- Гонорея? - недоверчиво спросила Валя. - Ты не думай, сейчас она сплошь и рядом, говорят, поражает женщин, которые...
   - Да за кого ты меня держишь! - взорвалась Фаина. - У меня беда, а ты тут со своими приколами!
   - Фаинька! - заплакала Валентина без разбегу, сразу. - Миленькая... Да я что... Я ведь конечно... Прости меня дуру... У тебя это?
   - Не знаю, что такое это, но мне поставили кошмарный диагноз... Жуткий!
   - Внематочная! - обмерла Валентина.
   Фаина подумала, что на Валю нельзя обижаться ни при каких обстоятельствах. Иначе так до конца фразы и не дойдешь никогда.
   Но Фаина, конечно, все-таки все рассказала, причем в подробностях. Описала, какой врач был растерянный, что на нем были дико мятые брюки и вообще, он явно ушел не так давно от жены и хотел бы вернуться, но обстоятельства, видимо, не позволяют.
   Теперь Валентина ревела в полный голос, отчего гнусные соседи снизу принялись стучать в батарею центрального отопления. Конечно, уже половина двенадцатого, но им легко рассуждать, они не вампиры. На кровь их не тянет. Вместо крови спокойно и с достоинством пьют они водку и портвейн, а ночью запросто ложатся спать. Красота. Живи да радуйся. Им не понять загнанную в угол женщину с чудовищным приговором медиков.
   Ладно, приглушили разговоры.
   - Слушай, - шептала потрясенная Валька Локоть. - Но ведь теперь - как же тебе с мужиками-то быть, а? Надо искать как-то иначе. По периферии. Я слышала, в Братеево есть ассоциация самоубийц, может быть, там прощупать? Кто-нибудь наверняка клюнет. Или вот в Свиблово открылся нетрадиционный клуб - там просто мужики-мазохисты собираются, раздеваются, а потом секут друг друга, а девушки за этим смотрят... Так я в "Мелкополисе" прочитала. Но Катерина с нашего подъезда как-то со своим хахалем попала в аналогичный клуб, на Ленинском проспекте, и там оказалось, что сперва мужики друг друга шлепают, но такой, мягонькой штучкой и для отвода глаз, а потом подругам предлагают... Ну, она быстренько легла попой кверху, сама колготки вниз скатала, думала, все это просто сексуальная игра такая, а те вытащили откуда-то практически настоящий хлыстик и так её отстегали, что потом два дня сидеть толком не могла, до двадцати, говорит, хором считали и за ноги придерживали, лапали... А все удовольствие - за пару дней до того мужик её в казино сводил. Она там, правда, проиграла тысячи полторы долларов евойные, конечно, - но все равно, свинство так наказать девушку... В общем, Катерина уже готова была с ним порвать, но тут он как назло тур купил на двоих по Средиземному морю, и она плюнула и поехала. От попы, говорит, все равно никакой пользы, если её в аренду не сдавать, а вот на Мальту в бархатный сезон я могу никогда больше в своей жизни не попасть. И даже не узнать, где это есть такая Мальта. Представляешь? Господи, как я ей по-хорошему завидовала! И сейчас она...
   - Валь, мне не до того! - оборвала её Фая, которая смотрела на все эти глупые житейские страдания чужих попок с высоты своей ужасной болезни. - И чего тут завидовать этой дуре? Тут у меня вопрос жизни или смерти, а ты...
   - Прости! Вернемся к тебе. Получается, тебе нет смысла обращаться в агентство, ты ведь об этом подумала, да? Они, говорят, тщательно проверяют информацию о своих клиентах!
   Фая молча кивнула, на глазах у неё больно прорезались слезы. Как никогда, она резко ощутила свою ущербность, инвалидность. На кого она может рассчитывать? Получается, что на каких-то сексуальных отщепенцев с плетками. А зачем они ей? Как же тяжело!
