Глава двадцать первая. МАЙК - ЧЕМПИОН.
КАК КОП ДУБИНКУ ПОТЕРЯЛ
Поток машин на улицах схлынул, но пешеходов на тротуарах было по-прежнему много.
Моряк и инженер-прачка-водитель-газетчик, выехав из типографии, минут через десять остановились на небольшой, круглой, как монета, площади, перед огромным, похожим на сундук сорокаэтажным зданием. Место было подходящее: машин мало, а пешеходов много, вся площадь кишит.
Том встал с одного борта, Кинг - с другого. Развязали газеты, помахали листками. Народ тут же обступил машину.
- Экстренный выпуск "Голоса рабочего"! - возглашал Том. И его новые зубы сверкали при свете электрических фонарей. - Газета пишет о ребенке, который ждет вашей помощи! Газета пишет о том, что каждому надо знать, над чем каждому нужно думать! Десять центов номер, мистеры! Семь из них - на спасение человека!
- Десять центов номер, мистеры! - звучно вторил Кинг. - Они спасут мальчику глаза. Десять центов!
Газета расходилась бойко. Руки с зажатыми в пальцах монетами тянулись к машине со всех сторон. Первая пачка с сотней номеров кончилась через несколько минут. От второй оставалась самая малость.
В центре круглой площади памятником высился рослый полисмен. Когда машина подъехала к дому-сундуку, он равнодушно посмотрел на нее и отвернулся. По-всякому торгуют в Нью-Йорке газетами. Торгуют и с грузовиков. В этом нет ничего особенного.
Прошло минут пять. Полисмен снова посмотрел в сторону небоскреба и стал переминаться с ноги на ногу. Что-то уж слишком оживленно перед газетчиками. Чего это люди так хватают листки? Сегодня ни о каком боксе не слышно.
Заложив руки за спину, полисмен медленно, величаво подошел к машине.
Подошел... и ни от медлительности его, ни от величавости ничего не осталось. Хорош бы он был, если бы старший сержант, который с минуты на минуту должен проверить пост, увидел, что здесь происходит! Какие-то проходимцы, какие-то негры создают толчею, продают на площади "Голос рабочего", а он, полисмен бляха 1193, пальцем не шевелит!
Полицейский поравнялся с кузовом, свирепо посмотрел на Тома и Кинга:
- А ну, не мешать движению! А ну, очистить площадь!
- Спокойней, полисмен, спокойней, - сказал Том. - Мы никому не мешаем. Газетами торговать не запрещено.
- А я говорю - марш! Я говорю - мешаете!
- Дело не в нарушении правил уличного движения, а в газете, - улыбнулся Том. - Вам просто не нравится "Голос рабочего". Так, полисмен?
- Хотя бы и так. Том развел руками:
- Что же, если вам "Голос рабочего" не нравится, читайте другую газету. А люди эту покупают.
Полисмен разъярился. Шея под тугим воротником надулась.
- Или вы сейчас же смотаетесь, или в полицию...
- Мы ведь не нарушаем закона, полисмен.
- Я вам покажу - закон!..
Пока Том препирался с представителем власти, Кинг перелез из кузова грузовика в кабину. Он не знал, чем кончится разговор, но решил на всякий случай быть готовым дать ход машине в любую секунду. И оказался прав. Полисмен шутить не собирался.
- Что-то ты много разговариваешь, что-то ты мне не нравишься, - сказал он, обращаясь к Тому. - А ну, давай в полицию - там разберемся.
Ухватившись за ручку дверцы, полицейский вскочил на подножку машины. Проделал он это не очень ловко: крыло старенького грузовика в одном месте было надломано, трещина разошлась. За нее-то полисмен и зацепился низом брючины. Послышался явственный треск сукна.
- У, дьяволы чернокожие, только на кофейницах и можете ездить! - обругал полисмен сидевшего за рулем Кинга. Отведя душу, он наклонился и стал рассматривать урон, нанесенный брюкам.
Но полисмену явно не везло: оттого, что он наклонился, увесистая резиновая дубинка, которая висела у него на приделанном к ремню кольце, выскользнула из своего гнезда и, стукнувшись о мостовую, откатилась.
- Эй, коп, тросточку потерял! - крикнул стоявший рядом с грузовиком человек в синей куртке и поддел дубинку ногой. Можно было подумать, что он хочет подтолкнуть се ближе к полисмену, но на самом деле дубинка откатилась еще дальше.
- Верно, потерял, вон она! - сказал другой и тоже поддал ботинком. Дубинка закатилась в самую гущу толпы. Полисмен бросился за ней.
- Давайте ходу, ребята! - зашумели люди, окружавшие грузовик. - Мы его задержим!..
Кинг выглянул из кабины и вопросительно посмотрел на Тома. Тот кивнул головой:
- Поднимайте якорь, Блейк!
Машина набрала скорость.
Грузовик все больше удалялся от центра. Пошли улицы рабочего люда. Здесь можно было и на перекрестках постоять подольше и поговорить не спеша.
Так Том с Кингом и делали. Теперь они не только выкрикивали свои несколько фраз, стараясь привлечь внимание прохожих, а попросту по очереди читали вслух напечатанное в газете.
Когда это было проделано в первый раз, к грузовику подошел лоточник с лотком, на котором лежали запонки, гребенки, мыло и всякая другая мелочь.
- Эх, горе-продавцы! - засмеялся он. - Кто ж у вас купит газету, если вы ее всем читаете?
Том запнулся, но продолжал читать.
Дочитал до конца. Замолчал. Никто из стоящих вокруг не произнес ни слова.
"Плохо дело, - подумал Том. - Лоточник прав: торговцы мы действительно никудышные. Читанные газеты, видно, в самом деле не товар".
Но Том напрасно опасался. Люди молчали не потому, что не хотели брать газету, а потому, что их взволновало услышанное. После нескольких минут молчания кто-то в толпе сказал:
- А ну, шапку по кругу!
Чья-то кепка пошла по рукам, кто-то положил дайм, кто-то - другой, потом еще и еще... В машину кепку передали почти полную. Большей частью здесь была мелкая монета, но попадались квортеры, полудоллары, попадались и бумажные деньги.
Том и Кинг в это время раздавали газеты. Давали всем, кто протягивал руку. Они едва успевали развязывать пачки.
Так было на второй остановке, так было на третьей и на всех следующих. Через полтора часа в грузовике не осталось ни одной газеты. Повернули обратно.
ПЕРЕД СТОЛИКОМ КОНТОРЩИКА
Во дворе типографии шумел молодой народ. Тридцать восемь газетчиков во главе с Майком толпились под цинковым навесом, где конторщик, сидя за маленьким столиком, получал выручку. Он аккуратно отмечал, кто сколько газет продал.
Последними в списке стояли имена моряка и инженера.
- Том Ауд и Кинг Блейк, - вызвал их старенький конторщик, не поднимая головы от списка. - Давайте подходите, мальчики, выкладывайте выручку.
- Давайте, давайте, мальчик, выкладывайте, - подтолкнул Том локтем Кинга.
