Новиков Евгений. Снежный мальчик

   – Тут столько красивого, – разочарованно сказал Ром.
   – Да уж, у нас всякого такого добра навалом. Льем, куем, чеканим. – Юлай высокомерно задрал подбородок, будто лил, ковал и чеканил он, а не его собратья. – У великого воина золота и драгоценных камней предостаточно.
   – У великого воина?
   – Разумеется. Он ограбил все окрестности и пошел к своей возлюбленной, чтобы ценой золота купить ее любовь. О, это был великий и бесстрашный воин! Когда ему дорогу преградил Горат, он вступил в схватку с самим Горатом! Но тот поразил его молнией. Великий воин пал и стал горой. Потом в горе поселилось наше племя и занялось изготовлением всяческих штуковин. Например, из сердца великого воина получается превосходная сталь для мечей…
   Вдалеке послышался тяжелый гул. Это возвращались с мессы гномы.
   – Нет, Юлай, ты ошибаешься. – В дверях, попыхивая трубкой, стоял Кинок. – Сталь для мечей добывают не из сердца, а из костей воина.
   – При всем моем уважении к тебе, Кинок, должен со всей ответственностью заявить, что сталь добывают именно из сердца, но никак не из костей.
   Меж тем гул приближался и обрастал голосами.
   – По-моему, нам пора, – сказал Ром.
   – Ха-ха-ха! – хриплым голосом рассмеялся Кинок. – Ничего более глупого я еще не слышал! Где это видано, чтобы сердце шло на клинки!
   – А кости!? – вспыхнул Юлай.
   – Все-таки нам пора, – сказал Ром. – Гномы вот-вот будут здесь.
   – А кости в самый раз годятся. Они крепкие.
   – Нельзя ли отложить спор на время? – спросил с досадой Ром. – Мне вовсе не хочется превратиться в золотую болванку.
   – А разве мы спорим? – удивился Юлай. – Просто уважаемый Кинок заблуждается, и я считаю необходимым…
   – Это я-то заблуждаюсь! – возмутился Кинок. – Да я готов поклясться своими седыми волосами… – тут он постучал по своей лысой голове трубкой. – что собственноручно наблюдал, как из костей воина отливали клинки!
   – Как это понимать "собственноручно", – ехидно поинтересовался Юлай.
   Однако Кинок был не из тех, кто готов признавать свои ошибки. Он закусил губу, повращал глазами и решительно заявил, что наблюдал именно "собственноручно".
   Видя, что гномы не собираются прекращать спор, мальчик дернул Юлая за руку и спросил:
   – Где выход из горы?
   – Там где-то, – Юлай, занятый поисками новых доводов, которые доказали бы его правоту в споре, неопределенно махнул рукой.
   Ром выскочил из сокровищницы и стремглав кинулся к галерее. Гномы, возвратившиеся с мессы, заметили мальчика и пустились за ним в погоню. Надо сказать, бегали они неважно, но зато отлично знали все ходы и переходы внутри горы. А Ром не знал, где выход. Он бежал по тоннелям, которые были похожи один на другой, как гальки, обточенные морем. Спуски сменялись подъемами, а шаги преследователей все приближались и приближались. Наконец мальчик оказался в длинной галерее, заканчивавшейся тупиком. Обратной дороги не было – густая толпа преследователей деловито и споро приближалась к мальчику. На лицах гномов не было ни злости, ни охотничьего азарта. Пожалуй, одна лишь досада на то, что вместо работы, они занимались глупой беготней. Впереди всех шагал Рдео с кандалами.
   "Уж лучше я погибну, чем позволю заковать себя" – подумал Ром, и в этот миг гора дрогнула и по всем ее тоннелям и галереям прокатился чей-то тяжелый вздох. Пригнулись и распрямились багровые огни факелов на стенах, где-то шумно покатились камни.
   Ром сжал кулаки, зажмурил глаза и со всех ног бросился на стену, обрывавшую галерею. Он был уверен, что разобьется в лепешку, но не жалел об этом.

Глава V
Повелитель светлых вод

   Стена брызнула, как мыльный пузырь, наткнувшийся на острие. Ром с изумлением открыл глаза и увидел утренний свет. Несколько гномов кинулись было к мальчику, но, попав в этот свет, обратились в камни и с грохотом покатились вниз по склону. Остальные медленно и косолапо отступили вглубь горы.
   – Йи-хо-хо! – торжествуя, закричал Ром.
   И его восторженный крик отозвался и в черных подземельях, и в зеленых лесах, приготовившихся к пробуждению.
   Насвистывая и сшибая на скаку росу с листьев, Ром поспешил вниз. Ночная зловещая долина совершенно преобразилась. Ни болота, ни горящего селения, ни полуразрушенной башни на ней, как не бывало. Под горой катила светлые воды река, в небе, раскинув розовые крылья, висела птица.
   Еще несколько прыжков, и мальчик – на пустынном берегу. Но чьи это крадущиеся шаги слышатся за грудой камней? Ром насторожился, и – вовремя. На берег выскочил разъяренный Манулий. Он был изрядно потрепан, из правого сапога его торчал острый кривой коготь, оставлявший на земле рваные отметины, а в длинной руке, не предвещая ничего хорошего, прыгала золотая игла. Манулий сделал стремительный выпад, пытаясь пронзить Рома, но тот проворно перекувырнулся и отскочил.
   – Все равно ты от меня не уйдешь! – прошипел Манулий и, по-птичьи заклокотав, кинулся в новую атаку.
   Ром едва успел увернуться, а черный маг сделал новый выпад. На этот раз игла была нацелена прямо в горло мальчика. Но тут нечто длинное и серебристое мелькнуло в воздухе.
   – Проклятье! – взвыл Манулий и покатился по земле вместе с веретенообразной рыбой, впившейся в его руку. Другая, точно такая же рыба, нетерпеливо кружилась и извивалась сверху, подстерегая момент, чтобы вцепиться в шею Манулия.
   – Довольно ему! – раздался голос, и обе рыбины, нехотя оставив мага и вильнув в воздухе хвостами, устремились к фигуре, стоявшей прямо на воде недалеко от берега. И хотя размерами рыбины не уступили бы стоявшему, целиком и без труда скрылись в его небольшой белой бородке.
   Манулий медленно поднялся на ноги. Стоять ему было трудно, и он оперся на золотую иглу, как на палку.
   – Почему ты не позволил мне отомстить? – спросил маг, обращаясь к седобородому.
   – Ты устарел для своего ремесла. Убирайся прочь. – сказал тот.
   – Никому, даже тебе, Ринтон, нельзя нарушать Большой Закон. Снежный мальчик дал мне свое слово. – Манулий косо глянул на Рома. – Он не сдержал его, и я имею право на прямую месть!
   – Что ж, – лицо Ринтона, мгновенно осунулось и стало цвета льда под темной водой. – мсти, Хавз…
   Пока он произносил "хавз", с магом произошли невероятные превращения. С легким сухим треском, будто лопнул переспевший гороховый стручок, отлетел его птичий нос, перышки на голове вздыбились и позеленели. Длинный плащ, жадно чмокая, облепил вытянувшееся тело мага и сковал взметнувшиеся руки, на которых в один миг выросли десятки тонких пальцев. Среди них блестела золотая игла. Маг покачнулся и плашмя упал в реку. От его падения поднялась целая туча зеленых брызг. Когда она с легким шелестом вернулась в реку, длинное тело Манулия уже неслось по стремнине.
   – Подойди поближе, снежный мальчик, нам следует говорить накоротке. – сказал Ринтон. Он, как ни в чем ни бывало стоял на том же месте реки, хотя ее течение заметно усилилось.
   Ром посмотрел на воду, плескавшуюся у ног и перевел недоуменный взгляд на Ринтона:
   – Но как я пойду? Я ведь не умею ходить по воде.
   – Когда-то ты не умел ходить и по земле. – сказал тот. – А теперь бегаешь.
   Мальчик приблизился к самому берегу и осторожно потрогал ногой воду.
   – Смелее! – весело крикнул Ритон. – Смелее, малыш!
   Ром почувствовал, как от этих слов в его груди радостно встрепенулось сердце и, не думая больше ни секунды, пошел к Ринтону.
   Поначалу ноги по щиколотки проваливались в воду, как проваливаются они у ребенка, когда тот, важно надув щеки, шагает по подушкам. Но так было совсем недолго. Вода становилась все более упругой, пока не стала, как лесная тропинка. И – удивительное дело – Рому это не показалось странным. Он подошел к Ринтону и посмотрел ему в лицо – нежная розоватая кожа, синие с лазоревым отсветом глаза. Если бы не седые волосы и белая бородка, можно было бы подумать, что это лицо юноши.
   "Интересно, как это две большие рыбины ухитрились укрыться в такой маленькой бородке?" – подумал мальчик и увидел, что возле нее вьется еще с десяток рыб, самых разных форм и расцветок, а по ресницам Ринтона скачет морской конек с перламутровой дудкой в виде ракушки. Когда он подбрасывал дудку к губам, все вокруг озарялось тонким зеленым светом, а когда опускал, все желтело. А еще Ром увидел, что берег отступил так далеко назад, что были едва-едва видны прозрачные вершины гор.
   – Мир людей меняется еще быстрее, – сказал Ринтон. – Ты хочешь остаться здесь или вернуться к людям?
   – Я хочу найти золотой ананас. – Ром с надеждой посмотрел на Ринтона.
   – Зачем?
   Вместо ответа мальчик вспыхнул, а Ринтон ударил по воде прозрачной тростью, увитой белыми цветами. Вода потемнела, и по ней пробежала зыбь. Далеко внизу, как если бы Ром вдруг вырос до облаков, по его ногам хлестнул бешеный ветер. Вода запенилась, закипела, и в ней образовалась широкая впадина. Трехмачтовое суденышко, захлебываясь в волнах, шло по кругу, все ближе и ближе приближаясь к страшной воронке посередине этой впадины. На суденышке метались фигурки, лопались канаты, по палубе, сметая все на своем пути, катались пузатые бочки.
   – А вон капитан Питер, – Ринтон указал на фигурку в красном камзоле и со шпагой на боку. – Он назвал судно в честь своей молодой жены Глорией и отправился в плавание, чтобы восхитить ее подарками. И каждый матрос ушел в это плавание ради женщины! – Ринтон захохотал, и на корабле с треском рухнули мачты.
   С высоты все, что было внизу, выглядело игрушечным: и суденышко, и фигурки на нем, и жерло воронки, такое же узкое и блестящее, как в раковине, когда из нее уходит вода. Забавно нелеп был босой и мокрый человечек, прилепившийся к ползающему по палубе сундуку. Пока его товарищи боролись со стихией, он торопливо прятал за пазуху увесистые мешочки.
   – Ему нужно золото! – захохотал Ринтон, и корабль опрокинулся на бок.
   – Для чего ты мне это показываешь? – спросил Ром.
   Буря мгновенно стихла.
   – Так ты по-прежнему хочешь найти золотой ананас? – спросил Ринтон и, немного помедлив, добавил скучным голосом. – Я ничего тебе не показываю. Ты видишь сам.
   Теперь они стояли посреди зеркально голубого залива.
   – А жена того Питера… – Ром запнулся.
   – Она ничего не знала. Когда корабль опрокинулся, она спала в доме на берегу.
   – Она и теперь спит? – спросил Ром.
   – Теперь, – Ринтон скользнул по заливу, как по льду на коньках. – Она за свадебным столом. Она выходит замуж. Ах! – Ринтон сделался крошечным и пролетел по воздуху, словно на качелях. – В ее глазах соленая влага людского счастья. Она подносит к губам бокал с красным вином. О, Питер, право, не стоит… Вино пролилось на свадебное платье. Испорчена вещь. – Ринтон очутился на черном плавнике невесть откуда взявшейся акулы и, сделав круг, встал перед мальчиком.
   – Я никогда не видел акул так близко, – едва Ром сказал это, как акула с шумом высунула из воды огромное тупое рыло. Оно выражало недоумение – видно, хищнице тоже не доводилось так близко видеть мальчиков. Тем более, стоящих на воде.
   – Тебе многое предстоит увидеть в потаенной стране, – сказал Ринтон и пнул акулу. Та скрылась под водой и нехотя, будто верная собака, которую гонит хозяин, поплыла прочь.
   – А другие люди могли бы видеть то, что вижу я?
   – Да, если их глаза любят, а сердце потеряно в океане, – сказал Ринтон, и мальчик вспомнил слова Алины.
   – А что произошло с Манулием? – спросил Ром, чтобы переменить разговор.
   – И в потаенной стране, и в мире людей – только люди об этом не догадываются – есть Власть Имени. Зная имя, ты имеешь власть над тем, кому оно принадлежит.
   – Но ведь все знают имена друг друга. – Удивился мальчик. – Свои имена никто не скрывает.
   – Неужели ты полагаешь, что если тебя зовут Ромом, то и твое истинное имя звучит так же? – Ринтон усмехнулся. – Оно звучит совсем по-другому. И если кто-нибудь узнает, как оно звучит, получит великую власть над тобой.
   – А ты знаешь мое имя?
   – Да. Но я не причиню тебе вреда. Ты снежный мальчик, а я Повелитель Белых Вод, и наши имена живут вместе.
   – Я бы хотел знать, как меня звать по-настоящему…
   – Пока тебе нельзя знать свое истинное имя. Ненароком произнесенное, оно раздавит тебя, как ее челюсти – лапку краба, – Ринтон указал на громадное тело акулы, медленно скользившее рядом. – Ты видел, что произошло с Манулием, когда я назвал лишь часть его истинного имени.
   – А что еще не знают люди, но могу узнать я?
   – Люди скованы тенями и не знают слишком многого…
   – Тенями? Как это можно быть скованным тенью? – перебил Ром и посмотрел себе под ноги.
   Под ногами тени не было. Он посмотрел вокруг себя – нигде, ни за спиной, ни сбоку, он не увидел своей тени. Как не увидел ее рядом с Ринтоном. Он хотел посмотреть – не отбрасывает ли тень на воду хотя бы акулий плавник, но акулы уже не было. Изменилась и вода – из голубой она стала темно-зеленой. Белый пузатый мотылек коснулся ее и тут же был поглощен невидимой прожорливой рыбой.
   – Слишком большая цена для такого маленького любопытства, – сказал Ринтон.
   Теперь они стояли в тихой заводи, окруженной густыми фиолетовыми зарослями и синими деревьями, с ветки одного из которых и слетел мотылек. Ни деревья, ни кусты не отражались в воде.
   – Значит, в Потаенной стране совсем нет теней? – спросил Ром.
   – Ну почему же "совсем"? Например, то, что люди называют деревьями, и есть тени. Тени Веев, охраняющих небесные границы. Чтобы быть невидимыми и неуязвимыми в небесном бою, Веи оставляют на земле свои тени, которые люди принимают за деревья.
   – Странно, – сказал Ром задумчиво. – В мире людей я видел, как деревья отбрасывают тени. Что же получается – тень отбрасывает тень?
   – В этом нет ничего странного. Веи оставляют свои тени на земле еще до своего рождения, и те из них, что приходят к людям, живут по их законам.
   – Но ведь люди спиливают деревья, топят ими печи, делают мебель… Даже обычный карандаш – и тот из дерева. Получается, что когда я беру его в руки… Я беру тень? – удивился Ром.
   – Да, часть тени погибшего стражника, – сказал Ринтон. – Когда убивают тень, умирает и ее хозяин. Люди не знают этого, потому что слепы и не прислушиваются к голосу своего сердца. Даже тебя, сына человека, они не смогут увидеть, пока ты свободен от своей тени.
   – Они никогда меня не увидят?
   – Ты спросил о том, что выше моего понимания, – прозрачная трость Повелителя Светлых Вод потускнела, и в воду с нее упал белый цветок.
   Цветок зазвенел, как тонкое фарфоровое блюдце на железном подносе. Сизая, быстро темнеющая туча, накрыла все вокруг. Засвистел ветер, и туча, свившись в тугой, играющий огнями шар, полетела, подминая на своем пути фиолетовые заросли.
   Откатилась, не оставив следа, заводь, и Ром остался один на песчаном берегу.
   – Ринтон! – позвал мальчик.
   – Наши имена живут вместе, – прошептал кто-то рядом, и он почувствовал, как по его щеке катится светлая дождевая капля.

Глава VI
Пекмата

   Это была первая капля ливня, тотчас же рухнувшего на землю. Ром сразу промок до нитки и почувствовал то, что почувствовал бы маленький зеленый побег, затерявшийся в лопухах на задворках, если бы в один миг превратился в уважаемое многошумное дерево, свысока озирающее окрестности. Ром вырос вверх по ливню и мог смотреть одновременно во всех направлениях. Он видел и пенящуюся, терзаемую ливнем заводь, полную подводного рыбьего движения, и избиваемые тугими каплями кроны синих деревьев, еще до рождения оставленные Веями, и белые дома города в далекой солнечной долине, куда ливень еще не пришел и, возможно, не собирался идти. Вместе с водой мальчик проникал и в глубь земли, где стояла чернильная мгла и слышалось мягкое шуршание кротов.
   Но вот ливень кончился, и Ром осел на мягкую и широкую шею Пекматы. То, что это была именно она, мальчик ничуть не сомневался, хотя никогда прежде Пекмату не видел и не знал, кто она такая и как он на ней очутился.
   Если взглянуть на Пекмату со стороны, то она похожа на огромного коричневого бегемота, из спины которого растет резвый зеленый крокодильчик с острыми зубами. Может показаться, что у Пекматы могучие ноги, широкая щекастая голова, и три длинных серебряных рога на высоком лбу. Да, со стороны Пекмата может показаться именно такой, но это вовсе не означает, что она, действительно, такая. По крайней мере Ром, усевшийся на шее Пекматы, увидел, что шея ее вовсе не коричневая, а светло-розовая, почти белая и на лбу никаких серебряных рогов нет, а есть три глубокие морщины.
   Пекмата неторопливо шла по широкой долине, и трава покорно ложилась ей под ноги.