– Как утопили? Имел место сговор?
   – Не было сговора. Просто в яме утопили. Воды полно было, мы его и утопили случайно.
   – В какой яме? – уточнил Шароемов. – И была ли уже открыта навигация?
   – А вот в этой. – Леха махнул рукой на огороженную шахту. – Теперь вода ушла, и мы решили достать.
   Майор подошел к шахте и, заглянув в нее, обнаружил лишь теряющуюся в темноте цепочку красных фонарей.
   Яма была глубокая, и воды в ней действительно не оказалось.
   – Одного я не могу понять, – задумчиво произнес Шароемов, возвращаясь от ямы. – Куда Хвощ подевался на своем «ломбарджини»…

6

   Майор Шароемов все же убрался, едва не наступив напоследок на спящего Алмаза.
   После ухода милиции сторож Замков сделал страшные глаза и, покачав головой, скрылся в вагончике, видимо, для приготовления очередного бутерброда с килькой.
   – Вот оказия-то, – вздохнул Окуркин. – Я думал, он в нас стрельнет.
   – Ну вот еще, – с деланной смелостью возразил Сергей. – Ты же видел, он меня опознал.
   – Ага, как убийцу какой-то любовницы.
   – Ну, это когда Палыч превращался то в одно, то в другое. Помнишь?
   Окуркин кивнул. Как же было такое не помнить! Палычем они называли неизвестное существо, которое едва не скушало их в параллельном мире, и откупиться от него удалось, лишь пообещав ему вареной колбасы.
   Сергей и Леха про эту встречу уже и думать позабыли, когда однажды Палыч появился возле их дома.
   Не имея представления, как нужно выглядеть, он копировал всех, кто попадался ему на глаза, – от малолетней проститутки до беглого уголовника Сивухина, внешность которого он «срисовал» со стенда «Их разыскивает милиция».
   Получив ящик тухлой колбасы, Палыч оставил своих знакомых и стал зарабатывать на жизнь уличными шоу, в программу которых входило превращение в верблюжий хрен.
   Простым людям такой незатейливый номер очень нравился, и слава о талантливом самородке быстро разлетелась по всей столице.
   Тогда же, ближе к осени, Палыч уехал на гастроли в Европу, и больше приятели о нем ничего не знали.
   – Ну что, пойдем к прорабу? – оставив воспоминая, предложил Леха.
   – Конечно. А то ведь нам еще на дачу возвращаться.
   И они отправились на «средний уровень», для чего пришлось войти в клеть и спуститься на два пролета по железной лестнице.
   Прораб сидел в крохотной операторской комнатке и смотрел в темный экран выключенного телевизора.
   – Здравствуйте, – первым поздоровался Тютюнин.
   – Подожди-подожди! – не очень внятно проговорил прораб, вскидывая руку. – Наши выигрывают!
   – Они всегда выигрывают, Аркадий, особенно если телевизор не включен, – заметил Леха.
   – Кто здесь? – встрепенулся Аркадий и, поднявшись с продавленного дивана, обратил невидящий взгляд на вошедших.
   Сделав несколько неуверенных шагов, он приблизился к Сергею и протянул руку.
   – Бухалов, прораб, холост, не состоял…
   Тютюнин с опаской пожал Бухалову руку, а Леха бесцеремонно тряхнул прораба за плечо и напомнил:
   – Аркадий, это я – Леха. Мы мотор поднимать приехали.
   – Какой мотор? – На лице прораба отразилось недоумение.
   – Делаю намек, Аркадий. Мотор-обмотка-медь-деньги-выпивка…
   Эта логическая цепь произвела на прораба живительное действие. Его глаза ожили, щеки порозовели, с выражением крайнего блаженства на лице он сделал глубокий вдох, как будто ловил солоноватый морской бриз.
   – Что ж, идемте, – решительно кивнул Аркадий. – Все концы зацеплены, осталось только потянуть.
   И, резко сорвавшись с места, он стал стремительно подниматься по лестнице, перепрыгивая через две, а то и три ступени.
