— В первые два года было прескверно. Первое Рождество без нее, первый день рождения. Но мы крепились, справлялись. Я и моя дочка. Ей пять лет.
   — Как чудесно, что она у вас есть. — Я знала, что тон мой не отражает никаких чувств, но на большее я не была способна. — Как ее зовут?
   Он наконец снова улыбнулся, и на этот раз улыбка получилась настоящей, а не вымученной гримасой подавленной боли.
   — Ее зовут Адель.
   Казалось, мир стал светлее, когда он произнес это имя.
   — Адель? Как удивительно! Это имя тетушки, которая…
   — Знаю, знаю. Той, в чьем доме вы живете.
   — Это верно!
   Принесли счет. Кристофер открыл бумажник и показал мне фото Адели, которое носил в нем. Это была красивая кудрявая темноволосая девочка.
   — Должно быть, ее мать была красавицей, — заметила я.
   Задумчивая улыбка тронула его губы, и я почувствовала, как сжалось его сердце.
   — Да, она была красивой, — ответил он просто.
   Я уже собралась было спросить о блестящем металлическом значке, но не смогла заставить себя. Просто не смогла. Мы молчали, пока он расплачивался. Я попыталась получше рассмотреть его значок, но он сверкнул и пропал. Это произошло слишком быстро, и у меня не было возможности как следует увидеть его.
   — Итак… — сказал он, помогая мне надеть жакет, когда мы выходили из ресторана.
   — Не угодно ли вам зайти ко мне выпить кофе?
   Неужели это сказала я? Это я приглашала копа посмотреть на место преступления? Почему я сразу же не предложила ему образец ДНК и свое полное признание?
   Кристофер улыбнулся, и я осознала, что и в самом деле пригласила его. И была бы счастлива в любое время повторить приглашение. Ну, хотя бы для того, чтобы увидеть выражение его лица.
   — Буду в восторге. Мне ехать следом за вами?
   Кивнув, я сделала неопределенный жест рукой, указывая направление, но он, кажется, понял, куда ехать. Я чуть не пропустила свой поворот и увидела в зеркале заднего вида его озадаченное лицо, когда ему пришлось резко свернуть вслед за мной. И вот мы приехали. Мы оказались на площади перед домом. Я вышла первая.
   — Эй! Вы могли бы посигналить, что пора повернуть. Это не очень удобно, когда за тобой хвост.
   — Хвост? Это что — полицейский жаргон?
   Но я не закончила фразы. Кристофер направился к моему дому.
   Похоже, он знал, где я живу.
   — Я поискал вас в телефонной книге, — ответил он на незаданный вопрос. — Хотел найти место, удобное для нашей встречи, чтобы оно было не очень далеко от вашего дома.
   — О, благодарю вас.
   Я размышляла над его объяснением, пока вытаскивала ключи, а он изучал живую изгородь и вдыхал пряный запах воздуха Саванны.
   — Не думаю, что еще есть место на земле, которое пахло бы, как это, — тихо сказал он. — Почему отсюда уезжают?
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Ну, вы же знаете, эта девушка, Марта Кокс. Вот почему здесь может идти речь о грязной игре.
   Я не нашлась что сказать. Поэтому просто щелкнула выключателем и пропустила его в холл.
   — Сейчас приготовлю кофе. Какой вы предпочитаете?
   — С молоком, но без сахара. Могу я пока осмотреть гостиную?
   Я пожала плечами:
   — Конечно. Будьте как дома.
   Он внимательно огляделся, прежде чем войти в комнату. Я отправилась на кухню.
   Кофе. Кофе. Пожалуйста, скажите мне, где же этот кофе?
   — Потрясающая мебель! — воскликнул Кристофер. — Какой карниз! Восемнадцатый век?
   Значит, он был сведущ не только в области кино, но знал еще и старинную архитектуру и мебель.
   — Да, — охотно ответила я.
