Страница:
С этих позиций далее и будут рассмотрены основы и проблемы уголовно-процессуального исследования умышленных преступлений, совершаемых по должности и службе. Выбор нами для изучения именно этого криминалистически определенного вида преступлений обусловлен в большей степени тем, что эти преступления, как правило, носят коррупционный характер. А необходимость дальнейшей разработки теории и практики уголовного преследования по фактам коррупции во всех ее проявлениях, как и профессиональной защиты от него, иными словами, сложность теории и практики уголовно-процессуального исследования коррупционных преступлений – очевидны.
И еще одно замечание. В силу основополагающего принципа презумпции невиновности лицо, подвергающееся уголовному преследованию, не обязано доказывать свою невиновность. Защитник в соответствии с позицией подзащитного обязан обосновывать перед органами и лицами, такое преследование осуществляющими, а затем и перед судом необоснованность такового преследования и объективную необходимость решения других вопросов в интересах последнего.
Но в первую очередь дознаватель и следователь обязаны доказать прокурору обоснованность осуществляемого против лица уголовного преследования, а тот при согласии с этим выводом – возбудить в отношении его государственное обвинение, а государственный обвинитель в результате исследования преступления в судебном заседании со своей позиции должен убедительно доказать суду виновность подсудимого.
А потому дальнейшие вопросы мы будем рассматривать в основном применительно к методике уголовно-процессуального исследования преступлений с позиции органов и лиц, осуществляющих уголовное преследование. Разумеется, что в необходимых случаях они будут соответствующим образом интерпретироваться применительно к методическим особенностям этого исследования с позиции адвоката-защитника лица, такому преследованию подвергающегося.
В то же время напомним: основы методики уголовно-процессуального исследования преступлений принципиально едины для всех профессиональных его участников. Все они в той или иной сложившейся для участника этого процесса ситуации «перерабатывают» единый механизм следообразования под углом выполняемой каждым из них уголовно-процессуальной функции, если можно так выразиться, «бьют по одному мячу в противоположные ворота».
§ 4. Должностные и служебные преступления как объект частной криминалистической методики уголовного преследования и профессиональной защиты от него
И еще одно замечание. В силу основополагающего принципа презумпции невиновности лицо, подвергающееся уголовному преследованию, не обязано доказывать свою невиновность. Защитник в соответствии с позицией подзащитного обязан обосновывать перед органами и лицами, такое преследование осуществляющими, а затем и перед судом необоснованность такового преследования и объективную необходимость решения других вопросов в интересах последнего.
Но в первую очередь дознаватель и следователь обязаны доказать прокурору обоснованность осуществляемого против лица уголовного преследования, а тот при согласии с этим выводом – возбудить в отношении его государственное обвинение, а государственный обвинитель в результате исследования преступления в судебном заседании со своей позиции должен убедительно доказать суду виновность подсудимого.
А потому дальнейшие вопросы мы будем рассматривать в основном применительно к методике уголовно-процессуального исследования преступлений с позиции органов и лиц, осуществляющих уголовное преследование. Разумеется, что в необходимых случаях они будут соответствующим образом интерпретироваться применительно к методическим особенностям этого исследования с позиции адвоката-защитника лица, такому преследованию подвергающегося.
В то же время напомним: основы методики уголовно-процессуального исследования преступлений принципиально едины для всех профессиональных его участников. Все они в той или иной сложившейся для участника этого процесса ситуации «перерабатывают» единый механизм следообразования под углом выполняемой каждым из них уголовно-процессуальной функции, если можно так выразиться, «бьют по одному мячу в противоположные ворота».
§ 4. Должностные и служебные преступления как объект частной криминалистической методики уголовного преследования и профессиональной защиты от него
В целом мы согласны с мнением, что «в основе системы частных криминалистических методик (но не их разновидностей) должна лежать уголовно-правовая классификация преступлений, хотя бы потому, что в данном случае делимое событие является уголовно-правовым»[74]. Тем не менее полагаем, что (как это показано выше и о чем более подробно будет говориться и далее) многие самостоятельные в уголовно-правовом отношении деяния с криминалистических позиций, с точки зрения методики их уголовно-процессуального исследования существенных различий не содержат.
