Нина Стожкова. Зло вчерашнего дня

   В этот раз на «девичнике» солировала Валерия. Она недавно вернулась из очередного заграничного путешествия и спешила похвастаться новыми впечатлениями.
   – Представляете, в Шотландии почти в каждом уважающем себя замке имеется собственное привидение, – авторитетно объявила она. – А у тебя, Люсь, в доме все как-то слишком чисто, современно и правильно. Ни одного, даже самого плохонького привиденьица.
   – Подождите, Валерия, – устало вздохнула Люся, – всему свое время. Мы ведь недавно построили дом. Даже запах краски до конца не выветрился. Да и многовато нас тут: покажите мне то терпеливое привидение, которое выдержит такую толкотню. Вот когда шумная молодежь обзаведется семьями, уедет – глядь, какой-нибудь бездомный дух аэропорта возьмет и облюбует наш домик для житья. И будет иногда вылетать на прогулку через каминную трубу.
   – Терпеть не могу досужие бабские разговоры ни о чем, – раздраженно вмешалась Марианна Лаврентьевна, – что за чушь вы тут несете, девушки: привидения, духи… Еще домовых и вампиров вспомнили бы! Надо было лучше в школе учиться, милые дамы! Мир существует по законам физики, нравится вам это или нет! На войне за умы я согласна даже погибнуть, – неожиданно тихо сказала Марианна и посмотрела на собеседниц с чувством превосходства. – Все эти экстрасенсы, телепаты и астрологи – мои личные враги. А те, кто верит в их бредни, извините, нуждаются в консультации психиатра. Впрочем, и попов я отношу к той же категории. Морочат народу голову с явной выгодой для себя.
   – Господи, прости ее, ибо не ведает, что говорит! – прошептала Валерия и, незаметно перекрестившись, дотронулась до нательного крестика.
   – А я не верю в привидения. Я просто знаю, что они существуют, и все тут! – решительно объявила Ангелина. – Сколько раз своими глазами видела призраков в богатых загородных домах. И солидных вампиров, и их молоденьких панночек…
   – Вот-вот! И в городе – то же самое. – Катя закончила тренировку на лоджии и впорхнула в столовую с полотенцем через плечо. – Как только одинокая девушка выйдет вечерком прогуляться, ей обязательно встретится парочка надоедливых призраков.
   – А мужчинам порой кружат голову юные вилиссы, – тонко намекнула Валерия на знаменитую сцену из балета «Жизель». Все проследили за ее взглядом (Валерия по-прежнему смотрела в окно на Викентия и Серафиму) и невольно улыбнулись. Цветущая Серафима никак не походила на повелительницу царства теней.
   – Кстати, а где наш Викентий Модестович? – нарочито равнодушно спросила Марианна.
   Дамы пожали плечами и уставились друг на дружку. Хотя и та и другая давно поглядывали в сад, где полным ходом шел «семинар восхищения».
   – Читает в саду Серафиме свои мемуары, – первой отозвалась Люся.
   – А ведь еще с утра наш Викентий жаловался на ломоту в суставах и боль в позвоночнике. Смотрите, сейчас он сидит в одной футболке и не мерзнет, – недовольно проворчала Валерия, в очередной раз бросив гневный взгляд в окно. – А Серафима эта тоже хороша. Вечер уже, прохладно, сыро, а она все щебечет со стариком в беседке. Знает ведь, что Викентий человек немолодой и не очень здоровый. Жаль, очень жаль, что нашему Стасику досталась такая вертихвостка.
   – Извини, Валерия, но твой кумир всегда был бабником, – не без тайного удовольствия напомнила Марианна. – Еще в школе менял девчонок, как модные тогда рубашки «бобочка» на шнуровке.
   – Ну, в школе – понятно, – согласилась Валерия, – бунт молодых гормонов. Но сейчас… Сосуды, больные ноги, печень…
   – Видите ли, Валерия Степановна, для этих дел печень – не самое главное, – объявила с молодой прямотой Катерина. – Лишь бы другой орган работал.
