Никольская Наталья. Умереть и не встать

НАТАЛЬЯ НИКОЛЬСКАЯ
УМЕРЕТЬ И НЕ ВСТАТЬ

ГЛАВА ПЕРВАЯ (ОЛЬГА)

   «Боже мой, когда же наконец этот идиот издохнет?» – подумала я, имея в виду Дрюню Мурашова, безжизненно повисшего на моем плече, и тут же одернула себя, взмолившись: «Господи, прости, что это я? Чего я ему желаю? Да не про него будь сказано!»
   Дрюня, почувствовавший, видимо, что я раскаялась, совершенно обнаглел.
   – Дрюня! – чуть не плача обратилась я к нему в пятидесятый, наверное, раз, – ты хоть ноги-то переставлять можешь?
   – М-могу! – утвердительно махнул головой Дрюня и сделал это так старательно, что уронил ее на мое плечо. Лучше бы он не махал.
   Я вздохнула и, подбросив его в очередной раз, чтобы не сползал, потащила дальше.
   И дернул же меня черт принять у Дрюни Мурашова приглашение на день рождения к его другу! Ведь знала же, чем это кончится!
   Дрюня уверял меня, что это его чуть ли не самый лучший друг, что не пойти просто невозможно, а жена Дрюни Лена уехала в деревню, а Дрюня уже натрепался, что придет с самой красивой женщиной Тарасова, и слезно умолял меня пойти вместо нее.
   Я купилась на этот пошлый трюк, с некоторым, правда, опасением, но исполнять роль жены наотрез отказалась. Дрюня и этому был рад.
   Конечно же, после третьей рюмки он совершенно обо мне забыл. И вспомнил только тогда, когда «лучший друг», которого он, оказывается, видел в третий раз в жизни, чуть ли не пинками вытолкал Дрюню из своего дома, когда тот пытался залезть под юбку его жене.
   Господи, как мне еще повезло, что Дрюня не предложил ему бартер!
   Чуть не завязалась безобразная драка, но я героическими усилиями отстояла своего неудавшегося кавалера, еле-еле замяла скандал и потащила Мурашова домой. Вот бы он мне приболел! Говорила же мне моя мудрая сестра Полина – не водись с ним!
   – Дрюня! – в очередной раз взвыла я. – Не висни на мне!
   Обнаглевший Мурашов, обрадовавшись, что его несут, совершенно перестал шевелить ногами, старательно изображая пьяного, хотя я была абсолютно уверена, что стоит появиться милицейскому патрулю, как Дрюня сразу же замарширует очень четко. Такое уже бывало.
   – Все! – решительно заявила я, сваливая Мурашова на лавку – мы как раз дошли до парка, – хватит! Не могу больше! Давай передохнем.
   «А то передохнем!» – подумала про себя с ударением на третий слог.
   Дрюня развалился на лавочке, глядя в темнеющее летнее небо, усыпанное целой кавалькадой звезд.
   – Ясно завтра будет, – пробормотал он. – На пляж поедем?
   – Какой пляж! Да чтоб я еще раз с тобой куда поехала? Ни за что!
   – Ну и зря, – ответил Дрюня и сладко потянулся. – Эх, выпить бы! У тебя денег не осталось?
   – У меня ничего не осталось! – в отчаяньи прокричала я. – Я, как дура, еще и подарок на свои деньги купила! Знала бы – сроду не покупала!
   – Леля, Леля, нельзя быть такой мелочной! – укоризненно покачал головой Дрюня. – Ну что тебе, жалко подарок хорошему человеку сделать? Правда, он не такой уж хороший, – подумав, заключил Дрюня. – Даже совсем наоборот – свинья редкостная!
   – Это ты свинья редкостная! Тебя на день рождения пригласили, а ты к чужой жене клеишься!
   – Это не я, – возразил Дрюня, глядя на меня совершенно честными глазами. – Это она! Она меня откровенно снимала! Ну, это неудивительно – меня нельзя не хотеть.
   Я обреченно закрыла глаза, слушая этот бред, потом, поняв, что Мурашов вполне может двигаться, просто притворяется, встала и сказала:
   – Пошли!