   Запыхавшиеся Леха и Сергей догнали его только возле ямы, у края которой, совершенно не боясь, стоял Бухалов.
   – Вон он, наш главный приз, – произнес прораб, глядя в темноту шахты, разгоняемую лишь слабыми фонариками аварийного освещения.
   – А я ничего не вижу, – признался Тютюнин.
   – Это потому, что ты не обладаешь внутренним видением. Ты ведь не метростроевец… Ну что, потянем за концы,
   Друзья. Вес объекта пятьсот тридцать килограмм, так что придется попотеть.
   – Может, у вас какое приспособление есть вроде лебедки? – осторожно спросил Сергей.
   Ни он, ни Леха Окуркин не были такими уж атлетами, а Бухалов, хотя и вышел ростом, давно растратил свой вес в борьбе с водкой.
   – Какой смысл в отказе от борьбы, товарищ? Сейчас мы схватимся с этой стихией и от одержанной победы испытаем настоящее наслаждение. Он нас вниз, а мы его вверх, понимаешь?
   – Понимаю, – ответил Сергей, уже подумывая о возвращении на дачу. Чем подвергать себя такой опасности, лучше уж проколупаться три дня с кувалдой и зубилом и таки вскопать наконец участок.
   – Слушай, может, ну его? – тихонько толкнув Окуркин под локоть, сказал Сергей. – Обойдусь я как-нибудь без оборудования…
   – Отступать поздно, – отрезал Леха и указал на стоявшего позади них Алмаза. После долгого сна пес зевал, демонстрируя пасть с весьма внушительными клыками.

7

   Подъем электродвигателя проходил весьма драматично. Пару раз Тютюнину показалось, что силы его покинули, однако он остерегался бросать трос, поскольку тот запросто мог захлестнуть и его, и Леху, если бы мотор полетел обратно.
   И снова хриплое дыхание, приглушенный мат и монотонные рывки на счет «двадцать восемь».
   Чтобы не скользить, Тютюнин упирался ногами во всевозможные железяки и старался не думать, как долго еще им предстоит бороться с «главным призом».
   В какой-то момент прораб Бухалов, стоявший к шахте ближе всех, вдруг сорвался вниз, и Сергей уже подумал было, что можно идти домой, однако Бухалов сумел зацепиться за трос, который тянули Леха с Сергеем, и вскоре самостоятельно выбрался на край ямы. – Навалились, землячки! – воскликнул он, снова впрягаясь в работу. – Раз, два, три, четыре, пять…
   – Бухалов… – прохрипел Тютюнин.
   – Не сбивай меня.
   – Бухалов, давай на счет «и-раз», тянуть, а то мочи нет ждать, пока ты до двадцати восьми досчитаешь…
   – Ну ладно… И-р-раз…
   С новым счетом работа действительно пошла быстрее, и вскоре ребристый корпус электродвигателя показался над краем ямы.
   – Какое счастье! – произнес прораб, когда его главный приз, наконец оказался на дощатом помосте. – Какое счастье, что нам это удалось…
   – Нам… Нам оборудование нужно, Аркадий… – тяжело отдуваясь, напомнил Леха.
   – Какое оборудование?
   – Чтобы землю твердую вспахать. Но по-быстрому…
   – Будет вам оборудование. У меня как раз на примете один чемоданчик имеется. Пойдемте я вам его дам.
   Бухалов направился к входу в клеть, однако дорогу ему преградил Алмаз.
   – Алмаз? Что ты здесь делаешь? – спросил прораб. Пес ничего не ответил, только зевнул.
   – У меня ничего нет!
   Алмаз потряс кудлатой головой.
   – Да правду я тебе говорю. Нет у меня ничего – я сам хотел догнаться, но нету.
   Пес тяжело вздохнул и посмотрел куда-то в сторону. Бухалов покачнулся и произнес:
   – Ты шантажист, Алмаз. Самый настоящий шантажист… Стой здесь, сейчас я принесу.
   Лишь после этого пес посторонился и пропустил Бухалова в клеть.
