято получать лишь от начальства, а не от посторонних тайных советников.
Плеве потёр в раздражении лоб.
– Чёрт, как же правильно назвать? Одним словом, Карл Карлович Ример – влиятельная фигура, близко стоящая к государю. Уф! Ну, если не к самому его величеству, то к людям, его окружающим. В первую очередь к Победоносцеву и Воронцову-Дашкову – эти двое сейчас заправляют всем в империи. Именно Ример придумал «Священную дружину»; идея хотя и неудачная, зато патриотичная. Я вижу, вы не согласны, но не спорьте, пожалуйста! Так вот. Поскольку ваше расследование касается этой организации, вам и следует встретиться с Карлом Карловичем. Вы получите важные сведения из первых рук, а заодно и некоторые советы о том, как надо вести это дело.
– Позвольте уточнить, ваше превосходительство, – перешёл на официальный тон Благово, – в какой мере я должен считать эти «советы» приказаниями? И как лицо, постороннее вертикали полицейской власти, может руководить моими действиями? При наличии высочайшего повеления…
– Я понимаю ваше раздражение, Павел Афанасьевич. Мне самому это не нравится. Но имеется приказ министра: увидеться вам с Римером и получить от него указания о рамках расследования.
– Кто он вообще такой? Никогда не слышал этой фамилии.
– Тайный советник Ример состоит членом Совета министра внутренних дел[15]. Насколько я извещён, служба его протекала сначала в МИДе, потом по нашему ведомству. Чем он там занимался, точно не скажу, но трётся он в очень высоких сферах. Близкими конфидентами Римера являются генерал Богданович и князь Владимир Мещерский – дальнейшее, полагаю, можно не объяснять…
Благово нахмурился. Действительно, дальше можно не объяснять! Генерал Богданович состоял в том же Совете МВД, а ещё являлся старостой Казанского собора. В таковом качестве он стремился залезть в любую щель, где только пахло рублём. В средствах генерал не стеснялся и был поэтому непреходящим героем скандалов, грязных интриг и махинаций. Салон генеральши Богданович стал главным в столице центром по производству сплетен. Порядочные люди сторонились славной семейки, как чумы; проходимцы всех мастей, наоборот, всегда находили здесь радушный приём.
Ещё хлеще был второй «конфидент» Римера князь Мещерский. Происхождением из старинного славного рода, он опозорил фамилию непередаваемой мерзостью характера. Мужеложец, не скрывающий своих противуестественных наклонностей, он издавал на казённые средства журнал «Гражданин». Это весьма обыденное и вполне приличное занятие князь сделал доходным ремеслом. Сановники из числа нетвёрдых заискивали перед ним и платили большие суммы за хвалебные в свой адрес статейки. Оппоненты же делались – через журнал – жертвами публичного доносительства. Сила князя заключалась… в его покойной сестре Марии.
Пятнадцать лет назад нынешний император, а тогда ещё наследник, влюбился в юную и красивую фрейлину Мари Мещерскую и совсем потерял голову. Как раз в это время на самом верху решался вопрос о его женитьбе на датской принцессе Дагмар, доставшейся цесаревичу по наследству от умершего старшего брата. Александр Александрович пришёл к отцу и заявил, что не хочет жениться на датчанке. И наследником престола тоже быть не хочет. Он любит Мари, любит больше всего на свете, и желает жениться на ней и жить частным человеком. Император долго не мог понять, о чём ему говорит срывающимся голосом новый наследник. А когда понял, беседа их завершилась очень быстро. Александр Второй просто наорал на сына и выгнал его вон. Сказал: «Женишься, как велю. Думаешь, я бы не хотел жить счастливо с любимой женщиной частным человеком? А кто крест нести будет? Крест правителя огромной, нищей, всегда готовой взорваться страны. Крест человека, отвечающего за эту грозную страну перед Богом. Ох, как он тяжёл… Мне уж недолго осталось; на том свете отдохну. Тогда ты сядешь на моё место и поймёшь. Иди. У нас, царей, нет права на личную жизнь. Смирись.» И Саша смирился – он был послушным сыном. Женился на Дагмар – сейчас это русская императрица Мария Фёдоровна. Живёт августейшее семейство душа в душу, подавая всем пример для подражания. Прекрасная Мари вышла замуж в том же 1868 году за миллионщика Демидова и через год умерла родами. Александр Александрович до сих пор, говорят, хранит на дне своего сердца память о ней. И хотя он счастлив в браке и, в отличие от своих блудливых отца и деда, не ходит на сторону, первая любовь свята… Поэтому Владимир Мещерский, сколь бы гнусен лично он ни был, находится под высочайшим покровительством. И может себе позволить всё, что угодно. И позволяет! Благово не видел ничего предосудительного в издании за казённые деньги патриотического журнала. Надобно бороться за умы, иначе всё профурсим. Вот только человек, которому власть доверяет столь деликатное дело, должен быть чист. А на Вово Мещерского вот опять уголовное дело завели по обвинению в непристойной связи с трубачём Московского полка. Какой уж тут патриотизм…
Итак, приятель двух негодяев и при этом посланник всесильного министра двора желает с ним побеседовать. И передать ряд советов. Точнее, приказаний. А министр внутренних дел и директор департамента, непосредственные начальники Благово, не сочли возможным отстоять законный ход расследования. Передали статского советника в чужие, при этом весьма грязные, руки, и умыли свои. Что ж, придётся встречаться, а там поглядим.
Как оказалось, тайный советник Ример уже подошёл и дожидался в секретарской, пока Плеве обработает своего вице-директора. Вячеслав Константинович лично открыл дверь, впустил гостя, а сам вышел, сказав:
– Я на десять минут схожу к телеграфистам.
Карл Карлович Ример оказался низеньким сухеньким мужчиной десятью примерно годами старше Благово. Бритое надменное лицо, взгляд умный, злой и, так сказать, сановитый… Достоевский написал про таких: «болезненное высокомерие». Тайный советник с порога пытался обозначить, кто тут главный.
– Господин Благово, вам передали о директивности нашей беседы?
Статский советник молча, с достоинством, кивнул. Глаза Римера сделались ещё злее.