Не случайно поэтому, напомним, в настоящее время проблемам криминалистической классификации преступлений в литературе по праву уделяется повышенное внимание. При этом предлагаются различные и, думается, не всегда с прагматических позиций корректные для того основания.
Например, В.Е. Корноухов, положив в основание классификации единые, как ему представляется, закономерности отражения механизма преступлений, совершаемых в отдельных областях жизнедеятельности их субъектов, предложил классифицировать все преступления на совершенные в сфере быта и досуга, в сфере экономики и в сфере жизнеобеспечения общества[75].
Однако в сфере, скажем, быта и досуга совершаются и серийные сексуальные убийства, и такие уголовно наказуемые деяния, как незаконное приобретение наркотиков или публичные оскорбления представителей власти; очевидно, что закономерности отражения механизмов совершения этих преступлений ничего общего между собой в принципе не имеют. Такой же вывод можно сделать, если попытаться сопоставить между собой такие преступления в сфере экономики, как вымогательство или, например, незаконное получение кредита и т. п.
В.В. Николайченко в диссертационном исследовании предпринял не менее, думается, дискуссионную попытку объединить в одну криминалистическую классификационную группу пенитенциарные и постпенитенциарные преступления[76]. Даже учитывая некую их общность, обусловленную влияниями на механизм совершения этих преступлений особенностями личности их субъектов, вряд ли можно всерьез вести речь о единстве методики расследования, скажем, убийства, совершенного в условиях исправительного учреждения, и разбойного нападения, совершенного лицом даже спустя краткое время после освобождения из того же исправительного учреждения.
Подобное замечание следует сделать и относительно предлагаемой отдельными авторами классификации преступлений по основанию профессиональной деятельности их субъектов. Методики уголовно-процессуального исследования таких преступлений (которые подлежат объединению по этому основанию в данную группу; в частности, М.М. Яковлев рассматривает эту проблему на примере медицинской деятельности[77]), как, допустим, получение взяток должностными лицами из числа медицинского персонала, незаконного изъятия органов для трансплантации, причиняемого врачами неумышленного вреда жизни здоровью пациентов (в результате так называемых медицинских ошибок) между собой имеют, что очевидно, больше различий, чем единства.
Заметим также, что криминализация отдельных деяний с логической неизбежностью предполагает изучение механизма их совершения с позиции сформулированных законодателем их уголовно-правовых диспозиций и, напротив, декриминализация неких деяний делает бесцельным дальнейшие исследования этих проблем.
С этих позиций, по нашему мнению, вполне правомерным является рассмотрение в качестве криминалистически определенного вида преступлений и, следовательно, объекта единой криминалистической методики совокупности умышленных преступлений, совершаемых по должности и службе. К таковым мы бы (в первом приближении) отнесли следующие предусмотренные Уголовным кодексом уголовно наказуемые деяния:
1) фальсификация избирательных документов, документов референдума (ст. 142);
2) фальсификация итогов голосования (ст. 142.1);
3) присвоение или растрата (ст. 160);
4) воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности (ст. 169);
5) регистрация незаконных сделок с землей (ст. 170);
6) злоупотребление полномочиями (ст. 201);
7) злоупотребление полномочиями частными нотариусами и аудиторами (ст. 202);
8) коммерческий подкуп (ст. 204);
9) незаконная выдача… рецептов или иных документов, дающих право на получение наркотических средств или психотропных веществ (ст. 233);
10) злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285);
11) нецелевое расходование бюджетных средств (ст. 285.1);
12) нецелевое расходование средств государственных бюджетных фондов (ст. 285.2);
13) превышение должностных полномочий (в пределах диспозиций, предусмотренных частями 1, 2 ст. 286);
14) присвоение полномочий должностного лица (ст. 288);
15) незаконное участие в предпринимательской деятельности (ст. 289);
16) получение взятки (ст. 290);
17) служебный подлог (ст. 292);
18) привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 299);
19) незаконное освобождение от уголовной ответственности (ст. 300);
20) незаконное задержание, заключение под стражу или содержание под стражей (ст. 301);
21) фальсификация доказательств по уголовному делу (ч. 2, 3 ст. 303);
22) вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта (ст. 305);
23) заведомо ложное… заключение эксперта, специалиста или неправильный перевод (ст. 307).
