Пока Мацан ходил за своей сумкой, Сергей успел отказать трем таксерам и двум частникам. Но когда они встали около остановки рейсового тридцать девятого, лихо подвернул разбитной дядя, широким жестом распахнул перед ними дверцы, Сергей, не уверенный, собрался было отказать и этому, но Мацан пригласил Сергея на заднее сиденье . Сергей, не зная его планов, полез в машину, Мацан захлопнул дверцу : "На Исаакиевскую площадь !" и они тронулись.
Сергея прервал молчание первым : "'Духи' загнали нас к сбросам, мы ушли по веревкам в каньон... " Мацан повернул лицо к нему. "...Витаса там ранило в спину..." и снова взглянул на Мацана. Тот ждал. "Всю ночь просидели, утром похоронили. Потом спустились к Тарину, снова напоролись на 'духов'...Суток трое пробирались - там кишлаки одни, вышли в предгорья Шах-Максуда, нас подобрали 'вертушки'...""Где похоронили ?" - Сергей не понял, заметил, как водитель повернул в их сторону ухо и сказал : "...В песке - в каньоне песчаная поляна, я такие видел в Фанских горах!" Мацан, смотря через лобовое стекло, кивнул. Таксист схватился за руль, объехал иномарку, вдруг решившую прямо из дальнего ряда свернуть направо на Благодатную, и крякнул. До Московских ворот ехали, не проронив ни слова. Мацан, казалось, ждал продолжения рассказа Сергея. "...А ретранслятор тогда не поднимали - не было. Кагэбэшники на следующий день смотались, Михалычу дали п...лей, за то, что не обеспечил движение по трассе. Все, что было, бросили туда...Самое интересное, что никто ни о чем не спрашивал !" "Осадчего поставили на роту ?" - прервал Мацан. "Временно. Потом, я уже получил приказ, прислали молодого, энергичного из Венгрии!"
Такси выехало на Сенную, полетело по переулку Гривцова. Мацан велел остановиться на набережной Мойки, едва машина свернула налево.
Разгулялась по-летнему жаркая погода, ни единого облачка на небе, ни дуновения. Мацан сказал : "Я ведь из Ленинграда, не был лет десять, как кончил школу!" "Ты где жил ?" "На Писарева..." "Так мы соседи, а я - на Красной! А в какую школу ходил ?" "В двести тридцать пятую..." "На Пряжке..." "Да, напротив дурдома..." Сергей по-новому посмотрел на Мацана снова в нем было чужое, на этот раз серый костюм.
"Пошли по Герцена !" - предложил Сергей и, не ожидая согласия Мацана, пошел первым наискосок через широченный Синий мост, Мацан слева от него. Сергей по привычке шел очень быстро, Мацан легко принял его темп.
"Мы уже через два часа были около того спуска..." - глядя прямо перед собой, начал Мацан. Глаза его сузились, щека изредка дергалась. "Полчаса перекуривали. Кадышев стал совсем плох, наверх еще кое-как доплелся, а вниз тащили по очереди на себе. Очень был извилистый каньон - просматривался сверху метров на сто, а потом вилял из стороны в сторону. И очень крутой..." "Провалились ?" - спросил Сергей, вспомнив телефонный разговор. "Я до сих пор не понял, что произошло, очнулся уже в трещине, чувствую, как стою на чьих-то плечах, и медленно-медленно погружаюсь..." "Да-а" вздохнул невпопад Сергей. "...Потом каким-то образом оказался наверху, на снегу, пальцев не чувствую, глянул, а ногти сорваны...Отросли уже за несколько лет!" добавил, заметив, что Сергей стал приглядываться к его рукам. "...Рядом со мной - Гусь. Я его растирать, он ни слова не произнес, даже не стонал, только кожа хлопает на ребрах и синее пятно на них, как чернила вылиты...Ребра пропороли легкие, изо рта пузырьки. Как я его вытянул?..С ледника сползли, а он уже не шевелился...Тихо умер..."
Они вышли на угол улицы Писарева к игрушечному особняку и, не сговариваясь, пошагали вдоль Адмиралтейского канала, тогда еще канала Круштейна.
"...Можешь дальше себе представить - в горах, один, без всего, с одним ножом. Решил пробраться к месту высадки, но там сплошной крутяк, стал обходить - путь-то один был - все время налево, по каким-то ущельям, набрел на речушку, пошел вниз по ней, вылез на мокрые камни, не удержался и слетел...Глаза открыл - передо мной сидит, молодой, лицо мне отирает.Руками пошевелить не могу, оказалось, от слабости. Поодаль - старик, еще несколько, помоложе, все с ружьями...Ребятишки заглянули раз, их плеткой погнали..."
Сергей припомнил свое блуждание и некоторое время слушал вполуха. Но Мацан рассказывал будто самому себе : "...Оказались каким-то захудалым родом из гильзаев, но гордые !..Насчет меня приходили не раз, и торговались, и просили. Одну делегацию поперли, чуть не застрелив прямо в юрте...Кочевали по равнине... Однажды, холодно было, засобирались спешно, меня силком усадили на верблюда, пацан его хворостиной гонит, а тот солидно вышагивает...Потом, слышу стрекот, наравне со мной, метрах в пятистах 'вертушки'...Верблюд все так же чинно ноги переставляет, теперь я уже всех их подгоняю, ору, они от страха к ущелью, меня бросили. Я на верблюде, как падишах, вокруг пусто, а 'вертушки' наконец меня разглядели и заходят на боевой разворот...Ко мне бежит длинная дымная полоса, я верблюда луплю по бокам, а он ни на миг не ускорился, как шел, так и въехал в ущелье...Полоса от меня метрах в пяти оборвалась, верблюда под зад воздушной волной поддало, он - меня, а я метров десять в горизонтальном полете влетел между скалами...'Вертушки' еще повыли, покрутились, а мне и в голову не пришло, что это свои!.. Потом, совершенно внезапно нагрянули западники, немцы-журналисты, одна - молодая, из Гамбурга. То ли меня стало жалко, то ли они свой интернациональный долг исполняли! Со мной разговаривали, Ульрика по-русски свободно чешет, оказалось, жила в 'гэдээре', уехала к родственникам на Запад...А бабаи сообразили, что за меня можно содрать, стали меня прятать. Раз несколько суток продержали в каменной дыре - просто тяжеленной плитой завалили и ни есть, ни пить, под себя ходить. Ходить только нечем было! Но Ульрика оказалась упрямой. Однажды меня приодели, повезли под конвоем, долго-долго везли. Прибыли в Пешавар.
Жили месяц в каком-то караван-сарае. Каждый день разные люди, головорезы, обкурившиеся, просто оборванцы, все оружием трясут. Меня разглядят - нож в руку, бороду рвет. Мои телохранители, таких бы нам в контингент, сидят невозмутимо, перед ними уже толпа собирается, чуть только подходит на три метра, плюху...
Устроили встречу с нашим консулом. Этот поставленным комсомольским голосом мне : 'А почему вы не пытались установить контакт с советским командованием или решили отсидеться?..' Я был уверен, что хоть фамилию спросит, аллах с ним, именем, покраснел, стыдно стало. Перед Кудратуллой. Афганцы-то все поняли, меня по спине незаметно похлопывают. А этот вдруг :'Ваши товарищи, между прочим, нашли в себе мужество поднять восстание...' Я глазами хлопаю, в горах о чем услышишь, кроме воя ветра. Ула, тоже присутствовала, извинилась перед этим скотом, рассказала мне. Никто не понял, реакция все-таки осталась, этому в рыло, ко мне - полиция, охрана, мои - за ружья. Ульрике губу разбили, меня отметелили...В общем, Родине такой хам стал не нужен !"