– Вам, как я вижу, это не нравится? Угодно формализоваться?[16]
– Поглядим, как дальше пойдёт, – небрежно ответил Благово.
Ример прошёлся в задумчивости по кабинету и, как бы невзначай, сел за директорский стол. Павел Афанасьевич иронично хмыкнул и уселся в кресло напротив, положа ногу на ногу.
Несколько секунд тайный советник смотрел на статского, словно решая, как ему вести себя далее. Потом резко спросил:
– Быть может, вас поменять? И по этому делу, и вообще по должности? Строптивы уж очень…
– Попробуйте. За место я не держусь. Решать о моей должности, правда, не вам, любезный; на то соответствующие люди есть.
– Вы и вправду такой незаменимый?
– Спросите у начальства.
– Да уже спросил. Говорят, кроме вас, никто более не справится. А насчёт «соответствующих людей», так именно они меня и прислали. Они и решают. В том числе, на основе моих рекомендаций. Так что учтите, господин статский советник: если вы мне не угодите, решение придёт очень быстро!
– Вот уж что я совершенно не намерен делать, так это угождать вам. Говорите дело; у меня мало времени. А что там потом решат на ареопаге, и будут ли при этом учтены ваши рекомендации, мы узнаем позже.
– Не понимаю вашего упрямства! – в крайнем раздражении проговорил Ример. – Вам должны были сообщить, что я уполномочен давать вам любые указания!
– Эка хватил! – присвистнул Благово. – «Любых» указаний мне, столбовому дворянину, не может давать никто, даже государь. И уж тем более не таинственные посланники с загадочных верхов. Вы дело-то говорить будете? Иначе я сейчас откланяюсь… Чаю надо купить в дорогу. С бубликами. А если тон мой не нравится – так подите вон! Жалуйтесь кому хотите.
Ример пожевал молча губами, разглядывая дерзкого собеседника. Тот сидел совершенно равнодушный; было видно, что ему действительно наплевать на все угрозы.
– Ну хорошо. Я действительно доложу в инстанциях о вашем поведении, но пока попробуем продолжить беседу. Как вам видится её продолжение?
– Вы вежливо, без угроз и зубовного скрежета, излагаете мне то, что хотите изложить. Я столь же вежливо вас выслушиваю. Буде мне что-то не понравится в ваших, как вы их называете, инструкциях, я сношусь со своим начальством – выполнять ли мне их? Ежели что-то не понравится очень – выполнять не буду, кто бы ни приказал.
– Тогда вам придётся покинуть службу!
– Безусловно, – согласился Благово, – поеду в Мариенбад почки лечить.
– Хорошо, попробуем сойтись на вашей платформе, – миролюбиво кивнул Ример. – Я, с вашего разрешения, начну с разъяснения моего в этом деле участия.
– Сделайте одолжение.
– Начатое вами, господин Благово, расследование убийства Макова выводит вас на недавно закрытую «Священную дружину». Так?
– Так.
– Дело в том, что мы с графом Владимиром Илларионовичем Воронцовым-Дашковым являемся её, так сказать, изобретателями.
– Сомнительные лавры, – хмыкнул статский советник.
– Не торопитесь. Сама идея была верной. Лечи подобное подобным! Террористы не стесняются стрелять из-за угла или взрывать исподтишка динамитом, а полиция всё законы перечитывает: как бы чего не нарушить! Из-за этого и не уберегли помазанника Божиего, Александра Освободителя. Не согласны?
– По совести, в ваших словах есть доля правды. Успешно бороться с людьми, не имеющими никаких принципов, можно только… хгм… имея очень широкий инструментарий. Это давняя моральная проблема всех порядочных правоохранителей: где остановиться? какой ценой ты готов получить результат?
– Вот видите, мы кое в чём, и очень важном, уже сошлись! – обрадовался Ример – Сейчас обсудим вопрос, да может, и обо всё договоримся. Но я продолжу.
Собственно, идея создания дружины принадлежит лично мне. Я убедил в правильности её графа, а тот уже занялся самим созданием тайного общества. С ведома и полного согласия его величества. Там было две главные цели. Первую я вам уже изложил: расширить, как вы изволили выразиться, инструментарий борьбы с террористами. Вторая цель – вовлечь в эту борьбу здоровые силы всего общества, не оставлять её только одной полиции. Полагаю, и здесь вы со мной согласитесь.
– Разумеется. Общество, в котором стыдно быть патриотом, но модно – либеральным болтуном, обречено на крушение. И никакая полиция его не спасёт.
– Павел Афанасьевич! – Ример вскочил с кресла, обежал письменный стол, их разделяющий, и остановился перед Благово. – Это же полное совпадение в главном, в принципах! Я ошибался в вас; примите мои извинения за тон, в котором я начал беседу.
– Бог с ним, с тоном, давайте о деле. Согласитесь, Карл Карлович, что ваши идеи, будучи верными по сути, оказались извращены. Что за сброд вы, простите, набрали для исполнения столь тонких и ответственных задач!
Ример вздохнул и сел напротив.
– Да, я рансеньирован.[17] Это чисто русская беда. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… Как тараканы из щелей полезли вдруг такие личности, что просто диву даёшься!
– Вроде Рупейто-Дубяго?
– Вроде Рупейто-Дубяго. Я встречался с ним один раз, но мне хватило. Этот может и ограбить, и зарезать, а дружина ему нужна только для прикрытия. Не исключаю, что Макова застрелил именно он. Поэтому все передаваемые мною инструкции – давайте назовём их просьбами, чтобы вам было легче – сводятся лишь к одному: действовать деликатно! В составе «Священной дружины» состояло немало благородных людей с честными намерениями; взять хоть бы композитора Чайковского! Нельзя их отталкивать. Второй раз таковых уже не собрать, если сейчас публично раскрыть имевшиеся в практике перекосы. Ведь цели проекта были исключительно патриотическими. Защитить жизнь нашего обожаемого монарха – кто под этим не подпишется? Только негодяи.
– То есть, мы с вами сейчас говорим только о деликатности?
