Страница:
Когда Бомен добрался до двери боковой комнаты и тихонько приоткрыл ее, взоры всех зрителей были обращены к танцующим. Юная девушка сидела в дальнем углу комнаты спиной к Бомену. На ней была одежда Кестрель, она смотрела в окно На маленький садик внизу. Голова была опущена, лицо спрятано в ладонях — девушка плакала. Бомен мгновенно понял, что это не его сестра.
Он уже собирался развернуться и уйти, когда она повернула к нему залитое слезами лицо и радостно вскрикнула:
— Бомен!
Он был слитком потрясен, чтобы сдвинуться с места. Плачущая девушка промокнула глаза и принялась рассматривать его со странным, напряженным выражением на лице.
— Ты Бомен, не так ли? Кесс рассказывала о тебе.
— Кто ты?
Почему она смотрит на него так, будто они давно знакомы? Он видит ее первый раз в жизни.
Сирей поняла, что Бомен не догадывается о том, кем она приходится Кестрель. Он не подозревает, что перед ним Йодилла Сихараси из Гэнга. Кроме того, не ней было платье служанки.
— Меня зовут Сирей, — произнесла она. — Я — одна из служанок Йодиллы. Как и Кестрель.
— А где Кесс?
— Она уже ушла. Йодилле хочется, чтобы она всегда находилась рядом с ней. Они друзья, понимаешь?
Разговор казался Сирей восхитительным, однако Бомен собрался уходить.
— Я должен найти ее.
— Постой! — вскрикнула принцесса. — Она не хочет, чтобы кто-нибудь знал о тебе. Ты — ее тайна.
— Но тебе она рассказала.
— Лишь потому, что мы очень близкие подруги. Заходи, присядь. Подожди, пока закончится танец.
Бомен с неохотой остался. Зачем он сидит здесь? Он все еще пребывал в изумлении — как могла Кестрель уйти, не увидев его?
— Я все про тебя знаю, — сказала Сирей, пристально глядя на него. — Кесс собиралась познакомить нас, и вот мы встретились.
Она лучезарно улыбнулась.
— Как ты думаешь, я красивая?
Бомен покраснел.
— Не знаю, — отвечал он, не сознавая, что говорит. — Я никогда не видел тебя прежде.
— Какая разница? Достаточно одного лишь взгляда.
— Нет, разница есть.
— Правда? — Сирей выглядела смущенной. — А сколько нужно времени? Можешь смотреть на меня, когда захочешь. Я не позволю им выколоть тебе глаза.
— Кому?
— А, всем. — Йодилла исправила свою оплошность так же легко, как и совершила. — Можешь смотреть. Я начинаю тебе нравиться?
— Ты такая странная.
— Странная, но красивая. Ну, давай же, признайся.
— Хорошо. Ты красивая.
— Ура! — Сирей радостно захлопала в ладоши. — Значит, ты любишь меня.
— Нет, не значит.
— Конечно значит. Это всем известно. Мужчины всегда любят красивых женщин. Ты глупышка!
Бомен посмотрел на нее, затем попытался проникнуть в мозг девушки. Он обнаружил там запутанные детские страхи и простое желание быть любимой.
— Почему ты плачешь? — спросил он, смягчившись.
— Я не хочу… — Сирей едва не сказала «выходить замуж», однако вовремя спохватилась. — Я не хочу остаться одна.
— Могу я кое-что посоветовать тебе?
— Да, будь добр.
— Беги отсюда. Скоро здесь будет очень неспокойно.
— Да, я понимаю.
— Скажи своей хозяйке, что Ортиз не хочет жениться. Ей следует возвращаться домой.
— Не хочет жениться? — Принцесса глядела на юношу изумленно. — Ты уверен?
— Он влюблен в другую.
— Ты хочешь сказать, что я не должна… В кого? В кого он влюблен?
— В Кестрель. В мою сестру.
Сирей все смотрела и смотрела на Бомена. Неужели возможно, чтобы мужчина, который мог бы жениться на ней, предпочел такую девушку, как Кестрель? Сирей не чувствовала ревности, только изумление.
— Ах да! Вуаль! Он ведь не видел… ее. Или меня. Я считаю, что если бы он увидел меня, то непременно влюбился бы. Разве ты так не думаешь?
— Пусть так. — Бомен улыбнулся. Сирей была прелестна и одновременно так несуразна! — Я ухожу.
— Хорошо. Иди, если должен. Но в конце концов ты поймешь, что любишь меня. Пройдет время, и ты увидишь.
— Если это произойдет, я скажу тебе.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Бомен выскользнул из комнаты и незамеченным вернулся на арену — никто не обратил на юношу внимания, потому что все глаза, все сердца были захвачены танцем. Взлетающая, пульсирующая мелодия уносила Ортиза и Кестрель, словно птиц порыв ветра, — кругом и назад, и вот они снова падают в объятия друг друга и снова отклоняются, словно душа, непостоянная в любви. Бомен взглянул на танцоров и в то же мгновение понял, что перед ним на песке танцует сестра. Лазарим повторял каждое па танцующих, легко двигая своим миниатюрным телом, и, сам того не замечая, издавал в экстазе низкий воркующий звук. Йоханну так поглотил танец, что он забыл о неудобстве, доставляемом короной, и выгнул шею, чтобы видеть каждое движение танцоров. Мадам Сайз застыла, тело ее напряглось, рот открылся в предвкушении следующего такта. Что до Кестрель и Ортиза, то они были одержимы танцем. Ортиз больше не думал ни о последовательности движений, ни о том, вести ли партнершу или позволить руководить ей самой. В танце они были равны. Они парили над землей, все движения были подсказаны музыкой и стремлением тел — прочь, прочь, поворот, назад, вот они почти коснулись друг друга, и снова прочь! Опять назад! Партнеры закружились, взявшись за руки, — ах, так легко, едва соприкасаясь, затем снова разошлись, прыжок, приземление на одну ногу, поворот! Вновь сошлись! И заключили друг друга в объятия!
Кестрель танцевала, словно последний раз в жизни, — ничто в мире не существовало для нее, кроме этого мужчины, этой музыки и этой маленькой кружащейся сцены. Ортиз был ее врагом, человеком, которого она должна уничтожить, — и он же был ее партнером, ее возлюбленным, ею самой. Пока длился танец, они были единым телом.
