Страница:
– Это очень хорошо, – кивнула Екатерина Чумиченко, – очень. На покупку украинских элит не хватит никаких денег. Пусть эти деньги тратят русские, мы купим народ, и гораздо дешевле. При этом народ даже ничего не заподозрит.
У Хербста процесс торможения в головном мозгу, как и положено, сменился на процесс возбуждения. Он уже больше не хотел спать. Наоборот, все больше закипал, глядя на самоуверенных юнцов, очаровывающих гарную украинскую дивчину. Самодовольство этих петухов, которые повторяли бабенке прописные истины, было беспредельным. Подумаешь, сделали революцию в Сербии и Грузии, он, Хербст, пусть офицером, но участвовал в развале целого СССР. Знали бы они, сколько операций он, Хербст, именно по этой методике уже провел в восьмидесятые и девяностые годы!
– Мы будем тесно сотрудничать, госпожа Чумиченко, – поспешил уверить Майк Боун, – отныне Украина – наша первостепенная задача, и мы перемещаем все наши главные силы из Грузии и Сербии к вам в Киев.
– А я в свою очередь буду рад помочь и оказать помощь вашим фондам, – вставил Хербст.
Тем временем к сенатору тихо приблизился один из помощников и, нагнувшись, что-то тихо сказал ему на ухо.
– Господа, – подняв руку, сказал Маккейн, – госсекретарь Лиза Райс уже приехала, только что звонила ее помощница, госсекретарь Райс желает сперва познакомиться с руководителями фондов, потом она выступит перед ними с коротким спичем, ну, а затем мадам Райс хотела бы побеседовать с сенатором и послом и господином Ищенко в уже узком кругу.
Все оживленно поднялись из кресел и, следуя приглашающим жестам сенатора, направились к дверям.
Войдя в соседний холл, Хербст увидел два или три десятка довольно-таки молодых людей, стоявших кучками, группками и оживленно беседовавших между собой. Здесь звучали русская и грузинская и даже знакомая уху Хербста украинская речь.
Хербсту часто доводилось видеть счастливо-возбужденные лица молодых рекрутов идеологической войны, ожидающих от своей активности больших и, главное, скорых дивидендов, это были лица молодых мужчин и женщин, сделавших свой выбор в пользу американской демократии. Многие из них там, у себя, рисковали свободой… Умом Хербст был готов ценить это, но природная брезгливость мешала ему. Он никогда не доверял коллаборационистам. Хербст был внутренне уверен, что большинством из этих революционеров и революционерок движет не любовь к демократии, а элементарная неудовлетворенная амбициозность, помноженная на алчное желание приобщиться здесь к некой политической ренте. Половиной из этой вечно ошивающейся возле американских посольств молодежи, по убеждению посла Хербста, двигала не любовь к демократии и не ненависть к диктатуре, а внутренняя неудовлетворенность тем собственным местом, что эти молодые люди занимали в своей стране, и, отираясь возле всевозможных фондов и грантов, они, по убеждению Хербста, просто элементарно рассчитывали, например, что Америка поможет им устроить их личную жизнь. Особенно девицы. Уж эти-то были готовы пуститься во все тяжкие, только бы выпрыгнуть на иной уровень материального потребления!
Хербст не верил в их деланый энтузиазм, во все их эти футболки с выставленными кулаками с надписью «Так!»… Хербст брезговал ими, но это была его работа, и ему приходилось улыбаться.
– После победы в Сербии и в Грузии мы теперь поедем на Кубу свергать Кастро, – по-английски и явно рассчитывая на то, что ее услышат Майк Боун с сенатором, крикнула одна из девушек в футболке с надписью «Пора», – мы пошлем на Кубу пятьсот тысяч наших добровольцев из «Фридом хауса», и все будут в желтых футболках с надписью «От диктатуры – к демократии»!
– Познакомьтесь, посол, это Слободан Ивонарич из нашего сербского отделения «Фридом хауса», – представлял Боун молодых людей. – Слободан много сделал для организации семинаров по мониторингу выборов, а это Гига Бикерия, он сделал то же самое, что Слободан, но уже только в Грузии…
– Да, посол, я хотел вас поздравить, – сражу же панибратски заговорил Гига Бикерия. – Отличную операцию вы провели с Тузлой! Мне сказали, что десяти тысяч долларов было достаточно для начальника какого-то строительно-монтажного управления в Краснодарском крае, чтобы он дал команду своим экскаваторщикам засыпать пролив между российским берегом и островом Тузлой. Вы сделали на этом огромный скандал, – продолжал Гига, обращаясь уже ко всем присутствующим, – и укрепили антироссийские настроения в Украине. Миллионы статей по всему миру, тысячи новостных сюжетов и радиопередач. Если бы за все это платить как за заказуху – не хватило бы бюджета Украины! При этом все знали бы, что за данную новость заплачено. А тут – настоящий международный скандал: Россия хочет отнять у нас Тузлу! И все-все написали бесплатно. Это отличная работа, посол. Но скажите, правда ли это стоило десять тысяч, или же все-таки дороже? А, старина?
– Я не уполномочен обсуждать с вами этот вопрос, – осадил амикошонствующего южанина Хербст, – тем более что такие операции, как Тузла, не могут строиться на одном начальнике строительного треста. Все гораздо сложней, чем вам кажется.
Хербст знал, что его люди потратили на провокацию с Тузлой более полумиллиона долларов. Но в одном молодой грузин, стоящий рядом, был прав: если просто заказывать антироссийские статьи во всех СМИ, то не хватит бюджета Украины и США. Тут все писали почти бесплатно…
– Леди и джентльмены, друзья, государственный секретарь США госпожа Лиза Райс, – громко, по-командирски провозгласил сенатор.
Все мгновенно повернулись в сторону раскрывшейся двустворчатой двери. Смех и разговоры почти сразу стихли.
– Добрый день, господа, рада приветствовать вас, – с еле заметной улыбкой сказала темнокожая дама. Она была одета в темно– фиолетовый деловой костюм с довольно-таки короткой юбкой, открывавшей ее стройные ноги.