   Тютюнин и Окуркин переглянулись, однако не обменялись ни единым словом, опасаясь привлечь внимание собаки.
   Вскоре появился Бухалов с небольшим серым чемоданчиком в одной руке и полубутылкой водки в другой.
   Водку с тяжким вздохом он отдал Алмазу, а чемоданчик-Лехе.
   – Инструкция внутри. Через неделю вернешь.
   – Ага, – кивнул Окуркин, глядя вслед удалявшемуся с бутылкой в зубах Алмазу. – Он у тебя что, Аркадий, выпивку выпрашивает?
   – Какой там выпрашивает! Выбивает буквально. Если не дать, он все начальству доложит – и про мотор, и про чемодан с оборудованием.
   – Чего же ты от собаки такое терпишь? Давно бы шуганул его со стройки.
   – Как же, шуганешь такого. Он сам кого хочешь шуганет. Его, между прочим, сюда по разнарядке министерства обороны направили. У него орденов – как у меня пивных пробок.
   – Да ты что?
   – Точно тебе говорю. У него восемь задержаний и три прыжка с парашютом.

8

   Войдя в Солнечную систему, имперский крейсер «Квантугама Красивый» включил торможение, а сопровождавшие его более мелкие суда разделились на группы и помчались к разным планетам системы.
   – Ну и которая тут планета Земля? – спросил адмирал Пинкван, расслабленно вытянув когтистые ноги.
   Он сидел в удобном кресле прямо перед прозрачной панелью, за которой начинался космос с чужими звездами и малоизученными планетами.
   – Вон та, голубенькая, мой адмирал.
   – А чего у нее такой странный цвет? Мне больше нравится окраска Марса или Венеры – а тут глупость какая-то… -Адмирал скривил синие губы и, щелкнув когтями, подозвал адъютанта.
   Молодой лейтенант склонился в полупоклоне, держа в руках небольшую коробку-холодильник.
   – Номер восемь, – сказал адмирал.
   Лейтенант распахнул коробочку и достал из ее дымящегося холодом чрева охлажденную лягушку.
   Адмирал распахнул рот, лейтенант ловко забросил туда «номер восемь».
   Пинкван клацнул зубами и с икающим звуком проглотил добычу.
   – Все же лягушки из Моромонских болот значительно вкуснее тех, что выращивают в этих дурацких лабораториях.
   – Это естественно, мой адмирал, на Моромонских болотах отменный климат, – с новым поклоном произнес лейтенант. – Осмелюсь добавить, что на планете Земля тоже очень много болот и теплых морских побережий… Оттого эта планета такая голубовато-зеленая.
   – Да? – удивился адмирал и уже более внимательно стал присматриваться к голубой планете.
   – Наши челноки достигли Юпитера, мой адмирал, – сообщил офицер космической разведки.
   – И что? – Адмирал капризно оттопырил нижнюю губу.
   – Все как и в прошлый раз. Никаких поселений, тучных стад и дорог.
   – Ну, это неудивительно. Если у них на планете много теплых болот, значит, там лучшие лягушки и переселяться на Юпитер нет никакого смысла.
   – Генерал Крускван, какие у нас планы относительно этой Земли? – спросил адмирал у представителя Имперского отдела стратегического планирования.
   Звякнув орденами, Крускван шагнул к адмиралу и, пошевелив гребнем, сказал:
   – Фактически люди являются нашими конкурентами – ведь лучшие лягушки в их распоряжении.
   – И…
   – И нам нужно их извести.
   – Каким же образом, генерал?
   – Нужно научить их пить спирт, курить табак и кушать генноизмененную пищу.
   – Полковник Глюкван, что вы на это скажете? – обратился адмирал к офицеру Имперской разведки.
   Глюкван, бросив снисходительный взгляд на генерала Крусквана, ответил:
   – Люди уже давно пьют спиртосодержащие жидкости, курят никотиносодержащие листья и травы, а также нюхают клей…
   – Клей? – поразился Пинкван.