– Фактически, да. Любая огласка о таких типах, как Дубяго, оттолкнёт наших союзников. И очень будет на руку нашим противникам. Просьба о деликатности и особой секретности производимого вами расследования исходит от упоминаемых мною патриотов, обеспокоенных разбродом в обществе. Мы объединены идеей благоденствия России под сенью самодержавной монархии. В число нас входят и министры, и некоторые великие князья, и много крупных сановников. Сотрудничая с нами, вы будете обеспечены благосклонным вниманием высших властей и, как следствие, успешной карьерой.
Заметив тень на лице Благово, Ример тут же оговорился:
– Понимаю, что для вас, Павел Афанасьевич, важен не личный успех, а здоровье государственного организма; но ведь одно другому не мешает!
– Хорошо. Первую просьбу-инструкцию я понял. Я должен держать вас в курсе расследования и согласовывать с вами свои действия. Так?
– Истинно так, и, пожалуйста, без обид. Одно дело делаем!
– Ещё что?
– Вторая просьба-инструкция касается княгини Юрьевской. Она ведь тоже фигурирует в вашем расследовании?
– Да, одна из версий связана с ней.
– Протокол с фрацузами?
Благово промолчал.
– Я рансеньирован и об этом, Павел Афанасьевич. Министр Гирс в панике, а государь в гневе. Вы ведь выезжаете в Париж для встречи с нею?
– Точно так.
– Пославшие меня люди и здесь весьма не желают огласки. Эта бесчестная женщина хорошо понимает щекотливость созданного ею положения и фактически шантажирует государство! Занимается этим княгиня уже давно. Издала во Франции книгу о покойном венценосце, своём муже, полную интимных подробностей. Встречается с журналистами, а французские журналисты – это не наши, они напишут любую грязь, лишь бы продать тираж. Бог знает, на что ещё способна эта жадная дура… Я уполномочен сообщить вам следующее: государю стали известны все её секретные счета. Наш посол в Лондоне граф Шувалов, бывший шеф жандармов, использовал свои давние связи. По личному повелению его величества он провёл расследование и обнаружил в банках Германии и Франции вклады Юрьевской на общую сумму более 5 000 000 рублей. Откуда у неё такие деньги? Александр Второй завещал ей (Ример вынул из кармана каую-то бумажку и справился по ней) 3 302 970 рублей. Ещё 100 000 она получает ежегодно из казны как вдова императора. А остальное как заработано? Конечно, это взятки, полученные княгиней в то время, когда она торговала концессиями и должностями, пользуясь своей близостью с государем. По совести, их бы надо конфисковать и вернуть на родину. И влияния русского императора достаточно, чтобы заставить власти Германии и Франции совершить со счетами Юрьевской подобную операцию. Вы должны передать ей это и категорично потребовать украденный документ – иначе останется без копейки!
– Вы передаёте мне августейшее повеление? Через кого именно вы его получили?
– Не через кого, Павел Афанасьевич, а от кого. Я услышал это из уст самого государя два часа назад. Он просил передать также, что надеется на вашу опытность.
Благово встал, вытянул руки по швам:
– Приложу все силы, дабы оправдать доверие его величества!
Глава 7
– Да, я тоже такое слышал. Рассказывали, что он принёс новому императору целую связку чужих писем, желая тем ему услужить. Его величество, напротив, разгневались и Маков был отставлен, а министерство его ликвидировано. Правда, перлюстрация, как таковая, сохранилась: его величество понимает её необходимость для охранения государства.
– Просто она стала менее доступна для всяких проходимцев. Факт вскрытия частной корреспонденции не радует государя, но он согласен, что в интересах безопасности не до чистоплюйства. В прошлом году ассигнования на перлюстрацию увеличены вдвое против прежнего. Граф Толстой время от времени представляет на прочтение его величеству выписки из писем, но лишь политического характера. Александр Второй, наоборот, требовал сплетен…
– И всё-таки не складывается, Вячеслав Константинович. Маков отставлен от почтового министерства 16 марта 1881 года. А два из трёх обнаруженных у него писем датированы 82-м годом, когда Лев Саввич уже дремал в Государственном совете. Кто-то продолжал снабжать своего уже бывшего начальника чужой корреспонденцией.
– Это точно не Шор. Он держится за своё место зубами: по секретной росписи расходам, ему полагается усиленный оклад жалования. Кто-то из чиновников помельче. Видимо, ещё в бытность Макова почтовым министром они сколотили на паях предприятие по краже секретов. Потом шантажировали людей и этим зарабатывали; о Лёве ходила такая слава. И даже уйдя в Госсовет, Маков, получается, сохранил возможность читать чужие письма. Но ничего, мы отыщем того, кто ему помогал! Штат петербургского «чёрного кабинета» всего 14 человек – не спрячется.
Благово собирался уже откланяться – утром ему ехать в Париж, но Плеве всё не отпускал его. Он ходил по кабинету в некотором смущении, словно не решался заговорить. Статский советник вопросительно взглянул на начальство:
– Что-нибудь ещё, Вячеслав Константинович?
– Да. Меня попросил об этом граф Толстой, а его, в свою очередь, граф Воронцов-Дашков. Вам нужно встретиться с тайным советником Римером и получить от него некоторые инструкции. Нет, я неверно выразился: не инструкции, а сведения. Нет, опять не то…
Благово недоумённо молчал. Кто такой этот Ример? И что это за сведения, которые оказываются на поверку инструкциями? Последние принято получать лишь от начальства, а не от посторонних тайных советников.
Плеве потёр в раздражении лоб.
– Чёрт, как же правильно назвать? Одним словом, Карл Карлович Ример – влиятельная фигура, близко стоящая к государю. Уф! Ну, если не к самому его величеству, то к людям, его окружающим. В первую очередь к Победоносцеву и Воронцову-Дашкову – эти двое сейчас заправляют всем в империи. Именно Ример придумал «Священную дружину»; идея хотя и неудачная, зато патриотичная. Я вижу, вы не согласны, но не спорьте, пожалуйста! Так вот. Поскольку ваше расследование касается этой организации, вам и следует встретиться с Карлом Карловичем. Вы получите важные сведения из первых рук, а заодно и некоторые советы о том, как надо вести это дело.
– Позвольте уточнить, ваше превосходительство, – перешёл на официальный тон Благово, – в какой мере я должен считать эти «советы» приказаниями? И как лицо, постороннее вертикали полицейской власти, может руководить моими действиями? При наличии высочайшего повеления…
– Я понимаю ваше раздражение, Павел Афанасьевич. Мне самому это не нравится. Но имеется приказ министра: увидеться вам с Римером и получить от него указания о рамках расследования.
