Андрэ Нортон
Испытание в Другом-Где
Глава первая
Чарис скорчилась за пнем, прижав худые руки к больному боку. Дышала она тяжело, рывками, от которых содрогалось все тело, а слух ей заглушал шум крови в ушах. Еще слишком рано, и можно только отличить свет от темноты, открытое пространство от тени. Даже кроваво-красный пень спарго в предрассветных сумерках кажется серо-черным. Но она даже в такой тьме хорошо различает горную тропу.
Хотя вся ее воля и ум уже нацелены на предстоящий тяжелый подъем, слабое тело еще остается здесь, на краю расчищенной поляны. И здесь до нее легко добраться. Чарис подавила панику. Она еще сохранила достаточно рассудка, чтобы понять, что паника – ее враг. Девушка заставляла свое дрожащее тело оставаться за пнем, подчиняться разуму, а не страху, который, как огонь, пожирал ее. Она теперь даже не помнит, как родился этот страх. Он с ней уже много дней, но особенно усилился вчера.
Вчера! Чарис пыталась забыть об этом вчера, но теперь заставила себя взглянуть в лицо воспоминаниям. Слепая паника и бегство: если она им поддастся, она погибла. Она знает, кто ее враг, и должна сражаться, но так как физические силы несопоставимы, это должно быть испытание ума.
Сидя за пнем, отдыхая, девушка теперь пыталась извлечь из прошлого обрывки знаний, которые могут послужить оружием. Беда началась давно. Чарис испытала тупое удивление: прочему она раньше не сознавала, как давно это началось? Конечно, она понимала, что отца и ее могут встретить подозрительно – ну, по крайней мере осторожно, когда они присоединились к колонистам, собиравшимся улетать с Варна.
Андер Нордхолм был правительственным чиновником и учителем. Колонисты считали его и его дочь чужаками, как и всех прочих представителей закона с других планет: рейнджера Франклина, почтового служащего Кауса и его двух охранников, врача и его жену. Но в каждой колонии должен быть представитель управления по образованию. В прошлом слишком много колониальных планет откололись от Конфедерации, пошли по опасным и странным путям развития, там захватывали власть фанатики и первым делом отменяли образование и обрывали связи с другими планетами.
Да, Нордхолмы понимали, что их ждет период приспособления или даже полуотвержения, так как это колония верующих. Но отец проходил через такое в прошлом – и побеждал! Чарис себя в этом не обманывала. Да и тут ее уже начали приглашать на женские «штопальные посиделки». Неужели она была так слепа?
Но этого – этого никогда бы не случилось, если бы не белая смерть! Теперь дыхание вырывалось у Чарис с всхлипываниями. На вновь открытой планете всегда так много теней страха. Никакие предосторожности не могут помешать им обрушиться на хрупкую жизнь новой колонии. А здесь ждала смерть, которую никто не видел, не мог встретить бластером или охотничьим ножом или даже медицинскими познаниями, которые ее народ сумел собрать во время космических путешествий по всей галактике.
И смерть эта благосклонно отнеслась к фанатичным предрассудкам колонистов. Потому что вначале обрушилась на правительственных людей. Рейнджер, капитан космопорта и его люди, ее отец – Чарис зажала кулаком рот и прикусила костяшки пальцев. Потом пришла очередь врача. И всегда только мужчины. Позже колонисты – странно, но именно те, кто наиболее дружественно был настроен по отношению к людям правительства, и тоже только мужчины и мальчики в этих семьях.
Выжившие говорили ужасные вещи: будто чуму организовало правительство. Так они кричали, когда жгли маленькую больницу. Чарис прижалась лбом к грубой коре пня и старалась не вспоминать этого. Она была с Олдит Лассер, вдвоем они пытались отыскать смысл в мире, который за две недели отнял у них отца и мужа и превратил их племя в безумцев. Она сейчас не будет думать об Олдит, не будет! И о Висме Анскар не будет, той самой, которая выкрикивала ужасные вещи, когда Олдит спасла ее ребенка…
Тело Чарис тряслось от спазм, которые она уже не могла сдерживать. Деметра казалась такой прекрасной планетой. В первые месяцы после приземления Чарис участвовала в двух экспедициях с рейнджером, делала собственные записи для отчета. Именно в этом обвинили ее в колонии – она образованная, такая же, как правительственные чиновники. И вот – Чарис ухватилась за пень и встала – и вот ей остается сделать выбор всего из трех возможностей.
Она может вернуться; может остаться здесь и ждать, пока охотники найдут ее – чтобы увести в рабство, в то отвратительное логово, в которое быстро превращается первое человеческое поселение на Деметре; или каким-то образом достичь гор и скрываться там, как дикий зверь, пока рано или поздно какая-нибудь местная опасность не прикончит ее. Казалось, это самый спокойный конец. По-прежнему держась одной рукой за пень, Чарис наклонилась и подобрала узелок с жалкими остатками того, что успела прихватить из правительственных куполов.
Охотничий нож, почерневший от огня, был ее единственным оружием. А в горах живут страшные звери. Девушка облизала языком пересохшие губы, в животе чувствовалась тупая боль. Когда она ела в последний раз? Прошлым вечером? Кусок хлеба, черствого и со вкусом плесени, есть еще в сумке. В горах можно будет набрать ягод. Чарис мысленно видит их, желтые, распираемые сочностью, их так много, что они своей тяжестью пригибают ветки к почве. Чарис снова глотнула, оттолкнулась от пня и пошла.
Ее безопасность зависит от решения поселенцев. Она не может скрыть свой след. Утром его отыщут. Но Чарис не могла решить, будут ли они ее преследовать или предоставят диким зверям покончить с ней. Она единственный оставшийся символ всего, против чего проповедует Толскегг: инопланетный либеральный разум, «неженщина», как он называет ее. Дикая глушь, страшные звери, которых заносил в каталог рейнджер Франклин, – все это гораздо лучше, чем снова оказаться в поселке, где Толскегг распространяет свой яд, порождение ограниченного ума, которого отец учил ее бояться больше всего на свете. А Висма и подобные ей жадно поглощают этот яд, наполняются им. Чарис с трудом шла по извилистой тропе.
Немного погодя она поняла, что нет признаков восхода. Напротив, тучи над головой еще сгустились. Чарис в тупом отчаянии смотрела на них: предстоит дождливый холодный день. Заросли выше по склону могут немного защитить от дождя, но от холода они не спасут. Какая-нибудь пещера или расселина, куда она могла бы заползти, прежде чем ослабеет окончательно…
Она пыталась вспомнить окрестности тропы. Чарис проходила по ней дважды: впервые, когда они ее прокладывали, вторично, когда она повела малышей показывать ковер удивительных красных цветов и маленьких летающих ящериц, которые живут между цветущими растениями.
Малыши… Потрескавшиеся губы Чарис скривились. Йонан бросил камень, от которого у нее теперь на руке синяк. Но в тот день Йонан упивался красотой цветов.
Малыши и не совсем малыши. Чарис попыталась вспомнить, сколько мальчиков уцелело после белой смерти. И с некоторым удивлением поняла, что все малыши живы – все моложе двенадцати лет. Из подростков выжило пятеро, все из семейств, которые меньше всего контактировали с правительственной группой, были наиболее фанатичны в своем отделении. А из взрослых … Чарис заставила себя вспомнить каждое искаженное лицо, каждую группу, которую увидела, когда пряталась.
Двадцать мужчин на сто женщин! Женщинам придется выйти в поля, но трудную работу по расчистке они вести не смогут. Скоро ли Толскегг поймет, что, сознательно натравив толпу на уничтожение инопланетного оборудования, он обрек оставшихся колонистов на медленную смерть?
Конечно, рано или поздно Центральное правительство проведет расследование. Но еще много месяцев ни один правительственный корабль по расписанию не должен прилетать на Деметру. А к тому времени, как он прилетит, с колонией будет покончено. Уцелевшие припишут все эпидемии. Толскегг, если он еще будет жив, сочинит очень правдоподобный рассказ. Теперь предводитель колонии считает, что он и его люди свободны от правительства, что этого они добились силой своей веры.
Чарис протискивалась между ветвями. Начался дождь, волосы ее прилипли к голове, промочили на плечах порванную куртку. Она согнулась под дождем, продолжая дрожать. Если бы добраться до источника. Над ним в скалах можно найти убежище.
Но подъем давался ей все труднее и труднее. Несколько раз она становилась на четвереньки и ползла, пока не находила камень или куст, чтобы подняться, держась за него. Весь мир стал серым и влажным, превратился в море, готовое поглотить ее. Чарис рывком подняла голову. Так легко погрузиться в глубины этого моря, сдаться.
Вокруг реальность – здесь и теперь. Она может ухватиться за кусты, подтянуться. Вверху безопасность; там по крайней мере свобода, не оскверненная поселенцами. А вот и источник. Цветочный ковер исчез, на месте цветов коробочки с семенами. Ящериц нет, но кто-то приземистый и темный пьет из ручья, существо с длинным рылом, оно поглядело на Чарис двумя парами глаз, поглядело холодно, без страха. Чарис остановилась и смотрела на него.
Из пасти показался пурпурный язык, последний раз коснулся воды. Существо встало на короткие и толстые задние лапы; ростом оно фута в три; Чарис узнала его в обычной для него позе – один из древесных едоков плодов, при обычном перемещении опирается главным образом на сверхразвитые передние конечности и плечи. Она раньше никогда не видела эти существа на поверхности, но решила, что они не опасны.
Животное повернулось и быстро, несмотря на свою неуклюжую внешность, взлетело по веткам, как по лестнице, и скрылось из виду. Послышался резкий крик и треск, словно пробиралось несколько таких существ.
Чарис присела и напилась из пригоршни. От холодной воды онемели ладони, и, напившись, она принялась растирать их о куртку – не для того чтобы высушить, а чтобы восстановить кровообращение. Потом двинулась налево, туда, где растительность сменилась голыми скалами.
Чарис не могла бы сказать, сколько она добиралась до этой каменистой местности. Путь отнял у нее последние остатки сил, и только упрямая воля заставляла ее карабкаться по камням. Наконец она добралась до места, где два соединившихся больших выступа давали некое подобие убежища. Она втащила в это убежище ноющее тело и съежилась, всхлипывая от усталости.
Боль, которая родилась под ребрами, теперь охватила все тело. Чарис подняла колени к подбородку, обхватила их руками, опустила подбородок на колени. Долго сидела она неподвижно, насколько позволяло дрожащее тело. Только много времени спустя она поняла, что случай предоставил ей гораздо более хорошее убежище, чем то, что она искала.
Из своего убежища, защищенная от дождя, Чарис хорошо видела склон вплоть до поля, на котором совершил первую посадку корабль, доставивший колонистов. Даже после стольких месяцев видны шрамы, оставленные тормозными ракетами. За полем, справа от него, лабиринт хижин колонистов. Буря ухудшила видимость, но Чарис показалось, что она заметила один-два столба дыма.
Если Толскегг придерживается обычного распорядка, большинство взрослых уже на полях. С уничтоженным оборудованием нелегко будет засадить поля мутированными семенами. Чарис не шевелилась. С этого места поля заслонены склоном; она не может видеть тяжелейший труд поселенцев. Но если новый руководитель колонии придерживается обычного распорядка, ей пока нечего опасаться преследователей – если они вообще будут.
Голова ее тяжело опиралась на колени; потребность во сне почти так же сильна, как ноющий голод. Чарис заставила себя разогнуться, открыть сумку и достать черствый хлеб. Она едва не подавилась первым же кусочком. Если бы она догадалась раньше, то могла бы спрятать полевой рацион исследователей. Но к тому времени как умер ее отец, склады были разграблены или уничтожены из-за того, что пополнялись из «злых» источников.
Жуя сухой хлеб, Чарис продолжала наблюдать за склоном. В той части поселка, которая ей видна, ничего не движется. Хочет она того или нет, безопасно это или небезопасно, она должна отдохнуть. А это лучшее убежище, какое она смогла найти. Может быть, дождь смоет оставленный ею след. Небольшая надежда, но она уцепилась за нее.
Остаток хлеба Чарис спрятала в сумку. Потом постаралась поглубже заползти в убежище. Несмотря на все усилия, брызги дождя доставали до нее. Но наконец она застыла, снова опустив голову на колени. Единственным оставшимся движением было дрожь, которую она не могла подавить.
Сон или обморок охватил ее? И сколько он продолжался? Чарис с криком очнулась от кошмара, но этот крик был заглушен ревом снаружи.
Она слепо мигнула: казалось, огненный столб устремился от земли в серое плачущее небо. Длилось это всего мгновение, огонь опустился, закипела поверхность. Чарис на четвереньках выбралась, она кричала, но крик ее не был слышен в громе.
Космический корабль, стройный, устремленный носом к небу. Пар от тормозных ракет окутал его покровом. Но это не призрак, это реальный корабль! Рядом с поселком садится космический корабль!
Чарис побежала. Слезы на щеках смешивались с дождем. Там, внизу, корабль, помощь! И он появился слишком быстро, чтобы Толскегг успел скрыть свидетельства происшедшего. Сгоревшие купола, все остальное – все это увидят. Зададут вопросы. И она сможет ответить на них!
Чарис поскользнулась на глине и, прежде чем смогла восстановить равновесие, поехала вниз, не в состоянии остановиться. На секунду-две ее охватил ужас. Но вот она резко остановилась, удар вызвал боль и тьму.
Ее привел в себя дождь на лице. Она лежала с ногами выше головы, в груде обломков. Ее охватила паника, страх того, что она сломала кости и не сможет двигаться, не сможет добраться до корабля и безопасности. Она должна идти туда, немедленно!
Несмотря на боль, она выбралась из груды обвала, отползла от нее. Каким-то образом встала. Невозможно сказать, сколько она пролежала. Мысль о том, что корабль ждет, заставил ее предпринять усилия, на которые она, казалось, не способна.
Некогда возвращаться на тропу у источника, даже если возможно добраться до него. Лучше двигаться прямо вниз, спуск все равно ведет в нужном направлении. В своем убежище она находилась непосредственно над местом посадки корабля. Нужно просто скользить в нужном направлении.
Начиная движение, Чарис подумала: может, это корабль Патруля. Она попыталась вспомнить его очертания. Несомненно, не транспортник: недостаточно круглый. И не фрейтер на регулярном маршруте. Либо патрульный, либо правительственный корабль вне расписания. И его экипаж сумеет справиться с ситуацией на планете. Толскегг, наверно, уже арестован.
Чарис решила идти напрямик. Она понимала, что не должна рисковать еще одним падением. Очень вероятно, что тогда она совсем не доберется до помощи. Нет, она хочет прийти на своих двоих, прийти и рассказать все четко и ясно. Спокойней: корабль так быстро не улетит.
Она ощущала теперь запах гари от тормозных ракет, видела пар сквозь кусты и деревья. Лучше свернуть туда: неважно, что теперь ее может увидеть Толскегг и его приспешники. Они побоятся что-то сделать с ней.
Чарис вышла из зарослей и без всякого страха направилась к поселку. Ее видно на экранах корабля, и никто из поселенцев в таких обстоятельствах не рискнет на враждебный поступок.
Итак, она останется здесь. Навстречу из поселка никто не вышел. Конечно, нет! Там отчаянно пытаются придумать какое-то правдоподобное объяснение, выручить Толскегга. Чарис повернулась лицом к кораблю и замахала руками. Она искала символ Патруля.
Его не было! Потребовалось несколько мгновений, чтобы понять все значение этого. Чарис была так уверена, что изображение окажется на месте, что почти видела его. Но на корабле вообще не было различительных знаков. Она резко опустила руки. Теперь она знает, что это за корабль.
Не космический корабль, с четкими линиями, в хорошем состоянии, как полагается на правительственной службе. Борта покрыты шрамами, общие пропорции – нечто среднее между разведчиком и фрейтером, и состояние явно хуже удовлетворительного. Должно быть, вольный торговец второго класса. Может, даже бродяга, судно дикого плавания, одно из тех, что занимается самыми разными делами, и не всегда законными, на пограничных планетах. И почти нет шансов на то, что командир и экипаж захотят вмешиваться или что их вообще заинтересует происшедшее с правительственными чиновниками, с которыми они прежде слишком часто сталкивались. На помощь с их стороны Чарис нечего рассчитывать.
Открылся люк, вниз скользнул трап. Чарис пришла в себя и повернулась, собираясь бежать. Но в воздухе мелькнул аркан, охватил ее грудь и руки, потащил назад. Она упала и беспомощно покатилась. И услышала высокий резкий смех сына Толскегга, одного из пяти подростков, переживших эпидемию.
Глава вторая
Она должна сохранить хладнокровие и рассудок, должна! Чарис сидела на скамье без спинки, прижимаясь спиной к бревенчатой стене, и напряженно думала. Тут же находились Толскегг, Барруф, Сиддерс и Мазз. Она видела перед собой, должно быть, правление поселка. И еще торговец. Чарис все время посматривала на этого человека, сидевшего в конце стола с кружкой кваффы. Из-под густых ресниц он с интересом разглядывал собравшихся своими умными и подозрительными глазами.
Чарис знала нескольких вольных торговцев. Больше того, в этом сообществе исследователей-авантюристов-торговцев у ее отца были добрые друзья, люди со стремлением к знаниям, которые необыкновенно расширили познания человечества о неведомых мирах. Но это были аристократы своего дела. Большинство же остальных – просто стервятники, при возможности пираты, разбойники, которые, бывало, не торговали с аборигенами, а грабили их, если чужаки оказывались слабы и не могли противостоять инопланетному оружию.
– Все очень просто, мой друг. – Дерзкий тон торговца, должно быть, оскорблял Толскегга, но колонист терпел: другого выхода у него не было. – Вам нужны рабочие. Поля кто-то должен вспахивать, засевать, убирать урожай. У меня в холодильных камерах лежат рабочие, и все отличные. У меня отборный товар, ручаюсь вам. Звезда Конвалла вспыхнула, пришлось все население эвакуировать на Саллам, но Саллам не смог вместить всех. И нам позволили набирать добровольцев в лагере беженцев. Мой груз – одни мужчины, крепкие, молодые, и у всех неограниченный контракт. Единственная проблема, мой друг, в том, что вы можете предложить. – Он поднял руки, останавливая громыхание Толскегга. – Прошу тебя, не будем больше говорить о мехах. Да, я их видел. Их достаточно, может быть, чтобы заплатить за троих из моего груза. Ваша древесина меня не интересует. Мне нужны небольшие вещи, малого объема. Груз, который легко увезти и продать в другом месте. Ваши меха за трех рабочих – конечно, если не предложите ничего другого.
Так вот оно что! Чарис перевела дыхание. Она понимала, что нет смысла умолять капитана. Если он везет отчаявшихся людей с неограниченными рабочими контрактами, значит он не лучше рабовладельца, хотя дело его и находится на грани пределов законного. А его предложение – настоящая пытка для Толскегга.
– Никаких туземных сокровищ, камней, чего-нибудь в этом роде? – продолжал капитан. – Итак, ваша новая планета немногими ресурсами способна вам помочь.
Мазз потянул за грязный рукав предводителя, что-то прошептал на ухо Толскеггу. Хмурое лицо того слегка прояснилось.
– Дай нам немного посовещаться, капитан. У нас есть кое-что еще. – Торговец кивнул.
– Сколько угодно, друг. Я так и думал, что ваша память станет получше.
Чарис старалась сообразить, что придумал Мазз. Она уверена, что ничего ценного в поселке нет, если не считать связки шкур, собранных рейнджером в качестве образцов. Они должны были быть отправлены как научный материал.
Колонисты кончили шептаться, и Толскегг снова повернулся к торговцу.
– Ты торгуешь рабочей силой. А что если мы в обмен тоже предложим рабочую силу?
Впервые капитан проявил легкие признаки удивления – сознательно, как решила Чарис. Он слишком опытен в торговле, чтобы проявлять эмоции без определенной цели.
– Рабочую силу? Но у вас у самих ее не хватает. Вы хотите лишиться того немного, чем располагаете?
– Ты торгуешь рабочей силой, – сердито сказал Толскегг. – Но рабочая сила бывает разная. Верно? Нам нужны сильные спины – мужчины для наших полей. А на других планетах нуждаются в женщинах.
Чарис напряглась. Впервые она поняла, зачем ее могли привести сюда. Она-то считала, что это просто стремление показать ей тщетность надежд на помощь. Но это…
– Женщины? – Удивление капитана стало явным. – Вы хотите торговать своими женщинами?
Мазз улыбался, с кривой злой улыбкой он смотрел на Чарис. Он все еще злится из-за вмешательства Андера Нордхолма, который помешал ему избить жену и дочь на поле.
– Некоторыми женщинами, – сказал Мазз. – Вот ею…
Чарис заметила, что торговец с того момента, как она вошла в хижину, сознательно игнорирует ее. Вмешательство во внутренние дела колонии не соответствует торговой политике. Для капитана девушка со связанными руками и ногами – дело колонистов, к которому он не имеет отношения. Но теперь он принял слова Мазза как предлог пристально посмотреть на нее. И рассмеялся.
– А какова ее стоимость? Ребенок, тростинка, которая сломается от работы.
– Она старше, чем выглядит, и у нее есть знание книг, – возразил Толскегг. – Она учила бесполезным знаниям и разговаривает на нескольких языках. На некоторых планетах такие полезны. Вернее, так считают живущие там глупцы.
– Кто же ты тогда? – Капитан обратился непосредственно к ней.
Это долгожданная возможность? Может, удастся уговорить его взять ее. Тогда она сможет связаться с властями и обрести свободу.
– Чарис Нордхолм. Мой отец был руководителем программы образования здесь.
– Вот как? Дочь ученого, а что здесь произошло? – Он перешел с бейсика на свистящий язык закатан. Она ответила на том же языке.
– Вначале, крылатый, болезнь, а затем чума невежества.
Большой кулак Толскегга глухо ударил по столу.
– Говорите так, чтобы мы могли понять!
Капитан улыбнулся.
– Вы утверждаете, что девочка обладает знаниями. Я имею право проверить, стоят ли эти знания того, чтобы ее купить. В водах севера всегда встречается лед. – На этот раз он заговорил на другом из пяти языков – на дантере.
– Но ветры юга быстро растопляют лед. – Чарис почти механически дала требуемый ответ.
– Повторяю: говорите так, чтобы человек мог понять. У этой есть знания. Для нас здесь она бесполезна. Но для вас она стоит еще одного рабочего.
– Что скажешь, джентль фем? – Торговец обратился к Чарис. – Считаешь ли ты себя достойной обмена на мужчину?
Впервые девушка позволила себе ответить смело:
– Я стою нескольких!
Капитан рассмеялся.
– Хорошо сказано. А если я тебя возьму, подпишешь неограниченный контракт?
Чарис долго смотрела на него. Слабая надежда рушилась, не успев окрепнуть. Их взгляды встретились, и она поняла, что на самом деле это не спасение. Этот человек не отвезет ее с Деметры к представителям властей. Договор будет заключен на его условиях, и эти условия привяжут ее к планете, на которую он ее отвезет. С грузом рабочих он будет приземляться только на тех планетах, где такой груз законен и необходим. Связанная неограниченным контрактом, она не сможет даже обратиться за помощью.
– Это рабство, – сказала она.
– Вовсе нет. – Но улыбка у него стала почти такой же злой, как у Мазза. – Любой контракт со временем кончается. Конечно, можешь не подписывать, джентль фем. Можешь остаться здесь, если таково твое желание.
– Мы продаем ее! – Толскегг с растущим раздражением слушал этот разговор. – Она не наша, не нашего племени. Мы продаем ее!
Улыбка капитана стала шире.
– Похоже, джентль фем, у тебя нет выбора. Не думаю, что к тебе здесь отнесутся хорошо при нынешних обстоятельствах, если ты останешься.
Чарис понимала, что он прав. Если она останется с Толскеггом и остальными, те еще больше разозлятся из-за того, что потеряли. И тогда она погибла. Она перевела дыхание: выбор уже сделан за нее.
– Подпишу, – тупо сказала она.
Капитан кивнул.
– Я так и думал. Ты полностью распоряжаешься своими чувствами и разумом. Ты, – он кивнул в сторону Мазза, – развяжи джентль фем!
– Она однажды уже убежала в леса, – возразил Толскегг. – Пусть остается связанной, если хочешь получить ее. Она дочь демона и полна грехов.
– Не думаю, чтобы она убежала. И так как она становится торговой ценностью, у меня есть голос в этом деле. Развяжите ее немедленно!
После того как разрезали веревки, Чарис принялась растирать запястья. Капитан прав: сила и энергия покинули ее. Сейчас она не может бороться за свободу. Капитан в некоторой степени проверил ее образование; может, она действительно представляет торговую ценность, и он рассчитывает получить выгоду. А улететь с Деметры, оказаться на другой планете – это уже какая-то свобода.
– Ты представляешь проблему, – снова обратился к ней капитан. – Тут нет станции обработки, и мы не можем увезти тебя замороженной…
Чарис вздрогнула. Рабочих обычно перевозят в замороженном состоянии, в анабиозе, сберегая место, припасы и вообще все то, что необходимо обычным пассажирам. Место на борту космического корабля строго ограничено.
– Так как груза у нас немного, – продолжал он, – ты будешь размещаться в грузовом трюме. В чем дело? Ты больна?