   – Клей, мой адмирал.
   – Это что же, какой-то особенный клей, полковник?
   – Да нет. Обычный резиновый клей. «Момент» называется.
   – Удивительно. И после всего этого они еще живы?
   – Поглупели, конечно. Значительно поглупели, мой адмирал, однако еще живы.
   – Подумать только – резиновый клей… Где они берут столько клея?
   – Обычай нюхать клей существует только в России, Ваша Значительность.
   – Россия?
   – Это государственное объединение такое. Страна.
   – Откуда у вас столько информации о России?
   – Там много наших агентов. Согни. Целые сотни.
   Полковника Глюквана перебил офицер космической разведки:
   – Прошу прощения, адмирал. Челнок достиг Плутона…
   – Ну и что там?
   – Тоже без изменений. Похоже, земляне до сих пор не удосужились заглянуть туда.
   – Вот лентяи… – Адмирал покачал головой, его кожистый гребень заколыхался. – Они не заслуживают теплых болот и вкусных лягушек.
   – Мы получаем информацию с Марса и Венеры, мой адмирал…
   – Да-да, я слушаю.
   – На Венере бури и кислотные дожди… Поселений не видно. На Марсе также без перемен. Вырытые нами каналы не претерпели изменений.
   – Я не представляю, чем они там на этой Земле занимаются, кроме того что нюхают клей? Полковник Глюкван!
   – Люди весьма подвижные существа. Они строят жилища, создают примитивные механизмы, много едят, беспорядочно плодятся и занимаются политикой. Еще у них развивается нечто вроде познавательной дисциплины – они называют ее наукой.
   – Да вы описали мне точь-в-точь поселение ибабутских тушканчиков.
   – Да, мой адмирал, очень похоже, – согласился полковник.
   – Уф, даже жарко стало…
   Адмирал поднялся с кресла и прошелся вдоль прозрачной панели, изредка посматривая на звезды и планеты.
   – Напомните мне, как они выглядят, Глюкван.
   – Сию минуту.
   Полковник достал из кармана небольшой дистанционный пульт и включил изображение пары человеческих особей – мужчины и женщины.
   – До чего же они похожи на лягушек, Глюкван! Если бы их шкурка имела соответствующий окрас, я бы подумал, что это лягагогопентус.
   – Они убеждены, что произошли от животных – обезьян, мой адмирал.
   – Ах вот как! – На лице адмирала появилась ухмылка. – Ну, тогда это многое объясняет в их поведении. Чем они еще гордятся?
   – Размерами своего мозга. Однако меряться предпочитают длиной кердыка.
   – Длиной кердыка? Это для них так важно?
   – Длина кердыка для землянина – все.
   Адмирал вернулся в кресло и подал знак адъютанту, чтобы тот достал еще одну лягушку. На этот раз он выбрал «второй номер».
   – Генерал Крускван, – обратился он затем к представителю отдела стратегического планирования, – как вы себе представляете колонизацию Земли? О применении квази-штымп-бомбы, насколько я понимаю, не может быть и речи?
   – Не может, – кивнул генерал. – Вместе с людьми мы уничтожим драгоценных лягушек.
   – Значит, постепенное проникновение, как на Ибабуту ?
   – Так точно, постепенное заболачивание озер и рек, загрязнение морей сточными водами, затопление низин. Ну и все те же – алкоголь, табак и генная инженерия. Люди должны растаять, рассосаться без следа.
   – Тонкая политика. Тонкая, – вынужден был согласиться адмирал. – Какие-нибудь особые ходы вроде «пятой колонны» имеются?
   – Конечно. Но об этом, я уверен, вам лучше расскажет полковник Глюкван.
   – Новые сообщения с наших зондов! – подал голос офицер космической разведки.
   – Если ничего нового, Бамкван, лучше меня не беспокойте.
   – Слушаюсь, мой адмирал.
   – Итак, «пятая колонна», полковник. Кстати, хотите шечку? У меня остались номера, которые я все равно не ем.
   – Спасибо, сэр, у меня свои.