Кесс чувствовала сильные руки, удерживающие ее за талию, когда отклонялась назад, и была уверена, что эти руки не позволят ей упасть. Склоняясь к Ортизу, она ощущала биение его сердца, его грудь прижималась к ее груди. Кестрель широко раскинула руки, и Ортиз поднял партнершу, а когда она приземлилась на землю, почти не ощущая собственного веса, снова раздался барабанный бой, словно испуганная стая птиц с треском выпорхнула из зарослей, — тра-та-та-та-та-та-та! — и в едином биении сердца танцоры полетели. Один разум, одна песнь, два тела в движении — строгая осанка и полное самозабвение, сердца партнеров плавились в тантарацце, которая представляла собой одно долгое, бесконечное объятие. Кестрель чувствовала, что в танце нет ни правил, ни запретов, ее тело может делать что угодно, и что бы она ни сделала, все будет прекрасно, необходимо и правильно. Она танцевала, будто падала с немыслимой высоты, — для того чтобы падать, не требовалось прилагать никаких усилий, только не сопротивляться. Улыбающаяся, сияющая, прекрасная, она летела к финалу.
Свирели и скрипки замедлили темп, давая понять охваченным восторгом танцорам, что финал близок. Не сознавая этого, партнеры приблизились к кульминации танца — разошлись, подняли руки, касаясь друг друга кончиками пальцев, вновь разошлись, все быстрее и быстрее. Они придвигались ближе и ближе — каждый раз не более чем на дюйм, и все выше и выше поднимали руки. Расходясь, они вращались дальше. И когда в музыке наступила кульминация, партнеры сначала отпрянули, затем вновь сошлись, почти обнялись, ближе, ближе, руки все выше, выше, и на долгой высокой свирельной ноте медленно повернулись — руки подняты над головой, глаза глядят в глаза, тела почти соприкасаются. Они помедлили — зрители боялись дышать, — пока наконец музыка не освободила их и партнеры не упали в объятия друг друга.
Наступила тишина. Доминатор опустил скрипку. Глубокий вздох пронесся над ареной. Затем раздались аплодисменты. Не безумные выкрики после манахи, а аплодисменты, в которых ощущалось глубокое удовлетворение от того, что все завершилось так, как и должно было завершиться. Только Зохон стоял застыв, словно статуя.
— Вот это, — пробормотал плачущий Лазарим, — и есть тантарацца!
Ортиз крепко прижал принцессу к своей груди и почувствовал, как она дрожит, пытаясь восстановить дыхание. С каждым вздохом вуаль трепетала. Он склонил голову к ее плечу и прошептал:
— Позвольте мне танцевать с вами всю жизнь.
Это был не более чем обычный комплимент жениха невесте после тантараццы, но Ортиз верил в то, что говорил. Он посмотрел на партнершу сквозь вуаль. Она не дала традиционного ответа, однако от дыхания легкий шелк на мгновение приподнялся, открывая рот и подбородок. Этого Ортизу вполне хватило. Он изучал это лицо все утро. Невероятно, но его партнершей по танцу оказалась не принцесса, назначенная ему в жены, а неизвестная леди, в которую он влюблен. Переполненный радостью от своего открытия, не задумываясь о последствиях — то, что она оказалась в его объятиях, замаскированная под невесту, придало Ортизу смелости, — полководец потянулся к ней, чтобы поцеловать.
Глаза Зохона сверкнули, он начал поднимать руку, чтобы подать сигнал к нападению. Однако командир не успел завершить это движение — Кестрель отвернулась, выскользнула из объятий Ортиза и выбежала с арены.
Поднялся удивленный гул голосов. Ортиз поклонился Йоханне, затем — Доминатору и вернулся на место. Оттуда он поманил к себе Бомена.
— Это была она! — прошептал Ортиз. — Ты видел, как мы танцевали?
— Видел, — отвечал Бомен.
— Она — истинная принцесса! Только принцесса может так танцевать!
Кестрель в смятении вернулась в боковую комнату.
— Кесс! — вскричала Сирей, подскочив на месте. — Я видела его! Я с ним говорила!
Кестрель не слушала ее. Пальцы сильно тряслись, когда она начала очень быстро стягивать с себя платье невесты. Кестрель сжигал стыд. Как могла она танцевать со своим врагом? Как она позволила себе танцевать с ним?
— Бомен! Твой брат!
— Что?
— Он был здесь. Мы разговаривали. Ах, Кесс, он такой славный! Такой серьезный и добрый. Он решил, что я — одна из моих служанок. Сказал, что я красивая. Он обязательно полюбит меня.
Кестрель отбросила мысли о танце, внезапно вспомнив, что критический момент близок. Она стянула платье и помогла Йодилле надеть его.
— Но, Сирей, ты же собираешься замуж.
— Нет, не собираюсь. Я никогда не выйду замуж за этого… Никогда и ни за что.
— Но что скажет твой отец?
— Мне все равно.
Сирей поджала хорошенькие губки и скорчила упрямую мину. Кестрель закончила одеваться, затем взяла руки принцессы в свои и серьезно сказала:
— Выслушай меня, Сирей. Я — твой друг. Ты должна понимать, что делаешь.
— Ах, дорогая, я все понимаю. Если я выйду замуж, то сама, а не так.
— Скоро здесь будет очень неспокойно.
— Конечно неспокойно. Кое-кто ужасно разгневается.
— Неспокойно и опасно.
— Да, я знаю. — Глаза Сирей беспокойно заблестели. — Что я должна делать?
— Не отходи от своих родителей. Гвардейцы защитят вас.
— И тебя, Кесс. Ты — моя подруга.
— Нет, я должна уйти вместе с братом.
— Я тоже хочу уйти с ним.
— Невозможно, Сирей! Ты же, как и я, прекрасно понимаешь это.
— Нет, не понимаю! С чего ты взяла, что я понимаю? Ты — не я.
— Я знаю только, что ты — принцесса, которая привыкла к тому, что кругом слуги. Тебе не понравится место, куда мы идем. Тебе будет очень тяжело.
— Нет, не будет! Почему ты такая противная?
— Тебе придется идти пешком целый день, ветер и дождь будут хлестать твое лицо, а спать придется на голой земле. Ты уже не сможешь быть такой красивой.
— Ах! — Последнее замечание заставило Сирей призадуматься. Она нахмурилась, пытаясь разобраться в своих чувствах.
— Не хочу быть некрасивой. Но и терять тебя и Бомена я тоже не хочу.
— Кто знает, что с нами будет?
Кестрель коротко обняла Сирей и поцеловала подругу в щеку.
— На случай, если мы больше не увидимся. Мне понравилось быть твоей подругой.
Кесс опустила вуаль на нежное и встревоженное лицо Йодиллы, позволив газовому облаку верхней накидки плавно упасть вниз, а затем открыла дверь.