   – Помоги мне! – сразу же сказал Дрюня.
   – Нечего тебе помогать! Ты лучше меня на ногах стоишь! Идем!
   Дрюня, очень недовольный тем, что его состоянием так грубо пренебрегли, нехотя поднялся, бормоча что-то себе под нос, и заковылял за мной.
   Я все-таки старалась его поддерживать, так как жутко боялась ППС-ников, но Дрюня словно нарочно старался на них нарваться.
   Я тряслась от страха, мечтая поскорее дойти до дома. Я бы даже машину поймала, но денег и в самом деле не осталось. Даже на талончик.
   Проходя мимо ресторанчика «Аида», я услышала развеселые звуки музыки, смех и громкие голоса.
   – Свадьбу, что ли, гуляют? – сразу же оживился Дрюня.
   – А тебе-то что? – подозрительно спросила я.
   – Так может, кто из знакомых женится! Надо же посмотреть!
   – Я думаю, раз тебя не пригласили, значит, не очень-то жаждут видеть, – заметила я.
   Но у Дрюни было свое мнение на этот счет. Я уже вцепилась в него покрепче, опасаясь, что он сейчас начнет молотить в двери, требуя, чтобы его впустили как почетного гостя, как вдруг на улицу вылетели трое парней, а за ними высыпала целая толпа.
   Впереди молодой белобрысый парень с красным лицом и съехавшим набок галстуком хватал за грудки второго – щупловатого парнишку в черных брюках, белой рубашке и кожаной жилетке.
   Парнишка что-то говорил белобрысому, пытаясь, видимо, его урезонить. Белобрысый не внимал, лицо его становилось все краснее и краснее, а взгляд тупее и тупее.
   Третий парень оттаскивал белобрысого от щуплого, и при этом что-то кричал. Толпа беспорядочно топталась на месте.
   Дрюня застыл…
   Я поняла, чем это может кончиться, и вцепилась в Дрюню еще сильнее, умоляюще заглядывая ему в глаза. Но он меня уже не замечал.
   – От гнида… – жутким шепотом проговорил Дрюня, отталкивая меня так, что я отлетела на ближайшую клумбу, и рванул к парням.
   – Ах ты сука! – услышала я отчаянный Дрюнин крик, а затем его кулак впечатался в нос белобрысому.
   Брызнула кровь, и я в ужасе закрыла глаза. Дрюня продолжал вопить.
   Я открыла глаза и увидела, как белобрысый, до которого туго доходило, что произошло, стоит, раскрыв рот, и чешет затылок. Постепенно он начал въезжать в ситуацию…
   Двое других парней растерянно и немного испуганно переводили взгляд с Дрюни на белобрысого.
   Я поняла, что сейчас моему другу может стать плохо. И точно: белобрысый, неловко качнувшись, тяжело двинулся на Дрюню. Неужели я смогу бросить его в такой момент?
   Драться я не умею совершенно. И всегда ужасно этого боюсь. Но Дрюня мой друг, и хоть он мне попортил много крови за всю жизнь, и я могу костерить его сколько угодно, – но если кто-то будет на него наезжать – я однозначно буду на Дрюниной стороне. Тут мы с ним заодно намертво.
   – Дрюня! – взвизгнула я и, зажмурив глаза, кинулась в самую кучу.
   Я видела, как за секунду до этого белобрысый правой рукой хватил Дрюню в челюсть. Дрюня мотнул головой, но на ногах устоял. Правда, не благодаря своей хорошей физической подготовке и устойчивости, а потому, что левой рукой белобрысый крепко держал его за отвороты рубашки.
   Я мчалась прямо на белобрысого, размахивая руками. Подлетев, я изо всех сил замолотила ему кулаками в живот. Это не произвело на него должного впечатления, он просто схватил меня под мышки и отшвырнул. Я больно ударилась головой и локтем о стену и стала сползать.
   А вот на Дрюню это произвело более чем сильное впечатление. Он даже головой перестал дергать.