- Одну минуту, сейчас, - глубоким басом прогудел Кинг.
Услышав мощный голос, старенький конторщик от удивления втянул морщинистую, как у черепахи, шею в высокий жесткий крахмальный воротничок-панцирь и поднял глаза на подошедших к столику газетчиков.
- Да-а, хороши мальчики!.. - улыбнулся он своей ошибке. - Таким бы мальчикам у Барнума в цирке гирями ворочать...
Ребята дружно захохотали. Им смешно было, что в их компании оказалось двое взрослых. Конторщик, однако, решил, что смеются над ним, и рассердился.
А вы чего здесь торчите? - закричал он на мальчиков. - Отчиталась - и марш отсюда!
- Нет, мистер, - выступил вперед Майк, - нам нужно узнать, кто больше всех газет продал.
- Кто больше газет продал? Зачем?
- Да так, нужно... - неопределенно протянул Бронза. - Вы уж скажите нам, пожалуйста. Просительный тон Майка смягчил старика.
- Новая забота... - заворчал он, но стал просматривать список. - Больше всех... больше всех... Ага, вот, кажется, самая большая цифра: Олден Фрэнк двести восемьдесят пять.
- Что, Чез! - осклабился в улыбке Фрэнк Темный. Он накануне поспорил с Чезом Николсом о том, кому достанется бутылка, и сейчас торжествовал победу.
У честного Чеза лицо вытянулось. Он так старался сегодня. Он пробежал сегодня с газетами километров пятнадцать, не меньше. Он голос потерял, выкрикивая:
"Экстренный выпуск! Экстренный выпуск!", а Темный перекрыл его. Что ж, уговор есть уговор: он проиграл.
- Твой верх, Фрэнк, - сказал Чез дрогнувшим голосом.
- Нет, позвольте, - поправил себя старенький конторщик. - Здесь, кажется, еще большая цифра есть... Да, да - Николс Чез: ровно триста.
Чез чуть не подпрыгнул от радости.
- Что, Фрэнк! - попытался он крикнуть, но голос его сорвался на странный писк. - Если по-честному, то бутылка моя! Но мы еще раз проверим...
Майк стоял растерянный. Он не знал точно, сколько газет продал, но ему казалось, что много. За всю свою жизнь газетчика он в один вечер никогда не продавал столько. Где только не побывал с газетами! И на вокзал забегал, и в метро пробрался, и на пристань, где люди ждали парома, поспел, и к воротам фабрики Снейдера примчался как раз в тот момент, когда смена выходила... А от ребят все-таки отстал. Обидно, очень обидно!.. Самолюбие Бронзы страдало.
Но тут рассеянный старик снова ткнул пальцем в лист и сам себе скомандовал:
- Стоп! Стоп! Вот у кого, кажется, больше всех - у Грина. Точно. Именно у него. - Конторщик посмотрел поверх очков на газетчиков и внушительно произнес: - Грин Майк - триста пятьдесят два. Молодец, Грин! Восемьдесят восемь центов заработал.
Пришла очередь торжествовать Майку.
- Что, Фрэнк! Что, Чез! - сказал он. - Бутылка-то того... Не видать вам бутылки.
Не ради синей пиратской посудины и даже не ради тех двух - трех квортеров, которые после продажи газет остались в кармане, старались сегодня мальчики. Бегая с пачкой экстренных выпусков по улицам вечернего Нью-Йорка, они хотели помочь Дику. Но все же старинная бутылка занимала в их мыслях не последнее место. Как-никак, тот, кому она достанется, будет считаться среди ребят чемпионом газетчиков. А это не мало. Это высокая марка.
Майк напыжился от гордости. Завтра весь пустырь будет говорить о его победе.
Бронза вместе со всеми ребятами собрался было домой, но Том задержал:
- Погоди, Майк, дело есть.
- Какое?
- Нужно в редакцию зайти, выяснить, как дальше будет.
Прошли во второй двор, поднялись к редактору. Кабинет пустовал, редактора не было. Зато в комнате рядом был его помощник Джо. Он встретил Майка как старого знакомого. Впрочем, с Томом и Кингом Джо через минуту тоже разговаривал так, будто знал каждого сто лет. Он сказал, что все в редакции очень довольны тем, как хорошо разошелся экстренный выпуск, что начало считается удачным, что в таком роде экстренные выпуски решено давать дальше и что ребята, которых привел Майк, - просто клад для редакции. Поговорив еще о том о сем, Джо достал из ящика стола чек на семьсот долларов.
- На лечение Дика Гордона, - объяснил он. - Редактор поручил мне завезти чек в лечебницу "Сильвия", но поскольку, Ауд, вы все равно возвращаетесь туда, возьмите его. Передайте чек в кассу лечебницы.
Том взял чек, хотел положить в карман, но Майк попросил показать ему небольшой листок в зеленых разводах, на котором рукой было выведено "700 долларов" и стояла подпись редактора. Чек - удивительная бумажка! Это все равно как деньги. Его можно сдать в банк и чистоганом получить нужную сумму.
Майк с уважением смотрел на чек. Подумать только: листок с ладонь, а он спасет Дика. Сейчас уже ясно, что Дика будут лечить, что глаз ему сохранят. Как Дик обрадуется, когда узнает об этом!
Когда Том, Кинг и Майк вышли из редакции, ребят во дворе не было. Они разошлись. Старенький грузовик одиноко стоял под широким цинковым навесом. С бортов его, обитых газетами, смотрели глаза Дика.
- Ну что - домой? - спросил инженер.
- Знаете, Блейк, - сказал Том, - давайте сначала к Гордонам заедем. Надо им газету завезти, надо обрадовать. Они ведь ничего не знают, думают, что завтра операция, волнуются...
- Ага, поедем, - поддержал Майк. Предложение Тома его устраивало. Он таким образом на машине домой попадал.
Инженер с сомнением посмотрел на электрические часы, висевшие у ворот.
- Поздновато, Ауд, - заметил он. - Я только подвезу вас, а сам поеду... Неприятности могут быть: уж очень надолго взял машину.
- Ладно, - согласился Том. - Что к Гордонам, что в лечебницу - направление одно. Мы по Бауэри поедем, а там, где надо будет свернуть, сойдем. От Бауэри ведь до вас недалеко, Майк?
- Совсем близко, минут пятнадцать, не больше. С бортов отодрали картонные полоски, сняли газеты. Грузовик снова приобрел свой будничный облик.
Майк ни за что не соглашался сесть в кабину. Ему хотелось проехать по городу в кузове. В кузове приятней. С высоты грузовика открывается вид на нарядные вечерние улицы центра города, на их бесчисленные электрические рекламы, на проносящиеся мимо длинные, низко сидящие, красивые легковые машины.
Кроме того, с высоты кузова удобно заглядывать в широкие окна ресторанов. За кружевными занавесями видны чинно расставленные столики, снежно-белые скатерти и салфетки, цветы, хрусталь, серебро.
Видны и люди, сидящие за столиками. Чисто вымытые, красиво одетые, с розовыми, упитанными лицами, они орудуют вилками и ножами, подносят к губам бокалы с вином. Им, должно быть, очень хорошо, они, должно быть, едят и пьют что-то очень вкусное.