Сопровождаемая Маккейном и Майком Боуном, госсекретарь по периметру обошла весь зал, лично поприветствовав каждого молодого представителя, каждому она пожала руку, и с каждым она перекинулась парой-тройкой слов.
– Это обязательно запомнится, – шепнул Хербсту на ухо кто-то из советников Маккейна, – госпожа госсекретарь правильно делает, что лично беседует с каждым из молодых представителей, они запомнят этот счастливый момент на всю жизнь и потом будут верно служить делу нашей демократии.
«И руку не будут месяц мыть», – про себя хмыкнул Хербст.
На обход зала у Райс ушло с четверть часа.
Потом госсекретарь встала на небольшом возвышении с микрофоном и, приняв из рук помощницы текст, принялась читать.
Общие слова о решимости молодых людей делать демократию убаюкивали и без того сонного Хербста. На пятнадцатом слове «демократия» он едва не всхрапнул с присвистом, но сам, вздрогнув и испугавшись, что сделает конфуз, встрепенулся, как это делают собаки, выйдя из водоема, и, тараща слипающиеся глаза, принялся добросовестно изображать внимательного слушателя.
Но потом стало интересней.
Когда за госсекретарем и за пятью приглашенными Маккейном самыми доверенными лицами, среди которых, разумеется, оказался и Хербст, плотно затворились двери, от общей, ничего не значащей риторики госпожи Райс не осталось и следа.
– Мы будем называть вещи своими именами, как это принято у разведчиков и врачей, – сказала Лиза, обращаясь к послу, – все эти трюки с фигурами речи оставим журналистам и пиарщикам из Белого дома, а мы, господа, сейчас простыми словами обозначим наши задачи, нет возражений?
Лиза поверх очков оглядела присутствующих.
И убедившись, что возражающих нет, она начала излагать позицию Белого дома.
– Главная стратегическая цель нашей внешнеполитической деятельности, господа, – это не Украина и не Грузия, наша главная цель – это Россия. Мы должны лишить эту страну иллюзий, что она снова может играть какую-то роль на мировой политической арене и быть альтернативным противовесом и оппонентом США. По данным Министерства юстиции Украины, на 1 января 2004 года в стране было зарегистрировано триста девяносто девять международных организаций, четыреста двадцать одна благотворительная организация с международным статусом, сто семьдесят девять структурных ячеек неправительственных общественных организаций зарубежных государств. Сеть негосударственных организаций на Украине развивается в первую очередь благодаря иностранной денежной помощи…За годы независимости Украины сложился активно действующий институт зарубежных доноров НГО. Бюджеты 90 процентов НГО составляют от пятидесяти до трехсот тысяч долларов, тем не менее каждый десятый имеет пятьсот тысяч долларов и больше. Самыми крупными получателями являются Международный фонд «Возрождение» и Институт «Открытое общество», подчиненные Джорджу Сосносу. Спасибо вам, Джордж! Таким образом, мы вкладываем около более пятидесяти миллионов долларов в год на протяжении уже пятнадцати лет в эту страну. Это хорошие инвестиции, на наши деньги открываются курсы украинского языка, издаются книги по украинский истории в нужном нам ключе, издаются газеты, листовки, проводятся митинги, семинары, «круглые столы», конференции. Сотни украинских политиков съездили на учебу на Запад. Мы обучаем журналистов, ученых, юристов. Мы очень много посеяли в этой стране, пора пожинать урожай. На выборах президента должен пройти наш кандидат. Раньше считалось, что побеждает на выборах тот, кто лучше проведет выборную кампанию. Некоторые особо умные знают, что важно не как проголосовали, а как посчитали. Мы же придумали нечто большее – нам неважно, как проголосовали, нам неважно, как посчитали, главное – воспользоваться выборами как поводом заявить о нарушениях, вывести на улицы людей и взять власть. Это общая схема. Детали вы обсудите без меня. А сейчас сенатор Маккейн скажет вам нечто очень важное.
– Господа, – начал Маккейн взволнованно, – я хочу проинформировать вас, что имел разговор с президентом Бушем. Мы достигли с ним взаимопонимания по вопросу о том, что через 4 года, в 2008 году, на выборах президента США я стану единственным кандидатом от Республиканской партии.
– Поздравляем вас, сенатор, – вставил Хербст. Среди присутствующих возникло заметное шевеление.
– Мы пока не знаем, кто будет нашими соперниками от демократов, но понимаем, что основной козырь для нас будет внешняя политика. Чем более кризисной ситуация будет в мире, тем легче нам будет сказать американскому народу: не надо менять коней на переправе. Не надо менять республиканцев. Для того чтобы кризисная ситуация в мире возникла именно в период выборов, мы должны будем ее обострить. Конечно, не мы сами. А наши союзники. Мы думаем, что если бы пара-тройка лидеров постсоветских республик совершили бы в отношении России ряд провокаций, а Россия в ответ напала бы на них, это был бы прекрасный повод закричать на весь мир об имперской России. А сенатор Маккейн явно бы набрал очки в выборной гонке. Для этого нам нужны послушные ребята в этих странах типа того же Саакашвили. Украина также очень важна. Мы видим, что до выборов еще четыре года, но готовимся к ним мы сейчас. Президент Украины Кушма не способен совершить провокацию. Поэтому мы принимаем решение о его замене. Пусть так называемый «народ» его свергнет. Мы же гарантируем ему безопасность. Таким образом, посол, от вашей работы в Украине зависит и судьба Республиканской партии, и судьба преемственности власти в Америке.
– Я осознал все в полной мере. Долгосрочные планы – по мне. – Хербст не без удовольствия вспомнил, что его жизнь была распланирована даже не на четыре, а на сорок лет вперед.
– Вам и нам предстоит большая работа, – сказал Маккейн.
– Совместная работа, – подтвердила Райс.
– Майк Боун поедет в Киев вместе с вами, посол, – сказал Маккейн, – и ваша задача теперь – всемерно оказывать поддержку работе его «Фридом хауса».
