Он помолчал, а потом медленно наклонил голову.
— Раз ты решила твердо, Кадия, мы не можем тебе отказать. Но ты не знаешь, что ждет впереди. В ход может быть пущена такая Сила, что твой талисман обратится в пепел. Даже мы не знаем, удастся ли нам противостоять спящим, если они пробудятся и Варм вооружит их. Слишком долго мы жили вне времени и в покое. Нет, мы не забыли того, что умели, но долго не пользовались этим умением. Не думай, будто мы всемогущи. Мечи ржавеют в ножнах, если остаются в них год за годом. В этом времени мы можем погибнуть столь же легко, как твои люди или малыши, которых вы называете оддлингами.
Внезапно он схватил ее свободную руку и положил к себе на запястье. Кожа под ее пальцами казалась совсем такой же, как ее собственная. Холодность камня исчезла.
На его палец опустилось какое-то насекомое. Он согнал его, а потом сказал:
— Видишь, крылатые твари жалят и нас. Мы очень уязвимы.
— Но вы же — Исчезнувшие! Этот город был покинут, и его опутали лианы прежде, чем мой народ. переселился сюда, а мы здесь уже шестьсот лет. И все же ты помнишь эти улицы и дома, помнишь, как жил тут прежде.
— Здесь правит время. Только за Вратами кончается его власть. Мои соплеменники долговечны, но конец ждет и их. Разве Бина не умерла? Она решила остаться во времени, и оно сжимало свои тиски все крепче и крепче. Когда ты помогла нашим сущностям проникнуть за преграду и вновь обрести тела, мы попали во власть времени и смерти, вернулись в иную жизнь.
— Значит, мы отправляемся в горы, — объявила Кадия.
Да, сказители говорили, что Исчезнувшие бессмертны. Но Ламарил объяснил, что, вернувшись сразиться со злом, они вновь стали подвластны смерти и времени.
— Дорогу мы знаем, хоть нам и неизвестно, что ждет нас в ее конце. Кадия, расскажи мне о своем народе. Ты сказала, что выбрала трясины, как свою долю, после гибели колдуна Орогастуса. Но, сделав такой выбор, от какой жизни ты отказалась?
Да, она избрала иную жизнь — как Ламарил и его товарищи, когда они решили вернуться. Она подумала о Цитадели. Хотя некоторые воспоминания о ее жизни там были, точно яркие прекрасные цветы, многое ей хотелось забыть навсегда: страшные дни, когда Волтрик взял Цитадель и ее прежняя беззаботная и счастливая жизнь кончилась безвозвратно.
Она заговорила о счастливых годах, протекавших в огромной крепости, конечно построенной тоже соплеменниками Ламарила, о празднике Трех Лун в пору смены сезонов, о прибытии торговцев, плывущих в Тревисту, об охоте на болотах с Джеганом, о докучных дворцовых церемониях, когда она еле подавляла зевоту.
Затем она намеренно перешла к ужасам: позорная мучительная казнь ее отца и его рыцарей, труп ее матери, разрубленный вражескими мечами и секирами, бегство по потайным ходам, уводившим все ниже и ниже к самому сердцу земли.
— Про остальное я уже рассказывала, — закончила она. Ее пробирала дрожь, хотя ветерок в саду был теплым. Можно ли смыть кровь, обагрившую память?
Вновь он взял ее руку и сжал не крепко, но ласково, и тепло этого прикосновения прогнало внутренний холод. Кадии пришла в голову мысль, за которую она ухватилась, укрылась за ней, как можно укрыться за щитом. Между ней и сестрами существовала связь, но хрупкая: слишком уж они были не похожи, и говорила в них лишь общая кровь.
С Джеганом ее связывало боевое товарищество, но они принадлежали к разным народам. Она знала, что он всегда придет к ней на помощь, но внезапно она обнаружила внутри себя пустоту, настолько скрытую, что прежде она о ней и не подозревала.
Это пожатие было точно ее меч — ключом к чувству, ей доселе незнакомому.
Нет, она не хочет повернуть этот ключ! Здесь и сейчас — ничего больше! Никаких волнений, никакого заглядывания в будущее!
Кадия вырвала руку почти грубо и поторопилась задать новый вопрос:
— А этот горный тайник, он далеко?
— За Золотой Топью, — ответил он. — По ту ее сторону лежат предгорья. Дорога туда была завалена, скрыта, насколько это было нам по силам в прежние дни. Путь предстоит нелегкий. Кадия вскочила со скамьи.
— А есть ли в трясинах легкие пути? Реки и речки могут послужить нам, но текут они не прямо. Мы пойдем к горе Джидрис или Бром? Там живет Харамис. Ее Сила…
— Нет. Мы обогнем Тернистый Ад, отправимся на юг через страну уйзгу, а оттуда к вершине Ротоло.
— Но виспи? Там их страна. Разве они не знают про опасность?
Ламарил покачал головой.
— Мы думаем, что древняя ограда заклинаний вокруг спящих еще держится. Служителю Варма, который возвращается разбудить их, было выгодно сохранить ее до своего возвращения. Салин искала, и маленький сновидец хасситти старался найти то, что угрожает горному краю. Но он находит только страх и еще ужас смерти, расползающейся по трясинам. Уже все уйзгу отправились на юг, спасаясь от этой губительной опасности, которая превращает их край в гниющую пустыню.
— Но ты уверен, что знаешь, где погребены спящие? — Кадия не понимала, почему задала этот вопрос. Конечно же, он уверен!
К ее изумлению, он ответил не сразу.
— Земли изменились, — медленно произнес он. — Двое среди нас обладают дальновидением. И видят они опустошения, оставленные «желтой смертью». Нам надо как-то пройти через зараженные болота.
Кадия подумала о своем мече. Хватит ли ее энергии, чтобы расчистить им путь?
— Огонь (он словно читал ее мысли, хотя она не ощутила прикосновения к ним) послужит нам. Это в наших силах. Если тот, кто идет туда же, не употребит еще какое-нибудь оружие.
Сказания, которые она слушала с детства, повествовали о всемогуществе Исчезнувших, и в ней жила вера в это. Но его слова не успокаивали ее, не укрепляли ее веру, а посеяли в ней сомнения. Быть может, настоящей безопасности обрести нельзя — во всяком случае, по эту сторону стены. Но это ее земля, и жить она хочет здесь!
Утром они отправились в путь очень рано. К большому удивлению Кадии, к ним присоединились шестеро хасситти. Лохмотья пышных одежд они сбросили, хотя некоторые оставили драгоценные ожерелья. На спине у каждого был дорожный мешок. Двоих впереди Кадия узнала — целительницу Тостлет и сновидца Куава.