   - Ну и черт с ними! Погоди! Мы в этой самой газете обязательно найдем что-нибудь! Ну, не в этом номере, так в следующем! Я видела, тут постоянно пишут чудные мужики - то гомики, то декларанты, то фетишисты, то логистики, то ещё какие-то нетрадиционные... Сейчас...
   И Валя, поднывая сквозь слезы, набросилась на газету снова.
   Вскоре раздался её торжествующий стон:
   - Вот! - прошипела она таким громким шепотом, что у соседей за стенкой проснулась собака и загавкала. - Послушай: "Художник, 43 лет, шатен, с оригинальной бородкой и автомобилем, но без усов и вредных привычек, продвинутый, относительно обеспеченный, испытывает невероятный переизбыток жизненной энергии и хочет познакомиться с худенькой активной женщиной, которая бы относительно его понимала. Женщины-вамп приветствуются. Брак возможен. Ваш ребенок не будет помехой. Напишите мне, пожалуйста."
   Фая не поверила и выхватила газету из рук подруги. Действительно, все верно... Прямо чудо из чудес.
   - Валь, ты спасла мне жизнь! - просто сказала она.
   И дело тут было вовсе не в том, что нашлось какое-то паршивое объявление. Нет, все глубже. Оказывается, и на женщин-вампирок есть спрос, причем какой! Настоящий художник, продвинутый и обеспеченный, и к тому же шатен в сорок три-то года! Значит, не совсем лысый и не полностью седой.
   Валентина дала свои последние наставления, как и чего писать художнику, после чего, охая, влезла в свои хлюпающие туфли и собралась идти домой с сознанием недовыполненного подружеского долга. Правда, потом она ещё не поленилась вернуться с первого этажа, чтобы забрать забытый зонтик и лишний раз напомнить Фаине насчет письма к художнику.
   На часах было уже двенадцать. А Валентина боится возвращаться домой посреди ночи - все-таки, такой случай пережила. Но для подруги готова на все. А Фаина не привыкла ложиться раньше часа ночи. Сейчас она в отпуске, тем более. Так-то на работу надо мчаться к десяти утра.
   Спать не хотелось. А хотелось мечтать с немедленным воплощением мечты.
   Поэтому Фая включила телевизор. Там умные бородатые дядьки в хороших дорогих галстуках объясняли друг другу, почему произошел финансовый кризис и как плохо теперь будет глупому народу.
   На другом канале гладко бритые молодые люди в хороших дорогих галстуках беседовали о бедствиях, которые предстоят вкладчикам разных вещей в разные места, из-за финансового кризиса. На следующем канале старые лысые мужики без галстуков ругались матом насчет финансового кризиса. Их быстро прервали рекламой шоколадок. Дальше - молодые, с хорошей стрижкой дамочки судачили о том, как трудно придется женщинам с маленькими детьми в обстановке финансового кризиса. Сволочи все.
   Музыкальный молодежный канал крутил клип группы "В горле першит", распущенные подростки гнусаво тянули: "Кри-и-зис, кри-и-зис, ещё не кли-и-макс, ещё не кли-и-макс, что ж ты не хотишь?.." Потом раскоряченная певичка нудила одну и ту же фразу на разные лады: "Этот шарф безобразный для тебя, мой заразный... Этот шарфик облезлый - для тебя, мой нетрезвый..."
   Все это только добавляло Фаине внутреннего беспокойства, и она попросту выключила прибор фирмы "Сони". Какая печальная жизнь - японцы специально придумали прекрасный телевизор с плоским экраном, а наши по нему показывают всякую дрянь. Вот так любую хорошую вещь можно испоганить.
   Ничего не оставалось делать. Фая выпила ещё рюмочку кроваво-багрового ликера, спрятала бутылку в холодильник и легла на диван. Бедро холодил влажный след от Валькиного зонтика. Вытащив из-под себя толстую глупую газету, она стала небрежно просматривать её дальше, но все равно снова и снова возвращалась к заветному объявлению художника. Даже по тому, как были набраны эти несколько строчек волшебного объявления, заметна была какая-то старомодная скромность человека, который не умеет писать о себе слишком хорошо. А в то же время он явно хорош. Привлекателен.