   – Катя, как тебе не стыдно! – ужаснулась Марианна. – Что ты такое говоришь! Да как у тебя язык…
   – Так вы же, Марианна Лаврентьевна, сами – за науку! – удивилась Катерина. – А по науке непорочное зачатие абсолютно невозможно.
   Марианна поджала губы и обиженно замолчала.
   – Ладно, уговорили, пойду в сад, разгоню этот семинар на свежем воздухе, – заявила Люся. – Отцу и впрямь давно пора в тепло.
   Викентий Модестович с видимой неохотой последовал за дочерью. Так заключенные бредут с прогулки обратно в камеру. Однако, взглянув в окно, Ангелина с изумлением заметила, что нынче «дед Викеша» идет по дорожке по-другому, чем прежде. Теперь он держал спину непривычно прямо, да еще и поддерживал под худой локоток непрерывно щебечущую Серафиму.
   – Чудны дела Твои, Господи, – пробормотала она, с опаской взглянув на Марианну, – прямо как в Библии: «Встань и иди!»
   – Никакого чуда, обычный выброс в кровь мужского гормона тестостерона, – как на лекции, пояснила Марианна. Она, разумеется, тоже с интересом наблюдала сцену за окном, но выводы, как всегда, сделала сугубо материалистические.
   – Вот дед дает! – восхитилась Катерина. – Настоящий фанфарон, ну прям как наши престарелые кинозвезды! Того гляди, родит кого-нибудь к восьмидесяти! Во прикольно будет!
   Раздался звон посуды. Это Валерия, ожесточенно намывавшая тарелки, уронила одну из них на каменный пол.
 
   Ночь упала на дом, как темный платок на клетку с птицами, чтобы всего через пару часов растаять, сбросить плотную ткань под натиском первых робких солнечных лучей. Хозяйка привычно распихала гостей по комнатам, разнесла им постельное белье, и на даче воцарилась хрупкая тишина.
   Впрочем, абсолютной тишины в особняке не бывало никогда. Ночной дом жил, дышал, звучал со скрипом и присвистом, словно старая рассохшаяся фисгармония.
   Наверху мощно и сильно, как самая большая труба органа, храпел хозяин – Викентий Модестович. Его могучий львиный рык вырывался за стены дома и разносился далеко вокруг, словно во дворе остановился бродячий зверинец. В соседней комнате, нагрузившись пивом и впечатлениями от футбольного матча, одиноко храпел сорокалетний разведенный Гарик, сын патриарха.
   В пристройке спали в обнимку юные любовники – внук хозяина Стасик и его девушка Серафима. Молодое посапывание Стасика попадало в терцию с храпом его старших родственников. Казалось, что в ночной тишине играл маленький, но слаженный духовой оркестр.
   Возле супружеского ложа дочери патриарха Люси и ее мужа Дениса спал на коврике роскошный черный терьер Тимоша. Он храпел так же громко, как и сторож Василий, нагрузившийся пивом. Даже пожилой кот Мурзик громко и ритмично посапывал в своей корзинке, перебирая во сне лапами, словно продолжал преследовать мышь в сарае. Внучка патриарха Катерина под впечатлением дневных встреч и событий негромко разговаривала во сне, переворачивалась с боку на бок на скрипящей девичьей кровати. Да и гости, приехавшие на выходные, вносили свою лепту в дачную «Маленькую ночную серенаду».
 
   Только Ангелине не спалось. Она вспоминала нескладную жизнь, прежний дом, столько лет стоявший на этом месте, маму, которой давно не было на свете. Мама так любила приезжать сюда, в маленький летний домик, стоявший прежде на месте трехэтажного особняка. Обожала спускаться на закате к речке, спорить в саду с Марианной и Викентием, есть смородину прямо с куста, стоя ранним утром по колено в росистой траве.