   Кофе. Кофе. Иногда я прятала его в холодильник, чтобы не выдыхался.
   — А что случилось с фруктовым кексом?
   На мгновение мне показалось, что я умерла. Но только на мгновение. С вами ведь случалось такое? Сердце вдруг делает скачок, пропускает удар, и вам кажется, что земля начинает кружиться вокруг вас и у вас останавливается дыхание…
   — С каким фруктовым кексом?
   Вот оно! Этот момент наступил!
   Кристофер держал какой-то мелкий предмет между большим и указательным пальцами.
   — Вот засахаренная вишня. Их кладут только во фруктовый кекс. Кроме того, по всей тарелке рассыпаны крошки, а тарелка пуста.
   — О, я его выбросила. Он испортился.
   — Испортился в смысле был невкусным или стал несъедобным?
   — Он был несъедобным.
   Все. Дискуссия была окончена.
   Кристофер усмехнулся:
   — Как вы могли определить качество фруктового кекса?
   — Что вы имеете в виду?
   — Я имею в виду, что все фруктовые кексы одинаковы на вкус, хорошего они качества или плохого. Как вы можете утверждать, что ваш был недоброкачественным?
   — Но я хочу сказать, что он был старым. Очень старым.
   — Многие фруктовые кексы старые. Насколько старым был ваш? Помните, как несколько лет назад кусок свадебного пирога Уоллес Симпсон и герцога Виндзорского продавался с аукционаnote 4? И какой-то дурак заплатил пару тысяч за кусок шестидесятилетнего кекса.
   — Ну, тот выдержанный фруктовый кекс представлял историческую ценность, а этот, его ровесник, такой ценности не имел.
   Мой гость присвистнул сквозь зубы.
   — Да, это почтенный возраст. Кофе готов?
   Итак, расследование окончено? Значит, он не будет проверять мебель и посуду на наличие отпечатков?
   Я наконец приготовила кофе, и мы уселись каждый со своей кружкой, ведя приятную и даже замечательную беседу. Внезапно меня осенило, что уже три часа ночи.
   Кристофер поднялся, собираясь откланяться, и я проводила его до двери в полном молчании. Он потянулся к моей руке, очень бережно и нежно поднял ее и отвел волосы с моего лба, а я закрыла глаза, вдыхая его запах и слушая его дыхание.
   Я почувствовала, как он сделал шаг ко мне. Я ощутила тепло его тела, и наконец его губы прижались к моим. Они были мягкими и нежными, и по всему моему телу разлились тепло и покой. Уже во второй раз за вечер мне показалось, что я умираю.
   Его руки обвились вокруг моей талии, а я вцепилась в его спину, как утопающий цепляется за соломинку, будто для меня это было вопросом жизни и смерти. И — о чудо! — он вцепился в меня так же крепко и так же крепко прижал меня к себе.
   Потом резко отстранился и сделал шаг назад. Лицо его приняло смущенное выражение, и я не сразу смогла понять почему.
   Возможно, это было чувство вины. Трудно сказать. Потом он вздохнул и посмотрел на меня. На мгновение губы его плотно сжались.
   — Вам говорил кто-нибудь, что вы вылитая Зазу Питтс?
   Голос его стал хриплым, как и мой, когда я ответила, стараясь отшутиться:
   — О, конечно! Постоянно говорят.
   И снова он потянулся ко мне, и, когда мы коснулись друг друга, его рука опустилась и упала.
   — Я позвоню вам, — сказал он мягко, но голос его прозвучал невыразительно.
   Прежде чем я успела поблагодарить его за обед еще раз, я уже услышала, как его каблуки простучали по плитам тротуара, омытого мигающим светом уличных фонарей.
   — Я позвоню вам, — сказал он, а каждая женщина, знающая, почем фунт лиха, понимает, что это может значить только одно — что я никогда больше не увижу Кристофера Куинна.

