Оловянная Ирина. Маленький дьявол

   — Выдохни, — приказал проф, — если с ним не все в порядке, ты просто убьешь его своей паникой.
   Я остановился: проф, конечно, прав — и твердым, спокойным шагом пошел работать. Датчики наклеивать некогда, да Фернан и не пытался. Закрываю глаза...
   Есть Контакт! Геракл жив, но ему очень плохо. Что-то с ним случилось. Я забрал себе половину его боли и вцепился пальцами в подлокотники, чтобы не закричать.
   «Что с тобой, котик?»
   Какой-то сумбур, что-то большое, страшное налетело, смяло и умчалось. Геракл попал под элемобиль.
   «Открой глаза, рыжик! Я должен узнать, где ты».
   Какое-то темное помещение. Геракл забрался в подвал. Ох, как отличить один подвал от другого?
   «Не засыпай, партнер, это смерть. Вспоминай, где ты шел?»
   Не может. Ладно, попробуем так:
   «Геракл, лапочка, повернись к свету».
   Я забрал управление себе. Осторожно! От резкого движения Геракл просто умрет. Медленно-медленно поворачиваю Геракла мордой к окошку. Как давно стекло не мыли. По тротуару прошли чьи-то ноги, а там дальше что-то ярко-желтое — стена дома напротив. Все, двинуться Геракл не может. Больше никаких данных не будет. Совсем выходить из Контакта нельзя: кот умрет от болевого шока. Морзянкой всего не настучишь, да и не могу я сейчас палец от подлокотника оторвать. Открываю глаза: проф и Фернан смотрят на меня с надеждой.
   — Элемобиль сбил, — шиплю я сквозь зубы, — лежит в подвале, широкая улица, напротив ярко-желтый дом, свежепокрашенный.
   Напротив меня сразу же устанавливают комп. Так, карта Палермо. Вряд ли кот уходил погулять слишком далеко. Лежит он где-то рядом. Наверное, это зона Солендзара, со всех сторон окружающая Лабораторный парк. На карте цвет домов, разумеется, не указан. Я начинаю вспоминать маршруты, которыми ездил или ходил в Контакте через зону Солендзара. Проф и Фернан тоже стараются вспомнить, не видели ли они где-то желтый дом.
   — Маршрут к аэродрому, — говорю я, — там нет, точно.
   Проф заштриховывает на карте эти улицы.
   — К центру — там есть, но не того оттенка.
   Заштриховываем.
   — Наверное, он не обходил парк с той стороны, — подает голос Фернан.
   — Человеческая логика, нет. А путь к той свалке...
   Проф меня понял:
   — Как вы ехали?
   — По Виа-Авильяно, — сказал я, глядя на карту, — сквер с фонтанами. Помню.
   — Правильно, — сказал проф, — и именно там сейчас может оказаться свежепокрашенный дом.
   Фернан рванул к выходу.
   — Держи связь, — крикнул ему проф вдогонку.
   — А если это не то? — спрашиваю я.
   — Вспоминаем дальше.
   Через пять минут Фернан связался с нами:
   — Я на месте.
   — Проверяем, — сказал проф, — подходи к окнам подвала и слегка стучи в каждое стекло.
   Я снова закрыл глаза и опять полностью забрал управление у Геракла. Вскоре нога Фернана ударила в окошко напротив.
   — Есть, — прошептал я, не открывая глаз.
   — Фернан, кот там. Все, выходи, — приказал проф мне.
   — Не могу, он умрет.
   Еще через несколько мучительных минут я, то есть Геракл, наконец-то оказался на руках у Фернана. В элемобиле Гераклу сделали какой-то укол. Кот расслабился, сердце забилось сильнее, дыхание выровнялось. Вот теперь можно выходить.
   Открываю глаза.
   — Сумасшедший!
   Я слабо улыбаюсь: проф уже давно не ругал меня после выхода из Контакта.
   — Где болит? — заботливо спрашивает проф.
   — Везде, — со стоном отвечаю я.
   — Линда, кота сразу же в операционную.
   Линда все время была тут, а я ее не заметил. Неважно.
   Проф взял меня на руки и отнес в постель:
   — Лежи и не вставай, я тобой еще займусь.
   Что это он имеет в виду? Додумать эту мысль я не успел, очнулся уже ближе к вечеру: почти темно, около кровати стоит медицинский монитор, а на стуле сидит Филиппо и поглядывает то на него, то на меня.
   — Геракл?
   — С ним еще не закончили.
   — Вечер или утро?
   — Вечер.
   Ну, значит, я еще легко отделался, но Геракл... Бедняжка. Надо встать и сходить узнать, как он там. Филиппо запротестовал:
   — Профессор сказал, что ты должен лежать.
   — Брось, Филиппо, на мне же ни царапинки. Просто нервы — ужасные тугодумы.
   — Кстати о царапинках, как это ты заработал такую? — показал он на след от кнута Тео.
   — Пытался помешать одному ублюдку обижать животных.
   — Плоховато у тебя получилось, — прокомментировал Филиппо.
   — Ага, у Фернана лучше, он воспользовался бластером.
   — Чтоб ему это сделать немного раньше!
   — Ты мне зубы не заговаривай. Помоги встать.
   — Нет. И сам не пробуй, а то я тебя пристегну, понял?
   — Нет. Ты меня пальцем не тронешь!
   — Энрик, — укоризненно сказал Филиппо, — у меня приказ.
   Я вздохнул:
   — Ладно, но ты тогда сам сходи и узнай, как там мой котяра.
   — А ты не будешь вставать?
   — Нет. Обещаю. Ну иди же!
   Филиппо ушел. Не буду я сейчас связываться с Гераклом, черт знает, чем это для него может кончиться.
   Ну сколько времени занимает поход на второй этаж и обратно?! Устрица сползала бы быстрее! Филиппо наконец вернулся.
   — Там профессор, Фернан и Линда, они еще не вышли.
   Самая длинная ночь в моей жизни. Я взял себя в руки и гонял Филиппо наверх только раз в полчаса, а не в пять минут, как мне хотелось.
   В шесть утра Филиппо вернулся в сопровождении профа.
   — Все в порядке, — сказал проф, — выздоровеет.
   Я с облегчением откинулся на подушку.
   — Понимаешь теперь, каково искать тебя часами и не знать, где ты и что с тобой?
   Я не ответил. Проф, конечно, вспомнил тот случай с угоном катера. Лучше бы он еще раз меня выпорол.

