Но сокольничий продолжал издавать звуки. Тирта не поверила бы, что человеческое горло на них способно. Он не пытался приблизиться к птице, просто разговаривал с ней, как была убеждена Тирта, на ее собственном языке.
   Крики прекратились. Теперь птица отвечала звуками, очень похожими на те, что издавал человек. Она слегка наклонила голову в сторону. Тирта могла бы поверить, что сокол обдумывает какое-то предложение, он должен принять решение.
   Потом, издав еще один крик, он поднялся в воздух. Не приближался к ждущему человеку, просто поднимался на мощных крыльях в высоту, с которой слетел. На лице сокольничего не видно было разочарования, он просто сидел и смотрел вслед птице.
   И только когда сокол окончательно исчез на западе, сокольничий как будто вспомнил, что он не один, и взглянул на Тирту.
   — Дороги нет, сейчас нет. — Голос его звучал спокойно и холодно, как всегда. — Нужно возвращаться и повернуть на север. И побыстрее, пока не стемнело.
   Тирта не задавала вопросов, потому что в словах его звучала уверенность, а она уже научилась доверять ему в горах. Они повернули на север и нашли углубление в виде бассейна, явно работы человека. В него вода поступала через трубу, способную пропустить втрое больше той тонкой струйки, что текла теперь. Вокруг бассейна росла трава, на ночь лошадям ее хватит.
   Костра не разжигали. Среди камней и по краям бассейна виднелось достаточно сухих веток, но сокольничий покачал головой, когда Тирта начала собирать их.
   — Это место наблюдателей.
   — Соколов? — спросила она. — Но огонь их не потревожит.
   Он выразительно покачал головой.
   — В эту страну пришли другие.
   Он обменивался звуками с птицей: что узнал он таким образом? Она чувствовала, что имеет право спросить. Но он продолжил:
   — Не разбойники и не люди из Карстена. Другие, с востока.
   С востока! Чудовище с острой мордой, пришедшее из тьмы! Через горы из Эскора движутся разные твари! С этой мыслью Тирта быстро осмотрелась. И подумала, что лагерь неплохо защищен. Когда стемнеет, они смогут подвести лошадей поближе и привязать, дав по горсти зерна с щепоткой соли. Чтобы подойти к лагерю, нападающим придется пройти по очень узкой тропе, которую каждый из них может защищать в одиночку. Конечно, не самая прочная в мире крепость, но на ночь послужит.
   Они немного поели, потом привели пони и торгианца. Тирте выпало первой отдыхать, но она еще не хотела спать. И сосредоточилась на поиске, как ловец забрасывает сеть, пытаясь определить, нет ли поблизости Темных мыслей, нет ли тех, что затаились и наблюдают за ними.
   Смерть от когтей и клыков — так сокольничий сказал о незнакомце. Может быть, несчастного выследили, преследовали такие же ночные чудовища.
   Тирта поискала в сумке пакет с порошком трав, который так хорошо послужил ей во время ночного нападения, достала его. Уже стемнело. Пони топали и фыркали, пытались порвать привязь, и Тирта пошла давать им зерно с солью, чтобы они успокоились.
   Она поняла, что если она будет продолжать сидеть и смотреть в темноту, это ей никак не поможет.
   Сокольничий сторожит, и она вполне может доверять его опыту. Это, в конце концов, его земля, и он лучше знает, чего следует опасаться.
   Тирта постаралась отогнать мысли и уснуть. Немного погодя к ней действительно пришел сон без сновидений.
   Разбудил ее сокольничий: пришла ее очередь нести дежурство. Он ответил на ее вопрос, прежде чем она его задала.
   — Ничего.
   Ничего, кроме ночи и воспоминания о той твари, что подбиралась к ним. И еще о другой ночи, когда она услышала призыв мертвого и увидела то, что считала только своим видением. Тирта сидела скрестив ноги, время от времени поднималась и гладила лошадей по жесткой шерсти, пытаясь успокоить их. Потому что считала, что беспокоятся они не от голода.
   Животные обладают гораздо более острыми чувствами. Они чувствуют опасность на большем расстоянии, чем даже ее поиск мыслью. Она больше не хотела пробовать этот поиск: создание Тьмы может уловить ее мысль и использовать как проводника, чтобы подобраться к ним.
   Да, где-то движутся существа, не принадлежащие к известному ей миру. Ни в легендах, ни в хрониках Лормта о них не говорится. Нужно самому встретиться с ними, ощутить их зловоние, чтобы понять, что они реальны.
   Сокол… Что видел он, летая над этими опустошенными высотами? Должно быть, он потомок тех птиц, что когда-то составляли славу Гнезда. Может быть, у таких птиц есть свои легенды о другом времени: когда они были спутниками людей и гордо ехали на луке седла. Легенда, которая побудила крылатого разведчика передать предупреждение.
   Тирта подумала, хотел ли сокольничий привязать к себе вольную птицу. Или только раз в жизни соединяются человек и птица, и когда один из них умирает, второй уже никогда не вступает в союз?
   Многое хотела бы узнать Тирта и не могла спросить.
   Она была уверена, ее спутник сочтет это вторжением в его личный мир и может даже разорвать клятву Меча. Его тайны принадлежат ему, как ее — ей.

6

   Если зло выходило в эту ночь, к их лагерю оно не приближалось. И лошади не проявляли беспокойства. Однако Тирта ни на минуту не подумала, что предупреждение ее спутника было преувеличенным или ложным. Утром, проснувшись после тревожного сна, она увидела, как он проверяет свое ружье-игольник, просматривает небольшой запас стрел в петлях пояса, как будто убеждается, что в нужный момент они будут под рукой. Их немного, и Тирта понимала, что ими нужно будет пользоваться только наверняка и со всем мастерством.
   Она села, отбросила складки плаща и мысленно прислушалась. Уловила жизненные сущности мужчины, пони, торгианца. Больше никого поблизости нет.
   Осторожность заставила ее не посылать мысль очень далеко, но даже ее легкое прикосновение насторожило сокольничего, он пристально взглянул на нее Глазами с желтыми огоньками и чуть повернул голову в шлеме.
   — Глупо. — Говорил он холодно и отчетливо.
   Если за последние дни отношения их чуть смягчились — чуть-чуть, теперь все изменилось. Возможно, вид развалин пробудил в нем прежние привычки и мысли. Она не его народа, ей нельзя доверять, ее нужно презирать — она женщина.
   Тирта решила, что не будет раздражаться из-за такой перемены настроения. Все знают, что сокольничьи живут по-своему, чего еще могла она ожидать?
   — Ничего не случилось во время твоей второй вахты? — она полуспрашивала-полуутверждала, хорошо понимая, что если бы кто-то попытался напасть на лагерь во время ее сна, он разбудил бы, как в ту ночь.
   Сокольничий закончил осматривать свои стрелы.
   Извлек меч и стал разглядывать его острие. Казалось, он не обращает на Тирту никакого внимания.
   — Они там, следят за нами, шпионят.
   — Это сказал тебе сокол?
   Снова он устремил на нее холодный взгляд.
   — У меня нет сокола. — Слова, словно ледяные пули, преодолели расстояние между ними. — Вольные птицы его породы разведали местность вокруг.
   Тут, на высотах, началось передвижение. Не нужно посылать мысли, чтобы знать это.
   Она не должна раздражать его. Тирта кивнула.
   — Да, — согласилась она и пошла умываться в холодной воде бассейна. Вода словно обожгла кожу и окончательно разбудила ее.
   Они позволили лошадям еще немного попастись, пока ели сами; ели очень экономно. Наполнив фляжки водой, напоив лошадей и оседлав их, двинулись дальше. Сокольничий опять ехал впереди, Тирта за ним.
   Потребовалось немного времени, чтобы миновать ручей и зелень за ним. Они снова оказались в каменистой местности, где дорогу приходилось выбирать осторожно. Насколько могла определить Тирта, теперь они направляются на юг. У нее не было способов определить, много ли еще времени займет дорога в горах. Все известные дороги и тропы были уничтожены, когда передвинулись горы, — уничтожены вместе с шедшей по ним армией.
   Они двигались извилистой тропой и часто возвращались, чтобы сделать объезд, потому что здесь последствия Великой Перемены были гораздо заметнее для глаза и труднее преодолевались. Утро уже прошло, когда они увидели первые следы уничтожения захватчиков, которое произошло больше поколения назад.
   Об открытии возвестил резкий крик. Тирта привыкла слышать такие от спутника, но этот крик издал не он. Крик послышался с какого-то места впереди. Тут дорога расходилась, и сокольничий без колебаний повернул в ту сторону, откуда слышался крик.
   Пройдя извилистой тропой, они увидели перед собой такую же груду камней, как та, что обозначала развалины Гнезда. На большом камне, который возвышался над ехавшей верхом Тиртой, сидела птица — точно такая же, как та, что ответила на крик сокольничего накануне.
