О. Палёк. Юмор разных лет

О.Палёк
Юмор разных лет 

Предисловие

   Юмор начал писать в студенчестве, когда он был востребован в капустниках. Это была хорошая школа, по принципу: каждая фраза должна содержать шутку или, в крайнем случае, быть подводкой к шутке, а не как в «обычных» юмористических рассказах, где шутка была в самом конце. В дальнейшем старался следовать этому принципу, поэтому не пытайтесь найти в моих произведениях описания, характеристики героев и прочее.
   За 30 лет многие шутки устарели или стали частью фольклора. Увы, это часто бывает со злободневным, острым юмором. Нередко бывает, что одна и та же шутка приходит в голову нескольким людям. Поэтому не обессудьте, если встретите шутки, которые вы уже знаете. Особенно это касается «Дембильской ракеты рядового Кочкуркина».
   Юмор в моих произведениях нередко за гранью приличий, т.е. с орально-генитальными подробностями,  это предупреждение детям до 16. Особенно это касается «Алисы в стране чудес».
   Хорошего настроения при прочтении!
 
   О.Палёк, 2010 г

Повести

О.Палёк
Дембильская ракета рядового Кочкуркина

Предисловие

   – Подсудимый, ваше последнее слово.
   – Миллион!
   – Суд удаляется на совещание.

Для прикола

   Поначалу, данное произведение задумывалось просто как сборник стройбатовского фольклора с изрядной примесью чернухи. Но по мере долгого процесса написания масса фольклора понемногу уменьшалась, зато возрастала масса художественного вымысла. Сначала это меня беспокоило, как приверженца социального реализма. Однако затем я решил, что чернухи сейчас в литературе хватает, а вот с юмором некоторые проблемы. Поэтому решил оставить все, как есть.
   Хотя место действия, персонажи и события не выдуманы, все изрядно преувеличено. А посему не стоит винить автора в выдумке. Просто читайте, и надеюсь, что при этом вы получите удовольствие.
   Автор

Часть первая
Преддверие

Глава первая
Старшина

   – Сам вижу, что фотонный отражатель. Почему не покрашен?

Пилот Кирк.