   "Художник, 43 лет, шатен, с оригинальной бородкой и автомобилем, но без усов и вредных привычек, продвинутый, относительно обеспеченный... хочет познакомиться с худенькой активной женщиной, которая бы относительно его понимала. Женщины-вамп приветствуются... Ваш ребенок не будет помехой..."
   Просто подарок судьбы! Кроме того - решается важный вопрос с Дениской. Конечно, пока ему ещё нет шести лет, но уже через год-два он пойдет в школу, а может, и на следующий год. Где он будет жить - с родителями или с нею? Наверно, с Фаиной. А она наедине с Дениской просто спятит.
   Но у родителей и сейчас уже мальчику было не очень здорово. Ведь там жил ещё и Игорь - младший брат Фаины. С Игорем была беда. До семи-восьми лет он казался обычным мальчиком, и Фаина его любила, играла с ним и все такое. Всего ведь два года разницы. А потом стало ясно, что он болен. И лет с десяти его забрали из школы, и начались всякие сложности. Большие.
   Игоря нельзя считать полным кретином, нет. У него, как объясняла Фаине мама, имелась только легкая степень олигофрении на генетической почве. Что-то произошло с наследственностью, она вывернулась наизнанку, и вслед за здравомыслящей Фаиной на свет появился мало что понимающий Игорек. Родители над ним тряслись, жалели до одури, и от себя не отпускали лет до шестнадцати, а Фая в это время уже начала набираться опыта в студенческих компаниях. Насчет Игоря её друзья и не знали вовсе. Кроме тех, кого она могла пригласить к себе домой - а мама тщательно отбирала кандидатуры, и понятно, почему. Игорь так и жил, часто болея, иногда работая на легких приятных работах по уборке мусора или городскому озеленению, но в целом оставался висеть на шее родителей. Даже бывший муж Фаины, Вадим, сталкивался с Игорем за все время раза два-три, не больше. И отец частенько после праздников, когда угрюмо выпивал, с нажимом бубнил на ухо Фаине, что на ней лежит и этот долг - заботиться о брате, когда их с матерью не станет. Фаина, внутренне корежась, старалась избегать встреч с Игорем. Правда, к Дениске она приходила почти через день, но обычно удавалось не заставать Игоря дома, пока он трудился в вечернюю смену в муниципалитете убирал и обустраивал клумбы. Ну, проще говоря, озеленителем.
   Неважно, все равно Игорь оставался для неё родным человеком, но как если бы он был беспробудным пьяницей или уголовником. Все равно ведь брат. Отчасти. А другое дело - выходить замуж с таким приданым. Да ещё плюс с Дениской.
   Очень удачно получилось, когда Фаина только-только познакомилась с Вадимом. Тогда Игоря надолго отослали в ведомственный дом отдыха - отец устроил через свой "почтовый ящик". А сейчас отцовский "ящик" почти что при смерти, там даже зарплату платили через раз, и кроме того, в последнее время Игорю стало хуже. Какие-то козлы на работе приучили его пить, и теперь он порой становится совершенно неуправляемым. Неизвестно, как его показывать возможному жениху. Но тот факт, что какой-то мужчина, продвинутый художник, готов принять женщину-вамп с её ребенком, уже говорил сам за себя - он терпелив и терпим, как пеликан, кормящий птенца своей печенью или чем там. Правда, пеликаны на вид некрасивые, но кровопийце Фаине сейчас не до эстетики.
