Страница:
Ольга Крючкова
Капитан мародёров
Авантюрное историческое приключение
Книга первая
От автора
Эдуард III (годы жизни: 1312–1377)происходил из династии Плантагенетов, был сыном короля Эдуарда II и красавицы Изабеллы Французской, дочери короля Франции Филиппа IV Красивого, которым Морис Дрюон посвятил свой знаменитый исторический цикл «Проклятые короли».
Благодаря Робберу д’Артуа, бежавшего из Франции, Эдуард III начал борьбу за французский престол, права на который получил через свою мать Изабеллу Французскую.
Так в 1337 году началась Столетняя война. При Эдуарде, благодаря военным талантам его сына принца Уэльского, Чёрного принца, Англия одержала ряд крупных побед во Франции.
Вплоть до 1415 года война шла с переменным успехом: французы терпели жестокие поражения, однако им удавалось контролировать значительную часть страны. Но в 1415 году страной формально правил безумный король Карл VI, а за реальную власть в стране боролись две партии феодалов, каждая из которых пыталась оказывать влияние на королеву Изабеллу Баварскую.
В 1420 году был подписан договор в Труа, согласно которому дофин Карл официально лишался прав на корону. Трон по договору после смерти Карла VI унаследовал Генрих V Английский, обручённый с французской принцессой Екатериной (дочерью Карла VI и Изабеллы Баварской), а за ним – его сын, рождённый от этого брака. Фактически в Труа подписали смертный приговор независимости Франции.
В 1422 году Генрих V умер, и королём Англии и Франции стал его девятимесячный сын Генрих VI, а регентом при малолетнем короле – английский герцог Бедфорд. Теперь англичанам ничего не могло помешать, дабы полностью подчинить Францию…
В этот трагический для Франции момент на политической арене появляется некая Дева из Лотарингии, Жанна д’Арк.
Существует четыре версии происхождения Жанны.
Первая из них, общепринятая, гласит: Жанна родилась в семье крестьян, вторая – девушка никогда не была крестьянкой, а родилась в семье обедневших дворян д’Арков. Однако есть свидетельства, что Жанна никогда не называла себя Жанной д’Арк, а лишь «Жанной Девственницей», уточняя, что в детстве её называли Жаннеттой. Странное расхождение…
Что касается оставшихся двух версий, те и вовсе на первый взгляд кажутся фантастическими. По одной из них Жанна была дочерью королевы Изабеллы Баварской и одного из её многочисленных любовников. То есть, состояла в кровном родстве с дофином Карлом VII, будущим королём Франции. Поэтому-то она отлично держалась в седле, владела оружием и словом могла увлечь за собой армию. Кому как не сестре дофин Карл мог доверить столь деликатную миссию – стать Девой Освободительницей?! И уж тем более он никогда бы не отрёкся от своей сестры, отдав её на растерзание инквизиторам.
Последняя, четвёртая версия, редко рассматривается историками. У короля Карла VI Безумного была фаворитка Одетта де Шамдивер, дочь королевского конюшего. При дворе Одетта появилась в 1405 году и Изабелла, обратив внимание на юную фрейлину, приставила её сиделкой и одновременно наложницей к душевнобольному королю.
Спустя два года от их любовной связи родилась девочка. По одним утверждениям её звали Маргаритой, именно она вошла в историю под именем Жанны д’Арк, а затем благополучно вышла замуж за сеньора де Белльвилля и тихо исчезла с политической арены Франции. По другим – безумный король постоянно боялся покушений. И потому дочь, рождённую от Одетты, приказал воспитывать как воина-телохранителя. Поэтому-то будущая Дева так искусно владела боевым искусством и постоянно носила мужское платье.
По поводу изложенных версий можно долго спорить. Но с уверенностью сказать: кем на самом деле была Орлеанская Девственница, Жанны д’Арк, нельзя.
Вот что писал в своих мемуарах по поводу общепринятой версии кардинал Мазарини:
«Вся история с Орлеанской Девственницей была всего лишь политической хитростью, изобретённой придворными Карла VII… Всё, что читается у обыкновенных историографов Орлеанской Девственницы, – всего лишь роман, во всём этом не больше правдоподобия, чем в россказнях о папессе Иоанне…»
Откуда напрашивается вполне естественный вывод: Мазарини, отнюдь не уверовал в общепринятую версию.
Я же отдаю предпочтение третьей альтернативной версии, согласно которой Жанна д’Арк – принцесса крови.
Именно с ней свяжет свою судьбу герой моего романа, бесстрашный наёмник Шарль де Кастельмар.
Баронесса Франсуаза де Баатц де Кастельмар, урождённая де Монтесью – жена Бертрана.
Шарль де Баатц де Кастельмар – сын Бертрана и Франсуазы, впоследствии наёмник-бриганд – Капитан мародёров; граф де Аржиньи.
Итрида – ведьма.
Капитан Роббер де Флок – наёмник герцога Бургундского Филиппа Доброго, командир бриганда.
Ла Гир, Потон де Ксентрэй – наёмники-бриганды де Флока.
Люси, Аньез, Аделина – маркитантки.
Пейре Кардинале – трувер.
Виконт Понтремоли – командующий войсками князя Туринского.
Графиня Маргарита де Дюфур – племянница герцога Савойского, невеста виконта Пьера де Волан.
Нинет – субретка Маргариты.
Мацетти – торговец тканями.
Валерии Сконци – вербовщик наёмников в Невере, иезуит (иезуат)[1].
Дофин Карл VII – правитель Буржского королевства, впоследствии король Франции.
Жанна д’Арк – дочь Изабеллы Баварской и графа де Труа, сестра дофина Карла.
Герцогиня Иоланда Арагонская – тёща дофина.
Жанна Лассуа-Роме – девушка из селения Домреми, возомнившая себя спасительницей Франции.
Капитан Роббер Бодрикур – начальник гарнизона Воленкура.
Жан д’Олон, Жан Новеленпон – оруженосцы Жанны д’Арк.
Маргарита (Мишель) де Шамдивер – дочь короля Карла VI Безумного и его фаворитки Одетты, искусный воин-телохранитель.
Граф Жан Дюнуа, Орлеанский Бастард – полководец, возглавивший сопротивление осаждённого Орлеана. Незаконнорожденный сын герцога Орлеанского.
Маркиз де Буленвилье – советник дофина Карла VII.
Отец Бернар – настоятель церкви Нотр-Дам-де-Бермон.
Барон Жиль де Рэ, граф де Бриен де Монморанси-Лаваль – маршал Франции, сподвижник Жанны д’Арк.
