— Опасность! — читал он выбиваемые слова. — Опасность… смерть… бродит… опасность… смерть… в… ночи…
— Так говорит барабан?
Эрскин кивнул.
— Барабанный язык. Но я никогда раньше не слышал, чтобы он произносил эти слова. Говорю тебе, брат, наши барабаны посылают предупреждение не из-за какой-то обычной опасности. Слушай!
Эрскину не было нужды поднимать руку, потому что Форс и так уловил другой звук раньше, чем его спутник заговорил. В ответ раздалось легкое постукивание, но оно было слабее, чем клановый сигнал, но было достаточно отчетливо.
И снова Эрскин прочел послание:
— Уран здесь… идет… — Это Уран-Быстрая Рука, вожак наших разведчиков. Он отправился на запад, а я отправился на север как можно дальше. И…
Его снова перебил легкий шум барабана разведчика.
— Балакан идет, Балакан идет. Теперь, — облизал губы Эрскин, — остается только Норатон, который еще не ответил. Норатон и я, который не может ответить!
Но, хотя они довольно долго стояли и ждали, не последовало никакого другого ответа. Вместо этого, после некоторой паузы, снова раздался звук барабана клана, раскатываясь по бескрайним полям. Так, с некоторыми интервалами, продолжалось всю ночь.
Они остановились только на рассвете, чтобы поесть, и пошли дальше беглым шагом. Но теперь барабан молчал, и Форс счел эту тишину зловещей. Он не задавал вопросов. Эрскин теперь был постоянно мрачен и чего-то ждал. Он, казалось, совсем забыл о тех, кто бежал сейчас рядом с ним.
Чтобы передвигаться как можно быстрее, они выбрали одну из дорог Древних, которая шла в нужном им направлении. Когда она свернула в сторону, они снова двинулись по звериным тропам, перейдя вброд ручеек, который Люра перескочила одним прыжком. Теперь Форс увидел еще кое-что: кружившиеся в небе черные силуэты. Он посмотрел на них. Один из них отделился от остальных и спланировал на землю. Он вцепился в махавшую на ходу руку Эрскина.
— Птицы смерти! — Форс с трудом остановил южанина. Там, где пировали птицы смерти, всегда была беда
12. ГДЕ КАТЯТСЯ ВАЛЫ ВОЙНЫ
13. ОГНЕННОЕ КОЛЬЦО
— Так говорит барабан?
Эрскин кивнул.
— Барабанный язык. Но я никогда раньше не слышал, чтобы он произносил эти слова. Говорю тебе, брат, наши барабаны посылают предупреждение не из-за какой-то обычной опасности. Слушай!
Эрскину не было нужды поднимать руку, потому что Форс и так уловил другой звук раньше, чем его спутник заговорил. В ответ раздалось легкое постукивание, но оно было слабее, чем клановый сигнал, но было достаточно отчетливо.
И снова Эрскин прочел послание:
— Уран здесь… идет… — Это Уран-Быстрая Рука, вожак наших разведчиков. Он отправился на запад, а я отправился на север как можно дальше. И…
Его снова перебил легкий шум барабана разведчика.
— Балакан идет, Балакан идет. Теперь, — облизал губы Эрскин, — остается только Норатон, который еще не ответил. Норатон и я, который не может ответить!
Но, хотя они довольно долго стояли и ждали, не последовало никакого другого ответа. Вместо этого, после некоторой паузы, снова раздался звук барабана клана, раскатываясь по бескрайним полям. Так, с некоторыми интервалами, продолжалось всю ночь.
Они остановились только на рассвете, чтобы поесть, и пошли дальше беглым шагом. Но теперь барабан молчал, и Форс счел эту тишину зловещей. Он не задавал вопросов. Эрскин теперь был постоянно мрачен и чего-то ждал. Он, казалось, совсем забыл о тех, кто бежал сейчас рядом с ним.
Чтобы передвигаться как можно быстрее, они выбрали одну из дорог Древних, которая шла в нужном им направлении. Когда она свернула в сторону, они снова двинулись по звериным тропам, перейдя вброд ручеек, который Люра перескочила одним прыжком. Теперь Форс увидел еще кое-что: кружившиеся в небе черные силуэты. Он посмотрел на них. Один из них отделился от остальных и спланировал на землю. Он вцепился в махавшую на ходу руку Эрскина.
— Птицы смерти! — Форс с трудом остановил южанина. Там, где пировали птицы смерти, всегда была беда
12. ГДЕ КАТЯТСЯ ВАЛЫ ВОЙНЫ
Они обнаружили впадину в поле. На истоптанной и запятнанной земле лежало то, что не было приятным зрелищем. Эрскин опустился на колено у мертвого тела, Люра рычала и бросалась на птиц-трупоедов, протестовавших против такого вмешательства громкими визгливыми криками.
— Он мертв — проткнут копьем!
— Давно? — спросил Форс.
— Может быть, даже этим утром. Ты знаком с такой работой? — Эрскин резким движением выдернул и поднял сломанное древко, кончавшееся окровавленным листообразным острием.
— Это сделано степняками. И это часть одной из их пик, а не копье. Но кто?..
Эрскин провел пучком травы по обезображенному лицу мертвеца.
— Норатон! — Он словно откусил звук, и зубы его лязгнули друг о друга. — Другой разведчик, тот, который не ответил на вызовы.
Эрскин вытер руки о траву, жестоко раня их и словно не замечая, к чему они прикасались. Лицо его окаменело.
— Когда племя высылает вперед разведчиков, эти разведчики клянутся на святынях. Они никому не должны показывать обнаженного меча, если враг не нападет на них первым. Если это возможно, мы приходим с миром. Норатон был мудрым человеком, и у него был спокойный и ровный характер. Этот бой был спровоцирован не им…
— Ваш народ движется, чтобы обосноваться на севере, — медленно размышлял Форс. — Степняки — люди с гордым сердцем и у них горячий характер. Они могут видеть в вашем приходе угрозу своему образу жизни — они очень привязаны к старинным традициям и обычаям…
— Так, значит, они хватаются за меч для того, чтобы разрешить разногласия. Ну, если они этого хотят… Да будет так! — Эрскин выпрямился.
Форс вынул меч, разрезал им торф. Они молча работали вместе, пока не выкопали могилу. А потом над этой могилой они навалили холмик, чтобы защитить усопшего. На вершине его Эрскин глубоко вонзил длинный нож, найденный у Норатона, и тень его крестообразной рукоятки легла на развороченную землю.
