Страница:
Забулдыги, выставленные из ночных заведений освежиться, махом трезвеют, приходят в себя и разбредаются по домам, с трудом удерживая равновесие на предательски нетвердых ногах. Самые стойкие же, продрогнув и охолонув, с новыми силами возвращаются к пьяному кутежу.
Дурно пахнущие лужи и канавы схватывает тонким, ломким льдом – вместе с содержимым, коим зачастую становятся бродяги, лишенные дома, да пьяницы, набравшиеся так, что отрезвить их бессилен даже кусачий мороз. Некоторым бедолагам так и не суждено подняться на ноги: холод действует коварно, исподволь погружая человека в сонную дрему, окутывая иллюзией тепла, которую не хочется разрушать ни единым лишним движением, как бы ни подбивал к тому инстинкт самосохранения.
Утром, когда солнечные лучи разгоняют сумрак и поднимают над улицами Ура грязноватый туман, наполненный вонью большого города, Мусорный патруль собирает очередной урожай замерзших, скрюченных тел. Это очень важная и уважаемая работа, ведь в Блистательном и Проклятом нет никакой гарантии, что со смертью твои неприятности закончатся. Мертвое тело – это и пища для чудовищных паразитов, прячущихся в канализациях Ура; и ценный рабочий материал для полубезумных ученых и нелегальных некромантов; и источник неприятностей для тех, на кого это самое тело было обижено при жизни; и еще много чего… Одним словом, если нет посмертной страховки, исключающей спонтанную анимацию трупа, либо родственников, способных позаботиться об усопшем, неприкаянный покойник представляет собой одну большую проблему. Потому-то работать с ним надлежит профессионалам.
Коронеры и аниматоры Мусорного патруля свое дело знают туго. Они умеют гарантировать невозвращение с того света. А при нужде и наоборот. Главная покойницкая Ура неслучайно носит название Реанимационный амбар. Тела погибших и умерших, попавшие сюда и не затребованные для похорон родственниками, поступают в распоряжение Магистрата и короны и используются для государственных нужд. Например, поднимаются и отправляются махать кирками в каменоломнях Блистательного и Проклятого. Или валить лес на ближайшие лесозаготовки.
А что? Дармовая рабочая сила, не нуждающаяся во сне, отдыхе, пище. Государственные зомби и хучи важная часть экономики Ура, а сам Блистательный и Проклятый – безжалостный город, пожирающий своих детей. Здесь не всегда выживают даже сильнейшие.
Размышляя об этом, я вытащил из заледеневшей лужи неопрятную кучу тряпья с торчащими из нее конечностями и пристроил на ступеньках ближайшего дома. Если повезет, пьяница проснется раньше, чем переохлаждение прикончит его. В противном случае хозяевам поутру придется отдирать от своего крыльца примерзшую безжизненную тушу.
По правде сказать, только что Выродок сделал для этого забулдыги больше, чем кто-либо еще во всем Уре. И при этом даже не обшарил его карманы…
Несмотря на всю хаотичность жизни в Блистательном и Проклятом, здесь хватает и постоянных вещей. К примеру, если я хотел найти Реджиса ап Бейкона, по прозвищу Тихоня (а именно этим я сейчас, собственно, занимался), достаточно было заглянуть в «Шелковую девочку».
Сколько бы раз я ни открывал дверь сего заведения, Реджис неизменно сидел в одном и том же углу, застывший в одной и той же позе – скрещенные на груди руки и длинные ноги, вытянутые вдоль скамьи. Исключения случались, разве только когда Тихоня мерно шагал к выходу, держа за шиворот очередных бузотеров, позабывших (или не потрудившихся уяснить), кто обеспечивает покой почтеннейшей публики в заведении не менее почтеннейшей Ли-Ши. Выносил, впрочем, их Тихоня тоже всегда одинаково – на вытянутых руках, презрительно сморщив нос, словно человек, несущий обгадившегося щенка.
Иногда грубые и неосведомленные мужчины, считавшие себя достаточно крутыми, полагали, будто они не в силах стерпеть подобного обращения. Они хватались за ножи, кинжалы и пистолеты, чтобы угрожать всем этим добром Реджису. Самые недалекие и агрессивные даже всерьез пытались пустить свой арсенал в ход. Если Тихоня пребывал в хорошем настроении, он, случалось, позволял воткнуть кинжал себе в живот или в грудь… чтобы затем заглянуть в округлившиеся глаза незадачливого пропойцы и осклабиться в улыбке, которую бедолаге не суждено забыть до конца своих дней. В этот момент трезвел, как от ледяного душа, любой, независимо от количества выпитого.
Могильный холод, веющий от кровожадно оскалившегося носферату, точно из древнего склепа, кого угодно проберет до костей…
Э… надо ли теперь уточнять, что Реджис – вампир? И мой добрый приятель. В Уре хватает странностей; дружба живого мертвеца с охотником на нечисть не является здесь чем-то из ряда вон выходящим.
В свое время Реджис помог мне разобраться с одним запутанным делом в Квартале Склепов, а я в благодарность подыскал ему эту непыльную работенку у южной красавицы Ли-Ши. Ее последнего вышибалу как раз проткнули вертелом во время очередной заварушки, и «Шелковой девочке» требовалась достойная замена. Более подходящую кандидатуру, чем ап Бейкон, на мой взгляд, трудно и представить.
Для вампиров постоянная работа в городе крайне важна. Жизнь легального носферату состоит из сплошных ограничений, даже право свободно покидать по ночам вампирское гетто, то бишь Квартал Склепов, предоставляется только тем, кто имеет постоянную работу и соответствующее свидетельство от Магистрата. Так что в каком-то смысле я мог считать себя благодетелем Тихони.
С тех пор прошло года четыре, а ничего особо не изменилось. Ли-Ши цвела и богатела, оставаясь все такой же привлекательной и слегка сумасшедшей, я колошматил демонов и чудовищ, а Тихоня Реджис выносил проветриться подгулявших клиентов.
Говорю же, несмотря на общий хаос, в чем-то Ур – совершенно постоянный город.
– Доброй ночи, Реджис.
– Все ночи одинаковы, Сет, – своей неизменной фразой ответствовал Тихоня.
Вампир-вышибала слегка привстал, протягивая руку. Расшнурованный ворот просторной шелковой рубахи разошелся, и в неровном свете масляных ламп, освещавших заведение Ли-Ши, тускло блеснуло серебро. Со стороны могло показаться, что это экзотические застежки, только почему-то оказавшиеся не на рубашке, а под ней. Я слышал, некоторые завзятые модники Блистательного и Проклятого завели моду прокалывать кожу в разных неподходящих местах и вставлять туда металлические кольца и иные непотребные вещи, точно пнедорийские варвары, но если речь идет о вампирах, дело совсем в другом.
Поймав мой взгляд, Реджис поднял руку и нервно одернул ворот рубахи, скрывая серебряные метки.
Скрижали…
Первая обязанность любого вампира, легализовавшегося в Уре, заключается в том, чтобы носить в своей груди особые магические знаки, оберегающие простых граждан от неконтролируемых проявлений вампирической сущности. Они представляют собой серебряные картуши, вживленные в плоть немертвого.
Имя им – Скрижали запрета.
Совсем небольшие – каждая размером не больше фаланги мизинца – Скрижали покрыты тончайшей резьбой, сливающейся в убийственные по своей силе заклинания, способные обратить вампира в прах, стоит ему попытаться удалить картуш или преступить запрет, который он накладывает.
Четыре Скрижали – четыре запрета.
Запрет на питие крови, за исключением донорской либо крови добычи, отмеченной специальным знаком (Магистрат метил им приговоренных к смерти преступников).
Запрет на сотворение себе подобных – иных вампиров, равного или низшего порядка, а также на культивирование вурдалаков (смертных, причастившихся крови вампира).
Запрет на применение навыков гипноза и мнемочар – как воздействий, нарушающих права и личные свободы граждан Ура, Блистательного и Проклятого.
И наконец запрет на трансформацию в любую доступную вампиру ипостась – животного, роя насекомых, лунный туман и так далее. Такое, правда, доступно далеко не каждому вампиру, только высшим, однако маги-чиновники Колдовского Ковена предпочитают ничего не оставлять на волю случая. Уж запрещать, так запрещать!
На жаргоне носферату принять Скрижаль в грудь значит «приютить серебряного Джона». Хорошо зная вампиров, должен сказать, Джон этот на редкость неблагодарная скотина. Помимо сдерживающего эффекта Скрижали со временем обнаружили еще один – побочный. Они разлагают бессмертных носферату заживо, а низших вампиров постепенно и вовсе лишают разума, низводя до уровня животных. Все обещания Ковена усовершенствовать магические метки пропадали втуне уже который год. Долгое время Ковен вообще отказывался признавать, будто Скрижали убивают неживых. Учитывая, что вампиры теоретически бессмертны (пока получают питание), а процесс их разложения из-за воздействия Скрижалей тянется очень долго, потребовалось чуть не двести лет, прежде чем власти города вообще согласились: нынешние методы контроля над нежитью несколько… несовершенны.
Несмотря на подобное признание, с тех пор мало что изменилось.
Как я уже говорил, в определенных вещах Ур вполне стабильный город.
– …все ночи одинаковы, Сет, – сказал Реджис приятным баритоном.
Я покачал головой:
– С недавних пор не все.
Тихоня слегка нахмурился и уставился на меня темным, невыразимо притягательным взглядом. Когда вампир смотрит в глаза – даже просто так, не пытаясь задействовать способности к гипнозу, – трудно выдержать и не почувствовать себя кроликом, застывшим перед удавом. На такое способен лишь человек с сильной волей.
Или с Древней кровью в жилах. Я криво ухмыльнулся и ничего больше не сказал. Реджису пришлось самому назвать причину моего визита:
– Ренегат?
– Ренегат.
– Несложно догадаться. Значит, ты снова в деле, снова охотишься. – Тихоня вздохнул. – Если бы ты знал, как я тебе иной раз завидую, Сет…
Подобные нотки в его голосе мне никогда не нравились.
– Брось завидовать, Реджис, – резко сказал я. – Не стоит и сравнивать. Вампиры охотятся на жертв, которые против них все равно что овцы. У тех, на кого охочусь я, как правило, клыки длиной в ладонь и когти, какими можно металл рвать. Так, как я, ты никогда не охотился.
– Хочешь меня оскорбить? – осклабился носферату.
– Образумить. Мне не нравится, когда в моем присутствии о людях говорят как о гастрономических деликатесах.
– Я думал, тебе, как и прочим Слотерам, нет дела до простых смертных… пока за это не платят.
Я махнул рукой и сел напротив, тяжело положив кулаки на стол. Какое-то время мы оба помолчали, выдерживая дежурную паузу, прежде чем перейти к главному. Затем я наклонил голову и, слегка понизив голос, спросил:
– Раз уж мы заговорили о Слотерах… ты слышал поговорку, что ходит про меня в городе?
– Ну как же, – вяло улыбнулся Реджис. – Никто не обращается за помощью к Сету Ублюдку Слотеру по своей воле – всех толкают в спину мертвые.
– Именно, Тихоня. Поэтому…
Продолжить мы не успели.
– Ах, Сет!
Красавица Ли-Ши – полуобнаженный анчинский ангел с кожей цвета чистейшей бронзы – появилась на балконе, нависавшем над сценой, где гораздо менее одетые, но отнюдь не более привлекательные девушки извивались под музыку, извлекаемую из струн двумя смуглыми типами. Перегнувшись через перила, хозяйка «Шелковой девочки» послала нам с Реджисом воздушный поцелуй. Или только мне послала?
Под сладострастные вопли и улюлюканье публики, собравшейся в заведении (не обращая на нее, впрочем, никакого внимания), Ли-Ши спустилась вниз и побежала к нам через весь зал. Разноцветные шелковые ленты, обвивавшие ее точеную фигурку, трепетали в воздухе, нагретом жаровнями, каминами и вспотевшими от вожделения мужчинами.
Я давно уяснил: «Шелковая девочка» – это не только название заведения Ли-Ши. Это сама его хозяйка. Пять футов и шесть дюймов изящества и шелка: шелковистая кожа, шелковистые волосы, шелковистый голос, один звук которого казался приглашением к удовольствию. Как шелк блестели и ее темные, почти черные, глаза. Их миндалевидный разрез еще больше подчеркивал экзотический, непривычно яркий макияж.
– Сет!
Я поднялся на ноги.
Подпрыгнув, маленькая Ши повисла у меня на шее. Не давая опомниться, хищно впилась поцелуем в губы. Ее унизанные перстнями и браслетами ручки выглядели очень тонкими и миниатюрными, но их хватка свидетельствовала о недюжинной (для женщины, разумеется) силе. Я бы даже сказал – о значительной силе.
Когда мы впервые встретились, Ли-Ши казалась мне хрупкой, точно тростинка. В ее присутствии я невольно начинал чувствовать себя слоном, забравшимся в посудную лавку, полную тончайшего анчинского фарфора. Чуть неловко шевельнулся, и все пошло прахом! Но в последнее время такое ощущение прошло. Ли-Ши на глазах стала заметно крепче. Теперь она больше напоминала гибкий ивовый прут, который можно в кольцо согнуть, но не сломать.
У меня даже появилось подозрение, что Реджис работал на прекрасную анчинку не только вышибалой, но и… хм… как бы это сказать поточнее… Поставщиком? Донором?
Вампирская кровь обладает удивительными свойствами. С ее помощью вампиры проводят инициацию себе подобных. Питая ею смертных, они культивируют вурдалаков. Есть и другие способы применения. Так, пройдя специальную магическую или алхимическую обработку, кровь уже не вызывает в организме мутаций, свойственных вурдалакам. По крайней мере, не вызывает их слишком быстро. Зато она заметно увеличивает продолжительность жизни смертного, а также значительно повышает его силу, ловкость, быстроту реакций, а главное – усиливает восприятие всех органов чувств смертного. Какое-то время еда будет вкуснее, любовь – слаще, жажда – острее…
Это называется некра или иначе – вампирский елей.
Крайне опасная штука, поскольку привыкание к ней неизбежно. В этом плане некра действует почище опия, серого лотоса, гаш-порошка или любого другого наркотика. Собственно, по законам Ура, Блистательного и Проклятого, обработанная кровь вампиров, неважно какой кондиции, и считается наркотиком. Причем одним из самых опасных и строжайше запрещенных.
Сложность с производством некры заключается в том, что вторая Скрижаль, запрещающая носферату инициировать вурдалаков путем причащения смертных собственной кровью, воздействует на качество этой самой крови. Та делается непригодной для изготовления вампирского елея. Увы, в мире еще не придуман запрет, который нельзя было бы если не нарушить, то обойти. Поговаривают, будто опытный маг или алхимик – из числа тех, что работают подпольно, без лицензии Колдовского Ковена, – может очистить кровь носферату от воздействия Скрижали. И сказочно обогатится, так как стоит некра умопомрачительно дорого.
Если мои догадки относительно Ли-Ши и Реджиса верны, то… интересно, анчинка берет у Тихони кровь только для себя или еще на сторону приторговывает? Ох, лишь бы не последнее. Из мелких неприятностей я анчинскую красотку пару раз выручал, но связываться с Псами правосудия, возглавляющими городскую стражу Ура, у меня не было никакого желания.
Маленький кулачок зло стукнул меня в грудь.
– Сет! Гадкий, неотесанный ичче! Почему ты так редко у меня бываешь? Тебе не нравится вино? Девочки? Только скажи, я выгоню их прямо сейчас и вызову новых! Я каждый месяц меняю танцовщиц!
Когда доходит дело до комплиментов, я становлюсь крайне косноязычным, но в случае с Ли-Ши молчать нельзя. Отсутствие хотя бы попытки сказать комплимент она неминуемо воспримет как личное оскорбление.
– У тебя отличное вино и отличные девочки, Ши. Но ты кружишь голову сильнее любого вина, и ни одной танцовщице тебя не превзойти, – кое-как выкрутился я.
– Не только в танце, но и в постели, – хищно блестя миндалевидными глазами, не спросила – уверенно заявила Ли-Ши. – А твои комплименты грубы, как повадки носатой обезьяны из джунглей…
Я счел за благо молча пожать плечами.
Что бы я ни говорил и ни делал, в глазах Ли-Ши я всегда буду оставаться ичче – чем-то средним между диким демоном и неотесанным громилой-варваром. Для анчинской красотки, пусть и давно уже живущей за многие тысячи миль от родины, все обитатели Ура по определению являлись грубыми и примитивными варварами.
Цивилизация анчинов насчитывала более трех тысяч лет и начиналась аж за пару веков до становления Цитаделей, положивших конец битве небесных архангелов с Герцогами ада за власть над земной твердью. Одна только древность расы бронзоволицых позволяла им свысока смотреть своими слегка раскосыми глазами на представителей прочих народов. Пусть даже ростом они для этого не вышли.
– Но по крайней мере, ты учишься их делать, – смилостивилась хозяйка «Шелковой девочки». – И раз уж я вспомнила о постели… эта дикарка, твоя немая эльфийка, про которую я так много слышала… она тебе еще не надоела? Или это из-за нее ты теперь заходишь ко мне так редко?
Реджис подавил улыбку и, чуть повернувшись в сторону, принял позу, говорящую «меня здесь нет».
Вот уж не знаю, чего больше было в словах Ли-Ши – искренности или деловой заинтересованности. По поводу своих обаятельности и шарма я особых иллюзий не питал и прекрасно отдавал себе отчет: у прекрасной анчинки имелся свой резон видеть меня частым гостем. Имя Сета Слотера работало на ее заведение точно громоотвод, ограждая от многих бед и неприятностей. Оно отпугивало как жадных до наживы бандитов, так и особо ретивых представителей закона. Первые как-то не интересовались долей от прибылей Ли-Ши, а вторые предпочитали закрывать глаза на мелкие «шалости», творившиеся под крышей «Шелковой девочки».
И те и другие руководствовались нехитрой мудростью: лучше разок сделать вид, что ты ничего не видел и ни о чем не знаешь, чем связываться с одним из Выродков, который топчет сей выпас!
– Ты же знаешь меня, Ши, я не люблю людные места.
– Ха! Может, скажешь, что Упитанный Ван выставляет всех клиентов из своей грязной забегаловки, когда ты приходишь к нему столоваться?
– Все-то ты знаешь, Ши.
– Не понимаю, что я в тебе нашла, гадкий ичче? – Ли-Ши отступила на шаг и картинно изогнула бровь. – Приходишь редко, ночуешь еще реже, комплиментов не говоришь, дорогих подарков не делаешь… когда-нибудь я перестану быть с тобой приветливой. Вокруг так много соблазнительных самцов…
Я сокрушенно вздохнул.
– Впрочем, я так устала от вас, неотесанных северных варваров, что давно думаю выписать из Империи настоящего любовника, – продолжала Ли-Ши. – Такого, который не только владеет каллиграфией и пятью высокими стилями стихосложения, но также знает все позы из Книги Нушти Утрумы и совершает омовения перед каждым актом любви!
Для порядка я недовольно заурчал, но большего себе не позволил.
Не то чтобы я думал, будто такая чаровница и сладострастница, как Ли-Ши, хранила мне верность, но лезть на рожон не стоило. Красотка из далекой Анчины отличалась на редкость взбалмошным характером. Давать ей лишний повод для скандала – себе дороже.
Истолковав мое урчание по-своему, Ли-Ши фыркнула, резко повернулась – только ленты хлестнули по воздуху – и пошла прочь, нарочито раскачивая бедрами. У самой лестницы анчинка обернулась с таким надменным видом, что застыдился бы и поднял зад с трона даже его величество Джордан II, правящий монарх Блистательного и Проклятого.
– Я вижу, ты пришел поговорить с Реджисом, Сет Слотер. Хорошо! – крикнула Ли-Ши через весь зал, нимало не смущаясь, что ее слышат все, кому не лень. – Но если через полчаса ты не поднимешься ко мне, можешь убираться к своей поганой эльфийке.
Она гордо удалилась.
Поворачиваясь к Реджису, я смущенно почесал нос:
– Уф… эта женщина умеет свести меня с ума. На чем мы остановились, Тихоня?
– Ты спросил, знаю ли я поговорку, сложенную о тебе в Уре. Я ответил, что знаю, – деликатно улыбнулся вышибала. – Никто не обращается за помощью к Слотеру по своей воле – всех толкают в спину мертвые.
– То-то и оно. Можешь представить себе, насколько плохо обстоят дела, если за помощью к Слотеру мертвые притолкали мертвых.
Реджис изобразил на лице вежливое удивление.
Я сел напротив него и начал рассказывать.
Глава V
Дурно пахнущие лужи и канавы схватывает тонким, ломким льдом – вместе с содержимым, коим зачастую становятся бродяги, лишенные дома, да пьяницы, набравшиеся так, что отрезвить их бессилен даже кусачий мороз. Некоторым бедолагам так и не суждено подняться на ноги: холод действует коварно, исподволь погружая человека в сонную дрему, окутывая иллюзией тепла, которую не хочется разрушать ни единым лишним движением, как бы ни подбивал к тому инстинкт самосохранения.
Утром, когда солнечные лучи разгоняют сумрак и поднимают над улицами Ура грязноватый туман, наполненный вонью большого города, Мусорный патруль собирает очередной урожай замерзших, скрюченных тел. Это очень важная и уважаемая работа, ведь в Блистательном и Проклятом нет никакой гарантии, что со смертью твои неприятности закончатся. Мертвое тело – это и пища для чудовищных паразитов, прячущихся в канализациях Ура; и ценный рабочий материал для полубезумных ученых и нелегальных некромантов; и источник неприятностей для тех, на кого это самое тело было обижено при жизни; и еще много чего… Одним словом, если нет посмертной страховки, исключающей спонтанную анимацию трупа, либо родственников, способных позаботиться об усопшем, неприкаянный покойник представляет собой одну большую проблему. Потому-то работать с ним надлежит профессионалам.
Коронеры и аниматоры Мусорного патруля свое дело знают туго. Они умеют гарантировать невозвращение с того света. А при нужде и наоборот. Главная покойницкая Ура неслучайно носит название Реанимационный амбар. Тела погибших и умерших, попавшие сюда и не затребованные для похорон родственниками, поступают в распоряжение Магистрата и короны и используются для государственных нужд. Например, поднимаются и отправляются махать кирками в каменоломнях Блистательного и Проклятого. Или валить лес на ближайшие лесозаготовки.
А что? Дармовая рабочая сила, не нуждающаяся во сне, отдыхе, пище. Государственные зомби и хучи важная часть экономики Ура, а сам Блистательный и Проклятый – безжалостный город, пожирающий своих детей. Здесь не всегда выживают даже сильнейшие.
Размышляя об этом, я вытащил из заледеневшей лужи неопрятную кучу тряпья с торчащими из нее конечностями и пристроил на ступеньках ближайшего дома. Если повезет, пьяница проснется раньше, чем переохлаждение прикончит его. В противном случае хозяевам поутру придется отдирать от своего крыльца примерзшую безжизненную тушу.
По правде сказать, только что Выродок сделал для этого забулдыги больше, чем кто-либо еще во всем Уре. И при этом даже не обшарил его карманы…
Несмотря на всю хаотичность жизни в Блистательном и Проклятом, здесь хватает и постоянных вещей. К примеру, если я хотел найти Реджиса ап Бейкона, по прозвищу Тихоня (а именно этим я сейчас, собственно, занимался), достаточно было заглянуть в «Шелковую девочку».
Сколько бы раз я ни открывал дверь сего заведения, Реджис неизменно сидел в одном и том же углу, застывший в одной и той же позе – скрещенные на груди руки и длинные ноги, вытянутые вдоль скамьи. Исключения случались, разве только когда Тихоня мерно шагал к выходу, держа за шиворот очередных бузотеров, позабывших (или не потрудившихся уяснить), кто обеспечивает покой почтеннейшей публики в заведении не менее почтеннейшей Ли-Ши. Выносил, впрочем, их Тихоня тоже всегда одинаково – на вытянутых руках, презрительно сморщив нос, словно человек, несущий обгадившегося щенка.
Иногда грубые и неосведомленные мужчины, считавшие себя достаточно крутыми, полагали, будто они не в силах стерпеть подобного обращения. Они хватались за ножи, кинжалы и пистолеты, чтобы угрожать всем этим добром Реджису. Самые недалекие и агрессивные даже всерьез пытались пустить свой арсенал в ход. Если Тихоня пребывал в хорошем настроении, он, случалось, позволял воткнуть кинжал себе в живот или в грудь… чтобы затем заглянуть в округлившиеся глаза незадачливого пропойцы и осклабиться в улыбке, которую бедолаге не суждено забыть до конца своих дней. В этот момент трезвел, как от ледяного душа, любой, независимо от количества выпитого.
Могильный холод, веющий от кровожадно оскалившегося носферату, точно из древнего склепа, кого угодно проберет до костей…
Э… надо ли теперь уточнять, что Реджис – вампир? И мой добрый приятель. В Уре хватает странностей; дружба живого мертвеца с охотником на нечисть не является здесь чем-то из ряда вон выходящим.
В свое время Реджис помог мне разобраться с одним запутанным делом в Квартале Склепов, а я в благодарность подыскал ему эту непыльную работенку у южной красавицы Ли-Ши. Ее последнего вышибалу как раз проткнули вертелом во время очередной заварушки, и «Шелковой девочке» требовалась достойная замена. Более подходящую кандидатуру, чем ап Бейкон, на мой взгляд, трудно и представить.
Для вампиров постоянная работа в городе крайне важна. Жизнь легального носферату состоит из сплошных ограничений, даже право свободно покидать по ночам вампирское гетто, то бишь Квартал Склепов, предоставляется только тем, кто имеет постоянную работу и соответствующее свидетельство от Магистрата. Так что в каком-то смысле я мог считать себя благодетелем Тихони.
С тех пор прошло года четыре, а ничего особо не изменилось. Ли-Ши цвела и богатела, оставаясь все такой же привлекательной и слегка сумасшедшей, я колошматил демонов и чудовищ, а Тихоня Реджис выносил проветриться подгулявших клиентов.
Говорю же, несмотря на общий хаос, в чем-то Ур – совершенно постоянный город.
– Доброй ночи, Реджис.
– Все ночи одинаковы, Сет, – своей неизменной фразой ответствовал Тихоня.
Вампир-вышибала слегка привстал, протягивая руку. Расшнурованный ворот просторной шелковой рубахи разошелся, и в неровном свете масляных ламп, освещавших заведение Ли-Ши, тускло блеснуло серебро. Со стороны могло показаться, что это экзотические застежки, только почему-то оказавшиеся не на рубашке, а под ней. Я слышал, некоторые завзятые модники Блистательного и Проклятого завели моду прокалывать кожу в разных неподходящих местах и вставлять туда металлические кольца и иные непотребные вещи, точно пнедорийские варвары, но если речь идет о вампирах, дело совсем в другом.
Поймав мой взгляд, Реджис поднял руку и нервно одернул ворот рубахи, скрывая серебряные метки.
Скрижали…
Первая обязанность любого вампира, легализовавшегося в Уре, заключается в том, чтобы носить в своей груди особые магические знаки, оберегающие простых граждан от неконтролируемых проявлений вампирической сущности. Они представляют собой серебряные картуши, вживленные в плоть немертвого.
Имя им – Скрижали запрета.
Совсем небольшие – каждая размером не больше фаланги мизинца – Скрижали покрыты тончайшей резьбой, сливающейся в убийственные по своей силе заклинания, способные обратить вампира в прах, стоит ему попытаться удалить картуш или преступить запрет, который он накладывает.
Четыре Скрижали – четыре запрета.
Запрет на питие крови, за исключением донорской либо крови добычи, отмеченной специальным знаком (Магистрат метил им приговоренных к смерти преступников).
Запрет на сотворение себе подобных – иных вампиров, равного или низшего порядка, а также на культивирование вурдалаков (смертных, причастившихся крови вампира).
Запрет на применение навыков гипноза и мнемочар – как воздействий, нарушающих права и личные свободы граждан Ура, Блистательного и Проклятого.
И наконец запрет на трансформацию в любую доступную вампиру ипостась – животного, роя насекомых, лунный туман и так далее. Такое, правда, доступно далеко не каждому вампиру, только высшим, однако маги-чиновники Колдовского Ковена предпочитают ничего не оставлять на волю случая. Уж запрещать, так запрещать!
На жаргоне носферату принять Скрижаль в грудь значит «приютить серебряного Джона». Хорошо зная вампиров, должен сказать, Джон этот на редкость неблагодарная скотина. Помимо сдерживающего эффекта Скрижали со временем обнаружили еще один – побочный. Они разлагают бессмертных носферату заживо, а низших вампиров постепенно и вовсе лишают разума, низводя до уровня животных. Все обещания Ковена усовершенствовать магические метки пропадали втуне уже который год. Долгое время Ковен вообще отказывался признавать, будто Скрижали убивают неживых. Учитывая, что вампиры теоретически бессмертны (пока получают питание), а процесс их разложения из-за воздействия Скрижалей тянется очень долго, потребовалось чуть не двести лет, прежде чем власти города вообще согласились: нынешние методы контроля над нежитью несколько… несовершенны.
Несмотря на подобное признание, с тех пор мало что изменилось.
Как я уже говорил, в определенных вещах Ур вполне стабильный город.
– …все ночи одинаковы, Сет, – сказал Реджис приятным баритоном.
Я покачал головой:
– С недавних пор не все.
Тихоня слегка нахмурился и уставился на меня темным, невыразимо притягательным взглядом. Когда вампир смотрит в глаза – даже просто так, не пытаясь задействовать способности к гипнозу, – трудно выдержать и не почувствовать себя кроликом, застывшим перед удавом. На такое способен лишь человек с сильной волей.
Или с Древней кровью в жилах. Я криво ухмыльнулся и ничего больше не сказал. Реджису пришлось самому назвать причину моего визита:
– Ренегат?
– Ренегат.
– Несложно догадаться. Значит, ты снова в деле, снова охотишься. – Тихоня вздохнул. – Если бы ты знал, как я тебе иной раз завидую, Сет…
Подобные нотки в его голосе мне никогда не нравились.
– Брось завидовать, Реджис, – резко сказал я. – Не стоит и сравнивать. Вампиры охотятся на жертв, которые против них все равно что овцы. У тех, на кого охочусь я, как правило, клыки длиной в ладонь и когти, какими можно металл рвать. Так, как я, ты никогда не охотился.
– Хочешь меня оскорбить? – осклабился носферату.
– Образумить. Мне не нравится, когда в моем присутствии о людях говорят как о гастрономических деликатесах.
– Я думал, тебе, как и прочим Слотерам, нет дела до простых смертных… пока за это не платят.
Я махнул рукой и сел напротив, тяжело положив кулаки на стол. Какое-то время мы оба помолчали, выдерживая дежурную паузу, прежде чем перейти к главному. Затем я наклонил голову и, слегка понизив голос, спросил:
– Раз уж мы заговорили о Слотерах… ты слышал поговорку, что ходит про меня в городе?
– Ну как же, – вяло улыбнулся Реджис. – Никто не обращается за помощью к Сету Ублюдку Слотеру по своей воле – всех толкают в спину мертвые.
– Именно, Тихоня. Поэтому…
Продолжить мы не успели.
– Ах, Сет!
Красавица Ли-Ши – полуобнаженный анчинский ангел с кожей цвета чистейшей бронзы – появилась на балконе, нависавшем над сценой, где гораздо менее одетые, но отнюдь не более привлекательные девушки извивались под музыку, извлекаемую из струн двумя смуглыми типами. Перегнувшись через перила, хозяйка «Шелковой девочки» послала нам с Реджисом воздушный поцелуй. Или только мне послала?
Под сладострастные вопли и улюлюканье публики, собравшейся в заведении (не обращая на нее, впрочем, никакого внимания), Ли-Ши спустилась вниз и побежала к нам через весь зал. Разноцветные шелковые ленты, обвивавшие ее точеную фигурку, трепетали в воздухе, нагретом жаровнями, каминами и вспотевшими от вожделения мужчинами.
Я давно уяснил: «Шелковая девочка» – это не только название заведения Ли-Ши. Это сама его хозяйка. Пять футов и шесть дюймов изящества и шелка: шелковистая кожа, шелковистые волосы, шелковистый голос, один звук которого казался приглашением к удовольствию. Как шелк блестели и ее темные, почти черные, глаза. Их миндалевидный разрез еще больше подчеркивал экзотический, непривычно яркий макияж.
– Сет!
Я поднялся на ноги.
Подпрыгнув, маленькая Ши повисла у меня на шее. Не давая опомниться, хищно впилась поцелуем в губы. Ее унизанные перстнями и браслетами ручки выглядели очень тонкими и миниатюрными, но их хватка свидетельствовала о недюжинной (для женщины, разумеется) силе. Я бы даже сказал – о значительной силе.
Когда мы впервые встретились, Ли-Ши казалась мне хрупкой, точно тростинка. В ее присутствии я невольно начинал чувствовать себя слоном, забравшимся в посудную лавку, полную тончайшего анчинского фарфора. Чуть неловко шевельнулся, и все пошло прахом! Но в последнее время такое ощущение прошло. Ли-Ши на глазах стала заметно крепче. Теперь она больше напоминала гибкий ивовый прут, который можно в кольцо согнуть, но не сломать.
У меня даже появилось подозрение, что Реджис работал на прекрасную анчинку не только вышибалой, но и… хм… как бы это сказать поточнее… Поставщиком? Донором?
Вампирская кровь обладает удивительными свойствами. С ее помощью вампиры проводят инициацию себе подобных. Питая ею смертных, они культивируют вурдалаков. Есть и другие способы применения. Так, пройдя специальную магическую или алхимическую обработку, кровь уже не вызывает в организме мутаций, свойственных вурдалакам. По крайней мере, не вызывает их слишком быстро. Зато она заметно увеличивает продолжительность жизни смертного, а также значительно повышает его силу, ловкость, быстроту реакций, а главное – усиливает восприятие всех органов чувств смертного. Какое-то время еда будет вкуснее, любовь – слаще, жажда – острее…
Это называется некра или иначе – вампирский елей.
Крайне опасная штука, поскольку привыкание к ней неизбежно. В этом плане некра действует почище опия, серого лотоса, гаш-порошка или любого другого наркотика. Собственно, по законам Ура, Блистательного и Проклятого, обработанная кровь вампиров, неважно какой кондиции, и считается наркотиком. Причем одним из самых опасных и строжайше запрещенных.
Сложность с производством некры заключается в том, что вторая Скрижаль, запрещающая носферату инициировать вурдалаков путем причащения смертных собственной кровью, воздействует на качество этой самой крови. Та делается непригодной для изготовления вампирского елея. Увы, в мире еще не придуман запрет, который нельзя было бы если не нарушить, то обойти. Поговаривают, будто опытный маг или алхимик – из числа тех, что работают подпольно, без лицензии Колдовского Ковена, – может очистить кровь носферату от воздействия Скрижали. И сказочно обогатится, так как стоит некра умопомрачительно дорого.
Если мои догадки относительно Ли-Ши и Реджиса верны, то… интересно, анчинка берет у Тихони кровь только для себя или еще на сторону приторговывает? Ох, лишь бы не последнее. Из мелких неприятностей я анчинскую красотку пару раз выручал, но связываться с Псами правосудия, возглавляющими городскую стражу Ура, у меня не было никакого желания.
Маленький кулачок зло стукнул меня в грудь.
– Сет! Гадкий, неотесанный ичче! Почему ты так редко у меня бываешь? Тебе не нравится вино? Девочки? Только скажи, я выгоню их прямо сейчас и вызову новых! Я каждый месяц меняю танцовщиц!
Когда доходит дело до комплиментов, я становлюсь крайне косноязычным, но в случае с Ли-Ши молчать нельзя. Отсутствие хотя бы попытки сказать комплимент она неминуемо воспримет как личное оскорбление.
– У тебя отличное вино и отличные девочки, Ши. Но ты кружишь голову сильнее любого вина, и ни одной танцовщице тебя не превзойти, – кое-как выкрутился я.
– Не только в танце, но и в постели, – хищно блестя миндалевидными глазами, не спросила – уверенно заявила Ли-Ши. – А твои комплименты грубы, как повадки носатой обезьяны из джунглей…
Я счел за благо молча пожать плечами.
Что бы я ни говорил и ни делал, в глазах Ли-Ши я всегда буду оставаться ичче – чем-то средним между диким демоном и неотесанным громилой-варваром. Для анчинской красотки, пусть и давно уже живущей за многие тысячи миль от родины, все обитатели Ура по определению являлись грубыми и примитивными варварами.
Цивилизация анчинов насчитывала более трех тысяч лет и начиналась аж за пару веков до становления Цитаделей, положивших конец битве небесных архангелов с Герцогами ада за власть над земной твердью. Одна только древность расы бронзоволицых позволяла им свысока смотреть своими слегка раскосыми глазами на представителей прочих народов. Пусть даже ростом они для этого не вышли.
– Но по крайней мере, ты учишься их делать, – смилостивилась хозяйка «Шелковой девочки». – И раз уж я вспомнила о постели… эта дикарка, твоя немая эльфийка, про которую я так много слышала… она тебе еще не надоела? Или это из-за нее ты теперь заходишь ко мне так редко?
Реджис подавил улыбку и, чуть повернувшись в сторону, принял позу, говорящую «меня здесь нет».
Вот уж не знаю, чего больше было в словах Ли-Ши – искренности или деловой заинтересованности. По поводу своих обаятельности и шарма я особых иллюзий не питал и прекрасно отдавал себе отчет: у прекрасной анчинки имелся свой резон видеть меня частым гостем. Имя Сета Слотера работало на ее заведение точно громоотвод, ограждая от многих бед и неприятностей. Оно отпугивало как жадных до наживы бандитов, так и особо ретивых представителей закона. Первые как-то не интересовались долей от прибылей Ли-Ши, а вторые предпочитали закрывать глаза на мелкие «шалости», творившиеся под крышей «Шелковой девочки».
И те и другие руководствовались нехитрой мудростью: лучше разок сделать вид, что ты ничего не видел и ни о чем не знаешь, чем связываться с одним из Выродков, который топчет сей выпас!
– Ты же знаешь меня, Ши, я не люблю людные места.
– Ха! Может, скажешь, что Упитанный Ван выставляет всех клиентов из своей грязной забегаловки, когда ты приходишь к нему столоваться?
– Все-то ты знаешь, Ши.
– Не понимаю, что я в тебе нашла, гадкий ичче? – Ли-Ши отступила на шаг и картинно изогнула бровь. – Приходишь редко, ночуешь еще реже, комплиментов не говоришь, дорогих подарков не делаешь… когда-нибудь я перестану быть с тобой приветливой. Вокруг так много соблазнительных самцов…
Я сокрушенно вздохнул.
– Впрочем, я так устала от вас, неотесанных северных варваров, что давно думаю выписать из Империи настоящего любовника, – продолжала Ли-Ши. – Такого, который не только владеет каллиграфией и пятью высокими стилями стихосложения, но также знает все позы из Книги Нушти Утрумы и совершает омовения перед каждым актом любви!
Для порядка я недовольно заурчал, но большего себе не позволил.
Не то чтобы я думал, будто такая чаровница и сладострастница, как Ли-Ши, хранила мне верность, но лезть на рожон не стоило. Красотка из далекой Анчины отличалась на редкость взбалмошным характером. Давать ей лишний повод для скандала – себе дороже.
Истолковав мое урчание по-своему, Ли-Ши фыркнула, резко повернулась – только ленты хлестнули по воздуху – и пошла прочь, нарочито раскачивая бедрами. У самой лестницы анчинка обернулась с таким надменным видом, что застыдился бы и поднял зад с трона даже его величество Джордан II, правящий монарх Блистательного и Проклятого.
– Я вижу, ты пришел поговорить с Реджисом, Сет Слотер. Хорошо! – крикнула Ли-Ши через весь зал, нимало не смущаясь, что ее слышат все, кому не лень. – Но если через полчаса ты не поднимешься ко мне, можешь убираться к своей поганой эльфийке.
Она гордо удалилась.
Поворачиваясь к Реджису, я смущенно почесал нос:
– Уф… эта женщина умеет свести меня с ума. На чем мы остановились, Тихоня?
– Ты спросил, знаю ли я поговорку, сложенную о тебе в Уре. Я ответил, что знаю, – деликатно улыбнулся вышибала. – Никто не обращается за помощью к Слотеру по своей воле – всех толкают в спину мертвые.
– То-то и оно. Можешь представить себе, насколько плохо обстоят дела, если за помощью к Слотеру мертвые притолкали мертвых.
Реджис изобразил на лице вежливое удивление.
Я сел напротив него и начал рассказывать.
Глава V
Принцесса ночи
Я хорошо чую немертвых.
Родичи полагают, это одна из граней Таланта, позволяющего мне выходить победителем из схваток с самыми отвратительными и опасными созданиями, которые только рождаются во чреве Матери-Ночи. А по мне, так просто удалось развить некий полезный для выживания инстинкт.
Ну да не суть важно. Главное, что до сих пор чутье меня не подводило.
Вот и сейчас, едва раздался стук в дверь, как я почуял – посетитель, стоящий по ту сторону порога, давно перешагнул черту, отделяющую мир живых от мира мертвых. Тревожное предчувствии холодной лапой провело по спине и загривку, скомкав и смахнув сон.
Держа пистолет в руке, я тихонько соскользнул с кровати, стараясь не побеспокоить Таннис, и прошел к вешалке, на которой висела перевязь. Выдернув из ножен Дагдомар, шестикратно проклятый серебряный акинак с рукоятью из берцовой кости оборотня, я осторожно приблизился к двери.
Снаружи не доносилось ни звука. Однако я не сомневался, мои перемещения не остались непочуянными.
– Самое время вежливо постучать, – негромко предупредил я, поднимая пистолет и взводя курок. – Иначе я сочту себя не связанным правилами гостеприимства.
Пружина пистолетного замка скрежетнула достаточно громко, чтобы можно было услышать из-за двери, – конечно, если ты обладаешь слухом, сравнимым с кошачьим.
Тук. Тук.
Вышло негромко и очень вежливо.
Не опуская пистолета, я сунул Дагдомар под мышку и принялся отпирать замки и снимать защитные чары, наложенные на дверь. Пришлось потратить на это с минуту.
Я не отношусь к числу людей, помешанных на своей безопасности (хотя при моем роде занятий это было бы оправданно), но все же считаю, что мой вороватый племянник Джад Слотер лукавит, утверждая, будто используемые мной запоры и охранные знаки «неспособны остановить даже занюханного воришку». Своих денег они стоят: попытка взломать дверь дорого обошлась бы даже демону средней руки, не говоря об обычном смертном. Просто Джаду легко говорить – его-то не удержит никакой замок! Такой уж Талант достался.
– Пригласите даму войти, лорд Слотер? – улыбнувшись, спросила ночная гостья.
Не здороваться с Выродком Слотером вовсе не одно из правил хорошего тона, хотя я и знал людей, которые убеждены в обратном. На самом деле это вопрос куда более глубокий. Я бы сказал, вопрос жизни и смерти. Причем не в переносном, а в самом что ни на есть буквальном смысле.
Человек, пожелавший здравия Слотеру, зная, что перед ним стоит именно Слотер, обрекал себя на мучительную смерть. Толком не известно, почему и как это происходит, но немногочисленным скептикам, пренебрежительно относившимся к дурным приметам, уже случалось пополнять утренний урожай Мусорного патруля. Вид их усохших, мумифицированных тел заставлял озадаченно чесать в затылке даже работников Реанимационного амбара. А уж они-то всякого навидались.
Неизвестно, распространялось ли это правило (или проклятие?) и на неживых людей, но какой глупец захочет проверять на себе? Мертвая женщина, стоявшая за дверью в компании плечистого типа с серым, совершенно не запоминающимся лицом, впечатления глупой не производила.
И кстати о глупцах.
– Это дурная шутка, не так ли, баронесса?
Если у гостьи хватало ума, чтобы не здороваться со мной, то у меня его тем более доставало, чтобы не приглашать в дом ее!
Вампир, вошедший в помещение по приглашению хозяина однажды, всегда сможет вернуться туда вновь – уже без всякого приглашения и минуя практически любые преграды. Низшие носферату таким даром, конечно, не владеют, но для вампиров высшего уровня, для баронов крови, стоявших во главе иерархии кровососов здесь нет ничего трудного.
– Ваши манеры не улучшились с нашей последней встречи, лорд Слотер. – Поздняя визитерша укоризненно покачала головой.
– Не могу сказать, что рад видеть вас, Шепот Ночи. Без осинового кола в вашем присутствии даже мне как-то неуютно, – честно ответил я.
– Мне тоже неуютно находиться в компании обнаженного мужчины, – фыркнула вампиресса. – Я, знаете ли, имела счастье умереть во времена, когда женщины еще помнили стыд, а в пуританских нравах не было ничего, вызывающего смех.
На ее месте я бы не стал упоминать слова «стыд» и «пуританские» применительно к собственной персоне. Потому как сам внешний вид баронессы воспринимался как одно сплошное приглашение к греху. Высокая, статная, с великолепным бюстом, туго обтянутым темно-зеленым атласом (я продолжал целиться как раз под мысок левой груди), она могла бы совратить и монаха. Истинная принцесса ночи.
Облик соблазнительницы еще больше подчеркивали хищно подведенные глаза и пунцовые без всякой помады губы. О эти губы! Чувственность ее рта сулила поцелуй неземной сладости…
Вампира, к слову сказать, всегда легко узнать по губам. Они слишком яркие, часто припухлые и обязательно с маленькими вмятинами ближе к уголкам – следами клыков.
– Может быть, вы оденетесь, лорд Слотер, и мы погуляем по ночному городу? – предложила Шепот. – Я домоседка и никогда не бывала в этом районе. Покажете мне свои владения. Заодно мы прекратим нервировать вашу хозяйку.
Под хозяйкой баронесса имела в виду не Таннис, а вдову Маркес, жену покойного купца Хорена Маркеса, унаследовавшую от супруга кое-какое имущество, включая этот дом на Аракан-Тизис. Мы арендовали его на пару с доктором Шу – я снимал все комнаты второго этажа, а почтенный бакалавр медицины делил с хозяйкой первый. Ко мне вдова Маркес относилась со смесью восхищения и страха. Страха, пожалуй, было больше: она так и не набралась смелости пожаловаться на то, что ее парадная и холл время от времени превращались в подобие проходного двора для самой странной публики. Правда, вампиры до сих пор ко мне в гости точно не хаживали. Даже Реджис.
Родичи полагают, это одна из граней Таланта, позволяющего мне выходить победителем из схваток с самыми отвратительными и опасными созданиями, которые только рождаются во чреве Матери-Ночи. А по мне, так просто удалось развить некий полезный для выживания инстинкт.
Ну да не суть важно. Главное, что до сих пор чутье меня не подводило.
Вот и сейчас, едва раздался стук в дверь, как я почуял – посетитель, стоящий по ту сторону порога, давно перешагнул черту, отделяющую мир живых от мира мертвых. Тревожное предчувствии холодной лапой провело по спине и загривку, скомкав и смахнув сон.
Держа пистолет в руке, я тихонько соскользнул с кровати, стараясь не побеспокоить Таннис, и прошел к вешалке, на которой висела перевязь. Выдернув из ножен Дагдомар, шестикратно проклятый серебряный акинак с рукоятью из берцовой кости оборотня, я осторожно приблизился к двери.
Снаружи не доносилось ни звука. Однако я не сомневался, мои перемещения не остались непочуянными.
– Самое время вежливо постучать, – негромко предупредил я, поднимая пистолет и взводя курок. – Иначе я сочту себя не связанным правилами гостеприимства.
Пружина пистолетного замка скрежетнула достаточно громко, чтобы можно было услышать из-за двери, – конечно, если ты обладаешь слухом, сравнимым с кошачьим.
Тук. Тук.
Вышло негромко и очень вежливо.
Не опуская пистолета, я сунул Дагдомар под мышку и принялся отпирать замки и снимать защитные чары, наложенные на дверь. Пришлось потратить на это с минуту.
Я не отношусь к числу людей, помешанных на своей безопасности (хотя при моем роде занятий это было бы оправданно), но все же считаю, что мой вороватый племянник Джад Слотер лукавит, утверждая, будто используемые мной запоры и охранные знаки «неспособны остановить даже занюханного воришку». Своих денег они стоят: попытка взломать дверь дорого обошлась бы даже демону средней руки, не говоря об обычном смертном. Просто Джаду легко говорить – его-то не удержит никакой замок! Такой уж Талант достался.
– Пригласите даму войти, лорд Слотер? – улыбнувшись, спросила ночная гостья.
Не здороваться с Выродком Слотером вовсе не одно из правил хорошего тона, хотя я и знал людей, которые убеждены в обратном. На самом деле это вопрос куда более глубокий. Я бы сказал, вопрос жизни и смерти. Причем не в переносном, а в самом что ни на есть буквальном смысле.
Человек, пожелавший здравия Слотеру, зная, что перед ним стоит именно Слотер, обрекал себя на мучительную смерть. Толком не известно, почему и как это происходит, но немногочисленным скептикам, пренебрежительно относившимся к дурным приметам, уже случалось пополнять утренний урожай Мусорного патруля. Вид их усохших, мумифицированных тел заставлял озадаченно чесать в затылке даже работников Реанимационного амбара. А уж они-то всякого навидались.
Неизвестно, распространялось ли это правило (или проклятие?) и на неживых людей, но какой глупец захочет проверять на себе? Мертвая женщина, стоявшая за дверью в компании плечистого типа с серым, совершенно не запоминающимся лицом, впечатления глупой не производила.
И кстати о глупцах.
– Это дурная шутка, не так ли, баронесса?
Если у гостьи хватало ума, чтобы не здороваться со мной, то у меня его тем более доставало, чтобы не приглашать в дом ее!
Вампир, вошедший в помещение по приглашению хозяина однажды, всегда сможет вернуться туда вновь – уже без всякого приглашения и минуя практически любые преграды. Низшие носферату таким даром, конечно, не владеют, но для вампиров высшего уровня, для баронов крови, стоявших во главе иерархии кровососов здесь нет ничего трудного.
– Ваши манеры не улучшились с нашей последней встречи, лорд Слотер. – Поздняя визитерша укоризненно покачала головой.
– Не могу сказать, что рад видеть вас, Шепот Ночи. Без осинового кола в вашем присутствии даже мне как-то неуютно, – честно ответил я.
– Мне тоже неуютно находиться в компании обнаженного мужчины, – фыркнула вампиресса. – Я, знаете ли, имела счастье умереть во времена, когда женщины еще помнили стыд, а в пуританских нравах не было ничего, вызывающего смех.
На ее месте я бы не стал упоминать слова «стыд» и «пуританские» применительно к собственной персоне. Потому как сам внешний вид баронессы воспринимался как одно сплошное приглашение к греху. Высокая, статная, с великолепным бюстом, туго обтянутым темно-зеленым атласом (я продолжал целиться как раз под мысок левой груди), она могла бы совратить и монаха. Истинная принцесса ночи.
Облик соблазнительницы еще больше подчеркивали хищно подведенные глаза и пунцовые без всякой помады губы. О эти губы! Чувственность ее рта сулила поцелуй неземной сладости…
Вампира, к слову сказать, всегда легко узнать по губам. Они слишком яркие, часто припухлые и обязательно с маленькими вмятинами ближе к уголкам – следами клыков.
– Может быть, вы оденетесь, лорд Слотер, и мы погуляем по ночному городу? – предложила Шепот. – Я домоседка и никогда не бывала в этом районе. Покажете мне свои владения. Заодно мы прекратим нервировать вашу хозяйку.
Под хозяйкой баронесса имела в виду не Таннис, а вдову Маркес, жену покойного купца Хорена Маркеса, унаследовавшую от супруга кое-какое имущество, включая этот дом на Аракан-Тизис. Мы арендовали его на пару с доктором Шу – я снимал все комнаты второго этажа, а почтенный бакалавр медицины делил с хозяйкой первый. Ко мне вдова Маркес относилась со смесью восхищения и страха. Страха, пожалуй, было больше: она так и не набралась смелости пожаловаться на то, что ее парадная и холл время от времени превращались в подобие проходного двора для самой странной публики. Правда, вампиры до сих пор ко мне в гости точно не хаживали. Даже Реджис.