А у Майка под ложечкой сосет, до того есть хочется. Он бы сейчас не цыплятам, которых едят в ресторанах, - он бы сейчас простому ломтю хлеба обрадовался. Дернуло же его отдать бутерброд с маслом из земляного ореха Белому. Хороший бутерброд был.
Вспомнив о двух кусках хлеба с маслом, Майк помрачнел.
Зря выпустил он Белого из подвала. Надо было еще подержать. Теперь-то уж ясно, как выглядит история с "Трибуной", - обман, сплошной обман! Никакого экстренного выпуска "Трибуны" сегодня и в помине нет. Белый наврал. А он его пожалел. Он, когда ребята под вечер всей гурьбой двинулись в типографию "Голоса", забежал в подвал, открыл засов и тут же дал ходу, потому что Белый первым делом непременно полез бы драться. Бояться его Майк не боялся, но связываться не хотел: времени не было.
...Скоро замелькали пивные, лавки, аптеки, тиры, кинотеатры, кабачки Бауэри-стрит. Машина остановилась на углу, где моряку и Майку надо было сойти. Инженер попрощался и поехал дальше, а Бронза, показывая Тому дорогу, заторопился домой. Ему очень хотелось есть.
Глава двадцать вторая. ЗАКОН ВОЙНЫ.
А СТАРИКАМ КАК БЫТЬ?
Счастье Майка, что, отодвинув засов на дверях винного склада, он выскочил на улицу и скрылся до того, как Белый выбрался из подвала. А то плохо бы ему пришлось: Белый был злой как черт, он готов был разорвать Бронзу на куски. Он в жизни так не попадался: просидел весь день взаперти на дурацкой деревянной полке; не сказал ребятам того, что мистер Фридгол велел передать; остался без сигарет с тремя крестами; остался без копейки денег, голодный... И все из-за этой рыжей шельмы - Майка!
Первым делом Белый заглянул на пустырь: может быть, еще не поздно перехватить ребят, сказать, чтобы шли в "Трибуну"? Нет, куда там! На пустыре было тихо, как в день 4 июля, когда все уходят смотреть торжественное шествие в честь праздника. Кроме нескольких ключариков - никого.
Заскочив домой, Белый схватил ломоть хлеба и, откусывая на ходу, побежал в типографию "Трибуны". Он боялся явиться перед мистером Фридголом, но еще больше боялся не явиться. Тогда мистер Фридгол может подумать, что он вместе со всеми ребятами променял "Трибуну" на "Голос рабочего", а это будет совсем плохо, за это мистер Фридгол может прогнать.
Но Белого прогнали и так. Еще до того, как он пришел в типографию "Трибуны", мистер Фридгол имел разговор по телефону со своим начальником очень неприятный разговор.
- Фридгол, - спросил начальник, - как ваши газетчики? Вы собрали их?
- Нет, шеф, пока не пришли, - ответил Фридгол. - Но они должны быть.
- Хм, должны быть... - презрительно хмыкнула телефонная трубка. - А вы на улицу сейчас не выходили?
- Нет, шеф, не выходил.
- Напрасно. Может быть, вам по возрасту, Фридгол, вообще полезнее гулять, а не сидеть в нашей конторе? В городе вовсю продают экстренный выпуск "Голоса рабочего". Ваши газетчики продают, Фридгол... Вы скандально провалили поручение. Мне придется краснеть за вас.
Больше начальник ничего не сказал, но и этого было достаточно. У мистера Фридгола дрожали руки, когда он вешал трубку на рычаг телефона. Такая история может стоить работы. Заведующий запросто уволит его. Зачем ему держать старика, когда двадцать, сто, двести молодых, здоровых, энергичных ждут не дождутся, чтобы освободилось местечко в конторе. Намек заведующего на возраст был неспроста.
Белый явился в типографию "Трибуны" сразу после разговора мистера Фридгола с начальством, и мистер Фридгол в долгие объяснения с Френком не вдавался. Увидев Белого, он подошел к нему, отвесил сухонькой, стариковской ладонью пощечину и сказал:
- Вон, негодяй, чтоб духу твоего здесь не было!
Белый попытался оправдаться, стал жалобным голосом что-то бормотать, но скоро замолчал. Он видел, что дело плохо, что никакие просьбы не помогут. Вздохнув и сохраняя для порядка страдальческое выражение лица, он пошел к выходу.
Фридгол смотрел вслед удаляющейся длинной, нескладной фигуре. "Вот же мерзавец! - с завистью думал он про Белого. - Ну дали раз по физиономии, ну выкинули за дверь, подумаешь, важность! Зато молодой, зато здоровый, зато сильный... А старикам как быть?.."
ЧЕЛОВЕК НАШЕЛ СВОЙ ПУТЬ
По правде говоря, Белый не очень расстраивался оттого, что мистер Фридгол прогнал его. Черт с ним, со старикашкой! Подумаешь, работа - газеты продавать! Он со вчерашнего дня и так уже понял, что на этом капитала не нажить. Вот сигареты - другой разговор. Сигареты с тремя крестами - это действительно золотое дно! Тут настоящими деньгами пахнет. Дело-то замечательное, но зацепиться он не сумел. Фасонистый парень, когда узнает, как он распорядился с сигаретами, разговаривать с ним не захочет.
Ругая себя, проклиная Майка, Белый дошел до пивной на Бауэри-стрит. Зайти или не зайти? Белый колебался самую малость - не съест же его фасонистый парень! Ну, даст пару оплеух, и всё. А может, и так обойдется, может, просто изругает. Лишь бы не прогнал, лишь бы позволил дальше работать.
К удивлению Белого, все обошлось благополучнее, чем он ожидал. Когда Фрэнк вошел в бар, фасонистый парень заметил его и поманил пальцем к столику в углу. Белый подошел. Бесцветное лицо его выражало вину, бесцветные ресницы виновато моргали, даже длинные, худые, полусогнутые ноги в серо-зеленых клетчатых брюках и грубых ботинках имели какой-то виноватый вид.
- Садись, дохляк, - сказал парень, милостиво указывая на стоящий рядом стул. - Как дела? Много выручил? Можешь говорить правду, мне твоя выручка не нужна.
Белый плаксиво шмыгнул носом:
- Ничего не выручил, пропали сигареты.
- Что-о?..
Белый рассказал, как он вчера испугался, увидев здесь полисменов, как по пути домой опять чуть не попал в их руки, как сунул в карман знакомого мальчика, Майка Грина, обе пачки "Кэмела" с крестами и как мальчик почему-то не вернул сигареты - видно, решил зажулить.
Парень слушал не перебивая. Когда Белый назвал Майка, глаза его настороженно прищурились.
- Фамилия мальчишки Грин, говоришь? - переспросил он.
- Да.
- Брат у него есть?
- Есть.
- Как зовут?
- Бен.
- Так... - протянул парень. - Значит, Бен Грин с Двенадцатой Нижней. Бен Грин из компании Макси. Понятно!..
