Носенков Василий. Следов не осталось

   - "Старший лейтенант милиции Бадраков Петр Кириллович состоит в должности ст... операуполномоченного".
   - Не опера, а оперуполномоченного, и не сты, а старшего, - поправил Бадраков, забирая назад удостоверение.
   - Раз старший, то заходите, - пригласила Наташа смущенно. - А я, признаться, напугалась. Думала, что вы из круга ее знакомых.
   - А чем опасны ее знакомые?
   - Том, что я их никогда не видела.
   - Неубедительно.
   - Как вам угодно, так и понимайте. Но я никого из друзей Раисы не знала и не хочу знать.
   В кружке художественной самодеятельности Наташа уже не занималась, хотя была в курсе дел Дома культуры. Вес новости оттуда ей сообщал знакомый молодой человек Миша Гуторин, страстный поклонник Михалкова. Он, по словам Наташи, так выразительно читал басни, что его даже приглашали в телестудию на работу.
   Но Миша отказался, у него другие планы.
   Как это ни странно, Сагидуллина в самом дело увлекалась пением, регулярно ходила на репетиции и не раз рыступала в клубах подшефных организаций.
   - Это ее слабость, - объяснила Наташа. - Она и Сегодня вечером обязательно будет там.
   - Надеюсь, вы не предупредите ос, с какой целью я к вам приходил?
   - Конечно. Тем более, что она у меня не бывает, а я сейчас на репетиции не хожу. Так что не расстраивайтесь из-за этого.
   - Если не секрет, почему между вами и Сагидуллиной сложились за последнее время натянутые отношения? - спросил Бадраков перед уходом.
   - Как вам сказать? Причины, кажется, ничтожные.
   Их, собственно, две, - медленно заговорила Наташа. - Во-первых, я совершенно случайно узнала от самой же Раисы, что она отбывала срок...
   - Интересно!
   - Ничего интересного. Она проговорилась как-то, что еще в колонии занималась в кружке. Да и по ее разговору я убедилась, что с тюрьмой она знакома.
   Слишком часто в ее лексиконе проскальзывают блатные словечки, особенно, если она навеселе. И второе: как-то после ухода Раисы от меня наша соседка Нина Борисовна заявила, что у нее пропала кофта. Хорошая шерстяная кофта. Мы ходили к Рае, но она обиделась.
   Нина Борисовна решила, что могла оставить кофту на работе. На этом дело и кончилось. Сагидуллипа больше ко мне не приходит.
   - Понятно. Большое вам спасибо, - поблагодарил Бадраков.
   Уже у самых дверей он обернулся и задал последний вопрос:
   - На чью помощь я могу рассчитывать в Доме культуры?
   Наташа посоветовала сначала зайти к администратору: он в курсе всех событий Дома культуры и является членом бригадмила. Хорошим помощником в этом деле может оказаться и Михаил Гуторин. Его легче всего найти на третьем этаже в девятнадцатой комнате. Там кружок чтецов.
   Еще раз поблагодарив Наташу, Бадраков покинул квартиру. Как ни соблазнительно было сейчас же поехать в Дом культуры, он этого не сделал. Пришлось возвратиться в отдел и обстоятельно доложить начальнику о результатах работы за день.
   Начальник молча выслушал доклад и согласился, что задержать Сагидуллину для допроса необходимо сегодня, прямо в Доме культуры. При этом он предупредил, что в помощь Бадракову никого из оперсостава выделить не может. Надо зайти к начальнику службы и попросить послать участкового уполномоченного или постового милиционера.
   Участковых в отделе не оказалось. Зато в дежурной комнате Бадраков встретил милиционера Сватухина.
   Одетый в пальто, старшина упрашивал дежурного изменить график и разрешить ему заступить на работу не в утро, а в ночную смену. Дежурный не возражал, но просил согласовать этот вопрос с командиром взвода.
   Однако командир взвода уже закончил работу и ушел.
