Страница:
– Мне было видение! Предтеча Ужаса вышел из адовых врат! Вышел, чтобы открыть дорогу сонмищу таких же, как он! И не пламень и меч, не король и не лживая Церковь, но истинная вера…
Крик оборвался – один из Псов коротко и ловко саданул унитарианца локтем в солнечное сплетение. Пророк разом обмяк и скис. Второй Пес отработанным движением набросил ему на голову свой плащ, обмотал его на манер мешка и перетянул сверху ремнем. В два счета душа толпы превратилась в спеленутую куклу, неуклюже барахтающуюся в крепких руках дюжих молодцов.
Толпа угрожающе заворчала, качнулась, намереваясь отобрать своего вдохновителя, но, не сумев с первого раза прорвать кольцо стражников, тут же потеряла задор, а с ним и большую часть интереса к происходящему. Пара заводил, какие всегда найдутся при большом скоплении народа, попытались завладеть вниманием толпы и переключить ее на себя, да ничего у них не вышло.
Оно, в общем, и немудрено: унитарианцы большой популярностью в Уре не пользовались, а что до «Предтечи Ужаса», то Ренегата, как пример заслуженной (или незаслуженной) кары за грехи горожан, и без того поминали при каждом случае – будь то рядовые разговоры или теологические диспуты.
Очень быстро единый монолит человеческих тел развалился на несколько отдельных фрагментов, которые таяли на глазах: люди вспоминали, что у них есть какие-то дела и обязанности, и расходились кому куда следовало. В паре мест, правда, как это традиционно полагается в таких случаях, обмен мнениями по поводу прослушанной лекции (и особенно ее финала) перерос в обмен тумаками и затрещинами. Но и потасовки вышли какие-то жидкие. Не сумев собрать достаточного количества зевак-зрителей, не говоря уже об участниках, они быстро сошли на нет.
– Надо же, его все-таки забрали! – Завернутая в одеяло, источающая сонное тепло, Ли-Ши подкралась сзади, просунулась мне под руку и устроилась на груди.
Обычно мне не нравится, когда кто-то ухитряется подкрасться незаметно. Более того, меня это прямо-таки жутко раздражает. Человек, способный сделать такое, способен и (теоретически) нож воткнуть промеж лопаток. Но сердиться на босые ножки Ли-Ши, бесшумно ступающие на крохотных пальчиках, сверкающих пятнышками яркого лака, не было никаких сил. Да и желания тоже.
Я прижал анчинку к себе, и Ли-Ши вскрикнула. Готов поклясться, она сделала это не от боли, но специально, рассчитывая, что снизу кто-нибудь обязательно бросит взгляд наверх и увидит, с кем проводит время хозяйка «Шелковой девочки». Репутацию подруги Выродка стоит время от времени подкреплять. По такому поводу можно и уголок одеяла приспустить – чтобы обнажилась великолепная золотистая грудь.
Добившись желаемого, Ли-Ши довольно хихикнула:
– Он был такой смешной, этот варвар-проповедник. Так яростно кричал. Позавчера, вчера, а теперь еще сегодня… Я думала, у него в шее все жилы полопаются.
– Таких «смешных крикунов» полон город, Ши. Особенно сейчас, когда появился такой роскошный повод, как неуловимый убийца-кровосос. И я не нахожу это смешным. Они будоражат людей, от этого принимаются нервничать вампиры, а все вместе они начинают действовать на нервы уже мне.
– Я не сказала «крикун», Сет, – с преувеличенной серьезностью произнесла Ли-Ши. – Он варвар, но действительно проповедник и, может быть, даже пророк.
– Неужели?
Я улыбнулся, но обнаружил, что анчинка недовольно хмурится.
– Почему ты так считаешь, моя оюнэ?
Если Джад ничего не напутал, рассказывая мне о нравах Анчинской империи, то обращение «оюнэ» там используют только по отношению к наиблистательнейшим дамам из числа тех, что достойны постели самого императора – бога во плоти.
Ожидая реакции Ли-Ши на комплимент, я слегка напрягся, но, судя по всему, угадал. Взгляд прекрасной анчинки потеплел.
– Конечно, пророк. Он же кричал вчера про тебя.
– Не понял. Он… что?
– Вчера он тоже произносил проповедь. Я не слушала все, но там было немного про тебя, поэтому и запомнила. Он кричал, что ему было видение. Что против этого… Предшественника Ужаса… будет призвано другое еще более страшное исчадие ада, давно уже рыщущее по улицам Ура. Но не меч спасет Блистательный и Проклятый, а…
– Покаяние, – закончил я, несколько озадаченный.
Интересно складывается.
О том, что я подрядился найти Ренегата и во второй раз спровадить на тот свет, еще никто толком и не знал. Ну кроме Реджиса и пары знакомцев, которых я при случае использую в качестве подручных. Но Тихоня не из болтливых (да и узнал обо всем только прошлой ночью), а подручным строго-настрого запрещено распускать язык, когда они выполняют мои задания. Если же предположить, что незадачливый пророк-унитарианец выражался иносказательно и каждый нашел в его словах то, что посчитал нужным, возникает вопрос: с чего Ли-Ши взяла, что речь идет обо мне?
– Если смотреть снизу, ты так смешно хмуришься, ичче Сет, – рассмеялась анчинка. – Все очень просто. Кто может быть хуже, страшнее вампира? Только такой, как ты… Ичче. Или как это вы говорите? Хранитель Древней крови? Выродок?
Я пробурчал что-то невнятное.
– Кто из Выродков охотится для людей на всякую нечисть? Я знаю только тебя. И все вокруг только и говорят, что о тебе. Значит, ни о ком другом этот варвар кричать не мог. Правильно? А вчера вечером ты приходишь сюда, но, вместо того чтобы подняться ко мне, срывая одежду, с таинственным видом садишься за один стол с вампиром Реджисом! Так ли сложно сложить одно с другим?
Я невольно рассмеялся:
– Ты очаровательна, Ши. И умна.
– Конечно. И советую тебе не забывать об этом, потому что мужчин, желающих сказать мне такие и более приятные слова, великое множество.
– Кстати насчет любовника из Империи, регулярно моющегося и штудирующего Книгу Нушти Утрумы… ты это серьезно?
Вместо ответа анчинка потянулась, вставая на кончики пальцев, и обвила руками мою шею.
– Мой грязный ревнивый варвар…
Варвар? Я, чей род древнее самого племени человеческого?!