   «Интересно, а там, где душа ее упокоилась… бывают ли в тех краях такие красивые рассветы и такие тихие прохладные вечера?» – вдруг подумала Ангелина и расплакалась.
   Внезапно темноту взорвал истошный крик.
   Ангелина, как была, в ночной рубашке, выскочила из комнаты. Нажала на выключатель. Свет ударил по глазам, только через несколько секунд она заметила чью-то тень. Женщина сбежала по ступенькам, едва не скатилась кубарем до первого этажа.
   На площадке возле лестницы испуганно жалась к стенке всклокоченная Марианна Лаврентьевна. Пожилая дама была в трогательной байковой пижаме – розовой, с алыми слониками – и в пушистых тапочках с хищными мордами зайчиков.
   – Я видела его, – с трудом проговорила она.
   – Кого «его»? – оторопела Ангелина.
   – Призрак! – прошептала старушка.
   – Вы же в них не верите, – не удержалась Лина от ехидства.
   – Но он был так… так похож на привидение! – не очень уверенно оправдывалась Марианна, потихоньку приходя в себя. – Какой-то такой… полупрозрачный. Просто молчал и задумчиво стоял в дверном проеме!
   – А как он выглядел? – продолжала Ангелина расследование.
   «Вот уж глупости, наверняка этот „кто-то“ вполне земной, из плоти и крови», – подумала она и окончательно решила докопаться до истины.
   – Ну, такой длинный и тощий, – неохотно вспоминала Марианна. – Постоял и исчез, словно растворился в темноте. Или растаял в воздухе.
   – Длинный, тощий, полупрозрачный… Так это же Денис! Мы его еще в школе «каланчой» дразнили, – сообразила Ангелина. – Его многие пугаются, потому что почти забыли, как он выглядит. Нет, это точно он! Наш доблестный трудяга Дэн, кормилец Люси и всей семьи. Ну, сгорает человек на работе. Бизнес плюс повышенное чувство ответственности. А все ворчат и ждут от него только денег. Обычное дело.
   – Ну, нет! Никому не позволю делать из меня сумасшедшую! Тем более тебе, Линка! – завопила Марианна. – У тебя в школе вообще была тройка по физике. Что я, Дениса не знаю? А этот тип буквально растаял в воздухе…
   – Растаял? Ну-ну, – развеселилась Ангелина. – Наверное, просто накинул черную куртку и вышел через подвал.
   – Через какой подвал? – не поверила Марианна.
   – А разве вы не знали: Денис недавно сделал отдельный выход из дома через подвал, – удивилась Лина. – Давно пора! Люся раньше с таким трудом спускалась туда по крутой лестнице.
   – Ну, знаешь, эти твои вечные фантазии, – не выдержала Марианна. – С детства любила выдумывать небылицы. Неудивительно, что по ночам здесь не спишь, пишешь на компьютере всякую чушь.
   – Чушь? – возмутилась Лина. – Вы что, залезали в мой ноутбук? Да кто вам разрешил! Он же так и называется: «пер-со-наль-ный компьютер!»
   – Очень надо время на глупости тратить, – пожала плечами старушка. Я и так знаю: кроме дешевой беллетристики, ты ничего накропать не способна. А подобную чушь я не читаю.
   – Дамы, какого черта вы не спите в два часа ночи? А потом будете сплетничать, что позабыли, как я выгляжу, – вдруг раздался рядом ворчливый басок. – Еще бы! У меня, в отличие от вас, день начинается в семь утра и заканчивается за полночь.
   И перед собеседницами явился муж Люси Денис. Он и вправду был в черной куртке. Раздраженный, как обычно, из-за вечного недосыпа, финансовых проблем и переутомления. Выглядел он, признаться, не очень: синяки под глазами, всклокоченные темные волосы с легкой проседью.