Князь Людовик де Шильон-Пьемонт – сеньор обширных земель, расположенных вокруг озера Леман; алхимик.
Княгиня Эльза де Шильон-Пьемонт, урождённая де Мотре – супруга и помощница Людовика.
Ангелика де Шильон-Пьемонт – дочь Людовика и Эльзы, впоследствии гадалка и ведьма.
Благодаря Робберу д’Артуа, бежавшего из Франции, Эдуард III начал борьбу за французский престол, права на который получил через свою мать Изабеллу Французскую.
Так в 1337 году началась Столетняя война. При Эдуарде, благодаря военным талантам его сына принца Уэльского, Чёрного принца, Англия одержала ряд крупных побед во Франции.
Вплоть до 1415 года война шла с переменным успехом: французы терпели жестокие поражения, однако им удавалось контролировать значительную часть страны. Но в 1415 году страной формально правил безумный король Карл VI, а за реальную власть в стране боролись две партии феодалов, каждая из которых пыталась оказывать влияние на королеву Изабеллу Баварскую.
В 1420 году был подписан договор в Труа, согласно которому дофин Карл официально лишался прав на корону. Трон по договору после смерти Карла VI унаследовал Генрих V Английский, обручённый с французской принцессой Екатериной (дочерью Карла VI и Изабеллы Баварской), а за ним – его сын, рождённый от этого брака. Фактически в Труа подписали смертный приговор независимости Франции.
В 1422 году Генрих V умер, и королём Англии и Франции стал его девятимесячный сын Генрих VI, а регентом при малолетнем короле – английский герцог Бедфорд. Теперь англичанам ничего не могло помешать, дабы полностью подчинить Францию…
В этот трагический для Франции момент на политической арене появляется некая Дева из Лотарингии, Жанна д’Арк.
Существует четыре версии происхождения Жанны.
Первая из них, общепринятая, гласит: Жанна родилась в семье крестьян, вторая – девушка никогда не была крестьянкой, а родилась в семье обедневших дворян д’Арков. Однако есть свидетельства, что Жанна никогда не называла себя Жанной д’Арк, а лишь «Жанной Девственницей», уточняя, что в детстве её называли Жаннеттой. Странное расхождение…
Что касается оставшихся двух версий, те и вовсе на первый взгляд кажутся фантастическими. По одной из них Жанна была дочерью королевы Изабеллы Баварской и одного из её многочисленных любовников. То есть, состояла в кровном родстве с дофином Карлом VII, будущим королём Франции. Поэтому-то она отлично держалась в седле, владела оружием и словом могла увлечь за собой армию. Кому как не сестре дофин Карл мог доверить столь деликатную миссию – стать Девой Освободительницей?! И уж тем более он никогда бы не отрёкся от своей сестры, отдав её на растерзание инквизиторам.
Последняя, четвёртая версия, редко рассматривается историками. У короля Карла VI Безумного была фаворитка Одетта де Шамдивер, дочь королевского конюшего. При дворе Одетта появилась в 1405 году и Изабелла, обратив внимание на юную фрейлину, приставила её сиделкой и одновременно наложницей к душевнобольному королю.
Спустя два года от их любовной связи родилась девочка. По одним утверждениям её звали Маргаритой, именно она вошла в историю под именем Жанны д’Арк, а затем благополучно вышла замуж за сеньора де Белльвилля и тихо исчезла с политической арены Франции. По другим – безумный король постоянно боялся покушений. И потому дочь, рождённую от Одетты, приказал воспитывать как воина-телохранителя. Поэтому-то будущая Дева так искусно владела боевым искусством и постоянно носила мужское платье.
По поводу изложенных версий можно долго спорить. Но с уверенностью сказать: кем на самом деле была Орлеанская Девственница, Жанны д’Арк, нельзя.
Вот что писал в своих мемуарах по поводу общепринятой версии кардинал Мазарини:
«Вся история с Орлеанской Девственницей была всего лишь политической хитростью, изобретённой придворными Карла VII… Всё, что читается у обыкновенных историографов Орлеанской Девственницы, – всего лишь роман, во всём этом не больше правдоподобия, чем в россказнях о папессе Иоанне…»
Откуда напрашивается вполне естественный вывод: Мазарини, отнюдь не уверовал в общепринятую версию.
Я же отдаю предпочтение третьей альтернативной версии, согласно которой Жанна д’Арк – принцесса крови.
Именно с ней свяжет свою судьбу герой моего романа, бесстрашный наёмник Шарль де Кастельмар.
Действующие лица:
Барон Бертран де Баатц де Кастельмар – владелец замка Кастельмар в Гаскони.Баронесса Франсуаза де Баатц де Кастельмар, урождённая де Монтесью – жена Бертрана.
Шарль де Баатц де Кастельмар – сын Бертрана и Франсуазы, впоследствии наёмник-бриганд – Капитан мародёров; граф де Аржиньи.
Итрида – ведьма.
Капитан Роббер де Флок – наёмник герцога Бургундского Филиппа Доброго, командир бриганда.
Ла Гир, Потон де Ксентрэй – наёмники-бриганды де Флока.
Люси, Аньез, Аделина – маркитантки.
Пейре Кардинале – трувер.
Виконт Понтремоли – командующий войсками князя Туринского.
Графиня Маргарита де Дюфур – племянница герцога Савойского, невеста виконта Пьера де Волан.
Нинет – субретка Маргариты.
Мацетти – торговец тканями.
Валерии Сконци – вербовщик наёмников в Невере, иезуит (иезуат)[1].
Дофин Карл VII – правитель Буржского королевства, впоследствии король Франции.
Жанна д’Арк – дочь Изабеллы Баварской и графа де Труа, сестра дофина Карла.
Герцогиня Иоланда Арагонская – тёща дофина.
Жанна Лассуа-Роме – девушка из селения Домреми, возомнившая себя спасительницей Франции.
Капитан Роббер Бодрикур – начальник гарнизона Воленкура.
Жан д’Олон, Жан Новеленпон – оруженосцы Жанны д’Арк.
Маргарита (Мишель) де Шамдивер – дочь короля Карла VI Безумного и его фаворитки Одетты, искусный воин-телохранитель.
Граф Жан Дюнуа, Орлеанский Бастард – полководец, возглавивший сопротивление осаждённого Орлеана. Незаконнорожденный сын герцога Орлеанского.
Маркиз де Буленвилье – советник дофина Карла VII.
Отец Бернар – настоятель церкви Нотр-Дам-де-Бермон.
Барон Жиль де Рэ, граф де Бриен де Монморанси-Лаваль – маршал Франции, сподвижник Жанны д’Арк.
