Нивен Ларри. Зануда

   Пока прошла самая легкая часть моего плана. Самое страшное, что мне угрожало — обвинение в краже со взломом.
   Я нашел забор. За ним был асфальт, уличные фонари, а дальше барьер из плюща перед владениями Синка.
   Ножницы для проволоки? Они остались в машине. Я был бы как на ладони, если бы решился перелезть через забор. Поэтому я двинулся вдоль стены, нашел заржавленную калитку и открыл висячий замок. Несколькими секундами позже я пересек улицу и притаился под плющом, не забыв обшарить изгородь в поисках сигнальных датчиков.
   Еще через десять минут я перелез через забор.
   Был как на ладони? Да. Передо мной возвышался дом, огромный и весь почти темный. За мгновение перед тем, как я спрыгнул, моя фигура отчетливо выделялась над забором, ярко освещенным светильниками.
   Я спрыгнул между внутренним и внешним забором и на мгновение задумался, так как не ожидал, что будет еще и внутренний забор. То была прочная кирпичная кладка чуть больше метра высотой, над которой возвышалось почти двухметровое проволочное ограждение. Проволока, по всей вероятности, была под высоким напряжением.
   Что делать? Может быть, поискать что-нибудь, чем можно закоротить цепь? Но это вызовет в доме тревогу как раз тогда, как я буду перелезать ограждение. И все же вряд ли был другой способ проникнуть во владения Синка.
   А может быть, вернуться к плющу и попытаться заставить сигнализацию сработать? Может, пройти к воротам и попытаться проникнуть внутрь с абсолютно уверенным видом? Может, я вызываю у Синка такое же любопытство, как он у меня. Все, что мне известно о Синке, относится к настоящему времени. О его прошлом я знаю только то, что оно нигде никак не упоминается. Но если Синк прослышал о моем парящем полете из окна шестого этажа в духе Мэри Поппинс… стоило бы попытаться. По крайней мере, мне удастся прожить столько, чтобы его увидеть.
   Или…
   — Привет. Как ваши военные успехи?
   Я вздохнул. Он плавно опустился рядом со мной, по-прежнему в образке человека, одетый в темный костюм. Я обнаружил свою ошибку, когда он приблизился. Он изменил цвет кожи так, что получились костюм, рубаха и галстук. Издали все это так и выглядело. А вблизи оказалось, что и прикрывать ему нечего.
   — Я считал, что избавился от вас, — пожаловался я. — Вы стали крупнее?
   На вид его размеры почти удвоились.
   — Да. Я проголодался.
   — Так вы не шутили насчет своего аппетита?
   — Война! — напомнил он мне. — Вы замышляете вторжение?
   — Замышлял. Пока не знал об этом заборе.
   — Так что ж, давайте я…
   — Нет! Даже думать не смейте о чем-то таком. Просто смотрите!
   — А на что мне следует смотреть? Вы вот уже несколько минут ничего не делаете.
   — Я что-нибудь придумаю.
   — Разумеется!
   — Но что бы я ни делал, к вашей помощи прибегать не стану — ни сейчас, ни вообще. Если хотите смотреть, будьте моим гостем, сделайте милость. Но не помогайте. Это как чужой телефон подслушивать. У Синка есть известные права, несмотря даже на то, что он мошенник. Ему не грозит жестокая или особенная расправа. ФБР не имеет права прослушивать его телефон. Его нельзя убить без соблюдения необходимой законности. И он не должен беспокоиться о вооруженном нападении марсиан!
   — Конечно — если он сам не нарушит правила…
   — На нарушителей правил есть управа, — сердито огрызнулся я.
   Марсианин ничего не ответил. Он просто стоял рядом со мной, очень высокий, больше двух метров — темная, похожая на человека фигура на фоне тусклого отсвета от дома.
   — Э! А как вам удалось все это проделать? Просто способности такие?
   — Нет. У меня набор принадлежностей. Из его гладкой, как у ребенка, груди высунулось что-то блестящее, словно металл. — Вот это, например, гасит инерцию. Другие переносные приспособления уменьшают силу тяжести или перерабатывают воздух в моих легких.
   — Вы все это держите внутри себя?
   — Почему же нет? Я способен производить внутри себя захваты любого размера.
   — Вот как!
   — Вы упомянули, что существуют правила обращения с нарушителями правил. Вы, безусловно, уже несколько раз вторглись на чужую территорию. Вы покинули место несчастного случая — смерти дона Доминго. Вы…
   — Ладно.
   — Значит…
   — Хорошо. Я попробую еще разок. — Похоже, я напрасно распинался и тратил с ним драгоценное время. Самое главное сейчас было — перелезть через забор. И в некотором смысле марсианин был прав — к правилам это не имело никакого отношения.
   — Это не имеет никакого отношения к правилам, — сказал я ему. — Во всяком случае, почти. Главное — это власть. Синк прибрал к рукам этот город и захочет сделать то же самое с другими. Он забрал слишком много власти. Вот поэтому кто-то должен его остановить. А вы мне даете слишком большую силу. Человек, у которого слишком большая сила, теряет голову. Когда вы на моей стороне, я сам не могу себе доверять. Я детектив, и если нарушу закон, меня положено за это сажать в тюрьму, если только я не в состоянии объяснить, почему это сделал. Это заставляет меня быть осторожным. Если я зацеплю крючок, который может хлестнуть по мне, то заработаю пару шрамов. Если я застрелю кого-то, кто этого не заслуживает, то угожу за решетку. Все это приводит к тому, что я становлюсь осторожен. Но когда рядом вы…
   — То вы теряете осторожность, — закончил за меня темный гигант. Он говорил задумчиво, раньше я не слышал от него столь человеческих интонаций. — У вас появляется искушение применить силу большую, чем то необходимо. Я не ожидал такой мудрости от вашей породы.
   — Вы нас считали полуразумными?
   — Если хотите, то да. Я полагал, что вы будете благодарны за любую помощь, какую я смогу предоставить, и страстно будете ее жаждать. Теперь я начинаю понимать вашу точку зрения. Мы тоже пытаемся регулировать количество силы и власти, предоставляемой индивидуумам. Что это за шум?
   Послышался шорох, какая-то возня, едва слышная, но вовсе не скрытная.
   — Не знаю.
   — Вы уже решили, каков будет ваш следующий шаг?
   — Да. Черт меня побери, это же собаки!
   — Что такое собаки?
   Вдруг они появились передо мной. В темноте я не мог различить породу, но собаки были очень крупные и не лаяли. Они страшно быстро огибали с двух сторон кирпичную стену. Я поднял гиропистолет, четко представляя себе, что собак вдвое больше, чем у меня патронов.
   Неожиданно вспыхнули яркие огни прожекторов, высветив все вокруг. Я выстрелил и полоска огня лизнула одного из псов. Он, кувыркаясь, упал и пропал из виду посреди своры.
   Огни всех прожекторов стали красными, кроваво-красными. Собаки остановились, шум прекратился. Один из псов, ближайший, оторвался от земли и завис в прыжке.
   — Похоже, я отнял у вас время, — пробормотал марсианин. — Может быть, вернуть его?
   — Что вы сделали?
   — Я воспользовался гасителем инерции в проецируемом поле. Он действует так, что время словно бы останавливается для всех, кроме вас.
   Слева и справа были собаки; нас угрожающе освещали прожектора. На лужайке перед домом я увидел вооруженных людей.
   — Не знаю, правильно ли вы поступили, — сказал я. — Если вы выключите этот исказитель времени, я тотчас же буду мертв. Но это в последний раз, ладно?
   — Хорошо. Будем пользоваться только этим гасителем инерции.
   — Я обойду вокруг дома. И только тогда вы выключите свое устройство. Это даст мне некоторое время, чтобы отыскать какое-нибудь дерево.
   Мы двинулись вперед. Я осторожно шагал среди собачьих статуй. Марсианин плыл сзади, точно огромный толстый призрак.
   Проход между внутренним и внешним заборами вел к воротам перед домом. У самых ворот внутренний забор соединялся с внешним и заканчивался. Но еще до того, как мы достигли этой точки, я нашел подходящее дерево. Оно было большим и старым и одна его толстая ветка протянулась над забором и висела у нас над головой.
   — Ладно, выключайте свою штуковину.
   Темно-красные огни засверкали вдруг ослепительно белым светом.
   Я начал карабкаться по плющу. Длинные руки и сильные ладони пришлись большим подспорьем в моем умении лазать по-обезьяньи. Теперь можно было совсем не заботиться о сигнализации. Балансируя на внешнем заборе, я потянулся к ветке. Стоило ей принять на себя мой вес, как она прогнулась на добрый метр и затрещала. Перебирая руками, я двинулся вдоль ветки и, покачнувшись, исчез в листве. Потом ноги мои коснулись внутреннего забора. Найдя удобную развилку, я примостился, чтобы осмотреться.
   На лужайке перед домом находилось по крайней мере три человека с ружьями. Они двигались, словно кого-то разыскивая, но вряд ли ожидали что-нибудь найти. Вся суматоха для них должна была происходить далеко снаружи.
   Марсианин поднялся в воздух и стал переправляться через забор.
   Однако он задел верхнюю проволоку. Тотчас щелкнула голубая искра, и он обрушился, точно мешок с мукой. Прямо на забор. Вспыхнуло еще несколько электрических разрядов и в холодном ночном воздухе запахло озоном и горелым мясом. Я спрыгнул с дерева и бросился к нему. Дотрагиваться до тела было нельзя — ток убил бы меня.
   Так же, как убил его.
   Вот этого я меньше всего ждал. Пули его не брали, он мог творить чудеса, как хотел. Как же могла его убить простая электрическая искра? Если бы он хоть намекнул на это! Он так удивился, обнаружив, что у нас есть электричество.
   — Я своими действиями вызвал смерть постороннего. Единственное, в чем я поклялся, это в том, что больше такого не совершу…
   Теперь он ничуть не походил на человека. Из мертвой массы, бывшей некогда антропологом со звезд, торчали всякие блестящие металлические штуковины. Треск электроразрядов прекратился. Я вытащил одну из металлических штук из массы, сунул ее в карман и побежал.
   Меня тут же заметили. Я зигзагами обежал ограду вокруг теннисного корта и приблизился к главному входу. По обе стороны от двери были окна в рост человека. Я взлетел по ступенькам, выбил рукояткой пистолета почти целиком стекло в одном из окон и, молнией промчавшись вниз, нырнул в кусты.
   Когда все происходит так быстро, разуму приходится восполнять пробелы между тем, что видишь и тем, чего не видишь. Все трое с ружьями поспешно ринулись вслед за мной по ступенькам и вбежали в дом через главный вход, крича во всю глотку.
   Я двинулся вдоль боковой стены дома, стараясь найти окно.
   Кто-то, должно быть, понял, что я не мог пролезть сквозь битые стекла и, вероятно, крикнул об этом остальным, так как я услыхал, что погоня возобновилась. Я взобрался по стене к небольшому выступу перед темным окном второго этажа. Мне удалось пробраться в окно, не натворив много шума.
   Впервые за эту безумную ночь я почувствовал, что понимаю свои действия. Это кажется очень странным, потому что я не очень-то представлял себе планировку дома и не имел ни малейшего представления, где нахожусь. Однако по крайней мере, я знал правила игры. Переменный фактор — марсианин, бог из машины — уже не присутствовал на сцене.
   А правила были таковы: всякий, кто меня увидит, убьет, если сумеет. Никаких посторонних, никаких добрых дядь сегодня ночью больше здесь не предвидится. Так же, как и не будет особых сложностей морального плана. Мне не будут предлагать сверхъестественной помощи в обмен на мою душу или что-нибудь еще. Все, что я должен делать — это попытаться остаться в живых. (А посторонний-то погиб!) Спальня была пуста, две двери вели в ванную и гардеробную. Из-под третий двери пробивался желтый свет. Выбора не оставалось — я поднял гиропистолет и открыл третью дверь.
   В мою сторону резко повернулось лицо над краем спинки кресла. Я показал ему пистолет и обошел кресло, не сводя с него прицела. Больше в комнате никого не было.
   Плохо выбритое лицо, достаточно симметричное, если не считать огромного носа, принадлежало человеку средних лет.
   — Я вас знаю, — сказал он достаточно спокойно, если учесть обстоятельства.
   — Я тоже, — это был Адлер. Именно из-за него я впутался во всю эту кутерьму, сначала потому, что он сожительствовал с женой Моррисона, а потом потому, что убил беднягу Морра.
   — Ты тот самый сыщик, которого нанял Моррисон, — Адлер усмехнулся. — И что б тебе не остаться в стороне, тебе же полезней было бы.
   — Я не мог себе этого позволить.
   — А лучше б позволил. Кофе хочешь?
   — Спасибо. Ты понимаешь, что будет, если ты закричишь или что-нибудь в этом роде?
   — Конечно.
   Он взял стакан с водой, вылил воду в корзину для бумаг, потом взял серебряный термос и налил кофе себе в чашку и в стакан. Движения у него были неторопливые, но четкие. Он не хотел, чтобы я занервничал.
   Сам он внешне не проявлял признаков беспокойства. И это само по себе меня убеждало, что он не сделает никакой глупости. А все же… Такое же спокойствие я видел на лице дона Доминго и знал его причину. И Адлер, и Доминго, и все остальные приспешники Синка всецело верили в него. В какую беду бы они не попали, они всегда верили, что Синк их выручит.
   Я подождал, пока Адлер, как ни в чем ни бывало, сделает несколько глотков кофе, потом сам пригубил из стакана. Кофе был крепкий и в нем чувствовалась хорошая порция отличного коньяка. Первый же глоток мне настолько понравился, что я чуть ли не улыбнулся Адлеру.
   Адлер улыбнулся в ответ. Глаза его все время были уставлены на меня, словно он боялся отвести от меня взгляд, опасаясь, что я могу взорваться. Я попытался представить, как он мог бы подбросить чего-нибудь в кофе, не выпив этого сам. Не было у него возможности это сделать.
   — Ты совершил ошибку, — сказал я, отпивая еще кофе. — Будь мое имя Рип Хаммер или Майк Хироу, я бы, возможно, все бросил, как только обнаружил, что ты из окружения Синка. Но когда тебя зовут Брюс Чисборо-младший, ты не можешь позволить себе выйти из игры.
   — А зря. Тогда, возможно, жил бы спокойно, — сказал он почти рассеянно. Уголки рта его несколько опустились от тщательно скрываемого изумления. Он все еще ждал, что что-то произойдет.
   — Я тебе вот что скажу. Напиши признание вины, и я отсюда уйду, никого не убив. Разве не славно?
   — Вполне. А в чем я должен признаться?
   — В убийстве Моррисона.
   — А ты уверен, что это сделал я?
   — Не очень.
   — Тогда я бы хотел тебе сделать небольшой сюрприз. — Адлер поднялся и медленно прошел к столу, держа руки на весу. — Я тебе напишу это чертово признание. И знаешь, почему? Потому что тебе никогда им не воспользоваться. Синк об этом позаботится.
   — Если в дверь сейчас кто-нибудь войдет…
   — Понимаю, понимаю…
   Он начал писать. Я тем временем принялся осматривать штуковину, которую вытащил из трупа марсианина. Она была сделана из белого блестящего металла, сложной конфигурации. Прежде мне ничего похожего видеть не доводилось. Словно пластмассовые внутренности игрушечного пистолета, наполовину расплавленные, а потом охлажденные, так что все детали смешались и оплыли. Для чего эта штуковина служит, я понятия не имел. В любом случае, не мне ею пользоваться. Я различал прорези, в которых располагались кнопочки или спусковые крючки, но они были слишком малы для моих пальцев. К ним можно было добраться только булавкой или пинцетом.
   Адлер протянул мне лист бумаги, на котором писал. Признание было коротким и конкретным: мотив, средства, точное время. Большая часть этих подробностей была мне уже известна.
   — Ты не написал, что случилось с телом!
   — То же, что и с телом Доминго.
   — Доминго?
   — Конечно. Когда полицейские явились на то место, где была твоя квартира, он исчез. Даже следы крови пропали. Чудеса, верно? — Адлер мерзко ухмыльнулся. Когда я на это не отреагировал, он был озадачен.
   — Каким образом? — наконец поинтересовался я.
   Адлер недоуменно пожал плечами.
   — Ты ведь и сам знаешь, верно? Я потому и не написал об этом. Это бы могло впутать сюда Синка. Придется тебе удовольствоваться тем, ради чего ты сюда явился.
   — Ладно. А теперь я тебя свяжу и отправлюсь восвояси.
   Адлер был ошеломлен. И не мог этого скрыть.
   — Сейчас? Сразу?
   — Конечно! Ты же убил моего клиента, а не Синк.
   Он ухмыльнулся, не веря мне и все еще считая, будто что-то должно вот-вот произойти.
   Я воспользовался полотенцем, чтобы связать ему руки, а носовой платок применил в качестве кляпа. В ванной и гардеробе нашлось довольно других вещей, чтобы докончить начатое. Он все никак не мог поверить в происходящее. Я уже собрался уходить, а он еще ждал какого-то события. Я оставил его на кровати в темной спальне.
   Потом я погасил свет в комнате, где он раньше сидел и подошел к окну. Лужайка перед домом, залитая ярким светом, кишела людьми и собаками.
   Шкура Адлера была у меня в кармане. Адлера, который убил моего клиента. Стоит ли продолжать гоняться за Синком? Или лучше попытаться убраться отсюда с этим листком бумаги?
   Конечно же, лучше побыстрее убраться.
   Я стоял у окна, подняв портьеру. Внизу все было залито светом, но тени кустов и деревьев зияли чернотой. Я различил контуры забора, с этой стороны освещенного. Но можно попытаться пробраться к нему с другой стороны. Или пройти по ближней стороне теннисного корта, потом в несколько прыжков пересечь полосу света до какой-то страшненького вида статуи…
   Дверь вдруг отворилась и я резко повернулся.
   Дуло моего пистолета оказалось направлено на мужчину в черных широких брюках и смокинге. Он не спеша прошел в дверь и прикрыл ее за собой.
   Это был Синк. Лестер Данхавен Синклер был мужчина превосходного сложения, с мускулами атлета. Ни одного лишнего или недостающего килограмма веса. На мой взгляд, ему было года так тридцать четыре. Один раз я уже видел его в толпе, но не настолько близко, чтобы заметить то, что заметил сейчас: его пышные светлые волосы были париком.
   — Чисборо, не так ли? — с улыбкой произнес он.
   — Да.
   — Что вы сделали с моим… заместителем? — он с головы до ног осмотрел меня. — Насколько я могу судить, он еще с нами.
   — В спальне. Связанный.
   Я двинулся вдоль стены, чтобы запереть дверь в коридор. Теперь я понимал, почему люди Синка сделали из него что-то вроде феодального владыки. Он отвечал таким требованиям. Он излучал уверенность в себе, абсолютную уверенность. Глядя на него, я почти верил, будто ничто не в силах ему противостоять.
   — Полагаю, у вас хватило ума не притрагиваться к кофе? Жаль, — произнес Синк, услыхав мой ответ. Он вроде бы высматривал, что за пистолет у меня в руке, однако не проявлял ни малейшего признака страха. Я силился убедить себя, что это только блеф, но не мог. Никто в мире не смог бы так искусно блефовать — какой-нибудь дрогнувший мускул все равно выдал бы обман. Я начинал опасаться Синка.
   — Жаль, — повторил он. — Каждый вечер весь последний год Адлер ложится спать, выпив кофейник кофе с коньяком. И Хэндел тоже.
   О чем это он? Кофе никак на меня не подействовал.
   — Ты проиграл, Синк, — сказал я.
   — Серьезно? — улыбаясь так, словно одержал победу, Синк принялся издавать булькающие звуки. Оно было жутко знакомым, это бульканье. Я почувствовал, что правила снова меняются, причем слишком быстро, чтобы их придерживаться. Улыбаясь и равномерно побулькивая, Синк сунул руку в брючной карман и вытащил пистолет. Пистолет был небольшой, но оружие есть оружие. Как только это до меня дошло, я выстрелил.
   Реактивные пули сжигают твердое топливо за первые семь-восемь метров полета и дальше летят уже по инерции. Синк как раз находился на расстоянии метров восьми от меня. Пламя полоснуло его по плечу, но он только снисходительно улыбнулся. Дуло его пистолета уставилось мне в переносицу.
   Я выстрелил ему в сердце. Никакого действия. Третий выстрел пробил дырку у него между глаз. Я увидел, как дырка тут же стала затягиваться и сразу все понял. Синк мошенничал.
   Наступила его очередь стрелять. Я зажмурился. Холодная жидкость тонкой струйкой потекла по моему лбу. В глазах начало жечь, на губах появился резкий вкус спирта.
   — Ты тоже марсианин, — сказал я.
   — К чему эти оскорбления? — спокойно произнес Синк и выстрелил еще раз. У него в руках был водяной пистолет, детская игрушка, хоть и напоминавшая с виду настоящее оружие. Я отер спирт с лица и посмотрел на него.
   — Ладно, — сказал Синк, — ладно. — Он поднял руку, стащил с головы волосы и бросил на пол. Потом сделал то же самое с ресницами и бровями.
   — Так где же он? — спросил Синк.
   — Он что, соврал мне, сказав, что он антрополог?
   — Конечно. Он был представителем Закона и выследил меня даже на таком невообразимом расстоянии. — Синк оперся спиной о стену. — Тебе не понять, как мои соотечественники называют мое преступление. И заступаться за него тебе нет причин. Он же пользовался тобой, и когда останавливал предназначенную тебе пулю, то делал это только затем, чтобы заставить меня думать, будто ты — это он. Вот почему он тебе помог плавно спуститься из окна квартиры, вот почему устранил тело Доминго. Ты для него был подставной лошадью. Он полагал, что пока я тебя не убью, он сможет за мной спокойно шпионить, и готов был поэтому тобой пожертвовать без малейших угрызений совести. А теперь говори — где он?
   — Мертв. Он не знал о существовании электрических изгородей.
   Из коридора раздался зычный голос Хэндела:
   — Мистер Синклер! У вас там все в порядке?
   — У меня гость! — отозвался Синк. — С пистолетом.
   — Что нам делать?
   — Ничего, — засмеялся Синк. Постепенно он начал терять человеческие очертания, «расслабляясь», поскольку я уже понял, кто он на самом деле.
   — Никогда бы не поверил, — смеялся Синк. — Выслеживать меня так долго только для того, чтобы погибнуть на электрической изгороди!
   Смех у него был рваный, как на ленте с перебивающейся записью, что заставляло задуматься, точно ли это хохот и о трудностях, сопряженных с его имитацией из-за его, бесспорно, загадочной системы дыхания.
   — Ток его, конечно, не мог убить. Он, должно быть, замкнул его генератор воздуха и взорвал батареи.
   — Кофе с коньяком предназначался ему, — предположил я. — Постойте-ка, он однажды сказал, что его могут убить органические яды. Имелся в виду спирт?
   — Очевидно. И все, что я сделал — это дал тебе возможность бесплатно выпить! — засмеялся Синк.
   — Я был очень доверчив, — покачал я головой. — И поверил всему, что про тебя рассказывали твои женщины.
   — Они ничего не знали, — голос его посерьезнел. — Вот что, Чисборо… Я делал какие-нибудь оскорбительные намеки о вашем сексуальном поведении?
   — Нет.
   — Тогда оставьте в покое мое.
   Да, он вовсе не шутил. Он мог принимать любой вид, какой ему заблагорассудится. Внешность у Синка стала совсем земная. Может быть, он на самом деле смеялся или считал, что смеется.
   Синк медленно двинулся в моем направлении, держа в руке бесполезный пистолет.
   — Ты понимаешь, что сейчас будет?
   — То же, что и с телом Доминго, — высказал я догадку. — То же, что со всеми остальными телами; что сбивало с толку полицию.
   — Точно! Наш род славится своим чудовищным аппетитом. — Он придвинулся ко мне еще ближе, забыв о водяном пистолете в правой руке. Мускулы его расслабились и сгладились. Он теперь больше напоминал глиняное изображение человека на первой стадии. Зато рот у него становился все больше, а челюсти напоминали теперь две подковы с острыми краями.
   Я выстрелил еще раз.
   Что-то гулко ударилось о дверь. Синк этого не услышал. Он расплывался, теряя все формы, которые пытался себе придать во время наступившей вдруг агонии. Из разбитых частей его пистолета струился спирт, прямо на то, что было его рукой, и капал на пол.
   Рука Синка пузырилась и кипела. Он с криком выскользнул из смокинга.
   Через мгновение стук в дверь повторился.
   Затрещали филенки.
   Я последним усилием воли заставил себя выйти из оцепенения, в котором находился и, схватив серебряный термос, начал лить кофе с коньяком на все, что корчилось на полу.
   Запузырилась уже вся масса, бывшая некогда Синком. Из нее начали падать на ковер какие-то блестящие металлические штуковины.
   Дверь угрожающе затрещала и распахнулась. Но в этот момент я уже был у стены, готовый открыть огонь по чему угодно, что окажется на пути. В комнату ворвался Хэндел и остановился, как вкопанный.
   Он так и остался в дверях, выпучив обезумевшие глаза на корчащуюся, пузырящуюся массу. Ничто, я чувствовал это всем телом, ничто не могло заставить его отвести взгляд от этого зрелища. Вскоре масса перестала шевелиться, и тогда Хэндел глубоко вдохнул, завопил во всю мочь и с криком выскочил из комнаты. Я услышал глухой удар его столкновения с охранником и почти нечленораздельные выкрики: «Не входите туда! Нет! Нет!». Потом раздались громкие всхлипы и топот его заплетающихся ног.
   Я вошел в спальню и вылез на подоконник. Пространство перед домом было по-прежнему залито светом, но движения заметно не было. Однако сейчас это уже мало меня заботило — ведь все, что мне могло там встретиться, это люди или собаки.