   С этими словами полковник достал из нагрудного кармана маленький, не больше портсигара, холодильничек и забросил в пасть пару золотистых головастиков.
   «Да он гурман», – подумал адмирал, проследив за тем, как Глюкван коротко облизнулся раздвоенным языком.
   – Итак, господа, роль «пятой колонны» на Земле, по нашему разумению, могут сыграть государство Америка и все ее штаты. Президент этой страны фактически является нашим агентом. Пока мы используем его втемную, однако скоро, я думаю, ему можно будет сделать открытое предложение.
   – Думаете, согласится?
   – Думаю, да. Он не слишком умен и до этого момента с радостью выполнял все наши указания.
   – Например?
   – Ну, мы подбрасывали ему разную информацию, и он сразу же отправлял свою армию то в одно место, то в другое. Ничего хорошего у него не вышло, однако жертвы были большие. Одним словом, парень проверенный.
   – Чем вы озадачили его сейчас?
   – Он занимается пропагандой сельхозпродуктов с генными мутациями.
   – Да что вы все время про эти генные мутации?
   – Дело в том, мой адмирал, что данное направление кажется нам самым перспективным. Думаю, и генерал Крускван со мной согласится.
   Генерал кивнул, а адмирал Пинкван задумался. Ему предстояло принять решение – задерживаться ли еще в Солнечной системе, или сразу возвращаться домой," чтобы сделать Доклад Государственному Собранию.
   Адмирал вздохнул и, махнув когтистой лапой, произнес:
   – Ну хорошо, идем на Квак. Мы узнали достаточно…

9

   На дачу Сергей и Леха вернулись поздно, часам к двенадцати. По дороге они заскочили к Окуркину, и Серега поклялся Лехиной жене Лене страшной клятвой, что ее муж нужен ему для дела и завтра к обеду уже вернется домой, трезвым.
   Лена на удивление легко отпустила мужа, и Окуркин объяснил это тем, что его супруга наконец прекратила перечитывать книгу «Тимур и его команда».
   – На Факунина теперь перешла.
   – А это кто? – не понял Тютюнин.
   – Ну как же… «Бесстыжая Марфа», «Браззавиль в огне»… Неужели не слышал? У Ленки на фабрике все читают.
   На даче путешественников поджидали любимая Серегина жена и бессменная теща. Первым делом они тщательно обнюхали приятелей и лишь после этого накормили их ужином.
   – Что-то больно долго вы купались, господа алкоголики, – пытала Олимпиада Петровна.
   – Мы не купались, – пояснил Окуркин. – Мы к человечку нужному мотались – за оборудованием.
   – Каким оборудованием? – тут же насторожилась теща. – Небось самогонный аппарат приперли?
   – Олимпиада Петровна, а вот скажите, что такое энтропия? – с ходу контратаковал Сергей и с наслаждением наблюдал потом, как вытягивается лицо тещи.
   – Ну… Ну, дорогой зятек, такого я даже от тебя не ожидала.
   С этими словами Олимпиада Петровна вышла из-за стола и покинула «красный уголок», громко хлопнув фанерной дверью.
   – Сергей! Как ты можешь так с мамой?! – воскликнула Люба и выбежала вслед за тещей.
   – Не, ну ты видал? – усмехнулся Тютюнин. – Они думают, что это какое-то неприличное слово, а это…
   Ну и что же это?
   – Я пока не знаю. Надо будет у Кузьмича спросить – это ведь он сказал мне это слово.
   – Так вот лучше спроси, а потом уже применяй. Это, может, действительно оскорбление ругательное, а ты применяешь его, не понимая.
   – Ладно. Пошли ложиться. Нам еще завтра с утра землю вскапывать, – сказал Сергей, чувствуя за собой некоторую вину.
   Может, и правда слово-то ругательное, а он… Одним словом, в понедельник нужно у Кузьмича все выяснить.
   Люба постелила друзьям под деревом. Один матрац и полторы фуфайки, а накрываться пришлось оставшимися в «красном уголке» кумачовыми лозунгами.