Они были вооружены длинными ножами, которые при их маленьком росте больше походили на мечи, и еще палками с ремнями на конце. Для чего могли служить эти подобия хлыстов, Кадия не знала.
Она не понимала, зачем синдоны взяли малышей-хасситти с собой. Но Ламарил и все остальные как будто сочли это само собой разумеющимся.
Из города они вышли через ворота, снаружи казавшиеся разрушенными, и направились на запад, в другую сторону от Тернистого Ада. Земля тут была по большей части твердой, и можно было не опасаться зыбких ловушек. Кадия воспринимала мысленную речь, если ее посылали прямо ей, но не могла уловить тех слов, которыми обменивались синдоны между собой, а может, и с хасситти.
Она шла рядом со своими товарищами — Джеганом, Смайлом и Салин, которая опиралась на посох, Ламарил во главе отряда шел не очень быстро.
Затем Джеган и Смайл ушли вперед на разведку, хотя синдоны, казалось, не считали нужным принимать такую меру предосторожности.
Они уже были от Ялтана довольно далеко, когда Кадия восприняла мысленное предостережение оддлингов и поспешила нагнать Лама-рила.
— Скритеки! Боевой отряд. Джеган пересек их след.
Женщина, шедшая за командиром, обернулась. Кадия знала, что это Лалан, хотя ее лицо скрывал шлем. Она откинула голову, точно к чему-то принюхиваясь.
Арьергард, —она послала эту мысль всем. — Исчадие Варма идет быстро, и чешуйчатые следуют за ним.
И уйзгу, —Кадия восприняла новую мысль Джегана. — Они бегут от заразы. Смайл поспешил вперед предупредить их.
Ламарил только кивнул, но ускорил шаг, и Кадия с неохотой вернулась к Салин: идти так быстро без чьей-либо помощи ведунье было бы не по силам.
Все равно они начали отставать, и тут их окружили хасситти. Двое из них бесцеремонно отодвинули Кадию и понесли старушку.
Мы справимся, Благороднейшая, —восприняла она успокаивающую мысль. — А ты иди вперед, где понадобится Сила!
Часть хасситти засеменила так быстро, что присоединилась к головной части отряда одновременно с Кадией.
Ламарил извлек из футляра на поясе, где мог бы висеть меч, тонкий жезл, кончик которого словно задрожал. Кадия пошатнулась, лоб ей пронзила острая боль. Синдон, рядом с которым она шла, протянул руку и опустил забрало ее шлема, которое она подняла, так как ей надоело смотреть в узкие прорези.
И сразу боль исчезла. Девушка уже обнажила меч и теперь почувствовала, как он теплеет в ее руке. Глаза открылись, и, подчиняясь порыву, она подняла меч повыше, как бы заботясь о том, чтобы они видели лучше, понимали, что происходит и что требуется от них.
Синдоны нарушили тесный строй, которым двигались от Ялтана, и развернулись полумесяцем, точно загонщики на большой охоте — так, вспомнила Кадия, ниссомы загоняли дичь в сети на большом острове, где стояла Тревиста.
Теперь все они держали в руках жезлы, и, хотя Кадия более не слышала этого пронзительного звука боли, она не сомневалась, что он поражает всех, на ком нет шлема. Однако он как будто не действовал на хасситти — малыши все так же бодро семенили вперед, иногда опережая синдонов.
Они уже почти достигли густых кустов — первого препятствия на их пути с тех пор, как покинули Ялтан. Внезапно ветки начали бешено раскачиваться. Из них, шатаясь, появился скритек. Из его разинутого рта капала зеленая пена. Глаза горели тем багровым огнем, который, как знала Кадия, разгорался в них вместе с жаждой крови.
Однако если этот скритек и был прежде вооружен, свое оружие он бросил. Обе руки он прижимал к голове с вытянутой зубастой пастью. Она тряслась. Выскочив из кустов, он не удержался на ногах и теперь, как ни пытался, не мог подняться с колен.
Красные глазки туманились болью, и Кадия ощутила жар его ненависти к ним. К нему подбежал хасситти, и Кадия рванулась вперед, не сомневаясь, что страшные челюсти перекусят малыша пополам. Но рука Ламарила преградила ей путь.
Хасситти подскочил к скритеку, хлыст в его руке со свистом опустился на чешуйчатую морду. Топитель попытался подняться на ноги, замахнулся когтистой лапой на врага. Но хасситти успел отскочить, глядя, как его жертва упала ничком, судорожно дергаясь всем телом.
Несколько мгновений малыш переминался с ноги на ногу, словно в победной пляске. Какой силы удар нанес этот хлыст, Кадия судить не могла, но, несомненно, своей цели он достиг. Ни синдоны, ни хасситти больше не удостоили распростертого скритека ни единым взглядом, хотя он явно был еще жив: Кадия видела, что он дышит, хотя и с мучительным трудом.
Теперь они оказались перед преградой из сплетенных кустов и остановились. Ламарил отломил веточку, покатал ее вместе с листьями между пальцев, а затем поднес смятый комок к носу, чтобы определить по запаху, что он сорвал.
Затем он бросил комок и медленно провел пальцем по жезлу. То же сделали и его товарищи. А потом подняли жезлы и пошли вперед так спокойно, будто путь перед ними был открыт. Но он и был открыт. Листья, ветки, толстые стебли… исчезли. В воздухе повис зеленый туман, точно густой дым. Шагая позади Лама-рила, Кадия помахала рукой и почувствовала, что кожа увлажнилась, увидела, как она стала зеленой, точно ее намазали краской, какой уйзгу покрывают свои тела.
Едва кусты исчезли, как стало видно, что впереди еще пять скритеков катаются по земле, бросив оружие. Вновь хасситти, к которому присоединился еще один, пустил в ход хлыст, и омерзительные твари утратили способность двигаться.
Только одного им пришлось преследовать: он упрямо полз и полз, мотая головой и угрожающе лязгая зубами. Его чешуйчатую шею обвивала черная металлическая цепь, с которой свисали серые косточки — фаланги пальцев. Кадия узнала отличительный знак искусного охотника, вожака. Он повернулся навстречу им.
Его голова вскинулась, словно он собирался воем излить свою муку небесам. Кадия попятилась — этот вой поражал, точно звук, который синдоны использовали как оружие. Это была обнаженная исступленная ненависть, такая жгучая, что казалось, будто ей в лицо брызнули ядом.
Трое хасситти двинулись на него, но осторожно. Скритек тяжело оперся на одну руку и замахнулся другой. Его растопыренные когти почти задели пластины на груди ближайшего хасситти. Двое других прыгнули — Кадия никогда бы не подумала, что с такими короткими ногами и плотными туловищами они способны на подобные прыжки. Их хлысты одновременно опустились на голову врага.
Последняя вспышка необузданной ярости… И все. Хотя тело на их дороге все еще дергалось, пока они его обходили.
ГЛАВА 20
— Раз ты решила твердо, Кадия, мы не можем тебе отказать. Но ты не знаешь, что ждет впереди. В ход может быть пущена такая Сила, что твой талисман обратится в пепел. Даже мы не знаем, удастся ли нам противостоять спящим, если они пробудятся и Варм вооружит их. Слишком долго мы жили вне времени и в покое. Нет, мы не забыли того, что умели, но долго не пользовались этим умением. Не думай, будто мы всемогущи. Мечи ржавеют в ножнах, если остаются в них год за годом. В этом времени мы можем погибнуть столь же легко, как твои люди или малыши, которых вы называете оддлингами.
Внезапно он схватил ее свободную руку и положил к себе на запястье. Кожа под ее пальцами казалась совсем такой же, как ее собственная. Холодность камня исчезла.
На его палец опустилось какое-то насекомое. Он согнал его, а потом сказал:
— Видишь, крылатые твари жалят и нас. Мы очень уязвимы.
— Но вы же — Исчезнувшие! Этот город был покинут, и его опутали лианы прежде, чем мой народ. переселился сюда, а мы здесь уже шестьсот лет. И все же ты помнишь эти улицы и дома, помнишь, как жил тут прежде.
— Здесь правит время. Только за Вратами кончается его власть. Мои соплеменники долговечны, но конец ждет и их. Разве Бина не умерла? Она решила остаться во времени, и оно сжимало свои тиски все крепче и крепче. Когда ты помогла нашим сущностям проникнуть за преграду и вновь обрести тела, мы попали во власть времени и смерти, вернулись в иную жизнь.
— Значит, мы отправляемся в горы, — объявила Кадия.
Да, сказители говорили, что Исчезнувшие бессмертны. Но Ламарил объяснил, что, вернувшись сразиться со злом, они вновь стали подвластны смерти и времени.
— Дорогу мы знаем, хоть нам и неизвестно, что ждет нас в ее конце. Кадия, расскажи мне о своем народе. Ты сказала, что выбрала трясины, как свою долю, после гибели колдуна Орогастуса. Но, сделав такой выбор, от какой жизни ты отказалась?
Да, она избрала иную жизнь — как Ламарил и его товарищи, когда они решили вернуться. Она подумала о Цитадели. Хотя некоторые воспоминания о ее жизни там были, точно яркие прекрасные цветы, многое ей хотелось забыть навсегда: страшные дни, когда Волтрик взял Цитадель и ее прежняя беззаботная и счастливая жизнь кончилась безвозвратно.
Она заговорила о счастливых годах, протекавших в огромной крепости, конечно построенной тоже соплеменниками Ламарила, о празднике Трех Лун в пору смены сезонов, о прибытии торговцев, плывущих в Тревисту, об охоте на болотах с Джеганом, о докучных дворцовых церемониях, когда она еле подавляла зевоту.
Затем она намеренно перешла к ужасам: позорная мучительная казнь ее отца и его рыцарей, труп ее матери, разрубленный вражескими мечами и секирами, бегство по потайным ходам, уводившим все ниже и ниже к самому сердцу земли.
— Про остальное я уже рассказывала, — закончила она. Ее пробирала дрожь, хотя ветерок в саду был теплым. Можно ли смыть кровь, обагрившую память?
Вновь он взял ее руку и сжал не крепко, но ласково, и тепло этого прикосновения прогнало внутренний холод. Кадии пришла в голову мысль, за которую она ухватилась, укрылась за ней, как можно укрыться за щитом. Между ней и сестрами существовала связь, но хрупкая: слишком уж они были не похожи, и говорила в них лишь общая кровь.
С Джеганом ее связывало боевое товарищество, но они принадлежали к разным народам. Она знала, что он всегда придет к ней на помощь, но внезапно она обнаружила внутри себя пустоту, настолько скрытую, что прежде она о ней и не подозревала.
Это пожатие было точно ее меч — ключом к чувству, ей доселе незнакомому.
Нет, она не хочет повернуть этот ключ! Здесь и сейчас — ничего больше! Никаких волнений, никакого заглядывания в будущее!
Кадия вырвала руку почти грубо и поторопилась задать новый вопрос:
— А этот горный тайник, он далеко?
— За Золотой Топью, — ответил он. — По ту ее сторону лежат предгорья. Дорога туда была завалена, скрыта, насколько это было нам по силам в прежние дни. Путь предстоит нелегкий. Кадия вскочила со скамьи.
— А есть ли в трясинах легкие пути? Реки и речки могут послужить нам, но текут они не прямо. Мы пойдем к горе Джидрис или Бром? Там живет Харамис. Ее Сила…
— Нет. Мы обогнем Тернистый Ад, отправимся на юг через страну уйзгу, а оттуда к вершине Ротоло.
— Но виспи? Там их страна. Разве они не знают про опасность?
Ламарил покачал головой.
— Мы думаем, что древняя ограда заклинаний вокруг спящих еще держится. Служителю Варма, который возвращается разбудить их, было выгодно сохранить ее до своего возвращения. Салин искала, и маленький сновидец хасситти старался найти то, что угрожает горному краю. Но он находит только страх и еще ужас смерти, расползающейся по трясинам. Уже все уйзгу отправились на юг, спасаясь от этой губительной опасности, которая превращает их край в гниющую пустыню.
— Но ты уверен, что знаешь, где погребены спящие? — Кадия не понимала, почему задала этот вопрос. Конечно же, он уверен!
К ее изумлению, он ответил не сразу.
— Земли изменились, — медленно произнес он. — Двое среди нас обладают дальновидением. И видят они опустошения, оставленные «желтой смертью». Нам надо как-то пройти через зараженные болота.
Кадия подумала о своем мече. Хватит ли ее энергии, чтобы расчистить им путь?
— Огонь (он словно читал ее мысли, хотя она не ощутила прикосновения к ним) послужит нам. Это в наших силах. Если тот, кто идет туда же, не употребит еще какое-нибудь оружие.
Сказания, которые она слушала с детства, повествовали о всемогуществе Исчезнувших, и в ней жила вера в это. Но его слова не успокаивали ее, не укрепляли ее веру, а посеяли в ней сомнения. Быть может, настоящей безопасности обрести нельзя — во всяком случае, по эту сторону стены. Но это ее земля, и жить она хочет здесь!