Глава 73

   Геракл провел в реанимации трое суток, все это время весь дом ходил на цыпочках и разговаривал шепотом, а я целыми днями наставлял Диоскуров в правилах уличного движения. Надоел им хуже горькой редьки ничего, потерпят. Вот котяра поправится — и ему тоже лекцию прочитаю.
   Марио каждый день звонил с Ористано, интересовался здоровьем Геракла и докладывал, что на острове все в порядке. Оружие вывезли в ту же ночь. На конезаводе даже никто ничего не заметил, кроме Марио, конечно.
   Проблемы возникли только на одной плантации, где жил какой-то фанатичный сторонник Каникатти. Поэтому грузовой катер с несколькими десантниками встречала целая толпа, прямо-таки жаждущая сдать им здорово помятого любителя вооруженных восстаний. В Палермо судья корпорации определил этого недоумка в психиатрическую лечебницу. Несмотря на беспокойство о здоровье Геракла, я хохотал минут пять: уязвить Каникатти сильнее попросту невозможно. Зря я так, теперь война опять перейдет в горячую стадию, а значит, мои каникулы накрылись медным тазом (как Дон Кихот).
   На четвертый день Геракл перешел в разряд выздоравливающих — проще говоря, спал и ел, спал и ел, в промежутках снисходительно принимая знаки внимания от всех окружающих и стоически перенося медосмотры.
   Через неделю, когда война так и не перешла в горячую стадию (Каникатти не явились — сделали вид, что не заметили), у меня начал вырисовываться один интересный план. Единственным его недостатком было то, что требовалось договориться со слишком большим числом людей, включая, между прочим, синьора Мигеля. Ха, это оказалось проще всего. А синьор Кальяри был готов сделать для меня еще и не такое.
   Я поделился своими идеями сначала с Ларисой, а потом еще с Джессикой и Лаурой. Девочки продолжали тренироваться у синьора Лекко. Правда, еще в один поход мы сходить не смогли: Лауру не отпустили без старшего брата. Однако переменить планы на каникулы девочкам удалось без труда. Осталось договориться с родителями Гвидо (одна из моих целей — вознаградить его за стойкость и мужество). Через несколько дней он вместе с Алексом возвращается из военного лагеря — тогда можно будет начать действовать.
   А пока я вволю покатал девочек на «Феррари». Трусишек среди них не оказалось.
 