Глава 7

   Почему-то именно тогда, когда на землю опускалась тихая благостная ночь с надеждой на живительный сон, происходило что-нибудь экстраординарное: то мой аппендикс взрывался отчаянной болью, то моя соседка по комнате в колледже ухитрялась проглотить дюжину таблеток кофеина.
   В данном же конкретном случае я просто бесцельно бродила по дому, открывая шкафчики и комоды и перебирая постельное белье. И на этот раз я нашла еще одну записку — памятку тетушки Адели, которая сообщала: «Возможно, ты и не сочтешь этого парня красивым». Я сложила записку и сунула ее в карман купального халата.
   Мне надо было столько всего обдумать, о стольком поразмыслить, и мысли эти были и ужасны, и восхитительны. Прежде всего я была убийцей. Но, с другой стороны, вполне возможно, что я встретила мужчину своей мечты. Однако это не отменяло того прискорбного факта, что я оказалась убийцей. И мужчина моей мечты мог уйти из моей жизни так же, как вошел в нее, покинув меня навсегда или обвинив в убийстве во время нашего следующего свидания.
   Примерно около четырех часов утра на меня снизошло озарение. А почему, собственно, я не могу позвонить в полицейский участок и попросить к телефону Кристофера Куинна?
   Если он не работает на полицию Саванны, я могу позвонить в Чикаго. Это все было столь очевидным, что просто странно, что я не подумала об этом раньше. И особенно привлекательным было то, что полицейские участки открыты двадцать четыре часа в сутки. Мне не надо было ждать до девяти и звонить туда с работы. Поэтому я без четверти пять утра позвонила в полицейский участок Саванны.
   — Привет, — сказала я, попытавшись изменить голос.
   Не спрашивайте меня, зачем я это сделала, но в тот момент мне казалось, что это совершенно необходимо.
   — Офицер Куинн у вас?
   Женщина на другом конце линии выразила удивление:
   — Что вы имеете в виду? Вы намекаете на то, что он «со мной»?
   — Нет, нет, совсем другое! — Все пошло не так, как я задумала. — Я просто хотела узнать, работает ли в вашем отделении офицер Кристофер Куинн?
   О, наконец-то я выразилась предельно ясно.
   — Возможно, вас устроит, если на ваши вопросы ответит какой-нибудь другой офицер?
   — Нет, благодарю вас.
   — Вы хотите сказать, что некто по имени Кристофер Куинн утверждает, что он офицер полиции?
   — Ну, не совсем так, но я заметила полицейский значок в его бумажнике.
   Наступило непродолжительное молчание.
   — А значок указывает на его принадлежность к отделению полиции Саванны? И он представился вам офицером?
   — Ну, не совсем так.
   — Он утверждает, что он офицер полиции?
   — Нет!
   Я уже была готова добавить, что он отрекомендовался мне профессором колледжа, но передумала и решила не мутить и без того мутную воду.
   — Иными словами, мисс Ловетт, вы видели некий блестящий предмет в его бумажнике?
   — Ну, пожалуй, вы правы.
   Но постойте! Женщина на другом конце провода назвала меня по имени! Значит, мой телефон прослушивается! Не стоит ли на улице возле моего дома полицейский фургон с фальшивой надписью на борту? Ну, скажем, что-нибудь вроде «Морим тараканов» или «Морим грызунов». Я осторожно скользнула к окну и раздвинула занавески. Улица была пуста. Я не заметила ни одного человека с переносным переговорным устройством. Только уличные фонари бросали свой свет на кусты и деревья.
   — Вы меня еще слушаете, мисс Ловетт?
   — Да.
   Я все еще старалась изменить свой голос. Теперь я говорила много тише.
   — Откуда вам известно мое имя?
   — У нас есть определитель номеров, мисс Ловетт. Теперь такие определители есть везде. Засекает все звонки. Но вернемся к вашему вопросу о так называемом офицере полиции…
   — Не важно. Мне пора. Всего доброго.