– О’кей, – кивнул Хербст. Ему сильно захотелось есть, и очень кстати, что им снова предложили переместиться в холл, где тусовались амбициозные революционеры, возглавляемые будущим президентом Украины и его супругой.
Глава восьмая
* * *
Принадлежащий Дружинину киевский офис «Крымспецинж-строя» представлял собой три комнатки в недорогом Бизнес-центре на Дегтяревской, в доме, построенном еще в стиле советского конструктивизма тридцатых годов. В доме этом, специально задуманном как госучреждение, были громадные, хоть в футбол играй, вестибюли, коридоры и широченные лестницы, но зато маленькие комнатушки. В одной из этих по сто гривен за квадратный метр арендованных Евгением комнатушек сидела недоучившаяся филолог-переводчица Галочка, что была и секретаршей, и заместителем Дружинина по общим вопросам одновременно, в другой комнатке, где стоял сейф, там, по идее, был кабинет Евгения Васильевича, а в третьей – так называемой «совещательной», где до поры складывали всякое барахло, старые мониторы от компьютеров, какую-то кафельную плитку в пачках по сто штук, какую-то сантехнику – неизвестно кому, для кого, здесь, среди этого хлама иногда сидел приходивший через день сисадмин Коля Королько – лохматый и вечно не в себе паренек с мутным взглядом ночи не спящего человека.
Дружинин прощал Галочке весь этот беспорядок, может, потому, что она напоминала ему его Катеньку…
Катя все время ругала своего Дружинина, а она любила называть мужа по фамилии, за беспорядок. Но Евгению Васильевичу неожиданно понравилось такое перераспределение ролей. И если в армии, в горах Афгана, он был несгибаемый командир отделения первого взвода разведроты – сержант, орденоносец, кавалер ордена Красной Звезды, да еще и с медалью «За отвагу», и если у себя в стройтресте он был суровым и даже мрачным топ-менеджером, которого одинаково боялись и нерадивые матерщинники – прорабы, и крючкотворы – главные бухгалтеры, то дома, на Вернадского, Дружинин менялся, становясь мягким и послушным исполнителем воли своей нежной Катеньки.
Ах, как они любили, как они обожали Василька.
Бывало, Евгений поднимал свою сильную руку под самую люстру в их гостиной, Васечка как бы летал, смешно махая ручонками, и когда счастливый отец при этом приговаривал, как бы комментируя полет сына вокруг люстры, де, «Герой Советского Союза летчик-космонавт Васечка Дружинин вознесся к звездам и совершил мягкую посадку», Катюша, что с нескрываемым испугом наблюдала эти полеты сына, ворчала на мужа: «Только не урони, только не урони!»
Но Евгений Васильевич не уронил ни разу, и, когда улыбчивый малыш Васечка завершал третий или четвертый облет люстры, Дружинин мягко опускал руку, и Вася благополучно «приземлялся» на расстеленное на диване теплое махровое полотенце.
Они часто гуляли вместе. Дружинин специально купил тогда большой «Форд-универсал», чтобы туда помещалась коляска, и они ездили в Битцу. Дружинин счастливо улыбался, когда видел, как у Васечки в глазах отражается голубое весеннее небо. Вот и Катя гордилась: «Вон какого красивого мальчика я родила».
– От моих генов, – пытался вставить Евгений.
– Ну, вот уж и нет, – фыркала Катюша, – слава богу, Васечка похож на меня и на моего папу в молодости.
А Евгений Васильевич и не обижался. Он слишком любил Катю. Свою Катю.
Вот и на Галку он никогда не сердился…
– Опять твой Коля всю «совещательную» захламил, ни войти, ни сесть, ни людей принять, – с порога начал ворчать Дружинин.
– Вы сами не разрешаете старую оргтехнику выбрасывать, – отпарировала Галина, – снимите еще одно помещение под склад, тогда и ругайте на здоровье.
Вообще, настроение у Дружинина с утра было дерганое. С одной стороны, предстояла не такая уж и частая в последнее время, и потому радостная, встреча с сыном Васильком, но радость эта омрачалась тем обстоятельством, что Евгений Васильевич точно и наверняка знал, зачем приедет сын. Сын должен был приехать не столько с папой повидаться, сколько денег просить. И будь обстоятельства иными, Дружинин с радостью бы дал сыну эти деньги, сколько бы тот ни попросил. А то он раньше ему не давал? Но теперь, когда произошла эта катастрофа с экстремистами на его крымских стройплощадках, свободных денег у Дружинина не было.
Оттого и нервы шалили.
Оттого и на бедную Галочку ни с того ни с сего наехал с утра.
– У тебя хоть кофе и сахар имеются? – примирительно спросил секретаршу Дружинин. – Вася с девушкой своей заехать обещал, угостить их сможем?
– Обижаете, Евгений Васильевич, – уже совсем не дуясь на шефа, ответила Галочка, – у нас и что покрепче кофе найдется, после вас с Маратом еще осталось.
Вася приехал почти без опоздания.
Это означало, что деньги ему были нужны «очень-очень». Степень пунктуальности явки на свиданку к родителю определялась у Василия величиною его долгов. Добрые люди говорили Дружинину, что новая Васина любовь требует расходов, перед ней, Анжелой, он понтуется, готов хоть луну с неба… купить. Простую девчонку удивить можно и походом в ресторан, но Анжела была девушкой не простой, а из богатой семьи, как ему доложили. «Не по Сеньке шапку он себе взял», – говорили добрые люди.
Вася вошел, весь такой окрыленный, буквально ворвался в отцовский офис и представил Евгению Васильевичу своего ангела.
– Анжела… Анжела Тимоченко, – поджав губки, сказало длинноногое и волоокое семнадцатилетнее дитятко, церемонно протягивая Дружинину руку.
– Ваша мама… – вежливо начал Дружинин.
Однако Вася поспешил перебить отца, восторженно заглядывая на свою красавицу, искательно выпрашивая в ее взоре ответное чувство, он воскликнул:
– Да, Анжелкина мама – та самая Тимоченко, представляешь, папа!