Глава 20
Он уже собирался развернуться и уйти, когда она повернула к нему залитое слезами лицо и радостно вскрикнула:
— Бомен!
Он был слитком потрясен, чтобы сдвинуться с места. Плачущая девушка промокнула глаза и принялась рассматривать его со странным, напряженным выражением на лице.
— Ты Бомен, не так ли? Кесс рассказывала о тебе.
— Кто ты?
Почему она смотрит на него так, будто они давно знакомы? Он видит ее первый раз в жизни.
Сирей поняла, что Бомен не догадывается о том, кем она приходится Кестрель. Он не подозревает, что перед ним Йодилла Сихараси из Гэнга. Кроме того, не ней было платье служанки.
— Меня зовут Сирей, — произнесла она. — Я — одна из служанок Йодиллы. Как и Кестрель.
— А где Кесс?
— Она уже ушла. Йодилле хочется, чтобы она всегда находилась рядом с ней. Они друзья, понимаешь?
Разговор казался Сирей восхитительным, однако Бомен собрался уходить.
— Я должен найти ее.
— Постой! — вскрикнула принцесса. — Она не хочет, чтобы кто-нибудь знал о тебе. Ты — ее тайна.
— Но тебе она рассказала.
— Лишь потому, что мы очень близкие подруги. Заходи, присядь. Подожди, пока закончится танец.
Бомен с неохотой остался. Зачем он сидит здесь? Он все еще пребывал в изумлении — как могла Кестрель уйти, не увидев его?
— Я все про тебя знаю, — сказала Сирей, пристально глядя на него. — Кесс собиралась познакомить нас, и вот мы встретились.
Она лучезарно улыбнулась.
— Как ты думаешь, я красивая?
Бомен покраснел.
— Не знаю, — отвечал он, не сознавая, что говорит. — Я никогда не видел тебя прежде.
— Какая разница? Достаточно одного лишь взгляда.
— Нет, разница есть.
— Правда? — Сирей выглядела смущенной. — А сколько нужно времени? Можешь смотреть на меня, когда захочешь. Я не позволю им выколоть тебе глаза.
— Кому?
— А, всем. — Йодилла исправила свою оплошность так же легко, как и совершила. — Можешь смотреть. Я начинаю тебе нравиться?
— Ты такая странная.
— Странная, но красивая. Ну, давай же, признайся.
— Хорошо. Ты красивая.
— Ура! — Сирей радостно захлопала в ладоши. — Значит, ты любишь меня.
— Нет, не значит.
— Конечно значит. Это всем известно. Мужчины всегда любят красивых женщин. Ты глупышка!
Бомен посмотрел на нее, затем попытался проникнуть в мозг девушки. Он обнаружил там запутанные детские страхи и простое желание быть любимой.
— Почему ты плачешь? — спросил он, смягчившись.
— Я не хочу… — Сирей едва не сказала «выходить замуж», однако вовремя спохватилась. — Я не хочу остаться одна.
— Могу я кое-что посоветовать тебе?
— Да, будь добр.
— Беги отсюда. Скоро здесь будет очень неспокойно.
— Да, я понимаю.
— Скажи своей хозяйке, что Ортиз не хочет жениться. Ей следует возвращаться домой.
— Не хочет жениться? — Принцесса глядела на юношу изумленно. — Ты уверен?
— Он влюблен в другую.
— Ты хочешь сказать, что я не должна… В кого? В кого он влюблен?
— В Кестрель. В мою сестру.
Сирей все смотрела и смотрела на Бомена. Неужели возможно, чтобы мужчина, который мог бы жениться на ней, предпочел такую девушку, как Кестрель? Сирей не чувствовала ревности, только изумление.
— Ах да! Вуаль! Он ведь не видел… ее. Или меня. Я считаю, что если бы он увидел меня, то непременно влюбился бы. Разве ты так не думаешь?
— Пусть так. — Бомен улыбнулся. Сирей была прелестна и одновременно так несуразна! — Я ухожу.
— Хорошо. Иди, если должен. Но в конце концов ты поймешь, что любишь меня. Пройдет время, и ты увидишь.
— Если это произойдет, я скажу тебе.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Бомен выскользнул из комнаты и незамеченным вернулся на арену — никто не обратил на юношу внимания, потому что все глаза, все сердца были захвачены танцем. Взлетающая, пульсирующая мелодия уносила Ортиза и Кестрель, словно птиц порыв ветра, — кругом и назад, и вот они снова падают в объятия друг друга и снова отклоняются, словно душа, непостоянная в любви. Бомен взглянул на танцоров и в то же мгновение понял, что перед ним на песке танцует сестра. Лазарим повторял каждое па танцующих, легко двигая своим миниатюрным телом, и, сам того не замечая, издавал в экстазе низкий воркующий звук. Йоханну так поглотил танец, что он забыл о неудобстве, доставляемом короной, и выгнул шею, чтобы видеть каждое движение танцоров. Мадам Сайз застыла, тело ее напряглось, рот открылся в предвкушении следующего такта. Что до Кестрель и Ортиза, то они были одержимы танцем. Ортиз больше не думал ни о последовательности движений, ни о том, вести ли партнершу или позволить руководить ей самой. В танце они были равны. Они парили над землей, все движения были подсказаны музыкой и стремлением тел — прочь, прочь, поворот, назад, вот они почти коснулись друг друга, и снова прочь! Опять назад! Партнеры закружились, взявшись за руки, — ах, так легко, едва соприкасаясь, затем снова разошлись, прыжок, приземление на одну ногу, поворот! Вновь сошлись! И заключили друг друга в объятия!
Кестрель танцевала, словно последний раз в жизни, — ничто в мире не существовало для нее, кроме этого мужчины, этой музыки и этой маленькой кружащейся сцены. Ортиз был ее врагом, человеком, которого она должна уничтожить, — и он же был ее партнером, ее возлюбленным, ею самой. Пока длился танец, они были единым телом.
Кесс чувствовала сильные руки, удерживающие ее за талию, когда отклонялась назад, и была уверена, что эти руки не позволят ей упасть. Склоняясь к Ортизу, она ощущала биение его сердца, его грудь прижималась к ее груди. Кестрель широко раскинула руки, и Ортиз поднял партнершу, а когда она приземлилась на землю, почти не ощущая собственного веса, снова раздался барабанный бой, словно испуганная стая птиц с треском выпорхнула из зарослей, — тра-та-та-та-та-та-та! — и в едином биении сердца танцоры полетели. Один разум, одна песнь, два тела в движении — строгая осанка и полное самозабвение, сердца партнеров плавились в тантарацце, которая представляла собой одно долгое, бесконечное объятие. Кестрель чувствовала, что в танце нет ни правил, ни запретов, ее тело может делать что угодно, и что бы она ни сделала, все будет прекрасно, необходимо и правильно. Она танцевала, будто падала с немыслимой высоты, — для того чтобы падать, не требовалось прилагать никаких усилий, только не сопротивляться. Улыбающаяся, сияющая, прекрасная, она летела к финалу.