Сергей же вспомнил, как давно, по телевизору, в программе 'Время' сообщили о восстании 'советских военнослужащих, незаконно удерживаемых на территории Пакистана'. Его трясло потом целую неделю, от слов - '...несмотря на требования советского посольства...'
"...Самое смешное, что после такой выходки, я стал цениться выше. Со мной разговаривали какие-то субъекты, подозреваю - бывшие белогвардейцы, предлагали вступить в воинство Аллаха. А отказываться стало трудно - меня, как сообщила Ула, вычеркнули из всяких списков...Потом снова вернулись в Афганистан, запихнули в вонючую кошму, проходили через наши заставы. Я даже слышал, как над моей головой разговаривали по-русски...Не поверишь, ревел, молил, чтобы обшмонали бабаев! Пытался бежать, догнали, к счастью, мои же хозяева, иначе бы до сих пор торчал в Азии..."
Сергей с удивлением слушал правильную, почти литературную речь, пропал даже иностранный акцент, а сама речь носила неистребимый питерский отпечаток. Мацан, увидев, что Сергей задумался, прервал рассказ : "Удивляешься ? Я по-русски впервые за три года говорю только сейчас, из русского помню только школьную грамматику, согласования падежей и прочее. Пока жил у кочевников, забыл даже фамилию Михалыча. Михалыч и все..." Сергей, кстати, сам не помнил фамилии командира полка, в голове пополз список, но Михалыч в него не попал. Сергей тряхнул головой : "Как ты оказался в Гамбурге ?" Мацан хотелось выговориться, он продолжил с места, на котором остановился : "...Даже жениться уже собирался, у вождя дочке пятнадцать исполнилось, я, правда, прикинул, что - тринадцать, у них календаря нет, живут по лунной хиджре...В общем, невеста в самый раз! Меня уже отпускали одного бродить по окрестностям, для страховки ошивался рядом Кудратулла..." Мацан с удовольствием неторопливо произнес 'ошивался'.
"...Но идти было некуда! Немцы пропали надолго!..
И однажды я оказался под Сеидгаром. Ушел на несколько дней, совершенно свободно. Наши не летали, о русских не слышали, край будто вымер. Мне захотелось обследовать хребет Джаншах, так сказать, на свободе! Место, где ты залез, мне даже и сейчас страшно вспоминать, но там оказалось множество узеньких ущелий, каньончиков, по которым можно было пройти весь хребет насквозь. И в одном ущельице я наткнулся на крыло, точнее, часть крыла...Самолет задел, вероятно, вершину и разлетелся по нескольким ущельям...А в другом, километрах, в пяти, намертво застрял фюзеляж! Я пошнырял кругом, полез вовнутрь...Знаешь, за чем нас посылали ?.." - Мацан впервые через несколько лет в упор глянул Сергею в лицо. Сергей дрожал от необъяснимого волнения. "Нашим афганским друзьям посылали валюту!.. Я разыскал все три мешка, валюта слегка заплесневела, но целой оставалось еще много...Я одурел, стал лихорадочно соображать, как я это все потащу через границу, потом принимался считать пачки, потом перетащил мешки в пещеру... Никогда, даже после, не видел столько денег! Мне захотелось переодеться, отмыться в душе!.. Я возвратился в жалкую юрту кочевников в настроении, как будто мне осталось провести последнюю ночь в грязи. Потом ясно понял, что это ничего не изменит, провалялся неделю в лихорадке! Когда встал на ноги, меня снова понесло к тайнику. Пришлось таиться еще пару месяцев, как вдруг опять нагрянули немцы. Ульрика с отчаянием сообщила, что за меня назначили огромный выкуп, а деньги может дать только какой-то их фонд помощи военнопленным... Сколько, ору ей, а она только качает головой : "Целых сто тысяч долларов..." Я упал от дикого хохота, я хохотал, никак не мог остановиться, выскочили бабаи, не решаются ко мне подойти, а я хохочу и сквозь слезы переспрашиваю, 'сколько ?', и меня снова крючит... Пришел в себя, спросил, кому отдавать и возьмут ли наличными...Ула подумала, что я уже съехал, особенно, когда попросил три дня, но, слава богу, оказалась достаточно умной...Как я доставал деньги, точнее, вынимал из мешка, это отдельный детектив. Прежде всего, надо было усыпить подозрение кочевников, с чего вдруг меня потянуло в горы...Я сказал, что нашел могилу друга ('бачи', стал немного разговаривать), у них все-таки понятия выше наших. Вождь Сафиулла - благословил меня, мне до сих пор стыдно за обман, не поверишь!.. В общем, притащил эти жалкие сто тысяч, всего десять пачек стодолларовых купюр, незаметно пихнул Ульрике, поместились в сумку от фотоаппарата. Потом разыграли целый спектакль - другой немец отлучился на три дня, якобы за деньгами. Больше всего страха было, чтобы у Улы не обнаружили раньше времени или не украли! Выкупали меня без меня, немцы сидели целый день в юрте с вождем, еще приехал какой-то представитель 'духов'. Меня позвали, когда уже деньги передали, представитель на хорошем английском предупредил меня, чтобы я не поднимал более оружия, иначе ждет кара аллаха, тем более за меня поручились западные государства - это он мне сказал. Чуть меня снова не охватила истерика, Ула, молодец, сдерживала меня...
Когда кончилось сидение, я заметил, что афганцы вроде бы жалеют, что продешевили, а может, что со мной расстались, метил я все-таки в зятья вождю, черт знает...На границе с Пакистаном обошлось без приключений, границу охраняли 'зеленые', ограничились фотоаппаратом. Немецкое посольство успело оформить визу, пока я торчал в Афганистане. Тогда казалось, что это невероятно скоро, теперь-то я немецкую бюрократию хорошо знаю, когда увидел на календаре июль 1985, понял, что не скорость надо благодарить...В Германии через год дали вид на жительство...Родина, вроде, меня помиловала, так что живу пока в Германии, вольном городе Гамбурге !"
Ноги сами вели их - они незаметно для себя миновали Конногвардейский бульвар и выходили на Дворцовую площадь. Площадь уже переставала быть символом официоза - трибуны частью разобрали, частью свезли, оставшиеся являли вид полуразрушенный. "Все так же..." - кивнул на сооружение Мацан. Сергей, отсутствующе оглядев их , согласился. Когда Мацан рассказывал, он время от времени переставал слушать и тайком приглядывался к спутнику капитан несмотря на безостановочный разговор, тем не менее отдалился еще больше, он не был неуверенным, просто замкнулся. И еще, Сергей понял ясно, что у него не было никакой цели приезда... Разговор, между тем, заглох. Они все-так же быстро шагали мимо Нового Эрмитажа. "Ты женат? Где работаешь?" спросил Сергей. "Не женат. Не хочется. На Ульрике мог бы жениться, но она относится ко мне, как врач - что болит, чего не хватает...Познакомиться негде, не в гаштете же, у них отношение к браку как к бизнесу - помолвка, брачный контракт... Это, если хочешь стать своим! А так, баб навалом - и негритянки, и турчанки, и наши... Русских видеть не хотел, резать так резать. Один раз только уговорили зайти, эмигранты, так и не понял, немцы, евреи или диссиденты : Россия - страна рабов, Запад - скука, нет широты души... Если уезжаешь навсегда, так забудь, что было... Тем более, диссиденты, борцы за свободу... " - Мацан махнул рукой. В нем было необычное противоречие, между тем капитаном, командиром роты головорезов, и человеком в сером костюме, не чуждым размышлениям. "Леша !" - неожиданно для себя сказал Сергей. Мацан вздрогнул : "Имя помнишь!" "Удивляешься ? Я же помню, как Горелый к тебе обратился..." Мацан заходил желваками. "Ты сам-то ничего не забыл!" "Если бы забыл, то никогда бы не прилетел!" - глаза у Мацана были сейчас не колючими, а усталыми : "С такой радостью улетел, потом всякие хлопоты - бумажки получить, там подписать, страховки, уйма бумаг, побольше, чем у нас...в Союзе...или как вы сейчас называетесь !" "Пока РСФСР !" "...Когда остался один в квартирке - мне этот Gehilfsstiftung снял повалился на постель, телевизор включил, ничего не понимаю. Мельком о России сказали, а я уже как посторонний смотрю, не заметил как заснул. Отсыпался несколько дней...