– Кто он вообще такой? Никогда не слышал этой фамилии.
– Тайный советник Ример состоит членом Совета министра внутренних дел[15]. Насколько я извещён, служба его протекала сначала в МИДе, потом по нашему ведомству. Чем он там занимался, точно не скажу, но трётся он в очень высоких сферах. Близкими конфидентами Римера являются генерал Богданович и князь Владимир Мещерский – дальнейшее, полагаю, можно не объяснять…
Благово нахмурился. Действительно, дальше можно не объяснять! Генерал Богданович состоял в том же Совете МВД, а ещё являлся старостой Казанского собора. В таковом качестве он стремился залезть в любую щель, где только пахло рублём. В средствах генерал не стеснялся и был поэтому непреходящим героем скандалов, грязных интриг и махинаций. Салон генеральши Богданович стал главным в столице центром по производству сплетен. Порядочные люди сторонились славной семейки, как чумы; проходимцы всех мастей, наоборот, всегда находили здесь радушный приём.
Ещё хлеще был второй «конфидент» Римера князь Мещерский. Происхождением из старинного славного рода, он опозорил фамилию непередаваемой мерзостью характера. Мужеложец, не скрывающий своих противуестественных наклонностей, он издавал на казённые средства журнал «Гражданин». Это весьма обыденное и вполне приличное занятие князь сделал доходным ремеслом. Сановники из числа нетвёрдых заискивали перед ним и платили большие суммы за хвалебные в свой адрес статейки. Оппоненты же делались – через журнал – жертвами публичного доносительства. Сила князя заключалась… в его покойной сестре Марии.
Пятнадцать лет назад нынешний император, а тогда ещё наследник, влюбился в юную и красивую фрейлину Мари Мещерскую и совсем потерял голову. Как раз в это время на самом верху решался вопрос о его женитьбе на датской принцессе Дагмар, доставшейся цесаревичу по наследству от умершего старшего брата. Александр Александрович пришёл к отцу и заявил, что не хочет жениться на датчанке. И наследником престола тоже быть не хочет. Он любит Мари, любит больше всего на свете, и желает жениться на ней и жить частным человеком. Император долго не мог понять, о чём ему говорит срывающимся голосом новый наследник. А когда понял, беседа их завершилась очень быстро. Александр Второй просто наорал на сына и выгнал его вон. Сказал: «Женишься, как велю. Думаешь, я бы не хотел жить счастливо с любимой женщиной частным человеком? А кто крест нести будет? Крест правителя огромной, нищей, всегда готовой взорваться страны. Крест человека, отвечающего за эту грозную страну перед Богом. Ох, как он тяжёл… Мне уж недолго осталось; на том свете отдохну. Тогда ты сядешь на моё место и поймёшь. Иди. У нас, царей, нет права на личную жизнь. Смирись.» И Саша смирился – он был послушным сыном. Женился на Дагмар – сейчас это русская императрица Мария Фёдоровна. Живёт августейшее семейство душа в душу, подавая всем пример для подражания. Прекрасная Мари вышла замуж в том же 1868 году за миллионщика Демидова и через год умерла родами. Александр Александрович до сих пор, говорят, хранит на дне своего сердца память о ней. И хотя он счастлив в браке и, в отличие от своих блудливых отца и деда, не ходит на сторону, первая любовь свята… Поэтому Владимир Мещерский, сколь бы гнусен лично он ни был, находится под высочайшим покровительством. И может себе позволить всё, что угодно. И позволяет! Благово не видел ничего предосудительного в издании за казённые деньги патриотического журнала. Надобно бороться за умы, иначе всё профурсим. Вот только человек, которому власть доверяет столь деликатное дело, должен быть чист. А на Вово Мещерского вот опять уголовное дело завели по обвинению в непристойной связи с трубачём Московского полка. Какой уж тут патриотизм…
Итак, приятель двух негодяев и при этом посланник всесильного министра двора желает с ним побеседовать. И передать ряд советов. Точнее, приказаний. А министр внутренних дел и директор департамента, непосредственные начальники Благово, не сочли возможным отстоять законный ход расследования. Передали статского советника в чужие, при этом весьма грязные, руки, и умыли свои. Что ж, придётся встречаться, а там поглядим.
Как оказалось, тайный советник Ример уже подошёл и дожидался в секретарской, пока Плеве обработает своего вице-директора. Вячеслав Константинович лично открыл дверь, впустил гостя, а сам вышел, сказав:
– Я на десять минут схожу к телеграфистам.
Карл Карлович Ример оказался низеньким сухеньким мужчиной десятью примерно годами старше Благово. Бритое надменное лицо, взгляд умный, злой и, так сказать, сановитый… Достоевский написал про таких: «болезненное высокомерие». Тайный советник с порога пытался обозначить, кто тут главный.
– Господин Благово, вам передали о директивности нашей беседы?
Статский советник молча, с достоинством, кивнул. Глаза Римера сделались ещё злее.
– Вам, как я вижу, это не нравится? Угодно формализоваться?[16]
– Поглядим, как дальше пойдёт, – небрежно ответил Благово.
Ример прошёлся в задумчивости по кабинету и, как бы невзначай, сел за директорский стол. Павел Афанасьевич иронично хмыкнул и уселся в кресло напротив, положа ногу на ногу.
Несколько секунд тайный советник смотрел на статского, словно решая, как ему вести себя далее. Потом резко спросил:
– Быть может, вас поменять? И по этому делу, и вообще по должности? Строптивы уж очень…
– Попробуйте. За место я не держусь. Решать о моей должности, правда, не вам, любезный; на то соответствующие люди есть.
– Вы и вправду такой незаменимый?
– Спросите у начальства.
– Да уже спросил. Говорят, кроме вас, никто более не справится. А насчёт «соответствующих людей», так именно они меня и прислали. Они и решают. В том числе, на основе моих рекомендаций. Так что учтите, господин статский советник: если вы мне не угодите, решение придёт очень быстро!