   Ангелина застеснялась ночной рубашки, сорвала с вешалки чей-то, первый попавшийся под руку, плащ, накинула его на плечи. Из кармана выкатился и запрыгал по ступенькам, ведущим в подвал, какой-то то ли флакон, то ли пузырек. Лина пожала плечами, догнала «беглеца» и сунула обратно. А заодно подумала: «Ну и плащ – здоровущий какой! Наверное, Олесин. У нее одной в этом доме такие пышные формы… Наверное, видок у меня еще тот! Пора восвояси сматываться».
   – Денис, так это и вправду были вы? – продолжала не верить своим глазам Марианна. – А куда же вы исчезли несколько минут назад?
   – В подвал, – неохотно признался Денис. – Разбирал деловые бумаги, чтобы никому не мешать. Готовил пакет документов к завтрашним переговорам. А что? Нельзя?
   – Главное, что все объяснилось, слава тебе господи, а то ваше исчезновение едва не поколебало мое материалистическое мировоззрение, – обрадовалась пожилая дама.
   – Странно слышать из ваших уст, Марианна Лаврентьевна, благодарность Богу, – ухмыльнулась Ангелина.
   – Ну, это я так, Лин, к слову, – смутилась Марианна. – Ты же знаешь, я верю только в науку и в здравый смысл.
   – Золотые слова, – одобрил Денис, сладко зевая и потягиваясь. – Здравый смысл как раз подсказывает привидению, что ему пора спать. Я как падаю на подушку – так сразу отрубаюсь. Бессонница – болезнь бездельников. Спокойной ночи, дамы!
   Раскланявшись, все трое разошлись по комнатам, и в домике на горке наконец воцарилась хрупкая тишина.
   Утром Лина проснулась необычно рано. Свежий воздух был чистым и прозрачным, как ее ночной сон о маме. Во сне мама уплывала в море, в котором плескались лучи солнца, все дальше и дальше к горизонту, как она любила в молодости, пока, наконец, совсем не скрылась из вида.
   Ангелина вышла в сад и застыла, пораженная красотой пробуждавшегося дня. Возле дома горели на солнце всеми оттенками желтого и оранжевого настурции, дальше, на клумбе, радовали глаз переливами сиреневого и лилового гигантские петуньи, а в глубине сада, страстно и безответно обнимая холодную стену гаража, сверкала росинками алая плетистая роза.
   «Как все хорошо и правильно устроено в природе! – подумала Лина. – Утро тихое, как в детстве, в мире разлиты тишина и покой, все вокруг замерло в ожидании роскошного жаркого дня. Здесь, на природе, забываешь, что рядом, в шумном огромном городе, все не так ясно и безоблачно. Всего в тридцати километрах отсюда жизнь полна суеты, стрессов и подлинных, а не выдуманных Валерией опасностей…»
   Лина не единственная в доме поднялась рано. У калитки раздался радостный лай, и на участок вбежал довольный, мокрый от росы Тимоша. За псом на поводке тащился Денис, казалось еще больше отощавший за ночь. Щеки и глаза хозяина ввалились, футболка на нем трепыхалась от ветра, как флаг на здании сельской администрации.
   – Лин, доброе утро! – обрадовался встрече Денис. – Утро-то и впрямь какое! Петь хочется!
   – Вот-вот, «проснись и пой»! – обрадовалась Лина. – Может, ты хоть в честь воскресенья дома останешься? На дальнюю речку нас с Люськой свозишь, в лес за грибами сходим…
   – Не получится, – помрачнел Денис. – Надо, понимаешь, опять на работу. С бумагами разобраться, договора еще раз прочитать, то-сё…
   – Ладно, «то-сё», иди в душ, а я тебе пока кофе сварю, – проворчала Лина, – Люся и Олеся, наверное, еще спят.
