Олдисс Брайан Уилсон. Малайсийский гобелен

   Заутреню служили в честь открытия сезона охоты на древне-заветных зверей. Большая часть знати после службы отправится в охотничьи домики в глуши. И даже я, бедный актер, последую за ними. Но только завтра. Дай Бог, чтобы мне хватило духу сыграть эту роль.
   Прибыла семья Гойтолы. Когда все вышли из кареты, Армида смиренно подошла к отцу. Эндрю Гойтола обвел всех суровым взглядом, покосился и на меня. Затем он в сопровождении жены, обеих дочерей - Армиды и младшей Лены, двух слуг и дуэньи проследовал внутрь собора. По пути он что-то говорил, изящно жестикулируя ухоженной, но вялой рукой. Похожим образом появилось семейство Нортолини - Кайлус радушно приветствовал меня и де Ламбанта кивком головы. Они тоже прошли внутрь, увлекая за собой Бедалар и Жетоне. За ними последовали остальные друзья Армиды.
   На миг мы остались вдвоем с де Ламбантом. Мы многозначительно переглянулись.
   - Согласно семейному преданию, род де Ламбантов был некогда всевластным в Тускади, но с тех пор сменилось шестьдесят поколений,- сказал де Ламбант.
   - Чиролам, чтобы достичь таких вершин, понадобится еще шестьдесят поколений, если, конечно, мне не повезет в ближайшие несколько дней.
   - Что ж, войдем и помолимся за удачу.
   Когда мы уже погрузились в полумрак собора, он спросил:
   - Слушай, ты много получаешь удовольствия от жизни?
   - Не понял...
   Он ответил, как бы поясняя вопрос:
   - Мастер Бледлор закончил работу над бокалами. Старик сам принес их вчера вечером. Они совершенны. И сделал быстро. Надеюсь, они порадуют Смарану. До нас дошли слухи, что этот Трейтор Орини пьяница и распутник, а его сестра - чистейшей воды проститутка. Обнадеживающее сочетание... Ненавижу безнравственность в других людях, а ты?
   Внутри собора нас встретила напряженная игра света и теней. Снопы солнечных лучей, проникающие сквозь высокие окна, рассеивались во мраке и едва освещали плиты у подножия огромной каменной чаши. Струи ароматических дымов вздымались над серебряными и бронзовыми курильницами. Ладан и фимиам, горьковатый дымок тлеющей коры каскариллы, ванильный запах горящей смолы стиракса заглушали испарения человеческого скопища, заполнившего все нефы собора. Мы зажгли у входа свечи, приложились поцелуями к образу Минервы и сквозь толпу протиснулись ближе к центру.
   Помимо всего прочего, собор св. Марко славился еще и знаменитой алтарной панелью с ее великолепной резьбой. С амвона Первосвященника, находившегося за ней, доносилось поразительно жалостливое завывание подлинный голос Высокой Релиши. В нем сочетались горестная жалоба и любовь. Наверное, освещение играло шутки со зрением - прихожане казались невыразительной массой, тогда как позолоченные святые и сатиры, вырезанные на всех колоннах от пола до самого купола, казалось, ожили. Они глядели вниз взглядами тяжелыми, напряженными или безмятежными, но так и не могли разглядеть в толпе ни малейших признаков покаяния. Для большинства было все едино-что св. Марко, что опера. И пока наводящие сон Воззвания к Дуальным Божествам возносились к украшенным рельефами сводам, де Ламбант и другие мои друзья выискивали взглядами в толпе хорошеньких женщин.
   -...сугубо, о Примирительница, воззри на тех из братьев, пришедших днесь под покровительство Твоих крыл, кои дерзновенно грядут наперекор всем опасностям охоты,- вопил Первосвященник, обращаясь к образу Минервы.- И просвети их, дабы восприяли они в сердце своем, что так же, как и во время оно мир был создан Сатаной, так по истечении времени будет разрушен он Господом Богом... И дабы умилостивить Обоих, грядем мы убивать своих предков и причащаться плоти их.
