– Неизвестно, есть ли он, – мрачно ответил отец. – Если мы станем искать какой-то переход – надземный или подземный, мы рискуем удалиться от нашего пути на много лиг.

Он отвернулся от экрана и в упор взглянул на мага.

– Знаешь ли ты точно, насколько мы теперь близки к месту Врат?

– Лига, может меньше.

– Разве, вот что… – начал отец неуверенно. Он словно выбирал из двух зол меньшее. – Может быть, удастся использовать этот танк в качестве моста. Но если он упадет и выкинет нас посреди дороги…

Он чуть заметно покачал головой.

– Я думаю, Саймон, – вмешалась Джелит, – что у меня, у нас, в сущности, нет выбора. Если мы станем искать окружной путь, то его может и не быть, и мы только напрасно удлиним расстояние между нами и Вратами. Если этот твой план имеет хоть какие-либо достоинства, давайте примем его.

Отец не сразу ответил, а смотрел на экран и, видимо, размышлял, а затем сказал:

– Я поставлю на тебя не больше, чем если бы ты прыгала с вершины Латора.

Мать засмеялась.

– Ах, но я же видела, Саймон, как ты делал подобные вещи, выигрывая пари и собирая монеты горстями! Жизнь постоянно бросает вызов, и человек не может уклониться даже от самого худшего. Мы это хорошо знаем.

– Ну что ж, ладно. Я не знаю природы этой силы, но думаю, что она идет как поток. Установим контроль и будем надеяться на лучшее.

Мы занялись приготовлениями. По приказу отца мы вышли из машины, взяв с собой и Айлию, а в машину загрузили камни, собранные поблизости, чтобы дать ей нечто вроде якоря против потока силы. Отец достал цепь, которая помогла нам выбраться из колодца, и укрепил ее на плоской крыше машины, чтобы мы могли за нее держаться.

Все, кроме отца залезли на крышу, взяв с собой остатки воды и пищи, а он сел в кабину, в тот маленький уголок, который был для него оставлен. Машина под нами обрела жизнь и снова повернулась носом к дороге.

Когда она поползла вниз, к черной поверхности, отец выскочил из кабины и взобрался к нам. Он оказался прав в своих предположениях. Как только тяжелая машина коснулась поверхности дороги, она получила толчок, как от мощного речного течения и наполовину свернула с курса.

Неужели она полностью развернется и потащит нас в качестве беспомощных пленников к башням? Или моему отцу удастся одержать победу? Я лежала, крепко вцепившись в цепь, ее звенья больно вдавливались в мое тело, когда машина под нами дрожала и боролась с потоком. Она шла под углом, но все еще не поворачивалась полностью, что означало бы бедствие. Я не была уверена, что мы хоть сколько-нибудь продвигаемся к цели.

Мы были уже далеко от той точки, с которой начали. Что будет, если на нас налетит какая-нибудь из транспортных машин?

Я так живо представила себе эту картину, что, пытаясь стереть ее, пропустила поворотный пункт нашей битвы.

Я внезапно обнаружила, что отец уже не лежит рядом со мной, а стоит на коленях и отвязывает сумки с провиантом. Он быстро крикнул остальным, и я, подняв голову, увидела, что они смотрят на землю за дорогой, на ту сторону, куда мы стремились.

Затем отец крепко взял меня за плечо.

– Отпусти цепь! Когда скажу – прыгай!

У меня не было никакой надежды на успех, но случается, когда один человек должен верить другому, и я, борясь со страхом, выпустила цепь, за которую так отчаянно цеплялась, и встала сначала на колени, а потом, с помощью отца, на ноги. Мать и Хиларион уже стояли, Айлия, вроде бы проснувшись, стояла между ними.

– Прыгай!

Я принудила свое безвольное тело к этому усилию, не смея думать о том, что может случиться. К счастью, я упала на дюну, погрузилась в песок и встала невредимая, отплевываясь и протирая глаза.

Освободившись от пыли и пепла, я увидела другие покрытые пеплом фигуры, поднимавшиеся с таких же холмов. С ними тоже ничего не случилось; незначительные ушибы, пепел в горле и в глазах – вот и все.

Танк теперь полностью развернулся по течению и быстро удалялся к башням.

Мы ползли по дюнам, ища и выкапывая наши сумки. Затем Хиларион достал жезл, который для надежности был спрятан под туникой, и приложил его ко лбу.

– Там.

Он указал куда-то в холмистую местность.

Айлия шла, хотя ее нужно было держать за руку, и я знала, что мать контролирует ее разум. Это было нелегко, и я сразу же стала помогать.

Идти по этому зыбучему песку-пеплу было очень тяжело. Иной раз мы вязли в нем по колено. Все дюны выглядели такими одинаковыми, что без жезла Хилариона мы потеряли бы направление, едва отойдя от дороги.

Вдалеке я увидела что-то высокое и прочно стоявшее, узнав металлический столб, который видела, когда прошла через Врата.

Страх частично оставил меня.

Но найдет ли Хиларион именно то место? Там не было никаких ориентиров.

Наш гид, по-видимому, не сомневался.

Он вел нас по извилистой, труднопроходимой тропе, петляя, но все время возвращался на путь, указанный жезлом. Наконец он остановился у одного из столбов. Кругом было ужасающее однообразие.

Трудно было поверить, что мы действительно достигли нужной точки.

– Здесь, – уверенно сказал маг.

Он смотрел на то, что мне казалось простым пыльным воздухом, который поднимал ветер.

– Никаких признаков, – начал отец.

Мать, защищая руками глаза, пристально посмотрела вперед, затем сказала:

– Что-то есть… Волнение…

Хиларион, казалось, не слышал. Он делал быстрые движения жезлом, как бы рисуя в воздухе контуры портала.

И в пыли, поднятой ветром – кто знает, может быть, это и не пыль? – оставались слабые рисунки контура, сделанного жезлом. Линии образовывали прямоугольник, перечеркнутый в середине двумя линиями, которые шли из верхних углов к нижним. В четырех отрезках верхушка жезла выписывала теперь символы. Два из них были мне знакомы – они изменили форму со временем, другие же были новыми для меня, последний, пятый символ пересекал все остальные. Когда Хиларион опустил жезл, мы увидели, что маг измучен и слаб, но все еще твердо стоит на ногах, несмотря на ветер и кружившийся песок.

Затем он снова начал обводить все детали своего рожденного из воздуха рисунка.

Теперь тонкие группы линий приобрели цвет: сначала зеленый, переходивший в ярко-голубой, так что я снова увидела «защищающий» цвет Эскора. Но цвет не удержался и скоро увял, стирая и рисунок.

Маг помрачнел и начал рисовать цветом снова. Цвет погас вторично.

Мать взяла за руки меня и отца. Связанные физической цепью, мы связали и наши разумы. Энергию, родившуюся от нашей цепи, мать послала Хилариону. Тот с изумлением оглянулся на нее, а затем поднял жезл и в третий раз нарисовал линии и символы.

Я чувствовала напряжение, но держалась твердо и отдавала Силу по требованию матери. На этот раз нарисованные линии не погасли, зелено-голубой цвет держался, разгораясь все ярче. Когда Хиларион опустил жезл, рисунок сверкал и пульсировал, повиснув в воздухе на фут от земли. Вокруг него не было ветра, хотя в других местах он поднимал густую пыльную вуаль.

Некоторое время Хиларион критически осматривал свое творение, как бы желая убедиться, что в нем нет изъянов. Затем он сделал два шага вперед и сказал нам, не оглядываясь:

– Пора идти!

Разорвав цепь, мы с матерью взяли наши сумки, а отец поднял Айлию. Маг направил острие жезла в центр перекрещивающихся линий, как вставляет ключ в замок, и Врата открылись. Я видела, как маг исчез. Я пошла за ним, за мной мать и последним отец. Снова ужасное искривление пространства и времени, и я покатилась по каменной мостовой, болезненно жмурясь от удара головой о какой-то твердый предмет.

Я лежала на спине напротив кресла, возвышавшегося в центре зала Цитадели. Пылавшие Врата были единственным светлым предметом в этом сумрачном зале.

Рядом кто-то шевелился. Я повернула голову. Тут стоял Хиларион с жезлом в руке.

Он не смотрел на Врата, а оглядывал зал.

Не знаю, что он надеялся увидеть – может, стражников, слуг, или домочадцев – но он не нашел то, что искал. И эта пустота поразила его. Он поднес руку ко лбу и пошатнулся, а потом пошел вдоль стены зала, как бы желая скорее найти что-то, пока его не охватила настоящая паника.

Я почувствовала некоторое облегчение: он просто забыл о нас, поглощенный собственными горестями. Самое время для нас уйти.

Несмотря на головокружение, я кое-как поднялась, держась за поручень кресла, и огляделась. Отец уже встал. Айлия лежала перед ним. Он перешагнул через нее и обнял Джелит, помогая ей встать. Они были так крепко связаны друг с другом, что действительно казались едины телом и духом. Что-то в их манере, когда они стояли рядом, на момент замкнувшись в своем личном мире, заставило меня остановиться. Я вздрогнула, как от холодного ветра, и подумала, как же это, наверное, хорошо – иметь такое единение с кем-то.

Киллан, вероятно, познал это с Дахаун, Кемок – с Орсией. И я бессознательно тянулась к тому же, когда пошла за Дензилом, но в конце концов поняла, что он хотел вовсе не меня, не Каттею-девушку, а Каттею-волшебницу, отдавшую ему свою Власть. Глядя на этих двоих и на мир, который они держали в себе, я поняла, что я еще не настоящая колдунья, которая поставила бы Власть превыше всего. Но только это и остается мне в жизни.

Сейчас же не время для подобных размышлений: надо узнать обо всем здесь и сделать соответствующие приготовления. Я выпустила ручку кресла и, пошатываясь, пошла к родителям.


Глава 16

– Извините, – сказала я тихо.

Я боялась, как бы мои слова не вывели Хилариона из его озабоченности и не привели сюда слишком рано.

Мать повернула голову и посмотрела на меня. В моем лице что-то предупредило ее, потому что ее глаза стали настороженными.

– Ты боишься? Кого, дочка?

– Хилариона, – ответила я.

Теперь и отец внимательно смотрел на меня. Хотя его рука все еще обнимала плечо матери, другую руку он поднес к поясу, как бы ища оружие.

– Слушайте, – заговорила я шепотом.

Я не желала вести мысленный разговор, поскольку в этом месте, пропитанном колдовством, мысленное прикосновение могло прозвучать как гонг.

– Я не все рассказала вам. Эскор уже давно трещит, разорванный воинственным колдовством. Большая часть тех, кто в этом повинен, поглощена Темными Силами, которые они же сами и вызвали. Другие ушли через Врата в другое место и время, но на них до сих пор лежит проклятие за то, что они сделали в далеком прошлом. Мы ничего не знаем о Хиларионе. Я не думаю, что он Темный Великий, иначе он не мог бы управлять Голубым Огнем. Но ведь были и те, кто не следовал ни добру, ни злу, а только своему любопытству, и творил зло в поисках знаний. Теперь мы сражаемся за жизнь Эскора, а я приложила руку к возобновлению древней войны, когда неосторожно воспользовалась магией и нарушила древнее равновесие. И я еще раз нанесла вред, уже другой, совсем недавно, и не хочу взваливать на себя еще и третий груз вины, приводя обратно одного из магов прошлого, который может испортить все, за что боролись мои братья и наши боевые друзья. Хиларион знает слишком много, чтобы взять его в Долину. Надо узнать бы нем побольше, прежде чем принести ему какую-нибудь клятву.

– У нас мудрая дочь, – сказала мать. – А теперь рассказывай побыстрее, о чем умолчала раньше.

Я рассказала, не упуская ничего, о своем участии в планах Дензила и о том, что случилось потом. Когда я замолчала, мать кивнула.

– Теперь понятно, почему ты подозреваешь Хилариона. Но…

Она прислушалась, и я поняла, что она пытается установить мысленный контакт с Хиларионом.

– Так…

Ее обращенный внутрь взгляд стал обычным, и она обратилась к нам.

– Не думаю, что нам стоит бояться его отношения к нам. Время в этом мире, видимо, очень различимо. Даже больше, чем мы думали. Ах, как тяжело человеку видеть, что его мир пропал, хотя сам он еще здесь, на родной земле. Я вот думаю… Скажи-ка дочь, ты в самом деле считаешь, что Хиларион может угрожать тому, что нам дорого?

Я, вспомнив Дензила, отбросила сомнения и сказала:

– Да.

Мать, казалось, не была в этом убеждена. Она позволила нам увидеть в ее сознании, хотя бы частично, то, что она узнала от Хилариона.

Там была такая боль, такое отчаяние, что я вздрогнула и внешне и внутренне закричала, что не хочу больше ничего знать.

Она отпустила меня.

– Как видишь, – сказала она, – его занимают собственные мысли, и они таковы, что их нелегко нарушить. Если мы уйдем…

– Давайте уйдем, – сказала я.

Во мне поднялось горячее желание уйти из этого места, принадлежащего Хилариону, и выкинуть из головы все мысли о маге. Мне хотелось повернуться и бежать со всех ног, словно за мной гнались Серые существа, люди-волки.

Однако мы шли спокойным шагом, потому что с нами была Айлия. Я думала о ней и о том, что нам с ней делать. Если вупсалы еще остались в поселке, мы можем разбудить ее спящий мозг и оставить девушку неподалеку, применив, может быть, некоторые чары, которые закроют для нее недавнее прошлое, и она вспомнит о нашем путешествии как о быстро улетучившемся сне.

Но если набег действительно положил конец племени, нам придется взять ее с собой в Долину, где Дахаун и ее народ примут ее.

Отец оставил одну из сумок с пищей и водой на полу, а другую повесил на плечо.

Мы с матерью повели Айлию. Когда мы вышли, я тоже заметила сюрпризы времени: я вошла сюда в самой холодный месяц зимы, а выходила под теплое весеннее солнце месяца Хризалид. А ведь прошло, по моим расчетам, всего несколько дней.

Снег, лежавший на этой большой площади, уже исчез. Несколько раз мы вспугивали шустрых ящериц и других мелких животных. Одни замирали, глядя на нас круглыми настороженными глазами, другие поспешно исчезали.

Я с некоторой опаской смотрела на улицы и дороги перед нами, потому что плохо помнила, как мы шли через цитадель. После того, как мы дважды оказались перед глухой стеной, я высказала свои опасения вслух.

– Нет дороги? – спросил отец. – Но ты же прошла без затруднений, так?

– Да, но меня притягивала Власть.

Я не помнила, как мы с Айлией шли. Казалось, дорога была очень легкой и простой от тех Врат, где разные стражи подавали голос во время ветра, и я совершенно не помнила этих запутанных переходов и переулков.

– Может, это защита? – спросила я вслух.

Мы остановились перед последней стеной, где проход, выглядевший так обещающе, оказался вдруг наглухо закрытым. Вокруг нас были дома с голубыми камнями над дверями и пустыми окнами, и что-то вокруг них холодило сердце, как зимний ветер холодит тело.

– Сознательно наведенная галлюцинация? – спросил отец.

Мать закрыла глаза. Я знала, что она осторожно пытается найти контакт с хозяином.

Я рискнула последовать ее примеру, все время опасаясь коснуться линии, связывающей нас с Хиларионом.

Мой мозг различал то, чего не видели глаза. Саймон Трегарт был прав: на это место была наложена колдовская иллюзия, и стены вставали там, где их не было, открытые места на самом деле были заняты. Закрыв глаза, мы видели другой город, который стоял здесь давно. Причины этой иллюзии я не могла понять, потому что это не новые чары, поставленные Хиларионом, чтобы сбить нас с толку. Эта иллюзия была очень старая, потрепанная и заношенная почти до первых нитей.

– Я вижу! – резко сказал отец.

Он тоже переключился на другое зрение.

– Так… Мы идем сюда.

Сильная рука схватила меня за руку, в то время как я и мать держали под руки Айлию; связанные таким образом, мы стали разрушать чары города, действующие при дневном свете, а наше другое зрение было настроено разумом.

Мы вышли на улицу, спускавшуюся к прочной внешней стене, и я узнала ее. По ней мы шли, когда спасались от рейдеров.

Я дважды открывала глаза, чтобы проверить, действуют ли еще смущающие чары, и каждый раз видела тупиковую улицу или стену дома или часть стены, так что спешила зажмуриться и положиться на другое зрение.

Человек, не имеющий подобного дара, не смог бы победить этого колдовства. Мы в этом убедились, когда дошли наконец до ворот. На расстоянии вытянутой руки от входа на земле лежало тело, раскинув руки, будто хотело схватить свободу, которой не видели глаза. Это был рослый мужчина в кольчуге. Его жесткие волосы были заплетены в косы. Богатый шлем валялся в стороне. Лица человека не было видно, и я была рада этому.

– Салкар!

Отец наклонился над телом, но не касался его.

– Не думаю. Во всяком случае, не из того племени, которое мы знаем, – возразила Джелит. – Наверное, это из твоих рейдеров, Каттея.

В этом я не могла бы поклясться, поскольку видела их только мельком в ту ночь, когда они напали на вупсалов, но подумала, что мать права.

– Он умер уже довольно давно.

Отец снова выпрямился.

– Может, он погнался за тобой, Каттея, и для него ловушка сработала.

Но для нас она открылась. Мы прошли сквозь стену между бронзовыми зверями и нашли здесь свидетельства того, что люди действительно боялись этих мест: на самом виду лежала каменная плита, принесенная, наверное, из разоренного поселка, и на ней куча разных вещей. Сначала они, наверное, были разложены как следует, но потом птицы и звери сбили все это в кучу. Там была меховая одежда, теперь запыленная песком и расклеванная птицами, металлические блюда, на которых когда-то лежала пища, меч и топор, к которым с взволнованным видом потянулся Саймон. Вообще-то он был посредственным меченосцем, потому что в его родном мире мечи не употреблялись. Тем не менее, для воина всякое оружие благо, когда нет ничего другого.

– Оружие мертвеца, – сказал он. – Говорят, что взять оружие покойника – значит взять и его боевой гнев.

Я вспомнила, что Кемок, идя за мной в Темную башню Дензила, нашел меч в тайнике давно исчезнувшей расы и взял его для нашей защиты. Думаю, поскольку уж рука мужчины инстинктивно хватается за сталь, это оружие скорее будет служить добру, чем злу.

Мать тоже взяла что-то с этого жертвенного стола и, держа это обеими руками, вглядывалась почти со страхом.

– Эти рейдеры брали добычу в странных местах, – сказала она. – Я слышала о такой вещи, но никогда не видела. Видимо, они сочли ее недостаточно ценной, раз предложили живущим здесь, по их мнению, демонам.

Это была каменная чаша, сделанная в виде сложенных ладоней, но руки были не вполне человеческими: пальцы очень длинные и тонкие, узкие остроконечные ногти покрыты блестящим металлом. Чаша была красно-коричневая, гладкая, полированная.

– Что это? – с любопытством спросила я.

– Зеркало видения. Им пользуются, как хрустальным шаром, только сюда наливается вода. Не знаю, как эта вещь попала сюда, но она не должна здесь оставаться. Дотронься до нее, Каттея.

Она протянула мне чашу. Я прикоснулась к ней и вскрикнула от неожиданности, камень был не холодным, как я ожидала, а горячим, почти обжигающим. Но Джелит держала чашу и, казалось, не чувствовала жара. А я ощущала не только жар, но и волну Власти, и поняла, что это могучая сила, которая может служить нам оружием, как и меч, так естественно взятый отцом.

Мать взяла обрывок шелка, также лежащего на жертвеннике, завернула в него чашу и спрятала ее под тунику. Отец прицепил к поясу меч и сунул туда же боевой топор для равновесия.

Эта куча награбленного наводила на мысль, что в ту снежную ночь победителями стали рейдеры, а не вупсалы. Я была уверена, что все это оставили здесь именно рейдеры. Я ни разу не видела, чтобы вупсалы оставляли где-нибудь свои сокровища, кроме как в гробнице Утты.

Теперь, прежде чем уйти отсюда, надо было удостовериться, что из народа Айлии никого не осталось. Я объяснила это родителям, и они согласились со мной. Сейчас была середина утра, солнце приятно пригревало. Снега уже не было, лениво жужжали насекомые, и мы слышали утреннюю перекличку птиц.

Пока мы не ушли с мыса, я все время была в напряжении, ожидая контакта с Хиларионом, его зова или вопроса: куда мы пошли и зачем. Но теперь мы вошли в покрытый почками кустарник, в нормальный для глаз мир, и мое напряжение немного спало.

Но я все еще сомневалась и сознавала, что мы не освободились от своего спутника, которого я меньше всего хотела видеть.

Когда мы обследовали поселок, стало ясно, что он пуст, и не потому, что племя отправилось в странствия. На ветру полоскались разорванные шкуры палаточных крыш.

Мы осторожно прошли по развалинам. Я нашла хижину, из которой бежала – когда?

Для меня это было несколько дней назад. Морские разбойники побывали и здесь. Сундук Утты был опрокинут, свертки с травами разорваны и содержимое из них высыпано и перемешано.

Мать поднимала то сухой листок, то щепотку травяной пыли, нюхала и бросала, покачивая головой. Я поискала рунные свитки, приведшие меня в цитадель, но их не было. Видимо, рейдеры решили, что это ключ к какому-нибудь кладу. В дальнем углу мы нашли кувшин с дорожной пищей из вяленого мяса, спрессованного с сухими ягодами. В данный момент для нас это было дороже любых сокровищ.

Айлия стояла за дверью, где ее оставили, и, казалось, не видела ничего вокруг и не сознавала, что вернулась в свой поселок. Отец пошел по другим палаткам, но быстро вернулся.

– Место смерти, – угрюмо констатировал он. – Уйдем отсюда.

У меня не было друзей в племени. Я была пленницей, но никогда не была им врагом, и их смерть всегда будет на мне: они верили в мой дар, а я погубила их.

Мать прочла мои мысли, обняла меня и сказала:

– Нет, потому что сознательно ты не обманывала их, и тебе ничего не оставалось, как предоставить их своей судьбе. Ты не та, которой они верили, и ты не могла держаться за выбор, который они заставили тебя сделать. Так что не бери на себя чужой груз. Это зло жизни, и в какой-то мере люди сами виноваты, когда это зло приходит как судьба.

Слова, предназначенные для утешения и облегчения, сейчас однако были только словами, хотя и задержались в моем мозгу и позднее я вспомнила их.

У нас не было ни саней, ни сильных собак, не было настоящего проводника. Мы знали только, что нам нужно идти на запад. Сколько времени займет путешествие в Долину и много ли опасностей подстерегает нас на пути – можно было только гадать.

Я думала, что вспомню дорогу по берегу реки, через страну от места горячих источников, но когда я сказала об этом отцу, он покачал головой и ответил, что если долина горячих источников так хорошо известна кочевникам, то лучше обойти ее и направиться прямо на запад. Это была хорошая мысль, хотя мы и не могли быстро идти пешком, особенно с Айлией, которая под нашим контролем шла, но о ней надо было заботиться, как о неразумном ребенке.

Итак, мы повернулись спиной к морю и цитадели на мысе. Продуктов у нас почти не было – скверное на вкус мясо, принесенное из того мира, и кувшин из поселка. Но зато недостатка в воде не было, потому что здесь было множество ручьев, оживших с приходом весны.

Отец поднял с земли два округлых камня и сделал удивительное оружие, какого я никогда не видела. Он скрепил камни ремнем, затем раскрутил над головой и пустил для начала в куст. От удара и веса камней ремень закрутился вокруг ветки и оборвал ее, а с нее – почки. Отец засмеялся и пошел освобождать ремень.

– Похоже, я не разучился, – сказал он.

Он снова отправил свое оружие, но уже не в куст, а в его неосторожного обитателя – подскочившую вверх птицу. Когда мы остановились на ночлег, у нас было уже четыре таких птицы. Мы зажарили их на костре и с аппетитом съели. Это было очень приятно после долгого пребывание на невкусном рационе.

Ночью стало холоднее, но мы не остались у костра. Отец положил в него последнюю охапку листьев и прутьев, а нас повел на место, которое он наметил для ночного лагеря – довольно далеко от этого маяка, могущего привлечь внимание. Он выбрал маленькую рощицу, где зимние ветры повалили несколько деревьев, и те при падении захватили и другие, так что получилось нечто вроде шалаша из перепутавшихся веток и стволов. Мы заползли в него и загородились кустарником. Если бы у меня было немного травы из запаса Утты, можно было бы поставить защитные чары, но рейдеры так все перемешали, что выбрать нужное мне не удалось.

Мать достала из поясного кармана кусочек голубоватого металла, осторожно провела по нему рукой и воткнула в землю. От него исходил бледный свет, который должен был ярко вспыхивать, если вблизи появится кто-то из слуг Тени. Правда, против рейдеров, хищных животных или кочевников у нас не было защиты, кроме наших глаз и ушей, поэтому мы установили дежурство. У меня была первая вахта, и я держалась напряженно и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить остальных.

Мои глаза и уши были настороже, а время от времени я творила защитное заклятье, но с большими интервалами, так как в этом краю его могут перехватить враги.

В ночи было много звуков и шорохов.

Иногда я настораживалась, но всякий раз оказывалось, что эти звуки производят ночные животные и ветер.

Все время я отгоняла от себя желание подумать о Хиларионе, о том, что он сейчас делает в пустом здании, которое когда-то было центром его правления. Вспоминает ли он прошлое, которого больше не увидит? Или он преодолел этот шок и снова пользуется своими талантами? Для чего? Врат он больше делать не будет, в этом я была уверена. Хватит с него и этого долгого заключения у Зандора.

Зандор… Я с удовольствием отгородилась от своих опасных мыслей о Хиларионе. Интересно, что произошло с Зандором? Может быть, наш побег сказался на его машинах сильнее, чем думал Хиларион?

Может, это подорвало силу Зандора?

Ведь мы предполагали погоню, но этого не произошло. Возможно, Зандор так ослаб, что в следующий раз люди башен положат конец его подземному убежищу, и кончится длительная война, принесшая миру пепел и смерть.