Журналисты пронюхали, первую неделю прямо охотились. На курсы немецкого пошел, я - к восьми утра на занятия, до двух, пешком по городу до квартиры и никуда не выхожу, сплю, учебники читаю, телевизор смотрю. Ульрика предлагала на выходные туда-сюда скататься, я за полгода, пока курсы не закончились, никуда не ездил. Устроился в туристическую фирму, группы по Европе сопровождал. Однажды такая тоска накатила, попалось объявление в legion etrangere, плюнул - на работу не пошел, поехал во Францию, отбираться. Под Парижем у них база. Кроме меня, всякий сброд, хотя трое было ребят профессионалов, один точно 'афганец', вроде меня, вздрогнул, когда я к нему, будто невзначай, по-русски обратился. Но изобразил 'I don't understand you', я вначале хотел ему по морде дать, сука, своего языка стыдится. Потом себе сказал 'сам, мол, кто'... Французы от меня пришли в дикий восторг, отобрали из сотни пятерых - меня, конечно, парня этого, негритоса и двух еще. Последние двое просто шпана какая-то. Мне говорят, что меня пошлют на спецподготовку, чтобы уже через месяц в дело... Я все-таки офицер, переспрашиваю, в каком звании. Те даже удивились, переглянулись, рядовым, а как вы хотели! Я тут же, ни слова не говоря, вышел. Пятьсот франков жалко стало. С работы меня, натурально, поперли. Я - на биржу труда, мне - вы не гражданин Германии, я - к Ульрике. Стыдно!.. Она мне сначала лекцию прочитала о капиталистических отношениях. Отчитала меня как мальчика! А куда мне идти, что знал - забыл, умею только убивать и производить разведку. В их армию ! Не возьмут ! В security - мне это вот! Пошел тренером в спортивный клуб каратэ. Для начала потребовали от меня диплом, причем немецкий, на худой конец международный. Откуда я бумаги возьму, в общем, пришлось одалживаться, пойти на курсы тренеров. Слава богу, опыта боевого с избытком, диплом выдали через неделю. Теперь - старший тренер в Jugendsportklub, от учеников отбою нет!" "Сейчас, надеюсь в отпуске !" Мацан усмехнулся : "Я теперь добропорядочный бюргер." Сергей предложил : "Присядем!"
Они уселись на скамейке на центральной аллее Марсова поля, за спиной Суворова. Сергей кивнул на длинный фасад : "Здесь мать моя работала". Мацан думал о своем. "Сергей, ты знаешь, хожу по своему городу и не верю, что когда-то здесь жил. Как будто в тумане". Сергей смотрел на него, стараясь припомнить капитана Мацана, видел перед собой человека с дрожащими, как мираж, чертами и никак не мог представить его себе целиком - лишь отдельные движения, подергивание лица, неожиданно для самого себя спросил : "Почему ты позвонил мне ?" Мацан медленно поднял глаза : "...Ты ведь был последний, с кем я разговаривал. Потом..." И он встал : "...Ты прикрывал мне спину..." Сергей не выдержал, скривился рот, он отвернулся. "Пошли дальше..." Голос Мацана прозвучал глухо, как вчера, в телефоне. Сергей медленно встал, они пошли рядом, не глядя друг на друга, дальше, на блеск золотого шпиля Инженерного замка...
Сергей проводил Мацана до 'Астории', что-то удерживало Сергея предложить ему остановиться у него дома, потом до него дошло, что его бывший командир - иностранец, то есть паспортный контроль, виза, приглашение...Да и они не были они так близки, просто Мацану нужно было понять, что у него еще оставалось дома, из-за чего стоило возвращаться!
Сергей попытался вызвать в себе зависть к воскресшему капитану, но находил только равнодушие. И еще он ясно понял, что Мацан тогда, несколько лет назад, в ущелье, испугался... Сергей не стал лезть дальше в сумраки чужой души. Потому что почувствовал, как очутился на краешке бездонного колодца собственной...
Сергей доехал на электричке, от которой было всего десять минут ходу. Дома он уже был в девять вечера. Жена удивилась, что он не прошел на кухню по своему обыкновению после долгих прогулок, и лег спать в десять часов. "Рано на работу!" - объяснил он жене.
Он провалился в темноту до четырех утра. Встал, тогда и увидел, что еще четыре часа. Над крышами едва заметно отливало голубовато-розоватое свечение. Сергей поежился от предутреннего холода и устроился возле теплой жены, доспать - доваляться пару часов.
... Он стоял на каменном склоне, поросшем жидкой травой, между зубчатыми гребнями. Выше оставался перевал, с которого он только что спустился. Под ним расширялось книзу ущелье, заваленное изъеденными ржавым лишайником камнями. Между валунами сновали огненные силуэты, застывали и через некоторое время до него доносился унылый свист... Сурки...Выход из ущелья скрывался под мореной. Ему оставалось только, перескакивая с камня на камень, выйти к дороге...Он был один, не считая автомата, он знал точно, что не страдал ни от голода, ни от жажды... Только вниз !
Сергей подтянул штаны, ремень автомата и сделал шаг. Поднял глаза от ботинок и замер... По камням поднимался человек...
Ему сперва хотелось крикнуть, но что-то в походке человека было такое, что он застыл на месте. Человек двигался размеренно, неутомимо, как механизм, прямо к нему. Сергею показалось, что свист сурков и завывания сзади на перевале поглотились ватной тишиной... Он попытался отойти в сторону, присесть, чтобы его не заметили, но ноги не сгибались.
Идущий скрылся под каменным выступом. Сергей помчался назад, к оставленному им перевалу в мертвой тишине, не слыша стука ботинок...И оглянулся...Страшный озноб сковал тело...
Человек вырастал над перегибом в пятидесяти метрах от Сергея, постепенно, сначала шапка, походившая на панаму, незнакомое, загорелое лицо, плечи, распахнутый жилет на голой груди, пятнистые штаны, высокие ботинки... Ярко озаренный солнцем !
Он шел на Сергея, бесшумно ступая по камням, не замедляя и не ускоряя шагов. Сергей, не в силах оторваться от него, начал мелко дрожать.
На голове человека была обычная вылинявшая армейская панама, которую довелось носить и Сергею. На правом плече покоился ручной пулемет. Взгляд Сергея опускался ниже и он не мог понять, что находится на груди под развевающимися полами жилета. Другая рука человека мерно отмахивала в такт шагам. Когда он подошел на десять шагов у Сергея встали дыбом волосы... При каждом шаге открывалось красное мясо на теле, лишенном коже. Сергей видел, что кожа была содрана от пояса до кончиков пальцев, в точности как 'рубашки', которые снимали с пленных 'духи'. Красный палец с черным ногтем легко касался спусковой скобы на пулемете. Красная ладонь с веером кровеносных сосудов раскачивалась как маятник. На груди - сизые мышцы, перевитые красной паутиной, в запекшейся крови. Сергея не тошнило - он окаменел. И внезапно в поле его зрения попали закрытые глаза на загорелом лице. Но фантом двигался легко, не спотыкаясь, и стало ясно, что он пройдет, не задев его. Сергей против своей воли поворачивался к нему и, когда их разделяло несколько метров, веки шагавшего начали раскрываться, открывая мертвые глаза, в упор глядящие на Сергея. Те глаза не отрывались от его глаз, и...улыбка раздвинула плотно сжатый мертвый рот... Голова в панаме со скрипом повернулась к Сергею, ему даже показалось, что она кивнула ему, чуть прикрыв, будто успокаивая, веки, и человек пошел выше, к перевалу. Сергей, как зачарованный, следил за исчезавшей за перегибом склона фигурой, сначала пропали ботинки, медленно укорачивались ноги, пропал пулемет на плече, а когда к Сергею вернулся слух, оказалось, что вместо панамы он смотрел и смотрел на дальний выступ на склоне...
Сергей со стоном сел. Снова и снова улыбка на мертвом лице вставала перед ним... Он понял, кого встретил. Среди не только русских, но и афганцев ходили слухи о 'черном' спецназовце, афганцы называли его 'караджахид', призраке оставленного в горах трупа. Утверждали на полном серьезе даже, что тот, на кого посмотрит 'черный' спецназовец, скоро умрет, много еще и другого болтали, особенно после стакана спирта...
Сергей открыл глаза и вскочил. Было ровно шесть часов...
...В вертолете Сергей пришел в себя. Оттолкнув от себя удерживающие его руки, прижался к стеклу - бесконечно стелилась коричневая равнина, надвинулась каменная гряда, машина легла на борт и каменная стена величественно откатилась в сторону, открывая новые стены. Потемнело в глазах... Посадку совершили в Кандагаре. Сергей, едва живой, выбрался наружу и, пока шла суета вокруг, просидел, роняя поминутно голову, прислонясь к обшивке. Федоров не вылезал из вертолета. К Сергею несколько раз подбегали, что-то спрашивали, он что-то говорил. Когда солнце уходило за линию холмов, вылетели в расположение полка. Сергей, измотанный тряской и грохотом, вывалился из машины уже в полной темноте.
Проснулся он ни свет ни заря, к удивлению, в своей палатке, на койке, на которой тогда спал офицер с аккуратненькой бородкой. Ветерок с гор свежил, Сергей сел на землю у самого входа и подставил лицо холодным ласковым дуновениям. Только бурчало и крутило в животе.
Он вдруг сейчас заметил снежные пики над коричневой грядой Мазара. Пики были похожи на далекую ровную цепочку белых облачков, таявших на свету.
Сергей узнавал привычный пейзаж вокруг себя - ангары, возле которых стояли вертолеты, радиомачта, палатки, бубнящие голоса... Он пошел к штабу. Около штабных палаток было пустынно - никого, кроме часовых.
Перед Сергеем выскочил человек в трусах - задернувшийся полог палатки заглушил брань. Человек, стуча зубами, рвался зайти обратно, но был выбрасываем, едва его голова скрывалась внутри. Сергей молча отодвинул его, вошел. Матерясь, слезли с ближайшей койки, подошли к нему : "Уеб...ще , еще не понял..." Сергей почувствовал, как в его плечо вцепилась жаркая рука. Короткая возня, вцепившийся отлетает во тьму. Сергей, понизив голос : "На выход !" и вышел наружу. Выходящий, не стесняясь присутствия офицера, ударил в поддых солдата, прыгавшего около входа, и не спеша подошел к Сергею. "В чем дело ?" "...Молодой, припух совсем" - мотнул головой налево выведенный Сергеем. "Иди !" - отпустил Сергей первого и тот, колотясь, полез за полог. "...Ты чего выеб...ся, гнида !" Парень, выше Сергея, с искренним возмущением заговорил: "Товарищ лейтенант, так молодой оборзел..." Сергей неожиданно для себя резко пригнул голову в жестких волосах так, что солдат бухнулся на колени. "Встать !" - и Сергею захотелось разбить ногой лицо упавшего. Тот, почувствовав по голосу, опасливо поднялся. Но гнев Сергея исчез, он коротко бросил : "Вон !" и, не дождавшись, пошел.
Около штабных палаток перетоптывались часовые в ватных бушлатах. Сергей знал, как с надеждой, будто от воскресения из мертвых, встречаешь рассвет. И невольно улыбнулся, порадовавшись за промаявшихся людей.
Они заметив его, насторожились. Узнав Сергея, старший караула послал одного из часовых в палатку. Через секунду караульный вернулся : "Товарищ подполковник приказал впустить...". Сергей дернул левым плечом - автомат висел, как всегда, положил возле входа и шагнул за задернутый полог в освещенное пространство.
Перед ним за столом одиноко сидел Михалыч. Сергей за шаг от стола вытянулся, успел произнести : "Лейтенант Зандер..." , как Михалыч встал и показал ему на стул : "Садись !" Сергей сел, не отрывая глаза от командира полка. Минуты две они молчали. Подполковник сначала смотрел жестко, потом выражение его лица стало просто усталым, он отвел взгляд : "Да-а..."
Сергею стало неловко за него, он бегло осмотрел нехитрую обстановку штаба, увидел на свои грязные руки -- от малейшего толчка на них из-под запекшейся корки набухали капли крови и от нарастающего зуда хотелось разодрать кожу. "...Не отдирай !" услышал Сергей и поднял голову.
Подполковник мялся, не зная с чего начать, и Сергей сказал : "Мы напоролись на засаду...Там, где нас должны были снимать..."Михалыч кивнул. Сергей собирался доложить о бое, но неожиданно спросил : "Почему не было ретранслятора ?.." Михалыч выдержал его взгляд, резко поднялся, суетливо пробежался несколько метров, сел обратно : "Не было !" Его серые глаза разгорелись огнем : "...Не было, не поднимали !" Сергей, не ожидавший истерики от командира полка, растерялся. И вдруг неистовая сила вздернула его со стула : "...А своих бросать ! Б...дь, было ?!" и грохнул по столу, обрызгав кровью подполковника. Тот вскочил, что-то проорал. "...Не было, а Витаса нет ! И остальных -- нет ! А этот х... есть! Б...дь!.." Сергей был наготове, ожидая, что Михалыч сейчас кинется, и едва сдержался, чтобы не опередить его. Они стояли, почти уперевшись лбами, раскрасневшись. И вдруг оба разом уселись друг против друга. "Пойдешь на роту вместо этого пидера ?" услышал Сергей и, не отвечая, отрицательно мотнул головой. "...Дурак ты !" примирительно сказал Михалыч : "У тебя пойдет!". Он подождал с минуту и, придя полностью в себя, сухо приказал : "Доложись на разводе. Принять взвод. Выполняй." Сергей, не спеша, встал и повернулся к выходу. "...Ну и дурак" -услышал по дороге, но, не задержавшись ни на секунду, отдернул полог палатки и вышел наружу, на плато, сторожившее город в долине...
Ему было уже все равно, что произойдет с ним. Да и что могло уже испугать того, кто видел 'караджахида' -- 'черного' спецназовца...
К о н е ц
Сергея прервал молчание первым : "'Духи' загнали нас к сбросам, мы ушли по веревкам в каньон... " Мацан повернул лицо к нему. "...Витаса там ранило в спину..." и снова взглянул на Мацана. Тот ждал. "Всю ночь просидели, утром похоронили. Потом спустились к Тарину, снова напоролись на 'духов'...Суток трое пробирались - там кишлаки одни, вышли в предгорья Шах-Максуда, нас подобрали 'вертушки'...""Где похоронили ?" - Сергей не понял, заметил, как водитель повернул в их сторону ухо и сказал : "...В песке - в каньоне песчаная поляна, я такие видел в Фанских горах!" Мацан, смотря через лобовое стекло, кивнул. Таксист схватился за руль, объехал иномарку, вдруг решившую прямо из дальнего ряда свернуть направо на Благодатную, и крякнул. До Московских ворот ехали, не проронив ни слова. Мацан, казалось, ждал продолжения рассказа Сергея. "...А ретранслятор тогда не поднимали - не было. Кагэбэшники на следующий день смотались, Михалычу дали п...лей, за то, что не обеспечил движение по трассе. Все, что было, бросили туда...Самое интересное, что никто ни о чем не спрашивал !" "Осадчего поставили на роту ?" - прервал Мацан. "Временно. Потом, я уже получил приказ, прислали молодого, энергичного из Венгрии!"
Такси выехало на Сенную, полетело по переулку Гривцова. Мацан велел остановиться на набережной Мойки, едва машина свернула налево.
Разгулялась по-летнему жаркая погода, ни единого облачка на небе, ни дуновения. Мацан сказал : "Я ведь из Ленинграда, не был лет десять, как кончил школу!" "Ты где жил ?" "На Писарева..." "Так мы соседи, а я - на Красной! А в какую школу ходил ?" "В двести тридцать пятую..." "На Пряжке..." "Да, напротив дурдома..." Сергей по-новому посмотрел на Мацана снова в нем было чужое, на этот раз серый костюм.
"Пошли по Герцена !" - предложил Сергей и, не ожидая согласия Мацана, пошел первым наискосок через широченный Синий мост, Мацан слева от него. Сергей по привычке шел очень быстро, Мацан легко принял его темп.
"Мы уже через два часа были около того спуска..." - глядя прямо перед собой, начал Мацан. Глаза его сузились, щека изредка дергалась. "Полчаса перекуривали. Кадышев стал совсем плох, наверх еще кое-как доплелся, а вниз тащили по очереди на себе. Очень был извилистый каньон - просматривался сверху метров на сто, а потом вилял из стороны в сторону. И очень крутой..." "Провалились ?" - спросил Сергей, вспомнив телефонный разговор. "Я до сих пор не понял, что произошло, очнулся уже в трещине, чувствую, как стою на чьих-то плечах, и медленно-медленно погружаюсь..." "Да-а" вздохнул невпопад Сергей. "...Потом каким-то образом оказался наверху, на снегу, пальцев не чувствую, глянул, а ногти сорваны...Отросли уже за несколько лет!" добавил, заметив, что Сергей стал приглядываться к его рукам. "...Рядом со мной - Гусь. Я его растирать, он ни слова не произнес, даже не стонал, только кожа хлопает на ребрах и синее пятно на них, как чернила вылиты...Ребра пропороли легкие, изо рта пузырьки. Как я его вытянул?..С ледника сползли, а он уже не шевелился...Тихо умер..."
Они вышли на угол улицы Писарева к игрушечному особняку и, не сговариваясь, пошагали вдоль Адмиралтейского канала, тогда еще канала Круштейна.
"...Можешь дальше себе представить - в горах, один, без всего, с одним ножом. Решил пробраться к месту высадки, но там сплошной крутяк, стал обходить - путь-то один был - все время налево, по каким-то ущельям, набрел на речушку, пошел вниз по ней, вылез на мокрые камни, не удержался и слетел...Глаза открыл - передо мной сидит, молодой, лицо мне отирает.Руками пошевелить не могу, оказалось, от слабости. Поодаль - старик, еще несколько, помоложе, все с ружьями...Ребятишки заглянули раз, их плеткой погнали..."
Сергей припомнил свое блуждание и некоторое время слушал вполуха. Но Мацан рассказывал будто самому себе : "...Оказались каким-то захудалым родом из гильзаев, но гордые !..Насчет меня приходили не раз, и торговались, и просили. Одну делегацию поперли, чуть не застрелив прямо в юрте...Кочевали по равнине... Однажды, холодно было, засобирались спешно, меня силком усадили на верблюда, пацан его хворостиной гонит, а тот солидно вышагивает...Потом, слышу стрекот, наравне со мной, метрах в пятистах 'вертушки'...Верблюд все так же чинно ноги переставляет, теперь я уже всех их подгоняю, ору, они от страха к ущелью, меня бросили. Я на верблюде, как падишах, вокруг пусто, а 'вертушки' наконец меня разглядели и заходят на боевой разворот...Ко мне бежит длинная дымная полоса, я верблюда луплю по бокам, а он ни на миг не ускорился, как шел, так и въехал в ущелье...Полоса от меня метрах в пяти оборвалась, верблюда под зад воздушной волной поддало, он - меня, а я метров десять в горизонтальном полете влетел между скалами...'Вертушки' еще повыли, покрутились, а мне и в голову не пришло, что это свои!.. Потом, совершенно внезапно нагрянули западники, немцы-журналисты, одна - молодая, из Гамбурга. То ли меня стало жалко, то ли они свой интернациональный долг исполняли! Со мной разговаривали, Ульрика по-русски свободно чешет, оказалось, жила в 'гэдээре', уехала к родственникам на Запад...А бабаи сообразили, что за меня можно содрать, стали меня прятать. Раз несколько суток продержали в каменной дыре - просто тяжеленной плитой завалили и ни есть, ни пить, под себя ходить. Ходить только нечем было! Но Ульрика оказалась упрямой. Однажды меня приодели, повезли под конвоем, долго-долго везли. Прибыли в Пешавар.
Жили месяц в каком-то караван-сарае. Каждый день разные люди, головорезы, обкурившиеся, просто оборванцы, все оружием трясут. Меня разглядят - нож в руку, бороду рвет. Мои телохранители, таких бы нам в контингент, сидят невозмутимо, перед ними уже толпа собирается, чуть только подходит на три метра, плюху...
Устроили встречу с нашим консулом. Этот поставленным комсомольским голосом мне : 'А почему вы не пытались установить контакт с советским командованием или решили отсидеться?..' Я был уверен, что хоть фамилию спросит, аллах с ним, именем, покраснел, стыдно стало. Перед Кудратуллой. Афганцы-то все поняли, меня по спине незаметно похлопывают. А этот вдруг :'Ваши товарищи, между прочим, нашли в себе мужество поднять восстание...' Я глазами хлопаю, в горах о чем услышишь, кроме воя ветра. Ула, тоже присутствовала, извинилась перед этим скотом, рассказала мне. Никто не понял, реакция все-таки осталась, этому в рыло, ко мне - полиция, охрана, мои - за ружья. Ульрике губу разбили, меня отметелили...В общем, Родине такой хам стал не нужен !"
Сергей же вспомнил, как давно, по телевизору, в программе 'Время' сообщили о восстании 'советских военнослужащих, незаконно удерживаемых на территории Пакистана'. Его трясло потом целую неделю, от слов - '...несмотря на требования советского посольства...'
"...Самое смешное, что после такой выходки, я стал цениться выше. Со мной разговаривали какие-то субъекты, подозреваю - бывшие белогвардейцы, предлагали вступить в воинство Аллаха. А отказываться стало трудно - меня, как сообщила Ула, вычеркнули из всяких списков...Потом снова вернулись в Афганистан, запихнули в вонючую кошму, проходили через наши заставы. Я даже слышал, как над моей головой разговаривали по-русски...Не поверишь, ревел, молил, чтобы обшмонали бабаев! Пытался бежать, догнали, к счастью, мои же хозяева, иначе бы до сих пор торчал в Азии..."
Сергей с удивлением слушал правильную, почти литературную речь, пропал даже иностранный акцент, а сама речь носила неистребимый питерский отпечаток. Мацан, увидев, что Сергей задумался, прервал рассказ : "Удивляешься ? Я по-русски впервые за три года говорю только сейчас, из русского помню только школьную грамматику, согласования падежей и прочее. Пока жил у кочевников, забыл даже фамилию Михалыча. Михалыч и все..." Сергей, кстати, сам не помнил фамилии командира полка, в голове пополз список, но Михалыч в него не попал. Сергей тряхнул головой : "Как ты оказался в Гамбурге ?" Мацан хотелось выговориться, он продолжил с места, на котором остановился : "...Даже жениться уже собирался, у вождя дочке пятнадцать исполнилось, я, правда, прикинул, что - тринадцать, у них календаря нет, живут по лунной хиджре...В общем, невеста в самый раз! Меня уже отпускали одного бродить по окрестностям, для страховки ошивался рядом Кудратулла..." Мацан с удовольствием неторопливо произнес 'ошивался'.
"...Но идти было некуда! Немцы пропали надолго!..
И однажды я оказался под Сеидгаром. Ушел на несколько дней, совершенно свободно. Наши не летали, о русских не слышали, край будто вымер. Мне захотелось обследовать хребет Джаншах, так сказать, на свободе! Место, где ты залез, мне даже и сейчас страшно вспоминать, но там оказалось множество узеньких ущелий, каньончиков, по которым можно было пройти весь хребет насквозь. И в одном ущельице я наткнулся на крыло, точнее, часть крыла...Самолет задел, вероятно, вершину и разлетелся по нескольким ущельям...А в другом, километрах, в пяти, намертво застрял фюзеляж! Я пошнырял кругом, полез вовнутрь...Знаешь, за чем нас посылали ?.." - Мацан впервые через несколько лет в упор глянул Сергею в лицо. Сергей дрожал от необъяснимого волнения. "Нашим афганским друзьям посылали валюту!.. Я разыскал все три мешка, валюта слегка заплесневела, но целой оставалось еще много...Я одурел, стал лихорадочно соображать, как я это все потащу через границу, потом принимался считать пачки, потом перетащил мешки в пещеру... Никогда, даже после, не видел столько денег! Мне захотелось переодеться, отмыться в душе!.. Я возвратился в жалкую юрту кочевников в настроении, как будто мне осталось провести последнюю ночь в грязи. Потом ясно понял, что это ничего не изменит, провалялся неделю в лихорадке! Когда встал на ноги, меня снова понесло к тайнику. Пришлось таиться еще пару месяцев, как вдруг опять нагрянули немцы. Ульрика с отчаянием сообщила, что за меня назначили огромный выкуп, а деньги может дать только какой-то их фонд помощи военнопленным... Сколько, ору ей, а она только качает головой : "Целых сто тысяч долларов..." Я упал от дикого хохота, я хохотал, никак не мог остановиться, выскочили бабаи, не решаются ко мне подойти, а я хохочу и сквозь слезы переспрашиваю, 'сколько ?', и меня снова крючит... Пришел в себя, спросил, кому отдавать и возьмут ли наличными...Ула подумала, что я уже съехал, особенно, когда попросил три дня, но, слава богу, оказалась достаточно умной...Как я доставал деньги, точнее, вынимал из мешка, это отдельный детектив. Прежде всего, надо было усыпить подозрение кочевников, с чего вдруг меня потянуло в горы...Я сказал, что нашел могилу друга ('бачи', стал немного разговаривать), у них все-таки понятия выше наших. Вождь Сафиулла - благословил меня, мне до сих пор стыдно за обман, не поверишь!.. В общем, притащил эти жалкие сто тысяч, всего десять пачек стодолларовых купюр, незаметно пихнул Ульрике, поместились в сумку от фотоаппарата. Потом разыграли целый спектакль - другой немец отлучился на три дня, якобы за деньгами. Больше всего страха было, чтобы у Улы не обнаружили раньше времени или не украли! Выкупали меня без меня, немцы сидели целый день в юрте с вождем, еще приехал какой-то представитель 'духов'. Меня позвали, когда уже деньги передали, представитель на хорошем английском предупредил меня, чтобы я не поднимал более оружия, иначе ждет кара аллаха, тем более за меня поручились западные государства - это он мне сказал. Чуть меня снова не охватила истерика, Ула, молодец, сдерживала меня...
Когда кончилось сидение, я заметил, что афганцы вроде бы жалеют, что продешевили, а может, что со мной расстались, метил я все-таки в зятья вождю, черт знает...На границе с Пакистаном обошлось без приключений, границу охраняли 'зеленые', ограничились фотоаппаратом. Немецкое посольство успело оформить визу, пока я торчал в Афганистане. Тогда казалось, что это невероятно скоро, теперь-то я немецкую бюрократию хорошо знаю, когда увидел на календаре июль 1985, понял, что не скорость надо благодарить...В Германии через год дали вид на жительство...Родина, вроде, меня помиловала, так что живу пока в Германии, вольном городе Гамбурге !"
Ноги сами вели их - они незаметно для себя миновали Конногвардейский бульвар и выходили на Дворцовую площадь. Площадь уже переставала быть символом официоза - трибуны частью разобрали, частью свезли, оставшиеся являли вид полуразрушенный. "Все так же..." - кивнул на сооружение Мацан. Сергей, отсутствующе оглядев их , согласился. Когда Мацан рассказывал, он время от времени переставал слушать и тайком приглядывался к спутнику капитан несмотря на безостановочный разговор, тем не менее отдалился еще больше, он не был неуверенным, просто замкнулся. И еще, Сергей понял ясно, что у него не было никакой цели приезда... Разговор, между тем, заглох. Они все-так же быстро шагали мимо Нового Эрмитажа. "Ты женат? Где работаешь?" спросил Сергей. "Не женат. Не хочется. На Ульрике мог бы жениться, но она относится ко мне, как врач - что болит, чего не хватает...Познакомиться негде, не в гаштете же, у них отношение к браку как к бизнесу - помолвка, брачный контракт... Это, если хочешь стать своим! А так, баб навалом - и негритянки, и турчанки, и наши... Русских видеть не хотел, резать так резать. Один раз только уговорили зайти, эмигранты, так и не понял, немцы, евреи или диссиденты : Россия - страна рабов, Запад - скука, нет широты души... Если уезжаешь навсегда, так забудь, что было... Тем более, диссиденты, борцы за свободу... " - Мацан махнул рукой. В нем было необычное противоречие, между тем капитаном, командиром роты головорезов, и человеком в сером костюме, не чуждым размышлениям. "Леша !" - неожиданно для себя сказал Сергей. Мацан вздрогнул : "Имя помнишь!" "Удивляешься ? Я же помню, как Горелый к тебе обратился..." Мацан заходил желваками. "Ты сам-то ничего не забыл!" "Если бы забыл, то никогда бы не прилетел!" - глаза у Мацана были сейчас не колючими, а усталыми : "С такой радостью улетел, потом всякие хлопоты - бумажки получить, там подписать, страховки, уйма бумаг, побольше, чем у нас...в Союзе...или как вы сейчас называетесь !" "Пока РСФСР !" "...Когда остался один в квартирке - мне этот Gehilfsstiftung снял повалился на постель, телевизор включил, ничего не понимаю. Мельком о России сказали, а я уже как посторонний смотрю, не заметил как заснул. Отсыпался несколько дней...
Журналисты пронюхали, первую неделю прямо охотились. На курсы немецкого пошел, я - к восьми утра на занятия, до двух, пешком по городу до квартиры и никуда не выхожу, сплю, учебники читаю, телевизор смотрю. Ульрика предлагала на выходные туда-сюда скататься, я за полгода, пока курсы не закончились, никуда не ездил. Устроился в туристическую фирму, группы по Европе сопровождал. Однажды такая тоска накатила, попалось объявление в legion etrangere, плюнул - на работу не пошел, поехал во Францию, отбираться. Под Парижем у них база. Кроме меня, всякий сброд, хотя трое было ребят профессионалов, один точно 'афганец', вроде меня, вздрогнул, когда я к нему, будто невзначай, по-русски обратился. Но изобразил 'I don't understand you', я вначале хотел ему по морде дать, сука, своего языка стыдится. Потом себе сказал 'сам, мол, кто'... Французы от меня пришли в дикий восторг, отобрали из сотни пятерых - меня, конечно, парня этого, негритоса и двух еще. Последние двое просто шпана какая-то. Мне говорят, что меня пошлют на спецподготовку, чтобы уже через месяц в дело... Я все-таки офицер, переспрашиваю, в каком звании. Те даже удивились, переглянулись, рядовым, а как вы хотели! Я тут же, ни слова не говоря, вышел. Пятьсот франков жалко стало. С работы меня, натурально, поперли. Я - на биржу труда, мне - вы не гражданин Германии, я - к Ульрике. Стыдно!.. Она мне сначала лекцию прочитала о капиталистических отношениях. Отчитала меня как мальчика! А куда мне идти, что знал - забыл, умею только убивать и производить разведку. В их армию ! Не возьмут ! В security - мне это вот! Пошел тренером в спортивный клуб каратэ. Для начала потребовали от меня диплом, причем немецкий, на худой конец международный. Откуда я бумаги возьму, в общем, пришлось одалживаться, пойти на курсы тренеров. Слава богу, опыта боевого с избытком, диплом выдали через неделю. Теперь - старший тренер в Jugendsportklub, от учеников отбою нет!" "Сейчас, надеюсь в отпуске !" Мацан усмехнулся : "Я теперь добропорядочный бюргер." Сергей предложил : "Присядем!"
Они уселись на скамейке на центральной аллее Марсова поля, за спиной Суворова. Сергей кивнул на длинный фасад : "Здесь мать моя работала". Мацан думал о своем. "Сергей, ты знаешь, хожу по своему городу и не верю, что когда-то здесь жил. Как будто в тумане". Сергей смотрел на него, стараясь припомнить капитана Мацана, видел перед собой человека с дрожащими, как мираж, чертами и никак не мог представить его себе целиком - лишь отдельные движения, подергивание лица, неожиданно для самого себя спросил : "Почему ты позвонил мне ?" Мацан медленно поднял глаза : "...Ты ведь был последний, с кем я разговаривал. Потом..." И он встал : "...Ты прикрывал мне спину..." Сергей не выдержал, скривился рот, он отвернулся. "Пошли дальше..." Голос Мацана прозвучал глухо, как вчера, в телефоне. Сергей медленно встал, они пошли рядом, не глядя друг на друга, дальше, на блеск золотого шпиля Инженерного замка...
Сергей проводил Мацана до 'Астории', что-то удерживало Сергея предложить ему остановиться у него дома, потом до него дошло, что его бывший командир - иностранец, то есть паспортный контроль, виза, приглашение...Да и они не были они так близки, просто Мацану нужно было понять, что у него еще оставалось дома, из-за чего стоило возвращаться!
Сергей попытался вызвать в себе зависть к воскресшему капитану, но находил только равнодушие. И еще он ясно понял, что Мацан тогда, несколько лет назад, в ущелье, испугался... Сергей не стал лезть дальше в сумраки чужой души. Потому что почувствовал, как очутился на краешке бездонного колодца собственной...
Сергей доехал на электричке, от которой было всего десять минут ходу. Дома он уже был в девять вечера. Жена удивилась, что он не прошел на кухню по своему обыкновению после долгих прогулок, и лег спать в десять часов. "Рано на работу!" - объяснил он жене.
Он провалился в темноту до четырех утра. Встал, тогда и увидел, что еще четыре часа. Над крышами едва заметно отливало голубовато-розоватое свечение. Сергей поежился от предутреннего холода и устроился возле теплой жены, доспать - доваляться пару часов.
... Он стоял на каменном склоне, поросшем жидкой травой, между зубчатыми гребнями. Выше оставался перевал, с которого он только что спустился. Под ним расширялось книзу ущелье, заваленное изъеденными ржавым лишайником камнями. Между валунами сновали огненные силуэты, застывали и через некоторое время до него доносился унылый свист... Сурки...Выход из ущелья скрывался под мореной. Ему оставалось только, перескакивая с камня на камень, выйти к дороге...Он был один, не считая автомата, он знал точно, что не страдал ни от голода, ни от жажды... Только вниз !
Сергей подтянул штаны, ремень автомата и сделал шаг. Поднял глаза от ботинок и замер... По камням поднимался человек...
Ему сперва хотелось крикнуть, но что-то в походке человека было такое, что он застыл на месте. Человек двигался размеренно, неутомимо, как механизм, прямо к нему. Сергею показалось, что свист сурков и завывания сзади на перевале поглотились ватной тишиной... Он попытался отойти в сторону, присесть, чтобы его не заметили, но ноги не сгибались.
Идущий скрылся под каменным выступом. Сергей помчался назад, к оставленному им перевалу в мертвой тишине, не слыша стука ботинок...И оглянулся...Страшный озноб сковал тело...
Человек вырастал над перегибом в пятидесяти метрах от Сергея, постепенно, сначала шапка, походившая на панаму, незнакомое, загорелое лицо, плечи, распахнутый жилет на голой груди, пятнистые штаны, высокие ботинки... Ярко озаренный солнцем !
Он шел на Сергея, бесшумно ступая по камням, не замедляя и не ускоряя шагов. Сергей, не в силах оторваться от него, начал мелко дрожать.
На голове человека была обычная вылинявшая армейская панама, которую довелось носить и Сергею. На правом плече покоился ручной пулемет. Взгляд Сергея опускался ниже и он не мог понять, что находится на груди под развевающимися полами жилета. Другая рука человека мерно отмахивала в такт шагам. Когда он подошел на десять шагов у Сергея встали дыбом волосы... При каждом шаге открывалось красное мясо на теле, лишенном коже. Сергей видел, что кожа была содрана от пояса до кончиков пальцев, в точности как 'рубашки', которые снимали с пленных 'духи'. Красный палец с черным ногтем легко касался спусковой скобы на пулемете. Красная ладонь с веером кровеносных сосудов раскачивалась как маятник. На груди - сизые мышцы, перевитые красной паутиной, в запекшейся крови. Сергея не тошнило - он окаменел. И внезапно в поле его зрения попали закрытые глаза на загорелом лице. Но фантом двигался легко, не спотыкаясь, и стало ясно, что он пройдет, не задев его. Сергей против своей воли поворачивался к нему и, когда их разделяло несколько метров, веки шагавшего начали раскрываться, открывая мертвые глаза, в упор глядящие на Сергея. Те глаза не отрывались от его глаз, и...улыбка раздвинула плотно сжатый мертвый рот... Голова в панаме со скрипом повернулась к Сергею, ему даже показалось, что она кивнула ему, чуть прикрыв, будто успокаивая, веки, и человек пошел выше, к перевалу. Сергей, как зачарованный, следил за исчезавшей за перегибом склона фигурой, сначала пропали ботинки, медленно укорачивались ноги, пропал пулемет на плече, а когда к Сергею вернулся слух, оказалось, что вместо панамы он смотрел и смотрел на дальний выступ на склоне...
Сергей со стоном сел. Снова и снова улыбка на мертвом лице вставала перед ним... Он понял, кого встретил. Среди не только русских, но и афганцев ходили слухи о 'черном' спецназовце, афганцы называли его 'караджахид', призраке оставленного в горах трупа. Утверждали на полном серьезе даже, что тот, на кого посмотрит 'черный' спецназовец, скоро умрет, много еще и другого болтали, особенно после стакана спирта...
Сергей открыл глаза и вскочил. Было ровно шесть часов...
...В вертолете Сергей пришел в себя. Оттолкнув от себя удерживающие его руки, прижался к стеклу - бесконечно стелилась коричневая равнина, надвинулась каменная гряда, машина легла на борт и каменная стена величественно откатилась в сторону, открывая новые стены. Потемнело в глазах... Посадку совершили в Кандагаре. Сергей, едва живой, выбрался наружу и, пока шла суета вокруг, просидел, роняя поминутно голову, прислонясь к обшивке. Федоров не вылезал из вертолета. К Сергею несколько раз подбегали, что-то спрашивали, он что-то говорил. Когда солнце уходило за линию холмов, вылетели в расположение полка. Сергей, измотанный тряской и грохотом, вывалился из машины уже в полной темноте.
Проснулся он ни свет ни заря, к удивлению, в своей палатке, на койке, на которой тогда спал офицер с аккуратненькой бородкой. Ветерок с гор свежил, Сергей сел на землю у самого входа и подставил лицо холодным ласковым дуновениям. Только бурчало и крутило в животе.
Он вдруг сейчас заметил снежные пики над коричневой грядой Мазара. Пики были похожи на далекую ровную цепочку белых облачков, таявших на свету.
Сергей узнавал привычный пейзаж вокруг себя - ангары, возле которых стояли вертолеты, радиомачта, палатки, бубнящие голоса... Он пошел к штабу. Около штабных палаток было пустынно - никого, кроме часовых.
Перед Сергеем выскочил человек в трусах - задернувшийся полог палатки заглушил брань. Человек, стуча зубами, рвался зайти обратно, но был выбрасываем, едва его голова скрывалась внутри. Сергей молча отодвинул его, вошел. Матерясь, слезли с ближайшей койки, подошли к нему : "Уеб...ще , еще не понял..." Сергей почувствовал, как в его плечо вцепилась жаркая рука. Короткая возня, вцепившийся отлетает во тьму. Сергей, понизив голос : "На выход !" и вышел наружу. Выходящий, не стесняясь присутствия офицера, ударил в поддых солдата, прыгавшего около входа, и не спеша подошел к Сергею. "В чем дело ?" "...Молодой, припух совсем" - мотнул головой налево выведенный Сергеем. "Иди !" - отпустил Сергей первого и тот, колотясь, полез за полог. "...Ты чего выеб...ся, гнида !" Парень, выше Сергея, с искренним возмущением заговорил: "Товарищ лейтенант, так молодой оборзел..." Сергей неожиданно для себя резко пригнул голову в жестких волосах так, что солдат бухнулся на колени. "Встать !" - и Сергею захотелось разбить ногой лицо упавшего. Тот, почувствовав по голосу, опасливо поднялся. Но гнев Сергея исчез, он коротко бросил : "Вон !" и, не дождавшись, пошел.
Около штабных палаток перетоптывались часовые в ватных бушлатах. Сергей знал, как с надеждой, будто от воскресения из мертвых, встречаешь рассвет. И невольно улыбнулся, порадовавшись за промаявшихся людей.
Они заметив его, насторожились. Узнав Сергея, старший караула послал одного из часовых в палатку. Через секунду караульный вернулся : "Товарищ подполковник приказал впустить...". Сергей дернул левым плечом - автомат висел, как всегда, положил возле входа и шагнул за задернутый полог в освещенное пространство.
Перед ним за столом одиноко сидел Михалыч. Сергей за шаг от стола вытянулся, успел произнести : "Лейтенант Зандер..." , как Михалыч встал и показал ему на стул : "Садись !" Сергей сел, не отрывая глаза от командира полка. Минуты две они молчали. Подполковник сначала смотрел жестко, потом выражение его лица стало просто усталым, он отвел взгляд : "Да-а..."
Сергею стало неловко за него, он бегло осмотрел нехитрую обстановку штаба, увидел на свои грязные руки -- от малейшего толчка на них из-под запекшейся корки набухали капли крови и от нарастающего зуда хотелось разодрать кожу. "...Не отдирай !" услышал Сергей и поднял голову.
Подполковник мялся, не зная с чего начать, и Сергей сказал : "Мы напоролись на засаду...Там, где нас должны были снимать..."Михалыч кивнул. Сергей собирался доложить о бое, но неожиданно спросил : "Почему не было ретранслятора ?.." Михалыч выдержал его взгляд, резко поднялся, суетливо пробежался несколько метров, сел обратно : "Не было !" Его серые глаза разгорелись огнем : "...Не было, не поднимали !" Сергей, не ожидавший истерики от командира полка, растерялся. И вдруг неистовая сила вздернула его со стула : "...А своих бросать ! Б...дь, было ?!" и грохнул по столу, обрызгав кровью подполковника. Тот вскочил, что-то проорал. "...Не было, а Витаса нет ! И остальных -- нет ! А этот х... есть! Б...дь!.." Сергей был наготове, ожидая, что Михалыч сейчас кинется, и едва сдержался, чтобы не опередить его. Они стояли, почти уперевшись лбами, раскрасневшись. И вдруг оба разом уселись друг против друга. "Пойдешь на роту вместо этого пидера ?" услышал Сергей и, не отвечая, отрицательно мотнул головой. "...Дурак ты !" примирительно сказал Михалыч : "У тебя пойдет!". Он подождал с минуту и, придя полностью в себя, сухо приказал : "Доложись на разводе. Принять взвод. Выполняй." Сергей, не спеша, встал и повернулся к выходу. "...Ну и дурак" -услышал по дороге, но, не задержавшись ни на секунду, отдернул полог палатки и вышел наружу, на плато, сторожившее город в долине...
Ему было уже все равно, что произойдет с ним. Да и что могло уже испугать того, кто видел 'караджахида' -- 'черного' спецназовца...
К о н е ц