   И пусть помнят охотящиеся, что Сатане обязаны мы своим возникновением и, стало быть, являемся частью Его замысла. Что до зверей, то се есть символы его проклятой крови, и они так же обречены, как и все мы, обитающие в ужасных чащобах вселенной. Позволь же, о Примирительница, здесь и сейчас причаститься им Святой Плоти, дабы не погибнуть им без отпущения грехов и не воплотиться в еще более непристойную форму сатира, гнома или древнезаветного зверя, ибо эти твари более близки к Темному Творцу и всем его ужасным созданиям. Помоги нам приблизиться к большему Свету, Тебе лишь принадлежащему, дабы оказались мы достойны быть в числе слуг Твоих, когда Всемогущий начнет битву за этот мир с Князем Тьмы.
   Зазвучали трубы, и прихожане принялись нестройно отвечать пастырю.
   "НА ПОСОХЕ ЖРЕЦА ЗМЕЯ..."
   -- " ..есть чистый символ Бытия".
   -- "ГИГАНТСКИЙ ЯЩЕР, НАВОДЯЩИЙ СТРАХ..."
   -- "...- призыв покаяться в грехах".
   -- "СОВЫ РАЗУМНОЙ, КОРОЛЕВЫ НОЧИ..."
   -- "...ослепнут на рассвете очи".
   -- "МНЕ ОБЕЗЬЯНА КОРЧИТ РОЖИ,
   -- ПОСКОЛЬКУ ЗАВИСТЬ ЕЕ ГЛОЖЕТ..."
   - "...избавь меня, молю я, Боже, от участи быть на нее похожим".
   Когда я протиснулся вперед, чтобы испить вина и принять облатку из рук священника, рядом оказался де Ламбант.
   - Ты-то чего беспокоишься? Ты ж в охоте не участвуешь, Гай.
   - У меня для тебя хорошие новости, по крайней мере, я думаю, что они хорошие. Отец Бедалар по-прежнему такой же старый болван, но ей удалось устроить, что меня взяли в Джурацию музыкантом. Пока ты будешь совершать свои подвиги в лесу, поражая ленивцев и роголомов, я буду зарабатывать на кусок хлеба пением.
   - Это хорошие новости. Там мне будет не хватать друзей. В таком случае, на тебя ложится забота об Армиде. Постоянно будь рядом с ней, по мере возможности наблюдай за ней, защищай ее. Я опасаюсь некоего благородного соперника...
   Мы прервали разговор, вслушиваясь в слова божественной литургии.
   - Душа и тело... символы великого противостояния... Служба все еще продолжалась, когда мы начали проталкиваться к боковому выходу. Де Ламбант спросил:
   - У тебя что - серьезно с Армидой?
   - Кончай шутить, Гай. В последнее время я сам не свой. Что-то во мне изменилось. Ты не заметил?
   - Мы уже давно не виделись. Это все из-за Армиды?
   - Да. Я должен стать кем-то. Это трудно выразить...
   - Похоже на любовь,- он дружески похлопал меня по плечу.
   - Клянусь, я никогда больше не взгляну на другую женщину. Ну... может, и взгляну, но не более того. Я очень сожалею о некоторых своих поступках уже после знакомства с Армидой. Но ради нее стоит стать другим человеком, не так ли?
   - О, она великолепная девушка. И очень привлекательная тоже,- сказал он беспечно.- Но в Малайсии полно хорошеньких девушек. Ты меняешься коренным образом, де Чироло. И не в лучшую сторону.
   - Ты главное присмотри за ней в Джурации, пока я буду отсутствовать.
   - Такое доверие должно оправдывать. Я сделаю все, что смогу, для тебя, раз это так серьезно.
   Скинув с души камень, я расстался с де Ламбантом и направился к коновязи за Каприччио, чтобы в последний раз предстать перед заноскопом Бентсона.
   Я теперь понял, что значит иметь лошадь. Без коня нельзя считать себя джентльменом. Отряд бравого капитана Джона Пе-легрино Сан-Лазионио (в каких диких горах лечит сейчас свою сердечную рану храбрый воин?) лишился замечательного зверя. И подумать только - там ему была предназначена участь вьючного животного. Конечно, надо признать, что мерин слегка хромал из-за нанесенной мечом раны.