Галя внесла в кабинет поднос с кофе.
– Папа, почему ты не распорядишься, чтобы Гале поставили «koffe-machine»? – предъявил сын.
– Мы еще с тобой не заработали, сынок, – сдержанно ответил Евгений Васильевич, – а если без шуток и серьезно, сынок, то и у нас на стройке в Крыму возникли такие большие проблемы, что свободных денег у нас сейчас просто нет.
Евгений Васильевич намеренно завел разговор на эту тему. Таким образом он превентивно подводил базу под свой отказ на ту очевидную просьбу, с которой приехал сын.
– А как у тебя, Васенька, дела идут? – перевел разговор Дружинин. – Как твои продюсерские прожекты?
– Я, папа, сейчас работаю со звездами первой величины, не с какими-то там «Машами из ресторана», а с настоящими!
«Машами из ресторана» Евгений Васильевич презрительно называл всех современных безголосых певичек, и Вася на эти слова отца всегда реагировал очень болезненно. Знаменитые фрейдовы комплексы проявлялись в Васе Дружинине таким образом, что он очень расстраивался от того, что отец с иронией и недоверием относился ко всем Васиным начинаниям в сфере бизнеса, считая их несерьезными, чем-то вроде хобби, но никак не настоящим делом. Поэтому Вася и злился на эти отцовы формулировочки вроде «Маш из ресторана», поэтому отец и денег на это не любил давать, приговаривая и поучая:
У Хербста процесс торможения в головном мозгу, как и положено, сменился на процесс возбуждения. Он уже больше не хотел спать. Наоборот, все больше закипал, глядя на самоуверенных юнцов, очаровывающих гарную украинскую дивчину. Самодовольство этих петухов, которые повторяли бабенке прописные истины, было беспредельным. Подумаешь, сделали революцию в Сербии и Грузии, он, Хербст, пусть офицером, но участвовал в развале целого СССР. Знали бы они, сколько операций он, Хербст, именно по этой методике уже провел в восьмидесятые и девяностые годы!
– Мы будем тесно сотрудничать, госпожа Чумиченко, – поспешил уверить Майк Боун, – отныне Украина – наша первостепенная задача, и мы перемещаем все наши главные силы из Грузии и Сербии к вам в Киев.
– А я в свою очередь буду рад помочь и оказать помощь вашим фондам, – вставил Хербст.
Тем временем к сенатору тихо приблизился один из помощников и, нагнувшись, что-то тихо сказал ему на ухо.
– Господа, – подняв руку, сказал Маккейн, – госсекретарь Лиза Райс уже приехала, только что звонила ее помощница, госсекретарь Райс желает сперва познакомиться с руководителями фондов, потом она выступит перед ними с коротким спичем, ну, а затем мадам Райс хотела бы побеседовать с сенатором и послом и господином Ищенко в уже узком кругу.
Все оживленно поднялись из кресел и, следуя приглашающим жестам сенатора, направились к дверям.
Войдя в соседний холл, Хербст увидел два или три десятка довольно-таки молодых людей, стоявших кучками, группками и оживленно беседовавших между собой. Здесь звучали русская и грузинская и даже знакомая уху Хербста украинская речь.
Хербсту часто доводилось видеть счастливо-возбужденные лица молодых рекрутов идеологической войны, ожидающих от своей активности больших и, главное, скорых дивидендов, это были лица молодых мужчин и женщин, сделавших свой выбор в пользу американской демократии. Многие из них там, у себя, рисковали свободой… Умом Хербст был готов ценить это, но природная брезгливость мешала ему. Он никогда не доверял коллаборационистам. Хербст был внутренне уверен, что большинством из этих революционеров и революционерок движет не любовь к демократии, а элементарная неудовлетворенная амбициозность, помноженная на алчное желание приобщиться здесь к некой политической ренте. Половиной из этой вечно ошивающейся возле американских посольств молодежи, по убеждению посла Хербста, двигала не любовь к демократии и не ненависть к диктатуре, а внутренняя неудовлетворенность тем собственным местом, что эти молодые люди занимали в своей стране, и, отираясь возле всевозможных фондов и грантов, они, по убеждению Хербста, просто элементарно рассчитывали, например, что Америка поможет им устроить их личную жизнь. Особенно девицы. Уж эти-то были готовы пуститься во все тяжкие, только бы выпрыгнуть на иной уровень материального потребления!
Хербст не верил в их деланый энтузиазм, во все их эти футболки с выставленными кулаками с надписью «Так!»… Хербст брезговал ими, но это была его работа, и ему приходилось улыбаться.
– После победы в Сербии и в Грузии мы теперь поедем на Кубу свергать Кастро, – по-английски и явно рассчитывая на то, что ее услышат Майк Боун с сенатором, крикнула одна из девушек в футболке с надписью «Пора», – мы пошлем на Кубу пятьсот тысяч наших добровольцев из «Фридом хауса», и все будут в желтых футболках с надписью «От диктатуры – к демократии»!
– Познакомьтесь, посол, это Слободан Ивонарич из нашего сербского отделения «Фридом хауса», – представлял Боун молодых людей. – Слободан много сделал для организации семинаров по мониторингу выборов, а это Гига Бикерия, он сделал то же самое, что Слободан, но уже только в Грузии…
– Да, посол, я хотел вас поздравить, – сражу же панибратски заговорил Гига Бикерия. – Отличную операцию вы провели с Тузлой! Мне сказали, что десяти тысяч долларов было достаточно для начальника какого-то строительно-монтажного управления в Краснодарском крае, чтобы он дал команду своим экскаваторщикам засыпать пролив между российским берегом и островом Тузлой. Вы сделали на этом огромный скандал, – продолжал Гига, обращаясь уже ко всем присутствующим, – и укрепили антироссийские настроения в Украине. Миллионы статей по всему миру, тысячи новостных сюжетов и радиопередач. Если бы за все это платить как за заказуху – не хватило бы бюджета Украины! При этом все знали бы, что за данную новость заплачено. А тут – настоящий международный скандал: Россия хочет отнять у нас Тузлу! И все-все написали бесплатно. Это отличная работа, посол. Но скажите, правда ли это стоило десять тысяч, или же все-таки дороже? А, старина?
