Я дотащился до окна и упал в кресло.
   Книга.
   Что?
   Моя книга. Лота. Письмо.
   Голова болит немилосердно, перед глазами повисла белая пелена. Мысль о еде вызывает тошноту. Спать нельзя. Что же еще мне остается? Что меня тревожит?
   Потом я понял.
   К уже имеющимся бедам добавилась новая…
   Моя книга пропала.
   Трактат «О войне» в первой попавшейся книжной лавке не купишь. Это вам не «Черная магия» Федерико Гануччи. И не банальная «Некрономиконика», которая есть даже у самого последнего школяра…
   Это редкость.
   Книга о том, как победить Слотеров и ловить рыбу.
   Я поднял руку и потрогал лицо.
   Дорогой потерь. Тропой достижений.
   Шея занемела. Над правым глазом – болевое пятно. У меня потемнело в глазах.
   – Х-хаос п-по-ддер-ри, – сказал я. – Чувствую себя так, будто мне действительно оторвали голову.
   Где Берни?
   Мне нужна моя книга.
   Спросить у Берни. Игги-и-ип-п.
   Проклятое солнце! Такое ощущение, что у меня на затылке лежит широкая теплая ладонь. И ладонь эта время от времени сжимается.
   Когда тяжелые пальцы легли на лоб, сминая его, как кусок глины – я закричал…
   …и очнулся.
   Ощущение было новым. Я стоял в коридоре (когда я вышел из комнаты? зачем?) и смотрел на две одинаковых двери. Из темного дерева, покрытого лаком, в медной окантовке, с бронзовыми круглыми ручками. Только одна дверь была справа, а другая – слева.
   И какая из них моя?
   Я посмотрел налево, затем направо.
   Не помню.
   «В незнакомом месте, – прозвучал голос. – Всегда держись левой стороны, мальчик».
   Маран?!
   Я оглянулся. Никого. Только белый туман клубится вокруг…
   Я подошел и взялся за ручку. Повернул.
   Дверь отворилась без малейшего скрипа.
   Комната – в точности как моя… нет.
   В кресле у окна сидел человек и читал книгу в переплете коричневой кожи.
   Медленно, как во сне, я переступил порог.
   Я уже видел это лицо. Точно видел. Но – где?
   Крючковатый нос, черные усы, впалые щеки – и тонкий вертикальный шрам под глазом. Словно человек фехтовал на рапирах без защитной маски и пропустил неуклюжий замах.
   На столе лежала шляпа с широкими полями. На шляпе…
   Человек поднял голову – мне стало холодно. Взгляд у черноусого оказался – пронзительный, как укол из третьей позиции…
   – Что угодно, мессир? – спросил человек.
   И, после недолгого молчания:
   – А-а, это вы…
   На шляпе было уже знакомое мне белое перо.
   Наверное, я везучий сукин сын. Вместо того чтобы вышибить мне мозги на месте – и пистолет, и шпагу я благополучно забыл у кровати – Белое Перо вдруг завел беседу:
   – Как вас зовут?
   – Г-генри, – заикался я, – Уильямс. Чужое имя норовило застрять в глотке. – Т-тассел. Граф.
   – Приятно познакомиться, – сказал Белое Перо. – А я – Дэрек Джекоби. Не граф, – с иронией уточнил он. Даже не надейтесь…
   Из широкого рукава на меня равнодушно смотрел маленький дорожный пистолет.
   – Вижу, вам тоже очень приятно, – сказал Дэрек.
   И я понял: в отличие от меня, «не граф» он – самый настоящий.
 
   – Н-ничего н-не п-п… – выдавил я.
   Проклятье, заикаюсь все мучительнее! Как бы не надорваться.
   Дэрек молча указал на бумагу и «вечное» перо.
   «Зачем останавливать поезд? – написал я. Буквы выходили кривые и крупные, словно перебравшие крепкого вина. – Только не говорите мне про денежные затруднения. Какому-нибудь вконец разорившемуся дворянину я бы поверил. Но вам…»
   Дэрек пожал плечами.