   Каприччио был довольно высоким конем буланой масти. Норов и зубы ровные. В общем, капитан оказал мне хорошую услугу, я же взамен не сделал ничего.
   Во дворце Чабриззи был полный бедлам. Прислуга готовила его к возвращению хозяев после долгого отсутствия. Они выпроваживали своих взятых на постой родственников, выбивали ковры, мыли полы и окна, чего не делали со времени отъезда хозяев.
   Бентсон тоже раскручивал свои дела. Мы уже скопили немного реквизита для нашей пьесы, не говоря уже о сменных костюмах; все это хранилось в пристройке. Теперь рядом с ней стояла ручная тележка, которую Бентсон, его толстая старая жена Флора и Летиция загружали уже ненужными декорациями. Бонихатч, подпирая колонну, болтал с Солли - толстым наглым парнем, который, когда я подъехал и спрыгнул с лошади, разразился хохотом.
   - Никогда раньше не видел приличного коня? - спросил я его.
   - Я никогда не видел орнигуана, скачущего верхом! Обратившись к Бонихатчу, я сказал:
   - Принц Мендикула, это, конечно, твое право дружить со всякими ублюдками, но они должны знать свое место, не так ли?
   Ничего не ответив, он подошел к лошади и фамильярно похлопал по седлу.
   - Экая кляча, а? Вечно у тебя какие-то бредовые идеи. А сейчас ты что задумал, де Чироло?
   - Слушай, тебе не пора сменить свое вонючее от пота тряпье на приличную рубашку? У тебя ведь есть одна.
   - Ха! Зависть говорит! Могу заметить, де Чироло, что я хорошо знаю, как ты пытался соблазнить мисс Златорог, чтобы заиметь такую же рубашку, как у меня.
   - А-а, вот как ты получил свою. Что ж, дерзай дальше. Что, бедной шлюшке каждый раз приходится расплачиваться рубашками, чтобы только затащить тебя в свою постель?
   Бонихатч оскалился и поднял кулак. Я опустил поводья и изготовился отразить удар.
   - Ну, давай, покоритель дешевок!
   - Что ты возомнил о себе, петух в седле?!
   - От кого теперь брызжет завистью? Он подавил гнев и неожиданно опустил руки. Повернувшись ко мне боком, пнул кучу мусора.
   - Я не собираюсь ссориться, де Чироло, просто меня тошнит от того, с каким видом ты восседаешь на этом животном. Скоро в Малайсии ожидаются перемены, и те, кто ходит на работу босиком, посчитаются с теми, кто вовсе не работает.
   - Об этом говорится уже тысячу лет. Я не принадлежу ни к тем, ни к другим, и оставь меня в покое, Бонихатч. У меня своих забот полно.
   Повернувшись ко мне, он, поглаживая бакенбарды, заговорил мягко и вкрадчиво:
   - Тебя так же угнетают и эксплуатируют, как и всех нас. Присоединяйся к нам и свергнем всех угнетателей.
   - Тебе еще не надоело попугайничать вслед за Отто?
   - Не будем переходить на личности. Просто подумай о свободе, о переменах, о равенстве.
   - Всего этого я добьюсь для себя гораздо успешнее, чем толпа оборванных подмастерьев.
   - Ладно.
   Он презрительно глянул на меня. Его широкое лицо потемнело. Сзади, самодовольно ухмыляясь, подошел Солли.
   - Я наслышан о твоей идее равенства, де Чироло! Ты думаешь жениться на Армиде Гойтола и до конца своих дней быть комнатной собачкой. Хорошенькую жизнь ты себе придумал. Но она никогда не выйдет за тебя - она тебя не хочет. А если и захочет, ее старпер-папаша никогда этого не допустит.
   - Через несколько недель, Бонихатч, я брошу эти слова в твою угрюмую харю! И тогда тебе придется очень постараться, чтобы найти себе хоть какую-нибудь работенку.
   Насупив брови, он твердо сказал:
   - Ты не знаешь, кто твой истинный друг.
   Повернувшись на каблуках, я увел Каприччио в конюшню. Нужно было в последний раз переодеться в форму генерала Геральда. В последний раз я должен был позировать перед волшебными линзами заноскопа Бентсона.
   "Счастливая трагедия принца Мендикулы" была завершена. Надо была переделать лишь три или четыре сцены. А Бентсон все еще никому не показывал конечный результат.
   Я уже пронзил мечом (конечно, ударил мимо) нелепого Мендикулу в исполнении Бонихатча. Он нелепо умирает. Леди Джемима, в исполнении Летиции, принимает смертельную дозу снадобья и целых пять минут мучительно умирает на своей кушетке. Армидина Патриция долго плачет у драпированного парапета, а я долго стою с выражением триумфа на лице и с красной краской на лезвии меча. Осталось повторить несколько сцен, которые Бентсон считал неудовлетворительными.
   Первым мы повторили эпизод зарождения предательства, когда Геральд бросает страстный взгляд на Патрицию, в то время как Мендикула смотрит в сторону. Мне это было нетрудно. Даже наоборот. Пяти минут вожделенного взгляда на прелестную грудь мне было явно недостаточно.
   Позже, в перерыве, я сказал Армиде:
   - Не терпится посмотреть полную картину. Почему Отто держит все в тайне?
   - Мне он этого не объяснял.
   - У нас будет такой успех! На тебя будет такой спрос, что тебе придется стать актрисой, тогда никто из твоей семьи не станет возражать, если я женюсь на тебе.
   Мы сидели в тени на некотором удалении от других.
   - Генерал Геральд, мне нравится ваше общество, но я уже дома играю в живых сценах. Я бы никогда не стала профессиональной актрисой.
   - Даже после игры в трагедии?
   - Для меня это унизительно. Прошу, не раздражай меня, Перри.- Она отвернулась.
   - Тебе не нужно унижать себя. Я сам поднимусь до... Но что плохого в профессии актрисы? Талантливая Ла Сингла из очень хорошей семьи.
   - Отец говорит, что она из крестьян, и в ранней юности ее обесчестили. Я засмеялся.
   - У нее легендарное происхождение, и она предпочла стать известной, чем быть затворницей в затхлом особняке.
   - Счастливы те, кто может выбирать.- Ее лицо стало очень печальным, и я прошептал ей на ухо:
   - Сделай и ты свой выбор. Улизнем, когда все кончится, и вновь отыщем во дворце заросшую папоротником часовню. В ответ она холодно улыбнулась.
   - Мне надо ехать домой, чтобы все подготовить для поездки за город. Нужно все продумать заранее. Мы встретимся в Джурации.
   Армида посмотрела на меня, задрав прелестный носик и приоткрыв пухлые губы, похожие на спелые вишенки. Это вызывало во мне бурю желаний. Так было всегда, когда я встречал взгляд ее темно-золотистых глаз. Они больше походили на глаза львицы, чем на глаза человека. Я лишь чувствовал, что встреча с ней где бы то ни было - самое чудесное, что есть в мире.
   Мы репетировали все утро и, наконец, подошли к финальной сцене, в которой Мендикула застает свою жену с генералом в розовом саду. Здоровяк Солли, Рино, Бонихатч и Отто под руководством Флоры втащили в розовый сад Чабриззи заноскоп. Мы заняли свои места. Бентсон зарядил аппарат и отрегулировал[ ]объектив.
   Мы стояли перед заноскопом в течение пяти минут. У Мендикулы был потерянный, но все еще вызывающий вид. Патриция и я стояли рядом. Она надменно смотрела на своего принца, я же скучающе уставился в небо. |
   - Великолепно! - громко сказал Бентсон и захлопнул крышку объектива.Мы завершили свой великий труд. И у меня есть хорошие новости. Гойтола считает необходимым, чтобы мы показали эту маленькую трагедию на свадьбе Орини и де Ламбант.
   - До или после того, как мы представим комедию "Фабио и Албриззи"? спросил я.
   - Увидишь, Периан, все будет хорошо,- Бентсон кивал мне и улыбался, обнажая желтые остатки зубов.
   - Наша комедия должна быть первой. Она уже запланирована на второй день праздника. "Мендикулу" необходимо поставить в последний день, если, конечно, его злободневность такова, что публика не захочет смотреть ничего другого.
   - Насчет этого я ничего не знаю. Я не отвечаю за планы. Я ни за что не отвечаю. Я всего лишь маленький человек, который должен подчиняться.
   - Но существует ведь определенный порядок. Пока подмастерья убирали заноскоп, Бентсон и его жена отвели меня в сторону.
   - Уважаемый Периан, мы не чиним препятствий твоему успеху. Помоги же чем можешь и нашему. Это все, что мы просим. И это вполне разумно. Если наше представление будет иметь успех, мы сможем заняться чем-то более полезным.
   - Я никому не препятствую, Отто.
   - Возможно, и нет, но ты слишком узко мыслишь - только о собственном интересе.
   У его жены Флоры были одутловатые щеки, но еще более обвисшими были грудь и ягодицы. Она сказала мне:
   - Периан, мы хотели бы видеть тебя сторонником нашего дела, так как ты пользуешься большой популярностью среди молодежи Малайсии.- Она улыбнулась и одновременно оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что ее никто не подслушивает. - Те, кому принадлежит в государстве власть, не хотят делиться ни с кем, ее нужно взять у них силой. Для того, чтобы произошла революция, необходимо подготовить почву. Мы уже старые с мужем, но мы неуклонно проводим подготовительную работу. Мы не можем выпустить из виду "Мендикулу". Пьеса должна послужить доброму делу. Оставь свою гордыню и помоги нам, как и мы помогаем тебе.
   Впервые Флора Бентсон одарила меня такой длинной речью. Мне пришло в голову, что власть имущие отличаются вежливостью и жизнелюбием, тогда как жаждущие изменений, подобно Бонихатчу, всегда недовольны, грубы и любым путем вызывают беспорядки. Порицая мою гордыню, она выдавала свою собственную, скрытую.
   - Все это хорошо,- сказал я.- Но в этой глупой истории о поруганной любви зрители не почувствуют подлинного искусства. Единственной ценностью "Мендикулы" является новый способ постановки. Как он может послужить добрым делам?
   - Именно МЕТОД здесь важнее всего,- ответил Бентсон.- Выслушай меня: если мы добьемся, что принцип меркуризации будет дозволен, многое можно сделать. Все заключается в меркуризации. В эту страну нововведения нужно протаскивать осторожно, потихоньку. И если Совет не запретит меркуризацию, мы сможем использовать это изобретение для социальных целей.
   - Вы настоящий заговорщик, Отто. Не выйдет из этого ничего хорошего.
   Я не мог отделаться от этой пары, а в это время Армида садилась в карету. Она помахала мне на прощанье, и я заметил, как обнажилась ее хорошенькая лодыжка, когда она поднималась на ступеньку кареты. Дуэнья с кислым выражением лица последовала за ней.
   - Ты уже знаешь, как летают мои воздушные шары,- сказал Бентсон.Представь себе модифицированный заноскоп, установленный на воздушном шаре. Мы сможем получить точную карту местности под нами. И если турецкая армия вновь окажется у стен нашего города, мы сможем заснять диспозицию вражеских войск. Подумай, какие это дает преимущества в военном отношении!
   - И это касается не только турецкой армии,- продолжила Флора. Она взяла меня за руку.- Наши худшие враги находятся внутри этих стен. С воздушного шара мы сможем тайно меркуризировать площадь Феттер, дворец Ренардо и лабиринты епископского дворца. И тогда с помощью этого средства мы раскроем сокрытые тайны этих дьявольских мест. Мы даем мощное оружие нашим революционным советам.
   - Меркуризация - это ОРУЖИЕ,- сказал Бентсон.
   - Будьте осторожны в разговоре с Мастером Перианом, ведь у него теперь свой выезд,- сказал подошедший Бонихатч.- Он сам надеется впрыгнуть в привилегированное ложе, и тогда все, что мы ему говорим здесь, может стать темой легкой застольной беседы.
   Мгновенно вспыхнув, я повернулся к нему, но старик сдержал нас обоих.
   - Попридержи язык, Бони. Между нами не должно быть вражды. Но прими это как предупреждение, Периан. Будь благоразумен. Только благоразумие спасет нас.- Он кивнул мне и вышел. За ним последовала его жена.
   - Ты ищешь неприятностей, не так ли? - спросил я у Бонихатча.
   Он отрицательно покачал головой.
   - Я согласен с Отто и Флорой. Я хочу, чтобы ты избрал верный путь. Ты такая же жертва системы, как я или он.
   - Я собираюсь стать одним из победителей.
   Я оставил его и направился к конюшням, чтобы забрать Каприччио. Настроение было безнадежно испорчено. Как весело начиналась вся эта затея с "Мендикулой" и как скверно завершилась. А Армида могла бы и подождать меня.
   - О, Боже, страсть к реформам лишает душу всякой радости,- негромко сказал я самому себе.
   В дальнем затемненном углу, за жующим сено Каприччио, стояла Летиция. Она улыбнулась и, протянув руки, подошла ко мне.
   Я взял ее за руку, намереваясь держаться с ней вежливо, но холодно, хотя не мог не видеть ее улыбки.
   - Итак, Летиция, пьеса закончена. Тебе придется возвращаться к своим рубашкам и скатертям. Я же сыт по горло жизнью низов и отправляюсь в горы охотиться на кинжалозубов и других страшных древнезаветных чудищ.
   Она вырвала свою руку из моей и опустила голову, чтобы скрыть залитое краской лицо.
   - Так я веду низкий образ жизни? Ты так обо мне думаешь...
   - Черт, я не это имел в виду. Ну и ранимый вы народ!
   - Вот именно, народ! - Все еще в густой краске, она повернулась и твердо, почти высокомерно посмотрела на меня.- Верно, Периан, мне нечем особо гордиться. Но мне захотелось подождать здесь, вдалеке от других, чтобы сказать тебе "до свидания", потому что мы больше не увидимся. Хочу сказать тебе - не обращай внимания на болтовню Солли, ты прекрасно смотришься верхом на коне.
   - Ах, Летиция, ты относишься ко мне лучше, чем я того заслуживаю. Временами я действительно похож на орнигуана. Она рассмеялась весело и свободно.
   - Я никогда не ездила верхом, и не знаю, придется ли когда-нибудь.
   - Как-нибудь я покатаю тебя на Каприччио. Он слегка хромает, но очень славное животное. Правда, Капри, старый дружище? А теперь мне пора. Мне нужно забрать еще пару ботинок из-под залога.
   Она взяла мерина за уздечку и пытливо посмотрела на меня.
   - Для меня, Перри, было огромным удовольствием работать с тобой в пьесе. Ты первый актер, с которым я разговаривала, я имею в виду - просто так, а не по делу. Мы ведь шили костюмы для актеров университета. Мне нравится такой образ жизни.
   - Одним он нравится, другие его презирают.
   - Но для меня это выход, и я бы смогла больше помогать своей семье, чем теперь... Ты сам это говорил. Ты... как ты думаешь, смогу я стать профессиональной актрисой? Я знаю,- она поспешила проговорить, как бы боясь моего ответа,- ты скажешь, что у меня должен быть талант, и конечно, мне не хватает красоты. Я и не думаю, что когда-либо снова стану леди Джемимой, но, может быть, я смогу играть комедийные роли. Как ты считаешь? Есть надежда, что меня возьмет маэстро Кемперер?
   Я вновь взял ее тонкую руку. Мы стояли, почти прислонясь к боку лошади, и глядели друг на друга.
   - Это очень тяжелая жизнь, особенно для девушки.
   - Именно к такой жизни я и привыкла.
   - Если ты настроена серьезно, я могу замолвить за тебя словечко, хотя сейчас я не в лучших отношениях с Кемперером.
   - Не говори только о моей просьбе Армиде.
   - Я никому не скажу, глупышка, и Армиде - в особенности, если уж на то пошло. Но что скажет твой дядюшка Жозе, когда узнает?
   Летиция опустила ресницы.
   - Он меня отпустит, если мы с мамой проявим твердость. Я хочу вырваться из дома еще и из-за него.
   Я обнял ее, она уткнулась мне в грудь головой.
   - Летиция, в тебе столько всего намешано.
   - Не больше, чем в тебе,- ответила она с каким-то новым порывом. Она сверкнула на меня голубыми глазами и робко улыбнулась.
   - Периан, ты занимаешься любовью с каждой девушкой, с которой играешь в пьесах?
   - Почему ты так считаешь? Она обхватила мою шею:
   - Это меня немного возбуждает. Прижав ее теснее, я сказал:
   - А я-то думал, Летти, что ты хочешь быть исключением из общего правила.
   Ее волосы все еще пахли чердаком, хотя она обсыпала их изрядной порцией дешевой пудры. Я прижался щекой к ее лицу и одновременно просунул руку под лифчик, обхватив теплую, маленькую грудь.
   - Поехали на Каприччио ко мне домой, вместе отметим прощание с генералом Геральдом и леди Джемимой. Пусть они за запертыми дверями проделают то, что только имитировали перед заноскопом.
   Как бы поддерживая меня, конь зашевелился. Я начал целовать Летицию, но она отвернула лицо и сказала.
   - Хорошо, если бы ты уговорил маэстро Кемперера посмотреть "Трагедию Мендикулы". Может, ему понравится мое исполнение.
   - О, уверен, дорогая, ты ему понравишься в любой роли. Но это позже... А пока не теряй времени, будь активнее. Опусти свою изящную руку вот сюда и ощути, как ты на меня действуешь, и какой пылающий факел будет освещать тебе путь в постель...
   Мои пальцы нащупали влажную бухточку, в которой только и можно было остудить пыл моего факела. Летиция порывисто дышала, облизывая от возбуждения губы. Тело ее податливо извивалось. Я нежно захватил губами ее язык, а свой просунул ей между зубов. От этого она пришла в совершенный восторг, и все ее тело сотрясли конвульсии. Моя плоть невольно откликнулась такими же сладостными спазмами. Тяжело дыша, с ослабшими коленками, мы стояли в полумраке конюшни, опершись на бок Каприччио.
   - О-о... о-о... о-о... Перри...
   - О, Летти! - проговорил я со стоном. Мне было хорошо, чего нельзя было сказать о состоянии некоторых частей моей одежды. Меня била дрожь. Прислонившись к деревянной стенке постройки, я сказал: - Как быстро ты заводишься, Летти. Идем ко мне и продолжим, только растягивая удовольствие.
   Она обтянула платье, давясь от смеха и пряча от меня лицо.
   - Мне так стыдно! - Она снова засмеялась.- Как видишь, я могу доставить удовольствие не хуже любой девушки из родовитой семьи. Я хочу, чтобы ты взял меня неистово во всей моей красе, как будто я в самом деле леди Джемима!
   Она рванулась ко мне. Лицо ее горело от вожделения.
   - Перри, я вся твоя. Могу я довериться тебе? О, я в отчаянии - если бы я только могла сказать тебе...
   - Верь мне, ты так красноречива. Во дворе я услышал какой-то шум. Она снова обвила мою шею.
   - Это ты, ты делаешь меня такой развязной и бесстыдной! О, Перри, ты поможешь мне стать актрисой? Ты же обещал мне.
   - Поговорим об этом позже.
   Снаружи я снова услышал голоса. Не застегивая рубашку, я поискал глазами хоть какое-нибудь оружие. Рядом стояли грабли. Только я успел схватить их, как в дверь ударили, и она распахнулась.
   Летиция вскрикнула и нырнула за мою спину.
   Это был Бонихатч. Сжав челюсти, он угрожающе размахивал дубинкой. С ним был Солли, вооруженный подобным же образом. За ними стояли Отто, Флора и еще двое подмастерьев. Все злобно вглядывались в полумрак.
   - На этот раз ты попался, трус несчастный,- проговорил Бонихатч.Теперь уж я тебя проучу. От тебя и мокрого места не останется.