Свирели и скрипки замедлили темп, давая понять охваченным восторгом танцорам, что финал близок. Не сознавая этого, партнеры приблизились к кульминации танца — разошлись, подняли руки, касаясь друг друга кончиками пальцев, вновь разошлись, все быстрее и быстрее. Они придвигались ближе и ближе — каждый раз не более чем на дюйм, и все выше и выше поднимали руки. Расходясь, они вращались дальше. И когда в музыке наступила кульминация, партнеры сначала отпрянули, затем вновь сошлись, почти обнялись, ближе, ближе, руки все выше, выше, и на долгой высокой свирельной ноте медленно повернулись — руки подняты над головой, глаза глядят в глаза, тела почти соприкасаются. Они помедлили — зрители боялись дышать, — пока наконец музыка не освободила их и партнеры не упали в объятия друг друга.
Наступила тишина. Доминатор опустил скрипку. Глубокий вздох пронесся над ареной. Затем раздались аплодисменты. Не безумные выкрики после манахи, а аплодисменты, в которых ощущалось глубокое удовлетворение от того, что все завершилось так, как и должно было завершиться. Только Зохон стоял застыв, словно статуя.
— Вот это, — пробормотал плачущий Лазарим, — и есть тантарацца!
Ортиз крепко прижал принцессу к своей груди и почувствовал, как она дрожит, пытаясь восстановить дыхание. С каждым вздохом вуаль трепетала. Он склонил голову к ее плечу и прошептал:
— Позвольте мне танцевать с вами всю жизнь.
Это был не более чем обычный комплимент жениха невесте после тантараццы, но Ортиз верил в то, что говорил. Он посмотрел на партнершу сквозь вуаль. Она не дала традиционного ответа, однако от дыхания легкий шелк на мгновение приподнялся, открывая рот и подбородок. Этого Ортизу вполне хватило. Он изучал это лицо все утро. Невероятно, но его партнершей по танцу оказалась не принцесса, назначенная ему в жены, а неизвестная леди, в которую он влюблен. Переполненный радостью от своего открытия, не задумываясь о последствиях — то, что она оказалась в его объятиях, замаскированная под невесту, придало Ортизу смелости, — полководец потянулся к ней, чтобы поцеловать.
Глаза Зохона сверкнули, он начал поднимать руку, чтобы подать сигнал к нападению. Однако командир не успел завершить это движение — Кестрель отвернулась, выскользнула из объятий Ортиза и выбежала с арены.
Поднялся удивленный гул голосов. Ортиз поклонился Йоханне, затем — Доминатору и вернулся на место. Оттуда он поманил к себе Бомена.
— Это была она! — прошептал Ортиз. — Ты видел, как мы танцевали?
— Видел, — отвечал Бомен.
— Она — истинная принцесса! Только принцесса может так танцевать!
Кестрель в смятении вернулась в боковую комнату.
— Кесс! — вскричала Сирей, подскочив на месте. — Я видела его! Я с ним говорила!
Кестрель не слушала ее. Пальцы сильно тряслись, когда она начала очень быстро стягивать с себя платье невесты. Кестрель сжигал стыд. Как могла она танцевать со своим врагом? Как она позволила себе танцевать с ним?
— Бомен! Твой брат!
— Что?
— Он был здесь. Мы разговаривали. Ах, Кесс, он такой славный! Такой серьезный и добрый. Он решил, что я — одна из моих служанок. Сказал, что я красивая. Он обязательно полюбит меня.
Кестрель отбросила мысли о танце, внезапно вспомнив, что критический момент близок. Она стянула платье и помогла Йодилле надеть его.
— Но, Сирей, ты же собираешься замуж.
— Нет, не собираюсь. Я никогда не выйду замуж за этого… Никогда и ни за что.
— Но что скажет твой отец?
— Мне все равно.
Сирей поджала хорошенькие губки и скорчила упрямую мину. Кестрель закончила одеваться, затем взяла руки принцессы в свои и серьезно сказала:
— Выслушай меня, Сирей. Я — твой друг. Ты должна понимать, что делаешь.
— Ах, дорогая, я все понимаю. Если я выйду замуж, то сама, а не так.
— Скоро здесь будет очень неспокойно.
— Конечно неспокойно. Кое-кто ужасно разгневается.
— Неспокойно и опасно.
— Да, я знаю. — Глаза Сирей беспокойно заблестели. — Что я должна делать?
— Не отходи от своих родителей. Гвардейцы защитят вас.
— И тебя, Кесс. Ты — моя подруга.
— Нет, я должна уйти вместе с братом.
— Я тоже хочу уйти с ним.
— Невозможно, Сирей! Ты же, как и я, прекрасно понимаешь это.
— Нет, не понимаю! С чего ты взяла, что я понимаю? Ты — не я.
— Я знаю только, что ты — принцесса, которая привыкла к тому, что кругом слуги. Тебе не понравится место, куда мы идем. Тебе будет очень тяжело.
— Нет, не будет! Почему ты такая противная?
— Тебе придется идти пешком целый день, ветер и дождь будут хлестать твое лицо, а спать придется на голой земле. Ты уже не сможешь быть такой красивой.
— Ах! — Последнее замечание заставило Сирей призадуматься. Она нахмурилась, пытаясь разобраться в своих чувствах.
— Не хочу быть некрасивой. Но и терять тебя и Бомена я тоже не хочу.
— Кто знает, что с нами будет?
Кестрель коротко обняла Сирей и поцеловала подругу в щеку.
— На случай, если мы больше не увидимся. Мне понравилось быть твоей подругой.
Кесс опустила вуаль на нежное и встревоженное лицо Йодиллы, позволив газовому облаку верхней накидки плавно упасть вниз, а затем открыла дверь.