   Пышнотелая красавица украинка Олеся, помогавшая Люсе по хозяйству, пару лет назад приехала с мужем Василием из Приднестровья в Москву на заработки и «по цепочке» рекомендаций и звонков попала в дом Викентия Модестовича. Василий тоже устроился в этот дом сторожем. Еще он ухаживал за садом и делал небольшой ремонт, который постоянно требуется в любом загородном доме. Когда семейная пара поселилась в пристройке, Люся вздохнула с облегчением. Многолетнему домашнему рабству пришел конец. Большая семья, дом и сад прежде без остатка забирали все время – так жестокие подростки отбирают деньги у первоклашки. Зато теперь Люся почувствовала себя почти бизнес-леди, точнее – топ-менеджером собственной семьи. И хотя многое по-прежнему делала сама, не решаясь передоверить помощникам, ночью уже не падала на кровать без сил. Даже стала находить время для рукоделия. И все потому, что с домработницей Людмиле Викентьевне повезло. Лучшую помощницу, чем Олеся, и представить себе было невозможно. Цветущая брюнетка была без преувеличения «академиком домашних наук». Прекрасно готовила, экономно вела хозяйство, быстро и толково наводила порядок в доме. А еще разбиралась в садово-огородных делах не хуже любого агронома. Словом, вскоре Олеся стала незаменимой помощницей Люси во всех хозяйственных делах. Единственным минусом была ее невероятная болтливость. На каждый случай из жизни у Олеси была заготовлена собственная история, как у бравого солдата Швейка. До Люси она успела поработать во многих богатых домах и разбиралась в жизни столичного бомонда не хуже репортера светской хроники.
   – А вот еще был случай год назад… Меня тогда нанимал в домработницы… Ни за что не поверите кто: один известный трансвестит, прости господи, – затевала Олеся очередной «сенсационный» рассказ. Обитатели дома давно знали байки Олеси наизусть и норовили улизнуть под благовидным предлогом.
   Семейная пара давно чувствовала себя в доме не прислугой, а кем-то вроде дальних провинциальных родственников. Обычно Олеся вставала раньше всех, но нынешним утром лукавый бог сновидений Морфей, предусмотрительно усыпив мужа, долго не выпускал ее пышное тело из своих сладких объятий.
   Зато в доме пробудилась другая ранняя пташка.
   Серафима стояла на освещенном солнцем крыльце, утренние лучи просвечивали сквозь ее легкий белый сарафан, обрисовывая прелестную фигурку, а роскошные волосы отливали золотыми бликами. Девушка широко и счастливо улыбалась сразу всем: Денису, Лине, радостно тявкнувшему при ее появлении Тимоше, новому ясному дню.
   – Не беспокойтесь, Ангелина Викторовна, – прощебетала она Лине с крыльца. – В столовой я уже накрыла к завтраку, а кофе Денису Петровичу сварю чуть позже, чтобы не остыл. Денис Петрович скоро уедет, и тогда мы с вами, тетя Лина, не спеша, со вкусом позавтракаем. Угу? – по-детски обезоруживающе улыбнулась Сима. – Как насчет манной каши с малиной? Только что собрала кружку ягод к завтраку. Или, может, предпочитаете оладьи из кабачков?
   «Вот это да! Такая молодая – и уже отличная хозяйка, – умилилась Лина, – повезло же оболтусу Стасику».
   – Таким парням, как наш Стасик, всегда достаются самые лучшие девушки, – с легкой досадой пробормотал Денис, словно подслушав мысли Ангелины, и отправился в дом. А Лина задержалась на пороге, чтобы еще минутку полюбоваться юным радостным существом, так гармонично вписавшимся в этот светлый утренний мир, пока еще не замутненный проблемами и хозяйственными хлопотами.
   «Картина „Весна“ Боттичелли», – подумала она и, стесняясь глупых сентиментальных слез, подступивших к глазам, развернулась, чтобы пощипать красной смородины прямо с куста.
   Однако вскоре выяснилось, что не одна Лина любовалась юностью и красотой девушки.
   – Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой. – Красивый баритон разлился с балкона, вплетаясь в гармонию раннего утра. Это Викентий Модестович вторил «Пиковой даме», доносившейся из его комнаты. Он надеялся, что «небесное созданье» наконец поднимет прекрасные очи и улыбнется и ему. Но Серафима, эта легкая юная ласточка, не обращала никакого внимания на пожилого соловья. Она стояла, слегка подняв руки, словно хотела обнять всех сразу: утро, солнце, Лину и весь мир вокруг.