   – Это ты Лельку так… – прошептал он, не веря своим глазам, и в следующую секунду кулак озверевшего Дрюни вписался белобрысому в ухо. Одновременно Дрюня двинул ему коленкой туда, куда мужчин вообще бить противопоказано, от чего белобрысый сразу согнулся, сдавленно охнув.
   Ободренный Дрюня, силы которого удесятерила злость за меня, ударил белобрысого коленом в челюсть.
   Тот на некоторое время перестал соображать.
   Думаю, что надолго его Дрюня, конечно, вырубить бы не смог. Белобрысый уже приходил в себя, уже выпрямлялся и нехорошо смотрел на Дрюню.
   Он бы его измолотил, конечно, в пух и прах, и даже я бы не помогла. Но тут два парня, стоявшие рядом с открытым ртом все это время, наконец, очнулись, и кинулись Дрюне на помощь.
   Стоящая поодаль толпа, тоже с молчаливым интересом наблюдавшая до этого за происходящим, теперь разом загалдела.
   От нее отделился высокий, широкоплечий парень в элегантном сером костюме, и двинулся к дерущимся.
   Ему что-то кричали вслед, пытались удержать, но парень совершенно спокойно и уверенно пошел вперед, махнув рукой гостям.
   Двое оттаскивали разъяренного белобрысого от Дрюни, Мурашов отчаянно сопротивлялся и кричал, что это нечестно, и дайте он завалит этого козла до конца.
   Я, уже придя в себя, с визгом подбежала и принялась оттаскивать Дрюню с другой стороны.
   Подоспевший парень сгреб меня в охапку вместе с Дрюней и отволок от белобрысого к толпе.
   – Займитесь! – крикнул он своим.
   К нам с Дрюней сразу же потянулись чьи-то заботливые руки, все что-то успокаивающе говорили, качали головами, совали нам платочки и какие-то тряпочки…
   Парень снова пошел к троим и стал что-то быстро внушать белобрысому, держа его за плечо. Тот тупо моргал белесыми ресницами и кивал головой.
   – Никита, будь осторожен! – послышался над моим ухом женский крик.
   Широкоплечий парень повернулся, улыбнувшись, и ободряюще махнул девушке рукой.
   Я повернула голову и посмотрела на нее.
   Голубоглазая блондинка в белом платье с фатой стояла рядом и с тревогой наблюдала за беседой широкоплечего и белобрысого.
   Наконец, они, по-моему, все разрулили, широкоплечий парень остановил машину, что-то сказал водителю и протянул тому деньги.
   После этого он взял осоловевшего белобрысого, быстро подвел его к машине и усадил внутрь. Машина умчалась, увозя главный источник беспокойства.
   Невеста облегченно вздохнула и пошла навстречу широкоплечему. Тот, улыбнувшись, поцеловал ее в щечку и, обняв за талию, повел к гостям.
   Дрюня утирал кровь синеньким платочком, который ему дала полная, пожилая сердобольная женщина. Как впоследствии выяснилось, сестра матери невесты.
   Парень подошел к Дрюне и с улыбкой положил руку ему на плечо.
   – Как ты? – спросил он.
   – Н-нормально, – с трудом ворочая языком, процедил Дрюня.
   – Это он за мальчиков заступился! – прокричала вдруг сестра матери невесты. – Он Вадьке-придурку морду набил! И девушка с ним! Смотрите, как ей досталось!
   Все взгляды сразу же обратились на меня. Вид у меня был не очень, конечно: очки разбиты, юбка разорвана чуть ли не до талии, у блузки оторвана самая главная пуговица…
   – Бедняжка, досталось ни за что ни про что! – послышались голоса из толпы. – Надо ж ей умыться хотя бы.
   – Пойдемте с нами, – предложил широкоплечий парень, как я теперь понимала, жених. – Умоетесь, посидите с нами… У нас сегодня праздник, – с улыбкой добавил он, обнимая свою невесту и глядя на нее с обожанием. Что-то в лице этой девушки показалось мне смутно знакомым…
   Дрюню не нужно было уговаривать. Он взял меня под руку, как истинный джентльмен, и бережно повел внутрь.