   Ознакомившись с ситуацией, Бадраков взял на себя улопоты по исправлению графика и увел торжествующего Сватухина в свои кабинет. Перед выездом он долго инструктировал его, заставил прикрыть шарфом воротник мундира. Только после этой церемонии они с благословения начальника угрозыска отправились в Дом культуры.
   На всякий случай Бадраков оставил старшину в фойе, а сам прошел к администратору. Там он задержался недолго. Минут через пять - не более Петр уже поднимался на третий этаж. Найти девятнадцатую комнату пе составляло труда.
   Бадраков бесшумно открыл дверь. Он увидел худощавого, с цыганским лицом юношу в светлой куртке на молнии.
   - Миша, а я к тебе, - запанибратски обратился Бадраков к нему.
   И не успел тот сообразить, откуда бог принес приятеля, как был любезно взят под руку и оказался в коридоре. Бадраков объяснил молодому человеку, что его заставило прибегнуть к такому бесцеремонному методу знакомства, извинился и изложил цель своего визита.
   Гуторин был из тех людей, которым пе надо повторять дважды. Он серьезно выслушал и правильно понял Бадракова. Даже похвалил за то, что он пе обратился к художественному руководителю певцов. Пообещав все устроить, Миша исчез за поворотом коридора. Вскоре он вернулся, но уже не один, а в сопровождении Сагидуллиной. Раскрасневшаяся после выступления, она тяжело дышала и заранее улыбалась, вероятно надеясь встретить кого-то из знакомых. Дамская сумочка, по величине похожая на хозяйственную, висела на левой руке.
   Раиса проницательным взглядом смерила Бадракова и перестала улыбаться. Безусловно, она догадалась, откуда этот молодой человек, брезгливо отстранила от себя руку Миши Гуторина и остановилась.
   Сейчас она лихорадочно искала выход из создавшегося положения, но не успела ничего придумать.
   Бадраков опередил ее.
   - Пройдемте, Раиса Матвеевна. У меня к вам срочное дело есть, обратился он к ней, как к старой знакомой.
   - Куда вы меня приглашаете и кто вы такие? - спросила Сагидуллина, хотя по выражению лица было видно, что она все поняла.
   - Я из уголовного розыска и приглашаю вас туда же, - пояснил он.
   - Зачем, если не секрет? - попыталась улыбнуться Раиса.
   Выиграть время было для нее сейчас главной задачей. Она нарочно заговорила громко, стараясь привлечь разговором посторонних, надеясь, что они в какой-то степени могут помочь ей избавиться от оперуполномоченного хотя бы на несколько секунд.
   - Здесь не место для разговоров. Обо всем побеседуем у нас, решительно заявил Бадраков. - Пошли, Сагидуллгша.
   Пришлось повиноваться. Она молча опустила голову и пошла впереди, медленно переставляя поги. На лестнице, когда они шли вдвоем, Раиса обернулась, сверкнула белозубой улыбкой и тихо попросила:
   - Зачем нам идти в милицию? Пойдем в ресторан, поужинаем. Тогда я вам расскажу больше, чем вы ожидаете. Кстати, вы сделали большую оплошность, забирая меня отсюда, из Дома культуры. А если уж забирать, то следовало бы не меня.
   Сказано это было серьезно, и Бадраков подумал, что у задержанной действительно могут быть сообщники из людей, проводящих время в Доме культуры и даже зажимающихся в кружках художественной самодеятельности. Сомневаться не приходилось в том, что Сагидуллина играла второстепенную роль в совершения преступления. Она даже могла пе принимать прямого участия в краже, а лишь способствовала ее совершению.
   Знакомые же в Доме культуры у нее должны быть обязательно. Очень маловероятно, чтобы двадцатипятилетняя женщина с такой подозрительной биографией ходила сюда исключительно ради пения.
   Внизу Бадраков направился прямо к Сватухину.
   Подмигнул ему издали: полный, мол, порядок.
   - Вот девушка, за которой мы пришли. Останешься с ней здесь, а я на минуту вернусь на третий этаж, забыл там одну вещь. Пока она оденется, я приду. Понял?
   - Понял, товарищ старший лейтенант, - вытянулся Сватухин.
   Обернувшись на лестничной площадке, Бадраков увидел, что старшина, следуя по пятам за Раисой, направляется к гардеробу. Не предвидел он, чем обеспокоен сегодня постовой и почему настаивал на изменении графика. Разве учтешь все мелочи...
   "По инструкции действует. Тут, брат, не убежишь", - думал оперативный работник.
   Надежды Бадракова установить связи Сагидуллиной среди многочисленной публики, посещающей Дом культуры, не оправдались. Дополнительные беседы с Гуторипым и художественным руководителем ничего не дали.
   Если верить их словам, близких связей с молодежью Дома культуры Сагидуллина не имела. Раньше участники художественной самодеятельности замечали, что она симпатизировала бывшему худруку Саше Дыпкину, по он четыре месяца как уволен с работы и в Доме культуры не бывает. Сейчас Раиса иногда уходит домой вместе с одной девочкой, которая боится одна ездить поздно, а Раисе с ней по пути. Когда и эта девочка была приглашена для беседы, Бадраков окончательно понял, что оп сбит с толку и уклонился от заданного курса.
   Поблагодарив худрука, оп направился вниз. Впереди предвиделось много работы. Судя по первому заявлению Сагидуллиной, она уже кое-что может сказать по поводу кражи.
   Тихо насвистывая "Школьный вальс", Бадраков перепрыгивал через две ступеньки, зарапее обдумывая план допроса задержанной.
   В фойе Сватухин вышел навстречу. По удрученному виду старшины Бадраков догадался: произошло что-то неладное.
   - Где Сагидуллина? - беспокойно обегая глазами фойе, чуть не закричал он.
   - Пошла наверх. У нее номерка от пальто не оказалось, - неуверенно ответил старшина.
   - И ты отпустил ее одну?
   - А куда она денется...
   Слушать дальше Бадраков не стал. Он стремглав бросился назад. Широченными шагами прыгая по лестнице, он мгновенно оказался на третьем этаже.
   Рванул дверь комнаты худрука. Тот в это время старательно раскуривал трубку и был удивлен, видя в третий раз за вечер Бадракова. Вдвоем они обошли все комнаты, занятые под репетиции, по Сагидуллину никто не видел.
   - Есть у вас другой выход? - поинтересовался Бадраков.
   - Есть, но он закрыт на замок, - спокойно сообщил худрук.
   - Покажите мне его сейчас же!
   Они торопливо поднялись на четвертый этаж. Художественный руководитель первым подошел к двори в конце коридора и взялся за ручку. Дверь оказалась открытой...
   5
   Вокзал затих в хмурых предутренних сумерках.
   Электрички стоят на запасных путях. По расписанию первый пассажирский поезд должен отправиться через два часа. Его еще не подали к платформе. Утомленные дорожными заботами пассажиры дремлют на деревянных диванах, стульях, подоконниках и даже на своих чемоданах.
   По залу ожидания прошел дежурный милиционер, сонными глазами скользнул по мешкам, сумкам и чемоданам.
   В пять часов, когда из тумана выполз пассажирский состав и медленно придвинулся к платформе, люди начали просыпаться. Они потянулись к поезду из всех дверей вокзала. У входов в вагоны образовались небольшие очереди. Трое подвыпивших моряков нетерпеливо стучали по металлической обшивке вагона, вызывая проводницу.
   - Чего ломитесь? - послышался из-за двери грубый женский голос. Уборка еще не закончена.
   - Дорогуша, нельзя ли побыстрее открыть? Мы вам поможем убираться, настойчиво попросил один из них.
   По платформе прошла молодая женщина в плаще и светлой нейлоновой косынке. Она приостановилась, с любопытством посмотрела на моряков.
   - А вот и наша провожатая прибыла, - радостно сообщил другой, подмигивая женщине. - Верно я говорю, курносая?
   - Провожатая, да не ваша, - ответила она, заигрывая.
   - Не жди, твой передумал сегодня ехать, - бесцеремонно переходя на "ты", уверял матрос. - Давай в пашу компанию для украшения.
   - Какая ж компания - вы уезжаете, а я остаюсь.
   - Вот и чудесно. Мы только провожаем одного товарища. - Матрос кивнул в сторону своего соседа.
   - Тогда не все пропало. Есть шансы встретиться, - улыбнулась она.
   Женщина прошла по всей платформе, миновала лениво посапывающий паровоз и спустилась вниз по широкой железобетонной лестнице. За углом пристанционной постройки раздался осторожный свист. Женщина направилась туда.
   - Вот и Раюха притопала, - послышался из кустов грубоватый хриплый голос. Даже не видя человека, можно было определить: либо он простужен, либо пропойца, а может, то и другое вместе.
   Мужчина лет тридцати вышел навстречу. Был он коренаст и широкоплеч, с длинными руками. Одет в серый стеганый ватник, черные брюки. На ногах хромовые сапоги. На голове серенькая кепка с малюсеньким козырьком. Черная борода-шотландка обрамляла смуглое лицо.
   У края дорожки женщина остановилась, тщательно рассматривая приближающегося. Прежде чем отпетить на приветствие, она слегка поморщилась, выставляя вперед нижнюю губу. Жест этот выражал если не осуждение, то пренебрежение. Бородатый это понял.
   - Что фыркаешь? - спросил он, оглядываясь.
   - Головной убор тебе сменить надо. Разве это шапка? За километр блатным пахнет. Да и не в моде они давно...
   - Ну-ну-ну! - обиделся мужчина. - Ты, Раюха, полегче на поворотах. Подумаешь, без году неделя живет в Питере, а культуры нахваталась, как собака блох. Без тебя знаю, что мне надо, - и уже полушепотом спросил: Как там горизонт, чист? Легавых нема?
   - Один на весь вокзал, да и тот заперся в конуру.
   - А тихари?
   - Здесь вроде не видно... Да разве их рассмотришь? Вчера вечером меня заштопорили в Доме культуры. Насилу вырвалась. Решила ехать с тобой, другого выхода не вижу. Взяла билет и на себя.
   Он с недоверием посмотрел на Раису, нахмурился.
   Затем нервно размял в пальцах папиросу и бросил под ноги. Ядовитая улыбочка отразилась на широких губах.
   - Допрыгалась, значит. И модный плащ, и нейлоновая косынка не помогли, а еще на мою шапку киваешь. Я-то дело знаю туго. Воробей стреляный, на мякине не проведешь. А как же твои личные вещи? Или опять на мою шею сесть думаешь? - спохватился он.
   - Пока все наоборот: ты сидишь на моей шее, - спокойно ответила Раиса. - А допрыгались мы вдвоем, а не я одна.
   Мужчина отмахнулся, молча осмотрелся. Ничего подозрительного поблизости не заметил. На путях пыхтел паровоз, сонно переговаривались пассажиры, началась посадка. И все-таки оп не решился идти сразу в вагон: послал Раису на разведку, а сам предусмотрительно шмыгнул за угол сарая. Там у кучи старых шпал лежали два объемистых чемодана. Высокий парень в шахтерской брезентовой куртке стоял рядом. На его рыжей густой шевелюре поблескивали мелкие капельки дождя.
   Казалось, рыжего ничто не беспокоит. Он равнодушно жевал жесткий стебелек. Но когда обладатель шотландки подошел к нему вплотную, парень живо поинтересовался:
   - Ну как Ранетка? Все устроила для отъезда?
   - Даже больше чем надо. Она вчера влипла где-то в культурном доме. Едет теперь со мной. Вот так, друг Шкалик! Сплошное невезенье. Ну где я мог посеять "керогаз"? Неужели его подлец Дельфин увел? - сокрушался бородатый.
   - Теперь уж не до этого. Езжай, отлежись недельку. "Керогаз" - дерьмо, добудем. А то, знаешь, как Тарас Бульба: погонишься за люлькой, а потеряешь жизнь.
   - Что за Бульба?
   - Удалой казак был. Он бы ушел, да обронил люльку, ну, трубку, понимаешь? Повернулся, начал искать. Тут его и накрыли...
   - Ух, гады легавые! Всегда подберут момент.
   Рыжий верзила улыбнулся, но не стал разъяснять, кто такой Тарас Бульба. Он посмотрел на часы. До отхода поезда оставались считанные минуты.
   - Пора, - кивнул он бородатому и первым взялся за чемодан.
   Человек в ватнике последовал его примеру. Когда они вышли из своего укрытия, около поезда толпились только провожающие. Все пассажиры успели запять свои места. Раиса стояла у третьего вагона, успокаивающе помахивая рукой. Значит, опасности не предвиделось.
   - Ты вот что, Шкалик, - торопливо, на ходу обращался к рыжему человек с бородой. - Пока я буду налаживать ксиву, не дремли. Во-первых, нам "керогаз" потребуется вот так. - Он свободной левой рукой коснулся горла. - И обязательно сдай на права шофера.
   Или хотя бы научись мало-мальски управлять автомобилем, понял? И мы тогда заживем, будь уверен.
   - Чего же не понять? Постараюсь все сделать.
   Мпе самому без специальности, браток, труба. Сам видишь, - спокойно соглашался Шкалик.
   - Ну вот и хорошо, что ты такой понятливый.
   Действуй. А если что - мы друг друга не знаем, петришь? С этим и будь здоров!
   Коренастый послал воздушный поцелуй своему приятелю, взял от него второй чемодан и поспешил к своему вагону. Рыжий медленно продвигался следом за ним.
   Поравнявшись с третьим вагоном, он увидел уже в окне улыбающиеся лица Раисы и своего бородатого приятеля.
   Слегка приподнимая руку, он помахал им и направился к вокзалу. Никто не услышал, как он сказал при этом:
   - Будь здоров, Ромка Робинзон. Живи не кашляй.
   Старые полуосвещенные вагоны поскрипывали на ходу. Пассажиров в поезде было мало. Многие из них постарались использовать свободные места ложились на жесткие скамейки и полки и досыпали. Некоторые, кутаясь в воротники, дремали сидя. Но Робинзон не думал об отдыхе. Оп любезно переговорил с проводницей, подмигнул сидевшей в углу купе Раисе и, пошатываясь, пошел в соседний вагон.
   В поезде ехали в основном женщины с детьми, старики, изредка попадались военные. Эти пассажиры не очень интересовали Робинзона. Лишь в шестом вагоне он приостановился на несколько секунд. На сродней полке, свесив вниз испещренную татуировкой руку, беспечно спал матрос. У изголовья стоял чемодан в черном чехле. На нем лежал бушлат. Осмотревшись по сторонам, Робинзон проворно ступил ногой на свободное нижнее сиденье и прощупал бушлат. Карманы были пусты.
   Тогда он небрежно толкнул в руку спящего. Матрос продолжал спать крепким сном. Робинзон спустился вниз и пошел дальше по проходу.
   Вернулся он к Раисе через полчаса заметно успокоенный, даже повеселевший. Бывают люди, к которым приходит настроение от одной езды. Но Раиса знала и другую его черту. К Робинзону приходило настроение, когда дела спорились. Угадывая ее мысли, он шепнул:
   - Удача нас ждет впереди!
   - У цыганки гадал? Расскажи что-нибудь поинтереснее.
   - Интереснее? Можно. Вот, слушай. Сидел со мной на Колыме один ростовский вор. Тарасом звали, а фамилия Бульба. Он мне рассказывал, как нелепо погорел.
   Засекли его легавые на деле. Ну, он парень не промах был. Легонько обвел их вокруг пальца и улизнул. Уже на свободе был, как вдруг заметил, что обронил свою трубку. А трубка, видать, дорогая была. Он нагнулся, ищет в траве ее. И доискался... Насели на него сзади, схватили и повязали. Очень хороший был парень, но жадность погубила. Потому я и наплевал на свой "керогаз"...
   - Поздравляю, - улыбнулась Раиса.
   - С чем? - не понял Робинзон.
   - Ты начал интересоваться книгами. Это уже хорошо.
   - При чем здесь книги? - недоумевал он.
   - Конечно, ни при чем, пусть будет по-твоему, - согласилась она. Расскажи что-нибудь другое.
   Он принялся со всеми подробностями рассказывать, как заготавливается лес в Сибири, как два заключенных разодрались из-за дозы морфия, нелегально доставленного в тюрьму, кто такие воры "в законе" и как они умеют держать в страхе своих сокамерников...
   Минут за десять до нужной им остановки Робинзон вынес в тамбур чемоданы и сам исчез. Раиса с трудом выгрузила их на платформу. Поезд тронулся, а Робинзона все не было. Она забеспокоилась. Уже на ходу он выскочил наконец из шестого вагона. В руках у пего был чемодан в черном чехле. Раиса глянула на добычу, и краска стыда залила ее лицо. Это был чемодан матроса, которого опа видела при посадке в поезд.
   6
   Вдоль шоссейной дороги на полтора километра растянулся поселок с деревянными домиками, черной трубой кирпичного завода и маленькой церквушкой на пригорке. Кирпичный завод, совхоз и железная дорога обеспечивали жителей поселка постоянной работой. Как и во всяком малонаселенном пункте, парод здесь был любопытен ко всему новому. Особый интерес проявлялся к приезжим.
   Робинзону и его спутнице повезло: они прибыли ранним поездом, когда любители пристанционных новостей еще спали безмятежным спом. Выбравшись благополучно на центральную улицу, они уверенно зашагали вперед.
   У сельмага сторож с двустволкой за плечами вышел на дорогу и попросил у Робинзона закурить. Отказать нельзя, с неохотой он остановился.
   - А вы никак инженер? - спросил вдруг сторож, часто посасывая еще не разгоревшуюся папиросу. - На кирпичном вас давно ждут.
   - Что-то в этом роде, - неопределенно промычал Робинзон. - Ну, пока, отец. Торопимся мы.
   На спуске к озеру стоял старый, вросший в землю почти по самые подоконники домик. Когда Раиса открыла калитку, их облаяла поджарая, неопределенного цвета дворняжка. Увидев, что пришельцы не обращают внимания на ее лай, она благоразумно замолчала, осторожно подошла к людям и принялась обнюхивать чемоданы. Скрипнула ржавыми петлями дверь. На порожек дома вышла пожилая женщина в меховой безрукавке. Она не проявила никаких признаков радости или недовольства и долго щурилась, подставляя ладонь козырьком ко лбу, стараясь получше рассмотреть гостей.
   Раиса подошла вплотную к ней и заговорила.
   - Райка?! - удивленно вскрикнула старуха. - А я уж и ждать перестала, думала, опять ты в свою Середнюю Азию подалась. Ну, заходите, заходите, я человек гостеприимный...
   - Роман, - назвался Робинзон, пожимая ладонь хозяйки, и поспешно юркнул в узкую дверь сеней.
   - Агриппина Тарасовна, - ответила женщина. Она не очень дружелюбно посмотрела ему вслед и шепотом спросила у Раисы: - Муж али так, временный?
   - Трудно сказать, Агриппина Тарасовна. Знакомы давно... живом...
   - Коли трудно, значит, временный. Это уж так, - твердо заключила хозяйка. - Много их на вашу голову, пока вы молоды да интересны, продолжала неприязненно бубнить она. - А у моей Женьки опять убег, подлец. И на ребенка не платит. Схоронился где-то, как вша под струпом. В который раз милиция разыскивает сукинова сына.
   Старуха была тунеядкой. В каждой фразе ее звучала жалоба: плохо живется, одна среди подлецов, которые только и стараются насолить ей на каждом шагу, испортить и без того горькую жизнь. Вот в течение нескольких лет никак не может выхлопотать пенсию. Везде сидят чинуши и бюрократы, мошенники и взяточники.
   К ним идти на прием надо с сотней в кармане, а где их возьмешь при ее настоящем положении?
   - Надолго пожаловала? - поинтересовалась хозяйка.
   - Как примешь.
   - Чем богата, тем и рада. Однако багаж у вас справный. С заработков вернулись? - сменила тему разговора Агриппина Тарасовна.
   Сагидуллина умышленно пропустила этот вопрос мимо ушей. Ей была знакома жадность хозяйки до чужого добра. Попробуй поддержи этот разговор, она станет допытываться, что лежит в чемоданах. А что там лежало, Раиса и сама толком не знала.
   Хозяйка принялась растапливать плиту. Раиса тоже пошла в тесную кухню, стала чистить картошку. Робинзон, оставшись один в комнате, попытался открыть украденный им в поезде чемодан. Но замки были прочными и никак без ключа пе открывались. Тогда он взял из-под шкафа топорик и взломал их. В чемодане оказалось несколько тельняшек, две пары флотских брюк - одни суконные, другие из белой парусины, рабочие, мужские ботинки фабрики "Скороход", альбом с фотографиями, черная шапка-ушанка... Под конец Робинзон извлек три банки консервов и завернутую в полотенце бутылку "столичной".
   Когда хозяйка ушла за водой, он тут же поспешил нарядиться в полосатую тельняшку. Но главное, что его обрадовало, это документы на имя демобилизованного матроса Сапунова Виталия Даниловича. Смущала только разница в возрасте, но при удобном случае можно использовать и такие документы. Он сунул в горящую топку плиты альбом с фотографиями, выставил на стол водку, положил консервы.
   - Я говорил, нас ждет удача. Так оно и есть. Смотри, Раюха, как подвезло.
   - У кого удача, а у кого...
   - Э-э-э! Да ты, я вижу, недовольна? В чем дело?
   Она, не оборачиваясь, продолжала смотреть в окно и на ощупь чистить картофелину. Поднявшийся от озера туман закрывал восходящее солнце. В эту минуту ей вспомнилось, как она после окончания десятилетки жила на-берегу Каспийского моря. Там познакомилась с матросом срочной службы. Это было хорошее, безмятежное время в ее жизпп. Костя, так звали матраса, получал одни раз в неделю увольнительную. Они гуляли по городу, ели мороженое, ходили в кино и на танцы. Сейчас эти картины у,ке выветрились из памяти, и она вспоминала их смутно. Залегло в памяти другое, более нежное и близкое, - расставание. Однажды она цровожала Костю к пристани, когда до конца увольнения оставались считанные минуты. Стояли вдвоем на излюбленном своем бугорке и смотрели на морс.
   Безбрежной и радостной казалась им жизнь. С моря дул сильный ветер. Ее косы перепутались с лентами бескозырки. И когда Костя сделал шаг в сторону пристани, его головной убор свалился, повис у нее на груди в косах. Они увидели в этом хорошее предзнаменование...
   Впервые она перешагнула порог тюрьмы, когда с Костей была в ссоре. Злость, безразличие к окружающим, протянутая рука "помощи" со стороны однокашников. Два или три вечера с вином и мальчишками и... тюрьма. Как все быстро делается, когда ты молод и беспечен!
   Костя демобилизовался, узнал, где она находится, писал письма, ободрял, предлагал помощь. А ей было невыносимо стыдно. В единственном письме, которое она решила после долгих колебаний написать ему, Раиса просила Костю лишь об одном - забыть навсегда старое.
   Она считала себя утратившей всякое право на его любовь.
   Ее срок (один год. лишения свободы) подходил к концу. И в это время Костя нагрянул в тюрьму. Несмотря на уговоры подруг, она отказалась от свидания...
   - Зря ты матроса обидел, - сказала она со вздохом, повернувшись наконец от окна.
   - Ах вот где собака зарыта! - жестко ответил Робинзон и по привычке скривил рот.
   Она подняла глаза. Неприязнь к этому человеку усиливалась. Со скривленным ртом, из которого выглядывали прокуренные остатки желтых зубов, он был похож на огрызающегося пса.