   Лехе, как гостю, достался «Слава КПСС!», а Серега довольствовался «Пятилетку – за два года!»
   Окуркин почти сразу успокоился и стал посапывать, а Тютюнин еще долго смотрел в звездное небо, размышляя о далеких планетах и иных цивилизациях. Неужели они все-таки есть? Или права теща и все это выдумки Чубайса и продажных журналистов?
   Неожиданная догадка пришла в голову Сереги, он толкнул локтем спящего Окуркина.
   – Ну чего тебе? – сквозь сон пробормотал тот.
   – Слушай, Лех, ты помнишь, как мы с тобой на речке мылись?
   – Ну?
   – А потом из лагеря дети набежали? – Ну?
   – Так откуда в лагере дети, если до каникул еще целая неделя?
   – А тебе не один ли хрен? – зло спросил Окуркин, окончательно потеряв сон. – Спи давай – нам завтра работать надо. С оборудованием…
   Сказав это, Окуркин отвернулся в сторону Московской области и тут же уснул.
   Сергей вздохнул. Случалось, его не понимал даже Леха. Еще немного поскучав, он тоже заснул.

10

   Утро выдалось студеное, и Сергей с Лехой, укрытые лишь наглядной агитацией, сильно продрогли.
   – Подъем, махновцы! – злорадно закричала Олимпиада Петровна, подобравшись к спящим.
   – Чего вы так орете, тетя Лимпа? – недовольно спросил Леха. Он резко сел и потянул носом. – Завтрак готов?
   – Готов. Вставайте уже. И рожи свои кривые помойте. Использовав весь запас утренних любезностей, Олимпиада Петровна вернулась к небольшой железной печурке, которая на даче играла роль семейного очага.
   – Ну и теща у тебя, Серег.
   – Не теща – добрый пасечник, – осипшим голосом произнес Тютюнин. – Ладно, давай позавтракаем, потом закончим с этими грядками и домой поедем. Я что-нибудь совру Любке, скажу, что у меня дела срочные. В противном случаем мне с ними еще два часа на электричке конопатиться.
   – Да, друг. Я тебя понимаю.
   Приятели поднялись и отправились умываться под «мойдодыром», прибитым гвоздями к дереву. Потом они чистили зубы – Тютюнин воспользовался своей щеткой, а Лехе достался помазок из свиной щетины, который Любин дедушка в сорок пятом году вывез из Кенигсберга.
   Свиная щетина набилась Лехе в рот, и он долго отплевывался в кустах, вызывая недовольство Олимпиады Петровны и удивление Любы.
   – Да что же он там делает?! – восклицала Олимпиада.
   – Ему щетина в рот попала, – помешивая горячую кашу, пояснил Сергей.
   Вскоре, отплевавшись окончательно, к столу, поставленному на месте будущего колодца, пришел Леха. Несмотря на проблемы с помазком, его лицо светилось энтузиазмом. Понюхав поданную тарелку с пшенной кашей, он похвалил поварское искусство тютюнинских женщин. На что Олимпиада Петровна тут же заметила, что это только ее глупой Любашке не повезло, а сама она носила гордую фамилию Удрюпниковых.
   – Старая фамилия. Из купеческого рода. Я ее и в замужестве не меняла.
   – Мама, ты же говорила, что в вашем роду были одни комиссары, – заметила Люба.
   – Говорила, потому что иначе нельзя было. Репрессии и все такое.
   – Вы уже решили, где чего сажать будете? – вмешался Леха, стремясь гармонизировать отношения в семье Тютюниных.
   – А чего тут решать, если земля еще не вскопана?! – снова взялась за свое Олимпиада Петровна. – Такими темпами, как у нашего Сергея Викторовича, мы здесь только к осени чего-нибудь посадить сможем. Коноплю уже, наверное.
   – Нет, ну зачем коноплю, – возразила Люба. – Вот здесь горох будет, там дальше – за пенечком, картофельный клин, тут вот – баклажаны, морковочка, а в ямочке – арбузик… А между ними дорожки ровненькие, песочком посыпанные. Я такие в журнале видела.
