Однако у него не было выбора.
Как ни удивительно, но он достиг цели. Он встретился с тринтанином на собственной территории тринтанина. Он прошёл длинный путь, чтобы заставить Кзанола принять себя как другой тринтанский разум, по крайней мере как разум птавва. Кзанол по-прежнему хочет убить его; и ему хотелось, чтобы тринтанин больше обращал внимания на дезинтегратор! Но он поступил совсем иначе. И был горд этим, так как все пошло на пользу. Чувство собственного достоинства у Кзанола-Гринберга не было особенно обострённым.
Теперь делать больше нечего. И ему лучше сойти с пути Кзанола.
Первым побуждением того было просветить радаром судно Кзанола-Гринберга. Когда найти костюм не удалось, Кзанол снова занялся Меснеем и заставил его облазить весь корабль от радарного конуса вплоть до отработанных сопел, предположив, что защищённый раб каким-то образом мог выкрасть костюм и хранить его на корабле, отключив поле стазиса. Но раб ничего не нашёл.
Этот защищённый раб казался таким самоуверенным! Почему, если у него нет костюма?
Они снова обыскали весь Тритон. Кзанол-Гринберг видел растущее недоумение и неуверенность Кзанола, пока велись поиски. Костюма на Нептуне не было, не было его и на спутниках, определённо не было и на другом корабле, который не мог долго оставаться на орбите. Где же он?
Двигатель отключился. Кзанол повернулся лицом к своему мучителю и вдруг почувствовал, что его мозг сжимается и становится плоским. Кзанол направил в него всё, что имел: вопящее чувство, тарабарщину, приказы, ярость, неприкрашенную дикую ненависть и вопросы, вопросы, вопросы. Пилот застонал и схватился за голову. Штурман, завизжав, вскочила, повернулась наполовину и умерла с пеной на губах. Мёртвая, она по-прежнему стояла у игрового стола; её удерживали от падения только магниты в сандалиях. Кзанол-Гринберг смотрел на тринтанина как на торнадо.
Ментальное торнадо закончилось.
— Где он? — спросил Кзанол.
— Давай договоримся. — Кзанол—Гринберг повысил голос, чтобы было слышно и пилоту. Уголком глаза он увидел, что тринтанин сделал перестановку: пилот вышел из кабины и занял место штурмана в качестве транслятора.
Кзанол вынул свой разъёмный нож. Он рассматривал дезинтегратор с крайним пренебрежением. Возможно, он не считал его оружием. В любом случае никто не применял оружие против тринтанина, разве что другой тринтанин. Он раскрыл лезвие на восемь футов и был готов одним махом раскроить мятежное тело этой разумной твари.
— Я не боюсь тебя, — сказал Кзанол-Гринберг. Он не спешил поднимать дезинтегратор.
— ВЫЙДИ, — сказал Кзанол пилоту.
Кзанол-Гринберг мог бы закричать от радости. Он выиграл! Рабы не имеют право присутствовать во время сражения или ссоры между двумя тринтанинами.
Пилот медленно двинулся в воздушный тамбур. Слишком медленно. Неужели какая-то моторная зона выгорела при умственном шоке, или раб был нерасположен уходить. Кзанол прозондировал его.
— ВСЕ НОРМАЛЬНО. НО ПОТОРОПИСЬ.
Пилот быстро влез в скафандр, чтобы выйти. Семья Рейкарливов никогда не обращалась дурно с рабами…
Дверь воздушного тамбура повернулась и закрылась. Кзанол спросил:
— Как договоримся?
Он не понял ответа. Чувствуя отвращение к самому себе, он произнёс:
— Мы должны включить радио. Ага, вот оно.
И повернулся к стене. Пара вкусовых щупалец дотянулась до ниши и щёлкнула выключателем. Теперь пилот через динамики скафандра мог слышать, что говорил Кзанол-Гринберг.
Никому и в голову не приходило, что они двигаются по кругам Робин Гуда. Раба невозможно представить личностью.
— Я повторяю, — произнёс Кзанол. — Как договоримся?
— Я хочу быть твоим партнёром по контролю над Землёй. Наше соглашение будет действительным даже тогда, если мы найдём других существ, подобных тебе или правительство тебе подобных. Половина твоя, половина моя, и плюс твоя полная поддержка в создании для меня усилителя. Первый шлем пусть будет твоим; он может не подойти для моего мозга. Я хочу, чтобы ты поклялся… Подожди минуту. Я не могу этого произнести. — Он нашёл лист для бриджа и написал точками и завитушками чужого языка слово “пртуувл”. — Я хочу, чтобы ты поклялся защищать мою половину владений изо всех сил, никогда не подвергать опасности мою жизнь или здоровье, а взамен я доставлю тебя туда, где ты можешь найти второй костюм. Поклянись, что мы заставим людей сделать мне другой усилитель, когда вернёмся.
Кзанол думал целую минуту. Его умственный щит был таким же твёрдым, как двери лунного форта, но Кзанол-Гринберг прекрасно разбирался в его мыслях. Тот тянул с ответом, чтобы произвести впечатление. Конечно, он решит дать клятву, поскольку клятва “пртуувл” обязывала тринтанина перед тринтанином. А Кзанол считал его только рабом…
— Хорошо, — произнёс Кзанол. И он дал клятву “пртуувл”, не пропустив ни единого слова.
— Прекрасно, — похвалил Кзанол-Гринберг. — Теперь поклянись на тех же условиях, но по этой клятве. — Он вытащил лист для бриджа из грудного кармана и передал ему. Кзанол взял его и вгляделся.
— Ты хочешь, чтобы я поклялся ещё и клятвой “кпитлитхтулм”?
— Да. — Не было нужды читать её Кзанолу или скрывать свою дельфинью усмешку. Клятва “кпитлитх-тулм” заключалась между тринтанином и рабом. Если он произнесёт её в дополнение к клятве “пртуувл”, он будет вынужден придерживаться их, пока не решит считать Кзанола-Гринберга растением или бессловесной тварью. Но это будет уже бесчестием.
Кзанол отбросил бумагу. Его умственный щит почти мерцал, настолько он был жёстким. Его челюсти широко раскрылись, губы оттянулись назад с игольчатых клыков в улыбке, которая была ужаснее, чем у тирранозаврус рекс, который выслеживал палеонтолога, или чем у Лукаса Гарнера, когда тот выслушивал хорошую шутку. Посмотрев на Кзанола, вряд ли кто усомнился бы в его плотоядной натуре. Изголодавшийся хищник, готовый сожрать вас в любой момент. Можно было забыть, что Кзанол наполовину легче человека, и вместо этого помнить о том, что он опаснее ста скорпионов, трех диких котов, стаи муравьёв или пираний.
Но Кзанол—Гринберг принял это за улыбку печального восхищения, весёлый отказ в пользу превосходящей напасти, за улыбку потерявшего. Через свои тринтанские воспоминания он видел кое-что ещё. Улыбка Кзанола была такой же фальшивой, как и медный транзистор.