   — В таком случае и вам всего хорошего, мисс Ловетт.
   Я повесила трубку, чувствуя себя полной дурой. Все, что я делала, было ошибкой. В том числе и звонок в полицию. И, что хуже всего, теперь им было известно, что я, Николь Ловетт, звонила в отделение полиции Саванны и спрашивала о каком-то офицере Куинне.
   А это означало, что я или сыщик, или расчетливая преступница, имя которой всплывет позже в связи с делом о преднамеренном убийстве.
   От меня не ускользнул и еще один факт. На мой вопрос так и не ответили. Сейчас я обладала не большей информацией, чем до того, как разыграла свое драматическое представление.
   Теперь было бессмысленно звонить в Чикаго.
   В эту минуту мне все показалось довольно-таки бессмысленным.
   Возможно, имя, которое он мне назвал — Кристофер Куинн, — не было его настоящим именем. Да и весь его облик теперь стал казаться мне мистификацией, начиная от приверженности к старым фильмам и кончая любимой дочерью и безвременно почившей женой.
   Собираясь на работу, я все больше проникалась убеждением, что мужчина моей мечты существовал только в моей фантазии.
   На телестудии царило лихорадочное оживление, но я не обратила на это особенного внимания. На меня вдруг навалилась тяжелая усталость, несмотря на то что я выпила четыре чашки кофе и съела несколько бисквитов. Сейчас я была одновременно и возбуждена, и отупела от бессонницы.
   — Николь! — Мэри Клэр схватила меня за руку. — Тебя дожидается полицейский!
   Неужели это был Кристофер? Я с трудом вздохнула.
   — Он сказал, что ему надо?
   Я провела рукой по волосам, пытаясь привести в порядок прическу. Так просто, на всякий случай.
   — Он хочет поговорить с тобой о Марте Кокс. Мне он тоже задал несколько вопросов. Я сказала, что, кажется, ты ее недолюбливала и не захотела принимать участия в мемориальной службе.
   — Благодарю, — пробормотала я, охваченная ужасом.
   Но Мэри Клэр не восприняла моего сарказма. Он пропал зря.
   Я выпрямилась, готовясь встретиться лицом к лицу с Кристофером Куинном. И тут увидела его.
   — Мисс Ловетт! — Офицер оказался очень крупным мужчиной. — Я офицер Уильямс из полицейского управления города Саванны. Если я правильно понял, вы ведь были знакомы с мисс Мартой Кокс?
   Теперь у меня оставались только две возможности. Я могла согласиться и признаться в своем преступлении или заупрямиться и выиграть время. Но правда заключалась в том, что раз мне все равно грозил арест, то я бы предпочла, чтобы меня арестовал Кристофер Куинн.
   — Да, я с ней знакома, — ответила я, стараясь говорить как можно непринужденнее и беспечнее. К несчастью, несмотря на поглощенный мной кофе и бисквиты, я чувствовала себя не лучшим образом. Я сильно нервничала. И тут у меня задергалось нижнее левое веко.
   К счастью, офицер Уильямс не заметил этого, будучи погруженным в другое занятие: он делал какие-то пометки в своем блокноте.
   — Видели ли вы Марту Кокс после ее прибытия в город?
   Забавная вещь происходит с вами, когда у вас начинает дергаться веко. Чем сильнее вы стараетесь заставить его перестать это делать, тем меньше оно вам повинуется.
   — Да, по правде говоря, я ее видела. Она ко мне приходила.
   — Приходила?
   Он воззрился на меня, и выражение его лица изменилось. Из безразлично-вежливого, исполненного вялого профессионального интереса оно становилось все более удивленным по мере того, как он наблюдал за гимнастикой, которую проделывало мое непокорное веко.
   Потом он вернулся к своему блокноту.
   — Она ничего вам не говорила о своем намерении покинуть город?
   — Нет, абсолютно ничего.
   Мой глаз задергался с отчаянной силой.
   — И какой характер носила ваша беседа?
   — Ну, мы говорили о разном…
   — Мисс Ловетт. — Он поднял на меня глаза, и в его голосе зазвучали суровые нотки: — Я женатый человек.
   На мгновение я оторопела: он вообразил, что я с ним заигрываю и подмигиваю ему.
   — Нет, нет!
   Я попыталась придумать ответ, который отмел бы все его подозрения и в то же время не обидел его.
   — Каким бы привлекательным я ни находила вас, дело в том, что…
   — …женатые мужчины вызывают у вас отвращение?
   — Нет! Это тик. Когда я нервничаю, у меня дергается глаз.
   — Так вы нервничаете, мисс Ловетт?
   — Конечно, нет! — ответила я с негодованием, несмотря на предательское подергивание глаза.
   — Если вы вспомните что-нибудь, что могло бы помочь найти мисс Кокс, пожалуйста, свяжитесь с нами.
   — Даю слово, — сказала я, против воли подмигнув.
   Офицер Уильямс помолчал с минуту, будто раздумывал, может ли считаться уликой подергивание лицевых мышц, потом захлопнул свой блокнот. Когда он повернулся, собираясь уйти, у меня мелькнула мысль.
   — Прошу прощения, офицер.
   — Да?
   — Вы знаете Кристофера Куинна?
   — Кристофера Куинна? Того парня, что снимался в фильме «Грек Зорба»?
   — Нет, там снимался Энтони Куинн, а я имею в виду реальное лицо, полицейского по имени Кристофер Куинн.
   — Вы хотите сказать здесь, в Саванне?
   Я утвердительно кивнула.
   — И как он выглядит?
   — Ну, у него темные волосы, он высокий, хорошо сложен, ярко-зеленые глаза. Не скажу, что он красив в привычном смысле слова.
   На минуту офицер задумался:
   — А вы полагаете, что ключ к этой истории в его руках?
   Он смотрел на меня как-то странно, будто додумывал за меня мою собственную мысль.
   — Нет. Боюсь, ничем не могу вам помочь. Но, если вы вдруг вспомните что-нибудь, что могло бы сослужить нам службу, позвоните мне.
   — Не сомневайтесь!
   Он улыбнулся и приложил два пальца к месту, где должна была помещаться шляпа, но шляпы он не носил. Потом он ушел.
   Мне тоже хотелось порасспросить его о Марте, о том, что полиция думает по поводу ее исчезновения, и о том, где она, по их мнению, может находиться, но я опасалась вызвать подозрение. Ясно было только одно: когда Мэри Клэр упомянула мемориальную службу, полицейский не спешил отрицать общее мнение о том, что Марта Кокс мертва.
   Возможно даже, они обнаружили ее тело и теперь пытались заставить предполагаемого убийцу выдать себя, усыпив его бдительность сообщением о ее исчезновении. Но правда заключалась еще и в том, что я сейчас думала о Марте не так, как прежде, а совсем по-иному, будто заново смотрела старый фильм и открывала в нем неизвестное ранее.
   Оглядываясь назад, я теперь вспоминала случаи, когда Марта делала попытки подружиться со мной, но я всегда противилась этому и отталкивала ее. Например, был случай, когда набирали состав «актеров» для какого-то школьного спектакля, и Марта, улыбаясь, подошла ко мне и сказала что-то доброе о том, как хорошо я сыграла свою характерную роль, а я повернулась к своим подружкам и высмеяла ее. Не помню точно, что я сказала, но хорошо запомнила выражение ее лица, особенно глаз.
   Были и другие случаи, но за эти годы они выветрились из моей памяти. Гораздо проще было считать Марту Кокс вечным врагом.
   Таким образом я автоматически становилась жертвой и снимала с себя всякую ответственность.
   Выбрав Марту Кокс козлом отпущения, я могла относиться к себе некритически. Я всегда имела возможность ткнуть пальцем в Марту и щедро пожалеть себя. Все это в известном смысле было очень удобно. Собственно, и с Джедом, моим женихом, история повторилась. Наши отношения так никогда и не зашли слишком далеко. Скорее это был вопрос инерции и привычки, а не чувств.
   После окончания колледжа мы не потрудились расстаться, а когда, как нам казалось, пришло время пожениться, мы обручились. И я предалась мечтам о грандиозной свадьбе, которая вполне подошла бы телеведущей.
   Я была так занята мыслями о свадьбе, что не задумывалась о браке как таковом.
   Поэтому не было ничего удивительного в том, что Джед в конце концов бросил меня. Неудивительно и то, что он не объяснил, почему это произошло, — я ведь не стала бы его слушать, и он знал это.
   Не было ничего странного и в том, что он начал встречаться с Мартой, но ведь он встречался не с ней одной. И Марта, которой не было в городе, когда он меня оставил, порвала с ним, узнав, что мы были обручены. Возможно, что Джед по-настоящему ей нравился, возможно даже, что она начинала его любить, и все же Марта порвала с ним.
   Я предпочла забыть об этом. Вместо того чтобы отнестись критически к себе самой, я предпочла считать виновницей крушения своего брака Марту, но на самом-то деле, когда Джед не явился в церковь, Марта была за сотни миль от этого места.
   Да и теперь, когда она заглянула ко мне, я не дала ей шанса оправдаться. А если бы дала, она была бы, вероятно, сейчас жива.
   Если бы я повела себя иначе, все обернулось бы совсем по-другому.
   И тогда я приняла решение. Если Кристофер Куинн позвонит еще раз, я обо всем расскажу ему. А если он не появится и не позвонит в течение двух дней, я пойду в полицию и во всем признаюсь. Возможно, это решение пришло ко мне слишком поздно, но в конце концов оно пришло. Я была готова взять на себя ответственность за собственные поступки. Наконец-то!

Глава 8

   По-видимому, Кристофер Куинн, кем бы он ни был, не знал правил. Его последними словами, обращенными ко мне при расставании, были: «Я позвоню». И поэтому когда он вдруг действительно позвонил мне в конце дня, я была как в тумане.
   — Привет, — сказал он, и голос его звучал как-то напряженно. Что-то с его голосом было не так. — Знаю, что уже поздновато, но не согласитесь ли вы пообедать сегодня со мной?
   «Ага! — подумала я. — Вот оно! Хватит ходить вокруг да около. Он готов обвинить подозреваемую, но надеется отлично пообедать до того, как отведет меня в наручниках в тюрьму».
   Но я была готова к этому.
   — Разумеется, я свободна, — ответила я, и это было правдой, потому что пока еще я и вправду была свободна.
   — Потрясающе!
   И снова в его тоне я различила нотки усталости, столь не вязавшиеся с его обычно бодрым голосом. Он предложил встретиться в известном французском бистро на Конгресс-стрит, и я согласилась.
   До нашего свидания оставалось еще много времени. Поэтому после работы я отправилась домой и выпила большую чашку чаю.
   Мне было о чем подумать, но не было смысла обдумывать каждую деталь. Моя жизнь должна была в корне и навсегда измениться.
   Что делают другие люди, когда оказываются в подобной ситуации? Вместо того чтобы совершить какой-нибудь значительный поступок, я выпила вторую чашку чаю и уставилась на узор на кухонной скатерти.
   Потом позвонили мои родители. Я была готова рассказать им все, но вдруг осознала, что облегчением это было бы только для меня. Пусть еще немного поживут в счастливом неведении, побудут в своем невинном счастливом мире. Скоро он разлетится вдребезги… Время настало. Я окинула свой дом последним взглядом, гадая о том, когда увижу его снова, если увижу вообще.