   В общем, что-то в этом роде. У Фаины вдруг прострелило в боку, она недовольно перевернулась на спину. Пора тушить свет. А то сейчас начнутся мысли про опухоль яичника или ещё что. Насчет состояния здоровья. Про жажду крови и так далее. Как у Светки, сотрудницы. Кололо сбоку живота - и кололо. А потом не вытерпела, пошла на обследование - и на тебе: фиброма матки... Сложная операция, сейчас она вроде поправляется, но будущее неизвестно. Вот так и у Фаины теперь... Только неоперабельное, вампиризм в средней стадии. Еще меньше надежд. В эти тридцать-то лет с хвостиком.
   И от набежавшей тоски она повела себя совсем несвойственно подтянула свою деловую папку, достала листок бумаги и написала короткое письмо:
   "Дорогой продвинутый художник! По вашему объявлению я поняла, что вы очень скромный и тонкий человек. [Энергичные мужчины с запросами втайне любят, когда их называют тонкими, это Фая уже проверяла много раз.] Мне тридцать один год, в разводе, у меня есть сын пяти лет, я симпатичная и наверно, мы с вами могли бы попробовать встретиться - а что там получится, не будем загадывать наперед... [...]"
   Вышло недлинное, с юмором и без пошлости письмишко. Зачем она это все написала? Да так, ведь она же ничего не теряет! Указала только номер своего телефона. Если он позвонит - а скорее всего позвонит, можно будет додумать эту мысль до конца. А если, вопреки всем расчетам, не откликнется - тогда тем более думать не о чем. Она вложила письмо в фирменный конверт своей фирмы с оплаченной доставкой, запечатала его и сунула в сумочку, которую всегда бросала на полу рядом с диваном, под рукой. У соседей наверху включилась автоматическая стиральная машина, которую они всегда оставляли на ночь, так что Фаина уже привыкла спать под эти негромкие булькающие звуки. Значит, пора спать.
   Фаина приказала себе не думать о плохом, а наоборот, воображать продвинутого шатена, перевернулась на живот, дернула за ниточку бра и вскоре заснула прямо на незастеленном диване.
   А что - имела право!
   * * *
   Лида с трудом очнулась от своего дневного сна в кресле и попыталась устроиться поудобнее. Ею давно уже были досконально освоены все тонкости этой процедуры переворачивания на сидении. Если - не дай Бог! - ягодица ущемится, тогда жди беды. Будет онемение, потом начнется долгая канитель с калоприемником, с салфетками, и наконец, с самой собой. Как это все надоело - жизнь.
   Зачем она живет? Совершенно непонятно, но почему-то хочется. Конечно, кто бы мог подумать, что Лида станет в свои неполные сорок лет беспокоиться о каком-то калоприемнике! Или управлять инвалидной коляской? Бр-р-р! А ведь пришлось. Такова жизнь, как говорят французы. Наверно, они тоже много страдали, раз выработали такую поговорку.
   У Лиды был свой вариант с дополнением: "жизнь такова, не хочешь - не живи". Она так много передумала насчет смерти, что насмерть устала и решила жить просто так. Жить сегодняшним, не задумываясь насчет завтра.
   Было бы проще, если бы Лида испытывала какие-то романтические чувства к тому происшествию, которое сделало её инвалидом. Но воспоминания были настолько нестерпимые, что Лида уже лет пять-шесть назад дала себе зарок не оживлять их. Все уже было много раз передумано. Выхода нет. Она ведь так разбилась, что могла и не выжить. А Лида выжила, и это дало ей шанс увидеть все то, чего Алеша Сумароков увидеть не успел. Авария произошла в девяносто первом году, в марте, а к концу года стало ясно, как поменяется жизнь, как перевернется мир. Правда, на Лиду политика и экономика оказывали только касательное воздействие. Она получала от соседки некоторую помощь на дому. Иногда, по большому везению, ей давали в перевод небольшие книжки или статьи, она неплохо владела литературным английским. А с другой стороны, её потребности были приближены к нулю.