   Нас там сразу разделили и повели умываться: Дрюню в мужскую комнату, меня в женскую.
   – Ох, вам же юбку нужно зашить! – всплеснула руками сестра матери невесты. – Снимайте, я все сделаю.
   Снимать юбку я отказалась наотрез, и зашивала ее сама прямо на себе, крепко прикусив язык, «чтобы не зашить память», как выразилась все та же сестра матери невесты.
   Очки, конечно, пришлось снять. Теперь еще и стекла вставлять новые!
   Юбка была приведена в какой-никакой порядок, я умылась и пошла в зал с гостями.
   Сильно болел локоть – именно им я шарахнулась о стену.
   Дрюня уже сидел за столом, окруженный женщинами, и угощался водочкой и бутербродиками с красной икрой. Женщины наперебой предлагали Дрюне различные закуски, а он, обнимая сразу двоих за талии, рассказывал, каким героем проявил себя.
   Определенно Дрюня стал самым дорогим гостем на этой свадьбе.
   «И что они находят в этом Мурашове?» – почувствовав укол ревности, подумала я и тут же одернула себя. Не хватало еще ревновать Дрюню!
   – … А я ему – р-раз с левой! – долетел до меня обрывок хвастливого высказывания Мурашова.
   Женщины ахнули и еще сильнее прильнули к Дрюне. Я поморщилась.
   В это время кто-то подошел ко мне сзади и легонько сжал мое плечо.
   Я обернулась. Передо мной стояла невеста и улыбалась.
   – Ты меня не помнишь? – спросила она немного смущенно.
   – Э-э-э… – замялась я, проклиная свою дырявую память.
   – Я Вероника, – пришла она мне на помощь. – Вероника Суханова, помнишь? Я училась на два курса моложе тебя в университете…
   – Ах ну да, конечно же! – спохватилась я, крепко пожимая ее мягкие руки. – Теперь вспомнила!
   – Конечно, мы совершенно не помним тех, кто был моложе нас, и отлично помним старшекурсников… – с легкой грустинкой проговорила Вероника.
   И она была права. Я помнила Веронику в лицо, но не более того. Мы даже никогда не здоровались с ней в университете. Помню только, мелькала такая милая девочка, с очень мягкими и нежными чертами лица, с большими голубыми глазами, похожая на Мальвину. Мне она казалась чересчур правильной и немного глуповатой, честно говоря. Она даже с мальчишками не встречалась – все время с подружками ходила. Этакая скромница была.
   «Наверное, у нее и не было никого, кроме этого парня,» – подумала я о ее женихе, который тут же вырос за спиной своей невесты. Хотя теперь уже жены.
   Он улыбался ослепительной улыбкой, обнимая свою ненаглядную и чмокая в щечку.
   – Ну как? – спросил он. – Я вижу, вы уже познакомились?
   – Никита, это Оля Снегирева, мы с ней вместе в университете учились. Или ты теперь не Снегирева? – спросила она у меня.
   – Снегирева, Снегирева, – со вздохом сказала я. – Мы с сестрой после развода оставили девичьи фамилии.
   – Вы обе развелись? – она вздохнула и кинула быстрый взгляд на своего Никиту. Взгляд этот таил уверенность, что уж они-то не разведутся никогда.
   – Да…
   – Ох, конечно, я же помню, у тебя была сестра, близняшка, да? Я помню, она за тобой иногда на «Жигулях» приезжала, мы еще все завидовали. Ее еще звали… Полина, кажется, правильно?
   – Правильно, – с улыбкой ответила я. – У нее теперь «Ниссан».
   – Ох, какая молодец! – восхищенно проговорила Вероника. – Ну, по ней всегда чувствовалось, что она такая… неординарная женщина. Целеустремленная, независимая.
   – Да, – подтвердила я.
   Полина и в самом деле такая. А я вот нет. Как говорит моя сестра, я совершенно неприспособлена к жизни. Ну, это она преувеличивает, конечно, но доля истины в ее словах есть, признаю.
   – Какая умница, без мужа живет, сама машину купила! – продолжала верещать Вероника.