* * *

 
   Ветер, постоянно овевающий Палермо со стороны океана, ненадолго утих и подарил городу несколько жарких дней (как на Липари). Мы с Ларисой большую часть дня провели на пляже, а когда нам надоело купаться — пошли погулять по Приморскому парку.
   — «Лазерный тир», — прочитала Лариса и посмотрела на меня с вызовом.
   — Зайдем? — спросил я, уже зная ответ.
   — Конечно.
   В тире уже было несколько парочек: ни один парень по собственной инициативе никогда не зайдет в такое несерьезное место. Стрелять так не учатся — парковый тир годится только для того, чтобы покрасоваться перед своей девочкой. С зайчиком лазерного прицела это ничего fie стоит сделать. В бою им лучше не пользоваться. Первое, что мне сказали, когда я начал принимать участие в военных учениях у нас в парке, — что лопухов, которые не могут прицелиться сами, убивают первыми, их только слепой не заметит.
   Хм, эту простую истину не только я знаю: у этого парня лазерный прицел выключен, и, в отличие от многих других, стреляет он по подвижным мишеням. И мой пристальный взгляд он затылком почувствовал. Парень закончил серию и обернулся, не дожидаясь результатов: ему и так все было ясно. Стоящая рядом с ним девочка захлопала в ладоши. На нее недовольно заворчали.
   — В бою ты тоже потребуешь тишины? — насмешливо поинтересовался парень.
   Он нравился мне все больше и больше. Наконец он взглянул мне в глаза и оценил мою способность играть в гляделки.
   — Постреляем?
   Я кивнул.
   — Только без прицела.
   — Угу, он хорош только для кандидатов в покойники.
   Парень усмехнулся, он был со мной согласен.
   — А кто выиграет — поцелует девчонку проигравшего.
   — А в торец? — вежливо поинтересовался я, парень сразу перестал мне нравиться.
   — Ну ты чего? Так же интереснее. — Парень был разочарован.
   — Нет.
   — Боишься?
   — Если я выиграю, набью тебе морду, а если ты — так и быть, ходи небитый. Так тоже интересно.
   Парень покачал головой:
   — Поединок состоится при любой погоде.
   Надо сказать, что обе юные синьориты сохраняли совершенно безмятежный вид. Уверенность каждой из них в своем парне была безгранична.
   — Хорошо, — согласился я и выбрал себе бластер по руке. — Как считаем?
   — Каждое потерянное очко — плюс секунда, результат считается по времени. Если у тебя будет хоть один нолик — ты проиграл.
   Он, значит, промазать не может. Ну-ну.
   — Годится.
   Не совсем честно: у меня реакция гораздо лучше. С другой стороны, он тут уже все серии прошел. Неизвестно, какое преимущество больше значит.
   — Стреляем «Один против взвода в джунглях», — предложил парень. — Тридцать две мишени, и попадать надо в правый глаз.
   — Мне все равно.
   На большом экране перед моими глазами шел обратный отсчет. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Ноль.
   Первому стрелку я попал в переносицу — черт, минус два очка. Следующего слишком долго искал среди зеленой листвы. Потом дело пошло на лад. Еще одному попал в бровь.
   Закончил стрелять я на три секунды раньше своего соперника. Но у него 320 очков, а у меня 317. Плюс три секунды — ничья. Но он крут: делать все так же быстро, как я, — почти нереально.
   — В первый раз встретил достойного соперника, — прокомментировала Лариса.
   — Ага, — согласился я, драться не хотелось.
   — Ну ты даешь! — сказал парень. Кажется, у него тоже пропало такое желание.
   Забавно, что каждый уверен в своей победе. Мы улыбнулись и протянули друг другу руки.
   — Лео, — сказал парень.
   — Энрик.
   — А мне можно пострелять? — спросила Лариса.
   Лео хмыкнул, но его стремление поязвить увяло под моим суровым взглядом.
   — Я тоже хочу! — вдруг заявила девочка Лео.
   — Еще одно соревнование! — хохотнул он.
   — Не-ет! — хором сказали девочки.
   Я вложил бластер в руку Ларисы и обнял ее, чтобы помочь прицелиться — тир, оказывается, отличное место! Лео оценил: «Я не нахально лезу обниматься, я тебе просто помогаю».
   Через десять минут все девочки в тире учились стрелять. Синьор Мигель узнает, — или меня убьет, или спасибо скажет. Учитывая, что это наш парк и, следовательно, наши девочки, — скорее второе. Не такой уж он ретроград.
   Судя по репликам Лео, его девочку звали Тереза. Я тоже ненавязчиво представил Ларису.
   Тир мы покинули вчетвером, когда у девочек начали дрожать руки.
   — Ой, — сказала Тереза, взглянув на часы, — я опаздываю.
   — Но еще не опоздала? — поинтересовалась Лариса.
   — Какая разница, катер уже улетел! — Тереза чуть не плакала.
   Мы с Ларисой переглянулись.
   — Пошли, — решительно сказал я, — сегодня ты успеешь домой вовремя.
   Вообще-то я не собирался хвастать своим «Феррари» — не всем же могут купить такой. Но правило «Всегда приходи домой к назначенному сроку» — одно из самых главных для всех детей Этны, и его нарушение никогда не спустят просто так.
   — Ты умеешь? — стараясь казаться равнодушным, спросил Лео.
   — Нет, я его сюда руками толкал. Куда вас доставить, синьорита? — спросил я, запуская двигатель.
   Тереза назвала улицу.
   — А площадка там где?
   — Нет там площадки, — хмуро сказал Лео, — только маленький скверик рядом.
   Я вызвал на экран карту Палермо. Понятно, почему у Лео так испортилось настроение: судя по месту жительства, Лео и Тереза не принадлежат к высшему классу этнийского общества. А парень горд, как шотландский горец, так что наши шансы на продолжение знакомства близки к нулю. Кажется, он огорчен так же, как и я. Что же делать? Ну, во-первых, не пороть горячку. Спокойно выяснить его координаты и поддерживать отношения так, чтобы у него даже мысли не возникло, что он навязывается. Для начала.
   Лариса, кажется, успела раньше: она всю дорогу шепталась с Терезой, а потом обратилась ко мне:
   — Энрик! Мы завтра идем купаться?
   — Ну я же тебя еще не утопил! Значит, идем.
   — Мы за вами заедем, — решительно сказала Лариса, — в десять часов. Годится?
   — Ага, — сказала Тереза, — а потом еще постреляем.
   Лео пожал плечами:
   — Ладно.
   Классовые барьеры были просто проигнорированы. Туда им и дорога.
   Я нахально сел прямо на пыльный газон:
   — Завтра, на этом самом месте.
   — Ага, счастливо, — сказала Тереза и убежала в сопровождении Лео.
   — А теперь доставь меня на скалолазание, — скомандовала Лариса.
   — Ты умница! — похвалил я ее, отрывая катер от земли.
   — Это же очень просто.
   — Не все так думают.

Глава 74

   Скорректировать, что ли, один красивый план? Хм, пожалуй, так он станет даже лучше. Я позвонил синьору Мигелю: конезавод на Ористано принадлежит ему.
   — Надо же показать им, что не обязательно иметь миллион, чтобы жить по-человечески, — в конце разговора добавил я в качестве аргумента.
   — Я не против. Но ты же это только что придумал. Когда ты успел стать таким добрым? Когда мы виделись в первый раз, ты был злой, как стая голодных горынычей.
   Еще бы, я тогда сидел на свежих синяках, а в перспективе у меня была еще одна порция, и побольше. Или дело не в этом? Тогда я был злой все время. «Потому что у тебя никого не было», — сказал внутренний голос, на сей раз не ехидный, а задумчивый.
   Лариса — настоящий гений человеческого общения. Вчера мы с ней обедали в дорогом ресторане, а сегодня она взяла с собой огромную сумку с бутербродами, помидорами и ранним виноградом. Сок и лимонад купим на месте — они и на пляже стоят всего ничего. Как мне повезло! Тогда, на Липари я первый раз в жизни обратил внимание на девочку — а она оказалась таким ангелом!
   — Мы должны появиться первыми.
   — Угу, если я не догадался, что нам надо будет что-то есть, из этого вовсе не следует, что я идиот.
   Лариса чмокнула меня в щеку:
   — Не обижайся!
   — Не буду. На самом деле я злюсь на себя, что не догадался.
   На пыльном газоне мы приземлились без трех минут десять. Через две минуты появились Тереза и Лео.
   Еще через десять минут я выгрузил своих пассажиров на дорожке у пляжа.
   — Сейчас поставлю его на стоянку и приду.
   Когда я вернулся на пляж и нашел ребят, Тереза о чем-то тихо переговаривалась с Ларисой, поэтому больше всех моему приходу обрадовался Лео.
   — Тебя что, пополам перепиливали? — спросил он, когда я снял рубашку.
   Вот и не надо искать повод, чтобы завести разговор о конном заводе.
   — Нет, это один мерзавец на Ористано кнутом заехал. Его уже похоронили, — утешил я своих собеседников.
   С некоторыми купюрами я рассказал историю своего недолгого пребывания на Ористано — выпустил все, что связано с оружием, ну и с Контактом, конечно. Объяснил, что мы ждем из военного лагеря двоих приятелей, чтобы отправиться на остров большой компанией. И прежде чем в глазах у Лео и Терезы зажегся огонек зависти, я успел предложить ребятам присоединиться.
   — А родители?
   — Приглашение с личной подписью синьора Мигеля Кальтаниссетта их успокоит?
   Лео, хохоча, повалился на песок:
   — Скорее напугает!
   — Он не страшный, только улыбается, как крокодил.
   — Я так и передам.
   Когда Феб превратил пляж в сковородку, мы убежали под крышу, в тир. Идея научить свою девочку стрелять еще не овладела массами, поэтому мы сперва услышали немало насмешек. Насмешники заткнулись, когда мы с Лео на пару показали, что такое настоящий класс.
 

* * *

 
   — А выйти на нем в космос можно? — спросила Тереза, когда я вез ее и Лео домой.
   — Если вокруг все спокойно, завтра можно будет слетать. Вроде войны никакой нет. Энрик! Мы слетаем? — спросила Лариса.
   — Я узнаю, — обещал я, — хотя, знаешь, Лео, с тобой на кормовом бластере можно и повоевать.
   — С ума сошел! Тебе тогда мало было?
   — А что такое? — поинтересовался ужасно довольный Лео.
   Лариса поняла, что чуть не проговорилась.
   — Угонщик, — проворчала она.
   Лео решил, что Ларисе этот разговор неприятен, и не стал выяснять подробности — тем более что мы уже прилетели.
   Когда мы взлетели, я погрозил Ларисе пальцем:
   — Прикуси язычок. О некоторых вещах лучше забыть.
   — Ладно, я больше так не буду, — сказала Лариса и куснула меня за ухо: — Сам виноват, напомнил!
   — Женская логика!
   — Ах так! — Лариса набросилась на меня с кулаками.
   — Еще один воздушный бой, — заметил я.
   Через секунду мы хохотали. Автопилот — отличная вещь, особенно когда имеешь дело с Ларисой.
   Вечером синьор Мигель прислал мне собственноручно подписанные приглашения в Тортоли на всю компанию. Хотел бы я теперь посмотреть на какого-нибудь храброго родителя, который скажет «нет». Мы туда не развлекаться едем (точнее, не только развлекаться).
   До возвращения Алекса и Гвидо осталось два дня. Мы с Ларисой перезнакомили всех, кого уже было можно перезнакомить. Как смотрели на нас с Лео все встречные мальчишки, когда мы прогуливали по парку сразу четырех милых девочек! Пару раз даже пришлось подраться, но мы справились. Тереза не зря сохраняла безмятежный вид, когда Лео заявил, что поединок состоится при любой погоде. Лео вообще молодец: учится черт знает где, черт знает у кого — но если бы не моя скорость, он, пожалуй, был бы лучше.
 

* * *

 
   Вечером того дня, когда Алекс и Гвидо вернулись из лагеря, мы отправились гулять такой толпой, что больше желающих к нам привязаться не найдется, это точно.
   Гвидо просто светился счастьем, зато Алекс был мрачен и чем-то встревожен. Я немного поотстал, и тот присоединился ко мне.
   — Что-то случилось?
   — Я тебе вроде как обещал позаботиться об этом щенке...
   — Ну и...
   — Там, знаешь, не мама с папой, из-за мелочей не отшлепают, но если уж накажут, то как следует. А он просто нарывался, как нарочно.
   — Тебя не подставил?
   — Нет. Какая разница?
   — Ты зря переживаешь, он просто доказывал себе, что не нытик. И доказал. Видишь, как доволен?
   — Другого способа не нашел?!
   — Значит, нет. А ты никогда такого не делал?
   — А ты?
   — У меня само получилось. Окраины Палермо — это такое место...
   — Сводил бы, что ли, на экскурсию.
   — Может, это ты нарывался, а не Гвидо?
   — Понял.
   Я сменил тему:
   — Мы тут вашего согласия не спросили, все уже устроили. Как ты относишься к идее научиться ездить на лошади?
   — Где ты нашел на Этне лошадей?!
   В четвертый раз про Ористано рассказываю — уже наизусть выучил.
   Алекса от угрызений я избавил, но приобрел их сам: догадаться, что Гвидо захочет проверить действенность моих советов на практике, было, прямо скажем, несложно. Я мог бы его остановить, если бы подумал. «А ты не слишком много на себя берешь, самозванный старший братец?» — сказал ехидный внутренний голос: «Или ты тоже думаешь, что он декоративный щеночек и не имеет права себя уважать?» Хм, будем надеяться, что повторения ему не потребуется.
   На Ористано мы полетим послезавтра. Надо же дать время родителям Алекса и Гвидо полюбоваться на ненаглядных сыночков.

Глава 75

   У меня образовался целый свободный день, и я намеревался потратить его на изучение географии родного города. До сих пор я был уверен, что в нем нет ничего, кроме грязных окраин, фешенебельных центров, охраняемых каждый своей корпорацией, и рабочих районов — порядок там тоже поддерживается корпорациями, которым принадлежат те или иные заводы, но это такой «порядок»... Лет пятьдесят назад какой-то большой босс клана Вальгуарнеро попытался навести в своем рабочем районе такой же порядок, как и в центре, но столкнулся с сильнейшим противодействием тех самых людей, о безопасности которых намеревался позаботиться. Дело дошло до стрельбы, и идея была похоронена.
   Но Лео живет в рабочем районе, который не соответствует моим воспоминаниям о таких местах. Это, кстати, тот рабочий район, который перешел к Кальтаниссетта вместе с нью-палермским заводом электроники — вряд ли там многое изменилось за год. И как же Джела удалось создать безопасный рабочий район? Может быть, Лео (геральдическое у него имя, между прочим) что-нибудь знает?
   Я валялся на травке с картой Палермо и справочной базой по городу, когда проф выглянул из окна своего кабинета и позвал меня:
   — Энрик!
   — Иду, — отозвался я.
   Вроде бы я ничего плохого не сделал, а голос у него...
   Проф был в ярости, но сердился явно не на меня, потому что в кабинете он не один.
   — Лейтенант Верчелли, знакомьтесь, это мой приемный сын Энрик.
   Странно, раньше он говорил просто «сын».
   — Энрик, нам срочно нужна твоя консультация, — сказал проф — Скажи, как может выжить в Палермо человек без денег, без документов, без знакомств?
   — Очень просто, — ответил я, — во-первых, кошельки некоторых палермцев так и просятся в чужие руки, во-вторых, если нет гордости, можно просить милостыню.
   — Воровать он не умеет, а здоровому мужчине никто не подаст, — заметил Верчелли.
   — Ха, ну, во-первых, умение воровать не врожденно. А во-вторых, вы когда-нибудь подавали милостыню безногому или, скажем, безрукому калеке, которому отгрызли конечность злые Джела? А в зоне Джела ее же отгрызли злые Кальтаниссетта.
   — Ну случалось.
   — Так вот, все это были вполне здоровые люди. Настоящего калеку на дне просто убьют, чтобы не занимал хорошее место.
   — Понятно, тогда я спрошу так: как можно поймать человека, о котором шла речь?
   — Вы целой стаей охотитесь на несчастного, затравленного одиночку — и еще хотите, чтобы я вам помог?!
   — Ах ты наглый...
   — Лейтенант Верчелли! — повысил голос проф.
   Лейтенант замолчал.
   — Покажите ему голографии, — добавил проф спокойно.
   На выкинутой на стол пачке голографий были изображены детские тела со следами чьих-то пальцев на горле. Я сглотнул.
   — Простите, я думал, вы этим не занимаетесь.
   — Ладно, — смягчился Верчелли. — Ну так как?
   — Вы уверены, что он где-то на окраине?
   — Да, он маньяк, далеко не уходит, а последние два тела найдены там. Муниципальная охрана упускала его трижды.
   — Тем не менее они могли сказать вам то же, что и я. На закате закрываются окраинные рынки. Чистоту там никто не блюдет, поэтому там остаются десятки ящиков со слегка помятыми фруктами. Летом за них даже не дерутся, и так на всех хватает.
   — Спасибо, — сказал лейтенант и собрался уходить.
   — Стойте, без меня вы его опять упустите!
   — Это еще почему?
   Только теперь я заметил, что лейтенант не спал суток трое. Но все же у него недостаточно потрепанный вид, чтобы его не отождествили как легавого.
   — От вас за милю несет Службой Безопасности. От ваших подчиненных, надо думать, тоже.
   Лейтенант остановился.
   — И что же делать? — немного криво ухмыльнулся он.
   — Жаль, что вы утром не забыли побриться, — ответил я, — ну да ладно, как-нибудь замаскируем. На каждый из рынков надо прийти не более чем втроем, лучше вдвоем, и делать вид, что незнакомы, разумеется. Без оружия, небритыми, грязными и вонючими настолько, насколько это возможно.
   Ничего мудреного, и наверняка муниципальная охрана все это знает — а СБ в таких местах не работает и опыта не имеет. Но муниципалы упускали его трижды! Хм, на этих рынках их все знают в лицо.
   — А меня используем в качестве приманки, — добавил я.
   — Ты никуда не пойдешь! — твердо заявил проф.
   — Меня трудно убить, — мягко заметил я.
   Проф со мной взглядами не меряется, знает, что это бесполезно и неприятно для самолюбия. Я решил помолчать, чтобы дать ему возможность изменить свое решение.