Князь Людовик де Шильон-Пьемонт – сеньор обширных земель, расположенных вокруг озера Леман; алхимик.
Княгиня Эльза де Шильон-Пьемонт, урождённая де Мотре – супруга и помощница Людовика.
Ангелика де Шильон-Пьемонт – дочь Людовика и Эльзы, впоследствии гадалка и ведьма.
ЧАСТЬ 1
Солдаты удачи
«Наёмник – это профессиональный солдат, который руководствуется в своих действиях не принадлежностью к политическому обществу, а стремлением к наживе. Короче говоря, наёмник должен быть профессионалом, человеком без родины и находиться на жалованье».
И. Гарлан, историк
Глава 1
1402 год. Юг Франции. Гасконь.
Замок Кастельмар, что располагался почти на отрогах Пиренеев, в верхнем течении реки Гаронны, едва ли можно было назвать таковым. Ибо это сооружение представляло собой одноэтажный дом, пристроенный к башне-донжону[2][3], увенчанной высокими машикулями[4]. Горел и перестраивался замок несколько раз за последние пятьдесят лет. Земли поместья были истощены, а сервы[5]вели полуголодное существование.
Виной тому была столетняя война Англии и Франции, то затихающая на десять-пятнадцать лет, то разгоравшаяся вновь с безумной жестокостью. Гасконь и Аквитания были лакомыми кусочками, как для Англии, так и для Франции. Договариваться короли не хотели из-за спорных территорий, а в это время гибли люди, горели дома и урожай. В очередную передышку Гасконь немного приходила в себя. Заново отстраивались дома, хозяйственные постройки, подрастало новое поколение воинов, чтобы сгореть и погибнуть в очередной налёт англичан.
Владелец замка Кастельмар, pater familias[6] – барон Бертран де Баатц де Кастельмар принимал участие во всех сражениях с англичанами за последние двадцать лет. Его тело и лицо украшало множество шрамов – отметин прошлых битв. Он был храбрым воином, достойным вассалом короля Франции Карла VI.
Единственное, что омрачало барона – так это отсутствие наследников. Его жена, Франсуаза Монтесью, увы, не могла иметь детей. Это печальное обстоятельство стало окончательно очевидным через десять лет супружества. Барон, человек – ferae naturae, крутого и жестокого нрава, всячески унижал свою высокородную жену, вымещая на ней своё недовольство.
Однажды, не выдержав изощрённых издевательств на супружеском ложе, оскорблённая Франсуаза заявила, что никогда более не позволит мужу дотронуться до неё. С тех пор почтенная чета Баатц жила по-соседски: спальня барона располагалась на первом этаже башни, баронесса же предпочитала подниматься по винтовой лестнице в свои покои этажом выше.
Встречались они за столом в трапезной, если можно так назвать помещение с дубовым столом, шкафом для посуды, шестью стульями и камином. За столом обычно молчали. Но случалось, что барон пытался уязвить свою супругу.
В последние годы Франсуаза окончательно перестала реагировать на выпады мужа, не придавая им ни малейшего значения. Как говорится: factum est factum[7].
Барон по праву мужчины и сеньора перепортил почти всех молоденьких крестьянок. Девушки исправно беременели от таких «благородных связей», что неоспоримо подтверждало несостоятельность Франсуазы иметь детей.
Последним увлечением сорокадвухлетнего барона стала молодая и очень предприимчивая вдова кузнеца. Она была молода, двадцати семи лет от роду, в меру упитанная, полногрудая, румяная, черноволосая и крайне распущенная. Детей от кузнеца она родить не успела. Вскоре после свадьбы он умер от горячки. За годы своего вдовства, Лили, так звали прелестницу и коварную обольстительницу, не обошла вниманием ни одного мало-мальски приличного мужчину в округе, ибо плачущие вдовы быстро утешаются. Поговаривали, что к ней захаживал даже лекарь и, когда та простыла прошлой зимой, лечил её бесплатно, разумеется, за соответствующие услуги.
После полугодичной связи с бароном, Лили успешно понесла ребёнка. Франсуаза знала и об этом и обо всех других внебрачных детях барона, которых набиралось по скромным подсчётам не меньше десятка. Некоторым побочным дочерям и сыновьям исполнилось уже по пятнадцать лет.
И вот однажды, августовским вечером, барон и баронесса де Баатц собрались отужинать. Это единственное, что они делали вместе в последнее время. Франсуаза обычно завтракала в своей комнате, в зал спускалась только к обеду. Как правило, барон отсутствовал, ибо в это время он предпочитал лежать в объятиях Лили.
К ужину в этот раз барон Бертран явился изрядно пьяным. Он раздражённо зыркнул на свою супругу:
– А, достопочтенная Франсуаза, добрый вечер! – покачиваясь, плюхнулся он на стул.
Служанка подала барону жаркое и маседуан[8] и он с остервенением набросится на мясо косули, разбрызгивая овощной соус, и при этом злобно поглядывая на жену. Франсуаза, как обычно, не реагировала на его выходки.
Барон, настроенный на скандал в почтенном семействе, не унимался:
– Дорогая моя супруга, почему вы не спросите, как я провёл день?
Франсуаза поняла: конфликта не миновать и, пытаясь придать голосу спокойствие, произнесла:
– И как же вы провели день, сударь?
Ответ на этот вопрос она знала заранее. Барон встрепенулся:
– Сегодняшний день, впрочем, как и все прочие дни этого года, я провёл лёжа на своей любовнице, вдове кузнеца. Лежать на ней, надо признаться, одно удовольствие. В отличие от вашей костлявой натуры, мадам, Лили в теле и очень аппетитна. А когда она разводит свои полные ножки, я тут же готов на неё запрыгнуть и предаться плотским наслаждениям.
Барон вызывающе взглянул на Франсуазу: она с равнодушным видом поедала желе. Скандал не получался. Барона такое положение дел явно не устраивало, он хотел окончательно унизить жену, и получить максимум удовольствия за день, как физического, так и морального.
– А, знаете ли вы, баронесса, что Лили в интересном положении? И, между прочим, от меня, – с гордым видом заявил Бертран. Он сознательно наступал на «больную мозоль», рассчитывая тем самым вывести холодную Франсуазу из терпения.
– Ваша Лили, Бертран, обслуживает не только вас, но и всю округу. Возможно, она в положении от конюха или плотника. По крайней мере, mater semper est certa[9], – Франсуаза имела способность к латыни и ловко употребляла острые словечки, половину из которых барон просто не понимал, досаждая тем самым любезному супругу.