Глава 20
Свадьба расстраивается
Доминатор сверху вниз смотрел на свое творение и ощущал удовлетворение. Громадный зал был его произведением, как и город-дворец, частью которого зал являлся, озеро из которого вырастал город, да и вся эта страна. Он отдал жизнь творению почти совершенного мира, не упустив ни единой детали. Год за годом Доминатор извлекал на поверхность то лучшее, что глубоко пряталось в людях, заставлял их совместно трудиться, избегая конфликтов. Год за годом он искоренял ростки соперничества и разлада, прививая дисциплину ленивым и давая цель тем, кто утратил себя. Лишь его волей ковалось это произведение искусства, и в качестве материала правитель использовал бестолковую и запутанную человеческую природу. И теперь эта свадьба, делавшая Доминатора фактическим правителем всех цивилизованных стран, соединяла нити его творения в единое великое целое. Люди были его инструментом. Из них он извлекал нежнейшую мелодию, самую волнующую музыку из всех, что он когда-либо сочинил. Он играл целым миром.
Кульминацией столь долго готовившегося произведения должен был стать обмен клятвами. Все музыкальные темы, с того мгновения, когда невеста вступила в Высший Удел, сойдутся в одном мощном аккорде, исполняемом музыкантами и певцами Домината. Объединившись в едином звуке, все возликуют как один.
Пока правитель ждал возвращения невесты, он принялся разглядывать до отказа забитый людьми зал внизу. Сначала огромное количество солдат гвардии Йохьян, стоявших там, где должны были стоять его люди, заставило правителя почувствовать раздражение. Затем он подумал, что теперь эти воины фактически тоже его подданные. Пусть смотрят, пусть слушают и восхищаются. Их правитель и его толстуха-жена держались так, словно вся эта церемония вызвала у них благоговение. Впрочем, так и должно быть. Юный Мариус танцевал столь превосходно, что Доминатор улыбнулся ему. А позади Мариуса…
Юноша смотрел на Доминатора снизу вверх. Их взгляды встретились. Юноша тут же опустил глаза. Правитель нахмурился. Это был правдивый собеседник Ортиза. Что-то с ним неладно. Доминатор ощутил раздражение. Сейчас не время для мелочей. И все же — что не так с этим мальчишкой? Ах да, вот что. Юноша его не боялся.
Любопытно. Впрочем, еще будет время, чтобы разобраться с этим. Последняя часть великой симфонии должна начаться, когда вернется невеста.
Со все возрастающим нетерпением Зохон ждал появления Йодиллы. Его люди находились на своих местах, все готово для того, чтобы привести в исполнение его план. С тех пор как Зохон, спрятавшийся среди деревьев, увидел знак, который показала ему Йодилла, он больше не сомневался в ее любви. Теперь, зная, что принцесса любит его, он ни за что не позволит Йодилле выйти замуж за наследника Доминатора. А сейчас прямо здесь, в этом зале, он увидел, что Сирей повторила свое обязательство и знаками просила его подождать. Всему этому могло быть только одно объяснение. Йодилла хочет, чтобы все вокруг узнали о ее выборе. Она сама призовет Зохона, и вместе со своей непобедимой армией он с готовностью ответит на призыв. Тогда ни у кого не будет сомнений в том, за что сражается Зохон. Он выступит на защиту Йодиллы. Даже Йоханна поймет это. Результатом битвы станет поражение Домината. Йодилла сможет стать женой того, кого любит. Йоханна передаст корону своему зятю. Государство Гэнг снова станет самым могущественным в мире. И он, Зохон, наконец-то взглянет в лицо обожаемой Сирей.
Когда же она позовет его? И как покажет, что отказывается от своего жениха? От нее требуется всего лишь одно слово, чтобы стать женой этого человека. Зохон, который считал Йодиллу созданием нежным и робким, полагал, что, скорее всего, она просто промолчит. И когда она ничего не ответит, он, Зохон, помедлит — всего лишь мгновение, — чтобы люди услышали тишину, а затем нанесет удар.
Мампо лежал на скамье в комнате, где одевались манахи. Ларс Янус Хакел собственноручно разминал его напряженные мышцы.
— Мальчик, мальчик! — вздыхая, приговаривал Хакел. Ты возродил меня! У тебя есть дар, подобный тому, что когда-то был у меня.
Мампо не отвечал. Перевязанные раны ныли, но он не обращал на боль внимания. Он чувствовал одновременно подъем и ужас — казалось, эти два чувства перемешались в нем. Кестрель вернулась. А он убил человека. Откуда здесь Кесс?
Нужна ли ей его помощь? Зачем он убил своего соперника? За что? Этот огромный человек не был его врагом.
В то мгновение в мире манахи, живущем по своим законам, это казалось необходимым, даже неизбежным. Но сейчас, когда Мампо лежал на скамье и чувствовал, как кровь струится по венам, тот, другой, тоже лежал на скамье неподалеку и ему уже не суждено было подняться. Кестрель вернулась, а он ушел. Почему?
— Как же ты узнал? — изумлялся Хакел. — Убить такого громадного человека можно только одним движением, и ты выбрал именно его. Я никогда не учил тебя этому.
— Я не хотел убивать его.
— Однако убил. Сегодня он сражался в последний раз.
— Я сожалею.
— Он ступил на арену, готовый к тому! чтобы умереть, так же как и ты. Эту манаху ты выиграл.
Мампо с трудом сел.
— Я должен вернуться.
— Хочешь посмотреть на свадьбу? Иди же.
Несколько рабов обмывали мертвое тело, готовя его к погребальному обряду. Женщина, вероятно жена чемпиона, стояла на коленях и гладила мертвое лицо.
— Я никогда больше не буду сражаться, — произнес Мампо.
— Все манахи говорят так после первого убитого соперника, — спокойно отвечал наставник. — И все возвращаются. Достаточно одного раза — и ты не сможешь больше жить без этого.
Мампо потянулся за своей тренировочной одеждой и натянул ее на себя, морщась от боли.
— Я должен вернуться, — снова сказал он.
Что-то происходит, он чувствовал это. Он может понадобиться Кестрель.
Наконец Йодилла в сопровождении своей служанки вернулась на арену и была отведена на место, предназначенное для невесты, с одной стороны посыпанного песком пространства.
Мариус Симеон Ортиз стоял с другой стороны арены и ждал, когда вступит музыка. Он заметил, что Йодилла дрожит. «Ну и пусть, — подумал Ортиз. — Меня это не касается». Он не сводил глаз с Кестрель.
Теперь, когда до обмена клятвами оставалось совсем немного времени, Йоди принялась плакать. Она громко засопела под вуалью, и Ланки, услышав этот звук, тоже заплакала.
— Ах, моя детка, — тихонько скулила она. — Ах, моя бедная детка!..
Мампо тихонько пробрался в зал и встал недалеко от входа, откуда он мог видеть Кестрель. Кесс, напрягшись в ожидании критического момента, смотрела на Сирей. Сирей глядела через арену на Бомена. Бомен же взирал вверх, на Доминатора.