   Ангелина, напротив, задрала голову и удивленно спросила:
   – А вас, дорогой Викентий Модестович, что заставило пробудиться в столь ранний час?
   – Работа, Линочка, работа. Нас с Серафимой ждет новая глава мемуаров. Вечером мы так мало успели. Из-за этих наших ощипанных куриц. Расквохтались: «Ах, твой ревматизм, ох, твой радикулит…» Тьфу!
   – Конечно, поработаем, дорогой Викентий Модестович. Только чуть позже, после завтрака, – уточнила Серафима ангельским голоском. Она наконец подняла прекрасные зеленые глаза к балкону и звонко рассмеялась. Наверху, опираясь о перила, словно какой-нибудь граф или барон на старинной картине, возвышался патриарх. Викентий Модестович встретился с девушкой глазами и приосанился.
   – Давай поторопимся, – попросил он Серафиму, – нам сегодня предстоит отредактировать целых две главы.
   – А вам, Викентий Модестович, нельзя нарушать режим питания. Сами знаете, не маленький, – строго напомнила Серафима. – Я вот только Дениса Петровича накормлю, он, как всегда, на службу торопится, а потом и вы с Ангелиной Викторовной подтягивайтесь в кухню. Признаться, я и сама проголодалась. От здешнего воздуха такой аппетит, нет – аппетитище разыгрался! Кажется, проглотила бы весь этот сад, лес и речкой запила. Ой, у меня мобильник звонит!
   Серафима, взмахнув белоснежным подолом сарафана, как бабочка крылышками, упорхнула в дом.
 
   Викентий нежно улыбнулся девушке. Такие свежесть и восторг исходили от этого юного прекрасного создания – хоть на обложку журнала «Здоровье» помещай ее портрет…
   «Да, кстати, надо бы поснимать Симу. Похоже, камера ее любит…» – подумал он с азартом фотографа-любителя и сделал запись в планах на день, которые набрасывал всегда, независимо от времени года и дня недели.
   – Вы, Викентий Модестович, совсем забросили прежних дам, – не без ехидства напомнила Лина патриарху, – еще бы: у вас теперь новое увлечение…
   – У нас работа, – строго одернул Викентий. – А ты мала еще мне указывать. – Он едва сдержался, чтобы не сказать «соплюшка», как когда-то в детстве.
   Лина вспомнила, что впервые увидела патриарха, когда училась в первом классе, и не сдержала улыбки. Пока жив Викентий Модестович, она будет чувствовать себя вечной «соплюшкой». Причем с удовольствием.
   Викентий и Лина все еще продолжали необременительную утреннюю пикировку, когда из дома вышел довольный Денис. Он сиял так, словно его накормили не домашним завтраком на скорую руку, а королевским обедом в Виндзорском замке.
   – Хорошо, что в доме появилась молодая хозяйка, теперь Люсе, да и Олесе полегче будет, – крикнул он с порога и, потрепав Тимошу по холке, отправился пружинистой походкой к своему бумеру.
   Едва машина Дениса скрылась из вида, Викентий Модестович и Лина, словно детишки в летнем лагере отдыха, послушно потянулись в столовую.
   Стол был изящно сервирован к завтраку. Нет, сервирован – слишком слабо сказано. Стол словно сошел со страниц глянцевого журнала по дизайну. Букет мраморно-белых, только что срезанных колокольчиков красовался на кремовой скатерти посреди светло-бежевой посуды, обнаруженной Серафимой в серванте. Со второго этажа по-прежнему доносились тревожно-прекрасные звуки «Пиковой дамы»: Викентий Модестович включал музыку в комнате по своему настроению – независимо от распорядка дня и желания других домочадцев. Однако обитатели дома не спешили просыпаться. Решив никого не будить, они уселись завтракать втроем: Викентий, Ангелина и Серафима. Лина внезапно подумала: давненько Викентий Модестович не ел с таким аппетитом. В последнее время старик все чаще капризничал, брезгливо заглядывал в тарелку, требовал себе чего-нибудь особенного, вкусненького, мучил придирками домработницу. А тут уплетал обычную манную кашу за обе щеки, словно подросток после спортивной тренировки.