   – Ну, милая моя, если тебе не подходит джип «Гранд-Чероки», мы вполне можем поменять его на «Ниссан», – со снисходительной улыбкой произнес ее муж.
   – Ну что ты, дорогой, что ты! – проворковала она, повисая у него на шее. – Ты у меня такой замечательный! И джип меня очень даже устраивает. Ох, какая же я счастливая! – вскричала она, глядя на мужа влюбленным взглядом.
   – Оля, пойдемте к столу! – подавая мне вторую руку, пригласил Никита.
   Я с удовольствием последовала за ними. На этом дне рождения я даже поесть толком не смогла. А выпить тем более. А хотелось уже – вон Мурашов какими темпами обороты набирает, а я все торчу, как неприкаянная!
   Я наворачивала всевозможные яства, которыми был уставлен стол – жених-то у Вероники из богатеньких! – и запивала это все великолепным мартини «Бьянко».
   Рядом со мной сидела высокая, очень коротко стриженная рыжеволосая девушка. Она была свидетельницей. А тот щупленький, что вылетел на улицу с белобрысым, оказался свидетелем. Меня немного забавляла эта ситуация – свидетельница была выше его где-то на полголовы.
   Это была очень яркая девушка, веселая и общительная. Она часто вставала с места, сыпала шутками и прибаутками и практически полностью заменяла тамаду – худощавую женщину в возрасте, с невыразительным лицом. Та просто меркла на фоне разудалой свидетельницы.
   Вскоре свидетельница объявила танцы. Многие повскакали с мест и пустились в пляс под вполне приличную музыку. Другие продолжали жевать.
   Мне танцевать не хотелось совершенно – это Полина любительница, а мне бы лучше посидеть, музыку послушать…
   – Лелька… – услышала я восхищенный шепот, и чей-то острый локоть толкнул меня в бок. – Ты только глянь…
   Обернувшись, я увидела Дрюню Мурашова, обалдевше глазеющего на рыжую свидетельницу, и поморщилась.
   – Чего тебе там не сиделось-то? – спросила я его, потирая ушибленный бок. – И полегче, пожалуйста! У меня и так из-за тебя все тело в синяках.
   – Леля! – укоризненно произнес Дрюня. – Зачем клевещешь? У нас и не было ничего…
   – Да я не о том! – с досадой отмахнулась я от него. – На кого глазеешь-то?
   – Ты посмотри, какая девушка! – горячо зашептал мне Дрюня на ухо. – Красавица!
   – Не про твою честь! – усмехнулась я. – Наверняка у нее кавалер есть. Смотри, а то свернет тебе свидетель шею-то!
   – Этот хлюпик? – презрительно проговорил Дрюня. – Не боись! Ща мы все выясним!
   Дрюня взял со стола бутылку шампанского и стал пробираться через танцующую толпу к свидетельнице.
   Девушка двигалась великолепно, с настоящей грацией. В ней было столько огня и страсти, что даже я невольно залюбовалась.
   Дрюня подошел и начал дрыгаться рядом с ней. Вообще-то он танцевал тоже очень хорошо – Дрюня вообще от природы очень талантливый, можно сказать, самородок. Ему бы еще голову трезвую…
   Вдвоем они изобразили целое зрелище, так, что даже все остальные расступились и смотрели на них с интересом и даже завистью. Но свидетельница только посмеивалась, глядя, как Дрюня извивается перед ней.
   Танец кончился. Дрюня схватил свидетельницу за руку, украшенную браслетами, и жадно припал к ней губами.
   Та очень быстро отдернула руку.
   – А теперь давайте выпьем! – громогласно произнес Дрюня. – За прекрасную девушку! И за… – он многозначительно покосился на худенького свидетеля.
   Свидетельница удивленно подняла брови.
   – Я к тому, что есть обычай такой: свидетель и свидетельница должны впоследствии тоже стать мужем и женой! – пояснил Дрюня.
   Ответом ему послужил дружный хохот. Дрюня недоуменно огляделся. Смеялись многие, некоторые даже заливались, а свидетельница вообще повалилась на стул, заходясь в какой-то истерике. Мне даже стало не по себе.