– Я не уполномочен обсуждать с вами этот вопрос, – осадил амикошонствующего южанина Хербст, – тем более что такие операции, как Тузла, не могут строиться на одном начальнике строительного треста. Все гораздо сложней, чем вам кажется.
Хербст знал, что его люди потратили на провокацию с Тузлой более полумиллиона долларов. Но в одном молодой грузин, стоящий рядом, был прав: если просто заказывать антироссийские статьи во всех СМИ, то не хватит бюджета Украины и США. Тут все писали почти бесплатно…
– Леди и джентльмены, друзья, государственный секретарь США госпожа Лиза Райс, – громко, по-командирски провозгласил сенатор.
Все мгновенно повернулись в сторону раскрывшейся двустворчатой двери. Смех и разговоры почти сразу стихли.
– Добрый день, господа, рада приветствовать вас, – с еле заметной улыбкой сказала темнокожая дама. Она была одета в темно– фиолетовый деловой костюм с довольно-таки короткой юбкой, открывавшей ее стройные ноги.
Сопровождаемая Маккейном и Майком Боуном, госсекретарь по периметру обошла весь зал, лично поприветствовав каждого молодого представителя, каждому она пожала руку, и с каждым она перекинулась парой-тройкой слов.
– Это обязательно запомнится, – шепнул Хербсту на ухо кто-то из советников Маккейна, – госпожа госсекретарь правильно делает, что лично беседует с каждым из молодых представителей, они запомнят этот счастливый момент на всю жизнь и потом будут верно служить делу нашей демократии.
«И руку не будут месяц мыть», – про себя хмыкнул Хербст.
На обход зала у Райс ушло с четверть часа.
Потом госсекретарь встала на небольшом возвышении с микрофоном и, приняв из рук помощницы текст, принялась читать.
Общие слова о решимости молодых людей делать демократию убаюкивали и без того сонного Хербста. На пятнадцатом слове «демократия» он едва не всхрапнул с присвистом, но сам, вздрогнув и испугавшись, что сделает конфуз, встрепенулся, как это делают собаки, выйдя из водоема, и, тараща слипающиеся глаза, принялся добросовестно изображать внимательного слушателя.
Но потом стало интересней.
Когда за госсекретарем и за пятью приглашенными Маккейном самыми доверенными лицами, среди которых, разумеется, оказался и Хербст, плотно затворились двери, от общей, ничего не значащей риторики госпожи Райс не осталось и следа.
– Мы будем называть вещи своими именами, как это принято у разведчиков и врачей, – сказала Лиза, обращаясь к послу, – все эти трюки с фигурами речи оставим журналистам и пиарщикам из Белого дома, а мы, господа, сейчас простыми словами обозначим наши задачи, нет возражений?
Лиза поверх очков оглядела присутствующих.
И убедившись, что возражающих нет, она начала излагать позицию Белого дома.
– Главная стратегическая цель нашей внешнеполитической деятельности, господа, – это не Украина и не Грузия, наша главная цель – это Россия. Мы должны лишить эту страну иллюзий, что она снова может играть какую-то роль на мировой политической арене и быть альтернативным противовесом и оппонентом США. По данным Министерства юстиции Украины, на 1 января 2004 года в стране было зарегистрировано триста девяносто девять международных организаций, четыреста двадцать одна благотворительная организация с международным статусом, сто семьдесят девять структурных ячеек неправительственных общественных организаций зарубежных государств. Сеть негосударственных организаций на Украине развивается в первую очередь благодаря иностранной денежной помощи…За годы независимости Украины сложился активно действующий институт зарубежных доноров НГО. Бюджеты 90 процентов НГО составляют от пятидесяти до трехсот тысяч долларов, тем не менее каждый десятый имеет пятьсот тысяч долларов и больше. Самыми крупными получателями являются Международный фонд «Возрождение» и Институт «Открытое общество», подчиненные Джорджу Сосносу. Спасибо вам, Джордж! Таким образом, мы вкладываем около более пятидесяти миллионов долларов в год на протяжении уже пятнадцати лет в эту страну. Это хорошие инвестиции, на наши деньги открываются курсы украинского языка, издаются книги по украинский истории в нужном нам ключе, издаются газеты, листовки, проводятся митинги, семинары, «круглые столы», конференции. Сотни украинских политиков съездили на учебу на Запад. Мы обучаем журналистов, ученых, юристов. Мы очень много посеяли в этой стране, пора пожинать урожай. На выборах президента должен пройти наш кандидат. Раньше считалось, что побеждает на выборах тот, кто лучше проведет выборную кампанию. Некоторые особо умные знают, что важно не как проголосовали, а как посчитали. Мы же придумали нечто большее – нам неважно, как проголосовали, нам неважно, как посчитали, главное – воспользоваться выборами как поводом заявить о нарушениях, вывести на улицы людей и взять власть. Это общая схема. Детали вы обсудите без меня. А сейчас сенатор Маккейн скажет вам нечто очень важное.
– Господа, – начал Маккейн взволнованно, – я хочу проинформировать вас, что имел разговор с президентом Бушем. Мы достигли с ним взаимопонимания по вопросу о том, что через 4 года, в 2008 году, на выборах президента США я стану единственным кандидатом от Республиканской партии.
– Поздравляем вас, сенатор, – вставил Хербст. Среди присутствующих возникло заметное шевеление.