Повторим: на первый взгляд все эти 23 преступления разительно отличны друг от друга. Они опосредованы разными статьями Уголовного кодекса, многие из которых располагаются в различных его главах. Однако в криминалистическом отношении в них, на наш взгляд, больше единства, чем различий: они объединены рядом указанных выше существенных свойств, позволяющих отнести их с позиций методики уголовно-процессуального исследования к одной классификационной группе.
Заметим, что многие исследователи, рассматривая как названные нами, так и ряд других должностных (служебных) преступлений[79] с уголовно-правовых и криминологических позиций, по праву также объединяют их в одну классификационную группу, именуя эти преступления коррупционными[80].
1. Субъектами данных преступлений являются либо должностные лица (в смысле определения должностного лица, данного в примечании к статье 285 УК), либо лица, выполняющие управленческие функции в коммерческой или иной организации (понятие которых расшифровано в примечании к статье 201 УК).
Поэтому при производстве по уголовным делам, возбуждаемым по признакам того или иного из перечисленных выше преступлений, в первую очередь устанавливается, является ли лицо, предположительно совершившее данное деяние, его субъектом. В противном случае в действиях такого лица либо вообще отсутствует состав какого-либо уголовно-наказуемого деяния, либо это лицо совершило иное преступление, уголовно-процессуальное исследование которого должно основываться на других методических посылках, чем исследование преступления, совершенного по должности или службе. А потому, как верно замечает Е.Ю. Фролова, установление правового статуса заподозренного в совершении подобного преступления лица, как правило, происходит до возбуждения уголовного дела, что связано как с определением основания для возбуждения уголовного дела, так и со специальным порядком привлечения отдельных категорий должностных лиц к ответственности[86].
Наиболее ярко это положение проявляется в отличии уголовно-процессуального исследования взяточничества или коммерческого подкупа от исследования мошенничества, совершаемого под видом получения взятки (подкупа) или посредничества в даче/получении взятки. В таких случаях его субъект выдает себя за лицо, обладающее определенными должностными (служебными) полномочиями либо (что на практике встречается чаще) присваивает себе ценности, полученные от кого-либо якобы для передачи в качестве взятки (подкупа) лицу, выполнившему в интересах этого человека какие-либо действия по своей должности или службе.
В методическом плане выяснение обстоятельств, связанных с установлением должностного или служебного положения лица, соответствия его возможно уголовно-релевантных действий кругу предоставленных ему полномочий, мотивов действий и их удовлетворения не зависит от того, какое именно из числа перечисленных преступлений исследуется по конкретному уголовному делу. Оно осуществляется на основе систем типичных и конкретных версий комплексом однотипных криминалистических средств, реализуемых в рамках также типовых следственных и других действий следователя, последовательность производства которых, особенности выясняемых при этом обстоятельств во многом предопределяются складывающейся методической следственной ситуацией (о них речь подробнее пойдет далее).
2. Все эти деяния при всем их разнообразии предполагают совершение действий и (или) принятие решений по должности или службе их субъектами, что, как правило, требует их облечения в письменную, установленную соответствующими законами и инструкциями форму. Потому они фиксируются в соответствующих документах – от оценки в зачетной книжке студента, принятия итогового решения по уголовному делу до постановления органа государственной власти о распределении бюджетных средств, установления квот, лимитов и т. п.
Тут же заметим – и это весьма существенно с позиций криминалистической методики, – если такие действия (решения) вплетаются в канву совершения одного из выделенных преступлений, они зачастую носят характер незаконных или выходящих за рамки должностной или служебной компетенции данного субъекта.
3. Мотивами указанных выше преступлений является корыстная или (что реже) иная личная заинтересованность совершающих их субъектов.