   Но до ресторана я ехала на редкость спокойно. Это был мой выбор — встретиться с офицером Куинном, мое решение. Как бы я ни колебалась, я сумела побороть желание бежать без оглядки.
   Как и в прошлый раз, Кристофер ждал меня в бистро и выглядел невероятно торжественным. В воздухе уже чувствовалась осенняя прохлада.
   Он был в пиджаке, и волосы его слегка растрепались.
   Внезапно я представила его в роли отца, любящего мужа и вдруг осознала, что вся его жизнь оказалась разбитой. Как ужасно, наверное, это было для него. Должно быть, ему приходилось иметь дело с бессмысленными смертями, начиная от смерти собственной жены и кончая Мартой. Он видел их слишком много, но, видимо, ему еще ни с кем не приходилось говорить об этом, ему не с кем было поделиться своей печалью.
   Кристофер встал, как только я подошла к столику, и мы заняли свои места.
   — Рад вас видеть, Николь.
   Он положил руку поверх моей.
   — Мне тоже приятно вас видеть. — «Несмотря на прискорбные обстоятельства», — добавила я про себя. Но я и в самом деле была рада его видеть.
   — Надеюсь, ваш день был удачным.
   Официант принес нам меню.
   — Откровенно говоря, у меня бывали дни и получше.
   Кристофер посмотрел на меня и отвел взгляд.
   Значит, он знал, что ему предстоит сделать.
   — Понимаю, — откликнулась я тихо.
   — Понимаете?
   Я кивнула:
   — Это ведь совсем не то, чего вы ожидали, да?
   Он смотрел прямо мне в лицо, и эти его выразительные глаза были совсем близко от моих.
   — Нет, не совсем. Но я думал, это будет легче.
   — И давно вы знаете?
   Он пожал плечами:
   — Да пожалуй, я знал все время.
   — А я и не догадывалась. Я хочу сказать, не догадывалась, что вы знаете.
   — Ну…
   — И что, все дело упиралось во фруктовый кекс?
   — Фруктовый кекс? — Кристофер положил меню на стол и уставился на меня. — Какая тут связь с фруктовым кексом?
   Вернулся официант. Лицо его выражало почтительное ожидание. Бросив на нас один только взгляд, он поднял руку, давая понять, что готов ждать сколько угодно или что может вернуться к нам попозже.
   — Фруктовый кекс? — повторил Кристофер.
   — Ну, я имею в виду орудие убийства.
   — Орудие убийства?
   В уголках его губ я заметила зарождение улыбки.
   — Моя дорогая Николь! О чем речь?
   — О деле Марты Кокс. Я убила ее, позволив ей съесть кусок фруктового кекса тети Адели.
   Вот оно — полное признание. Меня охватило чувство удивительной легкости. Самое худшее было позади. Я призналась в своем преступлении.
   В течение нескольких минут рот Кристофера Куинна был растянут в улыбке. Потом он начал смеяться, сначала пытаясь подавить смех. Потом уже был не в силах совладать с хохотом.
   Мне оставалось только молча таращить на него глаза. Впервые в жизни я видела офицера полиции, впавшего в истерику под влиянием нервного напряжения, в то время как подозреваемая хранила сверхъестественное спокойствие. Остальные посетители ресторана повернули к нам головы. На их лицах застыли неуверенные улыбки — они не знали, как реагировать на мужчину, впавшего в истерику и давящегося смехом, и женщину, с мрачным и торжественным лицом склонившуюся над раскрытой книжечкой меню.
   Наконец его смех смолк, но он продолжал улыбаться и время от времени хмыкал.
   — Благодарю вас, Николь, — сказал Кристофер. — Не могу выразить, как мне это было необходимо.
   — Ну и отлично, — сказала я, потом отважилась сделать еще один шаг вперед. — Итак, когда вы намерены меня арестовать, офицер Куинн?
   Улыбка его поблекла.