– Мы пока не знаем, кто будет нашими соперниками от демократов, но понимаем, что основной козырь для нас будет внешняя политика. Чем более кризисной ситуация будет в мире, тем легче нам будет сказать американскому народу: не надо менять коней на переправе. Не надо менять республиканцев. Для того чтобы кризисная ситуация в мире возникла именно в период выборов, мы должны будем ее обострить. Конечно, не мы сами. А наши союзники. Мы думаем, что если бы пара-тройка лидеров постсоветских республик совершили бы в отношении России ряд провокаций, а Россия в ответ напала бы на них, это был бы прекрасный повод закричать на весь мир об имперской России. А сенатор Маккейн явно бы набрал очки в выборной гонке. Для этого нам нужны послушные ребята в этих странах типа того же Саакашвили. Украина также очень важна. Мы видим, что до выборов еще четыре года, но готовимся к ним мы сейчас. Президент Украины Кушма не способен совершить провокацию. Поэтому мы принимаем решение о его замене. Пусть так называемый «народ» его свергнет. Мы же гарантируем ему безопасность. Таким образом, посол, от вашей работы в Украине зависит и судьба Республиканской партии, и судьба преемственности власти в Америке.
– Я осознал все в полной мере. Долгосрочные планы – по мне. – Хербст не без удовольствия вспомнил, что его жизнь была распланирована даже не на четыре, а на сорок лет вперед.
– Вам и нам предстоит большая работа, – сказал Маккейн.
– Совместная работа, – подтвердила Райс.
– Майк Боун поедет в Киев вместе с вами, посол, – сказал Маккейн, – и ваша задача теперь – всемерно оказывать поддержку работе его «Фридом хауса».
– О’кей, – кивнул Хербст. Ему сильно захотелось есть, и очень кстати, что им снова предложили переместиться в холл, где тусовались амбициозные революционеры, возглавляемые будущим президентом Украины и его супругой.
Глава восьмая
Февраль 2004 г.
Горiлка «Мiров» це чистий смак i вiдсутнiсть уранiшнього похмiлля.[22]
– Премьер-министр Украины Янушевич начал рабочие поездки по регионам Украины, – сообщает пресс-служба правительства.
Они сидели в уютном ресторанчике на Андреевском спуске.
– Слушай, Коля, – начала Алла разговор, который давно откладывала. – Я вообще-то тут по работе, если ты не забыл. Мне шеф поручил исследовать проблему «голодомора» тридцатых годов.
– Ну, исследуй, раз поручили. Я-то тут при чем?
– А при том, что ты со своими связями можешь мне помочь найти архивы, документы, познакомить со знающими людьми, экспертами…
– Да чего там знать-то? Большевики насильно забрали хлеб у крестьян, и начался голод, умерли то ли пять, то ли десять миллионов человек.
– Какой ты скорый! Пять или десять?
– Какая разница? Людей ограбили! Короче, каждый пятый украинец тогда умер с голоду на Восточной Украине.
– А на Западной?
– А Западная тогда в Польше была, там «голодомора» не было.
– Почему же тогда семьдесят процентов жителей Западной Украины говорит, что «голодомор» был, а в Восточной Украине так считают только десять процентов жителей? Ведь, по идее, все должно быть наоборот, Восточная Украина должна была про «голодомор» помнить, а Западная про него только слышать краем уха. Это ваши же социологи пишут.
– Ну… Что ты хочешь сказать, что «голодомора» не было, что ли? Ерунда какая-то, всем известно, что он был!
– Да не так все просто, Коля, слушай, какие неувязочки я откопала. Немецкая пропаганда практически не апеллировала к, казалось бы, беспроигрышной теме «голодомора». А Геббельс был не дурак! Если бы в «голодоморе» 1933 года на Украине была вина большевиков, то есть если бы большевики действительно забрали хлеб и этим уморили каждого пятого украинца или хотя бы каждого десятого, то для немцев «голодомор» был бы божьим даром. Тогда пропагандистской идеей немцев была бы идея освобождения Украины от тех, кто искусственным голодом убил каждого пятого, с призывом к остальным четырем – отомстить! И немцам надо было бы просто вспоминать и вспоминать о «голодоморе», тем более что в сорок первом году дело-то было семь лет назад. А ведь для психологического воздействия на население использовалось все, что хотя бы теоретически могло найти какой-нибудь отклик среди «замученных большевистским режимом» советских граждан, вызвать ненависть к «советам» и недоверие к командованию. Использовался антисемитизм. Здесь же на Андреевском спуске продаются немецкие листовки: «Бей жида-политрука, морда просит кирпича!», «Бери хворостину, гони жида в Палестину». Только в 1941 году немецкая авиация сбросила на территорию Украины сотни миллионов листовок ста пятидесяти двух разновидностей. И лишь в нескольких из них проскальзывает тема «голодомора» – да и то как факт, мало кому известный и якобы сознательно замалчивающийся большевиками. Удивительное дело: по заявлению Кушмы, от голода 1932—1933 годов погибли как минимум двадцать процентов населения Украины, а сами украинцы узнали об этом только из геббельсовской пропаганды! После пары-тройки неудачных попыток раздраконить население Украины напоминанием о голоде нацисты поняли, что вариант этот проигрышный, и вернулись к более эффективным юдофобским воззваниям. Оставив тему «голодомора» в наследство Кушме и Ищенко.
– Ну, я за геббельсовскую пропаганду не ответчик, не знаю я, почему они об этом не писали.
– А вот еще факт, – нажимала Алла, – во время войны немцам так и не удалось сформировать ни одной восточноукраинской дивизии. Хотя служили у них разные – и крымские татары, и чеченцы, и западные украинцы, не испытавшие на себе ужасов «голодомора», и даже русские-власовцы. А вот тех «украинцев», кто прошел через голод 1932—1933 годов и, по логике Кушмы, должен был люто ненавидеть коммунистический режим, среди предателей оказалось на удивление мало. Почему? Те, кто пострадал на Украине во время голода, потерял своих близких, почему-то пачками в полицаи не записывались. И вместе с «ненавистными комиссарами, большевиками, командирами, евреями», а также москалями, казахами, узбеками и белорусами шли в бой «за Родину, за Сталина!». Почему?
– Что ты меня допрашиваешь-то? Не знаю я!
– Так, вот я и говорю, загадка! Познакомь меня с кем-нибудь, кто эту тему досконально знает! А? Не с пропагандистом кушмовским, который врет про десять миллионов умерших с голоду, а настоящим историком?
– Используешь мое служебное положение! – сказал Николай и для разрядки обстановки крепко обнял девушку.
– Слушай, Коля, – начала Алла разговор, который давно откладывала. – Я вообще-то тут по работе, если ты не забыл. Мне шеф поручил исследовать проблему «голодомора» тридцатых годов.
– Ну, исследуй, раз поручили. Я-то тут при чем?
– А при том, что ты со своими связями можешь мне помочь найти архивы, документы, познакомить со знающими людьми, экспертами…
– Да чего там знать-то? Большевики насильно забрали хлеб у крестьян, и начался голод, умерли то ли пять, то ли десять миллионов человек.
– Какой ты скорый! Пять или десять?
– Какая разница? Людей ограбили! Короче, каждый пятый украинец тогда умер с голоду на Восточной Украине.
– А на Западной?
– А Западная тогда в Польше была, там «голодомора» не было.
– Почему же тогда семьдесят процентов жителей Западной Украины говорит, что «голодомор» был, а в Восточной Украине так считают только десять процентов жителей? Ведь, по идее, все должно быть наоборот, Восточная Украина должна была про «голодомор» помнить, а Западная про него только слышать краем уха. Это ваши же социологи пишут.
– Ну… Что ты хочешь сказать, что «голодомора» не было, что ли? Ерунда какая-то, всем известно, что он был!
– Да не так все просто, Коля, слушай, какие неувязочки я откопала. Немецкая пропаганда практически не апеллировала к, казалось бы, беспроигрышной теме «голодомора». А Геббельс был не дурак! Если бы в «голодоморе» 1933 года на Украине была вина большевиков, то есть если бы большевики действительно забрали хлеб и этим уморили каждого пятого украинца или хотя бы каждого десятого, то для немцев «голодомор» был бы божьим даром. Тогда пропагандистской идеей немцев была бы идея освобождения Украины от тех, кто искусственным голодом убил каждого пятого, с призывом к остальным четырем – отомстить! И немцам надо было бы просто вспоминать и вспоминать о «голодоморе», тем более что в сорок первом году дело-то было семь лет назад. А ведь для психологического воздействия на население использовалось все, что хотя бы теоретически могло найти какой-нибудь отклик среди «замученных большевистским режимом» советских граждан, вызвать ненависть к «советам» и недоверие к командованию. Использовался антисемитизм. Здесь же на Андреевском спуске продаются немецкие листовки: «Бей жида-политрука, морда просит кирпича!», «Бери хворостину, гони жида в Палестину». Только в 1941 году немецкая авиация сбросила на территорию Украины сотни миллионов листовок ста пятидесяти двух разновидностей. И лишь в нескольких из них проскальзывает тема «голодомора» – да и то как факт, мало кому известный и якобы сознательно замалчивающийся большевиками. Удивительное дело: по заявлению Кушмы, от голода 1932—1933 годов погибли как минимум двадцать процентов населения Украины, а сами украинцы узнали об этом только из геббельсовской пропаганды! После пары-тройки неудачных попыток раздраконить население Украины напоминанием о голоде нацисты поняли, что вариант этот проигрышный, и вернулись к более эффективным юдофобским воззваниям. Оставив тему «голодомора» в наследство Кушме и Ищенко.
– Ну, я за геббельсовскую пропаганду не ответчик, не знаю я, почему они об этом не писали.
– А вот еще факт, – нажимала Алла, – во время войны немцам так и не удалось сформировать ни одной восточноукраинской дивизии. Хотя служили у них разные – и крымские татары, и чеченцы, и западные украинцы, не испытавшие на себе ужасов «голодомора», и даже русские-власовцы. А вот тех «украинцев», кто прошел через голод 1932—1933 годов и, по логике Кушмы, должен был люто ненавидеть коммунистический режим, среди предателей оказалось на удивление мало. Почему? Те, кто пострадал на Украине во время голода, потерял своих близких, почему-то пачками в полицаи не записывались. И вместе с «ненавистными комиссарами, большевиками, командирами, евреями», а также москалями, казахами, узбеками и белорусами шли в бой «за Родину, за Сталина!». Почему?
– Что ты меня допрашиваешь-то? Не знаю я!
– Так, вот я и говорю, загадка! Познакомь меня с кем-нибудь, кто эту тему досконально знает! А? Не с пропагандистом кушмовским, который врет про десять миллионов умерших с голоду, а настоящим историком?
– Используешь мое служебное положение! – сказал Николай и для разрядки обстановки крепко обнял девушку.
* * *
Ти ще не користуєшся Iнтернетом? Безкоштовне пiдключення, вигiдний тариф![23]
– Юлия Тимоченко провела на майдане Незалежности митинг с требованием отставки президента Кушмы, – сообщает радио «Свобода плюс».
Принадлежащий Дружинину киевский офис «Крымспецинж-строя» представлял собой три комнатки в недорогом Бизнес-центре на Дегтяревской, в доме, построенном еще в стиле советского конструктивизма тридцатых годов. В доме этом, специально задуманном как госучреждение, были громадные, хоть в футбол играй, вестибюли, коридоры и широченные лестницы, но зато маленькие комнатушки. В одной из этих по сто гривен за квадратный метр арендованных Евгением комнатушек сидела недоучившаяся филолог-переводчица Галочка, что была и секретаршей, и заместителем Дружинина по общим вопросам одновременно, в другой комнатке, где стоял сейф, там, по идее, был кабинет Евгения Васильевича, а в третьей – так называемой «совещательной», где до поры складывали всякое барахло, старые мониторы от компьютеров, какую-то кафельную плитку в пачках по сто штук, какую-то сантехнику – неизвестно кому, для кого, здесь, среди этого хлама иногда сидел приходивший через день сисадмин Коля Королько – лохматый и вечно не в себе паренек с мутным взглядом ночи не спящего человека.