   И более того, погиб тогда Алеша Сумароков, ну и что? Так ли уж все было неизбежно? Мог и выжить, ведь отделался же одними царапинами его приятель Симаков? И теперь, наверно, живет-поживает в своем деревенском доме, где когда-то позволил Сумарокову работать как в настоящей студии. И встречаться с Лидой... И Лида сейчас все ещё продолжала бы числиться любовницей подпольно знаменитого Алексея Сумарокова. Именно любовницей, потому что со своей формальной женой, дочерью могущественного чиновника, Алеша никак не решался развестись. А Лида и не настаивала. Тогда ей было сколько - лет двадцать семь-двадцать восемь? Нет-нет, побольше, ведь когда случилась авария, ей как раз недавно исполнилось тридцать, но она все не решалась окончательно поговорить с Алешей - боялась, что этот разговор станет действительно окончательным, и все оборвется. А все ведь казалось очень счастливо...
   Ну да, и прошло с тех пор больше семи лет.
   Но с этими воспоминаниями уже ничего не поделать. Пока что Лиду волновало другое. Перед ней на журнальном столике лежала стопка толстых газет "Из уст в уста". Она перечитывала сегодня эту дурацкую макулатуру и наткнулась на что-то жуткое, что заставило её заснуть от страха посреди бела дня, заснуть от слабости, от недоумения. Газета толстая, её можно читать весь день. Эти газеты она стала покупать весной, с единственной целью найти человека, который недорого продал бы ей новую коляску, с моторчиком. Точнее, приносить ей газету Лида попросила соседку по площадке. Ведь у Лиды есть деньги не только на саму газету, но и на небольшое вознаграждение Полине Владимировне, за её хлопоты...
   Лида проделала ряд медленных, размеренных шевелений в кресле, и наконец сумела пристроить ноги так, что можно в случае чего быстро подсунуть утку.
   Теперь - очередь за газетами. Их можно перечитывать, как летопись. К тому же, сегодня она наткнулась на очередное любопытное объявление...
   Нет, она начнет с самого начала.
   Вот старый номер за восемнадцатое мая. Начинается с двухкомнатных квартир, потом - автомобили, работа и знакомства.
   "Художник, 42 лет, шатен, с бородкой клинышком и автомобилем, но без усов и вредных привычек, продвинутый, относительно обеспеченный, испытывает ужасный переизбыток жизненной энергии и хочет познакомиться с худенькой женщиной..." Дальше неважно. Неужели на свете мало художников сорока двух лет с бородкой клинышком? И все они любят именно худеньких, стройных. Нет, нет, далеко не все! Почему это так резануло Лиду?
   Да, Алеша Сумароков носил именно такую бородку, смешную и необычную в то время. Но сейчас по телевизору показывают множество мужчин с разнообразными бородками. Всяк выделывается на свой манер. А тогда только непризнанные властями оригиналы могли позволить себе такой облик. Помимо бородки, Алеша пил, гулял, общался с иностранцами, позволял себе вольнодумные высказывания и был невероятно талантлив... Именно из-за всяких Алешиных выкрутасов с ним и перестала жить и дружить жена. Жизненные принципы её номенклатурной семьи не допускали таких вольностей. Хотя на самом деле - в чем там был камень преткновения? Риторический вопрос, или тайна, покрытая браком.
   Ладно, оставим бородку в покое. Но тут ещё возраст - сорок два... Кажется, столько сейчас исполнилось бы Алеше. Или на год-два больше? Лида, к стыду своему, не помнила точно. Она в свое время листала Алешин паспорт, тоскливо вглядывалась в его брачный штамп, и конечно, знала год его рождения. Но увы, позабыла. Не то пятьдесят четвертый, не то пятьдесят шестой. Или ещё какой-то.
   Так, что еще? Да ничего - разве что переизбыток жизненной энергии. Тоже не редкость для художника.
   Но все это касается объявления в номере за восемнадцатое мая. А дальше, за пятое июня, немного иначе: "Веселый, 43 лет, шатен творческой профессии, с бородкой и маленьким физическим изъяном, относительно обеспеченный, хочет познакомиться с худенькой активной женщиной, которая бы относительно его понимала. Женщины-вамп приветствуются. Брак возможен". Это явно тот же самый человек, но откуда взялся "маленький физический изъян"?