Кзанол повторил клятву четыре раза и сделал четыре сводящие ритуал на нет технические ошибки. На пятый раз он сдался и поклялся по правилам.
— Теперь правильно, — сказал Кзанол—Грннберг. — Пусть шест доставит нас на Плутон.
— Ладно, пусть кто-нибудь развернёт корабль и возьмёт курс три, восемьдесят четыре, двадцать один. — Мужчина в ведущем корабле говорил с терпеливой усталостью в голосе. — Не знаю, что это за игра, но мы можем играть в неё не хуже, чем ребёнок в кубики.
— Плутон, — сказал кто-то. — Они вдут на Плутон! — Казалось, что он воспринимает это как личное оскорбление.
Старина Смоки Петропоулос забухтел в передатчик:
— Лев, может, кому-нибудь из нас остановиться и посмотреть, что там с двумя другими кораблями?
— Хм-м. Ну да, Смоки, давай, сработай. Ты потом отыщешь нас мазером?
— Конечно, босс. Без всяких секретов?
— Дьявол, они знают, что мы преследуем их. Передавай нам всё, что может пригодиться. И найди, где Гарнер! Если он на новобрачнике, я должен это знать. А лучше дай сигнал Вуди на шестой номер, пусть он идёт туда, где Гарнер.
— Конечно, Плутон. Ты все ещё не понимаешь? — Кзанол-Гринберг не в первый раз испытывал сомнения по поведу разумности своего прежнего “я”. Сомнения были вполне обоснованными, чтобы от них отвязаться. А он ещё боялся, что Кзанол догадается об этом. Однако…?
— Нет, — раскаляясь, прошипел Кзанол.
— Корабль врезался в один из спутников Нептуна, — терпеливо объяснял Кзанол—Гринберг, — врезался так сильно, что спутник с треском вышибло с орбиты. Корабль двигался почти со скоростью света. Спутник получил энергию, достаточную, чтобы стать планетой, но у него осталась эксцентричная орбита, которая иногда по-прежнему проходит внутри зоны влияния Нептуна. Естественно, что по этим признакам мы можем легко обнаружить его.
— Мне говорили, что Плутон пришёл из другой солнечной системы.
— И мне говорили. Ко это абсурд. Если такая масса прошла в систему извне, почему она не вернулась назад, завершая гиперболу? Что её могло остановить? Ладно, я раскрываю карты… Есть одна вещь, которая действительно беспокоит меня. Плутон не очень велик. Как думаешь, мог ли костюм быть отброшен в пространство при взрыве, когда произошло столкновение?
— Если это так, я убью тебя, — сказал Кзанол.
— Не говори мне ничего, дай догадаться, — попросил Гарнер. — Ага! Понял, Смоки Петропоулос. Как дела, старина?
— Не так хорошо, как с твоей памятью. Прошло добрых двадцать два года. — Смоки стоял за двумя креслами в проёме воздушного тамбура и ухмылялся размытому отражению двух лиц на лобовом стекле. Чтобы сделать что-то ещё, не хватало места. — Какого дьявола, Гарнер? Почему бы тебе не повернуться и не пожать лапу старому приятелю?
— Не могу, Смоки. Пришелец приказал нам не двигаться, и ему нельзя возражать. Может быть, хороший гипнотерапевт и мог бы избавить нас от этой фиксации, но пока нам придётся подождать. Кстати, познакомься — Лерой Андерсон.
— Привет.
— Теперь выдели нам пару сигарет, Смоки, и положи их в уголки наших ртов, чтобы можно было поговорить. Твои ребята погнались за Гринбергом и чужаком?
— Да. — Смоки нащупал сигареты я зажигалку. — Это что? Игра в пересаживания под музычку?
— Что ты хочешь сказать?
Старина Смоки сунул сигареты, куда следовало, и произнёс:
— Этот новобрачник пошёл на Плутон. Зачем?
— На Плутон!
— Ты удивлён?
— Значит, его здесь нет, — вмешался Андерсон.
— Правильно, — сказал Гарнер. — Мы знаем, что они искали, мы знаем теперь и то, что они не нашли здесь эту штуку. Но я не могу вообразить, почему они думают, что она на Плутоне. О-оп! Придержи её! — Гарнер бешено запыхтел сигаретой. Добрый, верный табачок с дёгтем и никотином. — Казалось, у него не было проблем с мимикой. — Плутон мог быть когда-то спутником Нептуна. Может быть, это как-то связано с их полётом. Где корабль Гринберга? Он тоже пошёл в том направлении?
— Да уж! Где бы он ни был, его двигатель выключен. Мы потеряли его из виду четыре часа назад.
Андерсон заговорил:
— Если ваш друг все ещё на борту, у него могут быть неприятности.
— Верно, — подхватил Гарнер. — Смоки, этот корабль рухнет на Нептун, а на борту Ллойд Месней. Ты помнишь его? Большой, упитанный паренёк с усами.
— Теперь вспомнил. Он тоже парализован?
— Он загипнотизирован. Загипнотизирован по-деревенски, и если ему не скажут позаботиться о себе, он просто не станет делать этого. Поможешь?
— Конечно. Я приведу его сюда. — Смоки повернулся к люку.
— Эй! — тявкнул Гарнер. — Выбрось окурки из наших пастей, пока наши лица не опалило огоньком!
Со своего корабля Смоки вызвал Вуди Атвуда на шестом номере радарного прикрытия и рассказал про услышанное:
— Это выглядит как правда, Вуди, — закончил он. — Но всё равно нельзя рисковать. Оставайся здесь и иди на сближение с кораблём Гарнера; если он сделает хоть одно движение, значит он последний лгун, поэтому держи глаза открытыми. Он известен своими хитростями. А я посмотрю, действительно ли Месней в опасности. Его будет не трудно найти.
— Неделя на Плутоне и полнедели на обратный путь на одной единице ускорения, — сказал Андерсон, демонстрируя способность выполнять в уме простые вычисления. — Но мы не можем преследовать их шайку, даже если смогли бы двигаться. У нас нет топлива.
— Мы можем заправиться на Титане, правда? Где этот чёртов Смоки?
— Сегодня его лучше не ждать.
Гарнер зарычал. Пространство, невесомость, паралич и поражение совсем истощили его самоконтроль.
— Эй! — прошептал он вдруг.
— Что? — вопрос получился преувеличенно тихим.
— Я могу шевелить своими указательными пальцами! — завопил Гарнер. — Значит, этот стопор может пройти. Следи за своими движениями.
Смоки вернулся на исходе следующего дня. Он вставил нос своего корабля в трубу двигателя и стал толкать судно Меснея. Когда он отключил двигатель, оба корабля расстыковались, Смоки двигался между кораблями, надев на спину реактивный ранец. К этому времени Атвуд присоединился к небольшой группе и помог Смоки, так как глупо было ожидать какой-нибудь хитрости от него после того, как нашли Меснея.
