Взглянув в список через плечо Одноглазого, Ты разубедил их:
   — Вполне достаточно.

4.

   Вначале казалось, что все идёт согласно плану. Снова у Тебя появилось чувство как тогда, когда Ты садился на флагманский корабль вместе с двумя генералами, что Ты живёшь в невероятном сне. Ты был спокоен; он ни о чём не тревожился. Запаянный и Одноглазый — каждый по-своему, поглощены предстоящим путешествием. Капитан корабля — Адмирал Флота Прим, — казалось, стойко переносит ворчание обоих.
   Первые дни пролетели без особых приключений.
   В Космосе царил полный штиль. Пространство, испещрённое мерцающими звёздами, чья древняя величавость казалась просто навигационными пунктами.
   В составе эскадры, ушедшей с Оулени, насчитывалось сто семнадцать кораблей. К концу первой недели от пяти из них пришлось отказаться: сверх меры перегруженные двигатели не выдержали и сгорели. Понадобилось бы около полугода, чтобы добраться до родного порта. К тому времени многие из экипажей задохнулись бы, а выжившим пришлось бы вдыхать запах их гниющих тел.
   Остальной флот продолжал движение. На борту кораблей, словно бутылки в винных погребах, штабелями лежали солдаты в состоянии полукомы.
   Вторгшиеся уже шестнадцать дней двигались в полном вакууме, проходя траверсом звезды, которые считались аванпостами империи Инисфара. Именно тогда флот Оулени впервые был обнаружен.
   — Станция с позывным Камоенс два Эр Эс Ти, — докладывал начальник связи, — запрашивает, почему мы прошли Карамандаль Тангент десять без опознавания.
   — Пусть запрашивает, — спокойно ответил Ты.
   Последовали другие запросы, но и они не были удостоены внимания. Флот оставался безмолвным, разбудив жизнь вокруг себя.
   Станции флагмана начали вести активный радиоперехват. Было запеленговано несколько сигналов тревоги и предупреждения, передаваемые между планетами.
   “Галькондар Сабре вызывает Рольф сто пятьдесят восемь. Неопознанный корабль проследует в вашем, районе курсом девяносто девять Джи Аи сорок два восемьдесят один в ноль семь четырнадцать тридцать. Гал прибл…”
   “Акростик один Базе Шиапарелли. Засечь и доложить о флоте, приближающемся к Сектору Парадиз Хоум ноль четырнадцать…”
   “Пейк пи Коинг Астрономикал Дротсси Пилону. Неопознанный флот в количестве сто тридцать прибл… пересекает Район Сканнинг. Код Алмаз Индекс ноль девять…”
   “Всем станциям на Ишраиле Линия два. Вступает в действие программа БЭБ девять один.,”
   Одноглазый презрительно фыркнул и насмешливо произнёс:
   — А мы ведь потревожили этот улей.
   Но проходили часы, и ирония его таяла.
   Пространство, когда-то такое молчаливое, наполнилось бормотанием, которое вскоре переросло в столпотворение. Налёт подозрительности, который вначале лишь проскальзывал и угасал, постепенно нарастал, преобразуя раздражение в тревогу.
   — Может, нам следует ответить? — спросил Одноглазый.
   — Подбросить что ли какую-нибудь сказочку, чтобы заткнуть им глотки? Скажем, что собираемся заплатить дань или — нечто в таком роде?
   — Не следует волноваться из-за тех передач, которые мы понимаем, — подсказал Прим. — Только что мы перехватили несколько шифровок; вот, о чём стоит побеспокоиться.
   — Разве мы не можем подкинуть им что-нибудь? — настаивал Одноглазый, похоже, больше обращаясь к себе.
   Через иллюминатор Ты вглядывался во тьму, словно мог проникнуть сквозь её покров, в ожидании невидимого послания среди проносящихся комет”
   — Правда вскоре выплывет, — не спеша проговорил Ты, не оборачиваясь.
   Через два дня паразонд запеленговал первый корабль, который они встретили со дня старта с Оулени.
   — Это не может быть кораблём! — воскликнул начальник связи, размахивая картой.
   — Но это корабль, — тянул его помощник. — Взгляните на его курс, на схему его движения! Определённо, он девает развороты. А что, кроме корабля, может маневрировать?
   — Это не может быть кораблём! — повторял начальник связи.
   — Почему это не может быть кораблём? — спросил Прим.
   — Извините, сэр, но штука длиной в тридцать миль не может быть кораблём.
   В отсеке надолго повисла тишина; каждый обдумывал неожиданный поворот событий.
   Наконец, Одноглазый обратился в начальнику связи:
   — Какой курс у этой… этого…?
   Заговорил помощник начальника связи, кажется, единственный из всех довольный фактом пойманной на экране рыбки.
   — Он лёг, с того момента, как мы его засекли, на курс тридцать тридцать два. Затем — севернее курса в направлении северо—северо—запад согласно галактическому квадранту.
   Одноглазый схватился за спинку стула помощника, словно за него самого.
   — Единственное, что я хочу знать, — отчётливо выговаривал слова Одноглазый, — так это то, идёт ли он к нам или от нас?
   — Ни то, ни другое, — спокойно ответил помощник и снова взглянул на экран. — Похоже, он завершил разворот и идёт сейчас курсом… девяносто градусов к нам.
   — Сигнал с него? — спросил Прим.
   — Ничего.
   — Дать залп по носовой части, — предложил Одноглазый.
   — Вы сейчас — не на улицах Оулени, где стреляете всех и вся. Пусть продолжает движение!
   Одноглазый со злостью повернулся и увидел Запаянного. Последний только что взошёл на мостик. Он стоял и смотрел, как вспыхивает и гаснет засечка на экране.
   Затем увёл Одноглазого в сторону и, оглянувшись по сторонам и удостоверившись, что Тебя нет на мостике, прошептал:
   — Мой друг, мне надо с вами посоветоваться.
   Он с беспокойством и пренебрежением посмотрел Одноглазому в лицо и продолжил:
   — Ко мне вернулись прежние опасения. Вы знаете, что я не из пугливых, но временами и героям приходится быть осторожными. С каждым часом мы все более углубляемся в осиное гнездо; вы это понимаете? Послушайте, мы — на расстоянии двух с половиной недель полёта от самого Инисфара! Уже давно мне не даёт заснуть вопрос, а не залезли ли мы туда, откуда не сможем выбраться?
   Неохотно соглашаясь со своим врагом, Одноглазый не мог упустить шанса не выразить выстраданные опасения:
   — Корабли длиной в тридцать миль!
   Загадочно кивнув, Запаянный увёл Одноглазого вниз, к себе в каюту, чтобы там продолжить беседу.
   В раздражении он ударил кулаком в перегородку.
   — Здесь, то есть в том месте, где мы сейчас находимся, и так много богатых планет. Их можно так же ограбить, как и планеты, расположенные в сердце Региона. Но они охраняются похуже. Вы можете себе нарисовать такую картину: планеты, полные пухленьких полублондинок, у которых на каждом пальце по кольцу, и толстеньких маленьких мужчин, играющих в огромные банковские счета? — Они — открыты! Беззащитны! Беззащитны! Зачем, спрашиваю я вас, нам идти на Инисфар? Там, без сомнения, мы встретим сопротивление. Почему не остановиться здесь, — награбить, что сможем, — и вернуться на Оулени?
   Одноглазый колебался, облизывая губы. Ему очень нравилось предложение, и особенно то, как бывший противник обрисовал его. Но существовало одно и главное препятствие.
   — Но он же намеревался идти в сердце Инисфара?
   — Да. Я думаю, что нам давно следовало избавиться от него просто решил все проблемы Запаянный.
   Имя Твоё им не стоило упоминать. Вне Твоего присутствия их настроения по отношению к Тебе начинали совпадать.
   Запаянный подошёл к секретеру, открыл дверцу и достал маленькую плотно закрытую бутылочку.
   — Это должно решить все проблемы, — сказал он проникновенно. — Она содержит смертельный яд: если чуть-чуть понюхать его, даже на расстоянии ярда, у человека неделями от боли раскалывается голова. Это придаст аромата вину в его бокале сегодня вечером.

5.

   Вечером, после ужина, вино разлили по бокалам. Одноглазый взял свой, но даже не пригубил его. Ему стало дурно от одной лишь мысли, что это может случиться не только с Тобой. Он ясно представлял себе, что содержимого в бутылке вполне достаточно и на его долю. Таким образом Запаянный одним ударом может избавиться от всех оппонентов.
   У Тебя таких сомнений не возникало. Ты взял бокал, провозгласил тост за успех предприятия, как делал Ты это каждый вечер, и выпил вино до дна.
   — Безвкусное вино, — сказал он. — В Инисфаре мы запасёмся хорошим!
   Все, за исключением Одноглазого, рассмеялись Твоей шутке. Мышцы его лица одеревенели. Он не мог заставить себя даже взглянуть на Запаянного.
   — Что вы думаете о тридцатимильном объекте, который мы наблюдали? — спросил Прим у Тебя, медленно потягивая вино.
   — Это корабль Инисфара, — небрежно ответил Ты. — Но не беспокойтесь. Эволюция позаботится о них так же, как она это делала в отношении доисторических монстров, бродивших когда-то по Оулени и другим планетам.
   Капитан развёл руками.
   — Для такого умного человека, как вы, подобная, извините, непоследовательность в высказываниях удивительна. — Эволюция — это одно, а суперкорабли — совсем другое.
   — Да, если вы забыли, что эволюция является научным методом природы, а звездолёты, не будучи органическими созданиями, — лишь часть человеческой эволюции. Ну а человек, в свою очередь, не что иное, как часть научного метода Природы.
   — Не хотите ли вы сказать, что человек — не конечный продукт эволюции? — озадаченно спросил Прим. — Нам постоянно твердили, что Галактика слишком стара для чего-либо другого, кроме как взять и потухнуть.
   — Я ничего не хочу сказать, — с улыбкой ответил Ты. — Но помните: то, что в конце концов восторжествует — слишком объёмно для понимания — вашего или моего.
   Ты поднялся, остальные последовали Твоему примеру.
   И только два совершенно сбитых с толку заговорщика ещё долго сидели в молчании в кают-компании.
   Четыре недели как флот Оулени находился в своём странном путешествии. Сейчас корабли глубоко внедрились в сверкающее звёздами сердце Галактики. Солнца, нёсшие историю человечества на протяжении вот уже многих сотен миллионов лет, пылали со всех сторон, как погребальные костры. Ощущение кладбищенской атмосферы усиливала тихая музыка пустоты; бормотание растревоженных планет смолкло.
   — Они ждут нас! — метался Одноглазый.
   Теперь он жил на мостике флагманского корабля, часами глядя на безмолвную сцену Вселенной.
   Несмотря на молчаливое неудовольствие капитана, мостик стал и пристанищем для Запаянного. Часами лежал он на кровати, с бластером под подушкой, ни разу так и не взглянув в иллюминатор.
   Ты часто приходил на мостик, но редко разговаривал с его квартирантами.
   Ты держался особняком. Может быть, все это сон? — уже не впервые спрашивал Ты себя.
   И все же временами Ты проявлял заметное нетерпение; говорил резко, щёлкая иногда в раздумье пальцами, будто пытался очнуться от утомительного сна.
   Неизменным оставался лишь капитан флагманского корабля — Адмирал Флота Прим. Долг и обязанности командира заставляли держать себя в руках. Казалось, что он впитал всю уверенность, которую порастеряли генералы — Одноглазый и Запаянный.
   — Через шесть дней мы приземлимся на Инисфаре, — сказал он Тебе. — Возможно такое, что они не окажут нам сопротивления?
   — Можно только предполагать, что у них имеются достаточно веские причины не оказать его, — ответил Ты. — В течение нескольких поколений Оулени оставался удалённым от Федерации и практически не знал об интеллектуальном состоянии Региона. Может быть, все его жители — пацифисты, желающие подтвердить свою миролюбивую веру? А, может быть, их военная иерархия, оставшись не у дел, ослабила себя, и они могут рухнуть от нашего неожиданного давления. Но все это домыслы…
   Ты не успел договорить.
   Взорвался экран паразонда. Словно льдинки, разлетелись по полу его осколки. Металлические и стеклянные части брызнули во все стороны; клубы акридового дыма заполнили мостик.
   Послышались крики.
   — Начальника связи сюда! Быстро! — рявкнул Прим, но начальник уже приступал к действиям, вызывая по переговорнику команду электронщиков и аварийный наряд.
   Запаянный осматривал повреждения, разгоняя дым, который с шипением вырывался из раскалённого кратера разрушенной панели. Его согнутая в напряжении спина напоминала пролёт моста.
   — Сюда! — заорал Одноглазый. Истерическая нотка в его голосе привлекла внимание остальных.
   Все смотрели туда, куда он указывал пальцем.
   Напрягая зрения, они вглядывались в пустоту тьмы. И глаза их скорее почувствовали, чем увидели.
   Мухи. Мухи, поднимающиеся тучами в стремнинах темноты.
   Мухи. На их телах играл солнечный свет, и на границе света и тени эти насекомые терялись из виду.
   Покрытая блеском множества солнц, стремнина была самим Космосом, а в недрах её клубились мухи — туман кораблей.
   Древние силы Инисфара поднимались в атаку.

6.

   — Их не счесть! — вопил Одноглазый, бледный, как смерть. — Их тысячи! Это они уничтожили экран. Это — предупреждение! Ради Пла и То они нас в момент сотрут в пыль!
   Круто развернувшись, он бросился к Тебе.
   — Это ты нас завёл сюда! — кричал он. — Что ты теперь посоветуешь? Как нам спастись?
   — Оставьте это капитану и замолчите, — спокойно отбил атаку Ты.
   Ты отошёл и стал рядом с капитаном.
   Коротковолновые станции оказались неповреждёнными, и Прим быстро и чётко отдавал приказания командирам эскадрилий. На приёмном терминале, прямо у него над головой, отражалась вея картина происходящего — результаты выполнения отдаваемых им приказов. Флот оуленян разбился на отдельные группы, по нескольку эскадрилий в каждой. Группы веером рассыпались в стороны далеко на парсеки.
   Они двигались навстречу пелене мух, как раскрытая ладонь. Они неслись на предельной скорости навстречу вражеским флотам.
   — Инисфаряне хорошо подготовились ко встрече, — сквозь зубы проговорил Прим. — Нас — слишком мало, чтобы дать им отпор. Это — самоубийство.
   — А что ещё вы можете предложить? — спросил Ты.
   — Если бы наши корабли смогли прорваться к планетам и, двигаясь по орбитам, угрожать разрушением… Нет, они настигнут нас по одному.
   Он покачал головой.
   — Есть только один выход, — спокойно сказал он, вновь сосредоточившись на манёвре.
   Дальше говорить было нечего.
   Флоты сошлись на встречных курсах. Решётка пространства между ними осветилась ярко-синим пламенем — электрическим, ослепляющим. Ряды флотов размыкались и смыкались, словно чавкающие рты. Каким бы ни был источник мощи, поглощение должно было быть невероятным, будто этот источник — сам Космос.
   Корабли Оулени оборонялись, ибо сама мысль о нападении казалась самоубийственной.
   Решётчатые челюсти вспыхивали перед их иллюминаторами, лязгали, уходили, снова вспыхивали и лязгали, заливая мостики своим невыносимым люминансом, ошеломляя и поглощая.
   Такую световую феерию в первый и, наверное, в последний раз наблюдали тысячи глаз.
   Корабли, “укушенные” голубыми челюстями, вспыхивали магниевым светом; они сгорали, погружаясь в забвение, излеченные от жизни.
   Но захватчики рассыпались в пространстве, уходя на огромных скоростях.
   Страшная клетка оказалась не столь проворной; кто бы ни управлял ею, он не мог постоянно удерживать точный её строй. Ножницы работали медленно — и много кораблей прорвалось сквозь узкие её щели, вклиниваясь в ряды флота Инисфара.
   Взглянув на терминал, Прим увидел, что осталось только сорок кораблей, разбросанных по всему пространству.
   — Супербластеры — огонь! — рявкнул он.
   Ни одно из этих мощных орудий группового воздушного боя не участвовало ранее в космических сражениях.
   Древняя галактика давно не вытаскивала мечей из ножен.
   Из всех хитрых умов, разыгрывающих театр стратегии, реакция ума Прима оказалась самой, пожалуй, быстрой. Мгновенно он оценил возникшее преимущество. Мощные волны флотов Инисфара слишком положились на свои решётки; на время они оцепенели, обнаружив выживших рядом с собой.
   Оуленяне моментально вывели их из этого состояния.
   На ряды флотов империи обрушились каскады лучей супербластеров, блистающих космической энергией. Один за другим они крушили и пожирали корабли. И корабли атакующих просочились сквозь разрозненные ряды инисфарян и унеслись прочь.
   Но старые корабли Инисфара — достаточно проворные — почти мгновенно рассыпались в пространстве, уходя из центра разрывов, где почили четыреста их сподвижников.
   — Мы прорвались! — возликовал Ты. — Теперь — на сам Инисфар! Это залог нашей безопасности!
   И тем не менее очень трудно было оторваться от вражеских флотов.
   Несколько звеньев уже догоняли корабли пришельцев, наращивая скорость. Среди них выделялся тридцатимильный корабль, который оуленяне засекли несколькими днями раньше.
   — А вот три ещё таких же! — крикнул Запаянный, стоя у задних иллюминаторов. — Посмотрите! Как они могут двигаться так быстро?
   Прим резко форсировал скорость корабля. Они изменили курс вовремя: преследователи выпустили струю чего-то чёрного, похожего на дым, прямо по старому курсу флагмана. Этот дым — молекулярная сеть, способная захватить звездолёт, словно мотылька в сачок, оставив от него только пыль. Сделав манёвр, беглецы потеряли из виду четырех огромных монстров.
   Затем они снова возникли и, отработав курсы, оказались впереди флагмана, охватив кольцом огромную территорию.
   — Человек не может вынести такой силы тяжести. Они управляются роботами! — крикнул Ты, захваченный боем.
   — И они снова расставляют экраны решёток! — сказал Прим.
   В его голосе прозвучала вспышка восхищения, которую он быстро подавил, чтобы быть правильно понятым.
   Он повернулся и рявкнул команду бластерменам, приказав уничтожить гигантов любой ценой.
   Сейчас флагман остался один: остальные корабли уничтожены или разбросаны по всему пространству.
   Четыре огромных корабля стояло наготове. И снова адские голубые ножницы защёлкали у корпуса флагмана.
   У Прима не оставалось времени на манёвр — они рванулись прямо на встречу сверкающей решётке. В последний момент бластермены дали залп прямо по курсу.
   Заряды супербластеров и решётка встретились.
   Две бездушные энергии, словно огромные хищники, сцепились когтями.
   Вместо того, чтобы как обычно рассеять свой взрыв, заряд орудий взобрался на скрученную площадку решётки, злобно бормоча. В центре он оставил широкий круг Ничто, через который неповреждённым прорвался флагман. Наконец-то он добрался до четырех гигантов.
   Лишь мгновение мощные корабли Инисфара оставались невредимыми, излучая трехмерные радуги, которые растекались волшебным светом на сотни световых лет. Затем эта ослепляющая красота расплавилась, четыре радуги сплелись в сферу и превратились в антисвет. Все четыре корабля втянулись, оплавились и исчезли — и огромная дыра в Ничто вселенной появилась и исчезла. Неисчезаемая материя Космоса поглотила самое себя.
   Несколько кораблей инисфарян погибли в этом катаклизме.
   У флагмана не хватило времени на торжество: моментом позже их триумф станет началом их гибели.
   Полупрозрачный шар, выпущенный с вражеского крейсера, достиг их стабилизаторов.
   Словно электронный монстр, шар раскрыл щупальца света и поглотил флагман.
   Прим зло выругался.
   — Не за что больше нести ответственность, — устало произнёс он.
   Сомнительно, чтобы кто-то слышал его. Долгий шипящий звук забил их уши, в то время, как тела взмылись ввысь. Сцена предстала в оранжевых и чёрных тонах — свет проник во все. Все смешалось — лица, одежда, пол, приборы.
   Затем все закончилось: момент почти безумия. Они сидели во тьме — только бледный свет звёзд касался их лиц.
   Прим пытался дотянуться до приборов управления. В ярости он ударил кулаком по панелям. Все было уничтожено.
   — Конец! — объявил он. — Нигде ни вздоха жизни. Даже очиститель воздуха уничтожен.
   Он сполз на пол и закрыл лицо руками.
   Некоторое время все молчали, находясь под впечатлением апокалиптического действа битвы, саги поражения.
   — Там, на Инисфаре, они должны быть благородны, — наконец проговорил Ты, — У них все ещё действуют правила войны. Они придут и заберут нас. Они должны достойно поступить с нами.
   Запаянный прохрипел из своего угла:
   — Ты ещё издеваешься! Тебя надо убить!
   — Давайте убьём его, — предложил Одноглазый, но сам не шевельнулся.
   Сейчас они все — опухоль на теле Вселенной; опухоль, чьи разговоры вряд ли уместны.
   — Я чувствую полное успокоение, — произнёс Ты. — Битва завершилась. Мы достойно проиграли. Взгляните на полуживого от усталости капитана. Он хорошо сражался, изобретательно. На нем нет вины за то, что мы проиграли. Он не должен испытывать угрызения совести. То же и с нами: познание будущего — не в наших руках. Вскоре они будут здесь, чтобы забрать нас и предать благородному суду на Инисфаре.

7.

   Воздух уже стал почти невыносим, когда эмиссары с Инисфара прибыли, как и предсказывал Ты. Они быстро пробрались в носовой отсек, собрали полуживых людей и переправили на свой корабль.
   На предельной скорости корабль устремился к Инисфару.
   Разбитый флагманский корабль оуленян предоставили самому себе.
   Ты оказался в отдельной каюте с Примом и двумя генералами. Два последних, раздавленные величием последних событий, сидели рядом, не разговаривая, словно две мумии. Прим находился в лучшей форме, но шок от происшедшего сказался только теперь, и он лежал на кушетке и трясся всем телом. Вот почему Ты одиноко стоял у иллюминатора, глядя на приближающийся Инисфар.
   Планета, которая так долго играла заметную роль в Галактике, представляла собой интересный объект для наблюдения в эти последние дни своего существования. По её экватору вращались два кольца — одно вне другого. Первое — естественное — состояло из обломков Луны, разрушенной неожиданным взрывом древнего корабля при его приземлении в порту Ири. Второе кольцо являло собой не что иное, как свалку. Разбитые корабли не подлежали захоронению на Инисфаре ещё столетия назад, ибо считалось неэстетичным хранить эти груды металла; весь металлолом хранился на орбите внешнего кольца. Со временем кольцо разрослось до пяти—десяти миль толщиною и нескольких сот — в длину. Ужасным его не считали; а, наоборот — видя в нём прекрасное — возвели в ранг одного из чудес Галактики. Оно переливалось, словно инкрустированное алмазами одеяние, каждый дюйм металла которого отполирован бесконечной и неустанной щёткой метеорной пыли.
   Корабль, где находился Ты, совершил посадку на светлой стороне планеты. Видимое в это время второе кольцо обрамляло планету, как арка вокруг Рая.
   Инисфар слез и радости, забытый неблагодарной памятью и затянувшимся временем.
   После небольшой задержки Ты и другие сошли на землю. Их перегрузили на небольшой флайер и доставили в здание Суда Высочайшего Сюзерена города Новый Союз. Экипаж флагманского корабля отправили в одно место; десантников, все ещё находившихся в замороженном состоянии, — в другое, а Тебя и трех офицеров провели в комнату, размерами чуть больше спальни.
   Принесли пищу, но ел только Ты, добавляя из принесённого с собой запаса.
   Сановники различного ранга приходили в комнату. Большинство из них уходило в печали, не сказав ни слова. Через узкое окно Ты смотрел на тюремный двор, в одном из углов которого рос прекрасный крапивник.
   Праздно стояла небольшая группа подавленного вида мужчин и женщин, вяло обмениваясь репликами.
   Приходили адвокаты. И становилось понятно, что готовится суровое решение.
   Неожиданно последовал приказ охранникам.
   Тебя и трех командиров охватило волнение, когда всю группу доставили в Мраморный зал для аудиенций, и вы предстали перед Высочайшим Наследным Сюзереном Инисфара и Региона.
   Бледный мужчина, затянутый в строгий чёрный фрак, полулежал на огромном диване. Его лицо, изрезанное глубокими морщинами, излучало апатию, хотя глаза светились ясно, и голос звучал твёрдо. Голову он держал прямо, что Ты не преминул заметить.
   Он лениво окинул Тебя с ног до головы, взглянул на остальных, словно определяя положение каждого, и, наконец, обратился к Тебе как к старшему, без вступления и напрямик:
   — Вы, варвары, своими неразумными деяниями принесли разрушение.
   Ты склонил голову и иронично заметил:
   — Мы сожалеем, если нарушили покой великой империи Инисфар.
   — Тьфу! Я не имел в виду империю.
   Он взмахнул рукой, словно империя — это так, сущая безделица, и ему недосуг думать о ней.
   — Я имею в виду сам Космос, с благоволения которого мы существуем. Силы Природы ослабли.
   Ты испытующе взглянул на Сюзерена, но ничего не сказал.
   — Сейчас я вам попытаюсь объяснить последствия, которые могут вызвать ваши действия, — продолжал Высочайший. — Я делаю это в надежде, что вы умрёте, хотя бы немного понимая, что наделали.
   Трудно представить себе, какая древняя наша Галактика. Недавно философы, теологи и учёные собрались вместе, чтобы рассказать о продолжительности её жизни, о том, что конец её близок, но точно не определён.
   — Ходили такие слухи, — пробормотал Ты.
   — Я рад, что эти мудрые вести так быстро распространились. За эти последние несколько часов мы узнали, что Галактика, словно старое покрывало, трещит под своим же весом — разрушается; что это— конец всему — прошлому и будущему, конец всему человечеству.