   Лида все узнавала, словно вспоминала заново.
   У Алексея на правой руке было два изуродованных пальца, без ногтей, какая-то темная подростковая история, из-за этого его и в армию не взяли... И к тому же, отсюда можно вычислить день рождения человека - приблизительно между 18 мая и 5 июня. С поправкой на доставку письма и отсрочку публикации. Ну и что? Разве она помнит даты?.. Смотря какие. Нет уж, день рождения Алеши она запомнила навсегда - 18 октября. Странно, но именно в тот день они и сошлись в постели, и было хорошо, лучше, чем с кем-нибудь другим, а в следующие разы, когда Алеша не был таким пьяным, ещё лучше. Но Алеша был по Знаку Зодиака - Скорпион, а тут речь явно идет о Близнецах.
   Но почему она выискивает какие-то намеки? Неужели можно всерьез верить, что призраки оживают только для того, чтобы давать в газету объявления, которые терзают душу ей, несчастной инвалидке? И потом, Алеша вряд ли смог бы написать о себе "веселый"... Только что-нибудь неоднозначное, например: "ироничный", "ехидный", "непростой"...
   Нет, в это верить глупо, в это верить нельзя. Он же умер.
   Но вот объявление в газете за двенадцатое июля: "Художник, 43 лет, любящий все изящное, без особых вредных привычек, относительно обеспеченный, испытывает настоящий переизбыток жизненной энергии и хочет познакомиться с худенькой активной женщиной, которая бы относительно его понимала. Брак возможен. Ваш ребенок не будет помехой. Напишите мне, пожалуйста."
   Лида машинально поглаживала пальцами теплую головку черной эбеновой трости, которую подарил ей Алексей в незапамятные времена. Этой палочку, в локоть длиной, кажется, называют "макивара", ею в Индии погоняют слонов на конце имеется острый крючок, которым тыкают в толстую слоновью кожу, отдавая команды... Тросточку Алеше его знакомый-почитатель индус привез из Непала, он проживал там ещё в те годы, когда эта страна была недоступна простым смертным и казалась настоящей волшебной Шамбалой - крышей мира. Палочка была непростая, выточена в форме двух свившихся в любовном экстазе кобр, и в их глазницы, на рукоятке, были вставлены зеленые камни. Наверно, изумруды. Алеша передарил трость Лиде незадолго до автокатастрофы...
   Такие красивенькие мелочи он собирал жадно, немерено, эта страсть иногда становилась даже жутковатой, и Лида в те годы с отчаянием думала, что первое-второе место в его жизни делят красивые безделушки и живопись, а она уже дальше - на третьем... Хотя Алеша любил её по-настоящему, так, как она мечтала, чтобы её любили - это было и беззаботно, и очень горячо... Как бы то ни было, "любовь ко всему изящному" тоже была несомненным признаком появления Алеши в этом мире. Но если так, то он не перевоплотился, а снова стал самим собой.
   Это пугало Лиду и притягивало. И потом, было ведь ещё одно объявление, найденное ею в позавчерашнем номере газеты. "Художник, 43 лет, шатен, с оригинальной бородкой и автомобилем, но без усов и вредных привычек, продвинутый, относительно обеспеченный, испытывает ужасный переизбыток жизненной энергии и хочет познакомиться с худенькой активной женщиной, которая бы относительно его понимала. Женщины-вамп приветствуются. Брак возможен. Ваш ребенок не будет помехой. Напишите мне, пожалуйста."
   Женщина-вамп! Как часто Алеша шутил на эту тему! По его словам, он просто сознание терял от брюнеток кровососущего облика, а Лида была пепельной блондинкой, и наверное, он воспевал при ней брюнеток-вамп, только чтобы подразнить ее... Их любовь не боялась шуток. Ей ничего не было страшно, кроме смерти. И только смерть эту любовь и прервала, в конечном счете.