Утром они отправились в путь очень рано. К большому удивлению Кадии, к ним присоединились шестеро хасситти. Лохмотья пышных одежд они сбросили, хотя некоторые оставили драгоценные ожерелья. На спине у каждого был дорожный мешок. Двоих впереди Кадия узнала — целительницу Тостлет и сновидца Куава.
Они были вооружены длинными ножами, которые при их маленьком росте больше походили на мечи, и еще палками с ремнями на конце. Для чего могли служить эти подобия хлыстов, Кадия не знала.
Она не понимала, зачем синдоны взяли малышей-хасситти с собой. Но Ламарил и все остальные как будто сочли это само собой разумеющимся.
Из города они вышли через ворота, снаружи казавшиеся разрушенными, и направились на запад, в другую сторону от Тернистого Ада. Земля тут была по большей части твердой, и можно было не опасаться зыбких ловушек. Кадия воспринимала мысленную речь, если ее посылали прямо ей, но не могла уловить тех слов, которыми обменивались синдоны между собой, а может, и с хасситти.
Она шла рядом со своими товарищами — Джеганом, Смайлом и Салин, которая опиралась на посох, Ламарил во главе отряда шел не очень быстро.
Затем Джеган и Смайл ушли вперед на разведку, хотя синдоны, казалось, не считали нужным принимать такую меру предосторожности.
Они уже были от Ялтана довольно далеко, когда Кадия восприняла мысленное предостережение оддлингов и поспешила нагнать Лама-рила.
— Скритеки! Боевой отряд. Джеган пересек их след.
Женщина, шедшая за командиром, обернулась. Кадия знала, что это Лалан, хотя ее лицо скрывал шлем. Она откинула голову, точно к чему-то принюхиваясь.
Арьергард, —она послала эту мысль всем. — Исчадие Варма идет быстро, и чешуйчатые следуют за ним.
И уйзгу, —Кадия восприняла новую мысль Джегана. — Они бегут от заразы. Смайл поспешил вперед предупредить их.
Ламарил только кивнул, но ускорил шаг, и Кадия с неохотой вернулась к Салин: идти так быстро без чьей-либо помощи ведунье было бы не по силам.
Все равно они начали отставать, и тут их окружили хасситти. Двое из них бесцеремонно отодвинули Кадию и понесли старушку.
Мы справимся, Благороднейшая, —восприняла она успокаивающую мысль. — А ты иди вперед, где понадобится Сила!
Часть хасситти засеменила так быстро, что присоединилась к головной части отряда одновременно с Кадией.
Ламарил извлек из футляра на поясе, где мог бы висеть меч, тонкий жезл, кончик которого словно задрожал. Кадия пошатнулась, лоб ей пронзила острая боль. Синдон, рядом с которым она шла, протянул руку и опустил забрало ее шлема, которое она подняла, так как ей надоело смотреть в узкие прорези.
И сразу боль исчезла. Девушка уже обнажила меч и теперь почувствовала, как он теплеет в ее руке. Глаза открылись, и, подчиняясь порыву, она подняла меч повыше, как бы заботясь о том, чтобы они видели лучше, понимали, что происходит и что требуется от них.
Синдоны нарушили тесный строй, которым двигались от Ялтана, и развернулись полумесяцем, точно загонщики на большой охоте — так, вспомнила Кадия, ниссомы загоняли дичь в сети на большом острове, где стояла Тревиста.
Теперь все они держали в руках жезлы, и, хотя Кадия более не слышала этого пронзительного звука боли, она не сомневалась, что он поражает всех, на ком нет шлема. Однако он как будто не действовал на хасситти — малыши все так же бодро семенили вперед, иногда опережая синдонов.
Они уже почти достигли густых кустов — первого препятствия на их пути с тех пор, как покинули Ялтан. Внезапно ветки начали бешено раскачиваться. Из них, шатаясь, появился скритек. Из его разинутого рта капала зеленая пена. Глаза горели тем багровым огнем, который, как знала Кадия, разгорался в них вместе с жаждой крови.
Однако если этот скритек и был прежде вооружен, свое оружие он бросил. Обе руки он прижимал к голове с вытянутой зубастой пастью. Она тряслась. Выскочив из кустов, он не удержался на ногах и теперь, как ни пытался, не мог подняться с колен.
Красные глазки туманились болью, и Кадия ощутила жар его ненависти к ним. К нему подбежал хасситти, и Кадия рванулась вперед, не сомневаясь, что страшные челюсти перекусят малыша пополам. Но рука Ламарила преградила ей путь.
Хасситти подскочил к скритеку, хлыст в его руке со свистом опустился на чешуйчатую морду. Топитель попытался подняться на ноги, замахнулся когтистой лапой на врага. Но хасситти успел отскочить, глядя, как его жертва упала ничком, судорожно дергаясь всем телом.
Несколько мгновений малыш переминался с ноги на ногу, словно в победной пляске. Какой силы удар нанес этот хлыст, Кадия судить не могла, но, несомненно, своей цели он достиг. Ни синдоны, ни хасситти больше не удостоили распростертого скритека ни единым взглядом, хотя он явно был еще жив: Кадия видела, что он дышит, хотя и с мучительным трудом.
Теперь они оказались перед преградой из сплетенных кустов и остановились. Ламарил отломил веточку, покатал ее вместе с листьями между пальцев, а затем поднес смятый комок к носу, чтобы определить по запаху, что он сорвал.
Затем он бросил комок и медленно провел пальцем по жезлу. То же сделали и его товарищи. А потом подняли жезлы и пошли вперед так спокойно, будто путь перед ними был открыт. Но он и был открыт. Листья, ветки, толстые стебли… исчезли. В воздухе повис зеленый туман, точно густой дым. Шагая позади Лама-рила, Кадия помахала рукой и почувствовала, что кожа увлажнилась, увидела, как она стала зеленой, точно ее намазали краской, какой уйзгу покрывают свои тела.
Едва кусты исчезли, как стало видно, что впереди еще пять скритеков катаются по земле, бросив оружие. Вновь хасситти, к которому присоединился еще один, пустил в ход хлыст, и омерзительные твари утратили способность двигаться.
Только одного им пришлось преследовать: он упрямо полз и полз, мотая головой и угрожающе лязгая зубами. Его чешуйчатую шею обвивала черная металлическая цепь, с которой свисали серые косточки — фаланги пальцев. Кадия узнала отличительный знак искусного охотника, вожака. Он повернулся навстречу им.
Его голова вскинулась, словно он собирался воем излить свою муку небесам. Кадия попятилась — этот вой поражал, точно звук, который синдоны использовали как оружие. Это была обнаженная исступленная ненависть, такая жгучая, что казалось, будто ей в лицо брызнули ядом.
Трое хасситти двинулись на него, но осторожно. Скритек тяжело оперся на одну руку и замахнулся другой. Его растопыренные когти почти задели пластины на груди ближайшего хасситти. Двое других прыгнули — Кадия никогда бы не подумала, что с такими короткими ногами и плотными туловищами они способны на подобные прыжки. Их хлысты одновременно опустились на голову врага.
Последняя вспышка необузданной ярости… И все. Хотя тело на их дороге все еще дергалось, пока они его обходили.
ГЛАВА 20
Вечером они устроились на ночлег там, где земля была твердой, и Лалан, опустив свой жезл концом вниз, обошла их лагерь. Из кончика жезла вылетела золотая искра, и Кадия поняла, что теперь они находятся под невидимой защитой.
Уже на краю неба вырисовывались зубчатые вершины гор, Харамис была почти рядом, и Кадия попробовала вновь связаться с сестрой. Она села напротив Салин над чашей, глядя на темную зеркальную поверхность внутри.
Девушка взяла руки ведуньи в свои, приказывая чаше показать то, что было ей нужно. В зеркале что-то задвигалось, и Кадия наклонилась пониже.
Из тумана, белого, как снега на вершинах, вырисовалась фигура, закутанная в плащ.
Харамис! —В этот мысленный зов Кадия вложила всю свою волю, подкрепленную энергией Салин.
Сестра повернулась лицом к ней. В ее руке был посох, могучий источник Силы, равный мечу, который лежал на коленях Кадии. Но лицо Харамис не выразило ответной радости. Выражение его стало вопросительным, а затем встревоженным. Закрытая капюшоном голова поворачивалась направо, налево, глаза чего-то искали.
Харамис! —Если посланная мысль может обернуться криком, то зов Кадии должен был прозвучать очень громко. И губы ее сестры зашевелились, словно она заговорила.
Харамис! —В третий раз Кадия вложила в свой зов всю силу воли, какую сумела собрать.
До нее донесся еле слышный шепот, и она сумела уловить лишь несколько слов:
— Сестра… Зло… преграда… еще не знаю…
Посох в руке Харамис поднялся над обледенелой скалой, на которой она стояла. И словно пером великана колдунья начала чертить в воздухе какие-то знаки. Они закружились, как снежные хлопья, но Кадия видела их, даже ощущала их воздействие. Это были защитные Силы Харамис — и преграда и предупреждение.
Образы в чаше стерлись, исчезли.
— Она права!
Голос, раздавшийся над головой Кадии, заставил ее обернуться. Чуть позади нее на коленях стоял Ламарил, глядя в померкшую чашу.
— Там есть преграда. В свое время то, против чего нам придется пустить в ход свои силы теперь, было очень стойким. Мы его преодолели, да, но смести с лица земли не могли, ибо это — порождение земли, как и то, чем владеем мы.
Кадию пробрала дрожь, будто на нее посыпались те дальние хлопья. Харамис, унаследовавшая древние Силы Бины, потерпела поражение, а веру Кадии в могущество синдонов подорвало признание их предводителя.
— Если нам удастся не допустить вестника к спящим, мы станем победителями в этом времени и месте. Он вооружен, и, конечно, вооружен хорошо — уж об этом Варм позаботился. Но разбудить их он не должен!
Он обратился к Салин:
— Ведунья, как далеко можешь ты заглянуть сейчас? Уловит ли твоя чаша его след?
Женщина-уйзгу молчала — очень долго, как показалось Кадии, — и только чертила в воздухе знаки длинными пальцами.
— Благороднейший! — сказала она наконец. — Один раз мы попытались, когда он шел за помощью, и он почувствовал это! Бывали случаи — я помню о них, беря чашу, — когда смерть поражала смотрящего, потому что те, за кем он наблюдал, были сильны и поймали его взгляд.
— Верно. Но этот пока один, и схватиться с нами он не захочет. Он не истратит то, что несет, чтобы пробудить спящих. Не посмеет — его хозяин, конечно, наложил на это запрет. Но узнать его путь нам необходимо. Чем ближе он к своей цели, тем меньше наши шансы победить.
Пальцы Салин вновь обхватили чашу, но она по-прежнему не спускала глаз с Ламарила, который сказал Кадии:
— Королевская дочь, тут старые звенья крепче новых. Ты и прежде смотрела с Салин, ты видела того, кого мы ищем. Ты посмотришь для нас?
Кадия вспомнила страх, который испытала в вещем сне, ощущение Силы, данной тому, за кем они собирались подглядывать. По ее груди разлилось тепло. Амулет исполнился жизни. Она посмотрела на меч. Его глаза казались всевидящими, их взгляды словно бы сосредоточились на ней.
— Да! — ответила она, и это коротенькое слово ввергло ее в холодную дрожь. Что же, пусть он заметит! Свое обещание она сдержит.
Он встал позади нее, и его руки легли ей на плечи. Она почувствовала, как позади него выстраиваются остальные — синдоны образовали живую цепь.
Кадия облизнула внезапно пересохшие губы и сказала Салин:
— Начинай!
Женщина-уйзгу хрипло запела, склонив голову, словно от невыносимой тяжести. Кадия никогда еще не испытывала притяжения такой мощи. Какое-то движение: кто-то встал позади Салин, но девушка не решилась отвлечься. Она мысленно рисовала образ того, кто сидел на огненном троне.
На этот раз жидкость в чаше не заколыхалась, как раньше, а забурлила, будто чаша стояла на раскаленных углях. Раскаленных… чаша почти обжигала ее пальцы, опять сплетенные с пальцами Салин.
Бурлящая жидкость сгустилась. Но на этот раз не застыла в темное зеркало, а больше походила на вязкое, мерзкое варево. Поверхность разгладилась, и на ней возник образ. Он мгновение оставался расплывчатым, а потом стал четким настолько, что она узнала служителя Варма.
Он стоял на пригорке, а перед ним дымился тусклый костер — языки пламени были словно обведены черной каймой. Вокруг костра толпились скритеки. Они подняли связанного пленника, который тщетно пытался вырваться из их лап, и бросили его в костер.
Кадии стало плохо, к горлу подступила тошнота. А болотные чудовища уже тащили к костру пленницу — юную девушку-уйзгу, почти еще девочку. Они затеяли игру с ней: развязали, перекидывали ее от одного к другому, а потом, крепко держа, поставили перед прислужником Варма. Его лицо… Кадия зажмурилась, только бы не видеть этого лица, но напрасно: она видела его внутренним зрением.
