Поскольку она ничего больше не могла сделать, женшина поручила умирающего заботам товарищей и вернулась на «Крачку». Этому человеку она уже не могла помочь, а на борту корабля были раненые, которым она нужна.
Эльфторн помог разместить раненых на корабле, постарался обеспечить их всем необходимым для обратного пути в гавань Морской крепости, потом доложил командиру наемников, что все готово, хотя знал, что отплыть сразу они не смогут. Тарлах запретил двигаться в темноте. «Крачка» должна была выйти из залива на рассвете.
Это было вынужденное решение. Несколько раненых были в тяжелом состоянии. Задержка в пути грозит им смертью. Однако Тарлаху пришлось пойти на это: никто не снимал с него ответственности за исход всего дела.
Тарлах смотрел на стоявшую на якоре «Крачку». Он думал, переживут ли раненые эту ночь и путь домой. Командир знал, что несколько следующих часов будут для них критическими.
Дорогой ценой досталась им победа. Семь воинов погибли, вдвое больше ранены, двое очень тяжело. Если отряд будет и дальше нести такие потери, вскоре он потеряет боеспособность.
Наемник вздохнул. Им ещё повезло, что они служат Морской крепости. Мало где так заботливо обращаются с ранеными, и он не опасался плохого отношения к ним со стороны людей Уны.
Сердце его неожиданно дрогнуло, потом он нахмурился. До рассвета ещё несколько часов. Почему же оба корабля так хорошо стали видны?
Почему небо на западе покраснело?
Он уже догадался в чем дело, и следующие несколько мгновений подтвердили его предположение. В черноте над Колыбелью появилось жидкое красное свечение. Оно быстро разрасталось, превратилось в яркий огонь, потом в злое, лишенное жизни, пламя, оскверняющее природу.
Это видели все. Никто пока не подозревал, что происходит перед их глазами, но все поняли, что происходящее связано с великой Силой и происходит оно не от Света. Люди испугались, но обнажили мечи и ждали. Даже соколы пока не понимали масштаба всей катастрофы и криком бросали вызов Тьме.
И тут Тарлах увидел леди Морской крепости. Она целеустремленно шла по берегу. И не останавливалась, пока не достигла места, где суша глубже всего вдается в море. Здесь она остановилась и стояла, глядя на врата, раскрывшиеся над Колыбелью.
— Уна, нет!
Фальконер почти не сознавал, что бежит, пока не оказался рядом с ней.
— Что ты хочешь сделать? — хрипло спросил он.
— Что смогу. Сестра говорила мне, что у меня есть Сила…
— Спящая и неподготовленная!
— Нужно сделать попытку, Тарлах. Лучше умереть, пытаясь остановить эту тварь, чем корчиться перед ней в ужасе. Клянусь Девушкой и Женщиной!
В центре неестественного пламени они увидели что-то, похожее на огромную бесформенную голову, казалось, состоящую из одной пасти, а в ней ряды острых зубов. Даже с этого места они отчетливо были видны.
Тарлах в страхе закрыл глаза, но сразу же открыл снова. Он не поддастся ужасу, который внушает это чудовище.
Пес ещё не освободился. Тарлах видел, как он напрягается, пытаясь разорвать последние путы, удерживающие его от мира жизни. Он так давно жаждал прорваться сюда. И скоро, может, через несколько минут, обретет наконец свободу.
Уна из Морской крепости взглянула на фальконера. — Ты должен быть со своими товарищами, — попросила она. — Иди к ним.
— Моя клятва — защищать тебя.
— Я освобождаю тебя от нее, Тарлах. С таким чудовищем ты не обязан сражаться. — Голос её звучал безнадежно.
— Меня привязывает к тебе большее, чем эта клятва.
— Да, я знаю, — спокойно согласилась она.
— Тогда позволь мне хотя бы встретить смерть здесь, на берегу, рядом с тобой.
Он снова повернулся к морю и судьбе, которая все отчетливее вырисовывалась перед ними. Он умрет, но ради Уны, пытаясь защитить её в то короткое время, которое ему осталось. И прежде всего он поклялся, что не позволит ей встретить свой ужасный конец за вратами, а освободит раньше, дав ей легкую смерть.
О Бросающем Вызов Буре и других соколах он старался не думать: крылья помогут им выжить или, по крайней мере, продлят жизнь, но они все прочно привязаны к своим товарищам. И тоже попытаются отстоять этот мир от Тьмы.
Врата подавались!
Тарлах увидел, как Уна рванулась вперед, и едва не бросился вслед за ней: в последний момент ощутил, что владелица долины по-прежнему рядом с ним.
Уна-дух!
Та, кого его леди называла сестрой, двигалась по воде, над волнами. Шла уверенно, пока не преодолела половину расстояния между берегом и открывающимися вратами. Здесь она остановилась.
Мгновение постояла, как каменное изваяние, а затем, в тот миг, когда ворота окончательно пали, бросилась вперед. Не женщина устремилась туда, а сам свет, огонь, сверкающая стрела зеленого пламени. Она попала точно в середину раскрывшихся врат и ударила того, кто пытался оттуда выбраться. Ночь взорвалась светом и звуком, зеленое и красное пламя схватились над морем, пытаясь поглотить друг друга. Гром расколол небо, а воздух вокруг изменился, стал не горячим, а страшно холодным.
Но вот все кончилось, и никто из свидетелей не мог сказать, сколько продолжалась битва: минуты или часы. Сверхъестественные огни исчезли, красный резко, зеленый сначала поколебался в воздухе над Колыбелью, прежде чем мягко погаснуть, и снова бархатная чернота ночи закрыла мир.
Уна, обессилив, держалась за Тарлаха и чуть слышно плакала.
— Мы не дали ей силы, к которой она стремилась, а она отдала свою жизнь за нас.
Тарлах молчал. Он только ещё крепче прижимал её к себе, и из глаз его текли слезы, но не от яркого пламени.
Глава двадцать шестая
Глава двадцать седьмая
Эльфторн помог разместить раненых на корабле, постарался обеспечить их всем необходимым для обратного пути в гавань Морской крепости, потом доложил командиру наемников, что все готово, хотя знал, что отплыть сразу они не смогут. Тарлах запретил двигаться в темноте. «Крачка» должна была выйти из залива на рассвете.
Это было вынужденное решение. Несколько раненых были в тяжелом состоянии. Задержка в пути грозит им смертью. Однако Тарлаху пришлось пойти на это: никто не снимал с него ответственности за исход всего дела.
Тарлах смотрел на стоявшую на якоре «Крачку». Он думал, переживут ли раненые эту ночь и путь домой. Командир знал, что несколько следующих часов будут для них критическими.
Дорогой ценой досталась им победа. Семь воинов погибли, вдвое больше ранены, двое очень тяжело. Если отряд будет и дальше нести такие потери, вскоре он потеряет боеспособность.
Наемник вздохнул. Им ещё повезло, что они служат Морской крепости. Мало где так заботливо обращаются с ранеными, и он не опасался плохого отношения к ним со стороны людей Уны.
Сердце его неожиданно дрогнуло, потом он нахмурился. До рассвета ещё несколько часов. Почему же оба корабля так хорошо стали видны?
Почему небо на западе покраснело?
Он уже догадался в чем дело, и следующие несколько мгновений подтвердили его предположение. В черноте над Колыбелью появилось жидкое красное свечение. Оно быстро разрасталось, превратилось в яркий огонь, потом в злое, лишенное жизни, пламя, оскверняющее природу.
Это видели все. Никто пока не подозревал, что происходит перед их глазами, но все поняли, что происходящее связано с великой Силой и происходит оно не от Света. Люди испугались, но обнажили мечи и ждали. Даже соколы пока не понимали масштаба всей катастрофы и криком бросали вызов Тьме.
И тут Тарлах увидел леди Морской крепости. Она целеустремленно шла по берегу. И не останавливалась, пока не достигла места, где суша глубже всего вдается в море. Здесь она остановилась и стояла, глядя на врата, раскрывшиеся над Колыбелью.
— Уна, нет!
Фальконер почти не сознавал, что бежит, пока не оказался рядом с ней.
— Что ты хочешь сделать? — хрипло спросил он.
— Что смогу. Сестра говорила мне, что у меня есть Сила…
— Спящая и неподготовленная!
— Нужно сделать попытку, Тарлах. Лучше умереть, пытаясь остановить эту тварь, чем корчиться перед ней в ужасе. Клянусь Девушкой и Женщиной!
В центре неестественного пламени они увидели что-то, похожее на огромную бесформенную голову, казалось, состоящую из одной пасти, а в ней ряды острых зубов. Даже с этого места они отчетливо были видны.
Тарлах в страхе закрыл глаза, но сразу же открыл снова. Он не поддастся ужасу, который внушает это чудовище.
Пес ещё не освободился. Тарлах видел, как он напрягается, пытаясь разорвать последние путы, удерживающие его от мира жизни. Он так давно жаждал прорваться сюда. И скоро, может, через несколько минут, обретет наконец свободу.
Уна из Морской крепости взглянула на фальконера. — Ты должен быть со своими товарищами, — попросила она. — Иди к ним.
— Моя клятва — защищать тебя.
— Я освобождаю тебя от нее, Тарлах. С таким чудовищем ты не обязан сражаться. — Голос её звучал безнадежно.
— Меня привязывает к тебе большее, чем эта клятва.
— Да, я знаю, — спокойно согласилась она.
— Тогда позволь мне хотя бы встретить смерть здесь, на берегу, рядом с тобой.
Он снова повернулся к морю и судьбе, которая все отчетливее вырисовывалась перед ними. Он умрет, но ради Уны, пытаясь защитить её в то короткое время, которое ему осталось. И прежде всего он поклялся, что не позволит ей встретить свой ужасный конец за вратами, а освободит раньше, дав ей легкую смерть.
О Бросающем Вызов Буре и других соколах он старался не думать: крылья помогут им выжить или, по крайней мере, продлят жизнь, но они все прочно привязаны к своим товарищам. И тоже попытаются отстоять этот мир от Тьмы.
Врата подавались!
Тарлах увидел, как Уна рванулась вперед, и едва не бросился вслед за ней: в последний момент ощутил, что владелица долины по-прежнему рядом с ним.
Уна-дух!
Та, кого его леди называла сестрой, двигалась по воде, над волнами. Шла уверенно, пока не преодолела половину расстояния между берегом и открывающимися вратами. Здесь она остановилась.
Мгновение постояла, как каменное изваяние, а затем, в тот миг, когда ворота окончательно пали, бросилась вперед. Не женщина устремилась туда, а сам свет, огонь, сверкающая стрела зеленого пламени. Она попала точно в середину раскрывшихся врат и ударила того, кто пытался оттуда выбраться. Ночь взорвалась светом и звуком, зеленое и красное пламя схватились над морем, пытаясь поглотить друг друга. Гром расколол небо, а воздух вокруг изменился, стал не горячим, а страшно холодным.
Но вот все кончилось, и никто из свидетелей не мог сказать, сколько продолжалась битва: минуты или часы. Сверхъестественные огни исчезли, красный резко, зеленый сначала поколебался в воздухе над Колыбелью, прежде чем мягко погаснуть, и снова бархатная чернота ночи закрыла мир.
Уна, обессилив, держалась за Тарлаха и чуть слышно плакала.
— Мы не дали ей силы, к которой она стремилась, а она отдала свою жизнь за нас.
Тарлах молчал. Он только ещё крепче прижимал её к себе, и из глаз его текли слезы, но не от яркого пламени.
Глава двадцать шестая
Только через некоторое время он решился взглянуть на океан. По-прежнему поддерживая Уну, воин пошел назад, к своим товарищам.
Эльфторн заторопился к ним, чтобы позаботиться о леди, но взгляд Тарлаха заставил его отступить. Фальконер не убирал руку, пока Уна не выпрямилась и уверенно не пошла сама.
Необходимо было объяснить людям происшедшее, и женщина поведала о полученном ими предупреждении, а так же причину, по которой они ничего не рассказали воинам. Хозяйка долины извинилась за это. О своих отношениях с другой Уной до этого последнего рокового посещения она ничего не сказала.
Несмотря на явное сходство между духом и ею, ей задали всего несколько вопросов, и скоро она смогла оставить бойцов, чтобы отдохнуть. Ее тело и душа в этом очень нуждались. Но по отношению к Тарлаху такого милосердия не проявили. Товарищей очень обидело молчание командира. И тот знал, что если не даст им удовлетворительное разъяснение, отряд перестанет существовать как воинская единица после этой последней службы.
Он терпеливо повторил то, что уже сказала Уна, объяснил причины, по которым они решили не сообщать истинные размеры опасности.
— Что изменилось бы, если бы все узнали раньше? — спросил он. — Мы все равно не могли бы сразиться с этой тварью и победить её, а страх сковал бы вас в борьбе с теми, с кем мы должны сражаться. Клянусь Гнездом! Что заставило меня броситься в самую гущу грабителей, если не ужас, что каждую минуту может пробудиться Пес? Судьба оказалась благосклонна ко мне, и я уцелел.
— Ну, хорошо, Тарлах, — торопливо вмешайся Рорик, — вероятно, ты прав, эта тварь вселила в нас холод Ледяного Дракона.
— Вам бы ощутить то, что чувствовал я, — проговорил он.
Это вызвало сочувственный смех у многих его товарищей. Лейтенант тоже улыбнулся, но глаза его оставались серьезными.
— А какая связь была у этого духа с леди Уной? Их сходство свидетельствует о тесной связи.
Собравшиеся воины замолчали. Им нужен был ответ командира о том, что он знал.
— Неужели я не только наемный меч леди, но и её советник, чтобы она обсуждала со мной такие вопросы? — с недоумением ответил он.
— Может, так и есть.
Это сказал один из солдат, Тарлах повернул к нему голову.
И дал волю своему гневу.
— Леди Уна поделилась со мной о грозящей нам опасности. Я слишком хорошо знаю, что она испытала. Логично предположить, что существовала какая-то связь между нею и существом, которое спасло всех нас. Если мы не будем испытывать сочувствия к ней, не знаю, каким именем нас назвать, но только не людьми.
Он смотрел на своих товарищей. В его словах достаточно правды, чтобы они успокоились, и воин взял себя в руки. Ничего хорошего не произойдет, если он станет развивать эту тему дальше.
Сославшись на усталость, он ушел. Отыскал защищенное место возле утеса, завернулся в плащ и лег. Через несколько минут он погрузился в глубокий .сон. Ему ничего не снилось.
Бреннан разбудил его вскоре после наступления рассвета.
— Прости, Тарлах, но тебе пора вставать.
— Корабли ещё в бухте? — спросил он, протирая глаза. — Да.
— Как идет погрузка?
— Хорошо. Когда поешь, все уже будут на борту.
— «Крачка» ушла? Лейтенант кивнул.
— С рассветом, как ты и приказал.
— Прекрасно. Как раненые?
— Все живы. За это нужно благодарить Уну из Морской крепости.
Командир вскочил.
— Хорошая новость. Я такого и не ожидал.
Он довольно улыбнулся, глядя на активную деятельность вокруг.
— Действительно, все хорошо. Выступим, как только будем готовы.
Когда надо, фалъконеры передвигаются и сражаются верхом, когда необходимо, могут хорошо сражаться на море, но так же успешно они действуют и пешими. Марш через дикие высокогорья Рейвенфилда прошел быстро и организованно, ничего не препятствовало движению.
До самого последнего момента солдаты соблюдали все меры предосторожности, но уже ничего не опасались. Неровная дикая местность, по которой они шли, не позволила бы обнаружить их, а люди Огина привыкли держаться в своих деревнях и в кольце возделанных земель вокруг них. Им запрещалось уходить далеко, и даже если бы у кого-то хватило храбрости нарушить приказ лорда, необходимости в этом не было. И отряд был вполне уверен, что пройдет незаметно и беспрепятственно.
Такое быстрое продвижение привело к тому, что они оказались на месте встречи раньше назначенного срока, и им пришлось укрыться поблизости, пока к ним не присоединится армия из долины.
Ждать пришлось недолго. Колонна Морской крепости во главе с Руфоном тоже продвигалась быстро, и за несколько часов до намеченного времени отряды соединились.
Теперь, когда армия вся собралась, она больше не держалась диких мест на окраинах Рейвенфилда, а двинулась прямо к цели в полной боевой готовности.
Она шла так стремительно, что крестьяне и гарнизон не подозревали о её появлении, пока рано утром солдаты не оказались на плодородных лугах в самой долине. Крестьяне в это время гнали скот на пастбища.
Воины Рейвенфилда и жители ближайших деревень успели укрыться за стенами крепости, но бежав, им пришлось оставить весь свой скот. Теперь осажденным придется довольствоваться продовольствием, которое имелось в крепости.
Потянулись дни напряженных переговоров. Уна и Тарлах пытались уговорить осажденных сдаться.
Показали тело Огина, чтобы доказать, что больше не нужно ни бояться его, ни сохранять ему верность, объяснили причину нападения, рассказав о судьбе «Баклана» и о том, как немногим удалось спастись с него.
Были даны клятвы, что никто из крестьян и воинов не пострадает, не будет грабежей, у них не отнимут земли, и это подтвердили те, кто не успел спрятаться в крепости.
Задача была трудная и, одно время казалось, невыполнимая, но командир правильно оценил воздействие присутствия Уны, вес и силу её слова и уважение к её роду. В конце концов в знак поражения в крепости спустили флаг Огина.
Несколько мгновений спустя раскрылись большие ворота, и вперед выступил комендант крепости. Он стоял в ожидании.
Леди Морской крепости взглянула на командира наемников.
— Пойдем к нему, капитан.
— Мне там не место, — коротко ответил он, помня о подозрениях товарищей.
Уна опустила глаза.
— Ты прав. Не стоит рисковать жизнью обоих предводителей.
Тарлах и те из фальконеров поблизости, кто расслышал негромкий ответ женщины, застыли, но капитан по выражению лица Уны понял, что она не упрекает его. Напротив, его ответ она восприняла как выговор и согласилась с ним.
— Прости меня, — сказал он. — Как командир твоего отряда, я должен сопровождать тебя.
— Вам нужна охрана? — спросил Бреннан.
— Нет. Это может испугать их, и они снова уйдут в крепость. И тогда без сражения нам не взять её. Но пусть лучники стоят наготове, — мрачно добавил он. — На всякий случай, если у них слова расходятся с делом.
Он поднял руку в знак прощания, и они с леди сели на лошадей. Фальконер держался наравне с ней и ехал справа в нарушение всех правил такого торжественного случая, но он собирался защищать её, если из крепости начнут по ним стрелять.
Путь казался бесконечным, хотя на самом деле предстояло проехать совсем небольшое расстояние. Оба ясно сознавали свою уязвимость, несмотря на парящих над головой соколов и стоящих наготове лучников.
Но ни предательства, ни неудач не случилось. Они встретились с комендантом, снова заверили, что его подопечные не пострадают ни от наемников, ни от людей Уны. Уна из Морской крепости приняла капитуляцию крепости и формально взяла власть над долиной Рейвенфилд в свои руки.
Эльфторн заторопился к ним, чтобы позаботиться о леди, но взгляд Тарлаха заставил его отступить. Фальконер не убирал руку, пока Уна не выпрямилась и уверенно не пошла сама.
Необходимо было объяснить людям происшедшее, и женщина поведала о полученном ими предупреждении, а так же причину, по которой они ничего не рассказали воинам. Хозяйка долины извинилась за это. О своих отношениях с другой Уной до этого последнего рокового посещения она ничего не сказала.
Несмотря на явное сходство между духом и ею, ей задали всего несколько вопросов, и скоро она смогла оставить бойцов, чтобы отдохнуть. Ее тело и душа в этом очень нуждались. Но по отношению к Тарлаху такого милосердия не проявили. Товарищей очень обидело молчание командира. И тот знал, что если не даст им удовлетворительное разъяснение, отряд перестанет существовать как воинская единица после этой последней службы.
Он терпеливо повторил то, что уже сказала Уна, объяснил причины, по которым они решили не сообщать истинные размеры опасности.
— Что изменилось бы, если бы все узнали раньше? — спросил он. — Мы все равно не могли бы сразиться с этой тварью и победить её, а страх сковал бы вас в борьбе с теми, с кем мы должны сражаться. Клянусь Гнездом! Что заставило меня броситься в самую гущу грабителей, если не ужас, что каждую минуту может пробудиться Пес? Судьба оказалась благосклонна ко мне, и я уцелел.
— Ну, хорошо, Тарлах, — торопливо вмешайся Рорик, — вероятно, ты прав, эта тварь вселила в нас холод Ледяного Дракона.
— Вам бы ощутить то, что чувствовал я, — проговорил он.
Это вызвало сочувственный смех у многих его товарищей. Лейтенант тоже улыбнулся, но глаза его оставались серьезными.
— А какая связь была у этого духа с леди Уной? Их сходство свидетельствует о тесной связи.
Собравшиеся воины замолчали. Им нужен был ответ командира о том, что он знал.
— Неужели я не только наемный меч леди, но и её советник, чтобы она обсуждала со мной такие вопросы? — с недоумением ответил он.
— Может, так и есть.
Это сказал один из солдат, Тарлах повернул к нему голову.
И дал волю своему гневу.
— Леди Уна поделилась со мной о грозящей нам опасности. Я слишком хорошо знаю, что она испытала. Логично предположить, что существовала какая-то связь между нею и существом, которое спасло всех нас. Если мы не будем испытывать сочувствия к ней, не знаю, каким именем нас назвать, но только не людьми.
Он смотрел на своих товарищей. В его словах достаточно правды, чтобы они успокоились, и воин взял себя в руки. Ничего хорошего не произойдет, если он станет развивать эту тему дальше.
Сославшись на усталость, он ушел. Отыскал защищенное место возле утеса, завернулся в плащ и лег. Через несколько минут он погрузился в глубокий .сон. Ему ничего не снилось.
Бреннан разбудил его вскоре после наступления рассвета.
— Прости, Тарлах, но тебе пора вставать.
— Корабли ещё в бухте? — спросил он, протирая глаза. — Да.
— Как идет погрузка?
— Хорошо. Когда поешь, все уже будут на борту.
— «Крачка» ушла? Лейтенант кивнул.
— С рассветом, как ты и приказал.
— Прекрасно. Как раненые?
— Все живы. За это нужно благодарить Уну из Морской крепости.
Командир вскочил.
— Хорошая новость. Я такого и не ожидал.
Он довольно улыбнулся, глядя на активную деятельность вокруг.
— Действительно, все хорошо. Выступим, как только будем готовы.
Когда надо, фалъконеры передвигаются и сражаются верхом, когда необходимо, могут хорошо сражаться на море, но так же успешно они действуют и пешими. Марш через дикие высокогорья Рейвенфилда прошел быстро и организованно, ничего не препятствовало движению.
До самого последнего момента солдаты соблюдали все меры предосторожности, но уже ничего не опасались. Неровная дикая местность, по которой они шли, не позволила бы обнаружить их, а люди Огина привыкли держаться в своих деревнях и в кольце возделанных земель вокруг них. Им запрещалось уходить далеко, и даже если бы у кого-то хватило храбрости нарушить приказ лорда, необходимости в этом не было. И отряд был вполне уверен, что пройдет незаметно и беспрепятственно.
Такое быстрое продвижение привело к тому, что они оказались на месте встречи раньше назначенного срока, и им пришлось укрыться поблизости, пока к ним не присоединится армия из долины.
Ждать пришлось недолго. Колонна Морской крепости во главе с Руфоном тоже продвигалась быстро, и за несколько часов до намеченного времени отряды соединились.
Теперь, когда армия вся собралась, она больше не держалась диких мест на окраинах Рейвенфилда, а двинулась прямо к цели в полной боевой готовности.
Она шла так стремительно, что крестьяне и гарнизон не подозревали о её появлении, пока рано утром солдаты не оказались на плодородных лугах в самой долине. Крестьяне в это время гнали скот на пастбища.
Воины Рейвенфилда и жители ближайших деревень успели укрыться за стенами крепости, но бежав, им пришлось оставить весь свой скот. Теперь осажденным придется довольствоваться продовольствием, которое имелось в крепости.
Потянулись дни напряженных переговоров. Уна и Тарлах пытались уговорить осажденных сдаться.
Показали тело Огина, чтобы доказать, что больше не нужно ни бояться его, ни сохранять ему верность, объяснили причину нападения, рассказав о судьбе «Баклана» и о том, как немногим удалось спастись с него.
Были даны клятвы, что никто из крестьян и воинов не пострадает, не будет грабежей, у них не отнимут земли, и это подтвердили те, кто не успел спрятаться в крепости.
Задача была трудная и, одно время казалось, невыполнимая, но командир правильно оценил воздействие присутствия Уны, вес и силу её слова и уважение к её роду. В конце концов в знак поражения в крепости спустили флаг Огина.
Несколько мгновений спустя раскрылись большие ворота, и вперед выступил комендант крепости. Он стоял в ожидании.
Леди Морской крепости взглянула на командира наемников.
— Пойдем к нему, капитан.
— Мне там не место, — коротко ответил он, помня о подозрениях товарищей.
Уна опустила глаза.
— Ты прав. Не стоит рисковать жизнью обоих предводителей.
Тарлах и те из фальконеров поблизости, кто расслышал негромкий ответ женщины, застыли, но капитан по выражению лица Уны понял, что она не упрекает его. Напротив, его ответ она восприняла как выговор и согласилась с ним.
— Прости меня, — сказал он. — Как командир твоего отряда, я должен сопровождать тебя.
— Вам нужна охрана? — спросил Бреннан.
— Нет. Это может испугать их, и они снова уйдут в крепость. И тогда без сражения нам не взять её. Но пусть лучники стоят наготове, — мрачно добавил он. — На всякий случай, если у них слова расходятся с делом.
Он поднял руку в знак прощания, и они с леди сели на лошадей. Фальконер держался наравне с ней и ехал справа в нарушение всех правил такого торжественного случая, но он собирался защищать её, если из крепости начнут по ним стрелять.
Путь казался бесконечным, хотя на самом деле предстояло проехать совсем небольшое расстояние. Оба ясно сознавали свою уязвимость, несмотря на парящих над головой соколов и стоящих наготове лучников.
Но ни предательства, ни неудач не случилось. Они встретились с комендантом, снова заверили, что его подопечные не пострадают ни от наемников, ни от людей Уны. Уна из Морской крепости приняла капитуляцию крепости и формально взяла власть над долиной Рейвенфилд в свои руки.
Глава двадцать седьмая
Какое-то время прошло в налаживании дел в долине под руководством коменданта, которого Уна попросила продолжать выполнять свои обязанности, но здесь люди привыкли подчиняться приказам, и перемена власти прошла быстро и спокойно.
Когда руководители Морской крепости убедились, что в Рейвенфидде сохраняется спокойствие, они отправились домой, оставив в крепости небольшой временный гарнизон.
Их встретили с поразительным энтузиазмом, и фальконеры удивились: им радовались так же радушно, как своим собственным воинам. Так бывает далеко не всегда. Те, кто продает свои мечи за золото, как бы отважно не сражались, не ожидают никакой иной награды, кроме золота.
Леди Уне в предстоящие месяцы отдыхать не придется. Она разослала курьеров на самых быстрых лошадях в соседние долины, сообщая о том, что произошло в Рейвенфилде, и о причинах такого поворота событий. Эти же всадники несли её заверения, что она не желает войны и только преступления Огина вынудили её так поступить.
Хозяйка долины устало посмотрела вслед своему последнему посыльному. Заверения легко даются, но гораздо труднее принимаются, и она хорошо понимала, что пройдет немало времени, прежде чем соседние владения успокоятся. Она уже продлила свое соглашение с фальконерами, чтобы закрыть опасный период, когда страх перед нападением может перерасти в панику и заставить соседей выступить против Морской крепости. Тогда потребуется сильная рука для отражения угрозы.
Леди нахмурилась. Ей сейчас больше, чем когда-либо, нужны наемники, и она от всей души надеялась, что Тарлах правильно поймет её предложение. Иначе можно ожидать только его немедленного, отъезда вместе со своими воинами, хоть они и дали клятву служить. Но в этом предложении нет позора ни для нее, ни для её рода.
Глубокая печаль наполнила её сердце при мысли о Тарлахе. Если бы он был мужчиной из другого народа, как хорошо бы все сложилось у них. Но она понимала, что чувства, которые они испытывают, должны молчать и умереть невысказанными.
Будь она девчонкой, со всей уверенностью и нетерпимостью юности, она могла бы надеяться, что он подчинится своему желанию и соединит свою жизнь с её, нарушит древний обычай своего народа. И она испытала бы разочарование, если бы недостаток смелости помешал ему действовать в соответствии с её желаниями.
Как женщина, она ничего не может сделать. Для фальконера братство, которое объединяет его с товарищами, это все. Если не считать странной дружбы, которая устанавливается у них с птицами, они буквально ничего больше не имеют. Даже Гнездо, которым они так гордились, погибло. Да, Тарлах любит долину Морской крепости, но сможет ли оценить истинную ценность владения? Или будет рассматривать его только как безопасное убежище для своего народа?
Можно ли надеяться, что такие отношения с ней будут для него достаточными и заменят все то, что он потеряет? Если она не сможет ответить на этот вопрос утвердительно, ей следует молчать. Она слишком любит и уважает Тарлаха, чтобы подвергать его такому испытанию. Уна прикрыла глаза. Она не может рисковать, иначе он её возненавидит, а она станет его жалеть. Никакое её желание не стоит этого.
Но один обет она дала. Фальконер Тарлах — её истинный лорд, и какой бы безнадежной ни казалась её мечта соединить с ним свою жизнь, он навсегда останется её единственным лордом. Никто не займет его место в Морской крепости, и если она тем самым обрекает свой род на вымирание, пусть будет так. Она никогда добровольно не примет другого мужчину и его ласку.
Капитан фальконеров с удивлением воспринял приглашение леди долины посетить в её личных покоях в любое удобное для него время, но пошел к ней немедленно.
При этом он сильно нервничал. Они больше ни разу не вспоминали тот разговор, когда им грозила ужасная и как будто неизбежная смерть. Он тогда не хотел, чтобы она ушла в последнюю дорогу, не выслушав его, и до сих пор вспоминал то чувство радости, которое охватило его, несмотря на грозящий ужас, когда она созналась в таком же чувстве к нему. Но то, в чем они признались перед смертью, не может осуществиться в жизни. Он считал, что они оба согласны с этим.
Он поднял глаза и снова опустил их. Конечно, они оба это признают.
Правда, у них было и небольшое утешение. Теперь, после возвращения в башню, они все время работали вместе и стали ещё ближе друг другу, и так будет ещё много месяцев. Они могут наслаждаться этим общением, а если когда-нибудь и придется расстаться, сейчас можно об этом не думать.
Уна сразу отозвалась на стук: она ждала его.
Тарлах с любопытством осмотрел её комнату, толком не зная, чего он. ожидал, и испытал легкое разочарование, потому что эта комната ничем не отличалась от покоев других высокородных женщин.
Мебель более утонченная, чем в других помещениях башни, а некоторыми предметами пользуется, по всей видимости, только Уна.
Занавеси и покрывало на кровати по рисунку были женскими, на них изображены прекрасные цветы, звери и птицы, выглядевшие живыми. На свету у окна рама с незаконченным шитьем.
Только в углу находилось свидетельство её деловых и неженских интересов. Там стоял стол, такой же, как у него, а за ним закрытый шкаф. В таких обычно держат карты и записи, которые ведет хозяин долины.
На столе груда бумаг. Уна, должно быть, работала над ними перед его приходом, но он улыбнулся, увидев, как быстро Брейвери заняла её место. И теперь величественно сидела на документах и внимательно и спокойно наблюдала за людьми, как будто интересуясь результатами их встречи.
Учитывая её взаимоотношения с женщиной, очень вероятно, что так оно и было.
Тарлах плотно сжал губы и посмотрел на Уну.
Леди стояла у центрального окна. Вид из него открывался именно такой, какой он себе и представлял. На Уне шерстяное платье, как требовало время года, платье цвета её глаз. Рукава с разрезами, из которых видна светло-зеленая подкладка. Как и большинство её нарядов, платье плотно облегало тонкую талию и, расширяясь, переходило в просторную юбку. Волосы её перевязаны широкой лентой того же цвета, что и глаза, и в них вплетены кружева. Когда она повернулась к нему лицом, он заметил на её руке большой камень, похожий на прекрасный изумруд.
Сердце его болезненно сжалось при виде Уны. Она так прекрасна. В ней есть все, чего можно желать в женщине — она прекрасна и душой и телом. Может, она оделась так нарочно? Хочет подорвать его решимость, заставить повторить признание и выполнить его?
Тарлаху стало стыдно. Уна из Морской крепости не способна так использовать ни его, ни любого другого человека.
Эта мысль только обострила его горе, сознание того, что он теряет. Каковы бы ни были её намерения, леди долины словно пронзила его мечом, пригласив к себе, куда он мечтал войти в ином качестве.
Но Тарлах не выдал охватившего его отчаяния. Он приветствовал Уну.
— Ты вызывала меня, леди? — спросил он, видя, что Уна не знала, с чего начать.
— Я хотела тебя видеть, — поправила она. — Дали ли Эльфторну то, что осталось от груза «Звезды Диона»?
Он кивнул.
— Как ты приказала. Он и Ганволд росли вместе, и горе его искреннее и глубокое.
Оба замолчали, испытывая неловкость.
Уна пыталась найти лучший подход, но по-прежнему не могла отыскать подходящие слова. Может, ей вообще не хотелось делать предложение, которое закрепит её потерю.
«Так трудно разговаривать с ним о деле здесь», — подумала она. Во всех остальных помещениях башни, по всей долине она владелица крепости и он её друг, но это место принадлежит только ей, а командир фальконеров — её единственный настоящий лорд…
Но сейчас это неважно. Она не позволит, чтобы это помешало ей. Она любит этого человека, и то, что ей предстоит, докажет эту любовь.
Подняв голову, она посмотрела ему в глаза.
— У меня есть предложение, фальконер. Оно выгодно обоим нашим народам, но гораздо больше твоему.
— Говори, — заинтересовался он, скрывая удивление и облегчение, так как не был уверен, что сможет отказать ей, если она будет его просить; в глубине души он знал, что скорее предпочтет медленную смерть от огня, чем причинит ей боль. Но насколько он знал её характер, такое испытание маловероятно, и её слова только подтвердили это. Она хочет обсудить не возможный союз между ними, иначе из этого не вышло бы ничего хорошего.
— Я теперь владею двумя долинами.
Наемник улыбнулся, хотя она произнесла это невеселым голосом.
— Многие лорды радовались бы этому.
— Многие лорды не возражали бы против пролития крови. — Она взяла себя в руки и продолжила: — В Морской крепости и Рейвенфидде довольно много земли. Эта территория не хуже, а может, и лучше той, которой владели фальконеры до поворота гор. Она очень похожа по рельефу местности, а вдобавок обладает удобным выходом к океану.
Если я уступлю вам Рейвенфилд и заключу договор, по которому вы сможете также пользоваться дикими землями Морской крепости, это даст твоему народу место, где он сможет жить, строиться и снова станет сильным.
— Ты понимаешь, что говоришь? — ахнул он, почти не веря собственным ушам.
— Сейчас дела обстоят так, что фальконерам грозит вымирание, — спокойно добавила она. — Я достаточно хорошо узнала вас, чтобы понять, что этого допустить нельзя. Причина для этого у меня есть. Я не могу контролировать врата, о которых говорила моя сестра, и у меня есть земля. А для вас она означала бы и полноценную жизнь, и новый дом в этом мире.
Он не ответил ни словом, ни жестом. Глаза Уны сузились.
— Ты думаешь, я готовлю для вас какую-то западню? Я говорю правду. Мне не нужен Рейвенфилд. Сама мысль о владении им, когда он добыт таким образом, внушает мне отвращение, какими бы справедливыми ни были наши действия. А что касается остального… Ничего не предпринимать, наблюдая, как народ, которому можно помочь, уходит в небытие, было бы страшным злом, делом самой Тьмы. Я считаю, у меня вообще нет выбора!
— Я верю в это, Уна из Морской крепости, — очень тихо сказал капитан. — Но что скажут твои люди и жители Рейвенфилда? Разве ты не опасаешься причинить им беспокойство?
— Я уже как-то сказала тебе, что сама жизнь — это риск. В данном случае я не верю, что вы или ваши потомки нарушили бы данные клятвы. Я не сделала бы такого предложения простым наемникам, Тарлах, или лорду и командиру другого народа. Твои фальконеры с честью доказали, что им можно делать такое предложение.
И с самого начала ставлю одно условие: к моим людям, женщинам и мужчинам, воинам и ремесленникам, жителям Морской крепости и Рейвенфилда, нужно относиться с уважением. Я не хочу, чтобы они испытывали обиду и оскорбления.
Она немного помолчала, потом продолжила:
— По той причине, что мы можем работать вместе достаточно успешно, я предпочту отдать Рейвенфилд лично тебе, а не просто твоему народу в целом или кому-то из ваших предводителей, и ты должен будешь подписать договор, который мы составим, и в будущем совместно решать все дела.
— Уна! Она замолчала, чтобы дать ему возможность прийти в себя. Если первая часть её предложения застала его врасплох, то последняя совершенно поразила и, может быть, вызвала даже нечто большее, чем просто изумление.
— Разрешено ли вам раздельное владение землей?
— Это не запрещено, — медленно проговорил он. — Такой вопрос у нас никогда не возникал. Но мы не сможем проследить за наследованием.
— Не думаю, чтобы такое положение дел сохранилось навсегда. — Она опустила глаза. — Просто я доверяю тебе больше, чем всем остальным, Тарлах, и… и не хочу общаться всю жизнь с мужчиной, который, как я знаю, меня презирает.
Она немного помолчала.
— У тебя будут трудности при переговорах со старшими офицерами фальконеров?
— Возможно. У всех есть гордость, но мы умеем прислушиваться к разумным доводам, что бы ни думали о нас другие. Если я сумею убедить их, что должен принять Рейвенфилд в качестве его лорда, они не будут возражать тому, что полезно. И по отношению к Морской крепости тоже, потому что с тобой они вряд ли захотят объединяться.
Когда руководители Морской крепости убедились, что в Рейвенфидде сохраняется спокойствие, они отправились домой, оставив в крепости небольшой временный гарнизон.
Их встретили с поразительным энтузиазмом, и фальконеры удивились: им радовались так же радушно, как своим собственным воинам. Так бывает далеко не всегда. Те, кто продает свои мечи за золото, как бы отважно не сражались, не ожидают никакой иной награды, кроме золота.
Леди Уне в предстоящие месяцы отдыхать не придется. Она разослала курьеров на самых быстрых лошадях в соседние долины, сообщая о том, что произошло в Рейвенфилде, и о причинах такого поворота событий. Эти же всадники несли её заверения, что она не желает войны и только преступления Огина вынудили её так поступить.
Хозяйка долины устало посмотрела вслед своему последнему посыльному. Заверения легко даются, но гораздо труднее принимаются, и она хорошо понимала, что пройдет немало времени, прежде чем соседние владения успокоятся. Она уже продлила свое соглашение с фальконерами, чтобы закрыть опасный период, когда страх перед нападением может перерасти в панику и заставить соседей выступить против Морской крепости. Тогда потребуется сильная рука для отражения угрозы.
Леди нахмурилась. Ей сейчас больше, чем когда-либо, нужны наемники, и она от всей души надеялась, что Тарлах правильно поймет её предложение. Иначе можно ожидать только его немедленного, отъезда вместе со своими воинами, хоть они и дали клятву служить. Но в этом предложении нет позора ни для нее, ни для её рода.
Глубокая печаль наполнила её сердце при мысли о Тарлахе. Если бы он был мужчиной из другого народа, как хорошо бы все сложилось у них. Но она понимала, что чувства, которые они испытывают, должны молчать и умереть невысказанными.
Будь она девчонкой, со всей уверенностью и нетерпимостью юности, она могла бы надеяться, что он подчинится своему желанию и соединит свою жизнь с её, нарушит древний обычай своего народа. И она испытала бы разочарование, если бы недостаток смелости помешал ему действовать в соответствии с её желаниями.
Как женщина, она ничего не может сделать. Для фальконера братство, которое объединяет его с товарищами, это все. Если не считать странной дружбы, которая устанавливается у них с птицами, они буквально ничего больше не имеют. Даже Гнездо, которым они так гордились, погибло. Да, Тарлах любит долину Морской крепости, но сможет ли оценить истинную ценность владения? Или будет рассматривать его только как безопасное убежище для своего народа?
Можно ли надеяться, что такие отношения с ней будут для него достаточными и заменят все то, что он потеряет? Если она не сможет ответить на этот вопрос утвердительно, ей следует молчать. Она слишком любит и уважает Тарлаха, чтобы подвергать его такому испытанию. Уна прикрыла глаза. Она не может рисковать, иначе он её возненавидит, а она станет его жалеть. Никакое её желание не стоит этого.
Но один обет она дала. Фальконер Тарлах — её истинный лорд, и какой бы безнадежной ни казалась её мечта соединить с ним свою жизнь, он навсегда останется её единственным лордом. Никто не займет его место в Морской крепости, и если она тем самым обрекает свой род на вымирание, пусть будет так. Она никогда добровольно не примет другого мужчину и его ласку.
Капитан фальконеров с удивлением воспринял приглашение леди долины посетить в её личных покоях в любое удобное для него время, но пошел к ней немедленно.
При этом он сильно нервничал. Они больше ни разу не вспоминали тот разговор, когда им грозила ужасная и как будто неизбежная смерть. Он тогда не хотел, чтобы она ушла в последнюю дорогу, не выслушав его, и до сих пор вспоминал то чувство радости, которое охватило его, несмотря на грозящий ужас, когда она созналась в таком же чувстве к нему. Но то, в чем они признались перед смертью, не может осуществиться в жизни. Он считал, что они оба согласны с этим.
Он поднял глаза и снова опустил их. Конечно, они оба это признают.
Правда, у них было и небольшое утешение. Теперь, после возвращения в башню, они все время работали вместе и стали ещё ближе друг другу, и так будет ещё много месяцев. Они могут наслаждаться этим общением, а если когда-нибудь и придется расстаться, сейчас можно об этом не думать.
Уна сразу отозвалась на стук: она ждала его.
Тарлах с любопытством осмотрел её комнату, толком не зная, чего он. ожидал, и испытал легкое разочарование, потому что эта комната ничем не отличалась от покоев других высокородных женщин.
Мебель более утонченная, чем в других помещениях башни, а некоторыми предметами пользуется, по всей видимости, только Уна.
Занавеси и покрывало на кровати по рисунку были женскими, на них изображены прекрасные цветы, звери и птицы, выглядевшие живыми. На свету у окна рама с незаконченным шитьем.
Только в углу находилось свидетельство её деловых и неженских интересов. Там стоял стол, такой же, как у него, а за ним закрытый шкаф. В таких обычно держат карты и записи, которые ведет хозяин долины.
На столе груда бумаг. Уна, должно быть, работала над ними перед его приходом, но он улыбнулся, увидев, как быстро Брейвери заняла её место. И теперь величественно сидела на документах и внимательно и спокойно наблюдала за людьми, как будто интересуясь результатами их встречи.
Учитывая её взаимоотношения с женщиной, очень вероятно, что так оно и было.
Тарлах плотно сжал губы и посмотрел на Уну.
Леди стояла у центрального окна. Вид из него открывался именно такой, какой он себе и представлял. На Уне шерстяное платье, как требовало время года, платье цвета её глаз. Рукава с разрезами, из которых видна светло-зеленая подкладка. Как и большинство её нарядов, платье плотно облегало тонкую талию и, расширяясь, переходило в просторную юбку. Волосы её перевязаны широкой лентой того же цвета, что и глаза, и в них вплетены кружева. Когда она повернулась к нему лицом, он заметил на её руке большой камень, похожий на прекрасный изумруд.
Сердце его болезненно сжалось при виде Уны. Она так прекрасна. В ней есть все, чего можно желать в женщине — она прекрасна и душой и телом. Может, она оделась так нарочно? Хочет подорвать его решимость, заставить повторить признание и выполнить его?
Тарлаху стало стыдно. Уна из Морской крепости не способна так использовать ни его, ни любого другого человека.
Эта мысль только обострила его горе, сознание того, что он теряет. Каковы бы ни были её намерения, леди долины словно пронзила его мечом, пригласив к себе, куда он мечтал войти в ином качестве.
Но Тарлах не выдал охватившего его отчаяния. Он приветствовал Уну.
— Ты вызывала меня, леди? — спросил он, видя, что Уна не знала, с чего начать.
— Я хотела тебя видеть, — поправила она. — Дали ли Эльфторну то, что осталось от груза «Звезды Диона»?
Он кивнул.
— Как ты приказала. Он и Ганволд росли вместе, и горе его искреннее и глубокое.
Оба замолчали, испытывая неловкость.
Уна пыталась найти лучший подход, но по-прежнему не могла отыскать подходящие слова. Может, ей вообще не хотелось делать предложение, которое закрепит её потерю.
«Так трудно разговаривать с ним о деле здесь», — подумала она. Во всех остальных помещениях башни, по всей долине она владелица крепости и он её друг, но это место принадлежит только ей, а командир фальконеров — её единственный настоящий лорд…
Но сейчас это неважно. Она не позволит, чтобы это помешало ей. Она любит этого человека, и то, что ей предстоит, докажет эту любовь.
Подняв голову, она посмотрела ему в глаза.
— У меня есть предложение, фальконер. Оно выгодно обоим нашим народам, но гораздо больше твоему.
— Говори, — заинтересовался он, скрывая удивление и облегчение, так как не был уверен, что сможет отказать ей, если она будет его просить; в глубине души он знал, что скорее предпочтет медленную смерть от огня, чем причинит ей боль. Но насколько он знал её характер, такое испытание маловероятно, и её слова только подтвердили это. Она хочет обсудить не возможный союз между ними, иначе из этого не вышло бы ничего хорошего.
— Я теперь владею двумя долинами.
Наемник улыбнулся, хотя она произнесла это невеселым голосом.
— Многие лорды радовались бы этому.
— Многие лорды не возражали бы против пролития крови. — Она взяла себя в руки и продолжила: — В Морской крепости и Рейвенфидде довольно много земли. Эта территория не хуже, а может, и лучше той, которой владели фальконеры до поворота гор. Она очень похожа по рельефу местности, а вдобавок обладает удобным выходом к океану.
Если я уступлю вам Рейвенфилд и заключу договор, по которому вы сможете также пользоваться дикими землями Морской крепости, это даст твоему народу место, где он сможет жить, строиться и снова станет сильным.
— Ты понимаешь, что говоришь? — ахнул он, почти не веря собственным ушам.
— Сейчас дела обстоят так, что фальконерам грозит вымирание, — спокойно добавила она. — Я достаточно хорошо узнала вас, чтобы понять, что этого допустить нельзя. Причина для этого у меня есть. Я не могу контролировать врата, о которых говорила моя сестра, и у меня есть земля. А для вас она означала бы и полноценную жизнь, и новый дом в этом мире.
Он не ответил ни словом, ни жестом. Глаза Уны сузились.
— Ты думаешь, я готовлю для вас какую-то западню? Я говорю правду. Мне не нужен Рейвенфилд. Сама мысль о владении им, когда он добыт таким образом, внушает мне отвращение, какими бы справедливыми ни были наши действия. А что касается остального… Ничего не предпринимать, наблюдая, как народ, которому можно помочь, уходит в небытие, было бы страшным злом, делом самой Тьмы. Я считаю, у меня вообще нет выбора!
— Я верю в это, Уна из Морской крепости, — очень тихо сказал капитан. — Но что скажут твои люди и жители Рейвенфилда? Разве ты не опасаешься причинить им беспокойство?
— Я уже как-то сказала тебе, что сама жизнь — это риск. В данном случае я не верю, что вы или ваши потомки нарушили бы данные клятвы. Я не сделала бы такого предложения простым наемникам, Тарлах, или лорду и командиру другого народа. Твои фальконеры с честью доказали, что им можно делать такое предложение.
И с самого начала ставлю одно условие: к моим людям, женщинам и мужчинам, воинам и ремесленникам, жителям Морской крепости и Рейвенфилда, нужно относиться с уважением. Я не хочу, чтобы они испытывали обиду и оскорбления.
Она немного помолчала, потом продолжила:
— По той причине, что мы можем работать вместе достаточно успешно, я предпочту отдать Рейвенфилд лично тебе, а не просто твоему народу в целом или кому-то из ваших предводителей, и ты должен будешь подписать договор, который мы составим, и в будущем совместно решать все дела.
— Уна! Она замолчала, чтобы дать ему возможность прийти в себя. Если первая часть её предложения застала его врасплох, то последняя совершенно поразила и, может быть, вызвала даже нечто большее, чем просто изумление.
— Разрешено ли вам раздельное владение землей?
— Это не запрещено, — медленно проговорил он. — Такой вопрос у нас никогда не возникал. Но мы не сможем проследить за наследованием.
— Не думаю, чтобы такое положение дел сохранилось навсегда. — Она опустила глаза. — Просто я доверяю тебе больше, чем всем остальным, Тарлах, и… и не хочу общаться всю жизнь с мужчиной, который, как я знаю, меня презирает.
Она немного помолчала.
— У тебя будут трудности при переговорах со старшими офицерами фальконеров?
— Возможно. У всех есть гордость, но мы умеем прислушиваться к разумным доводам, что бы ни думали о нас другие. Если я сумею убедить их, что должен принять Рейвенфилд в качестве его лорда, они не будут возражать тому, что полезно. И по отношению к Морской крепости тоже, потому что с тобой они вряд ли захотят объединяться.