Теперь они пробирались по миру, полному опасностей. Смерть сразила Норатона и та же самая смерть могла теперь встать между ними и племенем Эрскина. Они придерживались укрытий, снова жертвуя скоростью ради осторожности. Эрскин достал свое оружие из ремней и камней и приготовил его.
Их путешествию пришел конец, когда они обогнули небольшие руины и увидели перед собой огромное открытое поле. Чтобы воспользоваться прикрытием, видневшимся на его краях, нужно было свернуть далеко в сторону. Эрскин смело решил идти напрямик. Поскольку он спешил, Форс согласился с его решением. Но он был рад, что Люра бежала впереди, исследуя дорогу.
Трава и дикие злаки здесь были высотой им по пояс, и человек не мог бежать. Он бы запутался в растениях и упал. Форс подумал о змеях, и как раз в это время Эрскин упал, попав ногой в не замеченную им нору кролика. Он быстро сел, слегка морщась и растирая лодыжку.
Горло у Форса перехватило. Из тени развалин к ним мчалась группа всадников, скача бешеным галопом. Острия пик перед ним образовали сверкающую стену.
Горец бросился на Эрскина, и они откатились как раз вовремя, чтобы не быть проткнутыми этими пиками с железными наконечниками. Копыта пронеслись так близко, что Форс с трудом мог поверить, что его кожа не задета. Когда он вскочил с мечом в руке, Эрскин поднялся. «Самое подходящее оружие против всадников», — мрачно подумал он.
Эрскин завертел над головой свое каменно-ременное оружие и повернулся, чтобы встретить врага. Набрав скорость, всадники ускакали слишком далеко, и не смогли быстро развернуть своих коней. Но они играли в эту игру и раньше. Они рассмеялись, образовывая круг, чтобы взять свои жертвы в кольцо.
Скача вперед, они смеялись и делали насмешливые жесты. Это придало Форсу решимости. Короток меч или нет, он прихватит с собой на тот свет по крайней мере одного из них. Всадники все мчались и мчались по кругу, заставляя свои жертвы поворачиваться к ним лицом с головокружительной быстротой.
Но Люра испортила весь этот так хорошо выверенный маневр. Она вылетела из травы и полоснула лапой, полной острых когтей, по гладкому боку одной из лошадей. Со страшным визгом боли и страха животное встало на дыбы и воспротивилось своему седоку. Лошадь пересилила и умчалась прочь, унося на себе своего хозяина.
Но остальные теперь были предупреждены, и когда Люра снова прыгнула вперед, она не только промахнулась, но и пострадала от удара нацеленной опытной рукой пики. Однако ее атака дала Эрскину шанс, в котором он так нуждался. Его каменное оружие запело в воздухе и с необычайной точностью обвилось вокруг горла одного из всадников с пикой. Тот с глухим стуком беспомощно упал в высокую траву.
Двое из восьми! И они не могли бежать, даже если бы круг был прорван. Такая попытка только привела бы к смерти, подобной той, какая постигла Норатона, смерти от стали, пронзившей грудь и вышедшей из спины. Шестеро невредимых всадников перестали смеяться. Форс догадывался, что они теперь хотели сделать. Они поскачут на врага, совершенно уверенные в том, что тот не уйдет.
Эрскин взвешивал длинный нож на ладони. Всадники выстроились в линию, колено к колену. Форс выбросил руку влево, и южанин невесело усмехнулся. Атака началась. Они следили за ней целую секунду, прежде чем двинулись сами.
Форс бросился влево и упал на колено. Он подсек ноги подскакавшему к нему коню, подсек яростно и изо всех сил. Затем он снова поднялся, вцепившись рукой в краги наносящего ему удар всадника. Он поймал удар на свой меч и сумел парировать, хотя пальцы его онемели.
Всадник влетел в его объятия, и Форс вцепился ему в щеки как раз пониже глаз. Лэнгдон передал своему сыну кое-какие приемы рукопашного боя. Форс оказался наверху и оставался там по крайней мере несколько победных мгновений, пока краем глаза не заметил налетавшую слева тень. Он увернулся, но недостаточно быстро. Удар заставил его покатиться и выпустить тело своего противника.
Уставившись в небо, он моргнул от боли и приподнялся на локтях, когда вокруг его плеч обвилась кожаная петля, туго притянув его руки к телу.
Он сидел на траве, связанный и оглушенный. Когда он слишком резко пошевелил своей звенящей головой, мир тошнотворно закачался перед ним.
— На этот раз без ошибок, Вокар. Мы взяли этих двух свиней, Верховный вождь будет доволен…
Форс услышал эти слова прямо над собой. Неприятная, со сливающимися звуками речь степняков была странной на слух, но он без труда понял ее. Он осторожно поднял голову и огляделся.
— …искалечили Белую Птицу! Да разорвут его в клочья ночные дьяволы и устроят над ним бурный пир!
От брыкавшейся на земле лошади к ним подошел, печатая шаг, человек. Он направился прямо к Форсу и стал хлестать его по лицу с методичностью и силой, в которой было хорошо заметное желание причинить боль. Форс вперил в него взгляд и сплюнул кровь с разбитых губ. У этого парня было легко запоминающееся лицо — кривой шрам через весь подбородок был неуничтожимым клеймом. И если ему хоть сколько-нибудь повезет, он рассчитается с этим степняком за все его удары.
— Освободи мои руки, — сказал Форс, радуясь, что голос его прозвучал так громко и ровно. — Освободи мне руки, могучий герой, и твои кости будут глодать те, кто пострашнее ночных дьяволов!
В ответ на это последовала еще одна оплеуха, но прежде чем степняк нанес второй удар, его схватили за запястье и удержали.
— Позаботься о своей лошади, Сати. Этот человек защищался, как умел и самым лучшим способом. Мы же не Чудища из развалин, чтобы получать удовольствие, мучая пленных.
Форс заставил гудящую голову подняться еще на дюйм, чтобы видеть говорящего. Степняк этот был высок — должно быть, он был даже выше Эрскина, — но он был более хрупко сложен. Его связанные для верховой езды волосы были темно-каштановыми. Это был не зеленый юнец на своей первой тропе войны, а воин со стажем. Его четко вырезанный рот окружали морщины, и он казался добрее других.
— Теперь и другой очнулся, Вокар.
При этих словах военный вождь отвел свой взгляд от Форса.
— Приведи его сюда. Нам еще долго ехать, до самого заката.
Опытные руки ударом ножа прекратили мучения дергавшейся лошади. Но выполнив эту задачу, Сати поднялся и мрачно посмотрел на обоих пленников.
Люра! Форс бросил быстрый взгляд на траву, не выдавая своего интереса или озабоченности. Большая кошка исчезла. Поскольку те, кто пленил его, не упоминали о ней, она, наверняка не была убита. Они бы занялись ее шкурой, чтобы забрать в качестве трофея. Если Люра на свободе и готова действовать, у них даже сейчас был шанс на бегство. Он уцепился за эту надежду, когда степняки крепко привязали его правую руку к его поясу, а левую руку петлей прицепили к седлу одного из всадников. Не к Сати, как он с удовольствием отметил. Сати вскочил на коня человека, которого Эрскин убил своим каменно-ременным оружием.
Южанин нанес им потери, потому что к нервничающим и беспокойным лошадям привязали еще два тела. После короткого совещания двое из отряда отправились вперед, ведя за собой нагруженных лошадей. Охранник Форса ехал третьим в этой колонне, а Вокар с Эрскином находились в самом конце.
Форс оглянулся, но рывок за запястье толкнул его вперед. Лицо южанина было в крови, он шел с трудом, но непохоже было, чтобы он был серьезно ранен. Где же была Люра? Он попытался отправить ей мысленный зов, но потом внезапно закрыл свои мысли.
Между Айри и степняками давно уже были прерваны всякие контакты. Эти люди могли хорошо знать о больших кошках и их отношениях с людьми. Самое лучшее — как можно дольше оставить Люру в покое. У него не было никакого желания видеть, как Люра отдает свою жизнь за него, пришпиленная к земле одной из этих смертоносных пик.
Колонна двигалась на запад. Это Форс заметил механически, вынужденный передвигаться вприпрыжку, когда лошадь, к которой он был привязан, переходила в легкий галоп. Солнце ярко светило им в лица. Форс изучал знаки собственности, намалеванные на гладкой шкуре лошади рядом с ним. Это не были знаки, используемые племенами, известными его народу. Речь этих людей была пересыпана незнакомыми ему словами. Еще одно кочующее племя, может быть, преодолевшее огромные расстояния. Наверное, как и народ Эрскина, они были изгнаны со своей земли каким-нибудь стихийным бедствием и теперь искали новую территорию или, может быть, их гнала вперед только врожденная неугомонность их рода.
Если они были чужими в этой стране, то враждебности к любым пришельцам нечего было удивляться. Обычно без формального объявления войны нападали только на Чудищ — нападали без всяких переговоров. Если бы только у него была Звезда — тогда бы он мог высказаться, когда он встретится с их верховным вождем. Звездных Людей знали — знали и в далеких землях, где они никогда не бывали, — и никто никогда не поднимал меча против них. Форс почувствовал старую досаду. Он не был Звездным Человеком — он был никем, беглецом и бродягой, который даже не смел просить о защите и покровительстве племена Поднятая копытами лошади пыль покрыла его лицо и тело. Он закашлялся, не в состоянии защитить глаза и рот. Лошадь спустилась вниз по берегу и перешла через широкий ручей. На другой стороне они свернули на хорошо утоптанную тропу. Из кустов появился второй отряд всадников и прокричал вопросы, отозвавшиеся звоном в голове Форса.
Форс был в центре внимания, вновь прибывшие с любопытством рассматривали его. Они обсуждали его с прямотой, которую он пытался игнорировать и твердо цеплялся за остатки своего хладнокровия.
Он совсем не был похож на другого пленника, вот в чем была суть большинства замечаний. Они явно знали соплеменников Эрскина и не очень-то их любили. Но Форс, с его странными серебристыми волосами и более светлой кожей заинтриговал их.
Наконец объединившись, обе группы всадников двинулись дальше. Форс был благодарен им за эту небольшую передышку. Примерно через полмили они достигли своего лагеря. Форс был поражен далеко простиравшимися рядами палаток. Это был отнюдь не маленький семейный клан в походе, а целое племя или даже народ. Его провели по широкой дороге, разделявшей на две части это раскинувшееся поселение. Он подсчитал флаги, висевшие над палатками вождей кланов. Он насчитал десять и увидел множество других, развевавшихся дальше по этой центральной дороге. При виде мертвых женщины степняков затеяли ритуал оплакивания, визгливо воя над покойниками, но не сделали ни малейшего движения в сторону пленников. Их отвязали от седел, связали руки за спиной и втолкнули в маленькую палатку, находившуюся в тени, в личном кругу Верховного Вождя.
Форс повернулся набок лицом к Эрскину. Даже в этом тусклом свете он видел, что правый глаз южанина так распух, что почти закрылся, и что небольшой порез на его шее был затянут коркой из засохшей крови и дорожной пыли.
— Ты знаешь это племя? — спросил Эрскин, дважды попытавшись слепить слова забитым пылью языком.
— Нет. Флаги кланов и метки на их лошадях мне тоже незнакомы. Я думаю, что они пришли издалека. Известные Звездным Людям племена не нападают без предупреждения — за исключением случаев, когда они нападают на Чудищ. А на них они нападают потому, что мечи всех людей всегда обнажены против них! Это народ в походе — я насчитал знамена десяти кланов, а я думаю, что видел только малую часть их.
— Хотел бы я знать, какая им польза от нас, — сухо сказал Эрскин. — Если бы они не видели выгоды в том, чтобы взять нас в плен, на нас бы сейчас пировали птицы смерти. Но зачем мы им понадобились?
Форс припомнил все, что он когда-либо слышал об обычаях степняков. Они очень высоко ценили свободу, отказывались осесть на любой земле и не позволяли никому сдерживать себя. Они не лгали никогда и это было частью их кодекса. Но они считали себя выше других племен, были надменны и упрямы. У них была склонность относиться с подозрением ко всему новому, и они были сильно связаны традициями — несмотря на все их разглагольствования о свободе. Слово, данное степняком, было нерушимо, он всегда должен был сдерживать свое обещание независимо от того, что это может за собой повлечь. И всякого, совершившего преступление против племени, торжественно провозглашали на Совете мертвым. С тех пор никто не должен был замечать его, и он не мог притязать ни на еду, ни на жилье — потому что для племени он переставал существовать.
Звездные Люди в их палатках. Его родной отец взял себе в жены дочь одного из вождей. Но это произошло только потому, что Звездные Люди обладали чем-то, что, по мнению племени, стоило иметь — знанием окружающих их огромных пространств.
Его мысли прервали раздавшиеся вдруг дикие звуки, которые становились все громче. Это была песня воинов:
«С мечом и пламенем пред нами И цветом кланов за спинами Вперед равнинами и лесами Где катятся валы войны!
Ешь, Птица Смерти, ешь!
На пиру, устроенном нами, тебе терзать!»
Флейта внесла свой рефрен в эту песню, в то время, как маленький барабан отбивал жестокое «ешь!», «ешь!». Это был дикий ритм, заставлявший кровь слушателя быстрее мчаться по жилам. Форс ощутил его мощь, он был словно ударяющее в голову вино. Его народ был молчаливым. Горы, должно быть, вытянули из них все стремление к музыке, пение было оставлено женщинам, иногда мурлыкавшим себе под нос за работой. Он знал только Гимн Совета, который тоже был полон мрачной мощи. Жители Айри никогда не ходили в бой с песней.
— Эти воины поют! — Шепот Эрскина откликнулся на его мысли. — Так они приветствуют своего Верховного Вождя!
Но если они приветствовали Верховного Вождя, то тот не проявил пока никакого интереса к пленникам. Шли часы ожидания. Когда стало совсем темно, вдоль главной дороги на равном расстоянии друг от друга зажглись костры. Вскоре после этого в палатку к пленникам вошли двое, освободили их от веревок и встали настороже, пока те растирали затекшие руки. Перед ними поставили чаши с тушеным мясом. Содержимое чаш было великолепно приготовлено, а пленники очень проголодались, и они уделили все внимание содержимому. Слизнув последний кусочек, Форс напряг губы, чтобы произнести речь степняков, которой он научился у своего отца.
— Хо! Хорошей вам скачки, рожденные в степях. Теперь, оседлавшие ветер, нам следует поговорить с Верховным Вождем этого племени…
Глаза охранников расширились. Было ясно, что меньше всего они ожидали услышать формальное церемониальное приветствие от этого грязного и оборванного пленника. Немного опомнившись, один из охранников рассмеялся, а его товарищ подхватил смех:
— Тебя отведут к Верховному довольно скоро, лесная падаль! И когда тебя приведут, эта встреча не доставит тебе никакого удовольствия!
Им снова связали руки и оставили их в покое. Форс подождал, пока, как ему казалось, охранники не увлеклись шуточками с двумя другими. Он подполз поближе к Эрскину.
— Накормив нас, они совершили ошибку. У всех степняков есть законы гостеприимства. Если чужак поест мяса, сваренного на их кострах и выпьет воды из их запасов, они не должны трогать его день, ночь и еще день. Они дали нам поесть вареного мяса и воды. Храни молчание, когда нас выведут, и я потребую защиты по их же собственным законам…
Ответный шепот Эрскина был совсем слаб.
— Наверное, тогда они считают нас невежественными в их обычаях…
— Либо это так, либо кто-то в лагере дал нам шанс и теперь хочет посмотреть, хватит ли у нас ума ухватиться за него. Если охранник повторит приветствие, тогда, несомненно, этот неизвестный поймет, что мы готовы. Степняки часто посещают то одно, то другое племя. Здесь сейчас, может быть, находится один или несколько человек, которые знают Айри, и они дают нам шанс спастись.
Может, это произошло потому, что охранник рассказал о приветствии Форса другим. В любом случае, прошло очень немного времени. Сторожа снова вернулись в палатку, и, подняв пленников на ноги, погнали их меж рядов вооруженных воинов в высокую палатку со стенами из шкур в центре этого «города». Должно быть, погибли сотни оленей и коров, чтобы обеспечить шкурами это помещение Совета. В нем так плотно, что между ними нельзя было просунуть и меча, сидели вожди кланов, воины и мудрецы всего племени.
Форса и Эрскина толкнули по открытому проходу, который тянулся от двери палатки к ее центру. Там горел церемониальный костер, когда в него подбрасывали сушеные растения и кедровые поленья, по шатру плыл ароматный дым.
У костра стояли трое. Один, в длинном белом плаще, накинутом поверх боевой одежды, был знахарем и занимался врачеванием. Это был тот, кто заботился о здоровье племени. Его товарищ, носивший черный плащ, был Хранителем Анналов — помнящим законы и обычаи прошлого. Между ними стоял Верховный Вождь.
Когда пленники вышли вперед, Вокар поднялся и отдал честь Вождю, приложив обе ладони ко лбу.
— Капитан Воинов, Вождь племени Ветра, Кормитель Птиц Смерти, эти двое — те, кого мы взяли в честном бою, когда по твоему приказу находились в разведке на востоке. Теперь мы, из клана Бешеного Быка, отдаем их в твои руки, чтобы ты мог сделать с ними то, что пожелаешь. Я, Вокар, сказал.
Верховный Вождь принял это с коротким кивком. Он смерил пленников внимательным взглядом, не упустив ничего. Форс столь же смело глянул на него в ответ.
Он увидел человека среднего возраста, стройного и жилистого, с прядью седых волос, тянувшихся через его гриву, словно гребень из перьев. Старые шрамы от многочисленных боевых ран виднелись под тяжелым церемониальным воротником, ниспадавшим до половины груди. Он, безусловно, был прославленным воином.
Но чтобы быть Верховным Вождем племени, он должен был быть больше, чем простым бойцом. Он должен был также обладать умом и способностью править. Только очень сильная и очень мудрая рука могла управлять огромной массой степного народа, обладавшего весьма буйным нравом.
— Ты, — обратился Вождь сначала к Эрскину, — из тех темнокожих, которые сейчас затевают войну на юге…
Единственный открытый взгляд Эрскина встретил, не мигая, взгляд Вождя.
— Мой народ выходит на поле боя только тогда, когда его вынудят воевать. Вчера я обнаружил моего соплеменника, скормленного Птицам Смерти, и в теле торчала пика степняков…
— А ты? Какое племя породило такого, как ты?
— Он мертв — проткнут копьем!
— Давно? — спросил Форс.
— Может быть, даже этим утром. Ты знаком с такой работой? — Эрскин резким движением выдернул и поднял сломанное древко, кончавшееся окровавленным листообразным острием.
— Это сделано степняками. И это часть одной из их пик, а не копье. Но кто?..
Эрскин провел пучком травы по обезображенному лицу мертвеца.
— Норатон! — Он словно откусил звук, и зубы его лязгнули друг о друга. — Другой разведчик, тот, который не ответил на вызовы.
Эрскин вытер руки о траву, жестоко раня их и словно не замечая, к чему они прикасались. Лицо его окаменело.
— Когда племя высылает вперед разведчиков, эти разведчики клянутся на святынях. Они никому не должны показывать обнаженного меча, если враг не нападет на них первым. Если это возможно, мы приходим с миром. Норатон был мудрым человеком, и у него был спокойный и ровный характер. Этот бой был спровоцирован не им…
— Ваш народ движется, чтобы обосноваться на севере, — медленно размышлял Форс. — Степняки — люди с гордым сердцем и у них горячий характер. Они могут видеть в вашем приходе угрозу своему образу жизни — они очень привязаны к старинным традициям и обычаям…
— Так, значит, они хватаются за меч для того, чтобы разрешить разногласия. Ну, если они этого хотят… Да будет так! — Эрскин выпрямился.
Форс вынул меч, разрезал им торф. Они молча работали вместе, пока не выкопали могилу. А потом над этой могилой они навалили холмик, чтобы защитить усопшего. На вершине его Эрскин глубоко вонзил длинный нож, найденный у Норатона, и тень его крестообразной рукоятки легла на развороченную землю.
Теперь они пробирались по миру, полному опасностей. Смерть сразила Норатона и та же самая смерть могла теперь встать между ними и племенем Эрскина. Они придерживались укрытий, снова жертвуя скоростью ради осторожности. Эрскин достал свое оружие из ремней и камней и приготовил его.
Их путешествию пришел конец, когда они обогнули небольшие руины и увидели перед собой огромное открытое поле. Чтобы воспользоваться прикрытием, видневшимся на его краях, нужно было свернуть далеко в сторону. Эрскин смело решил идти напрямик. Поскольку он спешил, Форс согласился с его решением. Но он был рад, что Люра бежала впереди, исследуя дорогу.
Трава и дикие злаки здесь были высотой им по пояс, и человек не мог бежать. Он бы запутался в растениях и упал. Форс подумал о змеях, и как раз в это время Эрскин упал, попав ногой в не замеченную им нору кролика. Он быстро сел, слегка морщась и растирая лодыжку.
Горло у Форса перехватило. Из тени развалин к ним мчалась группа всадников, скача бешеным галопом. Острия пик перед ним образовали сверкающую стену.
Горец бросился на Эрскина, и они откатились как раз вовремя, чтобы не быть проткнутыми этими пиками с железными наконечниками. Копыта пронеслись так близко, что Форс с трудом мог поверить, что его кожа не задета. Когда он вскочил с мечом в руке, Эрскин поднялся. «Самое подходящее оружие против всадников», — мрачно подумал он.
Эрскин завертел над головой свое каменно-ременное оружие и повернулся, чтобы встретить врага. Набрав скорость, всадники ускакали слишком далеко, и не смогли быстро развернуть своих коней. Но они играли в эту игру и раньше. Они рассмеялись, образовывая круг, чтобы взять свои жертвы в кольцо.
Скача вперед, они смеялись и делали насмешливые жесты. Это придало Форсу решимости. Короток меч или нет, он прихватит с собой на тот свет по крайней мере одного из них. Всадники все мчались и мчались по кругу, заставляя свои жертвы поворачиваться к ним лицом с головокружительной быстротой.
Но Люра испортила весь этот так хорошо выверенный маневр. Она вылетела из травы и полоснула лапой, полной острых когтей, по гладкому боку одной из лошадей. Со страшным визгом боли и страха животное встало на дыбы и воспротивилось своему седоку. Лошадь пересилила и умчалась прочь, унося на себе своего хозяина.
Но остальные теперь были предупреждены, и когда Люра снова прыгнула вперед, она не только промахнулась, но и пострадала от удара нацеленной опытной рукой пики. Однако ее атака дала Эрскину шанс, в котором он так нуждался. Его каменное оружие запело в воздухе и с необычайной точностью обвилось вокруг горла одного из всадников с пикой. Тот с глухим стуком беспомощно упал в высокую траву.
Двое из восьми! И они не могли бежать, даже если бы круг был прорван. Такая попытка только привела бы к смерти, подобной той, какая постигла Норатона, смерти от стали, пронзившей грудь и вышедшей из спины. Шестеро невредимых всадников перестали смеяться. Форс догадывался, что они теперь хотели сделать. Они поскачут на врага, совершенно уверенные в том, что тот не уйдет.
Эрскин взвешивал длинный нож на ладони. Всадники выстроились в линию, колено к колену. Форс выбросил руку влево, и южанин невесело усмехнулся. Атака началась. Они следили за ней целую секунду, прежде чем двинулись сами.
Форс бросился влево и упал на колено. Он подсек ноги подскакавшему к нему коню, подсек яростно и изо всех сил. Затем он снова поднялся, вцепившись рукой в краги наносящего ему удар всадника. Он поймал удар на свой меч и сумел парировать, хотя пальцы его онемели.
Всадник влетел в его объятия, и Форс вцепился ему в щеки как раз пониже глаз. Лэнгдон передал своему сыну кое-какие приемы рукопашного боя. Форс оказался наверху и оставался там по крайней мере несколько победных мгновений, пока краем глаза не заметил налетавшую слева тень. Он увернулся, но недостаточно быстро. Удар заставил его покатиться и выпустить тело своего противника.
Уставившись в небо, он моргнул от боли и приподнялся на локтях, когда вокруг его плеч обвилась кожаная петля, туго притянув его руки к телу.
Он сидел на траве, связанный и оглушенный. Когда он слишком резко пошевелил своей звенящей головой, мир тошнотворно закачался перед ним.
— На этот раз без ошибок, Вокар. Мы взяли этих двух свиней, Верховный вождь будет доволен…
Форс услышал эти слова прямо над собой. Неприятная, со сливающимися звуками речь степняков была странной на слух, но он без труда понял ее. Он осторожно поднял голову и огляделся.
— …искалечили Белую Птицу! Да разорвут его в клочья ночные дьяволы и устроят над ним бурный пир!
От брыкавшейся на земле лошади к ним подошел, печатая шаг, человек. Он направился прямо к Форсу и стал хлестать его по лицу с методичностью и силой, в которой было хорошо заметное желание причинить боль. Форс вперил в него взгляд и сплюнул кровь с разбитых губ. У этого парня было легко запоминающееся лицо — кривой шрам через весь подбородок был неуничтожимым клеймом. И если ему хоть сколько-нибудь повезет, он рассчитается с этим степняком за все его удары.
— Освободи мои руки, — сказал Форс, радуясь, что голос его прозвучал так громко и ровно. — Освободи мне руки, могучий герой, и твои кости будут глодать те, кто пострашнее ночных дьяволов!
В ответ на это последовала еще одна оплеуха, но прежде чем степняк нанес второй удар, его схватили за запястье и удержали.
— Позаботься о своей лошади, Сати. Этот человек защищался, как умел и самым лучшим способом. Мы же не Чудища из развалин, чтобы получать удовольствие, мучая пленных.
Форс заставил гудящую голову подняться еще на дюйм, чтобы видеть говорящего. Степняк этот был высок — должно быть, он был даже выше Эрскина, — но он был более хрупко сложен. Его связанные для верховой езды волосы были темно-каштановыми. Это был не зеленый юнец на своей первой тропе войны, а воин со стажем. Его четко вырезанный рот окружали морщины, и он казался добрее других.
— Теперь и другой очнулся, Вокар.
При этих словах военный вождь отвел свой взгляд от Форса.
— Приведи его сюда. Нам еще долго ехать, до самого заката.
Опытные руки ударом ножа прекратили мучения дергавшейся лошади. Но выполнив эту задачу, Сати поднялся и мрачно посмотрел на обоих пленников.
Люра! Форс бросил быстрый взгляд на траву, не выдавая своего интереса или озабоченности. Большая кошка исчезла. Поскольку те, кто пленил его, не упоминали о ней, она, наверняка не была убита. Они бы занялись ее шкурой, чтобы забрать в качестве трофея. Если Люра на свободе и готова действовать, у них даже сейчас был шанс на бегство. Он уцепился за эту надежду, когда степняки крепко привязали его правую руку к его поясу, а левую руку петлей прицепили к седлу одного из всадников. Не к Сати, как он с удовольствием отметил. Сати вскочил на коня человека, которого Эрскин убил своим каменно-ременным оружием.
Южанин нанес им потери, потому что к нервничающим и беспокойным лошадям привязали еще два тела. После короткого совещания двое из отряда отправились вперед, ведя за собой нагруженных лошадей. Охранник Форса ехал третьим в этой колонне, а Вокар с Эрскином находились в самом конце.
Форс оглянулся, но рывок за запястье толкнул его вперед. Лицо южанина было в крови, он шел с трудом, но непохоже было, чтобы он был серьезно ранен. Где же была Люра? Он попытался отправить ей мысленный зов, но потом внезапно закрыл свои мысли.
Между Айри и степняками давно уже были прерваны всякие контакты. Эти люди могли хорошо знать о больших кошках и их отношениях с людьми. Самое лучшее — как можно дольше оставить Люру в покое. У него не было никакого желания видеть, как Люра отдает свою жизнь за него, пришпиленная к земле одной из этих смертоносных пик.
Колонна двигалась на запад. Это Форс заметил механически, вынужденный передвигаться вприпрыжку, когда лошадь, к которой он был привязан, переходила в легкий галоп. Солнце ярко светило им в лица. Форс изучал знаки собственности, намалеванные на гладкой шкуре лошади рядом с ним. Это не были знаки, используемые племенами, известными его народу. Речь этих людей была пересыпана незнакомыми ему словами. Еще одно кочующее племя, может быть, преодолевшее огромные расстояния. Наверное, как и народ Эрскина, они были изгнаны со своей земли каким-нибудь стихийным бедствием и теперь искали новую территорию или, может быть, их гнала вперед только врожденная неугомонность их рода.
Если они были чужими в этой стране, то враждебности к любым пришельцам нечего было удивляться. Обычно без формального объявления войны нападали только на Чудищ — нападали без всяких переговоров. Если бы только у него была Звезда — тогда бы он мог высказаться, когда он встретится с их верховным вождем. Звездных Людей знали — знали и в далеких землях, где они никогда не бывали, — и никто никогда не поднимал меча против них. Форс почувствовал старую досаду. Он не был Звездным Человеком — он был никем, беглецом и бродягой, который даже не смел просить о защите и покровительстве племена Поднятая копытами лошади пыль покрыла его лицо и тело. Он закашлялся, не в состоянии защитить глаза и рот. Лошадь спустилась вниз по берегу и перешла через широкий ручей. На другой стороне они свернули на хорошо утоптанную тропу. Из кустов появился второй отряд всадников и прокричал вопросы, отозвавшиеся звоном в голове Форса.
Форс был в центре внимания, вновь прибывшие с любопытством рассматривали его. Они обсуждали его с прямотой, которую он пытался игнорировать и твердо цеплялся за остатки своего хладнокровия.
Он совсем не был похож на другого пленника, вот в чем была суть большинства замечаний. Они явно знали соплеменников Эрскина и не очень-то их любили. Но Форс, с его странными серебристыми волосами и более светлой кожей заинтриговал их.
Наконец объединившись, обе группы всадников двинулись дальше. Форс был благодарен им за эту небольшую передышку. Примерно через полмили они достигли своего лагеря. Форс был поражен далеко простиравшимися рядами палаток. Это был отнюдь не маленький семейный клан в походе, а целое племя или даже народ. Его провели по широкой дороге, разделявшей на две части это раскинувшееся поселение. Он подсчитал флаги, висевшие над палатками вождей кланов. Он насчитал десять и увидел множество других, развевавшихся дальше по этой центральной дороге. При виде мертвых женщины степняков затеяли ритуал оплакивания, визгливо воя над покойниками, но не сделали ни малейшего движения в сторону пленников. Их отвязали от седел, связали руки за спиной и втолкнули в маленькую палатку, находившуюся в тени, в личном кругу Верховного Вождя.
Форс повернулся набок лицом к Эрскину. Даже в этом тусклом свете он видел, что правый глаз южанина так распух, что почти закрылся, и что небольшой порез на его шее был затянут коркой из засохшей крови и дорожной пыли.
— Ты знаешь это племя? — спросил Эрскин, дважды попытавшись слепить слова забитым пылью языком.
— Нет. Флаги кланов и метки на их лошадях мне тоже незнакомы. Я думаю, что они пришли издалека. Известные Звездным Людям племена не нападают без предупреждения — за исключением случаев, когда они нападают на Чудищ. А на них они нападают потому, что мечи всех людей всегда обнажены против них! Это народ в походе — я насчитал знамена десяти кланов, а я думаю, что видел только малую часть их.
— Хотел бы я знать, какая им польза от нас, — сухо сказал Эрскин. — Если бы они не видели выгоды в том, чтобы взять нас в плен, на нас бы сейчас пировали птицы смерти. Но зачем мы им понадобились?
Форс припомнил все, что он когда-либо слышал об обычаях степняков. Они очень высоко ценили свободу, отказывались осесть на любой земле и не позволяли никому сдерживать себя. Они не лгали никогда и это было частью их кодекса. Но они считали себя выше других племен, были надменны и упрямы. У них была склонность относиться с подозрением ко всему новому, и они были сильно связаны традициями — несмотря на все их разглагольствования о свободе. Слово, данное степняком, было нерушимо, он всегда должен был сдерживать свое обещание независимо от того, что это может за собой повлечь. И всякого, совершившего преступление против племени, торжественно провозглашали на Совете мертвым. С тех пор никто не должен был замечать его, и он не мог притязать ни на еду, ни на жилье — потому что для племени он переставал существовать.
Звездные Люди в их палатках. Его родной отец взял себе в жены дочь одного из вождей. Но это произошло только потому, что Звездные Люди обладали чем-то, что, по мнению племени, стоило иметь — знанием окружающих их огромных пространств.
Его мысли прервали раздавшиеся вдруг дикие звуки, которые становились все громче. Это была песня воинов:
«С мечом и пламенем пред нами И цветом кланов за спинами Вперед равнинами и лесами Где катятся валы войны!
Ешь, Птица Смерти, ешь!
На пиру, устроенном нами, тебе терзать!»
Флейта внесла свой рефрен в эту песню, в то время, как маленький барабан отбивал жестокое «ешь!», «ешь!». Это был дикий ритм, заставлявший кровь слушателя быстрее мчаться по жилам. Форс ощутил его мощь, он был словно ударяющее в голову вино. Его народ был молчаливым. Горы, должно быть, вытянули из них все стремление к музыке, пение было оставлено женщинам, иногда мурлыкавшим себе под нос за работой. Он знал только Гимн Совета, который тоже был полон мрачной мощи. Жители Айри никогда не ходили в бой с песней.
— Эти воины поют! — Шепот Эрскина откликнулся на его мысли. — Так они приветствуют своего Верховного Вождя!
Но если они приветствовали Верховного Вождя, то тот не проявил пока никакого интереса к пленникам. Шли часы ожидания. Когда стало совсем темно, вдоль главной дороги на равном расстоянии друг от друга зажглись костры. Вскоре после этого в палатку к пленникам вошли двое, освободили их от веревок и встали настороже, пока те растирали затекшие руки. Перед ними поставили чаши с тушеным мясом. Содержимое чаш было великолепно приготовлено, а пленники очень проголодались, и они уделили все внимание содержимому. Слизнув последний кусочек, Форс напряг губы, чтобы произнести речь степняков, которой он научился у своего отца.
— Хо! Хорошей вам скачки, рожденные в степях. Теперь, оседлавшие ветер, нам следует поговорить с Верховным Вождем этого племени…
Глаза охранников расширились. Было ясно, что меньше всего они ожидали услышать формальное церемониальное приветствие от этого грязного и оборванного пленника. Немного опомнившись, один из охранников рассмеялся, а его товарищ подхватил смех:
— Тебя отведут к Верховному довольно скоро, лесная падаль! И когда тебя приведут, эта встреча не доставит тебе никакого удовольствия!
Им снова связали руки и оставили их в покое. Форс подождал, пока, как ему казалось, охранники не увлеклись шуточками с двумя другими. Он подполз поближе к Эрскину.
— Накормив нас, они совершили ошибку. У всех степняков есть законы гостеприимства. Если чужак поест мяса, сваренного на их кострах и выпьет воды из их запасов, они не должны трогать его день, ночь и еще день. Они дали нам поесть вареного мяса и воды. Храни молчание, когда нас выведут, и я потребую защиты по их же собственным законам…
Ответный шепот Эрскина был совсем слаб.
— Наверное, тогда они считают нас невежественными в их обычаях…
— Либо это так, либо кто-то в лагере дал нам шанс и теперь хочет посмотреть, хватит ли у нас ума ухватиться за него. Если охранник повторит приветствие, тогда, несомненно, этот неизвестный поймет, что мы готовы. Степняки часто посещают то одно, то другое племя. Здесь сейчас, может быть, находится один или несколько человек, которые знают Айри, и они дают нам шанс спастись.
Может, это произошло потому, что охранник рассказал о приветствии Форса другим. В любом случае, прошло очень немного времени. Сторожа снова вернулись в палатку, и, подняв пленников на ноги, погнали их меж рядов вооруженных воинов в высокую палатку со стенами из шкур в центре этого «города». Должно быть, погибли сотни оленей и коров, чтобы обеспечить шкурами это помещение Совета. В нем так плотно, что между ними нельзя было просунуть и меча, сидели вожди кланов, воины и мудрецы всего племени.
Форса и Эрскина толкнули по открытому проходу, который тянулся от двери палатки к ее центру. Там горел церемониальный костер, когда в него подбрасывали сушеные растения и кедровые поленья, по шатру плыл ароматный дым.
У костра стояли трое. Один, в длинном белом плаще, накинутом поверх боевой одежды, был знахарем и занимался врачеванием. Это был тот, кто заботился о здоровье племени. Его товарищ, носивший черный плащ, был Хранителем Анналов — помнящим законы и обычаи прошлого. Между ними стоял Верховный Вождь.
Когда пленники вышли вперед, Вокар поднялся и отдал честь Вождю, приложив обе ладони ко лбу.
— Капитан Воинов, Вождь племени Ветра, Кормитель Птиц Смерти, эти двое — те, кого мы взяли в честном бою, когда по твоему приказу находились в разведке на востоке. Теперь мы, из клана Бешеного Быка, отдаем их в твои руки, чтобы ты мог сделать с ними то, что пожелаешь. Я, Вокар, сказал.
Верховный Вождь принял это с коротким кивком. Он смерил пленников внимательным взглядом, не упустив ничего. Форс столь же смело глянул на него в ответ.
Он увидел человека среднего возраста, стройного и жилистого, с прядью седых волос, тянувшихся через его гриву, словно гребень из перьев. Старые шрамы от многочисленных боевых ран виднелись под тяжелым церемониальным воротником, ниспадавшим до половины груди. Он, безусловно, был прославленным воином.
Но чтобы быть Верховным Вождем племени, он должен был быть больше, чем простым бойцом. Он должен был также обладать умом и способностью править. Только очень сильная и очень мудрая рука могла управлять огромной массой степного народа, обладавшего весьма буйным нравом.
— Ты, — обратился Вождь сначала к Эрскину, — из тех темнокожих, которые сейчас затевают войну на юге…
Единственный открытый взгляд Эрскина встретил, не мигая, взгляд Вождя.
— Мой народ выходит на поле боя только тогда, когда его вынудят воевать. Вчера я обнаружил моего соплеменника, скормленного Птицам Смерти, и в теле торчала пика степняков…
— А ты? Какое племя породило такого, как ты?
13. ОГНЕННОЕ КОЛЬЦО
— Я — Форс из клана Пумы из племени Айри в Горах, что Дымятся. — Из-за того, что руки его были связаны, он не отдал честь свободного человека командиру всех этих палаток. Но он не повесил голову и показал, что считает себя абсолютно равным любому на этом собрании.
— Я об этом Айри никогда не слыхал. И только далеко скачущие разведчики видели когда-нибудь горы, что дымятся. Если ты не одной крови с темнокожим, то почему ты идешь с одним из них?
— Мы боевые товарищи — он и я. Мы вместе дрались с Чудищами и вместе пересекли Землю Взрыва…
При этих словах на лицах у всех троих появилось выражение недоверчивости, а тот, который был в белом плаще, рассмеялся. На его смех мгновение спустя откликнулся и Верховный Вождь, а затем этот смех подхватили все, и по всей палатке загрохотал насмешливый хохот.
— Теперь мы знаем, что язык, находящийся в твоем рту, крив. Потому что на памяти людей — наших отцов и отцов наших отцов, и их отцов до них, никто не пересек Землю Взрыва и не дожил до того мгновения, чтобы похвастаться этим. Та территория проклята, и страшная смерть ждет того, кто рискнет сунься туда. Теперь говори правду, лесной бродяга, или же мы будем считать тебя столь же отвратительным, как Чудище, и годным только для того, чтобы выпустить твою жизнь острием пики — и говори быстрее!
Форс зажал свой мятежный язык между зубами и держал его так, пока не спала горячка первого гнева. Потом он взял себя в руки и ровным тоном ответил:
— Называй меня, как тебе угодно, Вождь. Но, каким бы богам вы не поклонялись, я поклянусь ими говорить только правду. Наверное, за годы, прошедшие с тех пор, как отцы отцов наших отцов заходили на Землю Взрыва и гибли там, произошло уменьшение заражения и…
— Ты назвал себя горцем, — перебил его Белый Плащ. — Я слышал о людях с гор, что забираются в пустые земли, чтобы вновь обрести утерянные знания. Эти говорят правду и не рассказывают сказок. Если бы ты был из их породы, тогда ты должен показать звезду, которую они носят при себе как знак их признания. Тогда бы мы с радостью приняли тебя по обычаю и закону…
— Я с гор, — мрачно повторил Форс. — Но я не Звездный Человек.
— Только отверженные и скверно живущие забредают так далеко от своих собратьев по клану, — эти слова произнес Черный Плащ.
— И они находятся вне защиты закона и являются мясом для боевого топора любого человека. На этих людей не стоит зря тратить время…
«Сейчас… сейчас он должен испробовать свой единственный аргумент». Форс посмотрел на вождя в упор и перебил его древней-предревней формулой, которой научил его отец много лет тому назад.
— По праву огня, воды, мяса и палатки, мы притязаем теперь на убежище под знаменем этого клана — мы ели ваше мясо и утолили жажду здесь в этот час!
В огромном шатре воцарилась внезапная тишина. Все гудение, перешептывание замерло, и когда один из часовых переступил с ноги на ногу так, что рукоять его меча ударилась о рукоять другого. Этот звук прозвучал громом.
— Я об этом Айри никогда не слыхал. И только далеко скачущие разведчики видели когда-нибудь горы, что дымятся. Если ты не одной крови с темнокожим, то почему ты идешь с одним из них?
— Мы боевые товарищи — он и я. Мы вместе дрались с Чудищами и вместе пересекли Землю Взрыва…
При этих словах на лицах у всех троих появилось выражение недоверчивости, а тот, который был в белом плаще, рассмеялся. На его смех мгновение спустя откликнулся и Верховный Вождь, а затем этот смех подхватили все, и по всей палатке загрохотал насмешливый хохот.
— Теперь мы знаем, что язык, находящийся в твоем рту, крив. Потому что на памяти людей — наших отцов и отцов наших отцов, и их отцов до них, никто не пересек Землю Взрыва и не дожил до того мгновения, чтобы похвастаться этим. Та территория проклята, и страшная смерть ждет того, кто рискнет сунься туда. Теперь говори правду, лесной бродяга, или же мы будем считать тебя столь же отвратительным, как Чудище, и годным только для того, чтобы выпустить твою жизнь острием пики — и говори быстрее!
Форс зажал свой мятежный язык между зубами и держал его так, пока не спала горячка первого гнева. Потом он взял себя в руки и ровным тоном ответил:
— Называй меня, как тебе угодно, Вождь. Но, каким бы богам вы не поклонялись, я поклянусь ими говорить только правду. Наверное, за годы, прошедшие с тех пор, как отцы отцов наших отцов заходили на Землю Взрыва и гибли там, произошло уменьшение заражения и…
— Ты назвал себя горцем, — перебил его Белый Плащ. — Я слышал о людях с гор, что забираются в пустые земли, чтобы вновь обрести утерянные знания. Эти говорят правду и не рассказывают сказок. Если бы ты был из их породы, тогда ты должен показать звезду, которую они носят при себе как знак их признания. Тогда бы мы с радостью приняли тебя по обычаю и закону…
— Я с гор, — мрачно повторил Форс. — Но я не Звездный Человек.
— Только отверженные и скверно живущие забредают так далеко от своих собратьев по клану, — эти слова произнес Черный Плащ.
— И они находятся вне защиты закона и являются мясом для боевого топора любого человека. На этих людей не стоит зря тратить время…
«Сейчас… сейчас он должен испробовать свой единственный аргумент». Форс посмотрел на вождя в упор и перебил его древней-предревней формулой, которой научил его отец много лет тому назад.
— По праву огня, воды, мяса и палатки, мы притязаем теперь на убежище под знаменем этого клана — мы ели ваше мясо и утолили жажду здесь в этот час!
В огромном шатре воцарилась внезапная тишина. Все гудение, перешептывание замерло, и когда один из часовых переступил с ноги на ногу так, что рукоять его меча ударилась о рукоять другого. Этот звук прозвучал громом.