 
   …На старте догорали остатки ракеты. С трудом встав на раненую ногу, я подтянул командира к окопу и без сил свалился на дно. Тянуло горелым мясом и гептилом, смертоносная радиация опаляла мозг… Уже 3-тий месяц лежу на госпитальной койке, приходил командир дивизии, сказал, что буду представлен к награде. Не знаю, выживу ли, моя милая Марина, так что на всякий случай шли рублей 50 на похороны… Я сложил листок, подписал в верхнем углу «¹²/Марина», сунул его в папку. Затем начал новое: «Здравствуй, дорогая незнакомка, пишет тебе геройский защитник Байконура. Ты меня не знаешь, поэтому мне здесь так без тебя одиноко…»
   В это время зашел мой сменщик, и я начал готовиться к сдаче караула. Гауптвахта, как обычно, была плотно заполнена.
   Кочкуркин, «сталкер», мой старый друг, опять отличился: всю ночь писал на корпусе ракеты с советско-французским экипажем «ДМБ-83», но на последней двухметровой букве был обнаружен доблестной охраной и получил 15 суток ареста 2 раза.
   Хатин, электрик. Вдрызг пьяный ворвался в роту молодых в 2 часа ночи и устроил смотр песни и строя. Первый взвод спел «Все выше и выше и выше, и вот уж коленки видны…». Второй – «Первым делом мы испортим самолеты, ну а девушек…». На третьем взводе за шел помдеж. 3 суток «губы».
   Лямкин, шофер. Сменял у казахов машину фанерных ящиков на ящик водки. Когда казахи растапливали свои печки этой фанерой, от взрыва снесло их кибитку и еще три вокруг. Вывод: смотри на маркировку ящиков и не торгуй порохом. (Порох-то дороже продать можно!)
   После развода караула я двинулся в казарму.
   Часть, как обычно, готовилась к очередной проверке. Все было параллельно и перпендикулярно, пострижено, покрашено и посыпано песком. Трава красилась зеленкой, колючая проволока – ультрамарином, входные чугунные ворота – лаком. Привязывались листья к дубам, мылся с мылом асфальт.
   Молодые из второй роты срочно меняли плакат «Солдатский клуб: «Ночь, полная страсти», ночной сеанс» с полуголой Мадонной на «Народ и армия – едины» с солдатом в парадной форме. Однако Мадонна при этом оставалась – видимо, олицетворяя народ.
   В казарме, как обычно, полный бардак. Из сушилки слышны уханья и приглушенные стоны. В ленинской комнате из газет резали колоду карт. В бытовке, по звукам, пристреливался самодельный пистолет. В спальном отделении деды играли в «дембильский поезд». Две двухъярусные койки изображали купе, пяток бегающих молодых с вениками в руках – мелькание деревьев за окном. Дневальный за проводника разносил чай. Не хватало только музыки, девочек и выпивки. Впрочем, я еще не дошел до старшинской. Лучше бы не дошел.
   В старшинской стоял сильнейший запах растворителя – это двое молодых солдат в противогазах тщательно красили стену в розовый цвет. Вообще, стены помещения были раскрашены таким количеством красок, что трудно было выделить доминирующий. В качестве выпивки на столе красовалась голубая бутыль «Стеклоочистителя». Рядом стоял проигрыватель компакт-дисков. Девочек что-то видно не было. Видимо, одна надежда на меня.
   Старшина, выйдя ненадолго из транса, разрезал буханку хлеба вдоль, сунул туда пачку маргарина «Солнечный», размазал пальцем и откусил добрую половину бутерброда. Наш старшина был из тех прапорщиков, которые не носят на правом плече погон, чтобы не стирать его мешком. Таких можно на вражеские объекты вместо нейтронной бомбы напускать: люди останутся, а материальные ценности начисто исчезают.
   Заметив меня, он крикнул: «Закрой дверь, весь кайф выпустишь» и пригласил сесть. Преодолевая приступы тошноты, я сказал:
   – Товарищ прапорщик, прикажите, чтобы прекратили красить.
   – А что, кумар знатный, краска-то на ацетоне, пятый раз красят, насладиться не могу. – Он крикнул молодым и те быстро свернулись.
   – Сколько посылок на сегодня?
   Старшина покопался в извещениях.
   – Три.
   – Значит, суммарно где-то штук 30 уже, – задумчиво протянул я. – Получается, каждая пятая дурочка в ответ на мои письма шлет подарки. Хороший выход.
   – Пишут, пишут. Почему они только сигареты, сало да подшиву шлют? А где водка, чай?
   – Товарищ прапорщик, не могу же я написать, что доблестному защитнику Родины нужна водка или чефир? Зато пять в любви признались.
   – Что это за любовь? Одни слова. – Старшина согнул корку хлеба пополам и энергичными поступательными движениями пальца показал, как он понимает любовь. – Напиши, чтобы приезжали сюда. Мол, герою Союза для поправки здоровья нужен женский уход. – Он тем же пальцем пробил банку сгущенки и, не отрываясь, вылил ее в рот. После чего сытно рыгнул и подал ее мне. – Это тебе на чай.
   Я залил в банку чаю и отхлебнул глоток:
   – Одна потенциально согласна – городская да молодая, романтика играет. Приехать-то приедет, но даст ли это что-нибудь…
   – Даст. Вот тебе еще десяток адресов, у молодого пополнения вытащил. Он вытащил из-под куска сала бланк почетной грамоты, на обратной стороне которой были написаны адреса.
   – Да мне адреса не нужны. У меня новый поточный метод. Тыкаю на карте в любой небольшой городок, и посылаю туда письма.
   – Не понял. А адреса, а имена?
   – В любом городке есть улица Ленина, Карла Маркса, Комсомольская и куча подобных. Хотя бы десяток домов есть на улице. Почти все – хрущевки, т. е. по 100 квартир в доме. Пишем, допустим, дом 6, квартира 10. Адресат – «только тебе», начало – стандартное «Дорогой незнакомке…». Каждое пятое письмо – попадание.
   – Ну да. А потом какие-то тетки ответы шлют. Кстати, в качестве премии можешь забрать этот компакт-проигрыватель, все равно не работает. Уж насколько компактные пластинки в него сую. – Он кивнул на гору изрезанных виниловых пластинок. – И ни звука, только жалобно пищит и мигает.
   – Товарищ прапорщик, а вы после службы в милицию или в пожарники пойдете?
   – Буду отлавливать и мочить любителей старых анекдотов. Все равно работать не буду.

Глава вторая
Замполит

   Политбюро расстрелять, а рельсы выкрасить в зеленый цвет.

Предложение.

 
   Я взял адреса, вышел из старшинской и зашел в канцелярию к замполиту. Как известно, стройбат формируется по остаточному принципу. И только сюда берут судимых. Идет, значит, эшелон из Тувы через Сибирь в Казахстан и забирает по дороге всех, кто остался на «холодильниках». В результате из 20-ти призванных русских нашей роты только четверо были не судимы, из этих четверых только двое умели писать без кучи ошибок. Таким образом, одному из нас (мне) было суждено тащить на себе весь политпросвет роты. Второй занимался более важным делом – оформлял дембильские альбомы. А так как на втором десятке ротных газет мне это надоело, то к 1 апреля я выпустил стенгазету с «юмором».
   Передовица называлась «Политучебе – девственность!» В ней я доказывал, что стройбат основал Ленин, что следует из организации им субботников, воскресников и прочих дней свободного труда.
   Другая, под заголовком «Наша цель – коммунизм» популярно объясняла, что ракету «Буран» мы строим для вывода на орбиту системы рентгеновских лазеров. С их помощью можно было запросто и с высокой точностью уничтожить любую антиправительственную демонстрацию.
   В третьей статье «На случай ядерной войны» я написал, что, поскольку ядерная бомба всегда попадает в эпицентр, нужно там стоять на посту, держа штык на вытянутых руках, чтобы расплавленный металл не капал на сапоги. Затем завернуться в простыню и тихо ползти на кладбище. Тихо – для того, чтобы не создавать паники. И тогда после ядерной войны нам всем выроют братскую могилу из расчета 0.5 кубометра на 100 человек. Хотя, конечно, проще самому окопаться. Опыты, проведенные не нашими учеными, показали, что на трупах неокопавшихся были обнаружены ожоги, в то время, как на трупах окопавшихся никаких ожогов обнаружено не было.
   В последней статье достаточно было названия: «О необходимости ликвидации всех некомсомольцев».
   Замполит начал нахлобучку прямо с порога:
   – Ты, Палек, совершенно аполитичный тип. Что за рубрика: «Творчество белых»: «Так и строим объекты наши, На пинках и матерках. Кто-то пашет, пашет, пашет, Оставаясь в дураках!» Кого ты имел в виду?
   – Я – негров ЮАР. А вы кого, товарищ лейтенант?
   – Я – молодых… Тьфу ты, что это я… Подрывник.
   Практически любой попавший в строительные войска, да еще сюда, был чем-либо ущербен: либо физически, либо умственно, либо имел до призыва какие-либо проблемы с властями. Я же всего лишь вылетел из университета за увлечение пиротехникой (взрывами). Чтобы не выбиваться из общего менталитета, я сказал, что сровнял с землей отделение милиции.
   – Договорились же: о политике пишу я.
   Еще одна статья в газете действительно была написана замполитом и больше походила на студенческий капустник: «В то время, как за океаном продолжает развертываться самогонка вооружений, мы не можем оставаться в стороне. Наши противники развернули холодную войну, от которой больше всего страдают народы Крайнего Севера. Только в результате последнего контрнаступления морозов пострадали все озимые… Хотя обещается внезапное потепление в Ираке до 100000 градусов в каждом эпицентре потепления, в целом по Семипалатинскому полигону – высокая радиоактивная облачность, после чего все жители выпадут в осадок. Вместе с осадками выпадут зубы и волосы. Политический прогноз: сильный туман, слабые, кратковременные вожди.
   По данным НАТО на каждый гектар сибирской тайги приходится до сотни стволов, однако это ложь: например, в районе Тюменских нефтяных скважин вряд ли один целый ствол найдется, а нашей армии нужны квалифицированные кадры и новая техника для более углупленного отражения реальной действительности».
   – Вот что Палек, еще одна такая газета и я не знаю, что с тобой сделаю. – Замполит вздохнул, вспомнив, наверное, о девицах без комплексов в военном городке. Если он решит что-нибудь со мной сделать, любовь придется сократить – времени не останется. А газету все равно кроме меня никто не читал. Половина роты вообще по-русски не то что читать – говорить не умела, а кто умел, за свою жизнь вряд ли прочитал что-нибудь, кроме букваря, УК РСФСР и 1-й страницы Устава. Я в одной газете для хохмы под патриотическим рисунком написал: «Замполит – дурак, пьяница и бабник». Замполит прочитал газету и сказал, что я написал все верно и политически грамотно.
   Офицер вынул из кармана лист бумаги и с выражением прочитал: «Пишу тебе на сапоге убитого душмана. Крепкий, гад, попался, даже штык сломал…». – Твое произведение?
   – Мое.
   – Скажи спасибо, что ко мне попало. Если бы ты с таким чувством, как мочишь врагов Советской Родины в письмах, что-нибудь передовое написал. Кстати, сколько у тебя любимых женщин?
   – Одна. И та бросила. – Я вздохнул. – А что?
   – Странно. А мне уже от третьей твоей невесты письмо приходит. Благодарят за отличное воспитание. Только одна почему-то считает тебя старшим сержантом и почти трижды героем Советского Союза, а другая – рядовым.
   – Служу Советскому Союзу!
   – Не паясничай.
   – А если серьезно, то с первой у меня стаж переписки длиннее.
   – А почему «почти трижды герой СС»?
   – Теоретически я могу стать героем СС? – вкрадчиво спросил я.
   – Теоретически, как любой гражданин Союза – да.
   – Ну вот. Значит, я – почти герой СС.
   – Но почему трижды?
   – Если я могу стать героем СС один раз, то почему не могу стать им трижды?
   – Так. Я понял, Палек, за что тебя выгнали из университета. За демагогию.
   – За разговорчивость у нас не сажают. А вот если вы не подвесите свой язык посвободнее, то политической карьеры вам не видать.
   – Карьеру мою оставь в покое. Мне всего год служить.
   – Вся страна – казарма.
   – Ты это брось головы девкам морочить. И посылки прекрати клянчить.
   – Так они же от дефицита ласки страдают, товарищ лейтенант. А посылки – плата за то, что я этот дефицит восполняю. Вместо того, чтобы как нормальный стройбатовец, весь караул спать, я занимался душещипательной писаниной.
   – Так все же старшине уходит.
   – Гусары денег не берут!
   – Ладно, Ржевский, свободен. Вечером приходи решать мне баллистические задачи на диплом.
   Замполита нам прислали на сборы после 4-го курса артиллерийского училища. Такие только и мечтают, как бы увеличить число звезд на погонный метр. Задачи в его дипломе были просты, как семечки. В гражданских институтах такие дают первокурсникам. Когда я спросил у него, так как траектория снаряда – кривая, можно ли поставить пушку на бок и стрелять из-за угла, он, подумав, сказал, что, наверное, можно, но по уставу не положено. Он считал, что между ядрами и электронами в атоме находится воздух, путал температуру кипения воды с прямым углом, а совсем недавно я с большим трудом убедил его, что синус даже в боевых условиях больше единицы не бывает.

Глава третья
Ротный

   – Товарищ полковник, а правда, что среди гражданских умные встречаются?
   – Были бы умные – давно строем ходили.

Строевая песня.

 
   Выйдя из канцелярии, я встал в строй роты, ожидающей развода. Наш ротный – капитан – бывший полковник, разжалованный за пьянки и списанный к нам, явно еще не успел опохмелиться:
   – Доложите о наличии личного состава. Всех отсутствующих поставить в одну шеренгу. Кто не все, того накажем. Убегайло!
   – Я!
   – Убегайло!
   – Да здесь я…
   – Конечно, здесь. Куды ж ты денешься.
   Эта была любимая шутка ротного => мы слышали ее на каждом разводе. Лучше бы капитан говорил серьезно – так у него получалось смешнее. Вообще, по развитию он вполне тянул на полковника. Никто не верил, что его разжаловали за выпивку – за это в армии званий не лишают. Он мог ночью в перестрелке ни разу не промахнуться (но тщетно вы будете среди убитых искать диверсантов); мог пробежать пару сотен метров в противогазе с закрытым клапаном; мог головой забить гвоздь в стену, если с той стороны, конечно, не стоял другой полковник. И т.д. Для капитана же он был слишком умён.
   – За прошлую неделю по всем площадкам зарегистрировано 200 преступлений. Будете слушать сводку?
   С правого краю кто-то сказал: «Короче». Год назад говорили: «Огласите весь список» – было интересно, что может натворить военный строитель. Но скоро интерес пропал, так как в криминальной области стройбатовец может всё.
   – Короче: пять убитых, три несчастных случая с полусмертельным исходом, шесть изнасилованных, десять человек избито. Остальное – мелочевка – дедовщина, поножовщина, массовые межнациональные драки. Краж на 2 миллиона, сроков суммарно – 98 лет дисбата. Вчера группа азербайджанцев ходила в Ленинск жаловаться. Не дошла. Сегодня группа доходяг из соседней части в штаб приходили жаловаться. Дошли, бедные. За последние двадцать пять лет наблюдается небывалый рост преступности – на каждого солдата приходится в среднем по три воровства и по две смерти. – Ротный ласково осмотрел строй. – Скорей бы и вас всех пересажали. А пока проверим ваши запасы.
   Капитан прошелся по тумбочкам и вывалил их содержимое на пол:
   – Почему до сих пор порядок не убран? Вы бойцы или где, вы в берлоге живете или кто? Чем тут у вас воняет в казарме? В штаны наложили от страха?
   – Не знаем, товарищ капитан, до вас ничем не воняло. – Это подал голос дежурный по роте.
   – А бычок чей валяется на полу?!
   – Ничей, бля, товарищ капитан, курите на здоровье.
   – Хватит материться, как малые дети. Или прекратите курить, либо одно из двух. Больные есть?
   Рота молчала. Медсанчасть с недавних пор обходили стороной, т.к. ее заведующий – бывший ветеринар Василий с 4-классным образованием приговаривал: «В армии все – через ж…» и действительно, все, даже ангину, лечил с помощью ведерных клизм.
   – Предупреждаю: если пьете кислотный растворитель, дольше с содой болтайте, а если хлебаете клей БФ, то лучше отжимайте. Если спите на производстве, закрывайте вагончик изнутри, а не снаружи; и не сваркой заваривайте, а ключиком закрывайте; и убедитесь, что это вагончик, а не трансформаторная будка. Короче: что хотите делайте, только не дохните, Родине нужны ваши руки, а не ноги. Все. Рота, выходи строиться на развод в шахматном порядке в шеренгу по четыре. Старшина!
   Прапорщик выскочил из старшинской, на ходу доедая кусок сала с толстым-толстым слоем шоколада.
   – Я!
   – Что я?
   – Так точно!
   – Что так точно?!
   – Ура!
   – Что ура?!!
   – …
   – Дурак! В голове ведущего колонны установи флажок.
   Рота построилась на плацу на развод.
   Дежурным по части сегодня был старший лейтенант Манилов, замполит третьей роты. В отличие от других офицеров, для поддержания боевого духа он практиковал индивидуальный подход к каждому солдату. Началась это у него после его добровольной стажировки в Афганистане, откуда он вернулся живым, но сдвинутым. Точнее, после того, как он хорошо там себя проявил, его в довершение отправили на отдых в Югославию. И это был полный финиш.
   То ночью подкрадется к дневальному, мирно спящему на тумбочке, аккуратно свяжет ему руки сзади и подвесит к потолку на ночь. А утром, как тот оклемается, выговаривает: «Враг не дремлет. Из-за таких, как ты, у нас в Афгане душманы целые роты вырезали». (Это в тысяче-то км. от ближайшей границы!) То роту свою, со штыковыми лопатами наперевес гоняет в штыковую на «условного противника», коим могли оказаться, к примеру, пара поваров, выносящих помои. Шум, гам, брызги, визг, вонь! Только не подумайте, что он садист, что вы, добрейший души человек. Вот на 802-й площадке, сказывают, один-единственный офицер за одну ночь… (смотрите фильм «Резня в Техасе бензопилой», лучше 2-ую серию).
   – Часть, равняйсь, смирно! Товарищ майор, воинская часть 34121 на развод построена! – зычно прорычал он и, отдав честь командиру части, отправился проверять тылы.
   А тылы, как обычно, скучали. Пока молодые в первых рядах, округлив глаза и грудь, тупо слушали новости части, старики в глубине тихо переговаривались и курили в рукава. Поведя носом, Манилов вычислил кого-то курящего и вывел его перед строем.
   – Табак?!
   – Никак нет, товарищ лейтенант, анашой балуюсь!
   – Та-а-к! Распустились здесь, в мирной обстановке! Почему каблуки не застегнуты по уставу? Почему воротничок не ушит? Тьфу ты! Короче! Расшить и застегнуть!
   – Так дембиль же, товарищ лейтенант, на носу. По сроку службы положено.
   – А вот насчет «дембиля» товарищ военный строитель ошибся, – это в разговор вступил командир части. Готовиться приказ о продлении службы еще на полгода для весеннего призыва 1981 года.
   Часть заметно зашумела.
   – Разговорчики в строю! Вы здесь Родину любите, а не девку на сеновале. Сколько Отечество захочет, столько и будете. Все! Командиры рот, развести часть на производство.
   Рота неспешным шагом потянулась к воротам части. По дороге от нее отделились больные, хромые, косые и блатные и, заметно полегчавшая, она отправилась на свое место работы.

Глава четвертая
Производство

   В НАСА думают, почему взорвался второй ускоритель Челенджера, а в КГБ – почему не взорвался первый.

Из секретного досье автора.

 
   Начальник участка, лейтенант Крюков, как обычно распекал сторожа за кражу башенного крана. Конечно, здесь крали все, от мастерков до силовых подстанций, но чтобы украли башенный кран – такое я слышал впервые.
   – Нет, но вы покажите мне молодцов, которые за ночь кран демонтировали. Да я с их помощью давно этот объект бы закончил. – Лейтенант махнул рукой и сказал в сторону нашей роты: – Бойцы, бетон сегодня принимать не будем. Будем принимать на грудь. Шутка. Всем делать опалубку. Кладовщик, гвозди «сотка» есть?
   – Нет.
   – А сто двадцать?
   – Тоже нет.
   – А какие есть?
   – Только сапожные остались
   – Давай сапожные… Ё! Куда делись гвозди?
   – Да пропили же давно, товарищ лейтенант.
   – Точно в УИРе говорили: Строить и никаких гвоздей! Ладно. Лопаты есть?
   – Какие?
   – Военные, балбес! Копать здесь! А я пока схожу, узнаю, где надо…
   Что касается меня, я бы лучше бетон принимал. Хоть какая-то польза. Да и безопасней. Не люблю копать – вечно что-то случается.
   Недавно от нечего делать стенки котлована ровняли, до блеска, а потом оказалось, что он был вырыт на два метра левее. А там, где мы рыли, было радиоактивное захоронение такой интенсивности, что рота сразу – без двух бойцов, а подполковник, начальник строительства – без двух звездочек. Кстати, при копке стенка обвалилась. Нас спрашивают, сообщили ли они об этом командиру. А мы отвечает: «Откопаем, скажем». А зачем его теперь откапывать, если его звания лишили?
   Или по приказу другого чудика копали траншею, наткнулись на высоковольтный кабель. Рота осталась без двух рук и трех ног, а офицерское общежитие – без света на неделю.
   Или вот соседняя рота месяц назад аварию по утечке окислителя ракетного топлива (меланжа) ликвидировала. В штабе потом долго смеялись – все, в том числе кавказцы, стали блондинами, и надолго.
   Опять же насчет уборки. На прошлой неделе наша часть степь приводила в порядок. Ну, там чтобы тюльпаны в одну сторону смотрели и чтобы пыль аккуратно утоптана была. Ну не всю степь, конечно, а так, только ту зону, которую приезжавшая комиссия из Генштаба могла обозреть из «газиков». Заодно снесли пару геодезических трикапунктов. Помнится, потом начальник участка возмущался: «Принесли ко мне, говорят, что нашли. Мне же не железки эти нужны, а точное место, где они стояли».
   Я пошел на свое рабочее место – вагончик электриков и неожиданно наткнулся на Кочкуру. «Однако, – подумал я, когда сдавалась гауптвахта, ему еще оставалось сидеть там двое суток». Как бы отвечая на мои мысли, он сказал:
   – За три пачки «Примы» за меня там один бабай досиживает. Хочу на старт 113 смотаться.
   13 площадка – брошенный старт для запуска ракет – был центром неформального общения Байконура, в каком-то роде диссидентским гнездом. Он был громаден – в три-четыре раза больше обычных стартов. Немудрено, что ракета, запущенная с него в семидесятых годах, (по слухам, на Луну, а может и того дальше) недалеко улетела – до ближайшей казармы. При этом убила при взрыве сотню человек, из них – 3–4 генералов, до десятка полковников. После аварии проект забросили, все самое ценное сняли и оставили на поругание охране. Поскольку только под землей было 12 многокилометровых этажей, поживиться было чем. Жалко, что к моему призыву (1981 год) почти все, что можно было вынести – вынесли, все, что можно выпить – выпили, все, что можно было сломать – сломали. Но вскоре до старта добрался стройбат, и тут такое началось! В подземных этажах поселились дезертиры, спившиеся гражданские строители и другая шушера. Время от времени взводам комендатуры удавалось после длительной осады с применением «черемухи» почистить этажи, но доблестные военные строители, подобно тараканам, снова заполняли все щели. Среди жильцов подземелья было немало моих с Кочкурой знакомых. Поэтому я сразу согласился, и мы без проволочек отправились в путь.