Движением, почти изящным, он наклонил свой жезл, и из него вырвалась узкая струя пламени. Взад и вперед, взад и вперед водил он истечением черной Силы по трепещущему тельцу, которое изгибалось в мучительной агонии.
Затем скритеки бросили опаленную жертву в костер. Картина в чаше вдруг стала больше, и вожак оказался в самом ее центре. На миг его лицо заполнило все созданное ими зеркало.
Его глаза сузились. Он понял!
И тут же его изображение сменилось, внимание всех сосредоточилось на том, что лежало за снующей толпой скритеков. Кадия, подчиняясь безмолвному требованию, догадалась, что нужно синдонам — какая-нибудь примета, какой-нибудь намек, где находится это место мучений и страданий.
А времени у нее почти не оставалось. Картина исказилась, начала чернеть по краям, словно ее подпаливал огонь. Внезапно жар под ее ладонями стал нестерпимым.
Пальцы Ламарила крепче прижались к ее плечам, он привлек девушку к себе, так что ее руки оторвались от чаши и рук Салин. Она смогла отвести взгляд от взбаламученной жидкости, колыхания которой постепенно замирали. Но даже легкое движение отдавалось в ней болью.
Ламарил не отпустил ее, а, наоборот, прижал к себе, и в нее хлынули новые силы. Но ничто не могло стереть из ее памяти увиденное.
— Это место я знаю, — объявил молчаливый Смайл. А Кадия даже не заметила, что они с Джеганом вернулись из разведки! — Это Клыки Рапана. Около Нотара.
Ламарил осторожно отпустил ее.
— Отдохни, Кадия, — сказал он ласково. — Ты сражалась, как настоящая героиня. И ты тоже, Салин.
Лалан встала на колени перед ведуньей, прижав ладони к ее склоненной голове. Кадия догадалась, что она помогает Салин обновить силы, как Ламарил помог ей.
А предводитель синдонов уже выровнял небольшое пространство земли и поместил по его краям два фонаря со светляками, а потом принялся чертить кинжалом какие-то линии, говоря при этом:
— Времени миновало много, и произошли всякие изменения. Юный воин, ты сумеешь показать, где находятся эти твои Клыки?
— Нотар течет вот так, беря начало в пещерах горы Джидрис, полных льда, так, во всяком случае, рассказывают. — Смайл опустился на колени рядом с чертежом и указал длинным пальцем. — Да, у истоков Нотара есть пещеры. Туда-то и лежит наш путь.
— Ну а Клыки? — спросил Ламарил.
— Они вот тут! — Смайл ткнул пальцем в точку к западу от реки. — Благороднейший, «желтая смерть» широко расползлась в этих местах. Кланы уйзгу бежали оттуда на юг. Этот путь означает смерть. Мы говорили с разведчиками. По их словам, безопасно только там. — Его палец скользнул далеко на восток. — Нот, крепость Великой Волшебницы, теперь лежит в развалинах, но, видно, какие-то чары она еще хранит, раз «желтая смерть» в ту сторону не поползла.
— И тот, кого мы преследуем, сейчас там… — Ламарил посмотрел на чертеж. — Зараженная земля его не пугает?
Видимо, он говорил сам с собой, потому что, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос:
— А через трясину есть достаточно твердая дорога?
— Нет, Благороднейший. Но мы говорили с разведчиками. На восходе к нам придут знающие охотничьи тропы. И по нашему обычаю, на речках и озерах в местах переправ всегда спрятаны лодки. И те, кто придет, знают эти места.
Кадия не понимала, как они различают хоть что-нибудь при таком слабом освещении. Однако они уверенно обсуждали расстояния и взвешивали, не слишком ли длинным окажется тот или иной путь. Тот, за кем они гнались, шел со скритеками, а эти болотные исчадия были опасными врагами.
— Мы сделаем то, что должны. — К группе у импровизированной карты присоединился Гуерс. Рядом с ним малыш хасситти почти уткнулся в чертеж длинным носом, точно обнюхивая каждую линию.
Затем он выпрямился во весь свой крохотный рост и указал не на карту, а на запад, что-то возбужденно щебеча и прищелкивая. Ламарил выслушал его быструю речь, а затем сказал:
— Это Куав из рода сновидцев. Он просит, чтобы мы разрешили ему сегодня ночью обозреть для нас даль. Ведунья, для этого нужны особые травы. А у нашей целительницы Тостлет запас не полон. Ты не поделишься с ней?
Салин быстро кивнула, хасситти подошла к ней, и они вместе начали рыться в мешке. Наконец Тостлет взяла связку перекрученных листьев. Салин внимательно следила за ней.
Сама Кадия и думать не хотела ни о каком дальновидении. Тошнота, вызванная тем, что показала чаша, становилась все сильнее. Она даже не смогла укусить лепешку, хотя и была голодна. Свернувшись на спальной циновке, она крепко прижала к груди обнаженный меч, повернув его глаза от себя — пусть несут стражу.
К счастью, снов в эту ночь она не видела. А лагерь укрепили и охраняли синдоны, и она могла ни о чем не заботиться. И всю ночь она спокойно спала.
Раздалось щебетание, и к плечу Кадии прикоснулись чьи-то пальцы. Она открыла глаза и увидела серый туманный рассвет. Над ней склонилась Тостлет. Целительница погладила ее по лицу. Осторожное движение когтей несло приятную прохладу. В другой руке хасситти держала чашку с чем-то густым и жирным. В отличие от мази, с помощью которой обитатели болот спасались от жалящих насекомых, содержимое чашки источало благоухание и освежало кожу.
— Целительница! — Кадия стряхнула с себя остатки сна. — Прими мою благодарность. — Она приподнялась, села и улыбнулась Тостлет.
— У мудрой Салин есть свои снадобья, у меня свои, и вместе мы отгоняем крылатых кровососов, — сказала хасситти не без самодовольства. — Но мое не мучает нос дурным запахом.
— Ты права, Тостлет, — засмеялась Кадия. — И в этом месте лучше не придумаешь!
В первый раз за очень долгое время она проснулась, чувствуя себя уверенной и спокойной. В этом сражении они обладали значительными преимуществами. Вопреки всем предостережениям Ламарила, она не сомневалась, что синдоны способны применить Силы, какие ее соплеменникам и не грезились, — быть может, много превосходящие мощь Талисмана Трех.
Свертывая спальную циновку, перед тем как убрать ее в мешок, Кадия заметила, что она делает это чуть ли не последней. Большинство уже завтракали — и не только дорожными запасами, но еще и свежезажаренной горбой. Она заметила, как Ламарил облизал пальцы. Стань свидетелями этого обитатели Цитадели, они сразу бы забыли почтительный страх, который внушали им Исчезнувшие.
Завязав мешок, Кадия подошла к дотлевающему костру и взяла последний кусок горбы, насаженный на прут.
— Ясный день, легкий путь, — церемонно поздоровался с ней Ламарил, и она постаралась ответить в том же тоне:
— Да будет так для всех здесь! — Ожидая, пока рыба чуть остынет, она спросила: — А что сновидец?
Уже на краю неба вырисовывались зубчатые вершины гор, Харамис была почти рядом, и Кадия попробовала вновь связаться с сестрой. Она села напротив Салин над чашей, глядя на темную зеркальную поверхность внутри.
Девушка взяла руки ведуньи в свои, приказывая чаше показать то, что было ей нужно. В зеркале что-то задвигалось, и Кадия наклонилась пониже.
Из тумана, белого, как снега на вершинах, вырисовалась фигура, закутанная в плащ.
Харамис! —В этот мысленный зов Кадия вложила всю свою волю, подкрепленную энергией Салин.
Сестра повернулась лицом к ней. В ее руке был посох, могучий источник Силы, равный мечу, который лежал на коленях Кадии. Но лицо Харамис не выразило ответной радости. Выражение его стало вопросительным, а затем встревоженным. Закрытая капюшоном голова поворачивалась направо, налево, глаза чего-то искали.
Харамис! —Если посланная мысль может обернуться криком, то зов Кадии должен был прозвучать очень громко. И губы ее сестры зашевелились, словно она заговорила.
Харамис! —В третий раз Кадия вложила в свой зов всю силу воли, какую сумела собрать.
До нее донесся еле слышный шепот, и она сумела уловить лишь несколько слов:
— Сестра… Зло… преграда… еще не знаю…
Посох в руке Харамис поднялся над обледенелой скалой, на которой она стояла. И словно пером великана колдунья начала чертить в воздухе какие-то знаки. Они закружились, как снежные хлопья, но Кадия видела их, даже ощущала их воздействие. Это были защитные Силы Харамис — и преграда и предупреждение.
Образы в чаше стерлись, исчезли.
— Она права!
Голос, раздавшийся над головой Кадии, заставил ее обернуться. Чуть позади нее на коленях стоял Ламарил, глядя в померкшую чашу.
— Там есть преграда. В свое время то, против чего нам придется пустить в ход свои силы теперь, было очень стойким. Мы его преодолели, да, но смести с лица земли не могли, ибо это — порождение земли, как и то, чем владеем мы.
Кадию пробрала дрожь, будто на нее посыпались те дальние хлопья. Харамис, унаследовавшая древние Силы Бины, потерпела поражение, а веру Кадии в могущество синдонов подорвало признание их предводителя.
— Если нам удастся не допустить вестника к спящим, мы станем победителями в этом времени и месте. Он вооружен, и, конечно, вооружен хорошо — уж об этом Варм позаботился. Но разбудить их он не должен!
Он обратился к Салин:
— Ведунья, как далеко можешь ты заглянуть сейчас? Уловит ли твоя чаша его след?
Женщина-уйзгу молчала — очень долго, как показалось Кадии, — и только чертила в воздухе знаки длинными пальцами.
— Благороднейший! — сказала она наконец. — Один раз мы попытались, когда он шел за помощью, и он почувствовал это! Бывали случаи — я помню о них, беря чашу, — когда смерть поражала смотрящего, потому что те, за кем он наблюдал, были сильны и поймали его взгляд.
— Верно. Но этот пока один, и схватиться с нами он не захочет. Он не истратит то, что несет, чтобы пробудить спящих. Не посмеет — его хозяин, конечно, наложил на это запрет. Но узнать его путь нам необходимо. Чем ближе он к своей цели, тем меньше наши шансы победить.
Пальцы Салин вновь обхватили чашу, но она по-прежнему не спускала глаз с Ламарила, который сказал Кадии:
— Королевская дочь, тут старые звенья крепче новых. Ты и прежде смотрела с Салин, ты видела того, кого мы ищем. Ты посмотришь для нас?
Кадия вспомнила страх, который испытала в вещем сне, ощущение Силы, данной тому, за кем они собирались подглядывать. По ее груди разлилось тепло. Амулет исполнился жизни. Она посмотрела на меч. Его глаза казались всевидящими, их взгляды словно бы сосредоточились на ней.
— Да! — ответила она, и это коротенькое слово ввергло ее в холодную дрожь. Что же, пусть он заметит! Свое обещание она сдержит.
Он встал позади нее, и его руки легли ей на плечи. Она почувствовала, как позади него выстраиваются остальные — синдоны образовали живую цепь.
Кадия облизнула внезапно пересохшие губы и сказала Салин:
— Начинай!
Женщина-уйзгу хрипло запела, склонив голову, словно от невыносимой тяжести. Кадия никогда еще не испытывала притяжения такой мощи. Какое-то движение: кто-то встал позади Салин, но девушка не решилась отвлечься. Она мысленно рисовала образ того, кто сидел на огненном троне.
На этот раз жидкость в чаше не заколыхалась, как раньше, а забурлила, будто чаша стояла на раскаленных углях. Раскаленных… чаша почти обжигала ее пальцы, опять сплетенные с пальцами Салин.
Бурлящая жидкость сгустилась. Но на этот раз не застыла в темное зеркало, а больше походила на вязкое, мерзкое варево. Поверхность разгладилась, и на ней возник образ. Он мгновение оставался расплывчатым, а потом стал четким настолько, что она узнала служителя Варма.
Он стоял на пригорке, а перед ним дымился тусклый костер — языки пламени были словно обведены черной каймой. Вокруг костра толпились скритеки. Они подняли связанного пленника, который тщетно пытался вырваться из их лап, и бросили его в костер.
Кадии стало плохо, к горлу подступила тошнота. А болотные чудовища уже тащили к костру пленницу — юную девушку-уйзгу, почти еще девочку. Они затеяли игру с ней: развязали, перекидывали ее от одного к другому, а потом, крепко держа, поставили перед прислужником Варма. Его лицо… Кадия зажмурилась, только бы не видеть этого лица, но напрасно: она видела его внутренним зрением.
Движением, почти изящным, он наклонил свой жезл, и из него вырвалась узкая струя пламени. Взад и вперед, взад и вперед водил он истечением черной Силы по трепещущему тельцу, которое изгибалось в мучительной агонии.
Затем скритеки бросили опаленную жертву в костер. Картина в чаше вдруг стала больше, и вожак оказался в самом ее центре. На миг его лицо заполнило все созданное ими зеркало.
Его глаза сузились. Он понял!
И тут же его изображение сменилось, внимание всех сосредоточилось на том, что лежало за снующей толпой скритеков. Кадия, подчиняясь безмолвному требованию, догадалась, что нужно синдонам — какая-нибудь примета, какой-нибудь намек, где находится это место мучений и страданий.
А времени у нее почти не оставалось. Картина исказилась, начала чернеть по краям, словно ее подпаливал огонь. Внезапно жар под ее ладонями стал нестерпимым.
Пальцы Ламарила крепче прижались к ее плечам, он привлек девушку к себе, так что ее руки оторвались от чаши и рук Салин. Она смогла отвести взгляд от взбаламученной жидкости, колыхания которой постепенно замирали. Но даже легкое движение отдавалось в ней болью.
Ламарил не отпустил ее, а, наоборот, прижал к себе, и в нее хлынули новые силы. Но ничто не могло стереть из ее памяти увиденное.
— Это место я знаю, — объявил молчаливый Смайл. А Кадия даже не заметила, что они с Джеганом вернулись из разведки! — Это Клыки Рапана. Около Нотара.
Ламарил осторожно отпустил ее.
— Отдохни, Кадия, — сказал он ласково. — Ты сражалась, как настоящая героиня. И ты тоже, Салин.
Лалан встала на колени перед ведуньей, прижав ладони к ее склоненной голове. Кадия догадалась, что она помогает Салин обновить силы, как Ламарил помог ей.
А предводитель синдонов уже выровнял небольшое пространство земли и поместил по его краям два фонаря со светляками, а потом принялся чертить кинжалом какие-то линии, говоря при этом:
— Времени миновало много, и произошли всякие изменения. Юный воин, ты сумеешь показать, где находятся эти твои Клыки?
— Нотар течет вот так, беря начало в пещерах горы Джидрис, полных льда, так, во всяком случае, рассказывают. — Смайл опустился на колени рядом с чертежом и указал длинным пальцем. — Да, у истоков Нотара есть пещеры. Туда-то и лежит наш путь.
— Ну а Клыки? — спросил Ламарил.
— Они вот тут! — Смайл ткнул пальцем в точку к западу от реки. — Благороднейший, «желтая смерть» широко расползлась в этих местах. Кланы уйзгу бежали оттуда на юг. Этот путь означает смерть. Мы говорили с разведчиками. По их словам, безопасно только там. — Его палец скользнул далеко на восток. — Нот, крепость Великой Волшебницы, теперь лежит в развалинах, но, видно, какие-то чары она еще хранит, раз «желтая смерть» в ту сторону не поползла.
— И тот, кого мы преследуем, сейчас там… — Ламарил посмотрел на чертеж. — Зараженная земля его не пугает?
Видимо, он говорил сам с собой, потому что, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос:
— А через трясину есть достаточно твердая дорога?
— Нет, Благороднейший. Но мы говорили с разведчиками. На восходе к нам придут знающие охотничьи тропы. И по нашему обычаю, на речках и озерах в местах переправ всегда спрятаны лодки. И те, кто придет, знают эти места.
Кадия не понимала, как они различают хоть что-нибудь при таком слабом освещении. Однако они уверенно обсуждали расстояния и взвешивали, не слишком ли длинным окажется тот или иной путь. Тот, за кем они гнались, шел со скритеками, а эти болотные исчадия были опасными врагами.
— Мы сделаем то, что должны. — К группе у импровизированной карты присоединился Гуерс. Рядом с ним малыш хасситти почти уткнулся в чертеж длинным носом, точно обнюхивая каждую линию.
Затем он выпрямился во весь свой крохотный рост и указал не на карту, а на запад, что-то возбужденно щебеча и прищелкивая. Ламарил выслушал его быструю речь, а затем сказал:
— Это Куав из рода сновидцев. Он просит, чтобы мы разрешили ему сегодня ночью обозреть для нас даль. Ведунья, для этого нужны особые травы. А у нашей целительницы Тостлет запас не полон. Ты не поделишься с ней?
Салин быстро кивнула, хасситти подошла к ней, и они вместе начали рыться в мешке. Наконец Тостлет взяла связку перекрученных листьев. Салин внимательно следила за ней.
Сама Кадия и думать не хотела ни о каком дальновидении. Тошнота, вызванная тем, что показала чаша, становилась все сильнее. Она даже не смогла укусить лепешку, хотя и была голодна. Свернувшись на спальной циновке, она крепко прижала к груди обнаженный меч, повернув его глаза от себя — пусть несут стражу.
К счастью, снов в эту ночь она не видела. А лагерь укрепили и охраняли синдоны, и она могла ни о чем не заботиться. И всю ночь она спокойно спала.
Раздалось щебетание, и к плечу Кадии прикоснулись чьи-то пальцы. Она открыла глаза и увидела серый туманный рассвет. Над ней склонилась Тостлет. Целительница погладила ее по лицу. Осторожное движение когтей несло приятную прохладу. В другой руке хасситти держала чашку с чем-то густым и жирным. В отличие от мази, с помощью которой обитатели болот спасались от жалящих насекомых, содержимое чашки источало благоухание и освежало кожу.
— Целительница! — Кадия стряхнула с себя остатки сна. — Прими мою благодарность. — Она приподнялась, села и улыбнулась Тостлет.
— У мудрой Салин есть свои снадобья, у меня свои, и вместе мы отгоняем крылатых кровососов, — сказала хасситти не без самодовольства. — Но мое не мучает нос дурным запахом.
— Ты права, Тостлет, — засмеялась Кадия. — И в этом месте лучше не придумаешь!
В первый раз за очень долгое время она проснулась, чувствуя себя уверенной и спокойной. В этом сражении они обладали значительными преимуществами. Вопреки всем предостережениям Ламарила, она не сомневалась, что синдоны способны применить Силы, какие ее соплеменникам и не грезились, — быть может, много превосходящие мощь Талисмана Трех.
Свертывая спальную циновку, перед тем как убрать ее в мешок, Кадия заметила, что она делает это чуть ли не последней. Большинство уже завтракали — и не только дорожными запасами, но еще и свежезажаренной горбой. Она заметила, как Ламарил облизал пальцы. Стань свидетелями этого обитатели Цитадели, они сразу бы забыли почтительный страх, который внушали им Исчезнувшие.
Завязав мешок, Кадия подошла к дотлевающему костру и взяла последний кусок горбы, насаженный на прут.
— Ясный день, легкий путь, — церемонно поздоровался с ней Ламарил, и она постаралась ответить в том же тоне:
— Да будет так для всех здесь! — Ожидая, пока рыба чуть остынет, она спросила: — А что сновидец?