Я разумно подавил в себе желание рассмеяться. Для бронзоволицых анчинов с их тысячелетней культурой и жизнью, расписанной на бесчисленное множество ритуалов, варварами являются представители любого другого народа или расы. Даже заносчивые эльфы.
– Ши, как насчет небольшой прогулки? Кажется, сегодня будет прохладно, но солнечно. Мы можем ненадолго вернуться в постель, а когда выберемся…
– Я не люблю солнце, – скривилась Ли-Ши. – Оно плохо для моей кожи.
Я прикрыл дверь балкона.
Черт. Давно следовало поговорить на эту тему, но, опасаясь взрывного темперамента Ли-Ши, я всякий раз откладывал неприятный разговор на потом. Теперь назрело.
– Скажи мне честно, оюнэ. Эта твоя нелюбовь к солнцу, она как-то связана… с неким зельем, которое ты принимаешь?
– Не понимаю, к чему ты клонишь, ичче Сет. Я сказала, что солнце просто вредно для меня. Женщины моего уровня – самое ценное, что есть в Анчинской империи. Наша кожа нежна, как лепестки белого лотоса, а солнечные лучи обжигают ее, уродуют этим ужасным загаром, уподобляя простолюдинкам, которые проводят много времени на открытом воздухе.
– Прекрати играть со мной, Ши. Я давно подозреваю – ты употребляешь вампирский елей. Некру. Видимо, очень малыми дозами и чем-то разводишь, но…
– Грязный ичче!
Вспыхнув, Ли-Ши ударила меня по руке и попыталась отшатнуться, но я схватил ее миниатюрное запястье двумя пальцами и слегка сжал.
– Животное! – взвизгнула хозяйка «Шелковой девочки».
– Видишь, Ши? Достаточно мне было сделать так в прежние времена, и ты начинала хныкать, а на коже у тебя появлялись синяки. Сейчас ты всего лишь недовольна. Болевые ощущения притуплены. Это некра.
– А если и так, что с того? Я дольше сохраню молодость и красоту! В том числе и для тебя, ичче, Сет!
Она отпустила одеяло и с вызовом посмотрела на меня – обнаженная и прекрасная, точно статуэтка, отлитая из бронзы руками великого мастера. На теле ни единого волоска, даже в самых сокровенных местах; анчинки сжигают их специальными лампами, чтобы сделать кожу гладкой, как шелк.
Совершенство.
– И в постели ты уже не боишься случайно раздавить меня своими лапами! Что тебе еще нужно? Чем ты недоволен?
– Это наркотик, Ши. Он сожжет тебя изнутри. Они всегда сжигают.
– Откуда тебе знать, Сет? Вы, ичче, не умеете даже напиваться из-за своей отравленной крови. А некру ни один из вас и проглотить-то неспособен.
Я отпустил ее, но анчинка осталась стоять в той же вызывающей позе.
– Я видел много развалин, которые перестали быть людьми, когда подсели на наркотики. Будь то серый лотос или гаш-порошок. Некра еще хуже.
– Я не примитивный варвар! Ваши хваленые алхимики сегодня только познают то, что в Империи столетия назад преподавали в храмах Ста наук. Я умею дополнительно дистиллировать некру, убирая все вредные примеси. А если ты боишься, что я попаду в неприятности с законом и прибегу просить твоей помощи…
Я грустно покачал головой:
– Закон тут ни при чем, Ши. Я просто очень боюсь попасть в ситуацию, когда мне придется вбивать кол тебе в сердце.
– Обработанная кровь безвредна! Я больше оскверняю свое тело, пуская в него тебя…
– Не настолько безвредна.
Я взял анчинку за плечи и подтолкнул в полосу солнечного света, наискосок падавшую в комнату через окно. Солнце расплавленным золотом засияло на безупречно гладкой коже. Это было прекрасно, но анчинке страшно не понравилось. Она закусила губу и принялась отбиваться от моих рук.
– Видишь, изменения уже есть. Они вполне очевидны. Тебя раздражает солнечный свет…
– У меня просто очень нежная кожа. Тебе ли не знать, громила неотесанный!
– Твои зубки, милая. Проведи по ним язычком. Разве они не стали тоньше и острее? Уж я-то почувствовал ночью. Скажи, ты, часом, не стала лучше видеть в темноте? А днем на тебя не накатывают вдруг сонливость и апатия? Аппетит регулярно пропадает, зато частенько хочется пить?
Она попыталась отвернуться, но я не позволил.
– Это только первые симптомы, Ши. Поверь мне. Я видел людей, крепко подсевших на некру, изучал их. Они не становятся носферату, не превращаются в вурдалаков, но и людьми не остаются. Жалкие полукровки, застрявшие между двумя мирами – еще не вампиры, но уже и не люди. Недоделки. Недостаточно мертвые, чтобы упокоиться с миром, и недостаточно живые, чтобы продолжать свое существование. Зов крови, звучащий в их головах, сводит с ума. Он заставляет смертных верить, что они носферату. А последние отличаются от смертных тем, что успели разок умереть. Готова ли ты поверить в свою смерть?
– Отстань, Сет! Не лечи меня! Я взрослая женщина и…
– Я не буду тебя убеждать более, моя оюнэ, – сменил я тон. – И не буду пытаться отвратить от этой заразы угрозами. Это твой выбор и твое тело… Но я хочу, чтобы ты знала: ради тебя, Ши, я готов повырывать руки всем, кто торгует этой дрянью в Блистательном и Проклятом. Возможно, я так и начну делать, если ты не одумаешься и не прекратишь сама. А посему спрошу: это ведь не Реджис ап Бейкон дает тебе кровь? Мне бы не хотелось…
– Ты позволяешь себе слишком много для варвара!
– Я задал вопрос, Ши.
– А что ты будешь делать, если я не отвечу? Ударишь меня? – В ее голосе зазвучало презрение. – Наставишь один из своих огромных пистолетов? Начнешь пытать? Я не боюсь тебя!
– Если не ответишь, я начну спрашивать самого Реджиса. И на него я не постесняюсь наставить один из своих огромных пистолетов. А то и два.
Ли-Ши подняла с пола одеяло, завернулась в него и уселась на кровать – маленькая, нахохлившаяся, точно замерзшая птичка. Я ждал, не двигаясь с места.
– Нет, это не Реджис, – наконец произнесла она. – Его не зря прозвали Тихоней, ни в какие неприятности не хочет впутываться. Есть… люди. То есть были… В последние дни у них совсем ничего нет… С тех пор когда на улицах появилась эта тварь, Ренегат, все поставки прекратились.
Я мысленно кивнул. Все логично: Псы правосудия целыми днями крутятся вокруг гетто, отчего все, кто имеет отношение к вампирским делам, залегли на дно. Никто не хочет привлекать к себе внимание: ни вампиры-доноры, поставляющие кровь, ни маги-обработчики, готовящие из нее некру, ни распространители из числа смертных. Слишком опасно. Больно велик шанс попасть под горячую руку.
Не говоря ни слова, я отошел от окна и начал одеваться.
– Сет? – В голосе Ли-Ши прозвучали нотки неуверенности. – Ты ведь не начнешь и вправду калечить людей, торгующих некрой, только за то, что они продавали ее мне?
– Тебе есть до них дело? – Мой голос прозвучал грубее, чем следовало.
– Ты не понимаешь. У них может появиться дело до меня. Некра – это очень дорогой и опасный товар. Все, кто его продают и покупают, находятся… в особых отношениях.
– Значит, ты боишься?
Я лязгнул пряжками перевязи.
– У меня есть для этого все основания.
– Тебе повезло, Ши. Сейчас меня больше занимает Ренегат; поэтому у тебя есть время, чтобы со всем этим покончить самостоятельно. Эта дрянь не нужна тебе. Ты еще долго будешь оставаться молодой и красивой.
– Но не так долго, как ты или Реджис, – тихо произнесла анчинка.
– Поверь, ты не хочешь знать, что происходит с такими, как он или как я, когда мы все-таки доживаем до старости.
Я проверил, как ходят в ножнах клинки и надежно ли закреплены пистолеты в подсумках.
– Мне казалось, в твоих планах было немного задержаться, Сет.
– Я…
Понятия не имею, что я собирался ответить, но за окном раздалась серия пронзительных свистков: два коротких – длинный – два коротких. Я вернулся к балкону, открыл его и коротко крикнул: «Здесь!»
Прыткий бес-курьер – копия того, что разносил газеты, только цветом потемнее, – юркнул внутрь, запихивая бронзовый свисток в сумку с сообщениями. На боку у него темнел огромный синяк, оставленный не иначе как метко брошенным камнем. Для уличных мальчишек считалось делом чести подбить «адову обезьяну», скачущую по крышам и водостокам.
До того как Департамент магической обработки начал использовать для хозяйственных нужд нечисть и нежить, записки отправляли с нарочными, в роли которых чаще всего выступали юркие и пронырливые сорванцы. При каждой таверне или кофейне всегда крутились мальцы, готовые услужить за монетку-другую. Доставка срочного сообщения позволяла обладателю резвых ног и смышленой головы заработать за день несколько медяков, а то и пару серебряных монет. И для этого не требовалось носить ливрею работника Департамента почтовых сообщений.
Все изменилось с широким распространением магиматов.
Начав работать в качестве курьеров, прирученные бесы и импы не оставили мальчишкам, как конкурентам, и тени шанса. Носились они не в пример быстрее, а по крышам Ура практически любой путь получался еще и напрямик – можно было не обращать внимания на путаницу улиц и проулков внизу. К тому же ошейники делали магиматов более ответственными и надежными доставщиками, нежели уличные шалопаи и ветрогоны. За это мальчишки люто ненавидели «адовых обезьян» и порой устраивали на них настоящие облавы.
Нечистый важно обнюхал мою руку, удостоверяясь, что не перепутал клиента, потом запустил узкую обезьянью лапу в сумку и долго копался в ней, выуживая запечатанные конверты и отправляя их обратно. Наконец он протянул мне один. На сургуче красовалась печать Магистрата. Формально это гарантировало сохранение конфиденциальности переписки, но отправитель не удержался, чтобы не выразить свое пренебрежение к репутации городских служб. Заклеенные части конверта были испещрены уродливыми каракулями, которые абсолютно не вязались с содержимым письма, изложенным аккуратным, грамотным и красивым почерком.
Помойный Кот оставался в своем репертуаре.
– Прости, Ши… работа настигла меня раньше, чем я ожидал. Я загляну позже.
– Я не захочу тебя видеть, – фыркнула анчинка.
– Когда это меня останавливало?
Я вышел.
Работа и в самом деле ждала.
Парни Помойного Кота обнаружили свежие трупы, оставленные Ренегатом, даже раньше Мусорного патруля.
Глава VIII
Крик оборвался – один из Псов коротко и ловко саданул унитарианца локтем в солнечное сплетение. Пророк разом обмяк и скис. Второй Пес отработанным движением набросил ему на голову свой плащ, обмотал его на манер мешка и перетянул сверху ремнем. В два счета душа толпы превратилась в спеленутую куклу, неуклюже барахтающуюся в крепких руках дюжих молодцов.
Толпа угрожающе заворчала, качнулась, намереваясь отобрать своего вдохновителя, но, не сумев с первого раза прорвать кольцо стражников, тут же потеряла задор, а с ним и большую часть интереса к происходящему. Пара заводил, какие всегда найдутся при большом скоплении народа, попытались завладеть вниманием толпы и переключить ее на себя, да ничего у них не вышло.
Оно, в общем, и немудрено: унитарианцы большой популярностью в Уре не пользовались, а что до «Предтечи Ужаса», то Ренегата, как пример заслуженной (или незаслуженной) кары за грехи горожан, и без того поминали при каждом случае – будь то рядовые разговоры или теологические диспуты.
Очень быстро единый монолит человеческих тел развалился на несколько отдельных фрагментов, которые таяли на глазах: люди вспоминали, что у них есть какие-то дела и обязанности, и расходились кому куда следовало. В паре мест, правда, как это традиционно полагается в таких случаях, обмен мнениями по поводу прослушанной лекции (и особенно ее финала) перерос в обмен тумаками и затрещинами. Но и потасовки вышли какие-то жидкие. Не сумев собрать достаточного количества зевак-зрителей, не говоря уже об участниках, они быстро сошли на нет.
– Надо же, его все-таки забрали! – Завернутая в одеяло, источающая сонное тепло, Ли-Ши подкралась сзади, просунулась мне под руку и устроилась на груди.
Обычно мне не нравится, когда кто-то ухитряется подкрасться незаметно. Более того, меня это прямо-таки жутко раздражает. Человек, способный сделать такое, способен и (теоретически) нож воткнуть промеж лопаток. Но сердиться на босые ножки Ли-Ши, бесшумно ступающие на крохотных пальчиках, сверкающих пятнышками яркого лака, не было никаких сил. Да и желания тоже.
Я прижал анчинку к себе, и Ли-Ши вскрикнула. Готов поклясться, она сделала это не от боли, но специально, рассчитывая, что снизу кто-нибудь обязательно бросит взгляд наверх и увидит, с кем проводит время хозяйка «Шелковой девочки». Репутацию подруги Выродка стоит время от времени подкреплять. По такому поводу можно и уголок одеяла приспустить – чтобы обнажилась великолепная золотистая грудь.
Добившись желаемого, Ли-Ши довольно хихикнула:
– Он был такой смешной, этот варвар-проповедник. Так яростно кричал. Позавчера, вчера, а теперь еще сегодня… Я думала, у него в шее все жилы полопаются.
– Таких «смешных крикунов» полон город, Ши. Особенно сейчас, когда появился такой роскошный повод, как неуловимый убийца-кровосос. И я не нахожу это смешным. Они будоражат людей, от этого принимаются нервничать вампиры, а все вместе они начинают действовать на нервы уже мне.
– Я не сказала «крикун», Сет, – с преувеличенной серьезностью произнесла Ли-Ши. – Он варвар, но действительно проповедник и, может быть, даже пророк.
– Неужели?
Я улыбнулся, но обнаружил, что анчинка недовольно хмурится.
– Почему ты так считаешь, моя оюнэ?
Если Джад ничего не напутал, рассказывая мне о нравах Анчинской империи, то обращение «оюнэ» там используют только по отношению к наиблистательнейшим дамам из числа тех, что достойны постели самого императора – бога во плоти.
Ожидая реакции Ли-Ши на комплимент, я слегка напрягся, но, судя по всему, угадал. Взгляд прекрасной анчинки потеплел.
– Конечно, пророк. Он же кричал вчера про тебя.
– Не понял. Он… что?
– Вчера он тоже произносил проповедь. Я не слушала все, но там было немного про тебя, поэтому и запомнила. Он кричал, что ему было видение. Что против этого… Предшественника Ужаса… будет призвано другое еще более страшное исчадие ада, давно уже рыщущее по улицам Ура. Но не меч спасет Блистательный и Проклятый, а…
– Покаяние, – закончил я, несколько озадаченный.
Интересно складывается.
О том, что я подрядился найти Ренегата и во второй раз спровадить на тот свет, еще никто толком и не знал. Ну кроме Реджиса и пары знакомцев, которых я при случае использую в качестве подручных. Но Тихоня не из болтливых (да и узнал обо всем только прошлой ночью), а подручным строго-настрого запрещено распускать язык, когда они выполняют мои задания. Если же предположить, что незадачливый пророк-унитарианец выражался иносказательно и каждый нашел в его словах то, что посчитал нужным, возникает вопрос: с чего Ли-Ши взяла, что речь идет обо мне?
– Если смотреть снизу, ты так смешно хмуришься, ичче Сет, – рассмеялась анчинка. – Все очень просто. Кто может быть хуже, страшнее вампира? Только такой, как ты… Ичче. Или как это вы говорите? Хранитель Древней крови? Выродок?
Я пробурчал что-то невнятное.
– Кто из Выродков охотится для людей на всякую нечисть? Я знаю только тебя. И все вокруг только и говорят, что о тебе. Значит, ни о ком другом этот варвар кричать не мог. Правильно? А вчера вечером ты приходишь сюда, но, вместо того чтобы подняться ко мне, срывая одежду, с таинственным видом садишься за один стол с вампиром Реджисом! Так ли сложно сложить одно с другим?
Я невольно рассмеялся:
– Ты очаровательна, Ши. И умна.
– Конечно. И советую тебе не забывать об этом, потому что мужчин, желающих сказать мне такие и более приятные слова, великое множество.
– Кстати насчет любовника из Империи, регулярно моющегося и штудирующего Книгу Нушти Утрумы… ты это серьезно?
Вместо ответа анчинка потянулась, вставая на кончики пальцев, и обвила руками мою шею.
– Мой грязный ревнивый варвар…
Варвар? Я, чей род древнее самого племени человеческого?!
Я разумно подавил в себе желание рассмеяться. Для бронзоволицых анчинов с их тысячелетней культурой и жизнью, расписанной на бесчисленное множество ритуалов, варварами являются представители любого другого народа или расы. Даже заносчивые эльфы.
– Ши, как насчет небольшой прогулки? Кажется, сегодня будет прохладно, но солнечно. Мы можем ненадолго вернуться в постель, а когда выберемся…
– Я не люблю солнце, – скривилась Ли-Ши. – Оно плохо для моей кожи.
Я прикрыл дверь балкона.
Черт. Давно следовало поговорить на эту тему, но, опасаясь взрывного темперамента Ли-Ши, я всякий раз откладывал неприятный разговор на потом. Теперь назрело.
– Скажи мне честно, оюнэ. Эта твоя нелюбовь к солнцу, она как-то связана… с неким зельем, которое ты принимаешь?
– Не понимаю, к чему ты клонишь, ичче Сет. Я сказала, что солнце просто вредно для меня. Женщины моего уровня – самое ценное, что есть в Анчинской империи. Наша кожа нежна, как лепестки белого лотоса, а солнечные лучи обжигают ее, уродуют этим ужасным загаром, уподобляя простолюдинкам, которые проводят много времени на открытом воздухе.
– Прекрати играть со мной, Ши. Я давно подозреваю – ты употребляешь вампирский елей. Некру. Видимо, очень малыми дозами и чем-то разводишь, но…
– Грязный ичче!
Вспыхнув, Ли-Ши ударила меня по руке и попыталась отшатнуться, но я схватил ее миниатюрное запястье двумя пальцами и слегка сжал.
– Животное! – взвизгнула хозяйка «Шелковой девочки».
– Видишь, Ши? Достаточно мне было сделать так в прежние времена, и ты начинала хныкать, а на коже у тебя появлялись синяки. Сейчас ты всего лишь недовольна. Болевые ощущения притуплены. Это некра.
– А если и так, что с того? Я дольше сохраню молодость и красоту! В том числе и для тебя, ичче, Сет!
Она отпустила одеяло и с вызовом посмотрела на меня – обнаженная и прекрасная, точно статуэтка, отлитая из бронзы руками великого мастера. На теле ни единого волоска, даже в самых сокровенных местах; анчинки сжигают их специальными лампами, чтобы сделать кожу гладкой, как шелк.
Совершенство.
– И в постели ты уже не боишься случайно раздавить меня своими лапами! Что тебе еще нужно? Чем ты недоволен?
– Это наркотик, Ши. Он сожжет тебя изнутри. Они всегда сжигают.
– Откуда тебе знать, Сет? Вы, ичче, не умеете даже напиваться из-за своей отравленной крови. А некру ни один из вас и проглотить-то неспособен.
Я отпустил ее, но анчинка осталась стоять в той же вызывающей позе.
– Я видел много развалин, которые перестали быть людьми, когда подсели на наркотики. Будь то серый лотос или гаш-порошок. Некра еще хуже.
– Я не примитивный варвар! Ваши хваленые алхимики сегодня только познают то, что в Империи столетия назад преподавали в храмах Ста наук. Я умею дополнительно дистиллировать некру, убирая все вредные примеси. А если ты боишься, что я попаду в неприятности с законом и прибегу просить твоей помощи…
Я грустно покачал головой:
– Закон тут ни при чем, Ши. Я просто очень боюсь попасть в ситуацию, когда мне придется вбивать кол тебе в сердце.
– Обработанная кровь безвредна! Я больше оскверняю свое тело, пуская в него тебя…
– Не настолько безвредна.
Я взял анчинку за плечи и подтолкнул в полосу солнечного света, наискосок падавшую в комнату через окно. Солнце расплавленным золотом засияло на безупречно гладкой коже. Это было прекрасно, но анчинке страшно не понравилось. Она закусила губу и принялась отбиваться от моих рук.
– Видишь, изменения уже есть. Они вполне очевидны. Тебя раздражает солнечный свет…
– У меня просто очень нежная кожа. Тебе ли не знать, громила неотесанный!
– Твои зубки, милая. Проведи по ним язычком. Разве они не стали тоньше и острее? Уж я-то почувствовал ночью. Скажи, ты, часом, не стала лучше видеть в темноте? А днем на тебя не накатывают вдруг сонливость и апатия? Аппетит регулярно пропадает, зато частенько хочется пить?
Она попыталась отвернуться, но я не позволил.
– Это только первые симптомы, Ши. Поверь мне. Я видел людей, крепко подсевших на некру, изучал их. Они не становятся носферату, не превращаются в вурдалаков, но и людьми не остаются. Жалкие полукровки, застрявшие между двумя мирами – еще не вампиры, но уже и не люди. Недоделки. Недостаточно мертвые, чтобы упокоиться с миром, и недостаточно живые, чтобы продолжать свое существование. Зов крови, звучащий в их головах, сводит с ума. Он заставляет смертных верить, что они носферату. А последние отличаются от смертных тем, что успели разок умереть. Готова ли ты поверить в свою смерть?
– Отстань, Сет! Не лечи меня! Я взрослая женщина и…
– Я не буду тебя убеждать более, моя оюнэ, – сменил я тон. – И не буду пытаться отвратить от этой заразы угрозами. Это твой выбор и твое тело… Но я хочу, чтобы ты знала: ради тебя, Ши, я готов повырывать руки всем, кто торгует этой дрянью в Блистательном и Проклятом. Возможно, я так и начну делать, если ты не одумаешься и не прекратишь сама. А посему спрошу: это ведь не Реджис ап Бейкон дает тебе кровь? Мне бы не хотелось…
– Ты позволяешь себе слишком много для варвара!
– Я задал вопрос, Ши.
– А что ты будешь делать, если я не отвечу? Ударишь меня? – В ее голосе зазвучало презрение. – Наставишь один из своих огромных пистолетов? Начнешь пытать? Я не боюсь тебя!
– Если не ответишь, я начну спрашивать самого Реджиса. И на него я не постесняюсь наставить один из своих огромных пистолетов. А то и два.
Ли-Ши подняла с пола одеяло, завернулась в него и уселась на кровать – маленькая, нахохлившаяся, точно замерзшая птичка. Я ждал, не двигаясь с места.
– Нет, это не Реджис, – наконец произнесла она. – Его не зря прозвали Тихоней, ни в какие неприятности не хочет впутываться. Есть… люди. То есть были… В последние дни у них совсем ничего нет… С тех пор когда на улицах появилась эта тварь, Ренегат, все поставки прекратились.
Я мысленно кивнул. Все логично: Псы правосудия целыми днями крутятся вокруг гетто, отчего все, кто имеет отношение к вампирским делам, залегли на дно. Никто не хочет привлекать к себе внимание: ни вампиры-доноры, поставляющие кровь, ни маги-обработчики, готовящие из нее некру, ни распространители из числа смертных. Слишком опасно. Больно велик шанс попасть под горячую руку.
Не говоря ни слова, я отошел от окна и начал одеваться.
– Сет? – В голосе Ли-Ши прозвучали нотки неуверенности. – Ты ведь не начнешь и вправду калечить людей, торгующих некрой, только за то, что они продавали ее мне?
– Тебе есть до них дело? – Мой голос прозвучал грубее, чем следовало.
– Ты не понимаешь. У них может появиться дело до меня. Некра – это очень дорогой и опасный товар. Все, кто его продают и покупают, находятся… в особых отношениях.
– Значит, ты боишься?
Я лязгнул пряжками перевязи.
– У меня есть для этого все основания.
– Тебе повезло, Ши. Сейчас меня больше занимает Ренегат; поэтому у тебя есть время, чтобы со всем этим покончить самостоятельно. Эта дрянь не нужна тебе. Ты еще долго будешь оставаться молодой и красивой.
– Но не так долго, как ты или Реджис, – тихо произнесла анчинка.
– Поверь, ты не хочешь знать, что происходит с такими, как он или как я, когда мы все-таки доживаем до старости.
Я проверил, как ходят в ножнах клинки и надежно ли закреплены пистолеты в подсумках.
– Мне казалось, в твоих планах было немного задержаться, Сет.
– Я…
Понятия не имею, что я собирался ответить, но за окном раздалась серия пронзительных свистков: два коротких – длинный – два коротких. Я вернулся к балкону, открыл его и коротко крикнул: «Здесь!»
Прыткий бес-курьер – копия того, что разносил газеты, только цветом потемнее, – юркнул внутрь, запихивая бронзовый свисток в сумку с сообщениями. На боку у него темнел огромный синяк, оставленный не иначе как метко брошенным камнем. Для уличных мальчишек считалось делом чести подбить «адову обезьяну», скачущую по крышам и водостокам.
До того как Департамент магической обработки начал использовать для хозяйственных нужд нечисть и нежить, записки отправляли с нарочными, в роли которых чаще всего выступали юркие и пронырливые сорванцы. При каждой таверне или кофейне всегда крутились мальцы, готовые услужить за монетку-другую. Доставка срочного сообщения позволяла обладателю резвых ног и смышленой головы заработать за день несколько медяков, а то и пару серебряных монет. И для этого не требовалось носить ливрею работника Департамента почтовых сообщений.
Все изменилось с широким распространением магиматов.
Начав работать в качестве курьеров, прирученные бесы и импы не оставили мальчишкам, как конкурентам, и тени шанса. Носились они не в пример быстрее, а по крышам Ура практически любой путь получался еще и напрямик – можно было не обращать внимания на путаницу улиц и проулков внизу. К тому же ошейники делали магиматов более ответственными и надежными доставщиками, нежели уличные шалопаи и ветрогоны. За это мальчишки люто ненавидели «адовых обезьян» и порой устраивали на них настоящие облавы.
Нечистый важно обнюхал мою руку, удостоверяясь, что не перепутал клиента, потом запустил узкую обезьянью лапу в сумку и долго копался в ней, выуживая запечатанные конверты и отправляя их обратно. Наконец он протянул мне один. На сургуче красовалась печать Магистрата. Формально это гарантировало сохранение конфиденциальности переписки, но отправитель не удержался, чтобы не выразить свое пренебрежение к репутации городских служб. Заклеенные части конверта были испещрены уродливыми каракулями, которые абсолютно не вязались с содержимым письма, изложенным аккуратным, грамотным и красивым почерком.
Помойный Кот оставался в своем репертуаре.
– Прости, Ши… работа настигла меня раньше, чем я ожидал. Я загляну позже.
– Я не захочу тебя видеть, – фыркнула анчинка.
– Когда это меня останавливало?
Я вышел.
Работа и в самом деле ждала.
Парни Помойного Кота обнаружили свежие трупы, оставленные Ренегатом, даже раньше Мусорного патруля.
Глава VIII
Повелитель Котов
Джад Слотер, несносный, но любимый племянник, утверждает, будто у меня нет воображения. Его послушать, так я – всего-навсего здоровенный неотесанный громила (здесь у них с Ли-Ши – редкое единомыслие), который всегда движется к цели напролом, не признавая окольных путей, быть может, чуть более длинных, но ничуть не менее верных.
Носорог в человеческом обличии, словом.
Пребывая периодически в дурашливом настроении, Джад любит экспромтом выдавать про меня всякие идиотские эпиграфы и остроты в духе:
Но вот насчет «напролом» и «без воображения» – это уж слишком!
Да, я частенько следую путем наименьшего сопротивления. Если проще дать в челюсть, чем копаться у человека в душе, выискивая слабость, на которую стоит надавить, мой выбор будет очевидным. Стоит ли из этого делать скоропалительные выводы?
Скромно замечу, что я, в общем, хороший дипломат – когда требуется. К сожалению, эта моя ипостась частенько остается незамеченной и недооцененной. А все потому, что, оказавшись в тупике, я немедленно ищу кувалду покрупнее и начинаю крушить ею стену. Но это не от недостатка ума! Я просто лишний раз доказываю: прямой путь всегда самый короткий, естественный и предпочтительный. Беда в том, что все остальные – и люди и нелюди – предпочитают по дороге отклоняться в сторону, пытаясь сократить ее еще больше.
Ошибка.
– …Так как по-твоему, где проще всего спрятать мертвое тело?
Вопрос, озадачивший минувшей ночью Тихоню Реджиса, я задавал снова, но на сей раз уже другому собеседнику. И втихомолку наслаждался знанием ответа, равно как и всей логической цепочки, что за ним тянется.
Да, топчи меня Бегемот! Загадку, несколько недель сводившую с ума самые лучшие, самые светлые головы Ура, я практически расколол за пару суток, исхитрившись при этом никого не покалечить и не запугать до дрожи в коленках и мокрых штанов. Вот вам и туповатый громила, всего и умеющий – вышибать ответы пудовыми кулаками!
Помойный Кот – самый щеголеватый оборванец, какого только видели улицы Ура, – с недовольным урчанием отпустил кусок мяса, с которым сражался пальцами и зубами, не признавая ножа и вилки.
– В карьере на востоке города! – не задумываясь, выпалил он. – Самое верное место! По весне через него проходит селевой поток, и все накопившееся смывает, к чертям. Никаких следов.
Я вздохнул.
Следовало бы памятовать о преступных наклонностях Помойного Кота, прежде чем задавать ему подобный вопрос. Малолетний подонок, воспитанный улицами Блистательного и Проклятого (а это, поверьте, худшие воспитатели, каких только можно сыскать), чем-то напоминал мне меня же. Действовал он быстро и решительно, а мыслил буквально, не отвлекаясь на лишние фантазии и домыслы.
И все же иные вещи Кот воспринимал даже слишком буквально.
– Я не говорю о конкретном теле, которое надо спрятать в конкретном месте. Я говорю вообще. Предположим, есть некое мертвое тело, которое надо спрятать. Где проще всего это сделать? – терпеливо пояснил я. – Где его будут искать в последнюю очередь? Помнишь, чему я тебя учил? Если не обладаешь должным количеством фактов, предполагай.
– Это задача на сообразительность, не так ли, Сет? Сейчас! Погоди… сейчас…
Помойный Кот отодвинул тарелку и энергично почесал в затылке. Потом побарабанил пальцами по столешнице, тихонько косясь на окна «Луженой глотки», забегаловки Упитанного Вана, за которыми возбужденно поблескивали любопытные мальчишечьи глаза. Добрая половина Кошаков – верной банды юного негодяя, сколоченной из уличного отребья, – сейчас толпилась снаружи, поочередно заглядывая в таверну, чтобы воочию увидеть, как их предводитель откушивает за одним столом с самым настоящим Выродком. Да еще, кажется, ведет с ним разговор как равный с равным!
Их мало что могло пронять, этих беспризорных городских котят, ободранных улицей малолетних преступников, негодяев и воров, с пеленок не расстающихся с ножами и кастетами. Но такой обед – пронимал.
Главарь молодых подонков это прекрасно чувствовал. Сейчас его просто распирало от осознания собственной значимости. Я в свою очередь не пытался в этом препятствовать. Мне и раньше случалось закрывать глаза на то, как Помойный Кот прикрывался моим именем, обтяпывая свои грязные делишки, поскольку пользы от негодяя пока все одно выходило больше, чем вреда.
Его мальчишки, легкие на ногу, пронырливые и отчаянные, точно взаправдашние уличные кошаки, время от времени оказывали мне различные услуги деликатного толка. Бесы-курьеры хороши, слов нет, но разумны только наполовину, и большая их часть не умеет говорить. А от этих лопоухих, востроглазых мерзавцев мало какие слухи на улицах укрывались – рассказать при необходимости они могли многое.
– Сейчас, Сет… сейчас…
Пытаясь собраться с мыслями, Помойный Кот взял со стола нож и принялся машинально крутить его в пальцах. Лезвие порхало словно крылья бабочки – с ножами юный негодяй был куда как хорош. Это продолжалось пару минут, на протяжении которых Кот морщился и гримасничал, всем своим видом изобличая напряженную работу мысли. Наконец он резко оборвал свою забаву. Острие ножа с глухим стуком ушло в столешницу, а мальчишка, издав победное хмыканье, выдал:
– Если в твоем вопросе нет подвоха, то ответ может быть только один. Мертвеца легче всего спрятать среди прочих трупов. Никто не будет искать одно мертвое тело там, где их свалена груда!
– Ты сообразительный парень, Кот, – одобрительно кивнул я. – Только не вздумай гордиться этим, а то когда-нибудь сообразительность сыграет с тобой плохую шутку. Тупых и примитивных людей в этом городе гораздо больше, чем сообразительных, а они играют по своим правилам – слишком простым для тебя. Не перемудри…
– Сет, ты пугаешь меня! – осклабился Кот. – Ты начал говорить прямо как тот лощеный тип из Института благородных манер, которого я нанимал, чтобы научиться вести себя словно молодой нобиль!
– Смотрю, не очень-то вы с ним преуспели.
Я кивнул на вилку, к которой этот уличный «аристократ» не прикоснулся за весь обед. Юный бандит раздраженно толкнул тарелку так, что соус расплескался, а сама она уехала на дальний край стола.
– Слушай, Сет, есть же разница между тем, «как надо» и «как удобно»! Когда мне потребуется охмурить графскую дочку, чтобы подобраться к денежкам ее папаши, поверь, я буду сморкаться в надушенный платочек и шаркать ножкой. Но до того времени… упаси святые угодники!
Я хмыкнул.
– Скажи лучше, к чему ты про трупы? – переводя разговор в другое, более интересное ему русло, спросил Помойный Кот. – Ах, черт! Ты что, собрался искать Ренегата в Реанимационном амбаре Ура? Нет, серьезно? Возьмешь с собой?!
Я покачал головой, отвечая на все вопросы сразу.
Да, Реанимационный амбар служил основным местом доставки всех тел, собранных Мусорным патрулем. И нет, он не был последним их пристанищем.
Большая часть останков, собранных Патрулем, после проведения необходимых ритуалов отправлялась на городское кладбище. Это, конечно, когда находились родные и близкие, готовые оплатить процедуру похорон, или если покойник при жизни успел застраховаться от принудительной анимации. В противном же случае тело по умолчанию переходило в собственность Ура, Блистательного и Проклятого, и использовалось для государственных нужд.
Некроманты и аниматоры Реанимационного амбара возвращали мертвецов к жизни, чтобы те трудились в каменоломнях, шахтах, мостили дороги и выполняли прочую монотонную и тяжелую физическую работу, для которой особо думать не нужно. Таких государственных мертвецов всегда требовалось много, поскольку помимо отсутствия мозгов у зомби и хучей имелись и другие недостатки. Например, они слишком быстро истаскиваются, так что кости начинают выпадать в прорехи плоти. А при дешевой массовой анимации, когда не применяют дорогие реагенты и мощные заклинания, еще и разлагаются быстрее обычного. Уже через непродолжительное время их плоть становится слишком дряблой, чтобы сдерживать вместе кости скелета, в результате чего анимированные тела превращаются в груды зловонного трупного жировоска, едва способного шевелиться. В подобном состоянии «работнички», вдобавок ко всему, представляют собой источник потенциальной заразы, которая может захлестнуть город, если их вовремя не сжечь.
Про производственные накладки, когда пустоголовые зомби отрубают друг другу топорами руки и ноги, а то и расплескивают прогнившее содержимое черепов, промахнувшись с ударом кирки или молота, я уж молчу.
Носорог в человеческом обличии, словом.
Пребывая периодически в дурашливом настроении, Джад любит экспромтом выдавать про меня всякие идиотские эпиграфы и остроты в духе:
Любому другому подобные вирши обошлись бы в пригоршню собственных зубов, но на обаятельную бестолочь вроде Джада трудно сердиться. Тем не менее с подобной оценкой своих талантов и методов я категорически несогласен. То есть я, конечно, и в самом деле на редкость здоровенный громила и уж точно один из самых больших мордоворотов во всем Уре. При желании мной вполне получается пугать детей. Да что дети? Пару раз случалось, что, встретив меня на улице поздним вечером, добропорядочные граждане Блистательного и Проклятого без слов отвязывали от пояса кошельки…
Проложенные тропы и дороги – удел других,
Они не для него.
Он не боится оцарапать ноги, прет напролом —
Ублюдок, мать его!
Но вот насчет «напролом» и «без воображения» – это уж слишком!
Да, я частенько следую путем наименьшего сопротивления. Если проще дать в челюсть, чем копаться у человека в душе, выискивая слабость, на которую стоит надавить, мой выбор будет очевидным. Стоит ли из этого делать скоропалительные выводы?
Скромно замечу, что я, в общем, хороший дипломат – когда требуется. К сожалению, эта моя ипостась частенько остается незамеченной и недооцененной. А все потому, что, оказавшись в тупике, я немедленно ищу кувалду покрупнее и начинаю крушить ею стену. Но это не от недостатка ума! Я просто лишний раз доказываю: прямой путь всегда самый короткий, естественный и предпочтительный. Беда в том, что все остальные – и люди и нелюди – предпочитают по дороге отклоняться в сторону, пытаясь сократить ее еще больше.
Ошибка.
– …Так как по-твоему, где проще всего спрятать мертвое тело?
Вопрос, озадачивший минувшей ночью Тихоню Реджиса, я задавал снова, но на сей раз уже другому собеседнику. И втихомолку наслаждался знанием ответа, равно как и всей логической цепочки, что за ним тянется.
Да, топчи меня Бегемот! Загадку, несколько недель сводившую с ума самые лучшие, самые светлые головы Ура, я практически расколол за пару суток, исхитрившись при этом никого не покалечить и не запугать до дрожи в коленках и мокрых штанов. Вот вам и туповатый громила, всего и умеющий – вышибать ответы пудовыми кулаками!
Помойный Кот – самый щеголеватый оборванец, какого только видели улицы Ура, – с недовольным урчанием отпустил кусок мяса, с которым сражался пальцами и зубами, не признавая ножа и вилки.
– В карьере на востоке города! – не задумываясь, выпалил он. – Самое верное место! По весне через него проходит селевой поток, и все накопившееся смывает, к чертям. Никаких следов.
Я вздохнул.
Следовало бы памятовать о преступных наклонностях Помойного Кота, прежде чем задавать ему подобный вопрос. Малолетний подонок, воспитанный улицами Блистательного и Проклятого (а это, поверьте, худшие воспитатели, каких только можно сыскать), чем-то напоминал мне меня же. Действовал он быстро и решительно, а мыслил буквально, не отвлекаясь на лишние фантазии и домыслы.
И все же иные вещи Кот воспринимал даже слишком буквально.
– Я не говорю о конкретном теле, которое надо спрятать в конкретном месте. Я говорю вообще. Предположим, есть некое мертвое тело, которое надо спрятать. Где проще всего это сделать? – терпеливо пояснил я. – Где его будут искать в последнюю очередь? Помнишь, чему я тебя учил? Если не обладаешь должным количеством фактов, предполагай.
– Это задача на сообразительность, не так ли, Сет? Сейчас! Погоди… сейчас…
Помойный Кот отодвинул тарелку и энергично почесал в затылке. Потом побарабанил пальцами по столешнице, тихонько косясь на окна «Луженой глотки», забегаловки Упитанного Вана, за которыми возбужденно поблескивали любопытные мальчишечьи глаза. Добрая половина Кошаков – верной банды юного негодяя, сколоченной из уличного отребья, – сейчас толпилась снаружи, поочередно заглядывая в таверну, чтобы воочию увидеть, как их предводитель откушивает за одним столом с самым настоящим Выродком. Да еще, кажется, ведет с ним разговор как равный с равным!
Их мало что могло пронять, этих беспризорных городских котят, ободранных улицей малолетних преступников, негодяев и воров, с пеленок не расстающихся с ножами и кастетами. Но такой обед – пронимал.
Главарь молодых подонков это прекрасно чувствовал. Сейчас его просто распирало от осознания собственной значимости. Я в свою очередь не пытался в этом препятствовать. Мне и раньше случалось закрывать глаза на то, как Помойный Кот прикрывался моим именем, обтяпывая свои грязные делишки, поскольку пользы от негодяя пока все одно выходило больше, чем вреда.
Его мальчишки, легкие на ногу, пронырливые и отчаянные, точно взаправдашние уличные кошаки, время от времени оказывали мне различные услуги деликатного толка. Бесы-курьеры хороши, слов нет, но разумны только наполовину, и большая их часть не умеет говорить. А от этих лопоухих, востроглазых мерзавцев мало какие слухи на улицах укрывались – рассказать при необходимости они могли многое.
– Сейчас, Сет… сейчас…
Пытаясь собраться с мыслями, Помойный Кот взял со стола нож и принялся машинально крутить его в пальцах. Лезвие порхало словно крылья бабочки – с ножами юный негодяй был куда как хорош. Это продолжалось пару минут, на протяжении которых Кот морщился и гримасничал, всем своим видом изобличая напряженную работу мысли. Наконец он резко оборвал свою забаву. Острие ножа с глухим стуком ушло в столешницу, а мальчишка, издав победное хмыканье, выдал:
– Если в твоем вопросе нет подвоха, то ответ может быть только один. Мертвеца легче всего спрятать среди прочих трупов. Никто не будет искать одно мертвое тело там, где их свалена груда!
– Ты сообразительный парень, Кот, – одобрительно кивнул я. – Только не вздумай гордиться этим, а то когда-нибудь сообразительность сыграет с тобой плохую шутку. Тупых и примитивных людей в этом городе гораздо больше, чем сообразительных, а они играют по своим правилам – слишком простым для тебя. Не перемудри…
– Сет, ты пугаешь меня! – осклабился Кот. – Ты начал говорить прямо как тот лощеный тип из Института благородных манер, которого я нанимал, чтобы научиться вести себя словно молодой нобиль!
– Смотрю, не очень-то вы с ним преуспели.
Я кивнул на вилку, к которой этот уличный «аристократ» не прикоснулся за весь обед. Юный бандит раздраженно толкнул тарелку так, что соус расплескался, а сама она уехала на дальний край стола.
– Слушай, Сет, есть же разница между тем, «как надо» и «как удобно»! Когда мне потребуется охмурить графскую дочку, чтобы подобраться к денежкам ее папаши, поверь, я буду сморкаться в надушенный платочек и шаркать ножкой. Но до того времени… упаси святые угодники!
Я хмыкнул.
– Скажи лучше, к чему ты про трупы? – переводя разговор в другое, более интересное ему русло, спросил Помойный Кот. – Ах, черт! Ты что, собрался искать Ренегата в Реанимационном амбаре Ура? Нет, серьезно? Возьмешь с собой?!
Я покачал головой, отвечая на все вопросы сразу.
Да, Реанимационный амбар служил основным местом доставки всех тел, собранных Мусорным патрулем. И нет, он не был последним их пристанищем.
Большая часть останков, собранных Патрулем, после проведения необходимых ритуалов отправлялась на городское кладбище. Это, конечно, когда находились родные и близкие, готовые оплатить процедуру похорон, или если покойник при жизни успел застраховаться от принудительной анимации. В противном же случае тело по умолчанию переходило в собственность Ура, Блистательного и Проклятого, и использовалось для государственных нужд.
Некроманты и аниматоры Реанимационного амбара возвращали мертвецов к жизни, чтобы те трудились в каменоломнях, шахтах, мостили дороги и выполняли прочую монотонную и тяжелую физическую работу, для которой особо думать не нужно. Таких государственных мертвецов всегда требовалось много, поскольку помимо отсутствия мозгов у зомби и хучей имелись и другие недостатки. Например, они слишком быстро истаскиваются, так что кости начинают выпадать в прорехи плоти. А при дешевой массовой анимации, когда не применяют дорогие реагенты и мощные заклинания, еще и разлагаются быстрее обычного. Уже через непродолжительное время их плоть становится слишком дряблой, чтобы сдерживать вместе кости скелета, в результате чего анимированные тела превращаются в груды зловонного трупного жировоска, едва способного шевелиться. В подобном состоянии «работнички», вдобавок ко всему, представляют собой источник потенциальной заразы, которая может захлестнуть город, если их вовремя не сжечь.
Про производственные накладки, когда пустоголовые зомби отрубают друг другу топорами руки и ноги, а то и расплескивают прогнившее содержимое черепов, промахнувшись с ударом кирки или молота, я уж молчу.