Остриё попало в цель. Барон закипел, глаза застелила красная пелена:
– Да вы сударыня, даже от конюха забеременеть не можете. Ваш живот – кладбище для всего живого! В постели вы были холодны, как лягушка. Я с вами не получал никакого удовлетворения! Вы не женщина, а монашка!
Франсуаза спокойно расправилась с желе и налила бужуле в кубок. Бертран совершенно взбесился и заорал:
– Знайте, я признаю ребёнка Лили законным, а с вами claves uxori adimere[10], разведусь и отправлю в монастырь! Вам там самое подходящее место!!!
Франсуаза прекрасно понимала, что все эти вопли – пустое, а латынь мужа как всегда ужасна и сказана невпопад. Никогда барон с ней не разведётся, а тем более не отправит в монастырь. Она – Монтесью по происхождению, и с этим её отвратительный супруг вынужден считаться. Барон и сам всё это знал. Но в данный момент его захлестнула животная ненависть к жене:
– Ах, так, любезная супруга! Вы даже не желаете ответить!
Озверевший пьяный барон подскочил к жене, дыша перегаром прямо ей в лицо. Она не шевельнулась и стояла с гордо поднятым подбородком.
Своим спокойствием она довела барона до бешенства, он уже не соображал, чего хотел больше – унизить её морально или надругаться физически. Барон выбрал второе. Он схватил жену и, опрокинув на стол лицом, задрал её многочисленные юбки. Франсуаза закричала:
– Не смейте прикасаться ко мне, грубое животное! Я вас ненавижу! Отпустите! Я вам не крестьянка!
– Да, что вы?! Лучше бы вы были крестьянкой! Я – ваш законный муж, а вы – моя венчанная жена и обязаны мне подчиняться! Вы отказываете мне в том, на что я имею полное право! Nupta virum timeat!!![11]
Он спустил панталоны и принялся выполнять законное право супруга. Прислуга слышала крики и ругань благородной четы, но давно уже никто на них не реагировал. Разгорячённый вином, Бертран выполнял супружеский долг достаточно продолжительное время, стараясь причинить супруге физическую боль. Франсуаза перестала кричать, задыхаясь от слёз, боли и унижения. Она думала только об одном: «Не дай бог, войдёт служанка и увидит меня в такой скотской позе!»
Сделав своё дело, Бертран натянул панталоны. Он добился того, чего хотел, Франсуаза была унижена и растоптана. Наконец, он показал ей – кто в доме хозяин. Барон обозрел задний экстерьер жены и, решив окончательно уничтожить её, сказал:
– Да, мадам, ваш зад ни на что не годится. Ваши тощие ягодицы, in cauda venerum[12], ободрали мне все гениталии.
Франсуаза с трудом разогнулась, одёрнула марлот[13] и, еле-еле переставляя ноги, побрела к себе в спальню. Никогда в жизни она не испытывала такого кошмара. Между ног всё болело, она на четвереньках вскарабкалась по винтовой лестнице, вползла в комнату и рухнула на постель.
Когда пришла служанка, приготовить баронессу ко сну, то с удивлением застала её спящей прямо в одежде. Измученная Франсуаза заснула прямо поверх покрывала. Всю ночь её мучили кошмары. Снился пьяный барон, насилующий её снова и снова, в совершенно не допустимых для благородной дамы позах.
Франсуаза очнулась на рассвете, её трясло от приснившегося ужаса и вечернего унижения. Она с удивлением обнаружила, что одета в платье, кровать не разобрана. «Будь проклят тот день, когда нас обвенчали с Бертраном в местной церкви! Будь проклята эта война, вконец разорившая Кастельмар!» – пронеслось в голове.
Баронесса заплакала от собственного бессилия, понимая, что барон намерен всячески издеваться над ней. По её мнению: замужняя дама – это та женщина, которая безвозвратно потеряла всё самое лучшее в жизни в тот момент, когда предстала перед алтарём в церкви.
– Как найти выход из сложившейся ситуации? Может, пойти и утопиться в Гаронне? – размышляла бедняжка в минуту слабости. Но к счастью Франсуаза была сильной женщиной и быстро взяла себя в руки. – Тогда барон получит долгожданную свободу, и будет творить, что пожелает! Ну, нет, я не доставлю ему такого удовольствия и найду выход! Не будь я – Монтесью!
Неожиданно, она вспомнила о ведьме Итриде, жившей в горах. Местные девушки захаживали к ней погадать, а то и приворожить приглянувшегося парня. Много Итрида не брала, довольствовалась тем, кто что принесёт. Но дары были щедрые, ибо девушки понимали: сколько отдашь ведьме, столько и получишь.
Франсуаза, освежила лицо водой из чаши для умывания, причесала растрёпанные волосы, собрала в пучок на затылке, отстегнула фрезу[14] от марлота, воротник впивался в горло и мешал дышать. Одеваться не стала – накинула поверх шерстяной плащ. Потихоньку выскользнула из комнаты и, превозмогая боль, спустилась по винтовой лестнице. Баронесса прошла мимо спальни мужа, откуда доносился его раскатистый храп. «Грязное похотливое животное», – подумала она. – Что ж, мужчины умеют ненавидеть, но женщины – испытывать отвращение. И последнее гораздо страшнее…»
Рассвет едва забрезжил. Было свежо и прохладно. Выйдя из замка, Франсуаза направилась в сторону Пиренеев вдоль Гаронны. Лошадь взять она не решилась, после пережитого надругательства, верхом всё равно ехать бы не смогла. До хижины ведьмы добиралась часа два. Обычно крестьянские девушки проделывали этот путь гораздо быстрее. Но Франсуаза, медленно переставляя ноги, мелкими шажками двигалась по извилистой тропинке, петлявшей вдоль реки, а затем уходившей в горы. Вскоре она почувствовала усталость, но, увы, не могла даже присесть и отдохнуть на один из многочисленных валунов, разбросанных по воле Создателя вдоль реки, ибо, вставая, она испытывала нестерпимую боль.
Наконец измученная Франсуаза достигла ведьминой хижины, постучала в дверь, силы оставили женщину и она потеряла сознание. Когда же баронесса очнулась, то увидела, что лежит в хижине на плетёной кровати. Около очага хлопотала старуха. Франсуаза никогда воочию не видела Итриду, только слышала о ней рассказы крестьянок.
Итрида, как и положено ведьме, на первый взгляд выглядела сморщенной, совершенно седой старухой. Но, если приглядеться, и не обращать внимания на её крючковатый нос и многочисленные глубокие морщины, прорезавшие лицо, то можно было заметить тёмные живые крупные глаза, полные ума и хитрости. Трудно было определить её возраст: может, сто лет, а может, семьдесят. Облачение старухи выглядело подстать её внешности: тёмно-серый балахон из домотканого холста, на шее болтались различные амулеты на все случаи жизни, изготовленные из мелких косточек животных, зубов и птичьих перьев.