   «Чудеса!» – привычно изумилась она, подкладывая в кашу свежую малину. Раннее летнее утро вновь показалось ей прекрасным.
   Серафима поставила белый кофейник на поднос и плавно направилась к ним, словно сошла с картины Лиотара «Шоколадница». Девушка в белом сарафане, с молочно-белой кожей, свежая, как летнее утро, подавала им кофе. От этой будничной дачной сценки на душе стало особенно тепло и спокойно. Лина решила, что уже ничто не сможет испортить очарование этого утра. Главное, сохранить в душе, не расплескать, как воду из целебного источника, редкое ощущение покоя и радости до самого воскресного вечера. До новой, суетной и напряженной московской жизни.
 
   Вскоре дом окончательно проснулся, ожил, начал дышать, расправлять занемевшие за ночь части большого каменного тела, заговорил на разные голоса.
   В кухню торопливо вошла заспанная Олеся, пытаясь изобразить запоздалое усердие. Потом появилась Люся, растрепанная, слегка растерянная из-за того, что кто-то встал в доме раньше ее. А вскоре ее великовозрастный братец Гарик, сонно потягиваясь и почесываясь, заглянул на кухню и с удовольствием втянул носом воздух, пропитавшийся ароматами домашнего завтрака.
   – Ага, в кои-то веки в нашем доме запахло вкусненьким! – заявил он, явно дразня Олесю. И, подмигнув Серафиме, игриво объявил: – Так-так, эксплуатируем детский труд, господа домочадцы?
   – Напротив, Серафима сама любезно вызвалась за нами ухаживать, – гордо объявил Викентий Модестович. Всем своим надменным видом он дал понять, что «за нами» сказано только из вежливости. Мол, на самом деле Серафима кормит только его, а остальные – просто примазавшиеся.
   – А где же Стасик? – по-матерински ревниво поинтересовалась Люся.
   – Спит, наверное, – легкомысленно пожала плечами девушка. – Он же типичная сова.
   – Эй, кто тут сова? – раздался у дверей молодой басок. И в кухню ворвался Стасик с букетиком земляники в руках. Он протянул Серафиме ягоды и просиял: – Это тебе. Собрал после утренней пробежки.
   – Угости маму, – дипломатично предложила Серафима.
   – Знаешь, если в этом доме всех угощать, и килограмма не хватит, а эти ягоды я для тебя собирал. Между прочим, встал чуть свет, пол-леса обегал, ягодную полянку искал, – слегка обиделся Стасик.
   Серафима потрепала его по голове, как маленького, и, очаровательно улыбнувшись, принялась срывать пухлыми, почти детскими губами сочные ягоды. Она ела медленно, старалась, чтобы капли красного сока не попали на белоснежный сарафан. Внезапно девушка почувствовала на себе восхищенные взгляды всех, кто собрался в кухне. Она прошлась по комнате волнующей походкой молодой Софи Лорен, облокотилась о край стола, медленно обвела внимательным взглядом собравшихся. И вновь подарила каждому свою особенную улыбку. Все в ответ заулыбались. Похоже, девушка со вкусом и удовольствием пользовалась властью, какую дают молодость и красота. И между прочим, правильно делала: срок действия этого оружия до обидного краток…
   – Викентий Модестович, – обернулась Серафима к главе семьи, патриарх невольно приосанился. – По-моему, мы с вами уже позавтракали. Так что не будем тянуть время. Нас ждет большая работа, многие главы еще сырые. Идемте же скорее в сад!
   Викентий Модестович с готовностью вскочил с места и, выпрямив спину, послушно засеменил за Серафимой.