Чаще всего удовлетворение этой мотивации отражается в получаемом данными лицами незаконном вознаграждении: материальных ценностях (денег, предметов, ценных бумаг, иного имущества), оказываемых им услугах или выгодах имущественного характера.
В то же время нередко при совершении одного из рассматриваемых преступлений такая мотивация проявляется не столь прямолинейно. Зачастую она весьма завуалирована и как бы по времени отсрочена. В этих случаях действия субъекта преступления в интересах лица, в них нуждающихся, совершаются, как принято говорить, исключительно «по блату». Потому они внешне выглядят совершенно «бескорыстными» («ты мне окажи услугу по своей должности; я, если понадобится, – тебе»). Однако в конечном счете глубинной мотивацией такого «блата» являются все те же корыстные или иные личные интересы правонарушителя.
Попутно заметим, что даже при установлении фактов совершения повлекших противоправные последствия действий по должности или службе «по блату» (что на практике встречается крайне редко) они квалифицируются как злоупотребление служебным положением (полномочиями) по мотивам «иной личной заинтересованности». А эта квалификация, как известно, предполагает менее строгую уголовную ответственность, чем за взяточничество (коммерческий подкуп).
Заметим, что аналогичная мотивация лежит в основе действий лиц, обращающихся к тому или иному чиновнику для решения последним неких вопросов в их незаконных или даже законных интересах: «желание избежать выполнения каких-либо обязанностей, получить привилегии, ложно понятые интересы производства, учреждения». И хотя называющий эти мотивы А.С. Джандиери рассматривает их относительно поведения взяткодателей[87], нет сомнений, что они едины для всех лиц, в подобном качестве участвующих в умышленных преступлениях, совершаемых по должности или службе.
Единство этих факторов предопределяет и единство типового механизма следообразования в результате совершения данными субъектами этих преступлений. Ими же, сразу скажем (подробнее о том будет говориться ниже), также во многом обусловливается единство и методических следственных ситуаций, возникающих на различных стадиях и этапах уголовно-процессуального исследования этих преступлений.
К типовым объектам следообразования (в данном случае под ними мы понимаем объекты, на которых остаются следы) можно отнести:
1) документы, отражающие должностные или служебные действия субъекта преступления, выполненные им для удовлетворения интереса лица, обратившегося к нему «за помощью» лично или через посредника;
2) объекты (деньги, предметы, услуги имущественного характера и т. п.), явившиеся вознаграждением субъекту преступления за выполнение им действий в интересах обратившегося к нему (лично или через посредника) лица;
3) память лиц, в том или ином качестве имеющих отношение к совершению такого преступления (субъект преступления, лицо, к нему обратившееся, посредник), а также других лиц, располагающих некими сведениями об обстоятельствах, с тем связанных.
Как уже обосновывалось ранее, возможности переработки следователем этого механизма следообразования во многом обусловливаются складывающейся следственной ситуацией в ее методическом значении.
Методические следственные ситуации, возникающие при расследовании преступлений этой криминалистической классификационной группы (особенно на первоначальном его этапе), зависят от того, свидетельствует ли поступившая в распоряжение следователя из предусмотренных УПК источников информация о том, что преступление уже имело место быть либо что лицо, занимающее должностное или служебное положение, намеревается его совершить. Эти ситуации мы достаточно условно именуем соответственно ретроспективной и перспективной следственной ситуацией (повторим, в методическом значении данной криминалистической категории).
Не случайно поэтому, напомним, в настоящее время проблемам криминалистической классификации преступлений в литературе по праву уделяется повышенное внимание. При этом предлагаются различные и, думается, не всегда с прагматических позиций корректные для того основания.
Например, В.Е. Корноухов, положив в основание классификации единые, как ему представляется, закономерности отражения механизма преступлений, совершаемых в отдельных областях жизнедеятельности их субъектов, предложил классифицировать все преступления на совершенные в сфере быта и досуга, в сфере экономики и в сфере жизнеобеспечения общества[75].