   Среди потрескавшихся рухнувших камней виднелся блестящий на солнце металл. Оружие, изогнутое, помятое, со следами ржавчины. И другое, странно нетронутое за все эти годы, как будто околдованное, лежало после катастрофы. Лошадь коснулась круглого желтого камня, он откатился. Тирта увидела, что это череп.
   Сокол снова крикнул, и человек, которого он, по-видимому, вызывал, спешился, оставив повод висеть. И стал подниматься по осыпавшемуся склону к ждущей птице. Тирта внимательно наблюдала за ними.
   Тут нет никакой дороги через это поле битвы между людьми и ничем не сдержанной Силой. Зачем они пришли сюда?
   Она увидела, как голова сокольничего оказалась на одном уровне с ждущим хищником. Протянув руку, сокольничий ухватился за непроржавевшую полоску металла. Он встретил сопротивление, но преодолел его с помощью своей силы. И вытащил лезвие с рукоятью — короче меча, но длиннее кинжала, что-то среднее между этими двумя видами оружия.
   Птица пристально смотрела на него, выставив голову вперед. И когда человек извлек это оружие, снова крикнула — в ее крике прозвучало свирепое торжество. Ударив крыльями, сокол поднялся в воздух.
   Сокольничий протянул руку и держал ее неподвижно. И вот пернатый охотник опустился к нему на запястье. Сел так, словно выбрал наконец для себя удобное место. И долго так сидел. Глаза человека в шлеме-маске и глаза птицы встретились, и Тирта поняла, что сейчас идет обмен мыслями, неведомый ее племени.
   Снова птица поднялась в воздух, на этот раз опустившись к пони, на котором ехал сокольничий. Лошадь дернула головой, но птица села на пустое седло, сложила крылья и издала мягкий звук. Тирта не поверила бы, что такой звук может издать этот свирепый охотник и небесный боец.
   Сокольничий спустился с камня, остаток расстояния он преодолел одним прыжком, потому что камни начали осыпаться. Найденный меч он держал в руке, вторую, с когтем, вытянул, чтобы сохранить равновесие. И смотрел, но не на птицу, а на девушку.
   Произошло что-то очень значительное. Тирта была в этом уверена так, словно ощутила жизнь, как иногда ей удавалось. В сокольничем что-то изменилось — не внешне, а внутри. Он посмотрел на меч, потом снова на нее, протянул ей находку, к которой привлек его сокол.
   — Эта вещь обладает Силой… — медленно сказал он.
   Тирта не пыталась притронуться к ней, но наклонилась вперед, чтобы получше рассмотреть. Лезвие не гладкое, как ей показалось на расстоянии. На нем глубоко выгравированный рисунок. Символы древних знаний, знакомые ей с детства, а в том месте, где у рукояти лезвие расширяется, зверь, инкрустированный другим материалом, голубым, как символы на скале. Такого животного она никогда не видела. Может быть, это вообще не живое существо, а видение какого-то посвященного, избранное им в качестве герба своего рода и Дома.
   Рукоять, видная сквозь расставленные пальцы ее спутника, из такого же голубого металла и заканчивается шарообразным утолщением, похожим на тусклую жемчужину, гладкую, но необработанную.
   Действительно, вещь, обладающая Силой. Возможно, это вообще не оружие, предназначенное для убийства, а скорее, фокус, через который устремляется Сила. Но кто в Карстене мог решиться иметь дело с Силой?
   Те, кто преследовал и убивал ее соплеменников, провозглашали, что такой контакт — это зло, что он может отнимать жизнь. И сделали все, что могли, чтобы таких контактов больше не было. Все обладавшие Даром были убиты — или, если речь шла о волшебницах, лишались Дара. Волшебницы не ложатся с мужчинами, а если взять их силой, они лишаются своих способностей.
   Тирта выпрямилась.
   — Он живой, в нем Сила, — согласилась она. — Но из Карстена?.. — невозможно отрицать, что это оружие помогало уничтожать захватчиков. Кто посмел воспользоваться этим оружием, принести его в страну, которой правит Сила?
   — Из Карстена… — Он говорил задумчиво, глядя на камни, под которыми должно лежать множество мертвецов. — Да.., кто и зачем?
   — И откуда знал о нем сокол? — осмелилась спросить Тирта.
   — У пернатых братьев есть свои способы, — с отсутствующим видом ответил он. — Такое оружие может их привлечь.
   Он снял с пояса длинный охотничий нож и сунул его в петлю за голенищем. А на его место подвесил свою находку. Она легко вошла, хотя часть рукояти высовывалась из ножен.
   — Вещь, обладающая Силой… — Повторила Тирта его слова. Ей не хотелось касаться меча. Даже не притронувшись, она ощутила поток энергии как предупреждение. Но сокольничий должен был испытать то же самое, и это не отвратило его от предмета, который его соплеменники должны бояться, как и все другие жители Карстена, не принадлежащие к Древней Расе.
   — Он пришел ко мне. — Сокольничий произнес это спокойно, и Тирта припомнила другое сказание — историю топора Вольта, который пришел в руки Кориса из Горма из гробницы самого Вольта, давно умершего и похороненного. Топор Вольта выбрал сам.
   Может, и это оружие, наделенное неведомой силой, само выбрало себе нового хозяина?
   — Топор Вольта, — сказала Тирта, пораженная тем, что такое может повториться. Но у этого меча нет такой истории, нет имени, а тот, кто овладел им, не обладает Даром.
   Его голова в крылатом шлеме дернулась, словно от удара.
   — Он пришел ко мне, — снова сказал он медленно. — Тому есть причина, и она откроется со временем.
   Он повернул своего пони и потянул за узду. И они направились назад, по пути от этого места, наполненного развалинами и смертью. Тирта обнаружила, что все время поглядывает на голубой шар, который виднеется на поясе сокольничего. Он от движения смещался, потому что не вошел в ножны.
   Девушка не верила, что эта находка случайна. Она начала тревожиться и все время испытывала желание оглянуться или посмотреть на верх окружающих тропу стен. Но ее спутник не проявлял никакого беспокойства, и сокол ехал у него на седле. Как будто принял все происшедшее как необходимую часть того, что еще будет.
   К вечеру они выбрались на более открытое место; вдали, в том направлении, где, по мнению Тирты, находится перевал, мягко уходили вверх склоны. По обе стороны — неровные вершины. Кажется, что тут были нанесены удары огромным мечом и огромные куски были перевернуты острым концом к небу. Какая-то грозная отстраненность местности говорила о том, что двигаться дальше нужно еще осторожней. Тирта прогнала неспокойные мысли. Может быть, именно неровная дикая местность заставляет ее чувствовать, что за ними постоянно наблюдают.
   Дважды за день встречали они следы бойни, в которой погибла армия Пагара и которая отбросила южные земли в варварство. Ржавый металл, древко знамени, торчащее между камнями, а от самого знамени осталось только несколько обрывков. И побелевшие кости. Эти места давнего пира стервятников путники огибали стороной.
   Однако в сам проход вступить до утра они не смогут, так что пришлось разбивать лагерь на высоте, где воет и свистит ветер и в конце концов начинает казаться, что это кричат мертвецы Запас воды у путников был ограничен, поэтому они протерли влажной тряпкой пасти лошадей и дали каждой по одной чашке воды; чашки нашлись в сумке Тирты. Себе они взяли еще меньше, и поэтому есть сухой хлеб было очень трудно: он застревал в горле.
   Как только они остановились, сокол поднялся в воздух и, должно быть, нашел где-то добычу. Он вернулся, когда наступила ночь, и долго общался с человеком теми же звуками, что и при их первой встрече.
   Когда птица села на седло, сокольничий заговорил:
   — Нам примерно день пути до подножия холмов. Я прослужил больше четверти назначенного времени. Что ты захочешь от меня, когда мы спустимся с гор?
   Справедливый вопрос. Она назначила двадцать дней службы просто потому, что хотела быть уверенной, что успеет с его помощью пройти через горы.
   Хочет ли она, чтобы он сопровождал ее и дальше?
   Тирте предстояло принять решение и потом действовать в соответствии с ним.
   Дом Ястреба на востоке. У нее есть… Она порылась под одеждой и нащупала сумку с монетами. В отделении сумки еще карта, ее единственная карта, хотя вряд ли она точна. Тирта составила ее по тем отрывочным сведениям, которые ей удалось собрать.
   Ее простой план заключался в том, чтобы пройти вдоль основания холмов, не углубляясь в открытую местность, которая ей известна только по слухам, пока она не сможет двинуться прямо к крепости или к тому, что от нее осталось. Конечно, план, в котором много неясного. Девушка долго молчала.
   Ну, что ж, решила она, терять ей нечего. Может быть, она, сама того не сознавая, уже ответила на этот вопрос за дни их совместного пути. Сокольничего ждет в Карстене не более приветливый прием, чем ее.
   Кому он сможет ее предать? И что именно предать? То, что представительница народа Древних хочет вернуться на место, которое когда-то принадлежало ее роду? Она сама не может точно сказать ему, что ищет там. Ее только влечет в этот поиск. Она расскажет ему правду, а он пусть решает, просит ли освободить его от клятвы или нет.
   В долине стемнело, но путники не разжигали костер. Сокольничий казался черной тенью на фоне скалы, у которой сидел. Впрочем, неважно: даже днем она не может прочесть выражение его лица. Пусть вслух ответит ей, да или нет.
   — Я ищу Дом Ястреба, — начала она. — Это земля, издревле принадлежавшая моему роду, и я давно хотела вернуться туда. Я думала повернуть на восток вдоль подножия холмов, а потом пройти открытой местностью.
   — Ты знаешь дорогу, по которой должна идти? — спросил он, когда она замолчала.
   Тирта закрыла глаза. Да, по-своему она ее знает — вернее, чувствует, что узнает, когда придет время. Сон — или то, что его посылает, — проведет ее.
   Но можно ли говорить о сне с сокольничим? Она задумалась. С того времени, как он нашел и взял себе странный меч-нож, ее представление о сокольничем изменилось. Если действительно его народ так ненавидит и презирает то, что ценит ее народ, почему же тогда он повесил это оружие себе на пояс?
   Ему следовало бы отбросить его, как только он его коснулся!
   — Знаю, — твердо ответила она. Нет смысла объяснять, насколько непрочны основания такого утверждения. — Но длины пути я не знаю. Он может продлиться дольше, чем твоя клятва Меча. Я просила провести меня через горы. Когда мы достигнем их оснований, ты свою часть договора выполнил. Если даже срок не кончится, цель достигнута.
   Когда он не ответил, она облизала губы в темноте.
   Почему она так волнуется? Она ведь никогда не рассчитывала, что он будет сопровождать ее до конца поиска. Чего же она теперь ждет — ждет с напряжением, которого сама не ожидала?
   — Я дал клятву Меча на двадцать дней. — Голос его, как всегда, звучал холодно и ровно. — И буду с гобой двадцать дней — в горах, в предгорьях, в Карстене.
   Тирта не понимала, почему испытывает такое чувство облегчения. Что у нее общего с этим человеком?
   Они чужие друг другу. Но если бы он решил по-другому, она знала, что была бы разочарована. Странное и неожиданное ощущение для человека, всю жизнь проведшего в одиночестве и молчании. Она пыталась отогнать эти мысли, говоря себе, что в предгорьях ее может ждать опасность, что два бойца лучше одного. Да и сокол, кажется, теперь служит ее спутнику, а способности этих птиц-разведчиков легендарны.
   — Да будет так, — ответила она и подумала, что голос ее звучит излишне резко. Но она не позволит ему понять, что надеялась на такой ответ.
   Утром они поднялись на перевал. Путь вверх оказался длиннее, чем казалось снизу, поверхность была неровной, и им несколько раз приходилось спешиваться и вести лошадей в поводу. Сокол сразу поднялся в небо, периодически он возвращался и сидел на дереве или скале, поджидая их, а потом всегда обменивался звуками с мужчиной.
   Уже миновал полдень, когда они сверху из прохода увидели равнину за горами. Это теперь не одна страна, а множество враждующих владений. Война идет в них уже много лет.
   У основания гор росли деревья. Казалось, ярость Силы сюда не дошла, деревья не пострадали. Тирта, глядя на них, была довольна: ей казалось, что в такой местности легче укрыться. Она повернулась и посмотрела на восток. Там видны были темные полосы — скорее всего, лес.
   В старину равнины Карстена считались самыми плодородными и открытыми на западе. Здесь размещались фермы и хозяйства тех молодых, новых людей, которые уходили подальше от моря. И основаны были города и крепости.
   Ее народ, Древние, постепенно отступал под натиском поселенцев, которые явились из-за моря в дни, ставшие теперь легендарными. Древние устраивали свои жилища дальше на востоке. В отдельных случаях вновь прибывшие проявляли враждебность, и в таких местах новые и прежние жители равнин не смешивались. Но в других воцарялась дружба и обмен знаниями, соседи жили рядом. И эти соседи тоже были убиты в дни, когда герцог Ивьян провозгласил ее народ вне закона.
   Именно на равнинах, где плодородная земля и много городов, происходит борьба. Дальше к югу расположены другие провинции (из одной из них пришел в свое время Пагар), где новые поселенцы укрепились еще основательней и заняли все пространство.
   Но вот в предгорьях, как и по другую сторону гор, могут скрываться разбойники и солдаты без хозяев, ставшие грабителями и убийцами. Такая местность их привлекает.
   Тирта сказала об этом, и сокольничий кивнул. Он махнул своим когтем. Солнце блеснуло на металле.
   — Да, здесь есть другие.
   Она увидела, на что он показывает, — столб дыма виднелся меж двух холмов. Слишком большой столб, чтобы подниматься над костром. Там горит что-то большое, может, ферма или здание. Но какой фермер решился бы поселиться здесь, в холмах? Или это поселок разбойников, разбитый теми, кто здесь представляет закон и порядок? Так люди маршала стремятся очистить землю от этих стервятников на севере.
   Во всяком случае, этот дым предупреждает, что нужно двигаться осторожно и скрытно. Нет смысла потерять все, что она накопила за прошлые годы, из-за безрассудной храбрости.
   К полудню они спустились в лесистую местность.
   Передний пони фыркнул и пошел быстрее, торгианец побежал вперед, кобыла сразу последовала за ним.
   Ясно, что животные почувствовали воду. Действительно, впереди показался чистый прозрачный ручей, текущий с севера, где, должно быть, рождался в горах.
   Уходил он на юго-запад, вероятно, впадая в реку, на которой стоит Каре.
   Вблизи укрытие — сосновая роща. Горные сосны хорошо растут в этих местах. Дважды возвращался сокол, каждый раз он приносил в когтях молодого зайца.
   Тирта использовала способ, с которым познакомилась во время своих странствий: обложила костер камнями под ветвями дерева, которое скроет дым. Она рылась под деревом, а сокольничий тем временем бродил по берегу ручья и собирал сухие ветки. Развели костер, достаточный, чтобы поджарить мясо, и с удовольствием поели. Потом костер погасили.
   Тирта пошла к ручью в заросли. Еще достаточно светло. Она разделась, решительно вошла в холодную воду, ахнув от ее прикосновения, и вымылась, потом надела свежую одежду из своего скромного запаса, а снятую выстирала и, вернувшись, повесила недалеко от нагревшихся от огня камней. Сокольничий наблюдал за ней, потом взял собственные седельные сумки и исчез за поворотом. Несомненно, занялся тем же.
   Приятно чувствовать себя чистой, свободной от пота и пыли; к тому же она растерлась ароматными листьями. Она редко позволяет себе такую роскошь, но сейчас решила отпраздновать свое достижение: ведь Тирта сделала то, что считалось невозможным, — благополучно миновала эти проклятые горы.
   Завернувшись в плащ, она снова прислушалась.
   Здесь есть звуки, каких не было в изуродованных вершинах, через которые они прошли. Тирта слышала голоса мелких зверьков, занятых своими ночными делами. Пошевелился на своем насесте сокол, взглянул на нее яростными хищными глазами, похожими на глаза хозяина. Она не пыталась прикоснуться к нему мысленно.
   Птица полностью принадлежит воину, этого Тирте с ним никогда не разделить. Они могут есть одну и ту же пищу, испытывать те же неудобства (хотя не признаются друг другу), возможно, разделять общие страхи и неприязнь, если есть причина. Но между ними существует и всегда будет существовать преграда Тирта наклонилась и в каком-то порыве бросила в небольшое пламя перед собой щепотку сухих трав из пакета. Вначале дымок, потом запах. Она глубоко вдохнула, пытаясь заполнить легкие. Сегодня она должна увидеть сон!
   Но не старый сон. Ей нужен проводник, нужно узнать дорогу.
   В детстве она узнала кое-что от Мудрой, хотя сама этим никогда не пользовалась, и ей говорили, что средство очень эффективное. Она должна всегда владеть собой и потому опасалась таких предвидений, которые можно вызвать по своей воле. К тому же тогда она была одна и не знала, сколько продлится видение и как подействует на нее. Сегодня она не одна, и сегодня ночью она узнает, что сможет. Она вдохнула вторично, чувствуя, как ее охватывает странная легкость. Это не Сила, нет. Она только надеется, что к ней придет видение, видение из другого источника.