Доминатор поднял скрипку, положил ее на плечо и легко провел смычком по струнам. Первая нежная низкая нота прозвучала над ареной. Остальные музыканты ответили ей, и мелодия полилась. На восьмом такте слаженно вступил хор. С этого мгновения каждое движение церемонии определялось музыкой.
Ортиз сделал шаг вперед и остановился. Повинуясь легкому тычку Мирона Граффа, Йодилла, в свою очередь, тоже шагнула вперед. Скрипка правителя вывела следующую музыкальную фразу, прочие инструменты подхватили ее. За стенами парадного зала все хоры и ансамбли, управляемые помощниками дирижера, одновременно играли ту же мелодию.
Ортиз, двигаясь так, как учили его на репетиции, чувствовал себя, словно только что пробудился от сна. Медленные шаги — всего пять — приближали его к Йодилле, но глаза жениха не отрывались от Кестрель. Ортиз услышал скрипку Доминатора и сделал следующий шаг, но, даже пребывая в состоянии транса, он понимал: перед ним лежит непреодолимый выбор. Возлюбленный господин желает, чтобы он женился на принцессе. Как может он не подчиниться? Но когда Ортиз смотрел на юную девушку с темными глазами — ту, что танцевала с ним тантараццу, ту, что стала для него дороже жизни, — он недоумевал, как можно полюбить кого-нибудь, кроме нее?
Ортиз сделал третий шаг.
Йодилла ощутила, как Графф легко потянул ее за руку, и шагнула в третий раз, став еще ближе к своему будущему мужу. После третьего шага, как учила ее мать, принцесса подняла глаза. Она увидела облаченного в белое жениха, а за ним, бледный и серьезный, стоял Бомен. «Он сказал, что скоро здесь будет очень неспокойно, — вспомнила Сирей. — Он считает, что я слабая и глупая и нуждаюсь в защите. Но именно я стану причиной беспокойства. Он увидит, он узнает. Я вовсе не такая бестолковая, как все они думают».
Снова раздалось скрипичное соло, и хранитель покоев Доминатора потянул Йодиллу за накидку. Сирей сделала четвертый шаг.
Очарованный Зохон смотрел, как жених и невеста медленно скользят по кровавому песку, приближаясь друг к другу. С каждым шагом музыка становилась все громче, все настойчивее, подводя помолвленных к тому мгновению, когда им предстоит принести свои клятвы. Уже слышны стали музыканты, игравшие снаружи, так что находившихся на арене окутывал двойной кокон звуков. Зохон проверил готовность командиров, убедившись, что все внимательно ждут его сигнала. Он не станет медлить.
На верхней галерее, опьяненный собственной музыкой, правитель выводил пятый пассаж и сверху глядел на Ортиза, делавшего пятый и последний шаг. Когда музыканты в холле и за его пределами подхватили мелодию, правитель ощутил внезапное беспокойство. Резко обернувшись, он сосредоточил всю свою силу на поиске источника опасности. Это был Ортиз. Мальчишка собирался ослушаться! Не прекращая играть, Доминатор подошел к перилам и пристально посмотрел вниз на жениха.
Ортиз почувствовал, что правитель парализовал его разум. Он взглянул вверх и тут же был унесен потоком воли Доминатора. Ортиз ощутил смертельный холод. В то же мгновение кожу закололо — она загорелась, словно в огне. Затем холод и жар оставили его, и Ортиза заполнило спокойствие — более чем спокойствие, — прозрачная и неуязвимая безмятежность, покой недоступных горных вершин и недостижимых звезд. Все снова стало просто. Он должен любить Доминатора и подчиняться только ему.
Бомен, стоявший рядом с Ортизом, ощутил толчок силы и тут же понял, что сделал правитель. В то же мгновение юноша осознал, что Доминат существует только благодаря этой могучей силе. Для того чтобы уничтожить государство, сначала следовало сломить волю правителя.
Мелодия тем временем приближалась к кульминации. Йодилла сделала пятый шаг. Теперь Ортиз стоял рядом с невестой, так близко, что мог коснуться ее. Все мысли и желания покинули его. Где-то далеко-далеко, словно воспоминания о далеком месте и времени, осталось чувство потери, но лицо и имя возлюбленной исчезли из памяти. Господин играл, направляя его шаги. Ортиз должен только любить своего господина и подчиняться ему.
Внезапно, на полуфразе, на полувздохе аккорда, музыка оборвалась. Такова была задумка Доминатора — несколько необходимых слов должны быть сказаны в мгновения, заключенные внутри музыки, в мгновения, наполненные напряжением, ждущим разрешения в грандиозной кульминации.
Ортиз знал свою роль. Сейчас он должен заговорить.
— Сделав эти пять шагов, я стою здесь перед тобой как муж твой. Готова ли ты стать моей женой?
Йодилла молчала. Молчание, особенно слышимое после музыки, тянулось долгие, мучительные секунды. Зохон приготовился.
— Говорите же, сиятельная, — пробормотал Графф.
Под двумя вуалями никто не мог видеть лица Йодиллы, но глаза принцессы наполнились слезами, которые заструились по прекрасным щекам.
Ортиз понял, что его невеста не собирается отвечать. Кестрель бросила взгляд на Бомена через арену.
Скоро начнется…
Тишина стала невыносимой. Доминатор, чувствуя закипающую ярость, вдруг осознал, что дело вовсе не в нервах или застенчивости невесты — то был акт неповиновения. Он мгновенно сфокусировал силу на принцессе, намереваясь сокрушить ее дух, подчинить своей воле и завершить шедевр одним величественным аккордом.
— Нет!
Йодилла выкрикнула только одно слово. Кругом воцарилось потрясенное молчание.
— Быстрее! — закричала Кестрель. — Беги, Сирей, беги!
Йодилла повернулась и выбежала с арены. Смятение заполнило холл.
Рука Зохона поднялась в воздух. Все его люди вынули мечи.
— Именем королевства Гэнг! — прокричал командир гвардейцев. — Сдавайтесь, или умрете!
Барзан увидел, что гвардия перекрывает выходы из холла, и в отчаянии закричал:
— Кретины! Что вы делаете?
Доминатор опустил скрипку и закрыл глаза, распространяя свою волю по всему Высшему Уделу. Послание было бессловесным, но все услышали его, и все подчинились. Каждый здоровый человек в зале, от трубача в оркестре до юных лордов из окружения Ортиза, превратился в воина. Вопрос, который так занимал Зохона: «Где же армия Домината?» — наконец разрешился. Люди Доминатора были его армией. Под мантиями и туниками они прятали оружие. Не прошло и минуты, а в зале уже кипела кровавая бойня.
Зохон озадаченно наблюдал за сражением. Его воины, правда, были куда искуснее этих городских простолюдинов. Сейчас все решала выдержка.
Кульминацией столь долго готовившегося произведения должен был стать обмен клятвами. Все музыкальные темы, с того мгновения, когда невеста вступила в Высший Удел, сойдутся в одном мощном аккорде, исполняемом музыкантами и певцами Домината. Объединившись в едином звуке, все возликуют как один.
Пока правитель ждал возвращения невесты, он принялся разглядывать до отказа забитый людьми зал внизу. Сначала огромное количество солдат гвардии Йохьян, стоявших там, где должны были стоять его люди, заставило правителя почувствовать раздражение. Затем он подумал, что теперь эти воины фактически тоже его подданные. Пусть смотрят, пусть слушают и восхищаются. Их правитель и его толстуха-жена держались так, словно вся эта церемония вызвала у них благоговение. Впрочем, так и должно быть. Юный Мариус танцевал столь превосходно, что Доминатор улыбнулся ему. А позади Мариуса…
Юноша смотрел на Доминатора снизу вверх. Их взгляды встретились. Юноша тут же опустил глаза. Правитель нахмурился. Это был правдивый собеседник Ортиза. Что-то с ним неладно. Доминатор ощутил раздражение. Сейчас не время для мелочей. И все же — что не так с этим мальчишкой? Ах да, вот что. Юноша его не боялся.
Любопытно. Впрочем, еще будет время, чтобы разобраться с этим. Последняя часть великой симфонии должна начаться, когда вернется невеста.
Со все возрастающим нетерпением Зохон ждал появления Йодиллы. Его люди находились на своих местах, все готово для того, чтобы привести в исполнение его план. С тех пор как Зохон, спрятавшийся среди деревьев, увидел знак, который показала ему Йодилла, он больше не сомневался в ее любви. Теперь, зная, что принцесса любит его, он ни за что не позволит Йодилле выйти замуж за наследника Доминатора. А сейчас прямо здесь, в этом зале, он увидел, что Сирей повторила свое обязательство и знаками просила его подождать. Всему этому могло быть только одно объяснение. Йодилла хочет, чтобы все вокруг узнали о ее выборе. Она сама призовет Зохона, и вместе со своей непобедимой армией он с готовностью ответит на призыв. Тогда ни у кого не будет сомнений в том, за что сражается Зохон. Он выступит на защиту Йодиллы. Даже Йоханна поймет это. Результатом битвы станет поражение Домината. Йодилла сможет стать женой того, кого любит. Йоханна передаст корону своему зятю. Государство Гэнг снова станет самым могущественным в мире. И он, Зохон, наконец-то взглянет в лицо обожаемой Сирей.
Когда же она позовет его? И как покажет, что отказывается от своего жениха? От нее требуется всего лишь одно слово, чтобы стать женой этого человека. Зохон, который считал Йодиллу созданием нежным и робким, полагал, что, скорее всего, она просто промолчит. И когда она ничего не ответит, он, Зохон, помедлит — всего лишь мгновение, — чтобы люди услышали тишину, а затем нанесет удар.
Мампо лежал на скамье в комнате, где одевались манахи. Ларс Янус Хакел собственноручно разминал его напряженные мышцы.
— Мальчик, мальчик! — вздыхая, приговаривал Хакел. Ты возродил меня! У тебя есть дар, подобный тому, что когда-то был у меня.
Мампо не отвечал. Перевязанные раны ныли, но он не обращал на боль внимания. Он чувствовал одновременно подъем и ужас — казалось, эти два чувства перемешались в нем. Кестрель вернулась. А он убил человека. Откуда здесь Кесс?
Нужна ли ей его помощь? Зачем он убил своего соперника? За что? Этот огромный человек не был его врагом.
В то мгновение в мире манахи, живущем по своим законам, это казалось необходимым, даже неизбежным. Но сейчас, когда Мампо лежал на скамье и чувствовал, как кровь струится по венам, тот, другой, тоже лежал на скамье неподалеку и ему уже не суждено было подняться. Кестрель вернулась, а он ушел. Почему?
— Как же ты узнал? — изумлялся Хакел. — Убить такого громадного человека можно только одним движением, и ты выбрал именно его. Я никогда не учил тебя этому.
— Я не хотел убивать его.
— Однако убил. Сегодня он сражался в последний раз.
— Я сожалею.
— Он ступил на арену, готовый к тому! чтобы умереть, так же как и ты. Эту манаху ты выиграл.
Мампо с трудом сел.
— Я должен вернуться.
— Хочешь посмотреть на свадьбу? Иди же.
Несколько рабов обмывали мертвое тело, готовя его к погребальному обряду. Женщина, вероятно жена чемпиона, стояла на коленях и гладила мертвое лицо.
— Я никогда больше не буду сражаться, — произнес Мампо.
— Все манахи говорят так после первого убитого соперника, — спокойно отвечал наставник. — И все возвращаются. Достаточно одного раза — и ты не сможешь больше жить без этого.
Мампо потянулся за своей тренировочной одеждой и натянул ее на себя, морщась от боли.
— Я должен вернуться, — снова сказал он.
Что-то происходит, он чувствовал это. Он может понадобиться Кестрель.
Наконец Йодилла в сопровождении своей служанки вернулась на арену и была отведена на место, предназначенное для невесты, с одной стороны посыпанного песком пространства.
Мариус Симеон Ортиз стоял с другой стороны арены и ждал, когда вступит музыка. Он заметил, что Йодилла дрожит. «Ну и пусть, — подумал Ортиз. — Меня это не касается». Он не сводил глаз с Кестрель.
Теперь, когда до обмена клятвами оставалось совсем немного времени, Йоди принялась плакать. Она громко засопела под вуалью, и Ланки, услышав этот звук, тоже заплакала.
— Ах, моя детка, — тихонько скулила она. — Ах, моя бедная детка!..
Мампо тихонько пробрался в зал и встал недалеко от входа, откуда он мог видеть Кестрель. Кесс, напрягшись в ожидании критического момента, смотрела на Сирей. Сирей глядела через арену на Бомена. Бомен же взирал вверх, на Доминатора.
Доминатор поднял скрипку, положил ее на плечо и легко провел смычком по струнам. Первая нежная низкая нота прозвучала над ареной. Остальные музыканты ответили ей, и мелодия полилась. На восьмом такте слаженно вступил хор. С этого мгновения каждое движение церемонии определялось музыкой.
Ортиз сделал шаг вперед и остановился. Повинуясь легкому тычку Мирона Граффа, Йодилла, в свою очередь, тоже шагнула вперед. Скрипка правителя вывела следующую музыкальную фразу, прочие инструменты подхватили ее. За стенами парадного зала все хоры и ансамбли, управляемые помощниками дирижера, одновременно играли ту же мелодию.
Ортиз, двигаясь так, как учили его на репетиции, чувствовал себя, словно только что пробудился от сна. Медленные шаги — всего пять — приближали его к Йодилле, но глаза жениха не отрывались от Кестрель. Ортиз услышал скрипку Доминатора и сделал следующий шаг, но, даже пребывая в состоянии транса, он понимал: перед ним лежит непреодолимый выбор. Возлюбленный господин желает, чтобы он женился на принцессе. Как может он не подчиниться? Но когда Ортиз смотрел на юную девушку с темными глазами — ту, что танцевала с ним тантараццу, ту, что стала для него дороже жизни, — он недоумевал, как можно полюбить кого-нибудь, кроме нее?
Ортиз сделал третий шаг.
Йодилла ощутила, как Графф легко потянул ее за руку, и шагнула в третий раз, став еще ближе к своему будущему мужу. После третьего шага, как учила ее мать, принцесса подняла глаза. Она увидела облаченного в белое жениха, а за ним, бледный и серьезный, стоял Бомен. «Он сказал, что скоро здесь будет очень неспокойно, — вспомнила Сирей. — Он считает, что я слабая и глупая и нуждаюсь в защите. Но именно я стану причиной беспокойства. Он увидит, он узнает. Я вовсе не такая бестолковая, как все они думают».
Снова раздалось скрипичное соло, и хранитель покоев Доминатора потянул Йодиллу за накидку. Сирей сделала четвертый шаг.
Очарованный Зохон смотрел, как жених и невеста медленно скользят по кровавому песку, приближаясь друг к другу. С каждым шагом музыка становилась все громче, все настойчивее, подводя помолвленных к тому мгновению, когда им предстоит принести свои клятвы. Уже слышны стали музыканты, игравшие снаружи, так что находившихся на арене окутывал двойной кокон звуков. Зохон проверил готовность командиров, убедившись, что все внимательно ждут его сигнала. Он не станет медлить.
На верхней галерее, опьяненный собственной музыкой, правитель выводил пятый пассаж и сверху глядел на Ортиза, делавшего пятый и последний шаг. Когда музыканты в холле и за его пределами подхватили мелодию, правитель ощутил внезапное беспокойство. Резко обернувшись, он сосредоточил всю свою силу на поиске источника опасности. Это был Ортиз. Мальчишка собирался ослушаться! Не прекращая играть, Доминатор подошел к перилам и пристально посмотрел вниз на жениха.
Ортиз почувствовал, что правитель парализовал его разум. Он взглянул вверх и тут же был унесен потоком воли Доминатора. Ортиз ощутил смертельный холод. В то же мгновение кожу закололо — она загорелась, словно в огне. Затем холод и жар оставили его, и Ортиза заполнило спокойствие — более чем спокойствие, — прозрачная и неуязвимая безмятежность, покой недоступных горных вершин и недостижимых звезд. Все снова стало просто. Он должен любить Доминатора и подчиняться только ему.
Бомен, стоявший рядом с Ортизом, ощутил толчок силы и тут же понял, что сделал правитель. В то же мгновение юноша осознал, что Доминат существует только благодаря этой могучей силе. Для того чтобы уничтожить государство, сначала следовало сломить волю правителя.
Мелодия тем временем приближалась к кульминации. Йодилла сделала пятый шаг. Теперь Ортиз стоял рядом с невестой, так близко, что мог коснуться ее. Все мысли и желания покинули его. Где-то далеко-далеко, словно воспоминания о далеком месте и времени, осталось чувство потери, но лицо и имя возлюбленной исчезли из памяти. Господин играл, направляя его шаги. Ортиз должен только любить своего господина и подчиняться ему.
Внезапно, на полуфразе, на полувздохе аккорда, музыка оборвалась. Такова была задумка Доминатора — несколько необходимых слов должны быть сказаны в мгновения, заключенные внутри музыки, в мгновения, наполненные напряжением, ждущим разрешения в грандиозной кульминации.
Ортиз знал свою роль. Сейчас он должен заговорить.
— Сделав эти пять шагов, я стою здесь перед тобой как муж твой. Готова ли ты стать моей женой?
Йодилла молчала. Молчание, особенно слышимое после музыки, тянулось долгие, мучительные секунды. Зохон приготовился.
— Говорите же, сиятельная, — пробормотал Графф.
Под двумя вуалями никто не мог видеть лица Йодиллы, но глаза принцессы наполнились слезами, которые заструились по прекрасным щекам.
Ортиз понял, что его невеста не собирается отвечать. Кестрель бросила взгляд на Бомена через арену.
Скоро начнется…
Тишина стала невыносимой. Доминатор, чувствуя закипающую ярость, вдруг осознал, что дело вовсе не в нервах или застенчивости невесты — то был акт неповиновения. Он мгновенно сфокусировал силу на принцессе, намереваясь сокрушить ее дух, подчинить своей воле и завершить шедевр одним величественным аккордом.
— Нет!
Йодилла выкрикнула только одно слово. Кругом воцарилось потрясенное молчание.
— Быстрее! — закричала Кестрель. — Беги, Сирей, беги!
Йодилла повернулась и выбежала с арены. Смятение заполнило холл.
Рука Зохона поднялась в воздух. Все его люди вынули мечи.
— Именем королевства Гэнг! — прокричал командир гвардейцев. — Сдавайтесь, или умрете!
Барзан увидел, что гвардия перекрывает выходы из холла, и в отчаянии закричал:
— Кретины! Что вы делаете?
Доминатор опустил скрипку и закрыл глаза, распространяя свою волю по всему Высшему Уделу. Послание было бессловесным, но все услышали его, и все подчинились. Каждый здоровый человек в зале, от трубача в оркестре до юных лордов из окружения Ортиза, превратился в воина. Вопрос, который так занимал Зохона: «Где же армия Домината?» — наконец разрешился. Люди Доминатора были его армией. Под мантиями и туниками они прятали оружие. Не прошло и минуты, а в зале уже кипела кровавая бойня.
Зохон озадаченно наблюдал за сражением. Его воины, правда, были куда искуснее этих городских простолюдинов. Сейчас все решала выдержка.