   – А потом я на этих дорожках мины поставлю, нажимного действия… – мечтательно закатив глаза, произнес Тютюнин. – И не скажу Олимпиаде Петровне где.
   Услышав слова зятя, Олимпиада едва не подавилась кашей. Звякнув ложкой, она поднялась из-за стола с оскорбленным видом и скрылась в «красном уголке», заявив, что идет «прибрать в каморке».
   – У папы Карло, – машинально дополнил Леха и попросил добавки.

11

   Содержимое чемоданчика с оборудованием поначалу озадачило и Сергея, и Леху. Они ожидали найти что-то похожее на плуг или хотя бы на бензопилу «Дружба», а тут была какая-то дрель и связка «карандашиков», связанных проводками вроде новогодней гирлянды.
   – Это чего за Новый год такой, Леха? – спросил Тютюнин.
   – А я тебе доктор, что ли? Давай инструкцию читать, – ответил Окуркин и раскрыл тоненькую замасленную книжицу с надписью «Инструкция по применению специального набора ВЗ-104А».
   – Тут написано, что у нас должен быть допуск, – через какое-то время сообщил Леха.
   – Куда пропуск?
   – А я без понятия. Ладно, едем дальше. Эта хреновина, – Леха ткнул пальцем в открытый чемодан, – не дрель, а «пер-фо-ра-тор».
   – Пер-фо-ра-тор, – зачарованно повторил Тютюнин. – Не слабо. А дальше?
   – Дальше… -Окуркин стал водить пальцем по замасленным листам. – Ага, карандаши эти на веревочке называются – ВУ.
   – А выключатель-то зачем?
   – Какой выключатель? – Окуркин отвлекся от инструкции и заглянул в чемодан.
   – Вот этот. У нас в подвале на стене почти такой же…
   – Ну, значит, тут все на электричестве, – сделал вывод Окуркин. – Ладно, слушай дальше. Тут написано, что нужно выбрать из таблицы вид породы. «Известняк», «песчаник» или «гранит». Ты чего скажешь, хозяин тайги?
   Тютюнин ковырнул носком ботинка слежавшуюся глину и уверенно сказал:
   – Пиши – гранит.
   – Хорошо, контора пишет. Значит, для гранита по таблице – пятьдесят сэмэ.
   – А чего такое «сэмэ»?
   – Это все равно что половина мэ.
   – Хорошо, а чего «мэ»?
   – Мэ чего? – Леха снова потыкал в инструкцию пальцем и сказал:
   – «Мэ» – это расстояние между отверстиями.
   – Так, может, «мэ» – это метры?
   – Точно, Серега! Точно метры! – обрадовался Окуркин. – Ну ты молодец, а то понаписали тут… Оказалось, метры… Значит, так – сверлим дырки, забиваем туда «карандашики» и включаем ток.
   – И все?
   – И все. – Леха закрыл инструкцию и покровительственно улыбнулся. – Я же говорю – оборудование. А то бы ты тут до морозов колупался…
   Достав из чемодан перфоратор, Леха вставил в него прилагавшееся сверло и для пробы нажал «пуск». Перфоратор жутко завибрировал, заставив Тютюнина отпрыгнуть в сторону.
   – Спокойно, я – Дубровский, – усмехнулся Леха. – На аккумуляторе работает штукенция. Показывай фронт работ, хозяин.
   Тютюнин даже растерялся поначалу, но затем, вспомнив первоначальные распоряжения тещи, быстро определился с местом применения.
   – Вот здесь, где трава не растет, – сказа он.
   – Хорошо, отходи в сторону. Как сказал Пушкин – здесь будет город заложен.
   – Город-сад, – подсказал Сергей.
   Окуркин приставил сверло к глине и начал сверлить.
   Перфоратор застучал, как самый настоящий отбойный молоток, и на этот шум немедленно примчались Люба и Олимпиада Петровна.