Однако в сфере, скажем, быта и досуга совершаются и серийные сексуальные убийства, и такие уголовно наказуемые деяния, как незаконное приобретение наркотиков или публичные оскорбления представителей власти; очевидно, что закономерности отражения механизмов совершения этих преступлений ничего общего между собой в принципе не имеют. Такой же вывод можно сделать, если попытаться сопоставить между собой такие преступления в сфере экономики, как вымогательство или, например, незаконное получение кредита и т. п.
В.В. Николайченко в диссертационном исследовании предпринял не менее, думается, дискуссионную попытку объединить в одну криминалистическую классификационную группу пенитенциарные и постпенитенциарные преступления[76]. Даже учитывая некую их общность, обусловленную влияниями на механизм совершения этих преступлений особенностями личности их субъектов, вряд ли можно всерьез вести речь о единстве методики расследования, скажем, убийства, совершенного в условиях исправительного учреждения, и разбойного нападения, совершенного лицом даже спустя краткое время после освобождения из того же исправительного учреждения.
Подобное замечание следует сделать и относительно предлагаемой отдельными авторами классификации преступлений по основанию профессиональной деятельности их субъектов. Методики уголовно-процессуального исследования таких преступлений (которые подлежат объединению по этому основанию в данную группу; в частности, М.М. Яковлев рассматривает эту проблему на примере медицинской деятельности[77]), как, допустим, получение взяток должностными лицами из числа медицинского персонала, незаконного изъятия органов для трансплантации, причиняемого врачами неумышленного вреда жизни здоровью пациентов (в результате так называемых медицинских ошибок) между собой имеют, что очевидно, больше различий, чем единства.
Заметим также, что криминализация отдельных деяний с логической неизбежностью предполагает изучение механизма их совершения с позиции сформулированных законодателем их уголовно-правовых диспозиций и, напротив, декриминализация неких деяний делает бесцельным дальнейшие исследования этих проблем.
В.В. Лунев, анализируя итоги 10-летия действия УК, заметил, что за это время в него было внесено более 600 конкретных изменений и дополнений (тогда как за 36 лет действия УК РСФСР 1960 г. в него было внесено 700 изменений и дополнений). Криминализация деяний в 2–3 раза опережала декриминализацию, что (и в этом мы с ним согласны) крайне негативно характеризует качество данного закона, который развивается зачастую не на основе науки, а на основе рефлексии властей[78].Как то было обоснованно выше, наиболее теоретически корректной и практически значимой нам представляется криминалистическая классификация преступлений, в основу которой положено криминалистическое единство механизма реализации диспозиций соответствующих уголовно-правовых норм, а потому – единство механизма следообразования.
С этих позиций, по нашему мнению, вполне правомерным является рассмотрение в качестве криминалистически определенного вида преступлений и, следовательно, объекта единой криминалистической методики совокупности умышленных преступлений, совершаемых по должности и службе. К таковым мы бы (в первом приближении) отнесли следующие предусмотренные Уголовным кодексом уголовно наказуемые деяния:
1) фальсификация избирательных документов, документов референдума (ст. 142);
2) фальсификация итогов голосования (ст. 142.1);
3) присвоение или растрата (ст. 160);
4) воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности (ст. 169);
5) регистрация незаконных сделок с землей (ст. 170);
6) злоупотребление полномочиями (ст. 201);
7) злоупотребление полномочиями частными нотариусами и аудиторами (ст. 202);
8) коммерческий подкуп (ст. 204);
9) незаконная выдача… рецептов или иных документов, дающих право на получение наркотических средств или психотропных веществ (ст. 233);
10) злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285);
11) нецелевое расходование бюджетных средств (ст. 285.1);
12) нецелевое расходование средств государственных бюджетных фондов (ст. 285.2);
13) превышение должностных полномочий (в пределах диспозиций, предусмотренных частями 1, 2 ст. 286);
14) присвоение полномочий должностного лица (ст. 288);
15) незаконное участие в предпринимательской деятельности (ст. 289);
16) получение взятки (ст. 290);
17) служебный подлог (ст. 292);
18) привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 299);
19) незаконное освобождение от уголовной ответственности (ст. 300);
20) незаконное задержание, заключение под стражу или содержание под стражей (ст. 301);
21) фальсификация доказательств по уголовному делу (ч. 2, 3 ст. 303);
22) вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта (ст. 305);
23) заведомо ложное… заключение эксперта, специалиста или неправильный перевод (ст. 307).
Повторим: на первый взгляд все эти 23 преступления разительно отличны друг от друга. Они опосредованы разными статьями Уголовного кодекса, многие из которых располагаются в различных его главах. Однако в криминалистическом отношении в них, на наш взгляд, больше единства, чем различий: они объединены рядом указанных выше существенных свойств, позволяющих отнести их с позиций методики уголовно-процессуального исследования к одной классификационной группе.
Заметим, что многие исследователи, рассматривая как названные нами, так и ряд других должностных (служебных) преступлений[79] с уголовно-правовых и криминологических позиций, по праву также объединяют их в одну классификационную группу, именуя эти преступления коррупционными[80].
Как известно, многострадальный Закон о борьбе с коррупцией, несмотря на насущную его необходимость и наличие множества проектов, до настоящего времени в нашей стране не принят, что несомненно сказывается на эффективности борьбы с преступлениями, носящими коррупционный характер.Более того, во многих случаях эти преступления совершаются в виде идеальной их совокупности. Так, получение взятки, как правило, сопровождается совершением злоупотребления служебным положением, фальсификация доказательств – получением взятки и т. д.[84].
В теоретическом отношении это во многом связано со сложностью определения самого понятия коррупции[81] (мы не считаем необходимым касаться прикладных проблем пробуксовки прохождения этого закона в Государственной Думе; позволим себе только напомнить приведенное выше выражение о борьбе пчел с медом)[82].
Кстати, 31 июля 2008 года Президентом России наконец-то утвержден Национальный план противодействия коррупции, первый пункт которого предусматривает подготовку и внесение в Государственную Думу проекта федерального закона «О противодействии коррупции» и соответствующих изменений в отраслевое законодательство[83].
В частности, Пленум Верховного Суда Российской Федерации указал: «Ответственность за дачу и получение взятки или коммерческий подкуп не исключает одновременного привлечения к уголовной ответственности за действия, образующие самостоятельное преступление. В таких случаях содеянное подлежит квалификации по совокупности преступлений. Взяткополучатель, совершивший в интересах взяткодателя или представляемых им лиц незаконные действия, образующие состав иного преступления, подлежит ответственности по совокупности преступлений – по части 2 ст. 290 УК РФ и соответствующей статье УК РФ (злоупотребление должностными полномочиями, незаконное освобождение от уголовной ответственности, фальсификация доказательств и т. п.)» (п. 19 постановления Пленума ВС РФ от 10 февраля 2000 г. «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе»).Во всяком случае, расследование одного преступления, совершенного по должности или службе, неукоснительно требует выдвижения версии о совершении его субъектом другого связанного с ним также должностного или служебного преступления.
Следует, однако, предупредить о недопустимости «накручивания» квалификаций, вменения отдельных смежных с главным исследуемым преступлением составов иных должностных деяний «на всякий случай». Чаще всего это свидетельствует об отсутствии у следователя убежденности в обоснованности предъявленного обвинения по основному преступлению. В таких случаях, как объяснили следователи, с которыми автор обсуждал эту проблему, они исходят из предположения, что суд «за что-нибудь, по какому-либо из вмененных обвиняемому составов все же его осудит». Увы, в ряде случаев такая тактика, к сожалению, срабатывает. Оправдывая по основному обвинению, по какому-либо составу из числа искусственно вмененных преступлений обвиняемого осуждают.
Нет нужды доказывать порочность, незаконность подобной практики.
Следователь Скурихин изъял из расследуемого им дела протокол допроса свидетеля, который конкретно называл фамилии и имена лиц, совершивших хищение, подложив вместо него в дело фальсифицированный, в котором указал, что свидетелю неизвестно лицо, совершившее преступление.Общность рассматриваемых ниже свойств коррупционных преступлений, на наш взгляд, состоит в следующем.
При расследовании дела о фальсификации доказательств была выдвинута версия, что Скурихин получил за это взятку от лиц, совершивших преступление. Однако затем было установлено, что никаких связей с лицами, названными в первоначальных показаниях свидетеля, у Скурихина нет, он даже с ними не был знаком, а фальсификацию он учинил, чтобы… не загружать себя работой по расследованию преступления[85].
1. Субъектами данных преступлений являются либо должностные лица (в смысле определения должностного лица, данного в примечании к статье 285 УК), либо лица, выполняющие управленческие функции в коммерческой или иной организации (понятие которых расшифровано в примечании к статье 201 УК).
Поэтому при производстве по уголовным делам, возбуждаемым по признакам того или иного из перечисленных выше преступлений, в первую очередь устанавливается, является ли лицо, предположительно совершившее данное деяние, его субъектом. В противном случае в действиях такого лица либо вообще отсутствует состав какого-либо уголовно-наказуемого деяния, либо это лицо совершило иное преступление, уголовно-процессуальное исследование которого должно основываться на других методических посылках, чем исследование преступления, совершенного по должности или службе. А потому, как верно замечает Е.Ю. Фролова, установление правового статуса заподозренного в совершении подобного преступления лица, как правило, происходит до возбуждения уголовного дела, что связано как с определением основания для возбуждения уголовного дела, так и со специальным порядком привлечения отдельных категорий должностных лиц к ответственности[86].
Наиболее ярко это положение проявляется в отличии уголовно-процессуального исследования взяточничества или коммерческого подкупа от исследования мошенничества, совершаемого под видом получения взятки (подкупа) или посредничества в даче/получении взятки. В таких случаях его субъект выдает себя за лицо, обладающее определенными должностными (служебными) полномочиями либо (что на практике встречается чаще) присваивает себе ценности, полученные от кого-либо якобы для передачи в качестве взятки (подкупа) лицу, выполнившему в интересах этого человека какие-либо действия по своей должности или службе.
В методическом плане выяснение обстоятельств, связанных с установлением должностного или служебного положения лица, соответствия его возможно уголовно-релевантных действий кругу предоставленных ему полномочий, мотивов действий и их удовлетворения не зависит от того, какое именно из числа перечисленных преступлений исследуется по конкретному уголовному делу. Оно осуществляется на основе систем типичных и конкретных версий комплексом однотипных криминалистических средств, реализуемых в рамках также типовых следственных и других действий следователя, последовательность производства которых, особенности выясняемых при этом обстоятельств во многом предопределяются складывающейся методической следственной ситуацией (о них речь подробнее пойдет далее).
2. Все эти деяния при всем их разнообразии предполагают совершение действий и (или) принятие решений по должности или службе их субъектами, что, как правило, требует их облечения в письменную, установленную соответствующими законами и инструкциями форму. Потому они фиксируются в соответствующих документах – от оценки в зачетной книжке студента, принятия итогового решения по уголовному делу до постановления органа государственной власти о распределении бюджетных средств, установления квот, лимитов и т. п.
Тут же заметим – и это весьма существенно с позиций криминалистической методики, – если такие действия (решения) вплетаются в канву совершения одного из выделенных преступлений, они зачастую носят характер незаконных или выходящих за рамки должностной или служебной компетенции данного субъекта.
3. Мотивами указанных выше преступлений является корыстная или (что реже) иная личная заинтересованность совершающих их субъектов.
Чаще всего удовлетворение этой мотивации отражается в получаемом данными лицами незаконном вознаграждении: материальных ценностях (денег, предметов, ценных бумаг, иного имущества), оказываемых им услугах или выгодах имущественного характера.
В то же время нередко при совершении одного из рассматриваемых преступлений такая мотивация проявляется не столь прямолинейно. Зачастую она весьма завуалирована и как бы по времени отсрочена. В этих случаях действия субъекта преступления в интересах лица, в них нуждающихся, совершаются, как принято говорить, исключительно «по блату». Потому они внешне выглядят совершенно «бескорыстными» («ты мне окажи услугу по своей должности; я, если понадобится, – тебе»). Однако в конечном счете глубинной мотивацией такого «блата» являются все те же корыстные или иные личные интересы правонарушителя.
Попутно заметим, что даже при установлении фактов совершения повлекших противоправные последствия действий по должности или службе «по блату» (что на практике встречается крайне редко) они квалифицируются как злоупотребление служебным положением (полномочиями) по мотивам «иной личной заинтересованности». А эта квалификация, как известно, предполагает менее строгую уголовную ответственность, чем за взяточничество (коммерческий подкуп).
Вот почему, повторим, необходимо скорейшее принятие закона о коррупции, содержание которой, как представляется, должно включать в себя все виды и формы прямо или завуалированно корыстных умышленных преступлений по должности и службе, в том числе прямое, непосредственное взяточничество и «блат», а также совершаемые по иной личной заинтересованности.Она же – «иная, некорыстная личная заинтересованность» субъектов этих преступлений – может колебаться в весьма широком диапазоне: от политических предпочтений и симпатий (в случаях, например, совершения преступлений, предусмотренных статьями 142, 142.1 УК РФ) до улучшения количественных и качественных показателей, характеризующих их должностную или служебную деятельность. Они совершаются (как зачастую формулируется эта мотивация в следственных и судебных актах по уголовным делам о преступлениях, предусмотренных, в частности, статьями 285, 286 УК РФ) «из ложно понятых интересов службы».
«Иная личная заинтересованность, – отметил Пленум Верховного Суда, – как мотив злоупотребления или подлога может выражаться в стремлении извлечь выгоду неимущественного характера, обусловленном такими побуждениями, как карьеризм, протекционизм, семейственность, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса, скрыть свою некомпетентность и т. п.» (постановление Пленума Верховного Суда СССР от 30 марта 1990 г. «О судебной практике по делам о злоупотреблении властью или служебным положением, превышении власти или судебных полномочий, халатности и должностном подлоге» в ред. постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 февраля 2000 г.).Но чаще всего, повторим, мотивация всех этих преступлений – однозначно корыстная.
Заметим, что аналогичная мотивация лежит в основе действий лиц, обращающихся к тому или иному чиновнику для решения последним неких вопросов в их незаконных или даже законных интересах: «желание избежать выполнения каких-либо обязанностей, получить привилегии, ложно понятые интересы производства, учреждения». И хотя называющий эти мотивы А.С. Джандиери рассматривает их относительно поведения взяткодателей[87], нет сомнений, что они едины для всех лиц, в подобном качестве участвующих в умышленных преступлениях, совершаемых по должности или службе.
Единство этих факторов предопределяет и единство типового механизма следообразования в результате совершения данными субъектами этих преступлений. Ими же, сразу скажем (подробнее о том будет говориться ниже), также во многом обусловливается единство и методических следственных ситуаций, возникающих на различных стадиях и этапах уголовно-процессуального исследования этих преступлений.
К типовым объектам следообразования (в данном случае под ними мы понимаем объекты, на которых остаются следы) можно отнести:
1) документы, отражающие должностные или служебные действия субъекта преступления, выполненные им для удовлетворения интереса лица, обратившегося к нему «за помощью» лично или через посредника;
2) объекты (деньги, предметы, услуги имущественного характера и т. п.), явившиеся вознаграждением субъекту преступления за выполнение им действий в интересах обратившегося к нему (лично или через посредника) лица;
3) память лиц, в том или ином качестве имеющих отношение к совершению такого преступления (субъект преступления, лицо, к нему обратившееся, посредник), а также других лиц, располагающих некими сведениями об обстоятельствах, с тем связанных.
Как уже обосновывалось ранее, возможности переработки следователем этого механизма следообразования во многом обусловливаются складывающейся следственной ситуацией в ее методическом значении.
Методические следственные ситуации, возникающие при расследовании преступлений этой криминалистической классификационной группы (особенно на первоначальном его этапе), зависят от того, свидетельствует ли поступившая в распоряжение следователя из предусмотренных УПК источников информация о том, что преступление уже имело место быть либо что лицо, занимающее должностное или служебное положение, намеревается его совершить. Эти ситуации мы достаточно условно именуем соответственно ретроспективной и перспективной следственной ситуацией (повторим, в методическом значении данной криминалистической категории).