Итрида заварила настой трав и дала Франсуазе:
– Пейте, сиятельная госпожа, этот напиток придаст вам сил. Он стар, как мир, его ещё использовали друиды[15], – проскрипела она старческим голосом.
Франсуаза беспрекословно взяла глиняную чашку и всё выпила.
– Вот и хорошо, – сказала ведьма. – Не говорите ничего, я знаю, зачем вы пришли. Вам сейчас плохо…
– Откуда ты знаешь? – удивилась Франсуаза и подумала: «Прислуга ничего не видела… Но даже, если и догадывается, то, как могла ведьма так быстро об этом узнать?..»
Итрида, словно читая мысли баронессы, пояснила:
– Ваша прислуга тут ни при чём. Я долго живу на свете, чтобы отличить счастливую женщину от несчастной и от той, над которой надругался мужчина. Простите меня за прямоту, сиятельная госпожа.
Франсуаза тихо заплакала, ничего не ответив.
– Я помогу вам, – продолжала ведьма. – Не бойтесь меня, я много повидала на своём веку, и не с таким приходилось сталкиваться. Раздвиньте ноги, я осмотрю вас и обработаю мазью, от неё всё заживёт в течение нескольких дней.
Как ни стыдно было Франсуазе, но она подчинилась. Итрида внимательно её осмотрела, наложила мазь; Франсуаза почти сразу почувствовала, как по телу пошёл приятный холодок, стало легче.
– Спасибо… мне уже лучше… – пролепетала баронесса.
– Разрывы небольшие, – надо будет обработать ещё раз. Я дам вам мазь с собой. Смазывайте утром и вечером дней пять-шесть. И всё пройдёт. Поверьте мне, сиятельная госпожа…
Итрида вымыла руки в глиняной чаше, обтёрла их о холщёвую тряпицу.
– Через месяц скажите мужу, что вы в тяжести. А с сегодняшнего дня подсыпайте ему этот порошок в вино. – Старуха протянула баронессе небольшой кожаный мешочек, наполненный снадобьем. – Он безвреден, действует успокаивающе и отбивает у мужчин охоту к любви. Приходите ко мне в середине ноября… а там посмотрим – проскрипела ведьма.
– Но я бесплодна, рано или поздно мой обман вскроется! – возразила Франсуаза.
– Не вскроется, сиятельная госпожа, если будете меня слушать во всём. И ребёнок у вас будет, мальчик – наследник. Ваш муж успокоится, и тринадцать лет вы проживёте в мире и согласии. – Уверенно произнесла ведьма.
Франсуаза почувствовала, что холод сковал её сердце…
– А почему тринадцать лет? Ты уверена?.. – охваченная смятением спросила она.
– Да, моя госпожа… В назначенный срок барон умрёт, – подтвердила ведьма.
…Франсуаза вернулась в замок. Предсказания Итриды не давали ей покоя: «В конце концов, тринадцать лет нормальной семейной жизни после столь продолжительного кошмара – подарок судьбы. Fata viam invenient[16]…» – подумала она, смирившись.
Не желая изменять своим привычкам, барон отсутствовал за обедом. У Франсуазы было время добавить порошок в бочку с вином. С этого дня она решила пить только морс.
Вечером за ужином Бертран с развязанным видом нагло взирал на дражайшую супругу. Он явно ждал, когда она потребует объяснений по поводу его вчерашнего поведения. Однако баронесса не спешила устраивать семейные разборки. Она спокойно поглощала ужин, явно наслаждаясь этим процессом.
Наконец, барон не выдержал первым:
– Дражайшая супруга, как ваше самочувствие?
– Благодарю, барон… Вполне нормально, – коротко ответила Франсуаза.
Супружество требует самой изощрённой неискренности, какая только возможна между людьми – много лет назад уверовала баронесса и потому, держалась уверенно и спокойно.
– И вас ничего не тревожит? – не унимался недоумевающий барон.
– Абсолютно ничего, сударь, благодарю за заботу.
«Какая досада! Ну, что за женщина, ничем её не проймёшь. Может и сегодня повторить начатое вчера? Вот только пропущу пару-тройку бокалов вина и устрою ей «нормальное самочувствие», – размышлял барон, отрезая кусок рыбы. После второго выпитого бокала, его тело охватила сладостная истома. Затем он почувствовал лёгкость во всех членах. После третьего бокала барон вдруг понял, как сильно устал за день и хочет спать. Он встал и неуверенной походкой отправился к себе в спальню. Через десять минут из неё раздался оглушительный храп. Франсуаза тем временем спокойно отужинала, наслаждаясь тишиной и одиночеством.
В течение месяца барон исправно засыпал вечером после ужина. Иногда он просыпался только к обеду, выходил из спальни заспанным и взлохмаченным и прямо в таком виде садился за стол. После обеда шёл на конюшню или в овчарню и проводил там время вплоть до ужина. Каждый день повторялось одно и то же. Франсуаза была довольна – хоть какая-то передышка от унижений. Разговаривали супруги мало, есть предпочитали молча. Барон ходил унылый и невесёлый, про беременную вдову и вовсе забыл. Видимо, его стали посещать мысли о мужской неспособности, что отнюдь не способствовало улучшению настроения.
Наступил подходящий момент, и Франсуаза за обедом объявила мужу с торжественным видом:
– Бертран, я хочу сообщить вам потрясающую новость.
Барон напрягся: по имени баронесса не называла его уже много лет.
– Что за происшествие, баронесса? Слуги что-нибудь украли… – предположил он.
– Отнюдь, сударь! Никто ничего не украл. Всё гораздо проще, я – в тяжести. У нас будет ребёнок. – Спокойно с победоносным видом сообщила Франсуаза.
– Что-о-о? Откуда он возьмётся? – недоумевал супруг.
– Бертран, я же сказала достаточно ясно. Повторяю: я беременна, срок примерно месяц, – Франсуаза с довольным видом посмотрела на мужа. Тот сидел, открыв рот, держа ложку с бульоном около рта, не понимая, что происходит. Наконец, он оправился от шока:
– Мадам, если я правильно понял, то вы не могли стать матерью в течение почти восемнадцати лет нашего супружества, а теперь что можете?
– Да, сударь, вы правильно поняли. Теперь я могу родить вам наследника, законного де Баатца де Кастельмара, – подтвердила Франсуаза и добавила непринуждённо: – Copi a ciborum subtilitas animi impeditur[17].
Ложка выпала из рук барона и шлёпнулась в тарелку, разбрызгав бульон. Барон не решался спросить о самом главном – об отцовстве. Он отпил вина из бокала, пытаясь дрожащей рукой поставить его на стол. Наконец, бокал обрёл должное место, и барон поинтересовался:
Замок Кастельмар, что располагался почти на отрогах Пиренеев, в верхнем течении реки Гаронны, едва ли можно было назвать таковым. Ибо это сооружение представляло собой одноэтажный дом, пристроенный к башне-донжону[2][3], увенчанной высокими машикулями[4]. Горел и перестраивался замок несколько раз за последние пятьдесят лет. Земли поместья были истощены, а сервы[5]вели полуголодное существование.
Виной тому была столетняя война Англии и Франции, то затихающая на десять-пятнадцать лет, то разгоравшаяся вновь с безумной жестокостью. Гасконь и Аквитания были лакомыми кусочками, как для Англии, так и для Франции. Договариваться короли не хотели из-за спорных территорий, а в это время гибли люди, горели дома и урожай. В очередную передышку Гасконь немного приходила в себя. Заново отстраивались дома, хозяйственные постройки, подрастало новое поколение воинов, чтобы сгореть и погибнуть в очередной налёт англичан.
Владелец замка Кастельмар, pater familias[6] – барон Бертран де Баатц де Кастельмар принимал участие во всех сражениях с англичанами за последние двадцать лет. Его тело и лицо украшало множество шрамов – отметин прошлых битв. Он был храбрым воином, достойным вассалом короля Франции Карла VI.
Единственное, что омрачало барона – так это отсутствие наследников. Его жена, Франсуаза Монтесью, увы, не могла иметь детей. Это печальное обстоятельство стало окончательно очевидным через десять лет супружества. Барон, человек – ferae naturae, крутого и жестокого нрава, всячески унижал свою высокородную жену, вымещая на ней своё недовольство.
Однажды, не выдержав изощрённых издевательств на супружеском ложе, оскорблённая Франсуаза заявила, что никогда более не позволит мужу дотронуться до неё. С тех пор почтенная чета Баатц жила по-соседски: спальня барона располагалась на первом этаже башни, баронесса же предпочитала подниматься по винтовой лестнице в свои покои этажом выше.
Встречались они за столом в трапезной, если можно так назвать помещение с дубовым столом, шкафом для посуды, шестью стульями и камином. За столом обычно молчали. Но случалось, что барон пытался уязвить свою супругу.
В последние годы Франсуаза окончательно перестала реагировать на выпады мужа, не придавая им ни малейшего значения. Как говорится: factum est factum[7].
Барон по праву мужчины и сеньора перепортил почти всех молоденьких крестьянок. Девушки исправно беременели от таких «благородных связей», что неоспоримо подтверждало несостоятельность Франсуазы иметь детей.
Последним увлечением сорокадвухлетнего барона стала молодая и очень предприимчивая вдова кузнеца. Она была молода, двадцати семи лет от роду, в меру упитанная, полногрудая, румяная, черноволосая и крайне распущенная. Детей от кузнеца она родить не успела. Вскоре после свадьбы он умер от горячки. За годы своего вдовства, Лили, так звали прелестницу и коварную обольстительницу, не обошла вниманием ни одного мало-мальски приличного мужчину в округе, ибо плачущие вдовы быстро утешаются. Поговаривали, что к ней захаживал даже лекарь и, когда та простыла прошлой зимой, лечил её бесплатно, разумеется, за соответствующие услуги.
После полугодичной связи с бароном, Лили успешно понесла ребёнка. Франсуаза знала и об этом и обо всех других внебрачных детях барона, которых набиралось по скромным подсчётам не меньше десятка. Некоторым побочным дочерям и сыновьям исполнилось уже по пятнадцать лет.
И вот однажды, августовским вечером, барон и баронесса де Баатц собрались отужинать. Это единственное, что они делали вместе в последнее время. Франсуаза обычно завтракала в своей комнате, в зал спускалась только к обеду. Как правило, барон отсутствовал, ибо в это время он предпочитал лежать в объятиях Лили.
К ужину в этот раз барон Бертран явился изрядно пьяным. Он раздражённо зыркнул на свою супругу:
– А, достопочтенная Франсуаза, добрый вечер! – покачиваясь, плюхнулся он на стул.
Служанка подала барону жаркое и маседуан[8] и он с остервенением набросится на мясо косули, разбрызгивая овощной соус, и при этом злобно поглядывая на жену. Франсуаза, как обычно, не реагировала на его выходки.
Барон, настроенный на скандал в почтенном семействе, не унимался:
– Дорогая моя супруга, почему вы не спросите, как я провёл день?
Франсуаза поняла: конфликта не миновать и, пытаясь придать голосу спокойствие, произнесла:
– И как же вы провели день, сударь?
Ответ на этот вопрос она знала заранее. Барон встрепенулся:
– Сегодняшний день, впрочем, как и все прочие дни этого года, я провёл лёжа на своей любовнице, вдове кузнеца. Лежать на ней, надо признаться, одно удовольствие. В отличие от вашей костлявой натуры, мадам, Лили в теле и очень аппетитна. А когда она разводит свои полные ножки, я тут же готов на неё запрыгнуть и предаться плотским наслаждениям.
Барон вызывающе взглянул на Франсуазу: она с равнодушным видом поедала желе. Скандал не получался. Барона такое положение дел явно не устраивало, он хотел окончательно унизить жену, и получить максимум удовольствия за день, как физического, так и морального.
– А, знаете ли вы, баронесса, что Лили в интересном положении? И, между прочим, от меня, – с гордым видом заявил Бертран. Он сознательно наступал на «больную мозоль», рассчитывая тем самым вывести холодную Франсуазу из терпения.
– Ваша Лили, Бертран, обслуживает не только вас, но и всю округу. Возможно, она в положении от конюха или плотника. По крайней мере, mater semper est certa[9], – Франсуаза имела способность к латыни и ловко употребляла острые словечки, половину из которых барон просто не понимал, досаждая тем самым любезному супругу.
Остриё попало в цель. Барон закипел, глаза застелила красная пелена:
– Да вы сударыня, даже от конюха забеременеть не можете. Ваш живот – кладбище для всего живого! В постели вы были холодны, как лягушка. Я с вами не получал никакого удовлетворения! Вы не женщина, а монашка!
Франсуаза спокойно расправилась с желе и налила бужуле в кубок. Бертран совершенно взбесился и заорал:
– Знайте, я признаю ребёнка Лили законным, а с вами claves uxori adimere[10], разведусь и отправлю в монастырь! Вам там самое подходящее место!!!
Франсуаза прекрасно понимала, что все эти вопли – пустое, а латынь мужа как всегда ужасна и сказана невпопад. Никогда барон с ней не разведётся, а тем более не отправит в монастырь. Она – Монтесью по происхождению, и с этим её отвратительный супруг вынужден считаться. Барон и сам всё это знал. Но в данный момент его захлестнула животная ненависть к жене:
– Ах, так, любезная супруга! Вы даже не желаете ответить!
Озверевший пьяный барон подскочил к жене, дыша перегаром прямо ей в лицо. Она не шевельнулась и стояла с гордо поднятым подбородком.
Своим спокойствием она довела барона до бешенства, он уже не соображал, чего хотел больше – унизить её морально или надругаться физически. Барон выбрал второе. Он схватил жену и, опрокинув на стол лицом, задрал её многочисленные юбки. Франсуаза закричала:
– Не смейте прикасаться ко мне, грубое животное! Я вас ненавижу! Отпустите! Я вам не крестьянка!
– Да, что вы?! Лучше бы вы были крестьянкой! Я – ваш законный муж, а вы – моя венчанная жена и обязаны мне подчиняться! Вы отказываете мне в том, на что я имею полное право! Nupta virum timeat!!![11]
Он спустил панталоны и принялся выполнять законное право супруга. Прислуга слышала крики и ругань благородной четы, но давно уже никто на них не реагировал. Разгорячённый вином, Бертран выполнял супружеский долг достаточно продолжительное время, стараясь причинить супруге физическую боль. Франсуаза перестала кричать, задыхаясь от слёз, боли и унижения. Она думала только об одном: «Не дай бог, войдёт служанка и увидит меня в такой скотской позе!»
Сделав своё дело, Бертран натянул панталоны. Он добился того, чего хотел, Франсуаза была унижена и растоптана. Наконец, он показал ей – кто в доме хозяин. Барон обозрел задний экстерьер жены и, решив окончательно уничтожить её, сказал:
– Да, мадам, ваш зад ни на что не годится. Ваши тощие ягодицы, in cauda venerum[12], ободрали мне все гениталии.
Франсуаза с трудом разогнулась, одёрнула марлот[13] и, еле-еле переставляя ноги, побрела к себе в спальню. Никогда в жизни она не испытывала такого кошмара. Между ног всё болело, она на четвереньках вскарабкалась по винтовой лестнице, вползла в комнату и рухнула на постель.
Когда пришла служанка, приготовить баронессу ко сну, то с удивлением застала её спящей прямо в одежде. Измученная Франсуаза заснула прямо поверх покрывала. Всю ночь её мучили кошмары. Снился пьяный барон, насилующий её снова и снова, в совершенно не допустимых для благородной дамы позах.
Франсуаза очнулась на рассвете, её трясло от приснившегося ужаса и вечернего унижения. Она с удивлением обнаружила, что одета в платье, кровать не разобрана. «Будь проклят тот день, когда нас обвенчали с Бертраном в местной церкви! Будь проклята эта война, вконец разорившая Кастельмар!» – пронеслось в голове.
Баронесса заплакала от собственного бессилия, понимая, что барон намерен всячески издеваться над ней. По её мнению: замужняя дама – это та женщина, которая безвозвратно потеряла всё самое лучшее в жизни в тот момент, когда предстала перед алтарём в церкви.
– Как найти выход из сложившейся ситуации? Может, пойти и утопиться в Гаронне? – размышляла бедняжка в минуту слабости. Но к счастью Франсуаза была сильной женщиной и быстро взяла себя в руки. – Тогда барон получит долгожданную свободу, и будет творить, что пожелает! Ну, нет, я не доставлю ему такого удовольствия и найду выход! Не будь я – Монтесью!
Неожиданно, она вспомнила о ведьме Итриде, жившей в горах. Местные девушки захаживали к ней погадать, а то и приворожить приглянувшегося парня. Много Итрида не брала, довольствовалась тем, кто что принесёт. Но дары были щедрые, ибо девушки понимали: сколько отдашь ведьме, столько и получишь.
Франсуаза, освежила лицо водой из чаши для умывания, причесала растрёпанные волосы, собрала в пучок на затылке, отстегнула фрезу[14] от марлота, воротник впивался в горло и мешал дышать. Одеваться не стала – накинула поверх шерстяной плащ. Потихоньку выскользнула из комнаты и, превозмогая боль, спустилась по винтовой лестнице. Баронесса прошла мимо спальни мужа, откуда доносился его раскатистый храп. «Грязное похотливое животное», – подумала она. – Что ж, мужчины умеют ненавидеть, но женщины – испытывать отвращение. И последнее гораздо страшнее…»
Рассвет едва забрезжил. Было свежо и прохладно. Выйдя из замка, Франсуаза направилась в сторону Пиренеев вдоль Гаронны. Лошадь взять она не решилась, после пережитого надругательства, верхом всё равно ехать бы не смогла. До хижины ведьмы добиралась часа два. Обычно крестьянские девушки проделывали этот путь гораздо быстрее. Но Франсуаза, медленно переставляя ноги, мелкими шажками двигалась по извилистой тропинке, петлявшей вдоль реки, а затем уходившей в горы. Вскоре она почувствовала усталость, но, увы, не могла даже присесть и отдохнуть на один из многочисленных валунов, разбросанных по воле Создателя вдоль реки, ибо, вставая, она испытывала нестерпимую боль.
Наконец измученная Франсуаза достигла ведьминой хижины, постучала в дверь, силы оставили женщину и она потеряла сознание. Когда же баронесса очнулась, то увидела, что лежит в хижине на плетёной кровати. Около очага хлопотала старуха. Франсуаза никогда воочию не видела Итриду, только слышала о ней рассказы крестьянок.
Итрида, как и положено ведьме, на первый взгляд выглядела сморщенной, совершенно седой старухой. Но, если приглядеться, и не обращать внимания на её крючковатый нос и многочисленные глубокие морщины, прорезавшие лицо, то можно было заметить тёмные живые крупные глаза, полные ума и хитрости. Трудно было определить её возраст: может, сто лет, а может, семьдесят. Облачение старухи выглядело подстать её внешности: тёмно-серый балахон из домотканого холста, на шее болтались различные амулеты на все случаи жизни, изготовленные из мелких косточек животных, зубов и птичьих перьев.