Дружинин прощал Галочке весь этот беспорядок, может, потому, что она напоминала ему его Катеньку…
Катя все время ругала своего Дружинина, а она любила называть мужа по фамилии, за беспорядок. Но Евгению Васильевичу неожиданно понравилось такое перераспределение ролей. И если в армии, в горах Афгана, он был несгибаемый командир отделения первого взвода разведроты – сержант, орденоносец, кавалер ордена Красной Звезды, да еще и с медалью «За отвагу», и если у себя в стройтресте он был суровым и даже мрачным топ-менеджером, которого одинаково боялись и нерадивые матерщинники – прорабы, и крючкотворы – главные бухгалтеры, то дома, на Вернадского, Дружинин менялся, становясь мягким и послушным исполнителем воли своей нежной Катеньки.
Ах, как они любили, как они обожали Василька.
Бывало, Евгений поднимал свою сильную руку под самую люстру в их гостиной, Васечка как бы летал, смешно махая ручонками, и когда счастливый отец при этом приговаривал, как бы комментируя полет сына вокруг люстры, де, «Герой Советского Союза летчик-космонавт Васечка Дружинин вознесся к звездам и совершил мягкую посадку», Катюша, что с нескрываемым испугом наблюдала эти полеты сына, ворчала на мужа: «Только не урони, только не урони!»
Но Евгений Васильевич не уронил ни разу, и, когда улыбчивый малыш Васечка завершал третий или четвертый облет люстры, Дружинин мягко опускал руку, и Вася благополучно «приземлялся» на расстеленное на диване теплое махровое полотенце.
Они часто гуляли вместе. Дружинин специально купил тогда большой «Форд-универсал», чтобы туда помещалась коляска, и они ездили в Битцу. Дружинин счастливо улыбался, когда видел, как у Васечки в глазах отражается голубое весеннее небо. Вот и Катя гордилась: «Вон какого красивого мальчика я родила».
– От моих генов, – пытался вставить Евгений.
– Ну, вот уж и нет, – фыркала Катюша, – слава богу, Васечка похож на меня и на моего папу в молодости.
А Евгений Васильевич и не обижался. Он слишком любил Катю. Свою Катю.
Вот и на Галку он никогда не сердился…
– Опять твой Коля всю «совещательную» захламил, ни войти, ни сесть, ни людей принять, – с порога начал ворчать Дружинин.
– Вы сами не разрешаете старую оргтехнику выбрасывать, – отпарировала Галина, – снимите еще одно помещение под склад, тогда и ругайте на здоровье.
Вообще, настроение у Дружинина с утра было дерганое. С одной стороны, предстояла не такая уж и частая в последнее время, и потому радостная, встреча с сыном Васильком, но радость эта омрачалась тем обстоятельством, что Евгений Васильевич точно и наверняка знал, зачем приедет сын. Сын должен был приехать не столько с папой повидаться, сколько денег просить. И будь обстоятельства иными, Дружинин с радостью бы дал сыну эти деньги, сколько бы тот ни попросил. А то он раньше ему не давал? Но теперь, когда произошла эта катастрофа с экстремистами на его крымских стройплощадках, свободных денег у Дружинина не было.
Оттого и нервы шалили.
Оттого и на бедную Галочку ни с того ни с сего наехал с утра.
– У тебя хоть кофе и сахар имеются? – примирительно спросил секретаршу Дружинин. – Вася с девушкой своей заехать обещал, угостить их сможем?
– Обижаете, Евгений Васильевич, – уже совсем не дуясь на шефа, ответила Галочка, – у нас и что покрепче кофе найдется, после вас с Маратом еще осталось.
Вася приехал почти без опоздания.
Это означало, что деньги ему были нужны «очень-очень». Степень пунктуальности явки на свиданку к родителю определялась у Василия величиною его долгов. Добрые люди говорили Дружинину, что новая Васина любовь требует расходов, перед ней, Анжелой, он понтуется, готов хоть луну с неба… купить. Простую девчонку удивить можно и походом в ресторан, но Анжела была девушкой не простой, а из богатой семьи, как ему доложили. «Не по Сеньке шапку он себе взял», – говорили добрые люди.
Вася вошел, весь такой окрыленный, буквально ворвался в отцовский офис и представил Евгению Васильевичу своего ангела.
– Анжела… Анжела Тимоченко, – поджав губки, сказало длинноногое и волоокое семнадцатилетнее дитятко, церемонно протягивая Дружинину руку.
– Ваша мама… – вежливо начал Дружинин.
Однако Вася поспешил перебить отца, восторженно заглядывая на свою красавицу, искательно выпрашивая в ее взоре ответное чувство, он воскликнул:
– Да, Анжелкина мама – та самая Тимоченко, представляешь, папа!
Галя внесла в кабинет поднос с кофе.
– Папа, почему ты не распорядишься, чтобы Гале поставили «koffe-machine»? – предъявил сын.
– Мы еще с тобой не заработали, сынок, – сдержанно ответил Евгений Васильевич, – а если без шуток и серьезно, сынок, то и у нас на стройке в Крыму возникли такие большие проблемы, что свободных денег у нас сейчас просто нет.
Евгений Васильевич намеренно завел разговор на эту тему. Таким образом он превентивно подводил базу под свой отказ на ту очевидную просьбу, с которой приехал сын.
– А как у тебя, Васенька, дела идут? – перевел разговор Дружинин. – Как твои продюсерские прожекты?
– Я, папа, сейчас работаю со звездами первой величины, не с какими-то там «Машами из ресторана», а с настоящими!
«Машами из ресторана» Евгений Васильевич презрительно называл всех современных безголосых певичек, и Вася на эти слова отца всегда реагировал очень болезненно. Знаменитые фрейдовы комплексы проявлялись в Васе Дружинине таким образом, что он очень расстраивался от того, что отец с иронией и недоверием относился ко всем Васиным начинаниям в сфере бизнеса, считая их несерьезными, чем-то вроде хобби, но никак не настоящим делом. Поэтому Вася и злился на эти отцовы формулировочки вроде «Маш из ресторана», поэтому отец и денег на это не любил давать, приговаривая и поучая: