И вот теперь, на следующее утро, абориген поднялся вместе с Кейдом. В отличие от своих собратьев-рабов, он держал голову прямо, а взгляд его застыл на горных пиках, поблескивавших снежной белизной на фоне чистого неба. Кейд тоже рассматривал эти пики. Их было три, вытянутых почти в ровную линию, или, по крайней мере, так казалось с того места, где стояли наблюдатели. И землянин заметил, что очертания снежных вершин напоминают фигуры: людей, окутанных облаками, или имеющих крылья? Он почти был готов поверить, что все они находятся под чьим-то наблюдением именно из этого района, и отнюдь не с дружеской целью.
– У них есть имя? – Он кивнул в сторону трех подпирающих небо гигантов.
– Есть имена, – согласился с ним Докител. – Юма – Наблюдатель, который следит за всем в округе. Симс – Сетелов, который бросает сеть. Хомс – Копьеносец, который бьет копьем. – Он вскинул на плечи связку со снаряжением Кейда. – Они ждут.
– Нас? – импульсивно задал вопрос Кейд.
– Ждут то, что будет. – Голова иккинни склонилась в позе тупой покорности, как у его собратьев. Но Кейда насторожило это недосказанное обещание. Или это была угроза?
В полдень они разбили лагерь недалеко от горной речки, которая местами расширялась до размеров пруда. Жилистый иккинни, который был в отличной форме и все утро шел впереди, должно быть это и был Искаг, человек с гор, о котором говорил Эбу, вытащил из воды рыбу. У этой твари абсолютно отсутствовала чешуя. Своей голой покрытой бородавчатыми наростами внешней оболочкой она напоминала земную лягушку, хотя и была ярко красного цвета, а ее узкая вытянутая морда заканчивалась синеватыми, сильно заостренными челюстями. Поджаренная на огне, она издавала запах, куда более приятный, нежели ее вид, и Кейд, абсолютно уверенный, благодаря соответствующим прививкам, в собственном иммунитете, съел предложенную ему порцию, удостоверившись, тем не менее, что на вкус ее розоватое мясо еще привлекательнее.
Землянин постоянно был настороже. Он был готов немедленно отреагировать на любое проявление окружавшей их живой природы, будь то животное или птица, и записывал их появление компактной видеокамерой, закрепленной на его запястье. Он уже зафиксировал попавшиеся им утром две разновидности пасущихся на траве животных: одно с рогом в носовой части, другое без всяких видимых средств защиты, кроме, пожалуй, чрезмерной резвости. В траве было множество грызунов и бескрылых с красивым оперением птиц, таких же быстрых, как и те пасущиеся животные, но только раза в два меньшего размера, соревноваться с которыми у него не было ни малейшего желания. Шпоры на их массивных лапах предупреждали о воинственной натуре, и когда они открывали клюв, чтобы пронзительно прокричать что-то в сторону пришельцев, он был почти уверен, что разглядел зазубренную поверхность, протянувшуюся вдоль челюстей, служащую зубами.
У него осталось впечатление, что перед ними богатая дичью, малозаселенная и мало посещаемая земля. Жители Стира охотились лишь для спорта, невидимые обитатели лесов – для добывания пищи, и никто из них не совершал массовых набегов на местную дичь. Насколько это было справедливо, Кейд выяснил часа через два, когда они начали свой путь к вершинам.
Они задержались для короткой передышки на горном склоне, а впереди них виднелся медленно поднимавшийся туман… нет, скорее, это была клубящаяся пыль. Лик развернулся, и два иккинни быстро посторонились, чтобы освободить ему дорогу.
– Мы останавливаемся.
– Что там?
– Большое стадо квиту делает весенний переход.
Квиту были те самые похожие на носорогов животные. Но такое облако пыли может подняться только в случае, если их соберутся многие, многие сотни, если не тысячи. Лик уселся на удобно расположенный выступ.
– Они перебираются с юга на север с наступлением сезона. Иногда на это уходит два дня, пока большое стадо пройдет через ущелье. – Он, прищурив глаза, наблюдал за облаком пыли. – Сейчас они направляются на Слит. – Его пальцы потянулись к панели управления. Искаг, находившийся на другом конце цепочки аборигенов, конвульсивно дернулся, поднял руки к стянутому ошейником горлу, но не произнес ни звука в ответ на столь излишнее жестокое напоминание.
Рука Кейда сжалась в кулак, пока он наблюдал искру тайного наслаждения в желтых, словно змеиных глазах Лика. Будь осторожен! Вполне возможно, что Лик привел в действие ошейник лишь ради удовольствия лишний раз убедить землянина в тщетности попыток негодования. Кейд расслабил пальцы и провел рукой по кожаным походным бриджам, будто стряхивая с них горную пыль.
– Здесь есть проход в горы. – Лик даже не намеревался задать подобный вопрос старшему охотнику, он просто-напросто констатировал факт. Ответ Искага скорее подтверждал этот факт, чем был просто следствием боли.
– Этот поднимается высоко. – Голос аборигена звучал хрипло.
– Тогда и мы поднимаемся высоко. – Лик передразнивал иккинни. – И немедленно. – Он добавил какое-то ругательство, но не стал делать очередной встряски своему проводнику.
Они поднимались вверх от перевала по направлению к более высокому пику, выходя, через цепь горных выступов и грубых проломов, к первому склону горы. На востоке тяжелым занавесом все еще висело облако пыли, и Кейд подумал, что вот уже несколько раз ветер доносит до них глухой звук, в котором смешался рев бегущих квиту и топот бесконечной цепи трехпалых копыт, трамбующих однообразную полоску земли.
Ближе к закату отряд охотников добрался до плоскогорья, где чахлая растительность цепко держалась, сопротивляясь порывам горных ветров, готовая предоставить приют, например, для резвого горного потока. Кейд опустился на колени у небольшой заводи, питавшейся от горного ручья, и был буквально поражен, когда поднял глаза к возвышавшейся перед ним скале. Там было вырезанное глубокими штрихами в камне и закрашенное краской древнее изображение квиту, выполненное в натуральную величину; широкая увенчанная носовым рогом голова была наклонена, в то время как углубления, изображавшие ноздри, почти касались поверхности плескавшейся воды. Неизвестный художник, и, несомненно, художник выдающийся, так расположил свое произведение, что казалось, будто квиту пьет из затерянной горной заводи.
Кейд откинулся назад, опираясь на пятки, и поднял запястье с таким расчетом, чтобы суметь поймать картину, как раз удачно освещенную заходящим солнцем, в фокус линз видеокамеры. Наверняка эта работа не имела никакого отношения к Стиру; возраст и эрозия камня, из которого она вырезана, убеждали в более давнем ее происхождении. Возможно, прошло несколько веков с момента, когда она была завершена. Но, тем не менее, кто-то же забрался на это недоступное плоскогорье, чтобы проводить здесь часы, дни, а возможно и месяцы, вырезая на естественной каменной стене абсолютно натуралистическое изображение равнинного животного на водопое?
– Интересно, кто же сделал это? – Сейчас его обычная неприязнь к Лику на мгновенье отступила. Землянин сгорал от нетерпенья и задал свой вопрос, как только надчеловек спустился к воде, чтобы облить голову и плечи.
Но тот рассматривал рисунок совершенно равнодушно.
– Как знать? Это старье не имеет ни ценности, ни смысла.
– Но ведь иккинни…
Лик помрачнел.
– Может быть, эти животные и обладают каким-то охотничьим волшебством. Но это не имеет значения. – Он сморщил губы и презрительно сплюнул. Плевок пролетел вдоль воды и шлепнулся на охвостье квиту. А Лик, глядя на Кейда, оскалился в улыбке. – Не имеет значения, – повторил он с издевкой.
Кейд пожал плечами. Было бесполезно пытаться заставить надчеловека что-то понять. Наполнив свою флягу, землянин тяжелыми шагами направился назад, к лагерю. Он наблюдал за аборигенами, и было очевидно, что никто из них не обратил внимания на покрытый резьбой камень. И в очередной раз в нем шевельнулось, делая предостережение, шестое чувство воина. Предположим, что изображение этого зверя имеет некий религиозный смысл? Память Кейда начала откапывать кусочки сведений о чем-то подобном, свойственном многим племенам Земли. Давным-давно, в забытые времена на Земле, в его собственном мире жили люди, странствовавшие по земле как свободные охотники, их племена чертили на стенах пещер, рисовали на шкурах и лепили из мягкой глины фигурки четырехногих существ, олицетворяющих пищу, и которых они хотели добывать на охоте. И тогда они создали, как им казалось, могущественнейшую магию. Они направляли на эти фигурки свои копья, стрелы, дубинки, которые позже использовали на настоящей охоте, с шумом и грохотом сокрушали эти картинки, и верили в то, что их боги и на самом деле дадут им то, чего они так усердно добивались в процессе ритуала.
Конечно, он вряд ли бы поверил, что иккинни, обладая художественными способностями, могли создать только что виденную им картину. Но, так или иначе, что знают пришельцы из чужих миров о свободных иккинни? Их наблюдения базировались на поведении задавленных физически и сломленных духом рабов; на чрезмерно предвзятом мнении хозяев, которые считали этих рабов не более чем животными. А если допустить, что подобная практика древней охотничьей магии могла бы сохраниться вот в таком отдаленном месте, куда, вполне возможно, чужаки никогда не попадали? Разумеется, Лик просто осмеял бы подобную идею. Но очень часто случается, что не следует вторгаться в область того, что однажды уже стало предметом поклонения для других людей. Кейду приходилось слышать истории…
Землянин тихо улыбнулся. Идея, совершенно удивительная идея, родилась как раз на этом витке его творческого воображения. Ему нужно как можно больше узнать об этих надчеловеках. Лик насмехался над атрибутом древнего божества. Кейд начал прикладывать к этому факту одну идею за другой.
И именно сам Лик дал землянину первую возможность. Они закусывали, сидя около костра, а иккинни были отогнаны на приличествующее расстояние. Надчеловек рыгал, сунув в рот палец, и старался вытащить кусок пищи, не поддающийся зубам. Покончив с этим и обретя обычную уверенность, он уставился на Кейда.
– Какое дело тебе, инопланетянин, до этих старых вещей? – требовательно и надменно спросил он.
– Я торговец, а для торговца интересна любая вещь, сделанная руками. На других планетах часто встречаются любители, которые охотно платят за подобные сведения. А кроме того… – он прервал свой ответ заранее рассчитанной паузой сомнений, – …и для самого себя такие вещи являются весьма ценным знанием.
– Как же так?
– Это все из-за Силы. – Теперь Кейд заговорил с полной серьезностью, рассчитывая подавить собеседника.
– Силы?
– Когда человек создает что-то своими руками, – Кейд протянул свои руки к огню, слегка сгибая пальцы, так что пламя отразилось от колец, облегавших верхнюю часть каждой из них, – то какая-то частица его переносится в этот предмет. Он должен формировать его усилиями собственной плоти, а не с помощью машины. – Короткий, как вспышка взгляд, подсказал ему, что он полностью завладел вниманием Лика. Надчеловек попал сюда с Таддера, а Таддер был одним из полностью колонизированных миров, давным-давно попавшим под влияние Стира. Однако пережитки местных верований все еще могли оставаться среди полукровок, а именно это Таддер Кейд знал очень хорошо.
– И поскольку этот предмет был сделан его собственными руками, а сама идея его создания впервые возникла у него в голове, то он и является его частью. И если этот творец есть человек облеченный Силой и благодаря ей выполняет свою работу, то отсюда должно следовать, что существует частица Силы, которую он стремился вложить в свою работу, по крайней мере, в свой творческий замысел.
– Ты говоришь это о тех царапинах на скале? – с недоверием спросил Лик, направляя большой палец в сумрак, который теперь окутал ручей и поднимавшуюся за ним скалу.
– Это же можно сказать и о них, если тот, кто вырезал изображение на этом камне, предполагал, что оно будет использовано так, я надеюсь, как он и задумывал. – Поскольку Кейд имел определенную долю уверенности в своем предположении, то его искренность убеждала собеседника, и постепенно саркастическая улыбка надчеловека угасла. – Пусть этот мастер охотник. Он страстно желает, чтобы добыча пала от его копья. Поэтому он и создает изображение этой добычи именно так, как может представить ее себе, размещает дичь по своему выбору рядом с озером, где много свежей воды. И вкладывает в эту картину всю силу своего разума, своего сердца и своих рук, концентрируя на этой работе все свое желание, чтобы эта дичь пришла именно туда, где он сделал эту резьбу, и пала от его оружия. Вполне возможно, что так и происходит. Может быть, те, кто мудрее нас, именно так и видели свою удачу.
Лик поигрывал своим поясом. Его нагловатая усмешка улетучилась без остатка. Вероятно, он обладал расчетливым умом, напоминавшим жесткий, лишенный эмоций ум правителя. Необязательно, чтобы этот громила был круглым дураком. Спровоцированное торговцем беспокойство было едва заметным, но вполне явным элементом воздействия, хотя Кейд и не старался с самого начала вкладывать в эту игру слишком много значения.
– Картина напоминает, – продолжил он, лениво позевывая и поглаживая двумя пальцами подбородок, – что существуют те, кто очень любит подобного рода находки. А я, между прочим, торговец. – Он перевел разговор на твердую почву коммерческих сделок, уверенный, что Лик будет продолжать размышления об этой резьбе, перебирая ее перспективы в самых разных областях.
Кейд настолько преуспел в своей беседе, что на следующее утро, когда он отправился к озеру, чтобы прополоскать и вновь наполнить водой свои канистры, то обнаружил стоявшего там Лика, пристально изучавшего резьбу. При более ярком дневном свете очертания квиту казались не столь впечатляющими, и было заметно, что резьба сильно пострадала от времени, но художественное мастерство было по-прежнему очевидным.
Этот неизвестный художник не оставил никаких других следов своего пребывания на этом, пережившем годы, горном плато. И хотя Кейд исследовал каждый подающий надежды каменный выступ, не было ни малейшего намека, что кто-то проходил по этому месту до них, несмотря на то, что Искаг взялся выполнять обязанности проводника с полной уверенностью человека, знающего дорогу.
На дальней стороне плато они обнаружили напоминавшую лестницу удобную зигзагообразную цепочку выступов, по которой спустились на дно каньона, откуда небо казалось узкой, подвешенной высоко-высоко, серебристо-зеленой лентой, и их сапоги заскрипели по грубому янтарному песку, который отмечал русло давным-давно высохшей реки. Казалось, что их путешествие в полумраке глубокого каньона будет бесконечным, но когда в полдень они остановились, чтобы наскоро перекусить, Искаг указал на тропу, указывающую новый подъем к вершинам. Это было самое трудное восхождение из всех, что они преодолели до сих пор, и в результате они поднялись на очередной горный кряж.
Вверх просачивались приглушенные звуки, а вместе с ними проникала, недостаточно близко, чтобы раздражать горло и глаза, плотная как туман, пыльная мгла, висевшая тяжелой темной волной в сотне футов от них. Время от времени этот занавес колыхался, и Кейд мог видеть раскачивающиеся из стороны в сторону серые от пыли спины по-прежнему тянувшихся на север квиту, заполнивших всю, от стены до стены, находившуюся внизу горную расселину, а их постоянное недовольное мычанье сливалось в мрачный рев.
Отсюда было видно, что их дорога, состоявшая из чередовавшихся кряжей и выступов, постепенно понижалась, по крайней мере до того места, где поднимавшаяся пыль скрывала ее совсем. Но Лик не спешил отвлекать расспросами Искага, уверенный, что с управляемым ошейником абориген не отважится завлечь их в опасное место.
Они считали, что идти цепочкой вполне удобно, пока не столкнулись с границей пыли. Тут Лик потребовал остановиться, заняв позицию сзади Искага и демонстративно положив пальцы на кнопки панели управления. По-прежнему выстроившись в цепь, дополнительно взявшись за руки и прикрыв рот и нос смоченной водой тканью, они двинулись вперед, медленно переставляя ноги, а вокруг стоял шум от бегущих квиту, достаточно громкий, чтобы заглушать все остальные звуки. Время от времени, на короткий миг, Кейд ловил взглядом высоко взметнувшуюся голову быка, слышал крик молодого теленка, более громкий и более пронзительный, чем жалобные крики его старших собратьев. Но большей частью эта живая лента была слишком однообразной.
Восхождение в боковую расселину началось почти перед закатом. Приглушенный тяжелый шум от движущегося стада был по-прежнему слышен, когда отряд охотников вновь начал подъем к вершинам. Кейд отлично знал, что тысячи мигрирующих квиту не остановятся из-за наступления ночи. Марш мигрирующих животных был бесконечен, и это удивило Кейда.
Искаг вывел их в котловину, где росли деревья вполне приличных размеров, а трава была сочная и пышная, как и в предгорьях. Прежде чем полностью угасли остатки дня, Кейд заметил какое-то движенье в дальнем конце долины и, пытаясь получить разъяснения, повернулся назад, где следом за ним терпеливо шел Докител.
– Что там?
– Это быки квиту. Старые. Дурные. Вот здесь дурные. – Иккинни постучал о свой заросший лоб. – Больше не хотят видеть ни самок, ни собратьев. Хотят только вести бой. Совсем дурные.
То, что отбившиеся от стада быки опасны, было вполне понятно. Но должно быть Лик тоже заметил их, потому что разместил кубической формы соник в самом центре их импровизированного лагеря и теперь настраивал его указатели. Эта защитная система была разработана Стиром и подстраивалась под тех, кого должна была защищать, при этом на каждого нежданного пришельца обрушивался заряд, создававший подобие стены, защищавшей весь их отряд.
Кейд проснулся при первом слабом проблеске рассвета, проснулся, мгновенно приходя в себя. У него возникло внутреннее предупреждение. Из-под постельной скатки выхватил свой станнер. Затем, медленно поворачивая голову, попытался определить звук, который, возможно, и насторожил его.
В кустах раздался треск, сопровождаемый яростным ревом быка, который, должно быть, столкнулся с защитным полем соника. Но Кейд не был склонен считать, что именно это разбудило его. Что-то более скрытое и более близкое… Он повернулся на бок, как это делает потревоженный спящий. Затем подтянул колени и в то же мгновенье был уже на ногах, держа станнер наготове.
Последовал резкий удар из-под прикрытия кустов, и вьющийся спиралью хлыст поймал его запястье с такой силой, что оружие едва не выскочило из его руки. И не почувствуй Кейд опасность заранее, он очень легко мог бы оказаться безоружным. Рванувшись в сторону от этого захвата, он зацепил каблуком за сваленное в беспорядке содержимое вещевого мешка, и качнулся назад, избегая неожиданной и неминуемой смерти.
Что же касается рева, который он считал следствием столкновения квиту с защитным полем соника, то все оказалось совсем не так. Рогатая голова высунулась из кустов, маленькие, красные от злобы и боли глаза уставились в сторону лагеря. Рог срывал дерн, отбрасывая куски его через сгорбленные плечи, и установленная на четыре ноги тонна безумной ярости, с трудом прокладывая путь, направилась, прямо через остатки вчерашнего костра, в сторону землянина.
Кейд бросился влево, чтобы избежать неминуемого столкновения. Он запутался в сплетениях травы и лозы, задержавшись на одном месте достаточно долго, чтобы увидеть, что квиту вновь остановился, продолжая бить землю копытом и ковырять ее рогом. Иккинни нигде не было видно. А Лик… где же был этот Лик?
Холодок предчувствия породил догадку. Джон Стил погиб в такой же дикой местности. А теперь, в свою очередь, угрожали его преемнику. Случайно или по преднамеренному соглашению?
Кейд высвободил руку из лозы и сделал короткий выстрел в сторону быка. Бык повернулся для второй атаки, двигаясь с проворством, которое явно не соответствовало его массе. Невидимый силовой луч ударил его по макушке куполообразного черепа. Результатом было не бессознательное состояние, а полная потеря рассудка без утраты сил. И не прерывая смертельного бега, квиту ринулся прямо вперед. Небольшое деревце оказалось на пути этой слепой атаки, и Кейд, словно через окно, смотрел на очередной акт драмы.
Лик стоял на открытом месте, странное выражение удивления и ужаса исказило его непроницаемое лицо. Он наверняка смог разглядеть приближающегося быка, но не сделал ни одного движения, чтобы избежать безрассудной атаки обезумевшего животного.
Глава четвертая
Кейд закричал, поднимая станнер для второго выстрела по быку. Но та удивительная скорость, которую продемонстрировало это тяжеловесное животное, помешала ему сделать верный прицел. Голова его дернулась и метнулась вверх. А Лик, как и стоял во весь рост, взлетел в воздух, и его безумный крик почти заглушил рев квиту.
Бык развернулся, как только его жертва грохнулась на землю, и вновь бросился на слабо сопротивлявшегося человека, разрывая копытами землю и выдирая траву. Кейд опустился на колено, ствол станнера опирался на его руку, а указатель мощности луча был в положении «полная», когда он нажал на спуск.
Эта вспышка энергии ударила квиту как раз между маленьких глаз, и результат был такой же, как если бы его толстый череп был раскроен топором. Животное рухнуло на колени, круглая голова опустилась так, что нижняя челюсть пробороздила землю. Затем массивное тело ударило Лика, увлекая его за собой движущей силой этой, теперь захлебнувшейся атаки.
Надчеловек вскрикнул еще раз. И, словно эхо, этот слабый крик, отразился от многочисленных зарослей кустов. Из-за раскинувшейся чуть в стороне одной такой заросли, неуверенно двигаясь, выскочил явно пытавшийся освободиться иккинни, руками стараясь разорвать ошейник на собственном горле, в то время как шум и яростное движенье в других частях кустарника, указывали на мучительные страдания его товарищей, все еще управляемых от панели, висевшей на поясе их покалеченного надсмотрщика.
С глубоким стоном иккинни упал на землю и, опираясь на руки и ноги, начал мучительно медленно ползти в сторону переплетенных тел квиту и надчеловека. Кейд наконец-то разорвал удерживавшие его сплетенные ветки и лозу. Прежде чем он смог полностью высвободиться из этих естественных сетей, ползущий по земле абориген добрался до лежащих тел и с трудом потянулся к Лику.
Кейд побежал по изрытой копытами земле, и тут иккинни поднял глаза. Это был Искаг. Его зубы были оскалены, а в глазах металось безумие, словно он продолжал бороться с давлением своего ошейника. Кейд чуть сдвинул податливое тело надчеловека, на что последовала реакция в виде стона и даже легкого движения. Большая голова квиту покоилась на животе Лика, и, вполне возможно, что вся тяжесть черепа приходилась как раз на панель управления.
Землянин приложил все силы к голове быка, держась за его носовой рог. Наконец ему удалось приподнять его голову и убрать с тела Лика. Из рваной раны на бедре надчеловека хлестала кровь. Кейд осмотрел и, убрав запекшуюся кровь, обработал рану с помощью средств собственного перевязочного пакета. Лик мог к тому же иметь и внутренние переломы или другие повреждения, но из видимых ран была только одна эта.
Кейд услышал тяжелое прерывистое дыханье. Менее чем в футе от него лежал обессилевший Искаг, следы бледно-розоватой крови виднелись на его ноздрях и уголках теперь обвисшего рта. Начиная от нижней границы щек его обычно белая кожа покраснела и стала почти темно-багровой.
Землянин затянул временную повязку на ране Лика. Надчеловек был все еще неподвижен, но его дыханье казалось более легким, чем у Искага, и Кейд выпрямился, присев на пятки, но не сделал никаких попыток дотянуться до панели управления. С огромным усилием абориген заставил себя подняться на ноги. Его ребра тяжело поднимались, когда он, едва не задыхаясь, пытался сделать очередной глоток воздуха. Он медленно подкрался к надчеловеку, настороженно наблюдая за землянином.
Безусловно, он ожидал противодействия со стороны Кейда, но так или иначе, он хотел воспользоваться панелью. Но то, что затем сделал странник из неведомых миров, должно было удивить иккинни. Потому что он привстал, но не для того, чтобы защитить Лика, а наоборот, чтобы коснуться своей рукой плеч охотника и, положив другую руку поверх руки Искага, направил его волосатые пальцы к поясу на животе Лика.
– Возьми! – приказал он.
И пальцы Искага задвигались, конвульсивными движениями хватаясь за этот пояс, когда неожиданно их обоих накрыла какая-то тень. С другой стороны от лежащего ничком надчеловека присел опустившийся на колени Докител и начал трудиться над поясной пряжкой. Как только он приступил к этому занятию, Кейд заметил веревочную петлю, свисавшую с запястья аборигена, увидел, разумеется, и кусок свежесрезанной кожи, где, видимо, терли туго затянутые узлы.
– Что случилось?
Докител стянул с руки остатки веревки и швырнул ее в траву.