   – Чего вы, а? – растерянно крутя головой и переводя взгляды со свидетеля на свидетельницу, проговорил Дрюня. – Чего я такого сказал-то?
   – Да ничего, сынок, так они, – ответила сестра матери невесты и повернулась к остальным. – Хватит реготать! Совсем мальчонку в краску ввели! Пойдем лучше со мной, выпьешь, покушаешь, – она обняла разобиженного тридцатичетырехлетнего «мальчонку» за плечи и увела с собой.
   Мы вернулись на свои места.
   – Простите, а как вас зовут? – решилась спросить я свидетельницу.
   – Хельга, – ответила та низким, хрипловатым голосом.
   – Очень приятно, – немного удивленная, ответила я. – А я Ольга. У вас редкое имя.
   – Да, – сказала та. – Вообще-то я тоже Ольга, но мне нравится, когда меня называют так.
   Мы немного поболтали, потом к нам снова прилез неугомонный Дрюня Мурашов и все испортил. Он нахально лез к свидетельнице, греб ее руками и гладил бедро. В конце концов получил короткий тумак под ребро, но не успокоился.
   Он запарил просто меня за весь вечер! Постоянно стреляя у всех подряд сигареты, бегал по всему залу за свидетельницей, не знающей, куда от него скрыться, потом возвращался ко мне, плюхался на стул и начинал шептать, как он хочет эту девушку. При этом Дрюня не забывал гладить мое колено.
   Я уже готова была визжать от отчаяния, так мне все это надоело.
   – Лелька… – шептал Дрюня. – Ты видела, а? У них ничего нет! Помнишь, как они все расхохотались, когда я намекнул на их отношения? Значит, ей на него настолько плевать, что все об этом знают! Конечно, чего ей с таким хлюпиком делать! – пренебрежительно помотал головой Дрюня и стряхнул пепел мне в вырез блузки.
   Я дернулась.
   – Знаешь, что… – начиная злиться, ответила я. – По-моему, ей и на тебя настолько плевать, что это всем видно! Ты только время напрасно теряешь, Дрюнечка! И вообще… Скоро Елена приедет, вот лучше о чем подумай!
   – Она будет моей! – восторженно прошептал Дрюня. – Точно тебе говорю! Передо мной устоять невозможно.
   – Ох, – махнула я рукой и отвернулась к бокальчику с мартини. Он меня интересовал в этот момент куда больше, чем Мурашов.
   Вскоре ко мне подсела высокая женщина в длинном платье со шлейфом, с капризным выражением лица. Она была явно чем-то недовольна.
   Плеснув себе из бутылки граммов двести водки в огромный бокал, она одним махом выпила ее и, вытерев губы салфеткой, положила руки на подбородок, углубившись в какие-то явно неприятные мысли. Не закусила, не запила ничем, даже не поморщилась – как стакан воды выпила.
   «Вот это да!» – подумала я с ужасом и с невольным восхищением. Я так точно не смогу выпить. И мало кто из моих знакомых сможет. Разве что Дрюня.
   Женщина задумчиво вертела в руках вилку, когда к столу подошел один из двух парней, которые первыми пытались утихомирить белобрысого – не худенький свидетель, а второй парень, повыше и шире в плечах.
   Он что-то сказал женщине, положив ей руку на плечо.
   – Отстань от меня! – рявкнула она, подскакивая на стуле.
   Парень вздрогнул и отдернул руку.
   Женщина резко схватила бутылку с водкой. Я зажмурилась от страха, потому что в первый момент подумала, что она сейчас запустит этой бутылкой в парня – такое у нее было злое лицо.
   Но женщина всего-навсего снова наполнила бокал и быстро опустошила его.
   Парень скривился, как от невыносимой зубной боли и отошел от стола. Я бы на его месте сделала то же самое.
   – Простите… – решилась я спросить, когда прошло немного времени. – Он вас обидел чем-то?
   – Чего? – грубо переспросила она, уставившись на меня.
   Я не отважилась еще раз задать вопрос.
   Женщина посидела еще немного, словно собираясь с мыслями, потом резко ударила кулаком по спинке стула.
   – Козел! – прошипела она и, встав, быстро пошла к выходу, подметая пол шлейфом длинного платья.
   Я только пожала плечами и облегченно вздохнула.
   В конце вечера Вероника подбежала и сунула мне какой-то листочек.
   – Это мой телефон, – пояснила она. – Вернее, наш. Никита так много работает, что его почти совсем не бывает дома, и мне очень скучно. Поэтому ты обязательно мне звони, хорошо?
   – Конечно, – пообещала я и, испытывая легкую неловкость, посчитала себя обязанной дать свой номер. Вероника схватила его и упорхнула к своему Никите.
   Дрюня куда-то потерялся. Я даже забеспокоилась, а потом махнула рукой: плевать мне, в конце концов! Чего это о нем заботиться, не дите малое!
   Правда, это по возрасту, а вот по поступкам Дрюня был действительно ребенком. Правда, Полина говорит, что и я тоже, но это так, ерунда…
   Я стала собираться домой, когда некоторые уже начали расходиться. Мне удалось стянуть со стола бутылочку мартини «Бьянко», которое мне так понравилось, и настроение мое было отличным настолько, что я совершенно перестала думать о Дрюне.
   Нас развезли на машинах. Перед тем, как садиться в нее, я еще покрутила головой, высматривая Дрюню, но так и не увидела. Ну и черт с ним!
   Машина благополучно доставила меня домой, я поднялась к себе и с удовольствием откупорила бутылку. Отпивая маленькими глотками, я начинала понимать, что и от Дрюни Мурашова иногда может быть польза…
   Потом я, счастливая, легла спать.
   Дрюня, как выяснилось впоследствии, провел время замечательно. Рыжую свидетельницу он так и не очаровал, хотя намеревался провести ночь у нее дома. Вместо этого Дрюня ночевал у сестры матери невесты. Муж ее вырубился в соседней комнате, но был в таком непотребном состоянии, что даже не заметил присутствия Дрюни в своей квартире.
   Мурашов рассказывал мне об этом на следующий день, краснея и смущаясь, и каждую минуту требуя обещания никому никогда не говорить о его позоре.
   – Да не рассказывай, если не хочешь! – не выдержала я. – Мне это совсем ни к чему!
   Но у Дрюни явно чесался язык, потому что пересказывал он мне все довольно подробно. Потом Дрюня умолк, задумавшись о своем, после чего, видимо, что-то вспомнив, досадливо сплюнул. Взгляд его стал совсем расстроенным.
   Чтобы утешить его, я достала припрятанную бутылочку мартини, и Дрюня переключился на другую тему: как он влюблен в свидетельницу Хельгу.
   Об этом было не намного приятнее слушать, но все же лучше, чем о толстой сестре матери невесты, к тому же, я почти и не слушала, поглощенная мартини.
   – Леля, ты должна мне помочь! – заключил Дрюня. – Как друг и как психолог.
   – Господи, да чем помочь-то? – развела я руками.
   – Завоевать ее сердце!
   – Дрюня, Дрюня, – подивилась я. – Ты же всегда сам был мастером завоевывать сердца. Что же это с тобой? Стареешь, что ли?
   Дрюня от моих слов подскочил на стуле, как ужаленный, и с негодованием принялся размахивать руками и бить себя в грудь:
   – Кто стареет? Я старею? Да ты посмотри на меня, какой я огурчик! Я тебе доказать могу! Хочешь, прямо сейчас докажу?
   – Не надо, – испугалась я, потому что у Дрюни был очень уж решительный вид.
   Дрюня внезапно остановился и резко сел на место. Он налил себе мартини, выпил залпом, как водку (у меня сердце сжалось при виде такого святотатства!), и грустно сказал:
   – Значит, ты мне не друг…
   – Дрюня, Дрюня, ну ты еще начни эти пошлые пьяные базары типа «ты меня не уважаешь», – поморщилась я.
   Дрюня умоляюще поднял на меня глаза. Я вздохнула.
   Дрюня еще долго сидел у меня, ноя, канюча и поглощая мартини. В конце концов я сдалась и обещала помочь.