Итрида заварила настой трав и дала Франсуазе:
– Пейте, сиятельная госпожа, этот напиток придаст вам сил. Он стар, как мир, его ещё использовали друиды[15], – проскрипела она старческим голосом.
Франсуаза беспрекословно взяла глиняную чашку и всё выпила.
– Вот и хорошо, – сказала ведьма. – Не говорите ничего, я знаю, зачем вы пришли. Вам сейчас плохо…
– Откуда ты знаешь? – удивилась Франсуаза и подумала: «Прислуга ничего не видела… Но даже, если и догадывается, то, как могла ведьма так быстро об этом узнать?..»
Итрида, словно читая мысли баронессы, пояснила:
– Ваша прислуга тут ни при чём. Я долго живу на свете, чтобы отличить счастливую женщину от несчастной и от той, над которой надругался мужчина. Простите меня за прямоту, сиятельная госпожа.
Франсуаза тихо заплакала, ничего не ответив.
– Я помогу вам, – продолжала ведьма. – Не бойтесь меня, я много повидала на своём веку, и не с таким приходилось сталкиваться. Раздвиньте ноги, я осмотрю вас и обработаю мазью, от неё всё заживёт в течение нескольких дней.
Как ни стыдно было Франсуазе, но она подчинилась. Итрида внимательно её осмотрела, наложила мазь; Франсуаза почти сразу почувствовала, как по телу пошёл приятный холодок, стало легче.
– Спасибо… мне уже лучше… – пролепетала баронесса.
– Разрывы небольшие, – надо будет обработать ещё раз. Я дам вам мазь с собой. Смазывайте утром и вечером дней пять-шесть. И всё пройдёт. Поверьте мне, сиятельная госпожа…
Итрида вымыла руки в глиняной чаше, обтёрла их о холщёвую тряпицу.
– Через месяц скажите мужу, что вы в тяжести. А с сегодняшнего дня подсыпайте ему этот порошок в вино. – Старуха протянула баронессе небольшой кожаный мешочек, наполненный снадобьем. – Он безвреден, действует успокаивающе и отбивает у мужчин охоту к любви. Приходите ко мне в середине ноября… а там посмотрим – проскрипела ведьма.
– Но я бесплодна, рано или поздно мой обман вскроется! – возразила Франсуаза.
– Не вскроется, сиятельная госпожа, если будете меня слушать во всём. И ребёнок у вас будет, мальчик – наследник. Ваш муж успокоится, и тринадцать лет вы проживёте в мире и согласии. – Уверенно произнесла ведьма.
Франсуаза почувствовала, что холод сковал её сердце…
– А почему тринадцать лет? Ты уверена?.. – охваченная смятением спросила она.
– Да, моя госпожа… В назначенный срок барон умрёт, – подтвердила ведьма.
…Франсуаза вернулась в замок. Предсказания Итриды не давали ей покоя: «В конце концов, тринадцать лет нормальной семейной жизни после столь продолжительного кошмара – подарок судьбы. Fata viam invenient[16]…» – подумала она, смирившись.
Не желая изменять своим привычкам, барон отсутствовал за обедом. У Франсуазы было время добавить порошок в бочку с вином. С этого дня она решила пить только морс.
Вечером за ужином Бертран с развязанным видом нагло взирал на дражайшую супругу. Он явно ждал, когда она потребует объяснений по поводу его вчерашнего поведения. Однако баронесса не спешила устраивать семейные разборки. Она спокойно поглощала ужин, явно наслаждаясь этим процессом.
Наконец, барон не выдержал первым:
– Дражайшая супруга, как ваше самочувствие?
– Благодарю, барон… Вполне нормально, – коротко ответила Франсуаза.
Супружество требует самой изощрённой неискренности, какая только возможна между людьми – много лет назад уверовала баронесса и потому, держалась уверенно и спокойно.
– И вас ничего не тревожит? – не унимался недоумевающий барон.
– Абсолютно ничего, сударь, благодарю за заботу.
«Какая досада! Ну, что за женщина, ничем её не проймёшь. Может и сегодня повторить начатое вчера? Вот только пропущу пару-тройку бокалов вина и устрою ей «нормальное самочувствие», – размышлял барон, отрезая кусок рыбы. После второго выпитого бокала, его тело охватила сладостная истома. Затем он почувствовал лёгкость во всех членах. После третьего бокала барон вдруг понял, как сильно устал за день и хочет спать. Он встал и неуверенной походкой отправился к себе в спальню. Через десять минут из неё раздался оглушительный храп. Франсуаза тем временем спокойно отужинала, наслаждаясь тишиной и одиночеством.
В течение месяца барон исправно засыпал вечером после ужина. Иногда он просыпался только к обеду, выходил из спальни заспанным и взлохмаченным и прямо в таком виде садился за стол. После обеда шёл на конюшню или в овчарню и проводил там время вплоть до ужина. Каждый день повторялось одно и то же. Франсуаза была довольна – хоть какая-то передышка от унижений. Разговаривали супруги мало, есть предпочитали молча. Барон ходил унылый и невесёлый, про беременную вдову и вовсе забыл. Видимо, его стали посещать мысли о мужской неспособности, что отнюдь не способствовало улучшению настроения.
Наступил подходящий момент, и Франсуаза за обедом объявила мужу с торжественным видом:
– Бертран, я хочу сообщить вам потрясающую новость.
Барон напрягся: по имени баронесса не называла его уже много лет.
– Что за происшествие, баронесса? Слуги что-нибудь украли… – предположил он.
– Отнюдь, сударь! Никто ничего не украл. Всё гораздо проще, я – в тяжести. У нас будет ребёнок. – Спокойно с победоносным видом сообщила Франсуаза.
– Что-о-о? Откуда он возьмётся? – недоумевал супруг.
– Бертран, я же сказала достаточно ясно. Повторяю: я беременна, срок примерно месяц, – Франсуаза с довольным видом посмотрела на мужа. Тот сидел, открыв рот, держа ложку с бульоном около рта, не понимая, что происходит. Наконец, он оправился от шока:
– Мадам, если я правильно понял, то вы не могли стать матерью в течение почти восемнадцати лет нашего супружества, а теперь что можете?
– Да, сударь, вы правильно поняли. Теперь я могу родить вам наследника, законного де Баатца де Кастельмара, – подтвердила Франсуаза и добавила непринуждённо: – Copi a ciborum subtilitas animi impeditur[17].
Ложка выпала из рук барона и шлёпнулась в тарелку, разбрызгав бульон. Барон не решался спросить о самом главном – об отцовстве. Он отпил вина из бокала, пытаясь дрожащей рукой поставить его на стол. Наконец, бокал обрёл должное место, и барон поинтересовался: