Андрэ Нортон,
ПОКОРЕННЫЙ КОРАБЛЬ
1
Жарко, сегодня будет очень жаркий день. Пожалуй, лучше сейчас же отыскать ручей в зарослях, пока солнце еще не прокалило землю. Это единственный источник воды на всей здешней пропеченной каменной сковородке.
Тревис Фокс наклонился вперед в седле, всматриваясь в розоватую полосу пустыни перед ним и далекую линию зеленого можжевельника и полыни: там начало зарослей, в которых прячется ручей. Эта пустыня недоступна для тех, кто не привык к подобной суровости.
Само время застыло здесь среди этих монотонных одноцветных скал и пустынной земли; вероятно, это теперь единственное такое место на земле. Повсюду пустыни обводнены, усилиями людей в них пришла морская вода, очищенная от соли. Современные фермы превратили древние песчаные барханы в туманные воспоминания. Человечество перестало зависеть от капризов погоды и климата. Но здесь пустыня лежит нетронутой: владеющая ею нация настолько богата, что может позволить себе не возделывать всю территорию.
Когда-нибудь и эта пустынная земля изменится, и все прошлое таких людей, как Тревис Фокс, исчезнет. Уже пятьсот лет, а может, и тысячу – никто не знает, когда на этой территории появились первые племена апачей, – в этих каньонах и песчаных просторах, в долинах и плоскогорьях живут суровые, привыкшие к диким просторам, закаленные люди; и живут практически на одних лишь ресурсах пустыни, чего не выдержал бы никакой другой народ без привозных припасов. Его предки почти четыреста лет назад воевали здесь. И теперь их потомки здесь же с такой же одержимостью пытаются выжить.
Ручей в зарослях... Смуглыми пальцами Тревис перебирал зарубки на седле, считая годы. Девятнадцать... двадцать... Двадцатый год после последней большой засухи, и если Чато прав, вода и здесь может иссякнуть. А ведь старик верно предсказал необычайно засушливое лето.
Если Тревис поскачет туда и обнаружит, что ручей пересох, он потеряет почти весь день, а время очень важно. Необходимо срочно перевести стадо к воде. С другой стороны, если он отправился в каньон Хохокам всего лишь из-за слуха и ошибся, Велан будет иметь полное право назвать его дураком. Велан упорно отказывается доверять знаниям стариков. И в этом Велан – родной брат Тревиса – сам дурак.
Тревис негромко рассмеялся. Белоглазые – он сознательно использовал старое воинское прозвище традиционного врага, даже произнес его вслух: "Пинда-лик-о-йи", – белоглазые всего не знают. И только некоторые из них готовы с этим согласиться.
Потом он снова рассмеялся, на этот раз над собой и своими мыслями. Поскреби скотовода, и под его высушенной солнцем кожей найдешь апача. Но в этом смехе звучала горькая нотка, и Тревис послал свою лошадь вперед с большей силой, чем было необходимо. Ему не хотелось продолжать думать все о том же. Он поедет в Хохокам и станет на сегодня индейцем; особенно испортить он ничего не сможет: все его мечты и так загублены.
Велан считает, что если он будет жить, как белоглазые, откажется от всего старого, то получит и преимущества белых. Велану кажется, что в прошлом нет ничего хорошего, и даже мысли о древних, об их делах и жизни – пустая трата времени. Тревис обнаружил, что его разочарование так же свежо, как и год назад.
Пегая лошадь осторожно пробиралась между булыжниками по руслу высохшего ручья. Странно, что в столь сухой местности в прошлом протекало много рек. Сохранились целые мили ирригационных каналов древних на иссушенной поверхности, которая ныне столетиями не знала дождей. Тревис заставил коня подняться по крутому склону и направился на запад, чувствуя, как солнце жжет кожу сквозь тонкую выцветшую рубашку.
Он сомневался, слышал ли вообще Велан о каньоне Хохокам. Это одно из тех мест, о которых знают только старики, такие, как Чато. Теперь апачи разделились на два типа: как Чато и как Велан. Чато просто отрицает существование белоглазых, он живет своей собственной жизнью за глухими ставнями, которые опустил между собой и остальным миром, миром белых. Велан же отрицает существование апачей и изо всех сил стремится стать белым.
Тревису показалось как-то, что он нашел третий путь, что можно совместить знания белых с преданиями и традициями апачей. Он считал, что нашел тех, кто с ним согласен. Но все это ушло, быстро, как тает капля воды на раскаленной поверхности скалы. Теперь он склонен согласиться с Чато, и, почувствовав это, Чато щедро делится с ним древними знаниями. Даже Велан не знает подобного о своих землях.
Отцу Чато – Тревис снова начал считать годы по зарубкам на седле – отцу Чато было бы сейчас сто двадцать лет, если бы он жил! И он родился в долине Хохокама, когда его семья скрывалась там от солдат в синих мундирах.
Чато помнил об этом каньоне и показал его Тревису, когда тот был еще так мал, что едва мог сжать бока лошади короткими ногами. И все эти годы Тревис снова и снова возвращался сюда. Пещеры Хохокама интересовали его, а ручей здесь никогда не пересыхал. Здесь растут сосны со съедобными орехами, а фруктовые деревья все еще приносят плоды. Когда-то здесь был сад, теперь – тайный оазис.
Тревис пробирался сквозь паутину старых каньонов тропой, ведомой только старикам, когда услышал глухой гул. Инстинктивно он натянул поводья, зная, что его скрывает тень скалы, и посмотрел в небо.
– Вертолет! – он произнес это вслух в совершенном удивлении. Он настолько глубоко погрузился за последние часы в эту лишенную возраста пустынную местность, что вид современной машины вызвал у него шок.
Может, это Велан за ним приглядывает? Тревис сжал рот. Но когда он на рассвете покидал ферму, Билл Красная Лошадь, внук Чато, чинил двигатель. И вряд ли Велан станет тратить горючее на пустые полеты над пустыней. С угрозой новой войны усилились ограничения на продажу горючего, да и вообще вертолет держали на крайний случай, а ездили исключительно верхом.
Угроза войны... Тревис думал о ней, глядя на улетающий вертолет. Сколько он себя помнит, газеты, радио, телевидение пугают войной. Небольшие стычки, постоянное тление, переговоры и переговоры. И вот несколько месяцев назад в Европе произошло что-то странное – большой взрыв на севере. Красные ничего не объяснили и окутали все покровом тайны, но ходили слухи, что взорвалась бомба нового типа. Возможно, это начало полного разрыва между Востоком и Западом.
И важные шишки, по-видимому, тоже так считают. Повсюду вводятся новые строгости, говорят о грядущих неприятностях. Ограничения на горючее, напряжение в воздухе...
Но здесь легко выбросить все это из головы. Пустыня равнодушна к людской суете. Эти скалы стояли здесь до того, как краснокожие люди его расы начали просачиваться сюда с севера. И будут стоять, может, радиоактивные, когда белоглазые сожгут и белых, и краснокожих, и вновь здесь не будет людей.
Вид вертолета пробудил воспоминания, которые Тревису не нравились. Машина исчезла в том направлении, куда он двигался, пока Тревис продолжал размышлять над ее появлением.
Вертолет не возвращался и поэтому Тревис больше не сомневался, что машина не местная. Если бы пилот искал стада, он сделал бы круг. Изыскатели? Но о правительственных экспедициях ничего слышно не было, а за последние пять лет изыскательские работы строго ограничивались.
Тревис отыскал замаскированный поворот в тайный каньон. Лошадь осторожно выбирала путь, а всадник осматривал местность. Никаких следов людей. Тревис щелкнул языком, и лошадь пошла быстрее. Они прошли еще примерно две мили по извивающейся дороге, когда он резко остановил лошадь.
Предупреждением послужил запах, принесенный ветерком. Это не пустынный ветер, пахнущий жарой и пылью, ветер донес запах горелого можжевельника. Лошадь заржала и закусила удила – впереди вода. Но впереди и люди!
Тревис слез с седла, прихватив с собой ружье. Если за последний год местность не изменилась, то впереди имеется хорошее укрытие у входа в каньон. Оттуда он сможет незаметно осмотреть лагерь. Потому что до него донеслись запахи именно лагеря: древесный дым, кофе, жареный бекон.
Подняться к наблюдательному пункту было легко. Внизу растут сосны, разогретые солнцем, они пахли сильнее чем обычно; щебетали мелкие птицы, занятые своими делами. Немного ниже лежит зеленая поляна у небольшого пруда, который питается бодрым ручьем и в котором отражается голубое небо. Между водой и большой пещерой, в которой жили древние, стоял вертолет. У костра готовил еду человек. Второй шел к пруду за водой.
Тревис видел, что это не скотоводы с какой-нибудь фермы. Но на них прочная одежда, приспособленная для открытой местности, и работают они в лагере уверенно и привычно. Он начал рассматривать их снаряжение.
Вертолет новейшей модели. В тени небольшой рощицы спальные мешки. Но никаких инструментов для копания, никаких признаков, что это изыскатели. Вернулся тот, что ходил к пруду, поставил ведро у костра, сел, скрестив ноги перед большим тюком, и принялся разворачивать его, освобождая от брезентового покрытия. Тревис видел, как он развернул коммуникатор новейшего образца.
Радист устанавливал антенны, когда Тревис услышал ржание своей пегой. Древний инстинкт, о котором он и не подозревал, заставил его, все еще стоя на коленях, развернуться и поднять ружье. И он сразу увидел другое оружие, безжалостно и смертоносно нацеленное ему в живот.
А над стволом холодные серые глаза смотрели на него с ледяным спокойствием, которое хуже всякой брани. Тревис считал себя достойным потомком длинного ряда суровых воинов. Но он знал, что ни ему, и его предкам не приходилось встречаться с таким человеком. Человек этот довольно молод, не старше его самого, и даже странно, что угрозе, столь явственно исходящей от него, не соответствует стройное гибкое тело и юное, почти мальчишеское лицо.
– Брось оружие! – юноша отдал приказ властно, не сомневаясь, что он будет выполнен. Тревис послушался, позволил ружью выпасть из рук и скользнуть по ноге на землю.
– Вставай! Быстрее! Спускайся... – поток приказов произносился негромко и ровно, и от этого угроза только усиливалась.
Тревис встал, повернулся к спуску и пошел вперед, подняв руки ладонями вверх на уровне плеч. Он не знал, на что наткнулся, но наверняка это что-то очень важное – и опасное. В этом он не сомневался.
Человек у костра и тот, что сидел у устройства связи, подняли головы и молча смотрели на него. Он спускался, тормозя на крутом склоне подошвами сапог. Не похожи на белых фермеров, которых он знает в этом округе. Но повар...
Тревис смотрел на него, удивленный: он видел этого человека, вернее, его портрет, совсем в других обстоятельствах.
– Где ты его нашел, Росс? – спросил связист.
– Лежал наверху и наблюдал, – ответил захвативший Тревиса человек с уже привычным немногословием.
Повар встал, вытер руки о тряпку и подошел к ним. Он был самым старшим по возрасту среди незнакомцев, с сильно загоревшей кожей и с голубыми глазами, составлявшими поразительный контраст этой коже. В нем чувствовалась властность, не соответствовавшая занятию, и в глазах Тревиса он сразу превратился в предводителя этой группы. Апач решил, что прием, который он здесь получит, зависит от этого человека. Но почему он все время вспоминает голову этого повара на фоне черного квадрата?
Незнакомец не торопился расспрашивать, Тревис тоже молчал, отвечая ему взглядом на взгляд. Это опасный человек, в нем сквозила та же сдержанная сила, что и в молодом, который захватил индейца на высоте.
– Апач, – не вопрос, а утверждение. Оно позволило Тревису точнее оценить незнакомца. Мало кто из современников способен отличить апача от хопи, определить навахо или юта одним взглядом.
– Фермер? – теперь прозвучал вопрос, и Тревис ответил на него правдиво. Он чувствовал растущее убеждение, что скрывать что-нибудь от этого белоглазого бесполезно, только хуже сделаешь.
– Пастух с "Дабл-Эй".
Связист развернул карту. Провел пальцем по ней и кивнул – не Тревису, а спрашивавшему.
– Ближайшая ферма на восток. Но он не может искать заблудившихся животных в этом районе.
– Вода, – старший кивнул на пруд. – О ней знали старики.
Это был косвенный вопрос. И Тревис почему-то ответил и на него.
– Старики знали. И не только об этом, – подбородком он указал на развалины у пещеры. – Здесь жили древние. Эта вода никогда не пересыхает.
– А год нынче плохой, – незнакомец потер рукой подбородок, по-прежнему разглядывая Тревиса голубыми глазами. – Осложнение, которое мы не предвидели. Значит, на "Дабл-Эй" в такие засушливые года держат здесь стадо, сынок?
И снова Тревис ответил правду:
– Еще нет. Сейчас об этом месте мало кто знает. Никто не хочет слушать рассказы стариков. – Его по-прежнему мучило воспоминание о лице этого человека. Черный квадрат – рамка! Рамка портрета! А портрет висел в университете над столом доктора Моргана.
– Но ты-то слушаешь... – снова взвешивающий взгляд, который словно раздевал апача. Эти глаза будто стремились проникнуть ему в голову. Кабинет доктора Моргана, портрет этого человека, а за ним на фотографии ступенчатая пирамида.
– Да, – отвечая, Тревис старался вспомнить больше.
– Проблема в том, гуляка, – лениво заговорил человек у коммуникатора, – что нам теперь с тобой делать? Как, Эш? Может, уложить его отдыхать? Прямо здесь? – и он указал на руины.
Эш! Доктор Гордон Эш! Наконец он знает имя незнакомца. И одновременно понимает, по какой причине он может здесь находиться. Эш – археолог. Но Тревису не нужно было снова смотреть на коммуникатор, чтобы понять, что это совсем не археологическая экспедиция. Что доктор Эш со своими спутниками делает в каньоне Мертвых?
– Можешь опустить руки, сынок, – сказал доктор Эш. – И ты облегчишь свое положение, если согласишься немного времени провести с нами.
– Сколько? – спросил Тревис.
– Зависит от разных обстоятельств, – ответил Эш.
– Я оставил там свою лошадь. Ее нужно напоить.
– Приведи лошадь, Росс.
Тревис повернул голову. Молодой человек спрятал свое странно выглядевшее оружие и поднялся по склону. Вскоре он вернулся с пегой. Тревис снял с лошади седло и отпустил ее. Потом вернулся к лагерю, где его поджидал Эш.
– Значит, немногие знают об этом месте?
Тревис пожал плечами.
– Еще один человек на "Дабл-Эй", он очень стар. Его отец здесь родился. Давно, когда апачи воевали с армией. Больше никто этим не интересуется.
– Значит, раскопок в этих руинах не проводилось?
– Немного – однажды.
– Кто копал?
Тревис откинул свою шляпу.
– Я! – Ответ его прозвучал коротко и враждебно.
– Да? – Эш достал пачку сигарет, протянул Тревису. Тот, не раздумывая, взял одну.
– Вы приехали на раскопки? – в свою очередь спросил апач.
– Некоторым образом, – но когда Эш оглянулся на руины, Тревис подумал, что его интересует нечто более важное, чем эти пропеченные солнцем камни.
– Я думал, вы занимаетесь цивилизациями до времен майя, доктор Эш, – Тревис присел на корточки, достал из костра горящую ветку и прикурил; внутренне он обрадовался удивленному тону археолога.
– Ты меня знаешь! – в словах зазвучал вызов.
Тревис покачал головой:
– Я знаю доктора Прентиса Моргана.
– Вот оно что! Ты один из его умных мальчиков!
– Нет, – в коротком ответе слышны были горечь и предупреждение. Собеседник оказался достаточно чувствителен, чтобы не задавать других вопросов.
– Мясо готово, Эш? – спросил связист. Подошел к костру и молодой человек, которого Эш называл Росс, и протянул руку к сковороде. Тревис смотрел на его руку. Множество глубоких шрамов. Индейцу приходилось видеть такие шрамы. Это сильные болезненные ожоги. Он торопливо отвел взгляд. Росс принялся раскладывать еду на тарелки, а Тревис достал из седельного мешка собственное продовольствие.
Ели молча, но молчание казалось дружеским. Напряжение первых минут встречи спало. Тревиса интересовали эти люди, он хотел больше узнать о них, понять, что они здесь делают. Его раздражала легкость, с какой его захватили. Этот молодой Росс – хороший следопыт. У него должен быть опыт в подобных играх. Апач хотел поближе взглянуть на его оружие. Он был убежден, что это не обычный револьвер. И тот факт, что Росс готов был им воспользоваться, свидетельствовал, что он ожидал нападения.
Между Эшем и Россом с одной стороны, и связистом – с другой, имелась существенная разница. Чем больше Тревис украдкой поглядывал на них, тем больше убеждался в этом. Эш и Росс – люди одной породы. Оба сильно загорели, у обоих неслышная походка, они постоянно насторожены. Чем больше Тревис смотрел, как они едят, а потом убирают за собой, тем больше убеждался, что они пришли не для раскопок развалин, что они заняты каким-то серьезным и, может быть, опасным делом.
Он не задавал вопросов, дожидаясь от них первого хода. Мир в маленьком лагере нарушил коммуникатор. Послышался предупреждающий треск, и связист подбежал к прибору. Надел наушники и прослушал сообщение.
– Надо поторопиться. Сегодня ночью начнут завозить оборудование!
Тревис Фокс наклонился вперед в седле, всматриваясь в розоватую полосу пустыни перед ним и далекую линию зеленого можжевельника и полыни: там начало зарослей, в которых прячется ручей. Эта пустыня недоступна для тех, кто не привык к подобной суровости.
Само время застыло здесь среди этих монотонных одноцветных скал и пустынной земли; вероятно, это теперь единственное такое место на земле. Повсюду пустыни обводнены, усилиями людей в них пришла морская вода, очищенная от соли. Современные фермы превратили древние песчаные барханы в туманные воспоминания. Человечество перестало зависеть от капризов погоды и климата. Но здесь пустыня лежит нетронутой: владеющая ею нация настолько богата, что может позволить себе не возделывать всю территорию.
Когда-нибудь и эта пустынная земля изменится, и все прошлое таких людей, как Тревис Фокс, исчезнет. Уже пятьсот лет, а может, и тысячу – никто не знает, когда на этой территории появились первые племена апачей, – в этих каньонах и песчаных просторах, в долинах и плоскогорьях живут суровые, привыкшие к диким просторам, закаленные люди; и живут практически на одних лишь ресурсах пустыни, чего не выдержал бы никакой другой народ без привозных припасов. Его предки почти четыреста лет назад воевали здесь. И теперь их потомки здесь же с такой же одержимостью пытаются выжить.
Ручей в зарослях... Смуглыми пальцами Тревис перебирал зарубки на седле, считая годы. Девятнадцать... двадцать... Двадцатый год после последней большой засухи, и если Чато прав, вода и здесь может иссякнуть. А ведь старик верно предсказал необычайно засушливое лето.
Если Тревис поскачет туда и обнаружит, что ручей пересох, он потеряет почти весь день, а время очень важно. Необходимо срочно перевести стадо к воде. С другой стороны, если он отправился в каньон Хохокам всего лишь из-за слуха и ошибся, Велан будет иметь полное право назвать его дураком. Велан упорно отказывается доверять знаниям стариков. И в этом Велан – родной брат Тревиса – сам дурак.
Тревис негромко рассмеялся. Белоглазые – он сознательно использовал старое воинское прозвище традиционного врага, даже произнес его вслух: "Пинда-лик-о-йи", – белоглазые всего не знают. И только некоторые из них готовы с этим согласиться.
Потом он снова рассмеялся, на этот раз над собой и своими мыслями. Поскреби скотовода, и под его высушенной солнцем кожей найдешь апача. Но в этом смехе звучала горькая нотка, и Тревис послал свою лошадь вперед с большей силой, чем было необходимо. Ему не хотелось продолжать думать все о том же. Он поедет в Хохокам и станет на сегодня индейцем; особенно испортить он ничего не сможет: все его мечты и так загублены.
Велан считает, что если он будет жить, как белоглазые, откажется от всего старого, то получит и преимущества белых. Велану кажется, что в прошлом нет ничего хорошего, и даже мысли о древних, об их делах и жизни – пустая трата времени. Тревис обнаружил, что его разочарование так же свежо, как и год назад.
Пегая лошадь осторожно пробиралась между булыжниками по руслу высохшего ручья. Странно, что в столь сухой местности в прошлом протекало много рек. Сохранились целые мили ирригационных каналов древних на иссушенной поверхности, которая ныне столетиями не знала дождей. Тревис заставил коня подняться по крутому склону и направился на запад, чувствуя, как солнце жжет кожу сквозь тонкую выцветшую рубашку.
Он сомневался, слышал ли вообще Велан о каньоне Хохокам. Это одно из тех мест, о которых знают только старики, такие, как Чато. Теперь апачи разделились на два типа: как Чато и как Велан. Чато просто отрицает существование белоглазых, он живет своей собственной жизнью за глухими ставнями, которые опустил между собой и остальным миром, миром белых. Велан же отрицает существование апачей и изо всех сил стремится стать белым.
Тревису показалось как-то, что он нашел третий путь, что можно совместить знания белых с преданиями и традициями апачей. Он считал, что нашел тех, кто с ним согласен. Но все это ушло, быстро, как тает капля воды на раскаленной поверхности скалы. Теперь он склонен согласиться с Чато, и, почувствовав это, Чато щедро делится с ним древними знаниями. Даже Велан не знает подобного о своих землях.
Отцу Чато – Тревис снова начал считать годы по зарубкам на седле – отцу Чато было бы сейчас сто двадцать лет, если бы он жил! И он родился в долине Хохокама, когда его семья скрывалась там от солдат в синих мундирах.
Чато помнил об этом каньоне и показал его Тревису, когда тот был еще так мал, что едва мог сжать бока лошади короткими ногами. И все эти годы Тревис снова и снова возвращался сюда. Пещеры Хохокама интересовали его, а ручей здесь никогда не пересыхал. Здесь растут сосны со съедобными орехами, а фруктовые деревья все еще приносят плоды. Когда-то здесь был сад, теперь – тайный оазис.
Тревис пробирался сквозь паутину старых каньонов тропой, ведомой только старикам, когда услышал глухой гул. Инстинктивно он натянул поводья, зная, что его скрывает тень скалы, и посмотрел в небо.
– Вертолет! – он произнес это вслух в совершенном удивлении. Он настолько глубоко погрузился за последние часы в эту лишенную возраста пустынную местность, что вид современной машины вызвал у него шок.
Может, это Велан за ним приглядывает? Тревис сжал рот. Но когда он на рассвете покидал ферму, Билл Красная Лошадь, внук Чато, чинил двигатель. И вряд ли Велан станет тратить горючее на пустые полеты над пустыней. С угрозой новой войны усилились ограничения на продажу горючего, да и вообще вертолет держали на крайний случай, а ездили исключительно верхом.
Угроза войны... Тревис думал о ней, глядя на улетающий вертолет. Сколько он себя помнит, газеты, радио, телевидение пугают войной. Небольшие стычки, постоянное тление, переговоры и переговоры. И вот несколько месяцев назад в Европе произошло что-то странное – большой взрыв на севере. Красные ничего не объяснили и окутали все покровом тайны, но ходили слухи, что взорвалась бомба нового типа. Возможно, это начало полного разрыва между Востоком и Западом.
И важные шишки, по-видимому, тоже так считают. Повсюду вводятся новые строгости, говорят о грядущих неприятностях. Ограничения на горючее, напряжение в воздухе...
Но здесь легко выбросить все это из головы. Пустыня равнодушна к людской суете. Эти скалы стояли здесь до того, как краснокожие люди его расы начали просачиваться сюда с севера. И будут стоять, может, радиоактивные, когда белоглазые сожгут и белых, и краснокожих, и вновь здесь не будет людей.
Вид вертолета пробудил воспоминания, которые Тревису не нравились. Машина исчезла в том направлении, куда он двигался, пока Тревис продолжал размышлять над ее появлением.
Вертолет не возвращался и поэтому Тревис больше не сомневался, что машина не местная. Если бы пилот искал стада, он сделал бы круг. Изыскатели? Но о правительственных экспедициях ничего слышно не было, а за последние пять лет изыскательские работы строго ограничивались.
Тревис отыскал замаскированный поворот в тайный каньон. Лошадь осторожно выбирала путь, а всадник осматривал местность. Никаких следов людей. Тревис щелкнул языком, и лошадь пошла быстрее. Они прошли еще примерно две мили по извивающейся дороге, когда он резко остановил лошадь.
Предупреждением послужил запах, принесенный ветерком. Это не пустынный ветер, пахнущий жарой и пылью, ветер донес запах горелого можжевельника. Лошадь заржала и закусила удила – впереди вода. Но впереди и люди!
Тревис слез с седла, прихватив с собой ружье. Если за последний год местность не изменилась, то впереди имеется хорошее укрытие у входа в каньон. Оттуда он сможет незаметно осмотреть лагерь. Потому что до него донеслись запахи именно лагеря: древесный дым, кофе, жареный бекон.
Подняться к наблюдательному пункту было легко. Внизу растут сосны, разогретые солнцем, они пахли сильнее чем обычно; щебетали мелкие птицы, занятые своими делами. Немного ниже лежит зеленая поляна у небольшого пруда, который питается бодрым ручьем и в котором отражается голубое небо. Между водой и большой пещерой, в которой жили древние, стоял вертолет. У костра готовил еду человек. Второй шел к пруду за водой.
Тревис видел, что это не скотоводы с какой-нибудь фермы. Но на них прочная одежда, приспособленная для открытой местности, и работают они в лагере уверенно и привычно. Он начал рассматривать их снаряжение.
Вертолет новейшей модели. В тени небольшой рощицы спальные мешки. Но никаких инструментов для копания, никаких признаков, что это изыскатели. Вернулся тот, что ходил к пруду, поставил ведро у костра, сел, скрестив ноги перед большим тюком, и принялся разворачивать его, освобождая от брезентового покрытия. Тревис видел, как он развернул коммуникатор новейшего образца.
Радист устанавливал антенны, когда Тревис услышал ржание своей пегой. Древний инстинкт, о котором он и не подозревал, заставил его, все еще стоя на коленях, развернуться и поднять ружье. И он сразу увидел другое оружие, безжалостно и смертоносно нацеленное ему в живот.
А над стволом холодные серые глаза смотрели на него с ледяным спокойствием, которое хуже всякой брани. Тревис считал себя достойным потомком длинного ряда суровых воинов. Но он знал, что ни ему, и его предкам не приходилось встречаться с таким человеком. Человек этот довольно молод, не старше его самого, и даже странно, что угрозе, столь явственно исходящей от него, не соответствует стройное гибкое тело и юное, почти мальчишеское лицо.
– Брось оружие! – юноша отдал приказ властно, не сомневаясь, что он будет выполнен. Тревис послушался, позволил ружью выпасть из рук и скользнуть по ноге на землю.
– Вставай! Быстрее! Спускайся... – поток приказов произносился негромко и ровно, и от этого угроза только усиливалась.
Тревис встал, повернулся к спуску и пошел вперед, подняв руки ладонями вверх на уровне плеч. Он не знал, на что наткнулся, но наверняка это что-то очень важное – и опасное. В этом он не сомневался.
Человек у костра и тот, что сидел у устройства связи, подняли головы и молча смотрели на него. Он спускался, тормозя на крутом склоне подошвами сапог. Не похожи на белых фермеров, которых он знает в этом округе. Но повар...
Тревис смотрел на него, удивленный: он видел этого человека, вернее, его портрет, совсем в других обстоятельствах.
– Где ты его нашел, Росс? – спросил связист.
– Лежал наверху и наблюдал, – ответил захвативший Тревиса человек с уже привычным немногословием.
Повар встал, вытер руки о тряпку и подошел к ним. Он был самым старшим по возрасту среди незнакомцев, с сильно загоревшей кожей и с голубыми глазами, составлявшими поразительный контраст этой коже. В нем чувствовалась властность, не соответствовавшая занятию, и в глазах Тревиса он сразу превратился в предводителя этой группы. Апач решил, что прием, который он здесь получит, зависит от этого человека. Но почему он все время вспоминает голову этого повара на фоне черного квадрата?
Незнакомец не торопился расспрашивать, Тревис тоже молчал, отвечая ему взглядом на взгляд. Это опасный человек, в нем сквозила та же сдержанная сила, что и в молодом, который захватил индейца на высоте.
– Апач, – не вопрос, а утверждение. Оно позволило Тревису точнее оценить незнакомца. Мало кто из современников способен отличить апача от хопи, определить навахо или юта одним взглядом.
– Фермер? – теперь прозвучал вопрос, и Тревис ответил на него правдиво. Он чувствовал растущее убеждение, что скрывать что-нибудь от этого белоглазого бесполезно, только хуже сделаешь.
– Пастух с "Дабл-Эй".
Связист развернул карту. Провел пальцем по ней и кивнул – не Тревису, а спрашивавшему.
– Ближайшая ферма на восток. Но он не может искать заблудившихся животных в этом районе.
– Вода, – старший кивнул на пруд. – О ней знали старики.
Это был косвенный вопрос. И Тревис почему-то ответил и на него.
– Старики знали. И не только об этом, – подбородком он указал на развалины у пещеры. – Здесь жили древние. Эта вода никогда не пересыхает.
– А год нынче плохой, – незнакомец потер рукой подбородок, по-прежнему разглядывая Тревиса голубыми глазами. – Осложнение, которое мы не предвидели. Значит, на "Дабл-Эй" в такие засушливые года держат здесь стадо, сынок?
И снова Тревис ответил правду:
– Еще нет. Сейчас об этом месте мало кто знает. Никто не хочет слушать рассказы стариков. – Его по-прежнему мучило воспоминание о лице этого человека. Черный квадрат – рамка! Рамка портрета! А портрет висел в университете над столом доктора Моргана.
– Но ты-то слушаешь... – снова взвешивающий взгляд, который словно раздевал апача. Эти глаза будто стремились проникнуть ему в голову. Кабинет доктора Моргана, портрет этого человека, а за ним на фотографии ступенчатая пирамида.
– Да, – отвечая, Тревис старался вспомнить больше.
– Проблема в том, гуляка, – лениво заговорил человек у коммуникатора, – что нам теперь с тобой делать? Как, Эш? Может, уложить его отдыхать? Прямо здесь? – и он указал на руины.
Эш! Доктор Гордон Эш! Наконец он знает имя незнакомца. И одновременно понимает, по какой причине он может здесь находиться. Эш – археолог. Но Тревису не нужно было снова смотреть на коммуникатор, чтобы понять, что это совсем не археологическая экспедиция. Что доктор Эш со своими спутниками делает в каньоне Мертвых?
– Можешь опустить руки, сынок, – сказал доктор Эш. – И ты облегчишь свое положение, если согласишься немного времени провести с нами.
– Сколько? – спросил Тревис.
– Зависит от разных обстоятельств, – ответил Эш.
– Я оставил там свою лошадь. Ее нужно напоить.
– Приведи лошадь, Росс.
Тревис повернул голову. Молодой человек спрятал свое странно выглядевшее оружие и поднялся по склону. Вскоре он вернулся с пегой. Тревис снял с лошади седло и отпустил ее. Потом вернулся к лагерю, где его поджидал Эш.
– Значит, немногие знают об этом месте?
Тревис пожал плечами.
– Еще один человек на "Дабл-Эй", он очень стар. Его отец здесь родился. Давно, когда апачи воевали с армией. Больше никто этим не интересуется.
– Значит, раскопок в этих руинах не проводилось?
– Немного – однажды.
– Кто копал?
Тревис откинул свою шляпу.
– Я! – Ответ его прозвучал коротко и враждебно.
– Да? – Эш достал пачку сигарет, протянул Тревису. Тот, не раздумывая, взял одну.
– Вы приехали на раскопки? – в свою очередь спросил апач.
– Некоторым образом, – но когда Эш оглянулся на руины, Тревис подумал, что его интересует нечто более важное, чем эти пропеченные солнцем камни.
– Я думал, вы занимаетесь цивилизациями до времен майя, доктор Эш, – Тревис присел на корточки, достал из костра горящую ветку и прикурил; внутренне он обрадовался удивленному тону археолога.
– Ты меня знаешь! – в словах зазвучал вызов.
Тревис покачал головой:
– Я знаю доктора Прентиса Моргана.
– Вот оно что! Ты один из его умных мальчиков!
– Нет, – в коротком ответе слышны были горечь и предупреждение. Собеседник оказался достаточно чувствителен, чтобы не задавать других вопросов.
– Мясо готово, Эш? – спросил связист. Подошел к костру и молодой человек, которого Эш называл Росс, и протянул руку к сковороде. Тревис смотрел на его руку. Множество глубоких шрамов. Индейцу приходилось видеть такие шрамы. Это сильные болезненные ожоги. Он торопливо отвел взгляд. Росс принялся раскладывать еду на тарелки, а Тревис достал из седельного мешка собственное продовольствие.
Ели молча, но молчание казалось дружеским. Напряжение первых минут встречи спало. Тревиса интересовали эти люди, он хотел больше узнать о них, понять, что они здесь делают. Его раздражала легкость, с какой его захватили. Этот молодой Росс – хороший следопыт. У него должен быть опыт в подобных играх. Апач хотел поближе взглянуть на его оружие. Он был убежден, что это не обычный револьвер. И тот факт, что Росс готов был им воспользоваться, свидетельствовал, что он ожидал нападения.
Между Эшем и Россом с одной стороны, и связистом – с другой, имелась существенная разница. Чем больше Тревис украдкой поглядывал на них, тем больше убеждался в этом. Эш и Росс – люди одной породы. Оба сильно загорели, у обоих неслышная походка, они постоянно насторожены. Чем больше Тревис смотрел, как они едят, а потом убирают за собой, тем больше убеждался, что они пришли не для раскопок развалин, что они заняты каким-то серьезным и, может быть, опасным делом.
Он не задавал вопросов, дожидаясь от них первого хода. Мир в маленьком лагере нарушил коммуникатор. Послышался предупреждающий треск, и связист подбежал к прибору. Надел наушники и прослушал сообщение.
– Надо поторопиться. Сегодня ночью начнут завозить оборудование!
2
– Ну что? – взгляд Росса скользнул по Тревису и остановился на Эше.
– Кто-нибудь знает, что ты поехал сюда? – спросил старший у наездника с фермы.
– Я поехал проверять источники воды. Если не вернусь на ферму, меня будут искать, да, – Тревис не считал необходимым сообщать подробности. Во-первых, Велан не встревожится, даже если он не вернется и через двадцать четыре часа, во-вторых, предполагается, что он поехал на юг.
– Ты говоришь, что знаешь Прентиса Моргана. Насколько хорошо?
– Я учился у него в университете – какое-то время.
– Как тебя зовут?
– Фокс. Тревис Фокс.
Вмешался связист, снова сверившийся с картой:
– "Дабл-Эй" принадлежит Фоксу...
– Мой брат. Я у него работаю, только и всего.
– Грант, – повернулся Эш к связисту, – поставьте отметку "срочно" и отправьте Кэлгаррису. Пусть проверит Фокса – во всех отношениях.
– Мы можем отправить его, когда прибудет первый груз, шеф. Его продержат в штабе столько, сколько нам нужно, – заметил Росс, как будто Тревис перестал быть человеком и превратился всего лишь в раздражающую помеху.
Эш покачал головой.
– Послушай, Фокс, мы не хотим тебе зла. Тебе просто не повезло, что ты нас сегодня выследил. Откровенно говоря, мы не должны привлекать внимание к своей деятельности. Но если ты дашь мне слово, что не будешь уходить дальше этого холма, мы пока на этом кончим...
Тревису меньше всего хотелось уходить. Любопытство его было возбуждено, и он не собирался уходить, пока его не утащат. А это, решил он, сделать им будет нелегко.
– Договорились.
Но Эша уже интересовало другое.
– Ты говоришь, что немного раскапывал здесь. И что нашел?
– Обычные находки: керамика, несколько наконечников стрел. Это поселок доколумбовых времен. В горах множество подобных развалин.
– А вы чего ожидали, шеф? – спросил Росс.
– Ну, всегда имеется небольшой шанс, – неопределенно ответил Эш. – Этот климат способствует сохранности. Мы нашли ведра, ткани, другие непрочные вещи...
– Ну, кости и ведра – это совсем не то, что нам нужно, – Росс прижал обожженную руку к груди и задумчиво потер шрамы, словно рана все еще болела. – Лучше начнем готовить огни, если парни собираются появиться сегодня.
Пегая паслась в центре луга, а Росс и Эш расставили на равных интервалах два ряда небольших пластиковых канистр. Тревис догадался, что они готовят посадочную полосу. Но она вдвое больше, чем нужна для такого вертолета. Потом Эш прислонился спиной к дереву, просматривая заметки в своей пухлой записной книжке, а Росс принес войлочный сверток и развернул его.
Внутри оказались пять каменных наконечников, прекрасной работы, слишком длинных для стрел. Тревис узнают их форму, рисунок этих заостренных краев! Работа искусней, чем у его предков, и в то же время гораздо древнее. Он держал такие в руках, восхищался искусством и терпением, с каким забытый мастер скалывал их края. Наконечники Фолсома! Они предназначались для копий, с которыми человек охотился на мамонтов, гигантских бизонов, пещерных медведей и аляскинских львов.
– Фолсомский человек... Здесь? – он заметил, как Росс взглянул на него, Эш оторвался от записной книжки.
Росс протянул один наконечник Тревису. Тот осторожно взял его. Головка превосходной работы. Он повертел ее в пальцах и остановился, сам не зная почему.
– Подделка.
Уверен ли он? Ему приходилось держать наконечники Фолсома, бесспорно, древние, но так же превосходно сохранившиеся. Но тут – нет ощущения подлинности. Другого объяснения у него не было.
– Почему ты так считаешь? – спросил Эш.
– Вот этот получил сертификат Стэффердса, – Росс протянул ему второй наконечник. Но Тревис, несмотря на мнение крупнейшего авторитета по доисторической Америке, не усомнился в своей оценке.
– Нет ощущения правильности.
Эш кивнул Россу, и тот дал Тревису третий наконечник. Внешне он ничем не отличался от предыдущих. Но, проведя пальцем по острому краю, Тревис понял, что этот – не подделка. Подлинник. Он так и сказал.
– Ну, ну... – Росс изучал свой запас наконечников. – Появляется что-то новое, – сообщил он в пустое пространство перед собой.
– Такое случалось и раньше, – сказал Эш. – Дай ему свое оружие.
На мгновение показалось, что Росс откажется. Он нахмурился, доставая оружие. Апач, осторожно положив наконечники, взял оружие и принялся внимательно рассматривать его. Хотя внешне оно напоминало револьвер, имелось множество отличий. Оружие Тревису совершенно незнакомо. Он прицелился в древесный ствол и почувствовал, что рукоять неудобная, как будто предназначалась для руки с другим устройством.
И чем дольше он держал оружие, чем яснее чувствовал что-то странное. И это ощущение ему не нравилось...
Тревис положил оружие рядом с наконечником, глядя на них широко раскрытыми удивленными глазами. У него сложилось ощущение древности, большого промежутка времени, отделяющего его от этих двух столь разных орудий. Относительно наконечника Фолсома это правильно. Но почему появилось то же ощущение относительно револьвера? Он привык полагаться на свои ощущения, неудача его смутила.
– Каков возраст пистолета? – спросил Эш.
– Не может быть... – здравый смысл Тревиса протестовал. – Не могу поверить, что он такой древний... древнее этого наконечника.
– Братец! – Росс разглядывал его со странным выражением. – Да тебе выступать нужно! – он вернул пистолет в кобуру. – Итак, у нас появился отгадчик возраста, шеф.
– Такие способности известны, – с отсутствующим видом заметил Эш. – Я встречался с ними и раньше.
– Но пистолет не может быть таким древним! – возразил Тревис. Левая бровь Росса сардонически приподнялась.
– Это ты так считаешь, братец, – сказал он. – Новобранец? – новая реплика адресовалась Эшу. Тот хмурился, но на вопрос Росса ответил улыбкой, такой теплой, что Тревис почувствовал себя неудобно. Улыбка свидетельствовала, что эти двое составляют хорошо сработавшуюся команду, а все остальные из нее исключаются.
– Не торопись, мальчик, – Эш встал и направился к коммуникатору. – Есть ли новости с фронта?
– Сплошной треск, – фыркнул связист. – Как только отсортирую одну интерферирующую волну, вмешивается другая. Может, когда-нибудь сделают эти уоки-токи надежными, чтобы не болели барабанные перепонки. Нет, для нас пока ничего.
Тревис хотел задать вопросы, множество вопросов. Но был уверен, что на большинство получит уклончивые ответы. Он попытался как-то разместить этот странный пистолет среди множества догадок, предположений и намеков, и не смог. Но тут же забыл об этом, когда Эш сел и заговорил об археологии. Вначале Тревис только слушал, потом обнаружил, что все больше и больше втягивается в разговор, отвечает, высказывает мнение, один или два раза даже возразил. Предания апачей, руины в горах, люди Фолсома – разговор затрагивал многие темы. И только когда Тревис начал говорить свободно, со страстью человека, который долго молчал, он вдруг понял, что Эш проверяет его осведомленность в этой области.
– Тяжело они жили, – заметил Росс, когда Тревис закончил рассказ о жизни апачей в этом лагере в прошлом.
– Для тебя это хорошо, – сказал со смехом Грант, но тут же надел наушники. Коммуникатор ожил. Грант одной рукой положил на колени блокнот и принялся быстро записывать.
Тревис разглядывал тени утесов. Скоро закат, и его все больше охватывало нетерпение. Все равно, что в театре ждешь поднятия занавеса – или ждешь из-за поворота неприятеля, лежа с ружьем в руках.
Эш взял у Гранта исписанную страничку, сверился с записями в собственной книжке. Росс, внешне совершенно спокойный и даже сонный, жевал длинную травинку. Но Тревис подозревал, что стоит ему сделать неверный шаг, и Росс тут же проснется.
– Знаешь, когда-то тут жило много людей, – лениво заметил Росс. – Вот эти развалины похожи на настоящий большой жилой дом. В нем могло жить человек двести. Как они жили? Ведь это маленькая долина.
– К северо-западу лежит другая долина. Там еще сохранились ирригационные каналы, – ответил Тревис. – И они охотились. Индейки, олени, антилопы, даже буйвол, если повезет.
– Если бы человек смог заглянуть в прошлое, он многое мог бы узнать...
– Кто-нибудь знает, что ты поехал сюда? – спросил старший у наездника с фермы.
– Я поехал проверять источники воды. Если не вернусь на ферму, меня будут искать, да, – Тревис не считал необходимым сообщать подробности. Во-первых, Велан не встревожится, даже если он не вернется и через двадцать четыре часа, во-вторых, предполагается, что он поехал на юг.
– Ты говоришь, что знаешь Прентиса Моргана. Насколько хорошо?
– Я учился у него в университете – какое-то время.
– Как тебя зовут?
– Фокс. Тревис Фокс.
Вмешался связист, снова сверившийся с картой:
– "Дабл-Эй" принадлежит Фоксу...
– Мой брат. Я у него работаю, только и всего.
– Грант, – повернулся Эш к связисту, – поставьте отметку "срочно" и отправьте Кэлгаррису. Пусть проверит Фокса – во всех отношениях.
– Мы можем отправить его, когда прибудет первый груз, шеф. Его продержат в штабе столько, сколько нам нужно, – заметил Росс, как будто Тревис перестал быть человеком и превратился всего лишь в раздражающую помеху.
Эш покачал головой.
– Послушай, Фокс, мы не хотим тебе зла. Тебе просто не повезло, что ты нас сегодня выследил. Откровенно говоря, мы не должны привлекать внимание к своей деятельности. Но если ты дашь мне слово, что не будешь уходить дальше этого холма, мы пока на этом кончим...
Тревису меньше всего хотелось уходить. Любопытство его было возбуждено, и он не собирался уходить, пока его не утащат. А это, решил он, сделать им будет нелегко.
– Договорились.
Но Эша уже интересовало другое.
– Ты говоришь, что немного раскапывал здесь. И что нашел?
– Обычные находки: керамика, несколько наконечников стрел. Это поселок доколумбовых времен. В горах множество подобных развалин.
– А вы чего ожидали, шеф? – спросил Росс.
– Ну, всегда имеется небольшой шанс, – неопределенно ответил Эш. – Этот климат способствует сохранности. Мы нашли ведра, ткани, другие непрочные вещи...
– Ну, кости и ведра – это совсем не то, что нам нужно, – Росс прижал обожженную руку к груди и задумчиво потер шрамы, словно рана все еще болела. – Лучше начнем готовить огни, если парни собираются появиться сегодня.
Пегая паслась в центре луга, а Росс и Эш расставили на равных интервалах два ряда небольших пластиковых канистр. Тревис догадался, что они готовят посадочную полосу. Но она вдвое больше, чем нужна для такого вертолета. Потом Эш прислонился спиной к дереву, просматривая заметки в своей пухлой записной книжке, а Росс принес войлочный сверток и развернул его.
Внутри оказались пять каменных наконечников, прекрасной работы, слишком длинных для стрел. Тревис узнают их форму, рисунок этих заостренных краев! Работа искусней, чем у его предков, и в то же время гораздо древнее. Он держал такие в руках, восхищался искусством и терпением, с каким забытый мастер скалывал их края. Наконечники Фолсома! Они предназначались для копий, с которыми человек охотился на мамонтов, гигантских бизонов, пещерных медведей и аляскинских львов.
– Фолсомский человек... Здесь? – он заметил, как Росс взглянул на него, Эш оторвался от записной книжки.
Росс протянул один наконечник Тревису. Тот осторожно взял его. Головка превосходной работы. Он повертел ее в пальцах и остановился, сам не зная почему.
– Подделка.
Уверен ли он? Ему приходилось держать наконечники Фолсома, бесспорно, древние, но так же превосходно сохранившиеся. Но тут – нет ощущения подлинности. Другого объяснения у него не было.
– Почему ты так считаешь? – спросил Эш.
– Вот этот получил сертификат Стэффердса, – Росс протянул ему второй наконечник. Но Тревис, несмотря на мнение крупнейшего авторитета по доисторической Америке, не усомнился в своей оценке.
– Нет ощущения правильности.
Эш кивнул Россу, и тот дал Тревису третий наконечник. Внешне он ничем не отличался от предыдущих. Но, проведя пальцем по острому краю, Тревис понял, что этот – не подделка. Подлинник. Он так и сказал.
– Ну, ну... – Росс изучал свой запас наконечников. – Появляется что-то новое, – сообщил он в пустое пространство перед собой.
– Такое случалось и раньше, – сказал Эш. – Дай ему свое оружие.
На мгновение показалось, что Росс откажется. Он нахмурился, доставая оружие. Апач, осторожно положив наконечники, взял оружие и принялся внимательно рассматривать его. Хотя внешне оно напоминало револьвер, имелось множество отличий. Оружие Тревису совершенно незнакомо. Он прицелился в древесный ствол и почувствовал, что рукоять неудобная, как будто предназначалась для руки с другим устройством.
И чем дольше он держал оружие, чем яснее чувствовал что-то странное. И это ощущение ему не нравилось...
Тревис положил оружие рядом с наконечником, глядя на них широко раскрытыми удивленными глазами. У него сложилось ощущение древности, большого промежутка времени, отделяющего его от этих двух столь разных орудий. Относительно наконечника Фолсома это правильно. Но почему появилось то же ощущение относительно револьвера? Он привык полагаться на свои ощущения, неудача его смутила.
– Каков возраст пистолета? – спросил Эш.
– Не может быть... – здравый смысл Тревиса протестовал. – Не могу поверить, что он такой древний... древнее этого наконечника.
– Братец! – Росс разглядывал его со странным выражением. – Да тебе выступать нужно! – он вернул пистолет в кобуру. – Итак, у нас появился отгадчик возраста, шеф.
– Такие способности известны, – с отсутствующим видом заметил Эш. – Я встречался с ними и раньше.
– Но пистолет не может быть таким древним! – возразил Тревис. Левая бровь Росса сардонически приподнялась.
– Это ты так считаешь, братец, – сказал он. – Новобранец? – новая реплика адресовалась Эшу. Тот хмурился, но на вопрос Росса ответил улыбкой, такой теплой, что Тревис почувствовал себя неудобно. Улыбка свидетельствовала, что эти двое составляют хорошо сработавшуюся команду, а все остальные из нее исключаются.
– Не торопись, мальчик, – Эш встал и направился к коммуникатору. – Есть ли новости с фронта?
– Сплошной треск, – фыркнул связист. – Как только отсортирую одну интерферирующую волну, вмешивается другая. Может, когда-нибудь сделают эти уоки-токи надежными, чтобы не болели барабанные перепонки. Нет, для нас пока ничего.
Тревис хотел задать вопросы, множество вопросов. Но был уверен, что на большинство получит уклончивые ответы. Он попытался как-то разместить этот странный пистолет среди множества догадок, предположений и намеков, и не смог. Но тут же забыл об этом, когда Эш сел и заговорил об археологии. Вначале Тревис только слушал, потом обнаружил, что все больше и больше втягивается в разговор, отвечает, высказывает мнение, один или два раза даже возразил. Предания апачей, руины в горах, люди Фолсома – разговор затрагивал многие темы. И только когда Тревис начал говорить свободно, со страстью человека, который долго молчал, он вдруг понял, что Эш проверяет его осведомленность в этой области.
– Тяжело они жили, – заметил Росс, когда Тревис закончил рассказ о жизни апачей в этом лагере в прошлом.
– Для тебя это хорошо, – сказал со смехом Грант, но тут же надел наушники. Коммуникатор ожил. Грант одной рукой положил на колени блокнот и принялся быстро записывать.
Тревис разглядывал тени утесов. Скоро закат, и его все больше охватывало нетерпение. Все равно, что в театре ждешь поднятия занавеса – или ждешь из-за поворота неприятеля, лежа с ружьем в руках.
Эш взял у Гранта исписанную страничку, сверился с записями в собственной книжке. Росс, внешне совершенно спокойный и даже сонный, жевал длинную травинку. Но Тревис подозревал, что стоит ему сделать неверный шаг, и Росс тут же проснется.
– Знаешь, когда-то тут жило много людей, – лениво заметил Росс. – Вот эти развалины похожи на настоящий большой жилой дом. В нем могло жить человек двести. Как они жили? Ведь это маленькая долина.
– К северо-западу лежит другая долина. Там еще сохранились ирригационные каналы, – ответил Тревис. – И они охотились. Индейки, олени, антилопы, даже буйвол, если повезет.
– Если бы человек смог заглянуть в прошлое, он многое мог бы узнать...