Ему было понятно, а Белому - не очень. Конечно, про Макси - главаря шайки, которая занимается темными делами в их районе, Белый слышал; про то, что фасонистый парень тоже, должно быть, состоит в какой-нибудь шайке, - он догадывался; но уловить, как тесно здесь связано все одно с другим, Фрэнк не мог. Он понятия не имел о том, что шайка Макси, в которую входит рыжий Бен, давно уже не на жизнь, а на смерть воюет с шайкой красавчика Джери, в которую входит фасонистый парень. Он никак не думал, что сигареты, подсунутые им вчера в карман Майка, могут быть использованы в этой войне.
Поэтому Белый очень удивился, когда фасонистый парень, подробно выспросив обо всем, не стал его ругать, а только назвал дураком. Да и то дурак был упомянут не из-за сигарет, а из-за полисменов, которые заходили сюда выпить и которых Белый так сильно испугался. Оказывается, как объяснил парень, он напрасно испугался их; оказывается, парень вскочил на свист бармена и ушел в комнату за стойкой потому, что пришел нужный человек; бармен просто дал знак, что его ждут.
Фасонистый парень не ругал Белого. Он рассматривал как удачу то, что Белый считал неудачей. Это просто здорово! Дохляк случайно подсунул какому-то мальчишке сигареты с крестами, а мальчишка оказался братом Бена Грина, того самого Грина, который работает с Макси, который враг, которому надо вредить. Как угодно, где угодно, но вредить.
И вот сейчас такая возможность появилась. Предположим, полиция найдет "Кэмел" с крестами у младшего брата. Она ведь наверняка заинтересуется тогда старшим; старшему от такой истории наверняка будут неприятности. При тех делах, какими занимается Бен, ему внимание полиции меньше всего нужно. Для него это всегда удар. А ударов жалеть не надо. Война есть война, врагов надо бить не оглядываясь.
- Так ты точно знаешь, что Майк Грин - брат Бена Грина? - переспросил парень.
- Провалиться на месте! - поклялся Белый. - Мы ведь соседи, я всех Гринов наперечет знаю.
- А сигареты мальчишка никуда не сплавил?
- В кармане. Как я сунул в карман, так и лежат. Сам сегодня видел...
- Ну вот что, - приказал парень: - о сигаретах забудь! Не было их... Понял?
- Как - забудь? Как - не было? Что же, Бронзе оставить? Ведь не даровые же, ведь два доллара заплачены!.. - стал причитать Белый.
- Тихо! Ты что раскудахтался? - прикрикнул парень. - Говорят, не было, значит, не было. Другие пачки получишь. На!.. - Парень достал из кармана две пачки сигарет с верблюдом и отдал Белому. - Выручкой будешь делиться со мной. А если кто пристанет, скажешь, что от красавчика Джери работаешь. Я тебя завтра к нему сведу. Ясно?
...Фрэнк ушел из бара совершенно счастливый. У него сигареты с крестами, он связан с красавчиком Джери. Он на настоящей дороге. Вот повезло!...
Как только Белый ушел, фасонистый парень забрался в телефонную будку и позвонил в полицейское отделение. Когда дежурный инспектор ответил, он сказал:
- Слушайте, мистер, указать вам парнишку, который особыми сигаретами торгует? Знаете, такими... - Парень покрутил перед трубкой рукой. - Он не один работает, он со старшим братом. Его старший брат снабжает...
- Кто говорит? - спросил инспектор.
- Это неважно.
- Понятно, выкладывайте. ...Через несколько минут парень вышел из будки и снова уселся за свой столик.
Глава двадцать третья. ТЕНЬ СИНГ-СИНГА.
СЫЩИК У ВОРОТ
Майк и моряк быстро шли по плохо освещенной 12-й Нижней. Бронза спешил, потому что был голоден, а Том хотел быстрее попасть в лечебницу.
Перед своим домом Майк остановился.
- Вон наши ворота, - сказал он, - а вот эти, первые, - ворота Гордонов. К ним невысоко, на третий этаж... Ох, и рада будет миссис Гордон, когда нашу новость узнает, ох, и довольна будет...
Хоть лестница была темная, Майк шагал уверенно. Хотелось показать моряку, что ему здесь все привычно, что он здесь свой человек. Дойдя до площадки, он громко постучал в знакомую дверь. Сегодня горячего нрава миссис Гордон опасаться не надо, сегодня она ему все простит.
Никто за дверью не отозвался, никто не открыл.
Майк постучал сильнее. Молчание. Майк стал барабанить изо всех сил. Гордоны словно вымерли.
Тогда он догадался провести рукой по ободранной клеенке и обнаружил замок на дверях.
Бронза растерялся. Случая не было, чтобы родители Дика по вечерам куда-нибудь уходили. Да и маленькую Бетси ведь не на кого оставить.
- Странно... - сказал Майк. - Не понимаю.
- Что ж не понимать, - усмехнулся Том. - Дома нет. Бывает... Значит, уж без меня завтра с утра зайдешь.
Разочарованные, оба вышли на улицу, дошли до ворот Майка. Бронза собрался сказать "До свиданья, мистер Том!", но засмотрелся на человека, который стоял, прислонившись спиной к стене и как бы совсем слившись с ней. Было в этом человеке что-то неприятное, что заставляло насторожиться.
Человек отделился от стены, подошел к Бронзе.
- Грин? - коротко бросил он.
- Что? - не понял Майк.
- Фамилия - Грин? - снова резко спросил человек.
- Да, Грин.
- Имя - Майк?
- Да, Майк.
- Выкладывай сигареты! Майк уставился на незнакомца:
- Какие сигареты?
- Давай, давай, я знаю, они у тебя!
- Послушайте, мистер, - вмешался Том и заслонил собой Майка, - вам что нужно?
- Вот что!.. - Человек не торопясь расстегнул дождевик и, отвернув лацкан пиджака, показал значок полицейского сыщика. - Понятно?
- Понятно, - сказал моряк. - Только непонятно, что вы хотите от мальчика.
Сыщик не обратил на вопрос Тома никакого внимания.
- Выкладывай сигареты, парень, - глядя на Бронзу, повторил он. - Ты не мог их все продать.
Майк очень перепугался: сыщик... значок показал, его дожидается... От этого хоть у кого поджилки затрясутся. В кино про такое смотреть интересно, а когда сам влипаешь - ох, плохо!.. Что он, гангстер, что ли? Почему сыщик его допрашивает? Не хватает еще, чтобы на него наручники надели...
При мысли о наручниках душа Майка совсем ушла в пятки. С наручниками прямая дорога в Синг-Синг, страшную тюрьму смертников. А там и на электрический стул можно угодить. Там это запросто делается.
Майк решил, что за жизнь надо бороться. Жизнь стоит этого. Но как? Тут только два способа. Первый - врать. Что бы сыщик ни спрашивал, как бы ни спрашивал - отрицать, отрицать, отрицать. Второй - говорить правду. В конце концов, ведь он ни в чем не виноват, чего ему правды бояться? Это в пустяках врать легко, а в серьезном деле правда лучше, за нее держаться легче, правда не подведет.
КАК КОП ДУБИНКУ ПОТЕРЯЛ
Поток машин на улицах схлынул, но пешеходов на тротуарах было по-прежнему много.
Моряк и инженер-прачка-водитель-газетчик, выехав из типографии, минут через десять остановились на небольшой, круглой, как монета, площади, перед огромным, похожим на сундук сорокаэтажным зданием. Место было подходящее: машин мало, а пешеходов много, вся площадь кишит.
Том встал с одного борта, Кинг - с другого. Развязали газеты, помахали листками. Народ тут же обступил машину.
- Экстренный выпуск "Голоса рабочего"! - возглашал Том. И его новые зубы сверкали при свете электрических фонарей. - Газета пишет о ребенке, который ждет вашей помощи! Газета пишет о том, что каждому надо знать, над чем каждому нужно думать! Десять центов номер, мистеры! Семь из них - на спасение человека!
- Десять центов номер, мистеры! - звучно вторил Кинг. - Они спасут мальчику глаза. Десять центов!
Газета расходилась бойко. Руки с зажатыми в пальцах монетами тянулись к машине со всех сторон. Первая пачка с сотней номеров кончилась через несколько минут. От второй оставалась самая малость.
В центре круглой площади памятником высился рослый полисмен. Когда машина подъехала к дому-сундуку, он равнодушно посмотрел на нее и отвернулся. По-всякому торгуют в Нью-Йорке газетами. Торгуют и с грузовиков. В этом нет ничего особенного.
Прошло минут пять. Полисмен снова посмотрел в сторону небоскреба и стал переминаться с ноги на ногу. Что-то уж слишком оживленно перед газетчиками. Чего это люди так хватают листки? Сегодня ни о каком боксе не слышно.
Заложив руки за спину, полисмен медленно, величаво подошел к машине.
Подошел... и ни от медлительности его, ни от величавости ничего не осталось. Хорош бы он был, если бы старший сержант, который с минуты на минуту должен проверить пост, увидел, что здесь происходит! Какие-то проходимцы, какие-то негры создают толчею, продают на площади "Голос рабочего", а он, полисмен бляха 1193, пальцем не шевелит!
Полицейский поравнялся с кузовом, свирепо посмотрел на Тома и Кинга:
- А ну, не мешать движению! А ну, очистить площадь!
- Спокойней, полисмен, спокойней, - сказал Том. - Мы никому не мешаем. Газетами торговать не запрещено.
- А я говорю - марш! Я говорю - мешаете!
- Дело не в нарушении правил уличного движения, а в газете, - улыбнулся Том. - Вам просто не нравится "Голос рабочего". Так, полисмен?
- Хотя бы и так. Том развел руками:
- Что же, если вам "Голос рабочего" не нравится, читайте другую газету. А люди эту покупают.
Полисмен разъярился. Шея под тугим воротником надулась.
- Или вы сейчас же смотаетесь, или в полицию...
- Мы ведь не нарушаем закона, полисмен.
- Я вам покажу - закон!..
Пока Том препирался с представителем власти, Кинг перелез из кузова грузовика в кабину. Он не знал, чем кончится разговор, но решил на всякий случай быть готовым дать ход машине в любую секунду. И оказался прав. Полисмен шутить не собирался.
- Что-то ты много разговариваешь, что-то ты мне не нравишься, - сказал он, обращаясь к Тому. - А ну, давай в полицию - там разберемся.
Ухватившись за ручку дверцы, полицейский вскочил на подножку машины. Проделал он это не очень ловко: крыло старенького грузовика в одном месте было надломано, трещина разошлась. За нее-то полисмен и зацепился низом брючины. Послышался явственный треск сукна.
- У, дьяволы чернокожие, только на кофейницах и можете ездить! - обругал полисмен сидевшего за рулем Кинга. Отведя душу, он наклонился и стал рассматривать урон, нанесенный брюкам.
Но полисмену явно не везло: оттого, что он наклонился, увесистая резиновая дубинка, которая висела у него на приделанном к ремню кольце, выскользнула из своего гнезда и, стукнувшись о мостовую, откатилась.
- Эй, коп, тросточку потерял! - крикнул стоявший рядом с грузовиком человек в синей куртке и поддел дубинку ногой. Можно было подумать, что он хочет подтолкнуть се ближе к полисмену, но на самом деле дубинка откатилась еще дальше.
- Верно, потерял, вон она! - сказал другой и тоже поддал ботинком. Дубинка закатилась в самую гущу толпы. Полисмен бросился за ней.
- Давайте ходу, ребята! - зашумели люди, окружавшие грузовик. - Мы его задержим!..
Кинг выглянул из кабины и вопросительно посмотрел на Тома. Тот кивнул головой:
- Поднимайте якорь, Блейк!
Машина набрала скорость.
Грузовик все больше удалялся от центра. Пошли улицы рабочего люда. Здесь можно было и на перекрестках постоять подольше и поговорить не спеша.
Так Том с Кингом и делали. Теперь они не только выкрикивали свои несколько фраз, стараясь привлечь внимание прохожих, а попросту по очереди читали вслух напечатанное в газете.
Когда это было проделано в первый раз, к грузовику подошел лоточник с лотком, на котором лежали запонки, гребенки, мыло и всякая другая мелочь.
- Эх, горе-продавцы! - засмеялся он. - Кто ж у вас купит газету, если вы ее всем читаете?
Том запнулся, но продолжал читать.
Дочитал до конца. Замолчал. Никто из стоящих вокруг не произнес ни слова.
"Плохо дело, - подумал Том. - Лоточник прав: торговцы мы действительно никудышные. Читанные газеты, видно, в самом деле не товар".
Но Том напрасно опасался. Люди молчали не потому, что не хотели брать газету, а потому, что их взволновало услышанное. После нескольких минут молчания кто-то в толпе сказал:
- А ну, шапку по кругу!
Чья-то кепка пошла по рукам, кто-то положил дайм, кто-то - другой, потом еще и еще... В машину кепку передали почти полную. Большей частью здесь была мелкая монета, но попадались квортеры, полудоллары, попадались и бумажные деньги.
Том и Кинг в это время раздавали газеты. Давали всем, кто протягивал руку. Они едва успевали развязывать пачки.
Так было на второй остановке, так было на третьей и на всех следующих. Через полтора часа в грузовике не осталось ни одной газеты. Повернули обратно.
ПЕРЕД СТОЛИКОМ КОНТОРЩИКА
Во дворе типографии шумел молодой народ. Тридцать восемь газетчиков во главе с Майком толпились под цинковым навесом, где конторщик, сидя за маленьким столиком, получал выручку. Он аккуратно отмечал, кто сколько газет продал.
Последними в списке стояли имена моряка и инженера.
- Том Ауд и Кинг Блейк, - вызвал их старенький конторщик, не поднимая головы от списка. - Давайте подходите, мальчики, выкладывайте выручку.
- Давайте, давайте, мальчик, выкладывайте, - подтолкнул Том локтем Кинга.
- Одну минуту, сейчас, - глубоким басом прогудел Кинг.
Услышав мощный голос, старенький конторщик от удивления втянул морщинистую, как у черепахи, шею в высокий жесткий крахмальный воротничок-панцирь и поднял глаза на подошедших к столику газетчиков.
- Да-а, хороши мальчики!.. - улыбнулся он своей ошибке. - Таким бы мальчикам у Барнума в цирке гирями ворочать...
Ребята дружно захохотали. Им смешно было, что в их компании оказалось двое взрослых. Конторщик, однако, решил, что смеются над ним, и рассердился.
А вы чего здесь торчите? - закричал он на мальчиков. - Отчиталась - и марш отсюда!
- Нет, мистер, - выступил вперед Майк, - нам нужно узнать, кто больше всех газет продал.
- Кто больше газет продал? Зачем?
- Да так, нужно... - неопределенно протянул Бронза. - Вы уж скажите нам, пожалуйста. Просительный тон Майка смягчил старика.
- Новая забота... - заворчал он, но стал просматривать список. - Больше всех... больше всех... Ага, вот, кажется, самая большая цифра: Олден Фрэнк двести восемьдесят пять.
- Что, Чез! - осклабился в улыбке Фрэнк Темный. Он накануне поспорил с Чезом Николсом о том, кому достанется бутылка, и сейчас торжествовал победу.
У честного Чеза лицо вытянулось. Он так старался сегодня. Он пробежал сегодня с газетами километров пятнадцать, не меньше. Он голос потерял, выкрикивая:
"Экстренный выпуск! Экстренный выпуск!", а Темный перекрыл его. Что ж, уговор есть уговор: он проиграл.
- Твой верх, Фрэнк, - сказал Чез дрогнувшим голосом.
- Нет, позвольте, - поправил себя старенький конторщик. - Здесь, кажется, еще большая цифра есть... Да, да - Николс Чез: ровно триста.
Чез чуть не подпрыгнул от радости.
- Что, Фрэнк! - попытался он крикнуть, но голос его сорвался на странный писк. - Если по-честному, то бутылка моя! Но мы еще раз проверим...
Майк стоял растерянный. Он не знал точно, сколько газет продал, но ему казалось, что много. За всю свою жизнь газетчика он в один вечер никогда не продавал столько. Где только не побывал с газетами! И на вокзал забегал, и в метро пробрался, и на пристань, где люди ждали парома, поспел, и к воротам фабрики Снейдера примчался как раз в тот момент, когда смена выходила... А от ребят все-таки отстал. Обидно, очень обидно!.. Самолюбие Бронзы страдало.
Но тут рассеянный старик снова ткнул пальцем в лист и сам себе скомандовал:
- Стоп! Стоп! Вот у кого, кажется, больше всех - у Грина. Точно. Именно у него. - Конторщик посмотрел поверх очков на газетчиков и внушительно произнес: - Грин Майк - триста пятьдесят два. Молодец, Грин! Восемьдесят восемь центов заработал.
Пришла очередь торжествовать Майку.
- Что, Фрэнк! Что, Чез! - сказал он. - Бутылка-то того... Не видать вам бутылки.
Не ради синей пиратской посудины и даже не ради тех двух - трех квортеров, которые после продажи газет остались в кармане, старались сегодня мальчики. Бегая с пачкой экстренных выпусков по улицам вечернего Нью-Йорка, они хотели помочь Дику. Но все же старинная бутылка занимала в их мыслях не последнее место. Как-никак, тот, кому она достанется, будет считаться среди ребят чемпионом газетчиков. А это не мало. Это высокая марка.
Майк напыжился от гордости. Завтра весь пустырь будет говорить о его победе.
Бронза вместе со всеми ребятами собрался было домой, но Том задержал:
- Погоди, Майк, дело есть.
- Какое?
- Нужно в редакцию зайти, выяснить, как дальше будет.
Прошли во второй двор, поднялись к редактору. Кабинет пустовал, редактора не было. Зато в комнате рядом был его помощник Джо. Он встретил Майка как старого знакомого. Впрочем, с Томом и Кингом Джо через минуту тоже разговаривал так, будто знал каждого сто лет. Он сказал, что все в редакции очень довольны тем, как хорошо разошелся экстренный выпуск, что начало считается удачным, что в таком роде экстренные выпуски решено давать дальше и что ребята, которых привел Майк, - просто клад для редакции. Поговорив еще о том о сем, Джо достал из ящика стола чек на семьсот долларов.
- На лечение Дика Гордона, - объяснил он. - Редактор поручил мне завезти чек в лечебницу "Сильвия", но поскольку, Ауд, вы все равно возвращаетесь туда, возьмите его. Передайте чек в кассу лечебницы.
Том взял чек, хотел положить в карман, но Майк попросил показать ему небольшой листок в зеленых разводах, на котором рукой было выведено "700 долларов" и стояла подпись редактора. Чек - удивительная бумажка! Это все равно как деньги. Его можно сдать в банк и чистоганом получить нужную сумму.
Майк с уважением смотрел на чек. Подумать только: листок с ладонь, а он спасет Дика. Сейчас уже ясно, что Дика будут лечить, что глаз ему сохранят. Как Дик обрадуется, когда узнает об этом!
Когда Том, Кинг и Майк вышли из редакции, ребят во дворе не было. Они разошлись. Старенький грузовик одиноко стоял под широким цинковым навесом. С бортов его, обитых газетами, смотрели глаза Дика.
- Ну что - домой? - спросил инженер.
- Знаете, Блейк, - сказал Том, - давайте сначала к Гордонам заедем. Надо им газету завезти, надо обрадовать. Они ведь ничего не знают, думают, что завтра операция, волнуются...
- Ага, поедем, - поддержал Майк. Предложение Тома его устраивало. Он таким образом на машине домой попадал.
Инженер с сомнением посмотрел на электрические часы, висевшие у ворот.
- Поздновато, Ауд, - заметил он. - Я только подвезу вас, а сам поеду... Неприятности могут быть: уж очень надолго взял машину.
- Ладно, - согласился Том. - Что к Гордонам, что в лечебницу - направление одно. Мы по Бауэри поедем, а там, где надо будет свернуть, сойдем. От Бауэри ведь до вас недалеко, Майк?
- Совсем близко, минут пятнадцать, не больше. С бортов отодрали картонные полоски, сняли газеты. Грузовик снова приобрел свой будничный облик.
Майк ни за что не соглашался сесть в кабину. Ему хотелось проехать по городу в кузове. В кузове приятней. С высоты грузовика открывается вид на нарядные вечерние улицы центра города, на их бесчисленные электрические рекламы, на проносящиеся мимо длинные, низко сидящие, красивые легковые машины.
Кроме того, с высоты кузова удобно заглядывать в широкие окна ресторанов. За кружевными занавесями видны чинно расставленные столики, снежно-белые скатерти и салфетки, цветы, хрусталь, серебро.
Видны и люди, сидящие за столиками. Чисто вымытые, красиво одетые, с розовыми, упитанными лицами, они орудуют вилками и ножами, подносят к губам бокалы с вином. Им, должно быть, очень хорошо, они, должно быть, едят и пьют что-то очень вкусное.
А у Майка под ложечкой сосет, до того есть хочется. Он бы сейчас не цыплятам, которых едят в ресторанах, - он бы сейчас простому ломтю хлеба обрадовался. Дернуло же его отдать бутерброд с маслом из земляного ореха Белому. Хороший бутерброд был.
Вспомнив о двух кусках хлеба с маслом, Майк помрачнел.
Зря выпустил он Белого из подвала. Надо было еще подержать. Теперь-то уж ясно, как выглядит история с "Трибуной", - обман, сплошной обман! Никакого экстренного выпуска "Трибуны" сегодня и в помине нет. Белый наврал. А он его пожалел. Он, когда ребята под вечер всей гурьбой двинулись в типографию "Голоса", забежал в подвал, открыл засов и тут же дал ходу, потому что Белый первым делом непременно полез бы драться. Бояться его Майк не боялся, но связываться не хотел: времени не было.
...Скоро замелькали пивные, лавки, аптеки, тиры, кинотеатры, кабачки Бауэри-стрит. Машина остановилась на углу, где моряку и Майку надо было сойти. Инженер попрощался и поехал дальше, а Бронза, показывая Тому дорогу, заторопился домой. Ему очень хотелось есть.
Глава двадцать вторая. ЗАКОН ВОЙНЫ.
А СТАРИКАМ КАК БЫТЬ?
Счастье Майка, что, отодвинув засов на дверях винного склада, он выскочил на улицу и скрылся до того, как Белый выбрался из подвала. А то плохо бы ему пришлось: Белый был злой как черт, он готов был разорвать Бронзу на куски. Он в жизни так не попадался: просидел весь день взаперти на дурацкой деревянной полке; не сказал ребятам того, что мистер Фридгол велел передать; остался без сигарет с тремя крестами; остался без копейки денег, голодный... И все из-за этой рыжей шельмы - Майка!
Первым делом Белый заглянул на пустырь: может быть, еще не поздно перехватить ребят, сказать, чтобы шли в "Трибуну"? Нет, куда там! На пустыре было тихо, как в день 4 июля, когда все уходят смотреть торжественное шествие в честь праздника. Кроме нескольких ключариков - никого.
Заскочив домой, Белый схватил ломоть хлеба и, откусывая на ходу, побежал в типографию "Трибуны". Он боялся явиться перед мистером Фридголом, но еще больше боялся не явиться. Тогда мистер Фридгол может подумать, что он вместе со всеми ребятами променял "Трибуну" на "Голос рабочего", а это будет совсем плохо, за это мистер Фридгол может прогнать.
Но Белого прогнали и так. Еще до того, как он пришел в типографию "Трибуны", мистер Фридгол имел разговор по телефону со своим начальником очень неприятный разговор.
- Фридгол, - спросил начальник, - как ваши газетчики? Вы собрали их?
- Нет, шеф, пока не пришли, - ответил Фридгол. - Но они должны быть.
- Хм, должны быть... - презрительно хмыкнула телефонная трубка. - А вы на улицу сейчас не выходили?
- Нет, шеф, не выходил.
- Напрасно. Может быть, вам по возрасту, Фридгол, вообще полезнее гулять, а не сидеть в нашей конторе? В городе вовсю продают экстренный выпуск "Голоса рабочего". Ваши газетчики продают, Фридгол... Вы скандально провалили поручение. Мне придется краснеть за вас.
Больше начальник ничего не сказал, но и этого было достаточно. У мистера Фридгола дрожали руки, когда он вешал трубку на рычаг телефона. Такая история может стоить работы. Заведующий запросто уволит его. Зачем ему держать старика, когда двадцать, сто, двести молодых, здоровых, энергичных ждут не дождутся, чтобы освободилось местечко в конторе. Намек заведующего на возраст был неспроста.
Белый явился в типографию "Трибуны" сразу после разговора мистера Фридгола с начальством, и мистер Фридгол в долгие объяснения с Френком не вдавался. Увидев Белого, он подошел к нему, отвесил сухонькой, стариковской ладонью пощечину и сказал:
- Вон, негодяй, чтоб духу твоего здесь не было!
Белый попытался оправдаться, стал жалобным голосом что-то бормотать, но скоро замолчал. Он видел, что дело плохо, что никакие просьбы не помогут. Вздохнув и сохраняя для порядка страдальческое выражение лица, он пошел к выходу.
Фридгол смотрел вслед удаляющейся длинной, нескладной фигуре. "Вот же мерзавец! - с завистью думал он про Белого. - Ну дали раз по физиономии, ну выкинули за дверь, подумаешь, важность! Зато молодой, зато здоровый, зато сильный... А старикам как быть?.."
ЧЕЛОВЕК НАШЕЛ СВОЙ ПУТЬ
По правде говоря, Белый не очень расстраивался оттого, что мистер Фридгол прогнал его. Черт с ним, со старикашкой! Подумаешь, работа - газеты продавать! Он со вчерашнего дня и так уже понял, что на этом капитала не нажить. Вот сигареты - другой разговор. Сигареты с тремя крестами - это действительно золотое дно! Тут настоящими деньгами пахнет. Дело-то замечательное, но зацепиться он не сумел. Фасонистый парень, когда узнает, как он распорядился с сигаретами, разговаривать с ним не захочет.
Ругая себя, проклиная Майка, Белый дошел до пивной на Бауэри-стрит. Зайти или не зайти? Белый колебался самую малость - не съест же его фасонистый парень! Ну, даст пару оплеух, и всё. А может, и так обойдется, может, просто изругает. Лишь бы не прогнал, лишь бы позволил дальше работать.
К удивлению Белого, все обошлось благополучнее, чем он ожидал. Когда Фрэнк вошел в бар, фасонистый парень заметил его и поманил пальцем к столику в углу. Белый подошел. Бесцветное лицо его выражало вину, бесцветные ресницы виновато моргали, даже длинные, худые, полусогнутые ноги в серо-зеленых клетчатых брюках и грубых ботинках имели какой-то виноватый вид.
- Садись, дохляк, - сказал парень, милостиво указывая на стоящий рядом стул. - Как дела? Много выручил? Можешь говорить правду, мне твоя выручка не нужна.
Белый плаксиво шмыгнул носом:
- Ничего не выручил, пропали сигареты.
- Что-о?..
Белый рассказал, как он вчера испугался, увидев здесь полисменов, как по пути домой опять чуть не попал в их руки, как сунул в карман знакомого мальчика, Майка Грина, обе пачки "Кэмела" с крестами и как мальчик почему-то не вернул сигареты - видно, решил зажулить.
Парень слушал не перебивая. Когда Белый назвал Майка, глаза его настороженно прищурились.
- Фамилия мальчишки Грин, говоришь? - переспросил он.
- Да.
- Брат у него есть?
- Есть.
- Как зовут?
- Бен.
- Так... - протянул парень. - Значит, Бен Грин с Двенадцатой Нижней. Бен Грин из компании Макси. Понятно!..
Ему было понятно, а Белому - не очень. Конечно, про Макси - главаря шайки, которая занимается темными делами в их районе, Белый слышал; про то, что фасонистый парень тоже, должно быть, состоит в какой-нибудь шайке, - он догадывался; но уловить, как тесно здесь связано все одно с другим, Фрэнк не мог. Он понятия не имел о том, что шайка Макси, в которую входит рыжий Бен, давно уже не на жизнь, а на смерть воюет с шайкой красавчика Джери, в которую входит фасонистый парень. Он никак не думал, что сигареты, подсунутые им вчера в карман Майка, могут быть использованы в этой войне.
Поэтому Белый очень удивился, когда фасонистый парень, подробно выспросив обо всем, не стал его ругать, а только назвал дураком. Да и то дурак был упомянут не из-за сигарет, а из-за полисменов, которые заходили сюда выпить и которых Белый так сильно испугался. Оказывается, как объяснил парень, он напрасно испугался их; оказывается, парень вскочил на свист бармена и ушел в комнату за стойкой потому, что пришел нужный человек; бармен просто дал знак, что его ждут.
Фасонистый парень не ругал Белого. Он рассматривал как удачу то, что Белый считал неудачей. Это просто здорово! Дохляк случайно подсунул какому-то мальчишке сигареты с крестами, а мальчишка оказался братом Бена Грина, того самого Грина, который работает с Макси, который враг, которому надо вредить. Как угодно, где угодно, но вредить.
И вот сейчас такая возможность появилась. Предположим, полиция найдет "Кэмел" с крестами у младшего брата. Она ведь наверняка заинтересуется тогда старшим; старшему от такой истории наверняка будут неприятности. При тех делах, какими занимается Бен, ему внимание полиции меньше всего нужно. Для него это всегда удар. А ударов жалеть не надо. Война есть война, врагов надо бить не оглядываясь.
- Так ты точно знаешь, что Майк Грин - брат Бена Грина? - переспросил парень.
- Провалиться на месте! - поклялся Белый. - Мы ведь соседи, я всех Гринов наперечет знаю.
- А сигареты мальчишка никуда не сплавил?
- В кармане. Как я сунул в карман, так и лежат. Сам сегодня видел...
- Ну вот что, - приказал парень: - о сигаретах забудь! Не было их... Понял?
- Как - забудь? Как - не было? Что же, Бронзе оставить? Ведь не даровые же, ведь два доллара заплачены!.. - стал причитать Белый.
- Тихо! Ты что раскудахтался? - прикрикнул парень. - Говорят, не было, значит, не было. Другие пачки получишь. На!.. - Парень достал из кармана две пачки сигарет с верблюдом и отдал Белому. - Выручкой будешь делиться со мной. А если кто пристанет, скажешь, что от красавчика Джери работаешь. Я тебя завтра к нему сведу. Ясно?
...Фрэнк ушел из бара совершенно счастливый. У него сигареты с крестами, он связан с красавчиком Джери. Он на настоящей дороге. Вот повезло!...
Как только Белый ушел, фасонистый парень забрался в телефонную будку и позвонил в полицейское отделение. Когда дежурный инспектор ответил, он сказал:
- Слушайте, мистер, указать вам парнишку, который особыми сигаретами торгует? Знаете, такими... - Парень покрутил перед трубкой рукой. - Он не один работает, он со старшим братом. Его старший брат снабжает...
- Кто говорит? - спросил инспектор.
- Это неважно.
- Понятно, выкладывайте. ...Через несколько минут парень вышел из будки и снова уселся за свой столик.
Глава двадцать третья. ТЕНЬ СИНГ-СИНГА.
СЫЩИК У ВОРОТ
Майк и моряк быстро шли по плохо освещенной 12-й Нижней. Бронза спешил, потому что был голоден, а Том хотел быстрее попасть в лечебницу.
Перед своим домом Майк остановился.
- Вон наши ворота, - сказал он, - а вот эти, первые, - ворота Гордонов. К ним невысоко, на третий этаж... Ох, и рада будет миссис Гордон, когда нашу новость узнает, ох, и довольна будет...
Хоть лестница была темная, Майк шагал уверенно. Хотелось показать моряку, что ему здесь все привычно, что он здесь свой человек. Дойдя до площадки, он громко постучал в знакомую дверь. Сегодня горячего нрава миссис Гордон опасаться не надо, сегодня она ему все простит.
Никто за дверью не отозвался, никто не открыл.
Майк постучал сильнее. Молчание. Майк стал барабанить изо всех сил. Гордоны словно вымерли.
Тогда он догадался провести рукой по ободранной клеенке и обнаружил замок на дверях.
Бронза растерялся. Случая не было, чтобы родители Дика по вечерам куда-нибудь уходили. Да и маленькую Бетси ведь не на кого оставить.
- Странно... - сказал Майк. - Не понимаю.
- Что ж не понимать, - усмехнулся Том. - Дома нет. Бывает... Значит, уж без меня завтра с утра зайдешь.
Разочарованные, оба вышли на улицу, дошли до ворот Майка. Бронза собрался сказать "До свиданья, мистер Том!", но засмотрелся на человека, который стоял, прислонившись спиной к стене и как бы совсем слившись с ней. Было в этом человеке что-то неприятное, что заставляло насторожиться.
Человек отделился от стены, подошел к Бронзе.
- Грин? - коротко бросил он.
- Что? - не понял Майк.
- Фамилия - Грин? - снова резко спросил человек.
- Да, Грин.
- Имя - Майк?
- Да, Майк.
- Выкладывай сигареты! Майк уставился на незнакомца:
- Какие сигареты?
- Давай, давай, я знаю, они у тебя!
- Послушайте, мистер, - вмешался Том и заслонил собой Майка, - вам что нужно?
- Вот что!.. - Человек не торопясь расстегнул дождевик и, отвернув лацкан пиджака, показал значок полицейского сыщика. - Понятно?
- Понятно, - сказал моряк. - Только непонятно, что вы хотите от мальчика.
Сыщик не обратил на вопрос Тома никакого внимания.
- Выкладывай сигареты, парень, - глядя на Бронзу, повторил он. - Ты не мог их все продать.
Майк очень перепугался: сыщик... значок показал, его дожидается... От этого хоть у кого поджилки затрясутся. В кино про такое смотреть интересно, а когда сам влипаешь - ох, плохо!.. Что он, гангстер, что ли? Почему сыщик его допрашивает? Не хватает еще, чтобы на него наручники надели...
При мысли о наручниках душа Майка совсем ушла в пятки. С наручниками прямая дорога в Синг-Синг, страшную тюрьму смертников. А там и на электрический стул можно угодить. Там это запросто делается.
Майк решил, что за жизнь надо бороться. Жизнь стоит этого. Но как? Тут только два способа. Первый - врать. Что бы сыщик ни спрашивал, как бы ни спрашивал - отрицать, отрицать, отрицать. Второй - говорить правду. В конце концов, ведь он ни в чем не виноват, чего ему правды бояться? Это в пустяках врать легко, а в серьезном деле правда лучше, за нее держаться легче, правда не подведет.