   Лида потянулась за уткой - пора, чтобы потом не пришлось все делать второпях. Когда дело было закончено, она съездила в туалет, опорожнила там утку, заехала в ванную - сполоснуть, и вернувшись в комнату, обессилено откинулась на спинку кресла. Нет, вытравить в себе память не удается. Неужели это чья-то злая шутка? Кому могла прийти в голову дразнить инвалидку её единственной настоящей и светлой любовью? В том-то и дело, что такую жутковатую шутку мог отколоть только Алеша... Вдруг произошло невероятное, и он выжил тогда, а вместо него похоронили кого-то другого, а он на время потерял память, и теперь таким странным образом ищет её, Лиду? Подает ей знаки?
   Все может быть, ведь после катастрофы сама Лида почти полгода провела в больнице, пока врачи пытались без особого успеха срастить её сломанный позвоночник и заставить работать ноги... Хоронили Алешу, конечно, без нее. Долгое время она вообще неспособна была думать о чем-то еще, кроме своей жизни. И как раз примерно через полгода после аварии пришел к ней в больницу адвокат Реомюр Карапетович. Опять же, странно, что прислали его, как он выразился, родственники Алексея Сумарокова со стороны жены. И именно он, не вдаваясь в подробности, предложил ей ежемесячную сумму в немецких марках, на неопределенно долгий период, ничего не требуя взамен. Он только хотел, чтобы Лида отозвала свой гражданский иск к водителю "КрАЗа", который налетел на машину Симакова, из-за чего машина вылетела с моста в овраг.
   Лида иск тот подписывала почти в беспамятном состоянии, следователь подсунул ей бумагу, она и подписала. Следователю нужен был, видимо виновник, все-таки есть погибшие, а Симаков, бывший за рулем "Москвича", был абсолютно трезв, к нему трудно было придраться. Действительно, он только пригубил вино, когда они ели шашлык на даче. В сущности, ей было все равно, накажут или нет водителя грузовика, и виноват ли он в аварии. Да и какой из неё свидетель? Она ведь тогда дремала на заднем сидении после шашлыка с вином, и даже не успела ничего сообразить, когда раздался грохот и наступила темнота. Как ей объяснили, Симаков вылетел вбок в распахнувшуюся дверцу, перекатился по асфальту и отделался легкими ссадинами и ушибами, а Алеша погиб сразу, когда машина рухнула с моста.
   Дело кончилось тем, что она отозвала свой иск, после чего добродушный Реомюр Карапетович приходил ещё раз, принес апельсины, заверенный договор и передал ей первый конверт с деньгами. И густым убедительным голосом пообещал, что теперь Лида ежемесячно будет получать ту же сумму в немецких марках, но только по почте, с оплаченной доставкой на дом. В конверте оказалось сто марок, без обмана. Тогда это были невероятные деньги. Но и расходов сперва было очень много. Приезжала старшая сестра Оля из Алма-Аты, помогла с коляской, с разными нужными вещами. Потом пришлось с её помощью обменять квартиру и получить доплату, потому что теперь Лиде было все равно - жить ли в центре Москвы или на окраине у метро. Она понимала, что уже не совсем человек, а так.
   А деньги продолжали поступать регулярно и аккуратно. Вот уже семь с лишним лет. И Лида привыкла думать, что за тайну её страстного и безысходного романа с Алексеем Сумароковым ей положены эти пожизненные откупные, помимо, самой собой, небольшой государственной пенсии и тех грошей, которые ей удавалось зарабатывать переводами.
   Но теперь Алеша возник снова. И это второе пришествие обязательно перевернет её жизнь. Что ж, хуже, чем сейчас, уже просто не будет. Хуже только смерть, в сущности. Странная история с этими откупными подсказывала ей, что Алеша не мог исчезнуть бесследно. Случилось что-то непонятное, и может быть, он все-таки остался тогда жив...