И не потому что Месней был по-прежнему загипнотизирован. Нет. Овладев его мозгом, Кзанол освободил Ллойда от гипноза, а улетая на Плутон, он — по доброте или без задней мысли — оставил его без приказов. Но Месней был близок к истощению. Его лицо покрывали глубокие морщины от излишков кожи, а на торсе кожа обвисла и шлёпала складками на рёбрах, Кзанол—Гринберг часто забывал кормить его, вспоминая о нем только а тех случаях, когда голод едва не выводил Ллойда из транса. Реальный Кзанол никогда бы так не мучил раба, притом он обладал гораздо большей телепатией, чем это ложный двойник. А Кзанол—Гринберг так и не научился думать о повседневном приёме пищи как о необходимости. Съедать столько пищи было для него роскошью и глупостью.
Месней начал объедаться сразу после отлёта “Золотого Кольца”, но требовалось определённое время, чтобы он скова стал “упитанным”… А потом топливо его корабля забрали, и он дрейфовал по очень узкой орбите вокруг Тритона, причём эта орбита мало-помалу сокращалась.
— Так обманывать — просто неестественно, — говорил Смоки, сообщая о происшедшем флоту Пояса. — Ещё печного такого обмана, и Месней был он мёртв. Даже теперь он выглядит ужасно.
Теперь возле Нереиды кружилось четыре космических корабля.
— Вам надо заправить горючим каши корабли, — сказал Гарнер. — Вот как мы сделаем. — Он начал излагать свой план.
Смоки заявил:
— Я не оставлю своё судно!
— Мне жаль, Смоки. Смотри, если только уследишь. У нас есть три пилота, верно? Ты, Вуди и Месней, Мы с Андерсоном двигаться не можем. Но у нас четыре корабля. Мы должны один бросить.
— Хорошо, но почему мой?
— Пять человек должны разместиться в трех кораблях. Это значит, что мы должны оставить себе двухместные корабли, верно?
— Ну так.
— Мы вынуждены отказаться либо от твоего корабля, либо от радарного прикрытия. Что бы ты оставил?
— Но ты же не хочешь сказать, что на Плутон мы полетим, чтобы воевать?
— Мы могли бы попытаться. А ты захотел домой?
— Ладно, успокойся.
Флотилия двинулась на Тритон без четвёртого номера, а половина его горючего перешла в судно Меснея “Иво Джима”. Гарнер сказался пассажиром Меснея, Смоки остался на “Хайнлайне” вместе с Андерсоном. Три корабля парили над ледяной поверхностью большого спутника, и их двигатели плавили слой за слоем замёрзшие азот, кислород и двуокись углерода, пока не достигли тонкого слоя водяного льда. Они сели на лёд, каждый в своём конусе. Затем Вуди и Смоки отправились за четвёртым судном.
Смоки спустил своё судно почти на пустых баках. Он перекачал остатки горючего в “Иво Джиму” и туда же пошёл запас “Хайнлайна”. Вуди отключил охлаждение в баке с водородом, разбортовал обогреватель кабины и перенёс его в бак. Затем они вырезали дыру в стене и включили питание.
Несколько часов ушло на нарезку блоков льда. Месней все ещё недомогал, поэтому всю работу делали парни с Пояса. Когда дело подошло к концу, силы их были на исходе, а два лазерных резака были почти уже непригодны; но топливный бак четвёртого корабля был полон тёплой, правда, не очень чистой воды.
Они запустили батарею шестого номера на электролиз расплавленного льда. Смесь водорода и кислорода залили в бак “Хайнлайна”. Они установили термостат выше точки конденсация водорода, и кислород оседал как снег. Смоки и Вуди, сменяя друг друга на дне бака, трамбовали белые сугробы. Затем они занялись номером шестым, облетели вокруг него и перезарядили батареи. Но ощущение упущенного времени не покидало — “война” удалялась от них все дальше с каждой проходящей минутой.
За два дня они заправили горючим все три корабля. Баки не были заполнены до конца, но их бы хватило для доставки небольшой флотилии на Плутон при постоянном ускорении и с небольшим запасом горючего. Четвёртый корабль оказался ненужным, его баки были пусты и сухи.
— Мы отстаём на три дня, что бы там ни происходило, — угрюмо сказал Вуди, — Зачем нам вообще лететь?
— Нам надо войти в зону радиоконтакта, — убеждал Смоки. — Мне нравится, что Гарнер рядом и может подсказать флоту, что делать дальше. Он больше знает об этом циклопе.
— Основной довод в том, что наша группа опаздывает на три дня, — произнёс Люк. — Мы можем рвануть вперёд и сэкономить день. Можем оставаться здесь. Решайте.
Вуди Атвуд тут же радировал сообщение флоту, зная, что остальные не перехватили их разговора: когда луч мазера перехвачен, радио визжит на высокой ноте.
— Серия партий! — В голосе Кзанола проступало тринтанское презрение. — Мы могли бы с равным успехом раскладывать пасьянс. Какая странная вещь — признавать себя проигравшим.
— Скажем так, — предложил Кзанол—Гринберг. — Мы могли бы поделить Землю на части и играть на людей. У нас было бы по восемь миллиардов человек с небольшим. Фактически, можно договориться прямо сейчас и поделить Землю по двум меридианам на западное и восточное полушарие. Пока мы не вернёмся с усилителем, можно остановиться на этом, и каждый получает по восемь миллиардов.
— Звучит хорошо. А почему на западное и восточное?
— Тогда каждый получит полное разнообразие климатических зон. Почему бы и нет?
— Согласен. — Кзанол получил две карты рубашкой вверх и одну открытую.
— Ставлю семь! — объявил пилот.
— Пасую, — ответил Кзанол-Гринберг. Он прислушался к рычанию Кзанола и увеличил предыдущую ставку. — Мы могли бы забрать Меснея, — сказал он. — Опасно оставаться без пилота.
— Ну что ты! Предположим, я взял Меснея. И как бы ты себя чувствовал, наблюдая, что я распоряжаюсь твоим бывшим рабом?
— Паршиво. — По сути дела он только сейчас понял, что, оставив Меснея за бортом, Кзанол проявил редкий такт, Ллойд был пользованным рабом, он уже принадлежал другому. Традиция требовала для него чуть ли не смерти и ясно предписывала, что им никогда не должен владеть уважающий себя тринтанин, хотя его и можно было отдать нищему.
— Ещё пять, — сказал пилот. Он сидел так, чтобы не видеть карт, но был готов перевести на человеческий язык непереводимый сленг покера; когда же Кзанол хотел говорить, пилот был готов транслировать Кзанола—Гринберга. Кзанол взял одну открытую и одну закрытую карту…
— Забавно, — сказал Кзанол—Гринберг. — Я почти что-то вспомнил, но потом это ушло.
— Открой свой ум, и я расскажу тебе, что это было.
— Нет. Это всё равно по-английски, из памяти Гринберга. — Он сжал голову руками. — Что это? Чертовски сходится. Сходится с тем, что мы говорили о Меснее.
— Играй!
— Девять человек.
— Поднимаю на пять.
— Десять сверху.
— Вызываю. Гринберг, почему ты выигрываешь больше меня, хотя и чаще пасуешь?
Кзанол—Гринберг щёлкнул пальцами:
— Вспомнил! Когда я вырасту и стану взрослым, я буду гордым и великим. И я скажу другим мальчикам и девочкам: не лезьте к моим игрушкам, Стивенсон. — Он засмеялся. — И это заставляет меня…
— У тебя двойка, у меня дама, — сказал пилот.
Кзанол продолжал по-тринтански:
— Если бы люди имели телепатический регистратор, им бы не надо было мучиться с произношением и речью. Однако — хороший ход.
— Да уж, — рассеянно согласился Кзанол-Гринберг. Он проиграл эту партию, поставив почти две сотни на вару четвёрок.
Немного позже Кзанол прервал игру и сказал:
— Передатчик. — Он встал и прошёл в кабину пилота. Кзанол—Гринберг последовал за ним. Они придвинули креста к двери рубки управления, и пилот увеличил громкость.
— …Атвуд с шестого номера! Надеюсь, ты слышишь, Лев? Пришелец находится на новобрачнике, и у него точно какие-то дикие способности. Здесь нет никакого обмана. Чужак парализовал старика из Сил и его пилота с расстояния в несколько миллионов миль. Грубоватый паренёк. Человека во втором судне бросил дрейфовать у Тритона без горючего, наполовину дохлым от голода, когда он стал не нужен чужаку. Гарнер сказал, что инициатором является Гринберг. Это тот малый, который думает, что он — другой пришелец. Он тоже на новобрачнике. И там ещё есть пара человек, пилот и штурман. Гарнер советует стрелять в пределах зоны видимости, не пытаясь сближаться с кораблём. Ну — это вам решать. Мы отстаём от вас на три дня, но идём за вами. Четвёртый номер на Тритоне без горючего, и нам не удастся использовать его, пока не будет вычищена грязь из бака. Только трое из нас могут управлять кораблём. Гарнер и его пилот по-прежнему парализованы, хотя и отходят понемногу. Нам бы гипнотерапевта для этих землян, а то им больше не танцевать. По моему мнению, вашей первой целью является усилитель, если вы его только найдёте. Он гораздо опаснее любого из пришельцев. Пояс не хочет отказываться от его изучения, и я знаю, что некоторые учёные возненавидят нас, если мы лишим их этой возможности, но ты представляешь, что может натворить Земля с усилителем и телепатическим гипнозом. Ставлю сообщение на повтор. Лев, это Атвуд с шестого номера. Повторяю, Атвуд с шестого…
Кзанол—Гринберг вытащил сигарету и прикурил её. Новобрачное судно имело широкий выбор, и эта сигарета была с двойным фильтром, ментолизированная, из табака без никотина. Она мягко пахла горелыми листьями и на вкус напоминала конфету от кашля.
— Стрелять в пределах зоны видимости, — повторил он, — это плохо.
Тринтанин смотрел на него с нескрываемым презрением. Бояться рабов…! Ну да — это ведь только птавв.
Кзанол—Гринберг свирепо взглянул на него. Он знал о людях больше Кзанола!
— Всем судам! — объявил мужчина в ведущем корабле. — Сообщаю: теперь мы будем стрелять. Какие замечания?
Замечания были. Лев выслушал их и потом сказал:
— Торгов, твои гуманные импульсы делают тебе честь. Без всякого сарказма. Но вещи до тога липкие, что не время беспокоиться о двух земляках на новобрачном судне. Когда усилитель будет найден, не думаю, что нам вообще придётся беспокоиться о чём-то, Земля не должна найти его раньше нас. Они не знают того, что известно о Плутоне нам. Мы можем расставить над планетой боевые посты, пока Пояс не пришлёт нам автоматическую орбитальную охрану. Радар может найти усилитель; в таком случае мы сбросим на него бомбу, и дьявол с этими возможностями исследования! Я ничего не упустил?
Женский голос произнёс:
— Один снаряд можно послать с камерой. Не стоит посылать всю огневую мощь сразу.
— Прекрасно, Меб. У тебя есть снаряд с камерой?
— Да.
— Используй его.
“Иво Джима” был в неделе полёта от Земли, а Кзанол—Гринберг как обычно грезил наяву. По какой-то причине ему вспоминались его часы: церемониальные, подлокотные часы с криогенными шестерёнками, которые сейчас находились во втором костюме. Он бы сделал новый обруч.
Хотя зачем? Они всегда отставали. Он регулировал их каждый раз, когда возвращался с визита… С визита на другую плантацию. После полёта через пространство.
Ну конечно. На его часы влияла относительность, Почему он этого не замечал раньше?
Потому что был тринтанином?
— Повышаю на тридцать, — сказал Кзанол. Он приготовил в своих пяти картах одну пару на показ, и даже ко думал, что Кзанол-Гринберг со своей плохой картой может блефовать. Он не замечал чисел в последовательности карт.
Глупец. Да, тринтанин был определённо глуп. Кзанол не мог играть в покер, даже опираясь на знание игры пилотом. Он не догадывался, что его корабль может врезаться в Плутон. Ему не нужны были мозга, у него — Сила.
Тринтане не нуждались в разуме с того момента, как нашли первую расу рабов. До этого Сила не имела значения, её не на ком было применять. Они пользовались неограниченной поддержкой слуг, которые за них даже думали, и неудивительно, что они начали вырождаться.
— Поднимаю на пятьдесят, — сказал Кзанол—Гринберг.
Тринтанин заулыбался.
— Я никогда не думал, что Силы — это хорошая идея, — говорил Люк. — Но я считаю, что они необходимы. Абсолютно необходимы. И я пошёл туда, потому что считал, что буду там полезен.
— Люк, если землянам нужна полиция для прогресса, чтобы выжить, они не выживут. Ты пытаешься удержать эволюцию.
— Мы не полиция для прогресса! Мы поддерживаем порядок в технологии. Если кто-то что-то сотворил — это хороший шанс уничтожить цивилизацию. И вот тогда, и только тогда, мы пресекаем это. Ты бы удивился, узнав, как часто такое происходит.
Голос Смоки был полон презрения.
— Я бы удивился? А почему не пресекли термоядерный синтез, когда ты был там? Нет, не перебивай меня, Люк, это важно. Термоядерный синтез используется не только в космических кораблях. Половина питьевой воды Земли получена дистилляторами морской воды, и все они используют тепло термоядерного синтеза. Большая часть электростанций Земли являются термоядерными, а на Поясе они все такие. А термоядерное пламя в крематориях и фабриках по разложению отходов! Взгляни: например, весь уран, который вы импортируете, идёт на изготовление термоядерных сопел! Существуют сотни тысяч термоядерных кораблей, каждый из которых…
Как ни удивительно, но он достиг цели. Он встретился с тринтанином на собственной территории тринтанина. Он прошёл длинный путь, чтобы заставить Кзанола принять себя как другой тринтанский разум, по крайней мере как разум птавва. Кзанол по-прежнему хочет убить его; и ему хотелось, чтобы тринтанин больше обращал внимания на дезинтегратор! Но он поступил совсем иначе. И был горд этим, так как все пошло на пользу. Чувство собственного достоинства у Кзанола-Гринберга не было особенно обострённым.
Теперь делать больше нечего. И ему лучше сойти с пути Кзанола.
Первым побуждением того было просветить радаром судно Кзанола-Гринберга. Когда найти костюм не удалось, Кзанол снова занялся Меснеем и заставил его облазить весь корабль от радарного конуса вплоть до отработанных сопел, предположив, что защищённый раб каким-то образом мог выкрасть костюм и хранить его на корабле, отключив поле стазиса. Но раб ничего не нашёл.
Этот защищённый раб казался таким самоуверенным! Почему, если у него нет костюма?
Они снова обыскали весь Тритон. Кзанол-Гринберг видел растущее недоумение и неуверенность Кзанола, пока велись поиски. Костюма на Нептуне не было, не было его и на спутниках, определённо не было и на другом корабле, который не мог долго оставаться на орбите. Где же он?
Двигатель отключился. Кзанол повернулся лицом к своему мучителю и вдруг почувствовал, что его мозг сжимается и становится плоским. Кзанол направил в него всё, что имел: вопящее чувство, тарабарщину, приказы, ярость, неприкрашенную дикую ненависть и вопросы, вопросы, вопросы. Пилот застонал и схватился за голову. Штурман, завизжав, вскочила, повернулась наполовину и умерла с пеной на губах. Мёртвая, она по-прежнему стояла у игрового стола; её удерживали от падения только магниты в сандалиях. Кзанол-Гринберг смотрел на тринтанина как на торнадо.
Ментальное торнадо закончилось.
— Где он? — спросил Кзанол.
— Давай договоримся. — Кзанол—Гринберг повысил голос, чтобы было слышно и пилоту. Уголком глаза он увидел, что тринтанин сделал перестановку: пилот вышел из кабины и занял место штурмана в качестве транслятора.
Кзанол вынул свой разъёмный нож. Он рассматривал дезинтегратор с крайним пренебрежением. Возможно, он не считал его оружием. В любом случае никто не применял оружие против тринтанина, разве что другой тринтанин. Он раскрыл лезвие на восемь футов и был готов одним махом раскроить мятежное тело этой разумной твари.
— Я не боюсь тебя, — сказал Кзанол-Гринберг. Он не спешил поднимать дезинтегратор.
— ВЫЙДИ, — сказал Кзанол пилоту.
Кзанол-Гринберг мог бы закричать от радости. Он выиграл! Рабы не имеют право присутствовать во время сражения или ссоры между двумя тринтанинами.
Пилот медленно двинулся в воздушный тамбур. Слишком медленно. Неужели какая-то моторная зона выгорела при умственном шоке, или раб был нерасположен уходить. Кзанол прозондировал его.
— ВСЕ НОРМАЛЬНО. НО ПОТОРОПИСЬ.
Пилот быстро влез в скафандр, чтобы выйти. Семья Рейкарливов никогда не обращалась дурно с рабами…
Дверь воздушного тамбура повернулась и закрылась. Кзанол спросил:
— Как договоримся?
Он не понял ответа. Чувствуя отвращение к самому себе, он произнёс:
— Мы должны включить радио. Ага, вот оно.
И повернулся к стене. Пара вкусовых щупалец дотянулась до ниши и щёлкнула выключателем. Теперь пилот через динамики скафандра мог слышать, что говорил Кзанол-Гринберг.
Никому и в голову не приходило, что они двигаются по кругам Робин Гуда. Раба невозможно представить личностью.
— Я повторяю, — произнёс Кзанол. — Как договоримся?
— Я хочу быть твоим партнёром по контролю над Землёй. Наше соглашение будет действительным даже тогда, если мы найдём других существ, подобных тебе или правительство тебе подобных. Половина твоя, половина моя, и плюс твоя полная поддержка в создании для меня усилителя. Первый шлем пусть будет твоим; он может не подойти для моего мозга. Я хочу, чтобы ты поклялся… Подожди минуту. Я не могу этого произнести. — Он нашёл лист для бриджа и написал точками и завитушками чужого языка слово “пртуувл”. — Я хочу, чтобы ты поклялся защищать мою половину владений изо всех сил, никогда не подвергать опасности мою жизнь или здоровье, а взамен я доставлю тебя туда, где ты можешь найти второй костюм. Поклянись, что мы заставим людей сделать мне другой усилитель, когда вернёмся.
Кзанол думал целую минуту. Его умственный щит был таким же твёрдым, как двери лунного форта, но Кзанол-Гринберг прекрасно разбирался в его мыслях. Тот тянул с ответом, чтобы произвести впечатление. Конечно, он решит дать клятву, поскольку клятва “пртуувл” обязывала тринтанина перед тринтанином. А Кзанол считал его только рабом…
— Хорошо, — произнёс Кзанол. И он дал клятву “пртуувл”, не пропустив ни единого слова.
— Прекрасно, — похвалил Кзанол-Гринберг. — Теперь поклянись на тех же условиях, но по этой клятве. — Он вытащил лист для бриджа из грудного кармана и передал ему. Кзанол взял его и вгляделся.
— Ты хочешь, чтобы я поклялся ещё и клятвой “кпитлитхтулм”?
— Да. — Не было нужды читать её Кзанолу или скрывать свою дельфинью усмешку. Клятва “кпитлитх-тулм” заключалась между тринтанином и рабом. Если он произнесёт её в дополнение к клятве “пртуувл”, он будет вынужден придерживаться их, пока не решит считать Кзанола-Гринберга растением или бессловесной тварью. Но это будет уже бесчестием.
Кзанол отбросил бумагу. Его умственный щит почти мерцал, настолько он был жёстким. Его челюсти широко раскрылись, губы оттянулись назад с игольчатых клыков в улыбке, которая была ужаснее, чем у тирранозаврус рекс, который выслеживал палеонтолога, или чем у Лукаса Гарнера, когда тот выслушивал хорошую шутку. Посмотрев на Кзанола, вряд ли кто усомнился бы в его плотоядной натуре. Изголодавшийся хищник, готовый сожрать вас в любой момент. Можно было забыть, что Кзанол наполовину легче человека, и вместо этого помнить о том, что он опаснее ста скорпионов, трех диких котов, стаи муравьёв или пираний.
Но Кзанол—Гринберг принял это за улыбку печального восхищения, весёлый отказ в пользу превосходящей напасти, за улыбку потерявшего. Через свои тринтанские воспоминания он видел кое-что ещё. Улыбка Кзанола была такой же фальшивой, как и медный транзистор.
Кзанол повторил клятву четыре раза и сделал четыре сводящие ритуал на нет технические ошибки. На пятый раз он сдался и поклялся по правилам.
— Теперь правильно, — сказал Кзанол—Грннберг. — Пусть шест доставит нас на Плутон.
— Ладно, пусть кто-нибудь развернёт корабль и возьмёт курс три, восемьдесят четыре, двадцать один. — Мужчина в ведущем корабле говорил с терпеливой усталостью в голосе. — Не знаю, что это за игра, но мы можем играть в неё не хуже, чем ребёнок в кубики.
— Плутон, — сказал кто-то. — Они вдут на Плутон! — Казалось, что он воспринимает это как личное оскорбление.
Старина Смоки Петропоулос забухтел в передатчик:
— Лев, может, кому-нибудь из нас остановиться и посмотреть, что там с двумя другими кораблями?
— Хм-м. Ну да, Смоки, давай, сработай. Ты потом отыщешь нас мазером?
— Конечно, босс. Без всяких секретов?
— Дьявол, они знают, что мы преследуем их. Передавай нам всё, что может пригодиться. И найди, где Гарнер! Если он на новобрачнике, я должен это знать. А лучше дай сигнал Вуди на шестой номер, пусть он идёт туда, где Гарнер.
— Конечно, Плутон. Ты все ещё не понимаешь? — Кзанол-Гринберг не в первый раз испытывал сомнения по поведу разумности своего прежнего “я”. Сомнения были вполне обоснованными, чтобы от них отвязаться. А он ещё боялся, что Кзанол догадается об этом. Однако…?
— Нет, — раскаляясь, прошипел Кзанол.
— Корабль врезался в один из спутников Нептуна, — терпеливо объяснял Кзанол—Гринберг, — врезался так сильно, что спутник с треском вышибло с орбиты. Корабль двигался почти со скоростью света. Спутник получил энергию, достаточную, чтобы стать планетой, но у него осталась эксцентричная орбита, которая иногда по-прежнему проходит внутри зоны влияния Нептуна. Естественно, что по этим признакам мы можем легко обнаружить его.
— Мне говорили, что Плутон пришёл из другой солнечной системы.
— И мне говорили. Ко это абсурд. Если такая масса прошла в систему извне, почему она не вернулась назад, завершая гиперболу? Что её могло остановить? Ладно, я раскрываю карты… Есть одна вещь, которая действительно беспокоит меня. Плутон не очень велик. Как думаешь, мог ли костюм быть отброшен в пространство при взрыве, когда произошло столкновение?
— Если это так, я убью тебя, — сказал Кзанол.
— Не говори мне ничего, дай догадаться, — попросил Гарнер. — Ага! Понял, Смоки Петропоулос. Как дела, старина?
— Не так хорошо, как с твоей памятью. Прошло добрых двадцать два года. — Смоки стоял за двумя креслами в проёме воздушного тамбура и ухмылялся размытому отражению двух лиц на лобовом стекле. Чтобы сделать что-то ещё, не хватало места. — Какого дьявола, Гарнер? Почему бы тебе не повернуться и не пожать лапу старому приятелю?
— Не могу, Смоки. Пришелец приказал нам не двигаться, и ему нельзя возражать. Может быть, хороший гипнотерапевт и мог бы избавить нас от этой фиксации, но пока нам придётся подождать. Кстати, познакомься — Лерой Андерсон.
— Привет.
— Теперь выдели нам пару сигарет, Смоки, и положи их в уголки наших ртов, чтобы можно было поговорить. Твои ребята погнались за Гринбергом и чужаком?
— Да. — Смоки нащупал сигареты я зажигалку. — Это что? Игра в пересаживания под музычку?
— Что ты хочешь сказать?
Старина Смоки сунул сигареты, куда следовало, и произнёс:
— Этот новобрачник пошёл на Плутон. Зачем?
— На Плутон!
— Ты удивлён?
— Значит, его здесь нет, — вмешался Андерсон.
— Правильно, — сказал Гарнер. — Мы знаем, что они искали, мы знаем теперь и то, что они не нашли здесь эту штуку. Но я не могу вообразить, почему они думают, что она на Плутоне. О-оп! Придержи её! — Гарнер бешено запыхтел сигаретой. Добрый, верный табачок с дёгтем и никотином. — Казалось, у него не было проблем с мимикой. — Плутон мог быть когда-то спутником Нептуна. Может быть, это как-то связано с их полётом. Где корабль Гринберга? Он тоже пошёл в том направлении?
— Да уж! Где бы он ни был, его двигатель выключен. Мы потеряли его из виду четыре часа назад.
Андерсон заговорил:
— Если ваш друг все ещё на борту, у него могут быть неприятности.
— Верно, — подхватил Гарнер. — Смоки, этот корабль рухнет на Нептун, а на борту Ллойд Месней. Ты помнишь его? Большой, упитанный паренёк с усами.
— Теперь вспомнил. Он тоже парализован?
— Он загипнотизирован. Загипнотизирован по-деревенски, и если ему не скажут позаботиться о себе, он просто не станет делать этого. Поможешь?
— Конечно. Я приведу его сюда. — Смоки повернулся к люку.
— Эй! — тявкнул Гарнер. — Выбрось окурки из наших пастей, пока наши лица не опалило огоньком!
Со своего корабля Смоки вызвал Вуди Атвуда на шестом номере радарного прикрытия и рассказал про услышанное:
— Это выглядит как правда, Вуди, — закончил он. — Но всё равно нельзя рисковать. Оставайся здесь и иди на сближение с кораблём Гарнера; если он сделает хоть одно движение, значит он последний лгун, поэтому держи глаза открытыми. Он известен своими хитростями. А я посмотрю, действительно ли Месней в опасности. Его будет не трудно найти.
— Неделя на Плутоне и полнедели на обратный путь на одной единице ускорения, — сказал Андерсон, демонстрируя способность выполнять в уме простые вычисления. — Но мы не можем преследовать их шайку, даже если смогли бы двигаться. У нас нет топлива.
— Мы можем заправиться на Титане, правда? Где этот чёртов Смоки?
— Сегодня его лучше не ждать.
Гарнер зарычал. Пространство, невесомость, паралич и поражение совсем истощили его самоконтроль.
— Эй! — прошептал он вдруг.
— Что? — вопрос получился преувеличенно тихим.
— Я могу шевелить своими указательными пальцами! — завопил Гарнер. — Значит, этот стопор может пройти. Следи за своими движениями.
Смоки вернулся на исходе следующего дня. Он вставил нос своего корабля в трубу двигателя и стал толкать судно Меснея. Когда он отключил двигатель, оба корабля расстыковались, Смоки двигался между кораблями, надев на спину реактивный ранец. К этому времени Атвуд присоединился к небольшой группе и помог Смоки, так как глупо было ожидать какой-нибудь хитрости от него после того, как нашли Меснея.
И не потому что Месней был по-прежнему загипнотизирован. Нет. Овладев его мозгом, Кзанол освободил Ллойда от гипноза, а улетая на Плутон, он — по доброте или без задней мысли — оставил его без приказов. Но Месней был близок к истощению. Его лицо покрывали глубокие морщины от излишков кожи, а на торсе кожа обвисла и шлёпала складками на рёбрах, Кзанол—Гринберг часто забывал кормить его, вспоминая о нем только а тех случаях, когда голод едва не выводил Ллойда из транса. Реальный Кзанол никогда бы так не мучил раба, притом он обладал гораздо большей телепатией, чем это ложный двойник. А Кзанол—Гринберг так и не научился думать о повседневном приёме пищи как о необходимости. Съедать столько пищи было для него роскошью и глупостью.
Месней начал объедаться сразу после отлёта “Золотого Кольца”, но требовалось определённое время, чтобы он скова стал “упитанным”… А потом топливо его корабля забрали, и он дрейфовал по очень узкой орбите вокруг Тритона, причём эта орбита мало-помалу сокращалась.
— Так обманывать — просто неестественно, — говорил Смоки, сообщая о происшедшем флоту Пояса. — Ещё печного такого обмана, и Месней был он мёртв. Даже теперь он выглядит ужасно.
Теперь возле Нереиды кружилось четыре космических корабля.
— Вам надо заправить горючим каши корабли, — сказал Гарнер. — Вот как мы сделаем. — Он начал излагать свой план.
Смоки заявил:
— Я не оставлю своё судно!
— Мне жаль, Смоки. Смотри, если только уследишь. У нас есть три пилота, верно? Ты, Вуди и Месней, Мы с Андерсоном двигаться не можем. Но у нас четыре корабля. Мы должны один бросить.
— Хорошо, но почему мой?
— Пять человек должны разместиться в трех кораблях. Это значит, что мы должны оставить себе двухместные корабли, верно?
— Ну так.
— Мы вынуждены отказаться либо от твоего корабля, либо от радарного прикрытия. Что бы ты оставил?
— Но ты же не хочешь сказать, что на Плутон мы полетим, чтобы воевать?
— Мы могли бы попытаться. А ты захотел домой?
— Ладно, успокойся.
Флотилия двинулась на Тритон без четвёртого номера, а половина его горючего перешла в судно Меснея “Иво Джима”. Гарнер сказался пассажиром Меснея, Смоки остался на “Хайнлайне” вместе с Андерсоном. Три корабля парили над ледяной поверхностью большого спутника, и их двигатели плавили слой за слоем замёрзшие азот, кислород и двуокись углерода, пока не достигли тонкого слоя водяного льда. Они сели на лёд, каждый в своём конусе. Затем Вуди и Смоки отправились за четвёртым судном.
Смоки спустил своё судно почти на пустых баках. Он перекачал остатки горючего в “Иво Джиму” и туда же пошёл запас “Хайнлайна”. Вуди отключил охлаждение в баке с водородом, разбортовал обогреватель кабины и перенёс его в бак. Затем они вырезали дыру в стене и включили питание.
Несколько часов ушло на нарезку блоков льда. Месней все ещё недомогал, поэтому всю работу делали парни с Пояса. Когда дело подошло к концу, силы их были на исходе, а два лазерных резака были почти уже непригодны; но топливный бак четвёртого корабля был полон тёплой, правда, не очень чистой воды.
Они запустили батарею шестого номера на электролиз расплавленного льда. Смесь водорода и кислорода залили в бак “Хайнлайна”. Они установили термостат выше точки конденсация водорода, и кислород оседал как снег. Смоки и Вуди, сменяя друг друга на дне бака, трамбовали белые сугробы. Затем они занялись номером шестым, облетели вокруг него и перезарядили батареи. Но ощущение упущенного времени не покидало — “война” удалялась от них все дальше с каждой проходящей минутой.
За два дня они заправили горючим все три корабля. Баки не были заполнены до конца, но их бы хватило для доставки небольшой флотилии на Плутон при постоянном ускорении и с небольшим запасом горючего. Четвёртый корабль оказался ненужным, его баки были пусты и сухи.
— Мы отстаём на три дня, что бы там ни происходило, — угрюмо сказал Вуди, — Зачем нам вообще лететь?
— Нам надо войти в зону радиоконтакта, — убеждал Смоки. — Мне нравится, что Гарнер рядом и может подсказать флоту, что делать дальше. Он больше знает об этом циклопе.
— Основной довод в том, что наша группа опаздывает на три дня, — произнёс Люк. — Мы можем рвануть вперёд и сэкономить день. Можем оставаться здесь. Решайте.
Вуди Атвуд тут же радировал сообщение флоту, зная, что остальные не перехватили их разговора: когда луч мазера перехвачен, радио визжит на высокой ноте.
— Серия партий! — В голосе Кзанола проступало тринтанское презрение. — Мы могли бы с равным успехом раскладывать пасьянс. Какая странная вещь — признавать себя проигравшим.
— Скажем так, — предложил Кзанол—Гринберг. — Мы могли бы поделить Землю на части и играть на людей. У нас было бы по восемь миллиардов человек с небольшим. Фактически, можно договориться прямо сейчас и поделить Землю по двум меридианам на западное и восточное полушарие. Пока мы не вернёмся с усилителем, можно остановиться на этом, и каждый получает по восемь миллиардов.
— Звучит хорошо. А почему на западное и восточное?
— Тогда каждый получит полное разнообразие климатических зон. Почему бы и нет?
— Согласен. — Кзанол получил две карты рубашкой вверх и одну открытую.
— Ставлю семь! — объявил пилот.
— Пасую, — ответил Кзанол-Гринберг. Он прислушался к рычанию Кзанола и увеличил предыдущую ставку. — Мы могли бы забрать Меснея, — сказал он. — Опасно оставаться без пилота.
— Ну что ты! Предположим, я взял Меснея. И как бы ты себя чувствовал, наблюдая, что я распоряжаюсь твоим бывшим рабом?
— Паршиво. — По сути дела он только сейчас понял, что, оставив Меснея за бортом, Кзанол проявил редкий такт, Ллойд был пользованным рабом, он уже принадлежал другому. Традиция требовала для него чуть ли не смерти и ясно предписывала, что им никогда не должен владеть уважающий себя тринтанин, хотя его и можно было отдать нищему.
— Ещё пять, — сказал пилот. Он сидел так, чтобы не видеть карт, но был готов перевести на человеческий язык непереводимый сленг покера; когда же Кзанол хотел говорить, пилот был готов транслировать Кзанола—Гринберга. Кзанол взял одну открытую и одну закрытую карту…
— Забавно, — сказал Кзанол—Гринберг. — Я почти что-то вспомнил, но потом это ушло.
— Открой свой ум, и я расскажу тебе, что это было.
— Нет. Это всё равно по-английски, из памяти Гринберга. — Он сжал голову руками. — Что это? Чертовски сходится. Сходится с тем, что мы говорили о Меснее.
— Играй!
— Девять человек.
— Поднимаю на пять.
— Десять сверху.
— Вызываю. Гринберг, почему ты выигрываешь больше меня, хотя и чаще пасуешь?
Кзанол—Гринберг щёлкнул пальцами:
— Вспомнил! Когда я вырасту и стану взрослым, я буду гордым и великим. И я скажу другим мальчикам и девочкам: не лезьте к моим игрушкам, Стивенсон. — Он засмеялся. — И это заставляет меня…
— У тебя двойка, у меня дама, — сказал пилот.
Кзанол продолжал по-тринтански:
— Если бы люди имели телепатический регистратор, им бы не надо было мучиться с произношением и речью. Однако — хороший ход.
— Да уж, — рассеянно согласился Кзанол-Гринберг. Он проиграл эту партию, поставив почти две сотни на вару четвёрок.
Немного позже Кзанол прервал игру и сказал:
— Передатчик. — Он встал и прошёл в кабину пилота. Кзанол—Гринберг последовал за ним. Они придвинули креста к двери рубки управления, и пилот увеличил громкость.
— …Атвуд с шестого номера! Надеюсь, ты слышишь, Лев? Пришелец находится на новобрачнике, и у него точно какие-то дикие способности. Здесь нет никакого обмана. Чужак парализовал старика из Сил и его пилота с расстояния в несколько миллионов миль. Грубоватый паренёк. Человека во втором судне бросил дрейфовать у Тритона без горючего, наполовину дохлым от голода, когда он стал не нужен чужаку. Гарнер сказал, что инициатором является Гринберг. Это тот малый, который думает, что он — другой пришелец. Он тоже на новобрачнике. И там ещё есть пара человек, пилот и штурман. Гарнер советует стрелять в пределах зоны видимости, не пытаясь сближаться с кораблём. Ну — это вам решать. Мы отстаём от вас на три дня, но идём за вами. Четвёртый номер на Тритоне без горючего, и нам не удастся использовать его, пока не будет вычищена грязь из бака. Только трое из нас могут управлять кораблём. Гарнер и его пилот по-прежнему парализованы, хотя и отходят понемногу. Нам бы гипнотерапевта для этих землян, а то им больше не танцевать. По моему мнению, вашей первой целью является усилитель, если вы его только найдёте. Он гораздо опаснее любого из пришельцев. Пояс не хочет отказываться от его изучения, и я знаю, что некоторые учёные возненавидят нас, если мы лишим их этой возможности, но ты представляешь, что может натворить Земля с усилителем и телепатическим гипнозом. Ставлю сообщение на повтор. Лев, это Атвуд с шестого номера. Повторяю, Атвуд с шестого…
Кзанол—Гринберг вытащил сигарету и прикурил её. Новобрачное судно имело широкий выбор, и эта сигарета была с двойным фильтром, ментолизированная, из табака без никотина. Она мягко пахла горелыми листьями и на вкус напоминала конфету от кашля.
— Стрелять в пределах зоны видимости, — повторил он, — это плохо.
Тринтанин смотрел на него с нескрываемым презрением. Бояться рабов…! Ну да — это ведь только птавв.
Кзанол—Гринберг свирепо взглянул на него. Он знал о людях больше Кзанола!
— Всем судам! — объявил мужчина в ведущем корабле. — Сообщаю: теперь мы будем стрелять. Какие замечания?
Замечания были. Лев выслушал их и потом сказал:
— Торгов, твои гуманные импульсы делают тебе честь. Без всякого сарказма. Но вещи до тога липкие, что не время беспокоиться о двух земляках на новобрачном судне. Когда усилитель будет найден, не думаю, что нам вообще придётся беспокоиться о чём-то, Земля не должна найти его раньше нас. Они не знают того, что известно о Плутоне нам. Мы можем расставить над планетой боевые посты, пока Пояс не пришлёт нам автоматическую орбитальную охрану. Радар может найти усилитель; в таком случае мы сбросим на него бомбу, и дьявол с этими возможностями исследования! Я ничего не упустил?
Женский голос произнёс:
— Один снаряд можно послать с камерой. Не стоит посылать всю огневую мощь сразу.
— Прекрасно, Меб. У тебя есть снаряд с камерой?
— Да.
— Используй его.
“Иво Джима” был в неделе полёта от Земли, а Кзанол—Гринберг как обычно грезил наяву. По какой-то причине ему вспоминались его часы: церемониальные, подлокотные часы с криогенными шестерёнками, которые сейчас находились во втором костюме. Он бы сделал новый обруч.
Хотя зачем? Они всегда отставали. Он регулировал их каждый раз, когда возвращался с визита… С визита на другую плантацию. После полёта через пространство.
Ну конечно. На его часы влияла относительность, Почему он этого не замечал раньше?
Потому что был тринтанином?
— Повышаю на тридцать, — сказал Кзанол. Он приготовил в своих пяти картах одну пару на показ, и даже ко думал, что Кзанол-Гринберг со своей плохой картой может блефовать. Он не замечал чисел в последовательности карт.
Глупец. Да, тринтанин был определённо глуп. Кзанол не мог играть в покер, даже опираясь на знание игры пилотом. Он не догадывался, что его корабль может врезаться в Плутон. Ему не нужны были мозга, у него — Сила.
Тринтане не нуждались в разуме с того момента, как нашли первую расу рабов. До этого Сила не имела значения, её не на ком было применять. Они пользовались неограниченной поддержкой слуг, которые за них даже думали, и неудивительно, что они начали вырождаться.
— Поднимаю на пятьдесят, — сказал Кзанол—Гринберг.
Тринтанин заулыбался.
— Я никогда не думал, что Силы — это хорошая идея, — говорил Люк. — Но я считаю, что они необходимы. Абсолютно необходимы. И я пошёл туда, потому что считал, что буду там полезен.
— Люк, если землянам нужна полиция для прогресса, чтобы выжить, они не выживут. Ты пытаешься удержать эволюцию.
— Мы не полиция для прогресса! Мы поддерживаем порядок в технологии. Если кто-то что-то сотворил — это хороший шанс уничтожить цивилизацию. И вот тогда, и только тогда, мы пресекаем это. Ты бы удивился, узнав, как часто такое происходит.
Голос Смоки был полон презрения.
— Я бы удивился? А почему не пресекли термоядерный синтез, когда ты был там? Нет, не перебивай меня, Люк, это важно. Термоядерный синтез используется не только в космических кораблях. Половина питьевой воды Земли получена дистилляторами морской воды, и все они используют тепло термоядерного синтеза. Большая часть электростанций Земли являются термоядерными, а на Поясе они все такие. А термоядерное пламя в крематориях и фабриках по разложению отходов! Взгляни: например, весь уран, который вы импортируете, идёт на изготовление термоядерных сопел! Существуют сотни тысяч термоядерных кораблей, каждый из которых…