   – Думайте что угодно, – сказал он негромко. – Впрочем, это не тайна. Кроме денежных затруднений, бывают еще затруднения… э-э, со временем… Когда время – вопрос жизни и смерти… Понимаете?
   Еще бы.
   – П-по… – начал было я, но быстро исправился и кивнул. Да.
   – Я получил некое известие. Очень важное для меня. Пришлось действовать быстро. Мне действительно жаль, что с вами приключилось… такое, – сказал Дэрек. – И мне жаль беднягу-проводника…
   Проводника? Берни?
   – Приношу свои извинения, Генри. Надеюсь, это скоро пройдет.
   Я тоже надеюсь.
   Трудновато будет общаться с Лотой… вот так.
   – В-вы, – начал было я и замолчал. Потому что Дэрек меня не слушал.
   Дэрек смотрел на мои руки, лежащие на столе. Что его так заинтересовало… хаос подери!
   – На вашем месте, Генри, – сказал Дэрек мягко, – я бы нанял телохранителя.
   Я спрятал руки под стол. Проклятье, проклятье, проклятье! На глазах превращаюсь в развалину. И что самое страшное, я этого даже не замечаю. Я попытался улыбнуться… Попытка не удалась.
   Я представил, как берусь за пистолет. А он у меня в руках – ходуном ходит. Я даже курок взвести не могу… От этой картины меня прошиб пот.
   – Генри?
   Я поднял голову и посмотрел на Дэрека. И понял, что ненавижу в нем и этот шрам, и это ледяное спокойствие. И эту дурацкую, уверенную правоту человека, который держал – и держит! – меня на прицеле. И который прекрасно понимает, о чем я сейчас думаю.
   – Генри, я серьезно, – сказал Дэрек. – Найдите какого-нибудь варвара позверообразнее. Чтобы молчал все время, и только иногда жутко и многозначительно улыбался. Варвары это умеют. В Наоле… вы же туда направляетесь? Там сейчас сложно.
   – В-война? – в горле пересохло, губы – точно растрескавшаяся земля.
   – Скажем так: неспокойно. Когда в тридцати лигах друг от друга стоят две армии, мародеров и всякой вооруженной швали становится ох как много. И дальше будет только хуже. Поверьте. – Дэрек говорил просто, без пафоса или надрыва – поэтому ему верилось сразу и до конца. – А еще лучше, не нанимайте слугу, Генри… Самое лучшее – на следующей станции пересядьте на поезд в обратную сторону.
   Я удивился.
   – Д-даже т-так?
   Дэрек внимательно посмотрел на меня. Словно раздумывая.
   – Я знаю много больше вашего, Генри, – сказал Дэрек наконец. – И вы мне почему-то симпатичны.
   – А в-вы мне – н-н-нет!
   Никогда не думал, что заикам так сложно говорить дерзости.
   Но Дэрек лишь улыбнулся.
   – Справедливо.
 
   – Туи-и-и-ип! – гудок.
   Поезд начал торможение. За окном появилась и плавно остановилась станция. Люди вдруг стронулись с места и забегали, засуетились, принялись что-то делать – словно ожила картина, висящая на стене.
   – Кажется, это ваше, – сказал Дэрек. Пододвинул ко мне книгу в коричневом переплете.
   Трактат «О войне» великого Эмберли вернулся к законному хозяину…
   У меня почему-то вдруг заледенели пальцы.
   Мне почему-то показалось, что пока я разглядывал оживающую станцию, этот человек, сидя напротив и улыбаясь одними губами, решал мою судьбу.
   Хаос! Я становлюсь мнительным.
   – С вашего позволения. – Дэрек встал. Убрал за пояс длинноствольный пистолет с колесцовым замком. – Было приятно познакомиться. Я сойду здесь. Будете в Китаре, навестите меня.
   Это даже не звучало как издевка. Просто спокойная вежливость уверенного в себе человека.
   – В-взаимно, – сказал я. – Ж-жаль, что у нас получился т-такой р-ра…
   – Разговор? – Дэрек усмехнулся. Покачал головой. – Разговор у нас как раз не получился, Генри… мессир Уильямс. Или правильнее сказать, – он сделал паузу, внимательно посмотрел мне в глаза, – лорд Малиган?
   Я сжал зубы. Как Дэрек догадался? Или просто – знает? Тогда это уже не совпадение.
   – Л-лучше Ришье Малиган, – ответил я медленно. Не хватало еще сказать: «Р-Ришье». – А еще лучше: Ришье Лисий Хвост.
   Дэрек поднял брови.
   – Тот самый?
   – Т-тот с-самый. – Надо же, и в этой глуши обо мне знают! Что бы там Лота ни говорила о «достоин большего», все равно чертовски приятно. – Я-я…
   – Никогда не слышал этого имени, – сказал Дэрек насмешливо. – Никогда.

Глава 6. ПОПУТЧИКИ

(Паук)
   По тому, как человек стучит в дверь, можно определить не только, кто пришел, но и с чем пришел. Стук может быть просительным – робким и ненавязчивым. Может быть требовательным – тяжелые, постепенно ускоряющиеся удары. Может быть яростным – барабанная дробь кулаков…
   …я постучался страшно.
   Дверь слетела с петель, грохнулась об пол, взметнув тучи пыли и песка, и посетители борделя оторопели. На миг повисла такая тишина, что, казалось, было слышно, как песчинки стучат по половицам. А потом я шагнул внутрь, и сразу стало шумно. Очень шумно.
   Черная благодать требует жертв. Крови и боли должно быть много…
   Тучный громила с кольцом в ухе, с толстым шрамом поперек носа, крякнул, сложился пополам и осел у стены. Я почувствовал, как сломались его ребра под моим ударом. И не могу сказать, что мне это не понравилось!
   В моей груди набух жаркий ком ярости. Кровожадной, чужой ярости. Прикосновение Тьмы пачкает душу, заражает стремлением к убийству и разрушению. Я знал это, когда полумертвый, избитый и изломанный, шел к Черной церкви… еще не то будет, когда мастера Тотемов начнут делить мою душу с Герцогами. Но это все потом, потом! А сейчас…
   Слева распахнулась засаленная ширма, чья-то рука взлетела в воздух, отсвечивая клинком узкого ножа. В следующее мгновение один из четырех избивших меня ублюдков звучно поздоровался со стеной. Не знаю, что громче треснуло – доска, к которой он приложился, или его переносица.
   Визг резал уши, полуголые шлюхи и посетители метались, словно крысы в предчувствии потопа. Я шел сквозь этот хаос – страшный и неумолимый, как рок. Им еще повезло, что я нес только боль, но не смерть!
   – Ах ты!.. – полуголый тип замахнулся было шпагой, но я коротко ударил его ребром ладони по челюсти, и он присел, собирая в пригоршню зубы.
   – Убивают! Убивают!!
   – Пожар!!
   – Помогите! Стра-ажа!!!
   Два смуглых варвара-варвака, похожие друг на друга, словно отражение в зеркале – низкорослые, сбитые, с ритуальными шрамами на щеках – бросились на меня, действуя на редкость слаженно. Мы столкнулись возле лестницы на второй этаж. У одного был бронзовый нож, второй держал в руках короткую дубинку с каменным набалдашником. Варваки исключительно ловко пользуются таким примитивным оружием в рукопашной. Но сейчас им это не помогло.
   Сначала с глиняным стуком, точно два обмотанных тряпками горшка, столкнулись бритые головы. Затем грохнуло об пол оружие.
   Я начал подниматься по лестнице. Мимо с визгом прошмыгнула девица, не прикрытая ничем, кроме гривы тяжелых черных волос. Следом спускалась другая, но рядом со мной страх объял её так, что ноги у бедняги подкосились.
   Я перешагнул через обмякшее тело и встретился лицом к лицу со вторым из четырех ублюдков!
