Шэнну довелось испытать одиночество в горах, он видел причудливый ночной мир реки, освещенной слабым светом растений, карабкался по голым скалам. Но во всех тех странствиях его окружало то, что он уже видел раньше, на других мирах. Дерево оставалось деревом, хотя и с пурпурными листьями или с красным соком. Камень был твердым, а река — мокрой. Что на Свалках Тайр, что на Колдуне.
Сейчас же он был окружен странной, ни на что не похожей завесой, укрывавшей песок, по которому он шел, висевшей над морем, лежавшей между ним и обломками плавника, выброшенного на берег штормами. Шэнн мог протянуть руку и коснуться песка, ощутить рукой соленые брызги, но все это почему-то казалось декорацией, маской, под которой что-то скрывалось, — и это нечто наблюдало за ним, некий расчетливый разум, обладающий своими ценностями и чувствами, которые Шэнн не мог и не хотел разделять.
— … приближается шторм, — Торвальд остановился, подставив грудь ветру и брызгам волн, глядя на набиравшее силу волнующееся море. Солнце все еще виднелось бледным мазком на горизонте, но даже в этом свете они разглядели сливавшуюся с морем полоску островов.
— Утгард…
— Утгард? — непонимающе повторил Шэнн. Слово показалось ему бессмыслицей.
— Древняя легенда моего народа, — Торвальд смахнул с лица брызги. — Утгард, далекие острова, где обитают гиганты, смертельные враги древних богов.
На этих островках может обитать что угодно, подумал Шэнн, — и гиганты и злобные духи всех стран и народов. Наверное, даже у Трогов есть свои легенды о злых духах, жучьих чудищах, населяющих дикие неизвестные страны. Он поймал Торвальда за руку и внес деловое предложение:
— Нам лучше укрыться, пока шторм не начался вовсю.
К облегчению Шэнна, офицер кивнул.
Они вернулись к скалам, больше не глядя на море и далекий Утгард. Утгард. Это суровое имя хорошо подходило цепи островков и островочков. Шэнн несколько раз повторил его про себя.
В этом месте полоска берега была узкой, покрытой крупным голубым песком. У подножия первых скал самой природой были уложены в стену груды обкатанных морем камней вперемежку с кусками плавника. Шэнн с возрастающим беспокойством оглядывал берег. Хотя он почти ничего не понимал в выживании, но быть пойманным между этими скалами и морем, волны которого все сильнее бились о берег, ему что-то не хотелось. Им придется найти какой-нибудь проход в скалах, и как можно скорее, пока не начнет темнеть и погода не разгуляется в полную силу.
В конце концов, как и в прошлый раз, в горах, проход нашли росомахи. Тэгги осторожно заглянул в темную расщелину в скале и исчез внутри, а Тоги торопливо бросилась за ним. Шэнн вскарабкался к расщелине следом и обнаружил тесный проход.
Он втиснулся в полумрак, ощупывая каменные стены. Пол расщелины плавно поднимался вверх. Поднявшись по расщелине футов на восемь вверх, Шэнн оглянулся. Расщелина выходила в густо заросшую травой узкую ложбину меж скал. Высокие стены надежно укрывали ее от непогоды.
Слаженной командой они принялись за работу и быстро соорудили из веток и молодых деревьев небольшой шалаш. Ветер все равно продувал его, хоть они и поставили заднюю стенку лицом к морю. Зато, зная, что высокие скалы защищают их, и ни один флаер Трогов не вылетит в такую погоду, они отважились развести костер. Приятное тепло быстро согрело их тела, а свет огня, древнего спутника человека, укрепил их дух. Во всяком случае, Шэнну казалось, что эти пляшущие красные языки прожгли странную пелену чужого мира, висевшую над берегом моря, и хотя бы на эту ночь дали беглецам иллюзию дома — дома, которого у Шэнна никогда не было.
Но ветер не остался в долгу, и вскоре его вой в вершинах скал стал громче, чем завывание полудюжины псов Трогов. В своем жалком убежище земляне не только слышали грохот волн, но и чувствовали их ритмичные удары о скалы. Море, наверное, уже давно подмяло под себя берег и теперь пыталось пробиться к ним, сквозь камень скал. Хотя они лежали, прижавшись плечом к плечу, в этом шуме их голосов не было слышно.
Как будто закрылась штора — с неба исчезла последняя янтарная полоска. Ночь наступила неожиданно, без сумерек, земля просто провалилась в темноту. Росомахи негромко поскуливали, свернувшись в маленьком шалаше. Шэнн гладил их мохнатые спины, стараясь успокоить зверей, вселить в них уверенность, которой сам отнюдь не мог похвастаться. Никогда до сих пор он не представлял себе, какой ужасной силой может обладать природа — силой, по сравнению с которой все человеческие попытки обуздать ее казались ничтожными.
Время потеряло счет минутам и часам. Только тьма, завывание ветра и соленый дождь — близкое дыхание моря, касавшееся их. Уютный костер потух, и их тела стали донимать сырость и холод. То и дело им приходилось вскакивать и, чтобы согреться, размахивать руками, топать ногами, заставлять кровь бежать быстрее.
Наконец ветер стих, и пулеметные очереди дождя перестали барабанить по крыше их жалкого шалаша. Только тогда они уснули, провалившись в густую тьму усталости.
Пурпурный череп — и из его глазниц поднимаются летучие твари — поднимаются… поднимаются… Шэнн двигался вперед, чувствуя под ногами зыбкую опору, дрожавшую под его весом, как плот на реке. Он приближался к огромной голове, теперь он различал, как волны пенятся, разбиваясь о нижнюю челюсть черепа, захлестывают внутрь, в щели на месте недостающих зубов, между искрошившимися каменным клыками, словно череп пьет живительную влагу. Темные очертания провала носа скорее напоминали клюв, и в этом провале было так же темно, как и в пустых глазницах — но эта темнота притягивала юношу к себе, как он ни пытался освободиться. А затем опора, на которой он безрассудно плыл по волнам, понеслась вперед, волны ударили ее о нижнюю челюсть, и несмотря на отчаянные усилия воли его руки сами собой потянулись вверх, чтобы ухватиться за что-нибудь, чтобы подтянуться по гладкой поверхности и укрыться в провале носа — или клюва?
— Лэнти! — рука потрясла его, вырвав из объятий сна. Шэнн с трудом открыл глаза, его ресницы, казалось, склеились.
Он оказался словно в подводном мире. От земли поднимались густые клубы тумана, словно вырастая из семян, принесенных штормом. Но ветра не было, и сверху не доносилось ни звука. Но всем своим закоченевшим телом Шэнн чувствовал, как волны по-прежнему бьются о скалы.
Торвальд присел рядом, не снимая руки с плеча Шэнна. Лицо офицера оказалось совсем рядом, и его заострившиеся черты почему-то напомнили Шэнну череп, который все еще стоял перед его глазами, на фоне клубов тумана.
— Шторм прошел.
Шэнн сел, поежился, обхватив себя руками. Его драная форма до нитки промокла. Шэнну показалось, что он уже никогда в жизни не согреется. А когда он, стуча зубами, подошел к ямке, в которой они разводили свой крошечный костер прошлой ночью, то сообразил — росомахи исчезли.
— Тэгги? — собственный голос показался юноше хриплым и шершавым, словно влажный воздух подействовал и на голосовые связки.
— Охотятся, — ответ Торвальда был краток. Он собрал охапку хвороста, служившего им подстилкой и благодаря этому оставшегося сухим. Шэнн тоже ухватил немного хвороста и положил его в ямку для костра.
Когда огонь, наконец, разгорелся, они разделись и развесили вокруг костра свою мокрую одежду. Влажный воздух был еще холодным, поэтому они постоянно двигались, чтобы согреться. Туман поднимался с земли, непотревоженный солнечными лучами.
— Тебе снилось? — неожиданно спросил Торвальд.
— Да, — Шэнн не стал вдаваться в подробности. Пускай этот сон был тревожным, но чувство, что этот сон нельзя рассказать, нельзя поделиться с другим, было очень сильньм, почти приказом.
— Мне тоже, — неуверенно ответил Торвальд. — Ты видел свою гору-череп?
— Я как раз взбирался на нее, когда ты разбудил меня, — неожиданно, сам того не желая, ответил Шэнн.
— А я как раз собрался пройти сквозь свою зеленую завесу, когда Тэгги заворочался и разбудил меня. Твой череп точно существует?
— Да.
— И я тоже уверен — пещера, заполненная пеленой, существует где-то в этом мире. Но почему? — Торвальд выпрямился, огонь ярко осветил его загорелые руки, загорелое лицо и шею и бледное худое тело. — Почему нам снятся именно эти сны?
Шэнн попробовал, высохла ли рубашка. Он не находил никаких зацепок, чтобы истолковать эти сны. Но юноша был уверен — когда-нибудь он найдет этот череп, он вскарабкается к провалу носа и спустится вниз, туда, где гнездятся те крылатые твари. Не потому, что он хочет туда спуститься, а потому, что он должен.
Шэнн обхватил себя руками, и боль в ребрах напомнила ему о сокрушающей силе силового луча Трогов. Он был худым, но под кожей перекатывались гибкие мускулы, а сама кожа была темнее, чем у Торвальда, и на открытых частях тела загорела сильнее. Он уже месяц не стригся, и его волосы стали завиваться жесткими черными кольцами. Шэнн всегда был или самым маленьким, или самым слабым. И на Свалках, и на службе в Разведке, и в этой экспедиции. Поэтому он не знал тщеславия. Но у него имелась своя гордость, рожденная в упрямой и долгой борьбе с разочарованиями, неудачами, против неравных сил.
— Почему они нам снятся? — повторил он вопрос Торвальда. — Не могу знать, сэр! — это был уставный ответ рядовых Разведки. К его удивлению, Торвальд вдруг рассмеялся, и в его смехе проскользнули нотки удивления.
— Откуда ты, Лэнти? — это прозвучало так, словно ему действительно было интересно.
— Свалки Тайр.
— Кальдонские шахты, — офицер машинально связал планету с тем товаром, который она поставляла. — А как ты попал в Разведку?
Шэнн натянул рубашку.
— По контракту, как обслуживающий работник, — ответил он с еле заметным вызовом. Сам Торвальд наверняка попал в Разведку как положено: как кадет, потом член экспедиции, потом офицер, без труда поднимаясь по гладкой служебной лестнице, где для него все было приготовлено — только протяни руку. Что такие, как он, могут знать о бараках рабочих, где глупцы, неудачники, мелкие воришки, скрывающиеся от закона, живут своей жизнью в своей собственной, скрытой от чужих глаз общественной системе? Шэнну потребовалось приложить всю свою волю, все физические силы для того, чтобы просто выжить в этих бараках первые три месяца. Выжить, не сломиться, и все еще сохранить желание служить в Разведке. Он до сих пор удивлялся тому невероятному шансу, который выдернул его из этих бараков, когда в Учебном Центре решили, что им нужен еще один работник для того, чтобы чистить клетки и ухаживать за подопытными животными.
А уж из этого центра он попал в экспедицию, потому что в небольшой группе его старание было замечено — и с лихвой окупило себя. Это заняло у него три года, но он все же поднялся на ступень выше — попал в экспедицию. Правда, сейчас это вряд ли что-нибудь значило. Шэнн натянул ботинки, заправив в них жесткие негнущиеся штанины комбинезона, а когда поднял глаза, обнаружил, что Торвальд смотрит на него с новой, вопросительной прямотой.
Шэнн застегнул куртку и поднялся, чувствуя тупое и настойчивое чувство голода. Правда, в прошлом он уже успел так к нему привыкнуть, что сейчас даже не обратил внимания.
— Будем завтракать? — он решил вернуться к настоящему. В конце концов, какое кому дело, как Шэнн Лэнти попал на Колдун?
— Концентраты лучше сэкономить на будущее, — Торвальд не собирался открывать уже порядком похудевший рюкзак, который он прихватил с собой с корабля.
Вместо этого он направился к скалам и выдернул из земли желтенький пучок растений, помеси грибов и мха. Шэнн без энтузиазма посмотрел на стебли, узнав в растении одно из тех, которые желудок землянина может переварить без особых последствий. Эта штука была почти безвкусной и не очень приятно пахла. Однако, если этих растений съесть много, то на какое-то время голод утолить можно. Шэнн все же считал, что лучше будет подождать, пока росомахи не вернутся, и с их помощью поохотиться.
Однако Торвальд не собирался уходить от берега и не согласился с предложением Шэнна пройти по следам Тэгти и Тоги, когда эти двое вылезли из кустов, явно сытые и довольные.
Шэнн с жаром запротестовал, но офицер ответил ему:
— Ты когда-нибудь про рыбу слышал, Лэнти? После такого шторма, как вчера, на берегу найдется чем поживиться.
Но Шэнн был уверен — к морю офицера тянет не только рыба.
Они выползли через узкую расщелину наружу. Серый песчаный берег скрылся под водой, осталась только узкая полоска земли у самых скал. Небо оставалось все таким же серым, и сквозь толстый слой облаков совсем не пробивалось солнце. Волны, еще вчера зеленые, сегодня посерели и сливались с облаками на горизонте, так что приходилось до боли в глазах всматриваться, чтобы различить границу между небом и водой.
Утгард теперь выглядел как рассыпанное ожерелье — внешние островки скрылись под поднявшейся водой, внутренние стали еще недоступнее. Шэнн со свистом выдохнул сквозь зубы.
Вершина камня неподалеку от них вдруг отделилась от основания и превратилась в горбатую тварь, покрытую костяным панцирем, с большой головой и широкими челюстями. В воздух взметнулся раздвоенный посередине хвост, суставчатая передняя нога нащупывала опору. Эта морская тварь была, пожалуй, самым жутким зверем, которого Шэнн увидел на Колдуне, уступая, наверное, только псу Трогов.
С трудом, жадными глотками хватая воздух, тварь бессильно уронила свой хвост на камни — усилие, понадобившееся, чтобы взмахнуть им, превзошло и без того, по-видимому, ограниченный запас сил. Голова склонилась вперед, упала на одну из передних ног. Шэнн увидел на боку твари ужасную рану, как раз между большими задними ногами, откуда с каждым ее вздохом толчками выбрасывалась струйка багровой жидкости.
— Что это?
Торвальд покачал головой.
— В наших записях такого зверя нет, — отсутствующим тоном ответил офицер, внимательно разглядывая умирающее животное. — Его, наверное, выбросило на берег штормом. Это еще раз доказывает, что мы знаем море не до конца!
Хвост-вилка еще раз поднялся и упал, тварь подняла голову вверх, изогнувшись дугой, так что стало видно белесые складки на груди. Челюсти разжались и из них вырвался свистящий стон, жалобный вопль, который был заглушен шумом волн. Затем, словно это было последнее усилие, ее ноги подогнулись, и тело, покрытое панцирем, боком соскользнуло с камня в море. На месте падения взметнулся фонтан брызг.
Приглядываясь, не вынырнет ли рептилия еще раз, Шэнн заметил другой предмет — в море, легко покачиваясь на волнах, совсем как их речной плотик, плавало что-то круглое.
— Смотри!
Торвальд повернул голову за его пальцем, а потом, не успел Шэнн и слова сказать, прыгнул вниз, на тот самый камень, откуда минуту назад свалился бронированный обитатель моря. Стоя там, он следил за плавающим объектом с тем же вниманием, что и Шэнн сверху.
Предмет был овальным, около шести футов в длину и трех в ширину, и выпуклым — его вершина заметно поднималась над поверхностью моря. Насколько Шэнн разглядел в предрассветных сумерках, он был красно-коричневого цвета, с грубой поверхностью. Его подбрасывало волнами, как пробку, вероятно, это был один из плавучих обломков, выброшенных штормом. К удивлению Шэнна, его товарищ начал раздеваться.
— Что ты собираешься делать?
— Достать это.
Шэнн недоверчиво посмотрел на волны вокруг камня, там, куда упал вилохвост. Неужели офицер Разведки настолько сошел с ума, чтобы думать, что спокойно проплывет через море, в котором обитают такие страшилища? Кажется, да, подумал он, глядя как Торвальд, сверкнув незагоревшей спиной, нырнул в воду. Присев на корточки, Шэнн напряженно стал вглядываться в море, словно как-то мог помочь своему товарищу, если какая-нибудь тварь из морских глубин нападет на него.
Над водой мелькнула загорелая рука. Торвальд быстро плыл к дрейфующему предмету. Вот он подплыл к нему, протянул руку и ухватился. Предмет показался Шэнну еще легче, чем вначале, так быстро он отреагировал на прикосновение.
А Торвальд уже возвращался, подталкивая перед собой эту штуку. Он выбрался на камень, а Шэнн вытянул предмет из воды. Вместе они перевернули его вверх дном и увидели, что эта штука пустая внутри. У них в руках оказалось по сути готовое суденышко, похожее на каноэ с тупым носом. Но оно, несомненно, было органического происхождения. Может быть, это раковина, подумал Шэнн, проведя пальцем по неровной поверхности.
Офицер уже оделся.
— Ну вот, теперь у нас есть лодка. Пора на Утгард…
Неужели он отважится плыть на этой утлой штуковине на остров? Однако Шэнн не стал возражать. Если офицер решился на такое путешествие, то он поплывет. И юноша не сомневался, что он поплывет вместе с Торвальдом.
СНОВА ОДИН
Сейчас же он был окружен странной, ни на что не похожей завесой, укрывавшей песок, по которому он шел, висевшей над морем, лежавшей между ним и обломками плавника, выброшенного на берег штормами. Шэнн мог протянуть руку и коснуться песка, ощутить рукой соленые брызги, но все это почему-то казалось декорацией, маской, под которой что-то скрывалось, — и это нечто наблюдало за ним, некий расчетливый разум, обладающий своими ценностями и чувствами, которые Шэнн не мог и не хотел разделять.
— … приближается шторм, — Торвальд остановился, подставив грудь ветру и брызгам волн, глядя на набиравшее силу волнующееся море. Солнце все еще виднелось бледным мазком на горизонте, но даже в этом свете они разглядели сливавшуюся с морем полоску островов.
— Утгард…
— Утгард? — непонимающе повторил Шэнн. Слово показалось ему бессмыслицей.
— Древняя легенда моего народа, — Торвальд смахнул с лица брызги. — Утгард, далекие острова, где обитают гиганты, смертельные враги древних богов.
На этих островках может обитать что угодно, подумал Шэнн, — и гиганты и злобные духи всех стран и народов. Наверное, даже у Трогов есть свои легенды о злых духах, жучьих чудищах, населяющих дикие неизвестные страны. Он поймал Торвальда за руку и внес деловое предложение:
— Нам лучше укрыться, пока шторм не начался вовсю.
К облегчению Шэнна, офицер кивнул.
Они вернулись к скалам, больше не глядя на море и далекий Утгард. Утгард. Это суровое имя хорошо подходило цепи островков и островочков. Шэнн несколько раз повторил его про себя.
В этом месте полоска берега была узкой, покрытой крупным голубым песком. У подножия первых скал самой природой были уложены в стену груды обкатанных морем камней вперемежку с кусками плавника. Шэнн с возрастающим беспокойством оглядывал берег. Хотя он почти ничего не понимал в выживании, но быть пойманным между этими скалами и морем, волны которого все сильнее бились о берег, ему что-то не хотелось. Им придется найти какой-нибудь проход в скалах, и как можно скорее, пока не начнет темнеть и погода не разгуляется в полную силу.
В конце концов, как и в прошлый раз, в горах, проход нашли росомахи. Тэгги осторожно заглянул в темную расщелину в скале и исчез внутри, а Тоги торопливо бросилась за ним. Шэнн вскарабкался к расщелине следом и обнаружил тесный проход.
Он втиснулся в полумрак, ощупывая каменные стены. Пол расщелины плавно поднимался вверх. Поднявшись по расщелине футов на восемь вверх, Шэнн оглянулся. Расщелина выходила в густо заросшую травой узкую ложбину меж скал. Высокие стены надежно укрывали ее от непогоды.
Слаженной командой они принялись за работу и быстро соорудили из веток и молодых деревьев небольшой шалаш. Ветер все равно продувал его, хоть они и поставили заднюю стенку лицом к морю. Зато, зная, что высокие скалы защищают их, и ни один флаер Трогов не вылетит в такую погоду, они отважились развести костер. Приятное тепло быстро согрело их тела, а свет огня, древнего спутника человека, укрепил их дух. Во всяком случае, Шэнну казалось, что эти пляшущие красные языки прожгли странную пелену чужого мира, висевшую над берегом моря, и хотя бы на эту ночь дали беглецам иллюзию дома — дома, которого у Шэнна никогда не было.
Но ветер не остался в долгу, и вскоре его вой в вершинах скал стал громче, чем завывание полудюжины псов Трогов. В своем жалком убежище земляне не только слышали грохот волн, но и чувствовали их ритмичные удары о скалы. Море, наверное, уже давно подмяло под себя берег и теперь пыталось пробиться к ним, сквозь камень скал. Хотя они лежали, прижавшись плечом к плечу, в этом шуме их голосов не было слышно.
Как будто закрылась штора — с неба исчезла последняя янтарная полоска. Ночь наступила неожиданно, без сумерек, земля просто провалилась в темноту. Росомахи негромко поскуливали, свернувшись в маленьком шалаше. Шэнн гладил их мохнатые спины, стараясь успокоить зверей, вселить в них уверенность, которой сам отнюдь не мог похвастаться. Никогда до сих пор он не представлял себе, какой ужасной силой может обладать природа — силой, по сравнению с которой все человеческие попытки обуздать ее казались ничтожными.
Время потеряло счет минутам и часам. Только тьма, завывание ветра и соленый дождь — близкое дыхание моря, касавшееся их. Уютный костер потух, и их тела стали донимать сырость и холод. То и дело им приходилось вскакивать и, чтобы согреться, размахивать руками, топать ногами, заставлять кровь бежать быстрее.
Наконец ветер стих, и пулеметные очереди дождя перестали барабанить по крыше их жалкого шалаша. Только тогда они уснули, провалившись в густую тьму усталости.
Пурпурный череп — и из его глазниц поднимаются летучие твари — поднимаются… поднимаются… Шэнн двигался вперед, чувствуя под ногами зыбкую опору, дрожавшую под его весом, как плот на реке. Он приближался к огромной голове, теперь он различал, как волны пенятся, разбиваясь о нижнюю челюсть черепа, захлестывают внутрь, в щели на месте недостающих зубов, между искрошившимися каменным клыками, словно череп пьет живительную влагу. Темные очертания провала носа скорее напоминали клюв, и в этом провале было так же темно, как и в пустых глазницах — но эта темнота притягивала юношу к себе, как он ни пытался освободиться. А затем опора, на которой он безрассудно плыл по волнам, понеслась вперед, волны ударили ее о нижнюю челюсть, и несмотря на отчаянные усилия воли его руки сами собой потянулись вверх, чтобы ухватиться за что-нибудь, чтобы подтянуться по гладкой поверхности и укрыться в провале носа — или клюва?
— Лэнти! — рука потрясла его, вырвав из объятий сна. Шэнн с трудом открыл глаза, его ресницы, казалось, склеились.
Он оказался словно в подводном мире. От земли поднимались густые клубы тумана, словно вырастая из семян, принесенных штормом. Но ветра не было, и сверху не доносилось ни звука. Но всем своим закоченевшим телом Шэнн чувствовал, как волны по-прежнему бьются о скалы.
Торвальд присел рядом, не снимая руки с плеча Шэнна. Лицо офицера оказалось совсем рядом, и его заострившиеся черты почему-то напомнили Шэнну череп, который все еще стоял перед его глазами, на фоне клубов тумана.
— Шторм прошел.
Шэнн сел, поежился, обхватив себя руками. Его драная форма до нитки промокла. Шэнну показалось, что он уже никогда в жизни не согреется. А когда он, стуча зубами, подошел к ямке, в которой они разводили свой крошечный костер прошлой ночью, то сообразил — росомахи исчезли.
— Тэгги? — собственный голос показался юноше хриплым и шершавым, словно влажный воздух подействовал и на голосовые связки.
— Охотятся, — ответ Торвальда был краток. Он собрал охапку хвороста, служившего им подстилкой и благодаря этому оставшегося сухим. Шэнн тоже ухватил немного хвороста и положил его в ямку для костра.
Когда огонь, наконец, разгорелся, они разделись и развесили вокруг костра свою мокрую одежду. Влажный воздух был еще холодным, поэтому они постоянно двигались, чтобы согреться. Туман поднимался с земли, непотревоженный солнечными лучами.
— Тебе снилось? — неожиданно спросил Торвальд.
— Да, — Шэнн не стал вдаваться в подробности. Пускай этот сон был тревожным, но чувство, что этот сон нельзя рассказать, нельзя поделиться с другим, было очень сильньм, почти приказом.
— Мне тоже, — неуверенно ответил Торвальд. — Ты видел свою гору-череп?
— Я как раз взбирался на нее, когда ты разбудил меня, — неожиданно, сам того не желая, ответил Шэнн.
— А я как раз собрался пройти сквозь свою зеленую завесу, когда Тэгги заворочался и разбудил меня. Твой череп точно существует?
— Да.
— И я тоже уверен — пещера, заполненная пеленой, существует где-то в этом мире. Но почему? — Торвальд выпрямился, огонь ярко осветил его загорелые руки, загорелое лицо и шею и бледное худое тело. — Почему нам снятся именно эти сны?
Шэнн попробовал, высохла ли рубашка. Он не находил никаких зацепок, чтобы истолковать эти сны. Но юноша был уверен — когда-нибудь он найдет этот череп, он вскарабкается к провалу носа и спустится вниз, туда, где гнездятся те крылатые твари. Не потому, что он хочет туда спуститься, а потому, что он должен.
Шэнн обхватил себя руками, и боль в ребрах напомнила ему о сокрушающей силе силового луча Трогов. Он был худым, но под кожей перекатывались гибкие мускулы, а сама кожа была темнее, чем у Торвальда, и на открытых частях тела загорела сильнее. Он уже месяц не стригся, и его волосы стали завиваться жесткими черными кольцами. Шэнн всегда был или самым маленьким, или самым слабым. И на Свалках, и на службе в Разведке, и в этой экспедиции. Поэтому он не знал тщеславия. Но у него имелась своя гордость, рожденная в упрямой и долгой борьбе с разочарованиями, неудачами, против неравных сил.
— Почему они нам снятся? — повторил он вопрос Торвальда. — Не могу знать, сэр! — это был уставный ответ рядовых Разведки. К его удивлению, Торвальд вдруг рассмеялся, и в его смехе проскользнули нотки удивления.
— Откуда ты, Лэнти? — это прозвучало так, словно ему действительно было интересно.
— Свалки Тайр.
— Кальдонские шахты, — офицер машинально связал планету с тем товаром, который она поставляла. — А как ты попал в Разведку?
Шэнн натянул рубашку.
— По контракту, как обслуживающий работник, — ответил он с еле заметным вызовом. Сам Торвальд наверняка попал в Разведку как положено: как кадет, потом член экспедиции, потом офицер, без труда поднимаясь по гладкой служебной лестнице, где для него все было приготовлено — только протяни руку. Что такие, как он, могут знать о бараках рабочих, где глупцы, неудачники, мелкие воришки, скрывающиеся от закона, живут своей жизнью в своей собственной, скрытой от чужих глаз общественной системе? Шэнну потребовалось приложить всю свою волю, все физические силы для того, чтобы просто выжить в этих бараках первые три месяца. Выжить, не сломиться, и все еще сохранить желание служить в Разведке. Он до сих пор удивлялся тому невероятному шансу, который выдернул его из этих бараков, когда в Учебном Центре решили, что им нужен еще один работник для того, чтобы чистить клетки и ухаживать за подопытными животными.
А уж из этого центра он попал в экспедицию, потому что в небольшой группе его старание было замечено — и с лихвой окупило себя. Это заняло у него три года, но он все же поднялся на ступень выше — попал в экспедицию. Правда, сейчас это вряд ли что-нибудь значило. Шэнн натянул ботинки, заправив в них жесткие негнущиеся штанины комбинезона, а когда поднял глаза, обнаружил, что Торвальд смотрит на него с новой, вопросительной прямотой.
Шэнн застегнул куртку и поднялся, чувствуя тупое и настойчивое чувство голода. Правда, в прошлом он уже успел так к нему привыкнуть, что сейчас даже не обратил внимания.
— Будем завтракать? — он решил вернуться к настоящему. В конце концов, какое кому дело, как Шэнн Лэнти попал на Колдун?
— Концентраты лучше сэкономить на будущее, — Торвальд не собирался открывать уже порядком похудевший рюкзак, который он прихватил с собой с корабля.
Вместо этого он направился к скалам и выдернул из земли желтенький пучок растений, помеси грибов и мха. Шэнн без энтузиазма посмотрел на стебли, узнав в растении одно из тех, которые желудок землянина может переварить без особых последствий. Эта штука была почти безвкусной и не очень приятно пахла. Однако, если этих растений съесть много, то на какое-то время голод утолить можно. Шэнн все же считал, что лучше будет подождать, пока росомахи не вернутся, и с их помощью поохотиться.
Однако Торвальд не собирался уходить от берега и не согласился с предложением Шэнна пройти по следам Тэгти и Тоги, когда эти двое вылезли из кустов, явно сытые и довольные.
Шэнн с жаром запротестовал, но офицер ответил ему:
— Ты когда-нибудь про рыбу слышал, Лэнти? После такого шторма, как вчера, на берегу найдется чем поживиться.
Но Шэнн был уверен — к морю офицера тянет не только рыба.
Они выползли через узкую расщелину наружу. Серый песчаный берег скрылся под водой, осталась только узкая полоска земли у самых скал. Небо оставалось все таким же серым, и сквозь толстый слой облаков совсем не пробивалось солнце. Волны, еще вчера зеленые, сегодня посерели и сливались с облаками на горизонте, так что приходилось до боли в глазах всматриваться, чтобы различить границу между небом и водой.
Утгард теперь выглядел как рассыпанное ожерелье — внешние островки скрылись под поднявшейся водой, внутренние стали еще недоступнее. Шэнн со свистом выдохнул сквозь зубы.
Вершина камня неподалеку от них вдруг отделилась от основания и превратилась в горбатую тварь, покрытую костяным панцирем, с большой головой и широкими челюстями. В воздух взметнулся раздвоенный посередине хвост, суставчатая передняя нога нащупывала опору. Эта морская тварь была, пожалуй, самым жутким зверем, которого Шэнн увидел на Колдуне, уступая, наверное, только псу Трогов.
С трудом, жадными глотками хватая воздух, тварь бессильно уронила свой хвост на камни — усилие, понадобившееся, чтобы взмахнуть им, превзошло и без того, по-видимому, ограниченный запас сил. Голова склонилась вперед, упала на одну из передних ног. Шэнн увидел на боку твари ужасную рану, как раз между большими задними ногами, откуда с каждым ее вздохом толчками выбрасывалась струйка багровой жидкости.
— Что это?
Торвальд покачал головой.
— В наших записях такого зверя нет, — отсутствующим тоном ответил офицер, внимательно разглядывая умирающее животное. — Его, наверное, выбросило на берег штормом. Это еще раз доказывает, что мы знаем море не до конца!
Хвост-вилка еще раз поднялся и упал, тварь подняла голову вверх, изогнувшись дугой, так что стало видно белесые складки на груди. Челюсти разжались и из них вырвался свистящий стон, жалобный вопль, который был заглушен шумом волн. Затем, словно это было последнее усилие, ее ноги подогнулись, и тело, покрытое панцирем, боком соскользнуло с камня в море. На месте падения взметнулся фонтан брызг.
Приглядываясь, не вынырнет ли рептилия еще раз, Шэнн заметил другой предмет — в море, легко покачиваясь на волнах, совсем как их речной плотик, плавало что-то круглое.
— Смотри!
Торвальд повернул голову за его пальцем, а потом, не успел Шэнн и слова сказать, прыгнул вниз, на тот самый камень, откуда минуту назад свалился бронированный обитатель моря. Стоя там, он следил за плавающим объектом с тем же вниманием, что и Шэнн сверху.
Предмет был овальным, около шести футов в длину и трех в ширину, и выпуклым — его вершина заметно поднималась над поверхностью моря. Насколько Шэнн разглядел в предрассветных сумерках, он был красно-коричневого цвета, с грубой поверхностью. Его подбрасывало волнами, как пробку, вероятно, это был один из плавучих обломков, выброшенных штормом. К удивлению Шэнна, его товарищ начал раздеваться.
— Что ты собираешься делать?
— Достать это.
Шэнн недоверчиво посмотрел на волны вокруг камня, там, куда упал вилохвост. Неужели офицер Разведки настолько сошел с ума, чтобы думать, что спокойно проплывет через море, в котором обитают такие страшилища? Кажется, да, подумал он, глядя как Торвальд, сверкнув незагоревшей спиной, нырнул в воду. Присев на корточки, Шэнн напряженно стал вглядываться в море, словно как-то мог помочь своему товарищу, если какая-нибудь тварь из морских глубин нападет на него.
Над водой мелькнула загорелая рука. Торвальд быстро плыл к дрейфующему предмету. Вот он подплыл к нему, протянул руку и ухватился. Предмет показался Шэнну еще легче, чем вначале, так быстро он отреагировал на прикосновение.
А Торвальд уже возвращался, подталкивая перед собой эту штуку. Он выбрался на камень, а Шэнн вытянул предмет из воды. Вместе они перевернули его вверх дном и увидели, что эта штука пустая внутри. У них в руках оказалось по сути готовое суденышко, похожее на каноэ с тупым носом. Но оно, несомненно, было органического происхождения. Может быть, это раковина, подумал Шэнн, проведя пальцем по неровной поверхности.
Офицер уже оделся.
— Ну вот, теперь у нас есть лодка. Пора на Утгард…
Неужели он отважится плыть на этой утлой штуковине на остров? Однако Шэнн не стал возражать. Если офицер решился на такое путешествие, то он поплывет. И юноша не сомневался, что он поплывет вместе с Торвальдом.
СНОВА ОДИН
Такой жары Шэнн здесь не помнил. Лето двигалось вперед огромными шагами. Под жарким солнцем берег быстро высох и снова превратился в широкую полосу гальки. Земляне работали в тени под уступом скалы, чтобы укрыться не только от лучей солнца, но и от воздушных патрулей Трогов.
Под руководством Торвальда необычная раковина, выловленная из моря, — и ее форма, и вещество, из которого она состояла, говорили о том, что это именно раковина — для устойчивости была оснащена балансиром, как катамаран. Получилось довольно странное судно, тем не менее оно послушно подчинялось ударам их весел и легко скользило по волнам.
При дневном свете острова были отлично видны — полоска красно-серых скал на аквамариновом фоне моря. Земляне больше не увидели ни одной морской твари, признаки жизни на побережье подавали только новый вид кла-кла, гнездящийся в скалах, какие-то моллюски и странные рыбы, застигнутые отливом на отмели, — к радости росомах, носившихся по пляжу туда-сюда, обнюхивая все, что выбросил на берег шторм.
— Готово, — Торвальд затянул последний узел, выпрямился, подбоченившись, и с гордостью оглядел суденышко.
Шэнн не разделял его чувств. Он работал так же умело, как и офицер, но до сих пор не понимал причин спешки. Корабль — какой ни есть — был готов. И они поплывут на этот Утгард. Но юноша не испытывал особого энтузиазма, его грызли сомнения. Они должны пересечь на утлой посудине море, в котором обитают такие твари, как тот вилохвост. И у него не было никакого желания повстречаться с полным сил вилохвостом на его территории.
— К какому острову поплывем? — Шэнн не стал делиться с офицером своими сомнениями относительно путешествия. Ближайший остров был всего лишь полоской на горизонте.
— К самому большому… тому, что с деревьями.
Шэнн свистнул. После шторма росомахи стали куда дисциплинированнее, может быть, ярость природных сил укрепила связь между ними и людьми. В конце концов, и те, и другие были в этом мире чужаками. Тэгги и его
подружка затрусили к Шэнну. Вот только полезут ли они в лодку? Шэнн не собирался оставлять их здесь, ной не думал, что они проплывут этот путь сами.
Торвальд уже уложил в лодку скудную провизию. Шэнн придержал раковину у камня, под которым они ее обустраивали, и ласково позвал Тэгги. Самец заколебался, но все-таки влез на борт и с мрачным видом свернулся на дне. Тоги пришлось уговаривать дольше. В конце концов Шэнн взял ее на руки, успокаивая и поглаживая, и посадил рядом с дружком.
Хотя ложа сильно осела под весом пассажиров, предусмотрительность Торвальда насчет противовеса оправдала себя — кораблик оказался вполне устойчивым. Он легко повиновался гребкам их весел, и беглецы двинулись в путь по широкой кривой, правя так, чтобы первый из островов все время оставался между ними и открытым морем.
С воздуха курс Торвальда показался бы весьма извилистым. Он вел свой корабль зигзагами, от острова к острову, укрываясь в спокойной воде с подветренной стороны. Две трети этих островков представляли собой просто голые скалы, населенные только кла-кла и зверюшками, напоминающими земных птиц, — их тела покрывали подобия перьев, но голова оставалась голой, одна лишь блестящая кожа. Кроме того, Шэнн заметил, что кла-кла и эти «птицы» не гнездятся на одних и тех же островах, выбирая отдельные территории, и не нарушая их границ.
Первый крупный остров, к которому они приблизились, сплошь зарос деревьями, но высадиться на него не представлялось возможным из-за отвесных скалистых берегов. Наверное, по этим скалам можно было взобраться наверх, но Торвальд даже не стал задерживаться здесь и они двинулись к следующему большому острову.
Второй остров окружало белое кольцо пены и волн, бьющихся о рифовый барьер. Путешественники поплыли вдоль него в поисках входа в лагуну. Внутри виднелись по меньшей мере два пляжа, с которых вполне возможно подняться на скалы. Шэнн обратил внимание — растительность здесь была скудной, несколько деревьев, попавших в поле их зрения, выглядели хиленькими, вроде тех, что встретились им на границе пустыни. Кожеголовыс «птицы» кружили над их раковиной, расправив крылья, и с почти разумным любопытством рассматривали земных пришельцев.
Пока они искали проход в рифах, над ними собралась уже целая стая. Торвальд нетерпеливо загребал. Они обогнули половину рифов, и до сих пор не нашли прохода.
— Настоящий забор, — заметил Шэнн. Действительно, можно было подумать, что этот барьер специально поставлен тут, чтобы отпугивать посетителей. Жаркое солнце, отражаясь от поверхности волн, обжигало открытые участки тела, поэтому они не рисковали раздеться. Росомахи становились все более и более беспокойными. Шэнн не знал, сколько времени они еще вытерпят.
— Может, попробуем следующий? — спросил он, и тут же почувствовал, что его товарищ не расположен к такому предложению.
Офицер ничего не ответил, с упорством продолжая грести. Будто теперь между Рагнаром Торвальдом из Земной Разведки и этим барьером рифов были личные счеты, и человеческая воля столь же твердо стояла на своем, как и эти источенные водой камни.
Наконец на юго-западной оконечности рифа они обнаружили вероятный проход. Шэнн с сомнением разглядывал узкий проливчик между двумя скалами, торчащими из воды, как клыки. Пролив казался ему опасно узким, любой удар волны мог бросить и разбить их об одну из этих скал, и они ничего не успели бы сделать. Однако Торвальд уверенно направил тупой нос лодки к проходу с очевидными намерениями, и Шэнн понял, что офицера этот проход в лагуну вполне устраивает.
Действительно, Торвальд мог быть упрямцем, но дураком он не был. Его опыт и умение сказались, лодка поднялась на волне и в мгновение ока проскочила между скал, в спокойные воды лагуны. Шэнн с облегчением вздохнул.
Теперь им нужно было проплыть вдоль внутренней стены рифов, чтобы добраться до ближнего пляжа — с этой стороны острова на них смотрела сплошная стена скал, как у первого большого острова, мимо которого они проплыли.
Шэнн то и дело поглядывал за борт, надеясь разглядеть дно лагуны или увидеть кого-нибудь из ее, морских обитателей. Но зеленая поверхность воды была непроницаема. То тут, то там из воды высовывались камни, которые им приходилось аккуратно огибать. У Шэнна от усталости разболелись плечи, он не привык так долго махать коротким веслом, а жаркие лучи солнца легко пробивались через потрепанную одежду. Он облизал сухие губы сухим языком и с надеждой посмотрел на берег.
Что такого важного было в этом острове? Почему Торвальд стремился высадиться именно здесь? Эта история об аборигенах, которые присоединятся к ним в борьбе против Трогов, казалась очень сомнительной. Особенно теперь, подумал Шэнн, сравнив ничем не подтвержденную теорию с болью в усталой спине, опасностью оказаться на пустынном бесплодном берегу, с еще сотней возможных опасностей. Сомнения насчет здравого рассудка Торвальда вновь зашевелились в нем. Почем знать, может быть, тот трюк с резным диском был всего лишь трюком? А с другой стороны — зачем офицеру устраивать такой театр, лишь чтобы произвести на Шэнна впечатление?
Наконец-то берег. Когда они направили лодку к пляжу, росомахи чуть не перевернули раковину. Когда звери увидели и почуяли берег, они забеспокоились еще сильней, и наконец Тэгги вскочил и бросился в воду. Шэнн еле успел налечь на противоположный борт, чтобы выровнять лодку. Тоги бросилась следом за Тэгги, и они с плеском поплыли к берегу. Торвальд тихо выругался, Шэнн еле успел подхватить рюкзак с припасами. Взбивая песок ногами, животные выскочили на берег, и отбежав от воды подальше, как следует отряхнулись, разбрасывая вокруг брызги воды.
На берегу каноэ снова стало неуклюжей обузой. Хотя оно и было очень легким, им пришлось изрядно попотеть, осторожно перетаскивая его вверх по берегу, чтобы не сломать балансир о камни. Затем они укрыли лодку от воздушных патрулей Трогов.
Тэгги выдернул из ямки нос, украшенный яичной скорлупкой, и слизал со шкуры капли зеленого желтка. Росомахи времени зря не теряли, обнаружив на берегу выше линии прилива множество гнезд, в каждом из которых лежало два или четыре яйца в крепкой скорлупе. Протаптывая путь между гнездами, земляне поднялись по красноватому склону в глубь острова.
Под руководством Торвальда необычная раковина, выловленная из моря, — и ее форма, и вещество, из которого она состояла, говорили о том, что это именно раковина — для устойчивости была оснащена балансиром, как катамаран. Получилось довольно странное судно, тем не менее оно послушно подчинялось ударам их весел и легко скользило по волнам.
При дневном свете острова были отлично видны — полоска красно-серых скал на аквамариновом фоне моря. Земляне больше не увидели ни одной морской твари, признаки жизни на побережье подавали только новый вид кла-кла, гнездящийся в скалах, какие-то моллюски и странные рыбы, застигнутые отливом на отмели, — к радости росомах, носившихся по пляжу туда-сюда, обнюхивая все, что выбросил на берег шторм.
— Готово, — Торвальд затянул последний узел, выпрямился, подбоченившись, и с гордостью оглядел суденышко.
Шэнн не разделял его чувств. Он работал так же умело, как и офицер, но до сих пор не понимал причин спешки. Корабль — какой ни есть — был готов. И они поплывут на этот Утгард. Но юноша не испытывал особого энтузиазма, его грызли сомнения. Они должны пересечь на утлой посудине море, в котором обитают такие твари, как тот вилохвост. И у него не было никакого желания повстречаться с полным сил вилохвостом на его территории.
— К какому острову поплывем? — Шэнн не стал делиться с офицером своими сомнениями относительно путешествия. Ближайший остров был всего лишь полоской на горизонте.
— К самому большому… тому, что с деревьями.
Шэнн свистнул. После шторма росомахи стали куда дисциплинированнее, может быть, ярость природных сил укрепила связь между ними и людьми. В конце концов, и те, и другие были в этом мире чужаками. Тэгги и его
подружка затрусили к Шэнну. Вот только полезут ли они в лодку? Шэнн не собирался оставлять их здесь, ной не думал, что они проплывут этот путь сами.
Торвальд уже уложил в лодку скудную провизию. Шэнн придержал раковину у камня, под которым они ее обустраивали, и ласково позвал Тэгги. Самец заколебался, но все-таки влез на борт и с мрачным видом свернулся на дне. Тоги пришлось уговаривать дольше. В конце концов Шэнн взял ее на руки, успокаивая и поглаживая, и посадил рядом с дружком.
Хотя ложа сильно осела под весом пассажиров, предусмотрительность Торвальда насчет противовеса оправдала себя — кораблик оказался вполне устойчивым. Он легко повиновался гребкам их весел, и беглецы двинулись в путь по широкой кривой, правя так, чтобы первый из островов все время оставался между ними и открытым морем.
С воздуха курс Торвальда показался бы весьма извилистым. Он вел свой корабль зигзагами, от острова к острову, укрываясь в спокойной воде с подветренной стороны. Две трети этих островков представляли собой просто голые скалы, населенные только кла-кла и зверюшками, напоминающими земных птиц, — их тела покрывали подобия перьев, но голова оставалась голой, одна лишь блестящая кожа. Кроме того, Шэнн заметил, что кла-кла и эти «птицы» не гнездятся на одних и тех же островах, выбирая отдельные территории, и не нарушая их границ.
Первый крупный остров, к которому они приблизились, сплошь зарос деревьями, но высадиться на него не представлялось возможным из-за отвесных скалистых берегов. Наверное, по этим скалам можно было взобраться наверх, но Торвальд даже не стал задерживаться здесь и они двинулись к следующему большому острову.
Второй остров окружало белое кольцо пены и волн, бьющихся о рифовый барьер. Путешественники поплыли вдоль него в поисках входа в лагуну. Внутри виднелись по меньшей мере два пляжа, с которых вполне возможно подняться на скалы. Шэнн обратил внимание — растительность здесь была скудной, несколько деревьев, попавших в поле их зрения, выглядели хиленькими, вроде тех, что встретились им на границе пустыни. Кожеголовыс «птицы» кружили над их раковиной, расправив крылья, и с почти разумным любопытством рассматривали земных пришельцев.
Пока они искали проход в рифах, над ними собралась уже целая стая. Торвальд нетерпеливо загребал. Они обогнули половину рифов, и до сих пор не нашли прохода.
— Настоящий забор, — заметил Шэнн. Действительно, можно было подумать, что этот барьер специально поставлен тут, чтобы отпугивать посетителей. Жаркое солнце, отражаясь от поверхности волн, обжигало открытые участки тела, поэтому они не рисковали раздеться. Росомахи становились все более и более беспокойными. Шэнн не знал, сколько времени они еще вытерпят.
— Может, попробуем следующий? — спросил он, и тут же почувствовал, что его товарищ не расположен к такому предложению.
Офицер ничего не ответил, с упорством продолжая грести. Будто теперь между Рагнаром Торвальдом из Земной Разведки и этим барьером рифов были личные счеты, и человеческая воля столь же твердо стояла на своем, как и эти источенные водой камни.
Наконец на юго-западной оконечности рифа они обнаружили вероятный проход. Шэнн с сомнением разглядывал узкий проливчик между двумя скалами, торчащими из воды, как клыки. Пролив казался ему опасно узким, любой удар волны мог бросить и разбить их об одну из этих скал, и они ничего не успели бы сделать. Однако Торвальд уверенно направил тупой нос лодки к проходу с очевидными намерениями, и Шэнн понял, что офицера этот проход в лагуну вполне устраивает.
Действительно, Торвальд мог быть упрямцем, но дураком он не был. Его опыт и умение сказались, лодка поднялась на волне и в мгновение ока проскочила между скал, в спокойные воды лагуны. Шэнн с облегчением вздохнул.
Теперь им нужно было проплыть вдоль внутренней стены рифов, чтобы добраться до ближнего пляжа — с этой стороны острова на них смотрела сплошная стена скал, как у первого большого острова, мимо которого они проплыли.
Шэнн то и дело поглядывал за борт, надеясь разглядеть дно лагуны или увидеть кого-нибудь из ее, морских обитателей. Но зеленая поверхность воды была непроницаема. То тут, то там из воды высовывались камни, которые им приходилось аккуратно огибать. У Шэнна от усталости разболелись плечи, он не привык так долго махать коротким веслом, а жаркие лучи солнца легко пробивались через потрепанную одежду. Он облизал сухие губы сухим языком и с надеждой посмотрел на берег.
Что такого важного было в этом острове? Почему Торвальд стремился высадиться именно здесь? Эта история об аборигенах, которые присоединятся к ним в борьбе против Трогов, казалась очень сомнительной. Особенно теперь, подумал Шэнн, сравнив ничем не подтвержденную теорию с болью в усталой спине, опасностью оказаться на пустынном бесплодном берегу, с еще сотней возможных опасностей. Сомнения насчет здравого рассудка Торвальда вновь зашевелились в нем. Почем знать, может быть, тот трюк с резным диском был всего лишь трюком? А с другой стороны — зачем офицеру устраивать такой театр, лишь чтобы произвести на Шэнна впечатление?
Наконец-то берег. Когда они направили лодку к пляжу, росомахи чуть не перевернули раковину. Когда звери увидели и почуяли берег, они забеспокоились еще сильней, и наконец Тэгги вскочил и бросился в воду. Шэнн еле успел налечь на противоположный борт, чтобы выровнять лодку. Тоги бросилась следом за Тэгги, и они с плеском поплыли к берегу. Торвальд тихо выругался, Шэнн еле успел подхватить рюкзак с припасами. Взбивая песок ногами, животные выскочили на берег, и отбежав от воды подальше, как следует отряхнулись, разбрасывая вокруг брызги воды.
На берегу каноэ снова стало неуклюжей обузой. Хотя оно и было очень легким, им пришлось изрядно попотеть, осторожно перетаскивая его вверх по берегу, чтобы не сломать балансир о камни. Затем они укрыли лодку от воздушных патрулей Трогов.
Тэгги выдернул из ямки нос, украшенный яичной скорлупкой, и слизал со шкуры капли зеленого желтка. Росомахи времени зря не теряли, обнаружив на берегу выше линии прилива множество гнезд, в каждом из которых лежало два или четыре яйца в крепкой скорлупе. Протаптывая путь между гнездами, земляне поднялись по красноватому склону в глубь острова.