– Вот уж что я совершенно не намерен делать, так это угождать вам. Говорите дело; у меня мало времени. А что там потом решат на ареопаге, и будут ли при этом учтены ваши рекомендации, мы узнаем позже.
– Не понимаю вашего упрямства! – в крайнем раздражении проговорил Ример. – Вам должны были сообщить, что я уполномочен давать вам любые указания!
– Эка хватил! – присвистнул Благово. – «Любых» указаний мне, столбовому дворянину, не может давать никто, даже государь. И уж тем более не таинственные посланники с загадочных верхов. Вы дело-то говорить будете? Иначе я сейчас откланяюсь… Чаю надо купить в дорогу. С бубликами. А если тон мой не нравится – так подите вон! Жалуйтесь кому хотите.
Ример пожевал молча губами, разглядывая дерзкого собеседника. Тот сидел совершенно равнодушный; было видно, что ему действительно наплевать на все угрозы.
– Ну хорошо. Я действительно доложу в инстанциях о вашем поведении, но пока попробуем продолжить беседу. Как вам видится её продолжение?
– Вы вежливо, без угроз и зубовного скрежета, излагаете мне то, что хотите изложить. Я столь же вежливо вас выслушиваю. Буде мне что-то не понравится в ваших, как вы их называете, инструкциях, я сношусь со своим начальством – выполнять ли мне их? Ежели что-то не понравится очень – выполнять не буду, кто бы ни приказал.
– Тогда вам придётся покинуть службу!
– Безусловно, – согласился Благово, – поеду в Мариенбад почки лечить.
– Хорошо, попробуем сойтись на вашей платформе, – миролюбиво кивнул Ример. – Я, с вашего разрешения, начну с разъяснения моего в этом деле участия.
– Сделайте одолжение.
– Начатое вами, господин Благово, расследование убийства Макова выводит вас на недавно закрытую «Священную дружину». Так?
– Так.
– Дело в том, что мы с графом Владимиром Илларионовичем Воронцовым-Дашковым являемся её, так сказать, изобретателями.
– Сомнительные лавры, – хмыкнул статский советник.
– Не торопитесь. Сама идея была верной. Лечи подобное подобным! Террористы не стесняются стрелять из-за угла или взрывать исподтишка динамитом, а полиция всё законы перечитывает: как бы чего не нарушить! Из-за этого и не уберегли помазанника Божиего, Александра Освободителя. Не согласны?
– По совести, в ваших словах есть доля правды. Успешно бороться с людьми, не имеющими никаких принципов, можно только… хгм… имея очень широкий инструментарий. Это давняя моральная проблема всех порядочных правоохранителей: где остановиться? какой ценой ты готов получить результат?
– Вот видите, мы кое в чём, и очень важном, уже сошлись! – обрадовался Ример – Сейчас обсудим вопрос, да может, и обо всё договоримся. Но я продолжу.
Собственно, идея создания дружины принадлежит лично мне. Я убедил в правильности её графа, а тот уже занялся самим созданием тайного общества. С ведома и полного согласия его величества. Там было две главные цели. Первую я вам уже изложил: расширить, как вы изволили выразиться, инструментарий борьбы с террористами. Вторая цель – вовлечь в эту борьбу здоровые силы всего общества, не оставлять её только одной полиции. Полагаю, и здесь вы со мной согласитесь.
– Разумеется. Общество, в котором стыдно быть патриотом, но модно – либеральным болтуном, обречено на крушение. И никакая полиция его не спасёт.
– Павел Афанасьевич! – Ример вскочил с кресла, обежал письменный стол, их разделяющий, и остановился перед Благово. – Это же полное совпадение в главном, в принципах! Я ошибался в вас; примите мои извинения за тон, в котором я начал беседу.
– Бог с ним, с тоном, давайте о деле. Согласитесь, Карл Карлович, что ваши идеи, будучи верными по сути, оказались извращены. Что за сброд вы, простите, набрали для исполнения столь тонких и ответственных задач!
Ример вздохнул и сел напротив.
– Да, я рансеньирован.[17] Это чисто русская беда. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… Как тараканы из щелей полезли вдруг такие личности, что просто диву даёшься!
– Вроде Рупейто-Дубяго?
– Вроде Рупейто-Дубяго. Я встречался с ним один раз, но мне хватило. Этот может и ограбить, и зарезать, а дружина ему нужна только для прикрытия. Не исключаю, что Макова застрелил именно он. Поэтому все передаваемые мною инструкции – давайте назовём их просьбами, чтобы вам было легче – сводятся лишь к одному: действовать деликатно! В составе «Священной дружины» состояло немало благородных людей с честными намерениями; взять хоть бы композитора Чайковского! Нельзя их отталкивать. Второй раз таковых уже не собрать, если сейчас публично раскрыть имевшиеся в практике перекосы. Ведь цели проекта были исключительно патриотическими. Защитить жизнь нашего обожаемого монарха – кто под этим не подпишется? Только негодяи.
– То есть, мы с вами сейчас говорим только о деликатности?
– Фактически, да. Любая огласка о таких типах, как Дубяго, оттолкнёт наших союзников. И очень будет на руку нашим противникам. Просьба о деликатности и особой секретности производимого вами расследования исходит от упоминаемых мною патриотов, обеспокоенных разбродом в обществе. Мы объединены идеей благоденствия России под сенью самодержавной монархии. В число нас входят и министры, и некоторые великие князья, и много крупных сановников. Сотрудничая с нами, вы будете обеспечены благосклонным вниманием высших властей и, как следствие, успешной карьерой.
Заметив тень на лице Благово, Ример тут же оговорился:
– Понимаю, что для вас, Павел Афанасьевич, важен не личный успех, а здоровье государственного организма; но ведь одно другому не мешает!
– Хорошо. Первую просьбу-инструкцию я понял. Я должен держать вас в курсе расследования и согласовывать с вами свои действия. Так?
– Истинно так, и, пожалуйста, без обид. Одно дело делаем!
– Ещё что?
– Вторая просьба-инструкция касается княгини Юрьевской. Она ведь тоже фигурирует в вашем расследовании?
– Да, одна из версий связана с ней.
– Протокол с фрацузами?
Благово промолчал.
– Я рансеньирован и об этом, Павел Афанасьевич. Министр Гирс в панике, а государь в гневе. Вы ведь выезжаете в Париж для встречи с нею?
– Точно так.
– Пославшие меня люди и здесь весьма не желают огласки. Эта бесчестная женщина хорошо понимает щекотливость созданного ею положения и фактически шантажирует государство! Занимается этим княгиня уже давно. Издала во Франции книгу о покойном венценосце, своём муже, полную интимных подробностей. Встречается с журналистами, а французские журналисты – это не наши, они напишут любую грязь, лишь бы продать тираж. Бог знает, на что ещё способна эта жадная дура… Я уполномочен сообщить вам следующее: государю стали известны все её секретные счета. Наш посол в Лондоне граф Шувалов, бывший шеф жандармов, использовал свои давние связи. По личному повелению его величества он провёл расследование и обнаружил в банках Германии и Франции вклады Юрьевской на общую сумму более 5 000 000 рублей. Откуда у неё такие деньги? Александр Второй завещал ей (Ример вынул из кармана каую-то бумажку и справился по ней) 3 302 970 рублей. Ещё 100 000 она получает ежегодно из казны как вдова императора. А остальное как заработано? Конечно, это взятки, полученные княгиней в то время, когда она торговала концессиями и должностями, пользуясь своей близостью с государем. По совести, их бы надо конфисковать и вернуть на родину. И влияния русского императора достаточно, чтобы заставить власти Германии и Франции совершить со счетами Юрьевской подобную операцию. Вы должны передать ей это и категорично потребовать украденный документ – иначе останется без копейки!
– Вы передаёте мне августейшее повеление? Через кого именно вы его получили?
– Не через кого, Павел Афанасьевич, а от кого. Я услышал это из уст самого государя два часа назад. Он просил передать также, что надеется на вашу опытность.
Благово встал, вытянул руки по швам:
– Приложу все силы, дабы оправдать доверие его величества!
Глава 7
Разговор в карете
На этом беседа с загадочным господином завершилась, и Павел Афанасьевич направился к себе на квартиру собираться в дорогу. Неожиданно на подъезде министерства его окликнули. Незнакомый человек кивнул на стоящую поодаль карету с зашторенными стёклами и протянул статскому советнику визитную карточку.
– Не сочтите за труд поговорить. Всего несколько минут!
Благово развернул карточку к свету и с изумлением прочитал: «Граф Лорис-Меликов Михаил Тариелович». Вот так интрига! Бывший министр внутренних дел и всесильный «диктатор сердца» при Александре Втором, фактический регент России. Хитрый армянин едва не протащил при обезумевшем от любви прежнем императоре конституцию, и только воцарение другого Александра, монархиста до мозга костей, отменило эти планы. А то бы сегодня уже парламент выбирали! Сейчас отставной диктатор проживает в Ницце, кстати, по соседству с Юрьевской. Что привело его сюда, и зачем ему понадобился сыщик в скромных чинах?
Благово без раздумий сел в карету и она сразу тронулась.
– Вы позволите отвезти вас на квартиру? – спросил граф после того, как они представились друг другу. – А по пути и поговорим.
Благово согласился, и они неспешно покатили на Театральную. Павел Афанасьевич с любопытством разглядывал знаменитого администратора. Постарел! А ведь ему нет ещё и шестидесяти. Тридцать лет непрерывных войн на Кавказе, а затем управление вздыбленной огромной страной износили этого некогда весёлого, храброго и незлого человека. Благово, не разделяя политических взглядов Лориса, относился к нему с глубоким уважением. Настоящий боевой генерал, с золотым оружием и двумя Георгиевскими крестами. Когда террорист Млодецкий в 1880 году в упор стрелял в него, смелый кавказец не стал, как его император в похожей ситуации, убегать зайцем от пуль. Он бросился на убийцу с кулаками, повалил его, отобрал револьвер и сдал подоспевшей охране. А затем просил царя не вешать Млодецкого, как это полагалось по закону, а сохранить ему жизнь. Царь, правда, не согласился, и террориста казнили… Хитрости, конечно, Михаилу Тариеловичу, тоже было не занимать – на то и армянин. С Юрьевской сильно дружился, когда этого требовало дело; либеральничать научился сообразно моде. Ну, да всё это прошлое…
Два умных человека ехали какое-то время молча, разглядывая друг друга, затем бывший диктатор неожиданно спросил:
– Вы сейчас с Римером беседовали?
– Да, – удивлённо ответил Благово. – У вас остались в министерстве конфиденты?
– А вы знаете ли, что это за человек?
– Тайный советник, член Совета министра внутренних дел. Утверждает, что два часа назад беседовал с государем.
– Ример сказал вам, что именно он придумал пресловутую «Священную дружину»?
– Да. Видимо, он этим гордится, хотя я бы на его месте не стал…
– В конце 82-го года в германской прессе появился ряд очень резких статей о дружине и царящих в ней порядках. Даже не резких, а злых и унизительных для России – потому, что там излагалась чистая правда. И государство, и его высший руководитель получили ощутимую оплеуху. Моральный урон был огромным. Анонимный автор оказался на удивление хорошо осведомлён. Он привёл много деталей, смешных и часто постыдных; Россию словно бы публично высекли.
– И что?
– Автор тех статей – Ример.
– Зачем это ему?
– Эх, господин Благово, – горько вздохнул Лорис-Меликов. – Я вам скажу, зачем; а вы мне поверите? Вас аттестовали, как очень умного человека, почему я надеюсь-таки на понимание. Ример – враг нашей с вами страны. И проделал свои мошеннические уловки с целью нанести ей урон.
– Заговор? В такой замысловатой форме? Полноте, это для купцов из Охотного ряда. Предложите что-нибудь более правдоподобное.
– Поймите, – терпеливо стал объяснять генерал. – Это не моя выдумка, всё очень серьёзно. Ример человек ниоткуда. Никто не знает, где он служил и как достиг чина тайного советника. Когда я был министром внутренних дел, то затребовал его формуляр. Там одни белые пятна! Учился в Германии, служил в нашем посольстве в Англии, выполнял некие секретные поручения графа Нессельроде в бытность того русским министром иностранных дел. Надеюсь, вам не надо объяснять, что Нессельроде являлся австрийским агентом?
– Так Ример шпион?
– Нет, тут тоньше. Он – креатура некой силы, враждебной России.
– Германии или Англии?
– Кто знает… Он не любит ни тех, ни других. А какие есть ещё силы? Мировое еврейство? Смешно. Масоны? Эти просто клоуны… В нашу последнюю с ним встречу Ример сказал мне странную речь. До сих пор я над ней размышляю, а понять не могу. Он заявил, что все три европейские империи – Россия, Германия и Австро-Венгрия – это зло. От которого следует побыстрее избавиться. И что сделать это удобнее всего посредством большой европейской войны, натравив монархии друг на друга. Он, Ример, и его всесильные друзья сейчас этим и занимаются.
– Готовят европейскую войну? Фантасмагория, ваше сиятельство. Его вторая фамилия, видимо, Мюнгаузен.
– …Ещё Ример сказал, что сегодня такая война невозможна, но через двадцать лет их неотрывных усилий предпосылки будут созданы. Три империи будут уничтожены. Этот прохвост заявил буквально следующее: мы спустим их в ватер-клозет, и пошлём следом ещё и Турцию. И тогда во всей Европе установится повальное народовластие!
– Кто такой Ример, чтобы замахиваться на таких колоссов? Бред сумасшедшего. Там интересы сотен миллионов людей, там огромный запас прочности. Почему вы принимаете всё это безумие всерьёз?
– А вам не кажется безумием отказываться России от «Союза трёх императоров»? И идти в объятья республиканской Франции, ставя себя тем самым в положение врагов Германии? Наша власть уже делает то, что декларировал мне два года назад этот космополитический гадёныш. Как по нотам! Словно мы играем его пиесу!
Благово озадаченно замолчал. Действительно, странное совпадение. Если это совпадение… Сам интересуясь международными делами, он, как и Лорис, считал для России союз с Германией полезным. Кстати, и граф Ламздорф того же мнения, и не последний вроде бы в МИДе человек. И лично министр Гирс. Кто же тогда меняет нашу внешнюю политику, и сообразно какой логике мы переходим с немцами в контры? Начало им положил ещё Александр Второй в 1875 году, когда не позволил Германии развязать вторую войну против Франции (немцы называли её превентивной). Мотивы были чисто политические: не столько было жалко Францию, сколько нельзя было допускать чрезмерного усиления тевтонов. Бисмарк обиделся – и отыгрался на Берлинском конгрессе 1881 года, перечеркнув плоды русских побед на Балканах. Теперь уже затаил обиду наш государь и передал её по наследству цесаревичу, без того не жалующему немцев. Взойдя на трон, Александр Третий вспомнил все германские щелбаны и принялся потихоньку отворачиваться от Берлина в поисках новых союзников. Англия в друзья традиционно не годилась, оставались галлы. Неприязнь к райху в государе подогревала императрица, датчанка по происхождению. Выполняя при этом тайное задание датского двора, весьма обиженного поражением от немцев в войне 1866 года… Ночная кукушка дневную перекукует! Ламздорф прав: между нами стоит Австро-Венгрия. Эта империя не имеет будушего, она быстро дряхлеет (также, кстати, как и турки), и скоро нам придётся делить большой балканский пирог. Через те же двадцать лет, которые пророчит Ример. Сегодня мы Германии важнее, чем австрияки: они не желают нашего союза с Францией и войны на два фронта. Между двумя императорами существуют родственные связи; Бисмарк, держащий в руках всю внешнюю политику Германии, настроен в целом пророссийски. Но если мы сейчас оттолкнём протянутую нам руку? Что будет через двадцать лет? Несчастный Гирс устал уже объяснять немцам гримасы своего бородатого императора. Когда храбрый, но безмозглый Скобелев сунулся, дурак, не в своё дело и закатил в Париже противогерманскую речь, государь вызвал его телеграммой «на ковёр». Однако вместо заслуженной головомойки «белый генерал» удостоился двухчасовой аудиенции, из которой вышел обласканный. А Катков? Столько лет кричит: «Ату немчуру! Германия – главный враг России!». Кайзер негодует, запрашивает Александра Третьего, насколько точка зрения журналиста совпадает с нашей официальной позицией – а государь демонстративно вручает Каткову Владимирский крест!
– Не сочтите за труд поговорить. Всего несколько минут!
Благово развернул карточку к свету и с изумлением прочитал: «Граф Лорис-Меликов Михаил Тариелович». Вот так интрига! Бывший министр внутренних дел и всесильный «диктатор сердца» при Александре Втором, фактический регент России. Хитрый армянин едва не протащил при обезумевшем от любви прежнем императоре конституцию, и только воцарение другого Александра, монархиста до мозга костей, отменило эти планы. А то бы сегодня уже парламент выбирали! Сейчас отставной диктатор проживает в Ницце, кстати, по соседству с Юрьевской. Что привело его сюда, и зачем ему понадобился сыщик в скромных чинах?
Благово без раздумий сел в карету и она сразу тронулась.
– Вы позволите отвезти вас на квартиру? – спросил граф после того, как они представились друг другу. – А по пути и поговорим.
Благово согласился, и они неспешно покатили на Театральную. Павел Афанасьевич с любопытством разглядывал знаменитого администратора. Постарел! А ведь ему нет ещё и шестидесяти. Тридцать лет непрерывных войн на Кавказе, а затем управление вздыбленной огромной страной износили этого некогда весёлого, храброго и незлого человека. Благово, не разделяя политических взглядов Лориса, относился к нему с глубоким уважением. Настоящий боевой генерал, с золотым оружием и двумя Георгиевскими крестами. Когда террорист Млодецкий в 1880 году в упор стрелял в него, смелый кавказец не стал, как его император в похожей ситуации, убегать зайцем от пуль. Он бросился на убийцу с кулаками, повалил его, отобрал револьвер и сдал подоспевшей охране. А затем просил царя не вешать Млодецкого, как это полагалось по закону, а сохранить ему жизнь. Царь, правда, не согласился, и террориста казнили… Хитрости, конечно, Михаилу Тариеловичу, тоже было не занимать – на то и армянин. С Юрьевской сильно дружился, когда этого требовало дело; либеральничать научился сообразно моде. Ну, да всё это прошлое…
Два умных человека ехали какое-то время молча, разглядывая друг друга, затем бывший диктатор неожиданно спросил:
– Вы сейчас с Римером беседовали?
– Да, – удивлённо ответил Благово. – У вас остались в министерстве конфиденты?
– А вы знаете ли, что это за человек?
– Тайный советник, член Совета министра внутренних дел. Утверждает, что два часа назад беседовал с государем.
– Ример сказал вам, что именно он придумал пресловутую «Священную дружину»?
– Да. Видимо, он этим гордится, хотя я бы на его месте не стал…
– В конце 82-го года в германской прессе появился ряд очень резких статей о дружине и царящих в ней порядках. Даже не резких, а злых и унизительных для России – потому, что там излагалась чистая правда. И государство, и его высший руководитель получили ощутимую оплеуху. Моральный урон был огромным. Анонимный автор оказался на удивление хорошо осведомлён. Он привёл много деталей, смешных и часто постыдных; Россию словно бы публично высекли.
– И что?
– Автор тех статей – Ример.
– Зачем это ему?
– Эх, господин Благово, – горько вздохнул Лорис-Меликов. – Я вам скажу, зачем; а вы мне поверите? Вас аттестовали, как очень умного человека, почему я надеюсь-таки на понимание. Ример – враг нашей с вами страны. И проделал свои мошеннические уловки с целью нанести ей урон.
– Заговор? В такой замысловатой форме? Полноте, это для купцов из Охотного ряда. Предложите что-нибудь более правдоподобное.
– Поймите, – терпеливо стал объяснять генерал. – Это не моя выдумка, всё очень серьёзно. Ример человек ниоткуда. Никто не знает, где он служил и как достиг чина тайного советника. Когда я был министром внутренних дел, то затребовал его формуляр. Там одни белые пятна! Учился в Германии, служил в нашем посольстве в Англии, выполнял некие секретные поручения графа Нессельроде в бытность того русским министром иностранных дел. Надеюсь, вам не надо объяснять, что Нессельроде являлся австрийским агентом?
– Так Ример шпион?
– Нет, тут тоньше. Он – креатура некой силы, враждебной России.
– Германии или Англии?
– Кто знает… Он не любит ни тех, ни других. А какие есть ещё силы? Мировое еврейство? Смешно. Масоны? Эти просто клоуны… В нашу последнюю с ним встречу Ример сказал мне странную речь. До сих пор я над ней размышляю, а понять не могу. Он заявил, что все три европейские империи – Россия, Германия и Австро-Венгрия – это зло. От которого следует побыстрее избавиться. И что сделать это удобнее всего посредством большой европейской войны, натравив монархии друг на друга. Он, Ример, и его всесильные друзья сейчас этим и занимаются.
– Готовят европейскую войну? Фантасмагория, ваше сиятельство. Его вторая фамилия, видимо, Мюнгаузен.
– …Ещё Ример сказал, что сегодня такая война невозможна, но через двадцать лет их неотрывных усилий предпосылки будут созданы. Три империи будут уничтожены. Этот прохвост заявил буквально следующее: мы спустим их в ватер-клозет, и пошлём следом ещё и Турцию. И тогда во всей Европе установится повальное народовластие!
– Кто такой Ример, чтобы замахиваться на таких колоссов? Бред сумасшедшего. Там интересы сотен миллионов людей, там огромный запас прочности. Почему вы принимаете всё это безумие всерьёз?
– А вам не кажется безумием отказываться России от «Союза трёх императоров»? И идти в объятья республиканской Франции, ставя себя тем самым в положение врагов Германии? Наша власть уже делает то, что декларировал мне два года назад этот космополитический гадёныш. Как по нотам! Словно мы играем его пиесу!
Благово озадаченно замолчал. Действительно, странное совпадение. Если это совпадение… Сам интересуясь международными делами, он, как и Лорис, считал для России союз с Германией полезным. Кстати, и граф Ламздорф того же мнения, и не последний вроде бы в МИДе человек. И лично министр Гирс. Кто же тогда меняет нашу внешнюю политику, и сообразно какой логике мы переходим с немцами в контры? Начало им положил ещё Александр Второй в 1875 году, когда не позволил Германии развязать вторую войну против Франции (немцы называли её превентивной). Мотивы были чисто политические: не столько было жалко Францию, сколько нельзя было допускать чрезмерного усиления тевтонов. Бисмарк обиделся – и отыгрался на Берлинском конгрессе 1881 года, перечеркнув плоды русских побед на Балканах. Теперь уже затаил обиду наш государь и передал её по наследству цесаревичу, без того не жалующему немцев. Взойдя на трон, Александр Третий вспомнил все германские щелбаны и принялся потихоньку отворачиваться от Берлина в поисках новых союзников. Англия в друзья традиционно не годилась, оставались галлы. Неприязнь к райху в государе подогревала императрица, датчанка по происхождению. Выполняя при этом тайное задание датского двора, весьма обиженного поражением от немцев в войне 1866 года… Ночная кукушка дневную перекукует! Ламздорф прав: между нами стоит Австро-Венгрия. Эта империя не имеет будушего, она быстро дряхлеет (также, кстати, как и турки), и скоро нам придётся делить большой балканский пирог. Через те же двадцать лет, которые пророчит Ример. Сегодня мы Германии важнее, чем австрияки: они не желают нашего союза с Францией и войны на два фронта. Между двумя императорами существуют родственные связи; Бисмарк, держащий в руках всю внешнюю политику Германии, настроен в целом пророссийски. Но если мы сейчас оттолкнём протянутую нам руку? Что будет через двадцать лет? Несчастный Гирс устал уже объяснять немцам гримасы своего бородатого императора. Когда храбрый, но безмозглый Скобелев сунулся, дурак, не в своё дело и закатил в Париже противогерманскую речь, государь вызвал его телеграммой «на ковёр». Однако вместо заслуженной головомойки «белый генерал» удостоился двухчасовой аудиенции, из которой вышел обласканный. А Катков? Столько лет кричит: «Ату немчуру! Германия – главный враг России!». Кайзер негодует, запрашивает Александра Третьего, насколько точка зрения журналиста совпадает с нашей официальной позицией – а государь демонстративно вручает Каткову Владимирский крест!