   Я – Паук, и вокруг меня – мухи.
   Он тупо уставился на обломок кости, вышедший чуть выше локтя, и завыл. Вой перешел в булькающие звуки, когда я ткнул его в горло сомкнутыми пальцами.
   Паника. Крики. Стоны. Вопли. Треск сокрушаемых костей.
   Как много может один человек, когда он в ярости!
   Наверху меня ждали. Пека, главный из ублюдков, трясущимися руками наводил на меня пистолет. Мой пистолет! Ствол прыгал и выписывал зигзаги. За спиной Пеки, зажав в потных ладонях дубинки и ножи, изготовились ещё несколько человек.
   Я остановился, развел руки в стороны и закричал.
   Жутко. Как кричит человек, из которого живьем выматывают жилы.
   Именно такую боль ощутил я, когда ленты Тотема отделились от кожи, взметнулись у меня за спиной, трепеща в воздухе. Черные рваные раны в пространстве. Моя паутина.
   Пека побелел, пистолет в его руках трясся так сильно, что теперь он вряд ли попал бы с двух шагов в камарский амбар. Лиц за спиной вышибалы я не различал. Там плавали одни белые пятна. Люди же видели перед собой демона – жуткого татуированного демона, окруженного извивающимися в воздухе черными щупальцами.
   Паутина метнулась вперед и накрыла людей, перегородивших коридор. Ленты-щупальца оплели их руки, ноги, головы, плечи, сдавили пойманных мух стальными обручами, а потом раскидали этих живых кукол в разные стороны, как ветер разбрасывает охапку палых листьев. Стены покрылись кровавыми пятнами, а пол – стонущими телами.
   И только после этого я остановился.
   Черная благодать требует жертв. Этого с Герцогов будет достаточно?
   Наверное. Чужая, кровожадная ярость медленно отпускала.
   …Когда я уходил, забрав свои вещи – пистолеты, порох, запас пуль, боевую шпагу и прочее – бордель выглядел полем боя. Крики, стоны и мольбы еще долго звучали за моей спиной.
 
   Я почти добрался до станции, когда услышал сигнальный вой. Голем прибыл. Мы оказались на перроне одновременно – я и огромная тень каменного исполина, тянущего за собой вагоны. Интересно, как далеко было бы слышно его монотонную и гулкую поступь, не приглушай эти звуки специальное заклинание?
   Смотреть на грозно надвигающееся чудовище, которое способно разнести в щепки небольшой дом и не заметить этого – удовольствие для людей с крепкими нервами. Големы вообще создания довольно жуткие. Страшная, тупая, обезличенная сила. Стихия. Голема невозможно остановить, заставить отказаться от задачи, вложенной в каменную голову магом-создателем. Он будет шагать по Тропе день за днем, ночь за ночью, пока не сотрутся ноги. Или пока не перестанет действовать заклинание Малиганов, без которого этот гигант – лишь нагромождение булыжников.
   Говорят, варкалапы – скальные великаны, обитающие на севере – еще более страшные создания, поскольку, в отличие от големов, живут сами по себе и даже обладают зачатками разума. Некоторых из них горцы ухитряются использовать для охраны перевалов и расчистки горных троп, по которым следуют торговые караваны. Какую плату берут за свои услуги каменные чудовища, не нуждающиеся ни в пище, ни в воде, ни в золоте, ни в плотских удовольствиях, никто не знает. Горцы хранят эту тайну…
   Станция в прямом смысле слова кишела людьми. Бегали-волновались «мокроглазые», они же «моргуны» – обслуга поезда. Трудно сохранить глаза здоровыми, если целый день пялишься на Свинцовую тропу. А смотреть надо, потому что стоит пропустить выбоину на пути голема, и поезд полетит под откос. Вот «мокроглазые» и смотрят – часами – на сияющую, днем добела раскаленную полосу, убегающую за горизонт. Через некоторое время глаза начинают краснеть, непрестанно слезиться, выделять гной. Адская работа. Если не тратить деньги на помощь целителей, долго на ней не продержаться. Надвигающаяся слепота, головные боли, доводящие до припадков… бррр! Уж лучше в деревне просо выращивать! В последнее время владельцы поездов начали снабжать своих работников кожаными шлемами с забралами из затемненного стекла, но долго носить их ни один человек не сможет. Особенно летом, в жару, когда солнце печет так, что воздух над Тропой пляшет и плавится, словно жидкое стекло.
   Одни пассажиры неторопливо прогуливались по перрону, ожидая отправления, другие шумели и толкались на стихийно возникшем рынке. Так всегда: простолюдины, набившиеся в дешевые вагоны, везут с собой узелки и мешки с нехитрым товаром, который (чаще всего безуспешно) пытаются сбыть на каждой встречной станции. Была бы воля, предприимчивые крестьяне цепляли бы к поездам телеги с мешками проса, горшками и поросятами. А что? По их разумению, «топтуну» тяжелее не будет. Сдюжит! Другое дело, что любая телега разобьется на десятом шаге голема.
   Поезд это не просто повозка на колесах – это плод совместной работы механиков, алхимиков и колдунов. Запустить поезд по Свинцовой тропе стоит ничуть не дешевле, чем спустить корабль на воду. И, кроме того, если бы кто-то узнал секреты клана Малиганов – единственных, кому ведомы все тонкости запуска, едва ли он прожил бы достаточно долго, чтобы получить с этого выгоду. Малиганы, колдуны-Выродки, проклятые и благословенные, как и город, в котором они обитают, ревниво хранят свои тайны.
   До того, как были открыты порталы Гильдии перевозчиков, Свинцовыми тропами пользовались исключительно военные. Свинчатку использовали для быстрых поставок оружия, снаряжения, припасов и перемещения войск. После военное значение Троп резко снизилось. Теперь главное – коммерческие грузы и пассажиры. Путешествовать на поезде – быстро, безопасно и удобно. Уж лучше, чем трястись в карете или на крестьянской подводе!
   Стражников на станции хватало. Синие камзолы мелькали то здесь, то там. Но пока было тихо. Никто не бегал в поисках татуированного варвара, не заглядывал в лицо, выискивая на щеках следы черной паутины.
   Я втянул воздух сквозь зубы и помотал головой. Стянутая кольцами на шею, под ворот рубашки, татуировка душила, точно гаррота, а боль в сведенных напряжением мышцах заставляла мечтать о топоре и эшафоте. Но сейчас лучше разгуливать так, не привлекая нездорового внимания.
   Стражники шествовали важно, как благородные. Всем своим видом они показывали, что не их это дело – следить за тем, чтобы с поездом ничего не случилось. Вообще-то дел у стражи на станции немного: присмотреть за тем, чтобы за время стоянки в Китаре, здесь не обокрали или – не дай бог! – не прирезали какого-нибудь пассажира местные удальцы. Мало ли кто может на поезде ехать! Окажется кто-нибудь, ну шибко важный, подпалят тогда префекту задницу, и полетят в Китаре головы направо и налево.
   Сейчас много народа инкогнито в Наол едет.
   С тех пор, как буйные бароны, именующие себя «мятежными князьями Фронтира», вновь заговорили о своей «независимости», Наол, этот небольшой торговый город, превратился в кипящий котел. Война, даже маленькая – это деньги, взлеты и падения, возможность свести счеты с давними соперниками и личными врагами. Одним словом, умные люди своей выгоды не упустят.
   И один только я стремлюсь туда, сам не зная зачем!
   На станцию я пришел, конечно, не случайно. Поезд – лучший способ добраться до Наола в отведенные мастером три дня. Можно, конечно, двигаться своим ходом, украв или купив пару лошадей. Днем это будет даже быстрее, чем на поезде, но одни разъезды, патрули, проверки чего стоят! И лошадям требуется отдых. Добираться в конечном итоге все равно придется дольше.
   Пробравшись сквозь толпу пассажиров и зевак, я двинулся к вагонам, выбирая подходящий момент.
   – Смотри, куда прешь, образина! – прикрикнул мрачного вида тип в берете, сдвинутом на ухо.
   Несмотря на лютецианский покрой камзола, рожа у типа была на редкость смуглая для республиканца, а выговор – явно эребский. Не иначе полукровка. Пресловутую рожу обрамляла короткая разбойничья борода, агрессивно щетинившаяся в мою сторону. Судя по повадке и круглым, покрытым шрамами кулакам, молодец был удал в драке и не упускал даже самых незначительных поводов, чтобы её затеять. Увы, мне совершенно не хотелось привлекать к себе внимание, поэтому я пробормотал что-то извиняющимся тоном и отошел в сторону. Борода дернулась было следом, но её обладателя повелительным жестом остановил другой человек.
   Он заслуживал внимания еще больше, чем эребец. Высокий крепкий мужчина, судя по небрежно-уверенным манерам и породистым чертам лица, дворянин. Одежда его не отличалась особой роскошью, шляпа была украшена серебряной пряжкой без герба и щегольским белым пером. Шпага с простым, изрядно потертым (не часто скучает без дела!) эфесом, и пистолет за поясом дополняли картину.
   Я почувствовал себя пауком, чью сеть с лета прорвал шмель. Не знаю почему, но так бывает: люди, абсолютно незнакомые друг с другом, вдруг, сталкиваясь, ощущают некую связь, ничем не объяснимую. Это как предвидение. Они смотрят друг на друга и в одно мгновение понимают: незнакомец, с которым, быть может, не довелось и словом перемолвиться, еще обязательно появится на твоем жизненном пути. И обойти его будет сложно. Придется либо делить с ним последний кусок, либо кромсать друг друга шпагами.
   Одно из двух. Третьего не дано.
   Ястребиное лицо, жестко вылепленный подбородок, породистый нос и глаза – холодные, с вмороженной в уголки насмешкой. Неприятные глаза. Точно у змеи, затаившейся перед броском. Если бы у него оказались вертикальные зрачки, я бы ничуть не удивился.
   – Оставь его, Хадер Алай, – приказал дворянин и отвернулся. Его ретивый спутник последовал за ним.
   Прежде чем нас разделила толпа, я услышал слова, явно чужим ушам не предназначенные.
   – Выходит, мы опоздали, – сказал человек с белым пером. – Но кто? Кто еще мог захватить Башню? Вырезать этих идейных фанатиков и уйти, не оставив следов?
   Дворянин поднял руку и в нервном напряжении потер висок. Тип, названный Хадер Алаем, принялся что-то объяснять вполголоса, но дворянин не слушал, погруженный в свои мысли. Его рассеянный взгляд скользил по перрону, но, наткнувшись на меня, в одно мгновение опять стал острым, точно клинок стилета!
   Готов поклясться, что в тот момент он ощутил то же, что несколькими мгновениями раньше почувствовал я – если мы встретимся еще раз, то, скорее всего, будем резать друг другу глотки!
   Я шагнул в сторону, укрываясь за спинами зевак.
   Человек с белым пером нахмурился, и Хадер Алай тут же завертелся в поисках того, кто мог вызвать недовольство его хозяина. Настоящий цепной пес, которого дворянин, должно быть, спускает на своих врагов. Черт! Только потасовки с чернорожим сейчас не хватало! На всякий случай я опустил руку на пояс и нащупал тяжелый узкий кинжал. Схватку лучше закончить одним ударом.
   На мое счастье, дворянин вдруг решительным движением нахлобучил шляпу и двинулся к выходу. Эребец скорчил мрачную рожу и поспешил следом.
   Странная парочка!
   Но еще более странные у них разговоры!
   Только про одну башню можно было сказать так просто и многозначительно – «БАШНЯ». Это старая крепость на северо-востоке от Китара, цитадель Ордена экзекуторов – военной организации, поставившей своей целью борьбу со Злом. Но не в душах обывателей, как призывает Строгая церковь, а в мире телесном и физическом.
   Экзекуторы уничтожали демонов и чудовищ, раскапывали кладбища в поисках вампиров, устраивали охоту на оборотней. Они выслеживали темные секты и культы, громили шабаши, подсылали убийц к аристократам, покровительствующим таким культам. Экзекуторы сожгли несколько Черных церквей, заслужив вечное проклятие шести Герцогов ада! Фанатики, безумцы, добро с пудовыми кулаками…
   Некогда экзекуторы представляли собой рыцарский орден, состоявший на службе у мессианской Церкви. Это было небольшое, но очень боеспособное воинское братство.
   В какой-то момент Церковь стала уделять больше внимания политическим играм, усилению своего влияния при дворах правителей. Дипломатия подразумевает уступки и компромиссы, поэтому скоро отцы Церкви заговорили о допустимости зла… Тогда и произошел раскол. Братство разделилось на две группы, первая из которых – экзекуторы – ушла из лона Церкви. Наплевав на дипломатию, экзекуторы взялись жечь и резать нечисть. Привлекали на свою сторону магов, не чурались оружия, способов и методов борьбы, не благословленных мессианцами.
   Другая часть братства осталась, превратившись в ударный кулак Церкви. Их боевые подразделения появились при каждом монастыре. Бывшие рыцари принимали монашеские обеты, постились, вели жизнь аскетов и упражнялись во владении оружием. Называть их стали – инквизиторы. Воины-монахи уничтожили немало нежити и тварей, порожденных Тьмой, но славы экзекуторов не снискали.
   Может быть, отсюда и проистекала взаимная ненависть орденов, вошедшая в поговорки…
   «Вырезать этих идейных фанатиков». Дворянин сказал именно так. Выходит, братство экзекуторов разгромлено?! Надо же! невероятно! Еще более невероятно, чем поезд, бегущий без «топтуна»!
   Неужели нашелся кто-то, кто решил сразиться с этим сборищем колдунов и воинов, гордо именующих себя рыцарями Очищающего Пламени?! У кого хватит сил, чтобы дать бой экзекуторам на их собственной территории? Даже мастера Сагаразат-Каддаха, творцы Тотемов, укрывшиеся в далеких тропических лесах юга, и те опасаются истребителей нечисти!
   Нет, чтобы раздавить Орден, нужны силы государства, профессиональной армии… а то и личное вмешательство одного из шести Герцогов. Но Герцоги скованы в своих Цитаделях и не освободятся до конца света. Значит, это сделали люди!
   Государство? Но какое? И почему?
   Хотел бы я знать! Одно ясно – вряд ли это Ур, Лютеция, Тортар-Эреб или их вассалы (на это не решились бы даже Мятежные князья, готовые со шпагами в руках карабкаться по радуге, чтобы задать перцу ангелам!). Более того, согласно Нееловскому пакту, эти государства отказались от каких-либо территориальных, имущественных или вассальных претензий по отношению к ордену. В случае же прямого нападения на Башню, они не могли оставаться в стороне и должны были выступить на стороне экзекуторов против агрессора.
   И что теперь?
   Война? Почти наверняка. Но с кем? Кто разгромил Башню?
   Кажется, в Наоле будет много жарче, чем я думал!
   Впрочем, все эти мысли можно оставить на потом. Сейчас главное – попасть в поезд.
   Возле облюбованного мной вагона, по привычке щурясь, торчал «мокроглазый». Он вертел головой, высматривая в толпе мальчишек, снующих по перрону стайкой мелких рыбешек. Для детворы дело чести забраться в вагон и дождаться момента, когда «топтун» зашагает по Свинцовой тропе. Вскоре «волчат» (так называют шкиперы незаконных пассажиров) обнаруживали и, после хорошей порки, выставляли вон – иной раз прямо на ходу. Но проехать даже пару шагов – высшая степень мальчишеской доблести, поэтому китарская салажня упорно штурмовала каждый поезд, прибывающий в город.